ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Шустрик! Шустреночек! — Фритти кубарем скатился с поросшего кустами склона. — Это я, Хвосттрубой!

Котенок, не меняя оборонительной позы, бросил взгляд в сторону Фритти, но, судя по всему, не узнал его. Лиса резко повернулась к приближающемуся Фритти, но сдаваться не собиралась. Когда он затормозил всего в двух прыжках, она угрожающе тявкнула:

— Не подходи ближе, мышеед несчастный! Я и с тобой разберусь!

Теперь Хвосттрубой ясно видел, что это лиса-самка и, несмотря на взъерошенную шерсть, немногим больше его самого. Лиса была тощая, ноги у нее дрожали — от злости или от страха, Фритти определить не мог.

— Почему ты угрожаешь этому коту, сестрица-охотница? — медленно, примирительно произнес Фритти. — Он что, тебя обидел? Он мне родственник, и я за него в ответе.

Ритуальный вопрос, похоже, несколько угомонил лису, но она не отступила.

— Он угрожал моим деткам, — тяжело дыша, ответила она. — И если понадобится, я буду драться с вами обоими.

Ее детки! Ах вот оно что! Чтобы защитить своих малышей, лисы, как и матери Племени, готовы на все. Он посмотрел на ее торчащие ребра. Должно быть, осень была трудной и для лисы, и для лисят.

— Как же он угрожал твоей семье? — спросил Хвосттрубой. Шустрик, стоявший всего в одном прыжке от него, не сводил глаз с лисы и, кажется, даже не замечал присутствия Фритти.

Лиса одобрительно взглянула на Фритти.

— В предрассветной темноте я вывела лисят на прогулку, — начала она, — но почувствовала запах хищников — крупных хищников. Незнакомый запах. Он немного напоминал запах барсука и немного — кошки. Я тут же загнала лисят обратно в нору и легла на них, чтобы вели себя тихо. Но опасный запах не исчезал, и тогда я решила увести чужого зверя — кто бы он там ни был — подальше от детей. Я велела им не вылезать из норы, а сама выбралась через другой выход.

Запах очень усилился — хищники были где-то совсем близко. Я показалась им и бросилась прочь, а они за мной в погоню. Я вела их по оврагу и вдоль пруда. Даже выскочила на открытый луг, надеясь при свете луны увидеть своих преследователей…

— И кто же это был? — перебил ее Хвосттрубой. Лиса сверкнула на него глазами, шерсть у нее на загривке встала дыбом. — Терпение! — одернул себя Хвосттрубой.

— Не знаю, кот, — резко ответила она. — Они оказались слишком хитрыми, чтобы броситься за мной в траву.

Когда они так и не появились, мне пришлось вернуться, не то они перестали бы гоняться за мной и пустились бы на поиски норы. Впрочем, я уже сказала, это были жестокие и умные хищники… они уже поджидали меня у края леса, и мне пришлось мчаться стрелой, чтобы убежать от них. Они держались в тени, по кустам, я даже точно не знаю, сколько их было. Думаю, больше трех.

Отвага матери-лисы восхитила Фритти. А смог бы он так вести себя в подобном положении?

— Я все бежала и бежала, — продолжала свой рассказ с и л я н а, — пока не убедилась, что мои малыши в безопасности. И наконец бросила своих преследователей в роще, запутав следы… Надеюсь, ты слушаешь внимательно. Я редко разговариваю с котами и ничего не повторяю для них дважды!

— Я слушаю, и с большим интересом, сестрица-охотница.

— Вот и хорошо, — уже дружелюбнее отозвалась лиса. И Фритти понадеялся, что, чем бы по котееночному недомыслию ни досадил ей Шустрик, они сумеют договориться без помощи зубов и когтей.

— Так вот, вернувшись окольным путем, я услышала, как мои лисята отчаянно вопят и зовут меня. И нашла в норе это маленькое чудовище. Разве не ясно, что, пока я уводила подальше тех, других, он проник ко мне в нору, чтобы причинить зло моим деткам! — Она снова ощетинилась. Хвосттрубой собрался было сказать что-нибудь успокаивающее, как его опередил пронзительный крик Шустрика. Фритти и лиса разом повернулись к котенку.

— Нет! Нет! — подавшись вперед, задыхаясь кричал Шустрик. — Я прятался! Прятался от них! — Его начала бить дрожь.

Фритти, в тревоге за своего маленького друга, стал медленно придвигаться к нему.

— Сестрица-охотница, твое беспокойство о детях вполне понятно, но, по-моему, ты приняла за злодея еще одну жертву своих обидчиков. — Он уже был рядом с Шустриком. Уткнувшись носом в бок Фритти, котенок жалобно запищал.

Лиса внимательно посмотрела на Фритти:

— Как тебя зовут, кот?

— Хвосттрубой, из клана Стены Сборищ, — почтительно ответил он. Его вежливая речь, похоже, предотвратила столкновение.

— А меня Пролайза, — отозвалась лиса. — Ладно уж, забирай своего родича. Но изволь позаботиться, чтобы он обходил стороной норы лисьего племени. Еще раз увижу его возле своих лисят — не пощажу.

— Это очень великодушно с твоей стороны, Пролайза, — кивнул Хвосттрубой.

Лиса внимательно осмотрела его, потом снова взглянула на Шустрика, все еще прятавшего мордочку на животе Фритти.

— Ты умеешь разговаривать, Хвосттрубой, — медленно подбирая слова, сказала она. — Но в нашем мире одних разговоров маловато. Мы, лисы, это тоже умеем, да и знаем немало. Но мы учим наших детей еще и кусаться.

Она повернулась и важно зашагала прочь.

Рассвет уже занялся, а Хвосттрубой все еще лежал рядом с бедным дрожащим Шустриком и старался его успокоить. Мало-помалу котенок приходил в себя: ужас начал понемногу отступать. Фритти отвел его к тому дереву, где нашел место для ночлега, и улегся, свернувшись клубком вокруг котенка. Когда утреннее солнце бросило на землю косые тени, они уснули.

Разбудила Фритти жара Часа Коротких Теней. Шустрика рядом не было. Фритти поднял голову и увидел, что котенок проснулся и уже играет, а его мягкая шерстка вся в сосновых иглах и опавших листьях. Хвосттрубой встал, потянулся и почувствовал, что все мышцы у него болят. С завистью наблюдая за резвящимся котенком, он решил, что, пока не привыкнет к долгим переходам, надо быть поосторожнее.

Шустрик, весело прыгавший, покуда Хвосттрубой грел на солнышке ноющие лапы, казалось, совсем оправился от ужасов прошедшей ночи. Но стоило Фритти спросить его о случившемся, как в глазах малыша мелькнула тень беспокойства.

— А можно мы поговорим после еды? — попросил он. — Очень хочется есть.

Фритти согласился, и следующую часть дня они провели охотясь. Охота, впрочем, оказалась не слишком удачной, главным образом потому, что Шустрик пищал от возбуждения. В конце концов им удалось поймать пару жуков, которые хоть и щекотали горло, но были все же какой-то едой. Напившись из стоячей, но еще пригодной для питья лужи, они легли в тени отдыхать.

Долго сонное молчание нарушалось только монотонным жужжанием невидимых насекомых. Но когда Фритти начал уже засыпать. Шустрик заговорил:

— Я знаю, Хвосттрубой, мне не нужно было идти следом за тобой. Я и сам понимаю, что буду тебе только обузой. Но мне так хотелось помочь. Ты столько раз был добр ко мне, когда Быстролап и другие дразнили или лупили меня. Я знал, что ты не разрешишь мне пойти с тобой, вот и спрятался, а потом пошел по твоим следам. Сам! — гордо добавил он.

— Ага, так вот почему ты расспрашивал других о том, когда я ухожу.

— Ну да. И я хотел знать, откуда ты уйдешь. Я же еще не так хорошо хожу по следу, — грустно произнес он и тут же, повеселев, добавил: — Все равно я держал нос у самой земли и ступал след в след. Примерно до полудня все шло хорошо, а вот потом я сбился. Мне показалось, что твой след вдруг превратился в чей-то еще, потом повернул назад; он поднимался на деревья, спускался вниз — так мне показалось. Я совсем запутался, а когда снова нашел твой след, он уже совсем остыл. Я изо всех сил старался идти за тобой, но стало темнеть, и я проголодался. Вообще-то мне и сейчас хочется есть. Может, пойдем поищем жуков или чего-нибудь еще?

— Погоди, Шустрик, — остановил его Хвосттрубой. — Погоди. Сначала расскажи мне все до конца.

— А, да! Ну я старался догнать тебя — надеялся, что ты остановишься поспать или еще зачем-нибудь — и тут услышал ужасный шум. Надо мной летели птицы — огромная стая, — и они все так шумели! Я посмотрел наверх — их были сотни, целая туча крылянок , и все они как сумасшедшие кругами летали вокруг одного дерева и поднимали страшный шум.

Я, конечно, побежал посмотреть, что там случилось. Ужасное зрелище! Там, наверху, что-то случилось, и все вокруг было устлано мертвыми, растерзанными крылянками; с верхних веток, кружась, падали перья. А когда я взглянул наверх, то увидел глаза!

— То есть как это — глаза? — не понял Фритти.

— Глаза. Большие, бледно-желтые — в жизни не видел ничего похожего. Я больше ничего не разглядел, мешали ветки, но знаю, что не ошибся. Потом что-то зашипело на меня, и я бросился прочь. Кажется, оно пустилось за мной следом, потому что птицы перестали так кричать, но я не стал оборачиваться, а просто побежал. — Мгновение Шустрик сидел молча, с закрытыми глазами.

— Судя по звукам, — продолжал он, — их там было много. Они помчались следом и схватили бы меня, не будь я таким маленьким, чтобы суметь проскользнуть под самыми низкими ветками и кустами. Так страшно мне еще никогда не было, даже когда за мной гнался Рычатель.

Под конец я уже не мог больше бежать и стал терять скорость. Но погони позади было уже не слышно, и я остановился, чтобы хорошенько прислушаться. И в этот момент что-то высунулось из-под камня и схватило меня.

— Из-под камня? — недоверчиво переспросил Хвосттрубой.

— Клянусь Первородным! Оно схватило меня за лапу! Вот посмотри, какие царапины! — И Шустрик показал свои раны. — Знаешь, Хвосттрубой, может, ты этому даже не поверишь, но у него — у того, что меня схватило — были… были красные когти!

— Но ты же сам сказал, там лежали убитые птицы. Наверное, это была кровь.

— Так они же полчаса гнались за мной по земле и кустам. Все должно было давно очиститься. И потом, это не была засохшая кровь. Когти были ярко-красные.

Озадаченный, Фритти дал ему знак продолжать.

— Я, конечно, заорал изо всех сил, но как-то сумел вырваться. И забился подальше в самый густой кустарник, надеясь, что им, таким большим, не пролезть туда следом за мной. Я уже не мог бежать. Эти существа не издавали никаких звуков, но я чувствовал — они все еще тут.

Потом появился запах лисы, и они вдруг все исчезли. Я еще немного подождал, а потом вылез из кустов и нашел вход в лисью нору. Я решил там спрятаться, чтобы хоть как-то защититься, если они вернутся за мной. Потом нагрянула с и л я н а. Ну а остальное ты знаешь.

Фритти наклонился вперед и потерся носом о лоб котенка.

— Ты очень храбрый, Шустрик. Очень храбрый. Значит, ты так и не увидел, кто гнался за тобой?

— Нет, не совсем. Но я никогда не забуду эти глаза. И эти красные когти. Уф! — Шустрика передернуло от носа до кончика хвоста. Потом, успокоившись, он повернулся к Фритти:

— После всех этих разговоров о крылянках я просто умираю с голоду. Я уже говорил, что хочу есть?

— Говорил, говорил, — засмеялся Фритти.

Весь конец дня они отдыхали и отправились в путь только в сумерках.

Фритти мучили сомнения, стоит ли оставлять при себе Шустрика, но потом он решил, что ничего другого не остается. Нельзя же отправить малыша одного назад через опасный лес, а сам он никак не может отказаться от поисков Мягколапки.

Они шли довольно быстро. Шустрик то забегал вперед, то отставал, привлеченный бабочкой или ярким камешком. Одно уравнивало другое, и в целом они неуклонно продвигались вперед. Шустрик ухитрился даже немного сдерживаться — не пищал, — так что охота пошла удачней.

Прошло несколько дней. Они привыкли к новому образу жизни, научились чередовать ходьбу и отдых — долгий полуденный сон, когда солнце стоит высоко, и еще один в Час Прощального Танца, длившийся до самого восхода солнца. Они охотились по дороге, иногда находили жука или ловили в кустах птичку, а в Час Коротких Теней, перед тем как лечь спать, охотились на добычу покрупнее.

Однажды Шустрик сам поймал Писклю. Это была совсем молодая и глупая мышка, но Шустрик поймал ее без посторонней помощи и испытывал законную гордость. К тому же Фритти решил, что на вкус она ничуть не хуже, чем ее более умные собратья.

Общение друг с другом скрашивало им однообразие путешествия, и дни пролетали незаметно. Хотя бесконечные прыжки и возня Шустрика временами изрядно сердили Фритти, он был очень рад присутствию юного спутника. Что же касается Шустрика, он был просто счастлив путешествовать со старшим другом, которым всегда восхищался. Воспоминания о первой ночи, похоже, совсем стерлись у него в памяти.

По мере их продвижения лес менялся — близко растущие толстые и узловатые деревья сменились светлыми, открытыми полянами опушки леса. А к концу пятого дня все чаще встречались деревья пониже и потоньше, и росли они дальше друг от друга.

Взобравшись на верхушку скалы, возвышавшейся над верхушками деревьев, словно фела над своими котятами, Хвосттрубой и Шустрик стояли и смотрели, как в шестой раз за время их путешествия над землей встает солнце. Лес, который простирался у их ног еще на одну-две лиги, становился все реже и реже. За невысоким подлеском виднелись пологие зеленые холмы. Между ними там и тут росли небольшие купы деревьев.

Дальний край холмов терялся в утренней дымке. Дальше могли быть еще холмы, или лес… или что угодно. Никто из знакомых Фритти никогда не говорил о том, что лежит за Стародавней Дубравой. Оба путешественника усердно нюхали ветер, впитывая запахи постепенно нагревающейся земли. Шустрик посмотрел вниз и толкнул в бок Фритти.

Перед ними, на скале пониже, стоял еще один кот. Он являл собой странное зрелище: грязный, со свалявшейся шерстью и безумными глазами. Незнакомый кот поднял глаза и бросил на Фритти и Шустрика странный, рассеянный взгляд. Еще мгновение они с удивлением смотрели на его измазанную шкуру и сломанный хвост; потом незнакомец спрыгнул со скалы и, шлепнувшись на толстую ветку, исчез в густой листве. Несколько секунд листья шевелились у него над головой, потом все стихло.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Хвосттрубой много думал о случившемся. Для этого у него были долгие дни путешествия. Он сопоставлял и очень тщательно обдумывал все известные ему факты.

Поведанная Шустриком история о погоне весьма соответствовала тому, что он слышал об исчезновениях кое-кого из Племени, да и рассказу Рикчикчиков про нападение котов.

Лорд Щелк говорил о четырех котах: уже это число подсказало Фритти, что не Племя повинно в набегах на гнезда белок. И лиса Пролайза говорила, что запах этих животных напоминает сразу и барсука, и кота. Может, они были просто очень похожи на котов, это и сбило с толку Рикчикчиков.

Даже Потягуш сказал, что в воздухе носится что-то странное. Новый вид хищников? Фритти вспомнил Шустриково описание бледно-желтых глаз и ярко-красных когтей и содрогнулся.

Он вдруг с испугом подумал о Мягколапке: а что если эти существа добрались до нее? Нет, этого не может быть, в ее бывшем доме не было запаха страха. Но ее могли поймать в лесу. Бедная Мягколапка! Такой огромный и полный опасностей мир…

Его внимание привлек Шустрик, вспугнувший барсука. В случае необходимости эти животные могут стать свирепыми. Хвосттрубой отбросил свои размышления и поспешил спасать котенка от возможной опасности.

Оттаскивая Шустрика за шкирку, Фритти пробормотал свои извинения барсуку. Тот презрительно фыркнул в ответ и важно направился прочь, оскорбление покачивая полосатыми боками.

Шустрик получил строгое внушение, но оно мало на него подействовало. Вскоре они снова двинулись в путь, направляясь к дальней опушке Стародавней Дубравы.

Проснувшись после дневного сна, Хвосттрубой ощутил на себе чей-то взгляд. На другом конце полянки стоял незнакомый кот, тот самый, которого они видели на скале. Но прежде чем Фритти освободился от храпящего Шустрика, кот бесследно исчез. Фритти показалось, что необычное это создание хотело с ним заговорить — в его глазах читалась какая-то странная тоска.

В тот же вечер, когда они шли через осиновую рощицу, кот снова появился перед ними. На этот раз он не убежал, он ждал их приближения, беспокойно покусывая нижнюю губу.

Вблизи он выглядел фантастически. Первоначальный цвет шкуры давно исчез под слоем облепившей его грязи, спутанная шерсть торчала во все стороны. С головы до хвоста он был весь усеян какими-то прутиками, листьями, клочками мха, хвоей и прочим мусором. Усы у него обвисли, глаза смотрели печально и недоуменно.

— Кто вы, брат-охотник? — осторожно поинтересовался Фритти. — Вы ищете нас? — Шустрик теснее прижался к боку друга.

— Кто… кто… кто… Рух-ух — сова… — торжественно нараспев произнес незнакомец и снова принялся жевать губу. Голос у него оказался низким и мужественным.

— Как вас зовут? — снова спросил Хвосттрубой.

— Иксум сквиксум… пустой и беспокойный… как это? — Незнакомый кот мельком взглянул на Фритти. — Гроза Тараканов я, вот кто я… бежал, бежал, и вот я… так что сам видишь…

— Хвосттрубой, он сумасшедший! — испуганно пискнул Шустрик. — Наверняка бешеный!

Фритти сделал ему знак замолчать.

— Так вас зовут Гроза Тараканов? Это ваше имя?

— Оно самое, оно самое. Пожиратель травы, жеватель камней… иски писки сквидлум скви… о! Нет! — Тут Гроза Тараканов резко обернулся, словно кто-то подкрадывался к нему сзади. — Эй, ты, прочь! — крикнул он пустому месту. — Хватит танцевать, где не слышно, ты, тайком сляпанная шипучая мышь! — Он снова повернулся к котам с безумным блеском в глазах, но тут же под их изумленными взглядами вдруг стал другим. Безумный взгляд сменился смущенным.

— Да, иногда со старым Грозой Тараканов такое бывает, он иногда все путает, — сказал он и застенчиво поскреб землю грязной лапой. — Только понимаете, он никогда не замышляет плохого — и не будет замышлять.

— Он сумасшедший, — тревожно прошипел Шустрик. — Неужели ты не видишь? Уйдем, скорей уйдем!

Хвосттрубой тоже слегка нервничал, но в старом коте было что-то трогательное.

— Что мы можем сделать для вас, Гроза Тараканов? — спросил он. Шустрик смотрел на Фритти так, словно тот тоже сошел с ума.

— Вы есть, — сказал незнакомец. — И вы будете. Просто старый Гроза Тараканов соскучился по разговору. Мир велик — а вот поговорить почти не с кем.