Поднялась изящная рука. Все повернули головы, потому что Тот говорил что-либо очень редко.
      - Дело наверняка еще не зашло настолько далеко, верно? - спросил он. Его узкая голова ибиса печально кивнула, клюв почти коснулся груди. Неужели мы утратили контроль над собственным окружением? Если да, то это весьма тревожное событие. И мне придется тщательно все обдумать, прежде чем продолжить выполнение своих обязательств. Мы должны усилить контроль над процессом.
      Осирис собрался ответить, но его опередил Пта:
      - Перед сменой любой парадигмы всегда возникают пертурбации. Это как грозы на краю атмосферного фронта - мы их ожидаем, но не в силах предвидеть точное место и время. Меня эта проблема не волнует, и вряд ли тебе тоже следует волноваться.
      За столом снова вспыхнул спор, но на сей раз Осирис возражать не стал. Тот был осторожным азиатом, не терпящим резких изменений или смелых суждений, и почти наверняка не любил американских неучтивости и внезапности: Пта не делал для него никаких поблажек. Тот и его китайский консорциум были в Братстве крупным и важным силовым блоком; Осирис культивировал их десятилетиями. Он напомнил себе, что необходимо связаться потом с Тотом лично и осторожно обсудить его тревоги. А тем временем часть раздражения китайского магната несомненно сосредоточится на Пта и его западном контингенте.
      - Хватит, хватит, - произнес наконец Осирис. - Я охотно поговорю лично с каждым из вас, кого это тревожит. Проблема, хотя и незначительная, возникла по моей личной инициативе. И я несу за нее полную ответственность.
      После его слов за столом наступило молчание. Он знал, что по ту сторону этих лишенных эмоций симов, за этими жучьими мандибулами и масками гиппопотама, барана и крокодила сейчас делаются расчеты и заново оцениваются шансы. Но знал он и то, что его престиж настолько высок, что даже самовлюбленный Пта не станет с ним больше спорить, чтобы не выделяться на фоне остальных.
      "Если бы в конце этого долгого и утомительного пути меня не ждал Грааль, - подумал он, - я с радостью похоронил бы эту жадную толпу в одной могиле. Как жаль, что мне так нужно это Братство. А мое неблагодарное председательство примерно то же самое, что попытка научить пиранью правильно вести себя за столом". Он быстро улыбнулся под посмертной маской, хотя поблескивающий над столом набор разнообразных зубов и клыков придал этому сравнению некоторую неприятную правдивость.
      - А теперь, когда мы покончили с другими делами, а проблема нашего беглеца на некоторое время отложена, остался только один вопрос - о нашем бывшем коллеге Шу. - Осирис с притворной участливостью повернулся к Гору: Известно ли вам, что Шу есть лишь кодовое имя, очередной кусочек египтианы? По сути, нечто вроде шутки, поскольку Шу был богом небес, отрекшимся от небесного трона в пользу Ра. Вы поняли это, генерал? У нас осталось так мало еще живых бывших коллег. И я уверен, что перевод вам не потребуется.
      Глаза сокола сверкнули:
      - Я знаю, о ком ты говоришь.
      - Хорошо. В любом случае, после нашего последнего полного собрания я пришел к выводу, что этот... Шу... после отставки стал помехой для старой фирмы. - Он сухо усмехнулся. - Я уже начал некий процесс, предназначенный для сведения этой помехи к минимуму.
      - Да скажи прямо, - предложила Сехмет, свесив из широкой пасти язык. Того, кого ты назвал Шу, следует убить?
      Осирис откинулся на спинку кресла.
      - Вы ухватываете суть наших потребностей восхитительно быстро, мадам, но упрощенно. А сделать предстоит гораздо больше.
      - Я мог бы наслать на него спецкоманду в течение двенадцати часов. Вычистить все строения, сжечь их дотла, а аппаратуру привезти домой для изучения. - Гор поднес руку к крючковатому носу, и Осирис лишь через несколько секунд догадался о смысле этого движения. Генерал в РЖ закурил сигару.
      - Спасибо, но это сорняк с длинными корнями. Шу был членом-основателем нашей Эннеады... простите, генерал, нашего Братства. Эти корни следует обнажить, а сорняк вырвать одним махом. Я уже начал такой процесс и представлю все планы на нашей следующей встрече. - "Оставив несколько очевидных упущений, чтобы даже для дебила вроде вас, генерал, было из-за чего поднять шум". Теперь Осирису не терпелось поскорее закончить собрание. "Потом я поблагодарю вас за умные предложения, и вы позволите мне заняться реальным делом защиты наших интересов". - Что-нибудь еще? Тогда спасибо всем за то, что присоединились ко мне. Желаю удачи вашим различным проектам.
      Боги один за другим стали отключаться, и вскоре Осирис вновь остался один.
      Строгие линии Западного дворца трансмутировались в залитый светом ламп уют Абидоса-Который-Был. Запах мирры и бормотание воскрешенных жрецов омыли Осириса, как вода теплой бани. На собраниях Братства он не осмеливался появляться в полном блеске своей божественности - к нему и без того относились как к легкому, хотя и безвредному, эксцентрику, - но теперь ему было гораздо уютнее в облике Осириса, чем в личине скрывающегося под этом обликом смертного человека, и когда ему приходилось покидать собственный храм, ему недоставало его комфортности.
      Он скрестил на груди руки и подозвал одного из верховных жрецов:
      - Вызови Владыку Погребальных Бинтов. Теперь я готов удостоить его аудиенции.
      Жрец - то ли программа, то ли сим, бог их не различал, но ему было все равно - торопливо направился в заднюю, темную часть храма. Секунду спустя фанфары объявили о прибытии Анубиса. Жрецы расступились, прижавшись к стенам храма. Анубис стоял, настороженно приподняв темную шакалью голову, словно принюхиваясь. Осирис так и не смог решить, нравится ли ему такое после обычной угрюмости Посланника.
      - Я здесь.
      Несколько секунд бог разглядывал его. Да, своей любимой игрушке он придал подходящий внешний вид. Он очень рано заметил потенциал этого юноши и потратил много лет на его воспитание, но не как сына - небеса упаси! - а в роли натасканной гончей, подгоняя его таланты под задачи, для которых он был пригоден более всего. Но Анубис, подобно любому одушевленному животному, иногда становился слишком самоуверен и даже дерзок; иногда ему на пользу шел кнут. Но, к сожалению, в последнее время Анубиса приходилось наказывать чаще обычного, а избыточное наказание сводит на нет весь эффект. Возможно, сейчас имел место тот самый случай, когда следует испробовать нечто иное.
      - Я недоволен твоими южноафриканскими субподрядчиками, - начал Осирис. Шакалья голова слегка опустилась, предвидя выговор. - Они дерзки, и это еще мягко сказано.
      - Это так, дед. - Анубис слишком поздно вспомнил, как его хозяин не любит это слово. Узкая морда опустилась еще ниже.
      Бог сделал вид, будто ничего не случилось.
      - Но я знаю, как такое возникает. Лучшие зачастую амбициозны. Они думают, будто знают больше тех, кто их нанимает, - даже если наниматели затратили деньги и время на их обучение.
      Остроухая голова по-собачьи удивленно склонилась набок. Анубис гадал, какой подтекст кроется в этих словах.
      - В любом случае, если они могут выполнить работу лучше всех, ты должен их использовать. Я рассмотрел их просьбу и уже послал тебе условия, в рамках которых ты можешь с ними торговаться.
      - Ты согласен заключить с ними сделку?
      - Мы наймем их. Если их действия нас не удовлетворят, то они, разумеется, не получат награды, которой ищут. А если удовлетворят... тогда я и подумаю, выполнить ли их просьбу.
      Наступила пауза, во время которой он ощутил неодобрение посланника. Бог был изумлен - даже у убийц есть чувство справедливости.
      - Если ты их обманешь, то известие распространится очень быстро.
      - Если я их обману, то постараюсь сделать это таким способом, что никто не узнает. И если с ними, к примеру, произойдет несчастный случай, то он настолько явно не будет иметь к нам отношения, что можешь не волноваться - другие твои контактеры не испугаются. - Бог рассмеялся. - Видишь, верный мой? Получается, что ты еще не всему у меня научился. Так что, пожалуй, тебе следует еще немного подождать, а уже потом подумывать о самостоятельности.
      - А откуда мне знать, что ты когда-нибудь не поступишь так же и со мной? - медленно произнес Анубис.
      Бог подался вперед и почти любовно коснулся своим цепом скошенного лба шакала.
      - Будь спокоен, посланник мой. Если увижу подобную необходимость, то так и поступлю. И если ты считаешь, что находишься в безопасности, полагаясь лишь на мою честь, то ты не тот слуга, которому я могу доверять. - Осирис улыбнулся под маской, наблюдая, как Анубис не таясь припоминает, какую защиту он активировал, защищаясь от своего хозяина. - Но предательство есть инструмент, которым следует пользоваться весьма выборочно, - продолжил бог. - Я известен тем, что выполняю все договоренности, и лишь благодаря такой репутации смогу при желании избавиться от назойливых сестричек. Запомни, только честь служит по-настоящему надежной маскировкой для периодического предательства. Всем известному лжецу не поверит никто.
      - Я наблюдаю и учусь, о повелитель.
      - Хорошо. Я рад, что сегодня ты восприимчив к моим словам. Возможно, ты столь же внимательно изучишь и это...
      Бог махнул жезлом, и в воздухе перед троном зависла коробочка. Внутри нее виднелось зернистое голографическое изображение двух мужчин в помятых костюмах, стоящих по разные стороны стола. Их можно было бы принять за продавцов, если бы не разложенные на грязноватой столешнице фотографии.
      - Видишь картинки? - спросил Осирис. - Нам еще повезло, что из-за финансовых ограничений констебли до сих пор пользуются двухмерными изображениями. Иначе эти картинки произвели бы ошеломляющий эффект - не хуже зеркал в парикмахерской. - Он увеличил куб: фигуры приобрели натуральную величину, а фотографии стали легко различимы.
      - Зачем ты мне все это показываешь?
      - Сейчас узнаешь. - Бог кивнул, фигуры в кубе ожили.
      "... Номер четыре. Никакой разницы, - произнес первый. - Только на этот раз надпись сделана на теле жертвы, а не на предмете, который имелся у нее с собой". - Он указал на фотографию. На животе женщины было большими буквами вырезано слово "САНГ". Очертания букв искажались кровавыми потеками.
      "И до сих пор никаких зацепок? Имя? Место? Кажется, мы уже отбросили версию о том, что это месть за информацию?"
      "Никто из них не был информатором. Все они обычные люди. - Первый коп в отчаянии покачал головой. - И с камерами наблюдения опять что-то случилось - словно кто-то поднес к ним электромагнит. Но из лаборатории сообщили, что магнитами не пользовались".
      "Дерьмо. - Второй коп разглядывал фото. - Дерьмо, дерьмо и еще раз дерьмо".
      "Что-нибудь да всплывет, - почти убежденно произнес первый. - Эти психи всегда на чем-нибудь прокалываются. Сам знаешь, становятся самоуверенными или окончательно сходят с ума".
      Бог шевельнул пальцами, куб сжался и превратился в искорку. Долгое молчание нарушалось лишь стонами коленопреклоненных жрецов.
      - Я с тобой уже говорил на эту тему, - проговорил он наконец.
      Анубис промолчал.
      - Меня возмущают не результаты твоих порывов, - продолжил бог, впервые за все время не сдерживая гнева в голосе. - У всех художников есть свои причуды, а тебя я считаю художником. Но мне не нравится твоя методология. Ты упорно рекламируешь свои особые таланты способом, который может тебя выдать. Сам знаешь, тебя ведь неоднократно исследовали в тех институтах. И вскоре может настать день, когда даже скудоумная австралийская полиция догадается с ними связаться. Но хуже всего то, что теми подписями ты, пусть даже косвенно, рекламируешь то, что для меня гораздо важнее, чем для тебя. Не знаю, много ли ты, как тебе кажется, знаешь о моей работе, но Сангрил не шутка и не повод для хихиканья. - Бог встал, и на мгновение его окутала расплывчатая, искрящая молниями тень. Его голос загремел. - И запомни накрепко: если ты скомпрометируешь мой проект, я расправлюсь с тобой быстро и окончательно. А если подобная ситуация повторится, то вся твоя защита разлетится, как солома под порывом ветра!
      Осирис уселся на трон.
      - В остальном же я тобой доволен, и мне больно тебя укорять. Смотри, чтобы такое не повторилось. Найди другой способ сбрасывать напряжение. А если угодишь мне, то узнаешь, что есть награды, которые ты даже не в силах вообразить. И я не преувеличиваю. Ты меня понял?
      Шакалья голова поникла, словно ее владелец безмерно устал. Бог присмотрелся, отыскивая признаки несогласия, но увидел лишь страх и подчинение.
      - Хорошо, - сказал он. - Тогда наша встреча завершена. И жду от тебя очередного отчета по проекту "Небесный Бог". На следующей неделе?
      Анубис кивнул, но глаз не поднял. Бог скрестил руки, и Посланник Смерти исчез.
      Осирис вздохнул. Очень и очень старый человек внутри бога устал. Разговор с подчиненным прошел неплохо, но настало время поговорить с темным, с Другим - единственным существом в мире, которого он боялся.
      Работа, работа и еще раз работа, которая уже не доставляет удовольствия. Лишь Грааль сможет оправдать сердечные боли и столько страданий.
      Смерть негромко выругалась и принялась за дело.
      СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Шесть держав подписывают Антарктический пакт.
      (Изображение: ошметки металла, разбросанные по льду.)
      ГОЛОС: Обломки реактивных истребителей останутся немыми свидетелями краткого, но имевшего катастрофические последствия Антарктического конфликта. Представители шести держав, чьи разногласия относительно прав на рудные разработки привели к столкновению, встретились в Цюрихе, чтобы подписать договор, восстанавливающий статус Антарктики как международной территории...
      Глава 15
      Друзья на высотах
      Рени встретилась с Ксаббу на автовокзале Пайнтауна. Завидев ее, бушмен вскочил, точно она готова была исчахнуть на месте, а не просто переводила дыхание после подъема по ступенькам.
      - С вами все в порядке?
      Рени отмахнулась - садись, мол - и шлепнулась на сиденье сама.
      - Нормально. Только одышка небольшая. Я давно на улицу не выходила.
      Он нахмурился.
      - Я мог бы вас встретить.
      - Знаю. Поэтому и не позволила тебе этого. Ты уже три раза тащился до моей многоквартирки, пока я... болела. А мне всего и дел что влезть в местный автобус. Десять минут. - А Ксаббу ехать из Честервилля больше часа.
      - Я за вас волнуюсь. Вам было очень плохо.
      Его озабоченный взгляд был почти суров, точно Рени была непослушной девочкой, играющей на стройке. Она рассмеялась.
      - Я же говорила, у меня был не инфаркт, а приступ аритмии. Я уже в порядке.
      На самом деле Рени не хотела, чтобы за нее волновались, не хотела признавать свою слабость - слабости она не доверяла. Кроме того, ей неловко было взваливать на своего друга груз ответственности. Курсовую он закончил, так что учебного времени он не терял, но деньги его утекали, пока она бессовестно пользовалась его добротой. Только то, что его жизнь тоже находилась под угрозой, заставило Рени потащить его сегодня с собой.
      "А ведь это я со своими проблемами его подставила", - подумала она тоскливо.
      - И что ты будешь делать теперь, когда закончил курс? - спросила она. - Пойдешь в аспирантуру?
      Тонкие черты его лица тронула меланхолия.
      - Не знаю, Рени. Я думаю... я еще многого не знаю. Я рассказал вам о своих планах, но теперь вижу, что мне еще далеко до их осуществления. И еще... - Он перешел на заговорщический шепот, окинув взглядом проход, точно выискивал шпионов. - И еще я думаю о том... что мы видели. Когда были в том месте.
      С оглушительным лязгом коробки передач автобус завернул за угол. Рени улыбнулась. Шпику в таком шуме пришлось бы по губам читать.
      - Если я могу помочь чем-то, - сказала она, - только скажи. Я тебе обязана. Может, я смогу пробить для тебя грант [Сумма, выделяемая особо талантливым студентам на погашение расходов на образование.]...
      Бушмен решительно покачал головой.
      - Дело не в деньгах. Все немного сложнее. Хотел бы я, чтобы это была городская проблема, - тогда я мог бы обратиться к друзьям и найти городской ответ. Но там, где я обитаю сейчас, я должен найти решение сам.
      Пришла очередь Рени покачать головой.
      - Не понимаю.
      - Я тоже. - Ксаббу улыбнулся, прогоняя печаль, но Рени заметила его усилие, и ей самой взгрустнулось. Чему же он научился в Дурбане и других местах, где жили, как он называл их, горожане? Обманывать, скрывать свои чувства под маской?
      "Спасибо еще, что в этом он плохой ученик. Пока".
      Автобус вскарабкался на перевал. Ксаббу глядел в окно. Внизу простиралась извилистая река национального шоссе номер 3, даже в такой ранний час забитая автомобилями, как гнилое бревно - термитами.
      Испытывая неожиданное отвращение к этим признакам современной цивилизации, которые обычно принимала как должное, Рени отвернулась от окна и принялась разглядывать других пассажиров. Большинство составляли чернокожие женщины средних лет, направлявшиеся в Клооф и другие богатые северо-восточные пригороды, где работали прислугой, как десятилетиями работали их предки, и до освобождения, и после. Ближе всех сидела пухленькая женщина, намотавшая на голову традиционный, вышедший уже из моды платок. Выражение ее лица человек, менее знакомый с ним, чем Рени, мог бы счесть безразличным. Легко было понять, как южноафриканцы прежних времен апартеида, сталкиваясь с этим бесстрастным взглядом, вкладывали в него любой смысл, какой считали подходящим, - апатия, глупость, даже потенциал разрушительного насилия. Но Рени выросла среди таких женщин. Это выражение они носили на лицах, как стандартную маску. Дома, или в лавке, или в чайной они легко смеялись и шутили. Но когда работаешь со вспыльчивыми белыми, куда легче не выказывать никаких чувств - чего белый босс не видит, на то и не обидится, или не почувствует жалости, или - что еще хуже - не станет изображать дружелюбия там, где неравенство делает его невозможным.
      В политехе у Рени были белые коллеги, и с некоторыми она даже общалась в свободное время. Но с тех пор как Пайнтаун стал смешанным районом, те белые, которые могли себе это позволить, разъехались по таким местам, как Клооф и гряда Береа, всегда на высоты, точно их чернокожие соседи и коллеги были не личностями, а каплями могучей черной волны, затоплявшей низины.
      Если узаконенный расизм отошел в прошлое, денежная стена тоньше не стала. Негры работали теперь везде, на всех уровнях; именно они занимали большую часть правительственных постов после освобождения, но Южная Африка так и не выбралась до конца из дыры "третьего мира", а двадцать первый век оказался к ней не добрее, чем двадцатый. Большей частью чернокожие оставались бедны, а белые, для кого переход под власть черных оказался куда менее болезненным, чем они боялись, - нет.
      Скользя по салону, взгляд Рени наткнулся на юношу, сидевшего через ряд от нее. Хотя день стоял пасмурный, на нем были солнечные очки. Он смотрел на Рени, но, когда взгляды их встретились, поспешно отвернулся к окну. На мгновение Рени испугалась, потом заметила у основания черепа выглядывающий из-под шапочки шунт и поняла. Она отвернулась, нервно сжимая сумочку.
      Секундой позже она опасливо подняла глаза. Зарядник все еще пялился в окно, барабаня пальцами по спинке сиденья. Одежда его была измята, под мышками виднелись пятна пота. Нейроканюлю вставляли на дому, дешево и сердито - на стыке кожи с пластиком поблескивал гной.
      Легкое прикосновение к ноге заставило ее подскочить. Ксаббу удивленно уставился на нее.
      - Ничего, - выдохнула она. - Потом расскажу.
      Рени встряхнула головой. В доме, где они с отцом и Стивеном жили поначалу, одну из квартир занимал зарядный притон, и его обитатели-зомби не раз встречались ей на лестнице. В основном они были безобидны - длительное использование заряда, с его высокоскоростной стробоскопией и инфразвуком вызывало потерю координации и апатию, - но какими бы отстраненными и придурковатыми они ни казались, Рени в их присутствии расслабиться не могла. В студенческие годы ее страшно лапал в автобусе человек, который не видел ее вовсе, приняв за некое невообразимое видение, вколоченное в его превращенный в желе мозг. После она уже не могла посмеиваться над зарядниками, как ее подруги.
      Строго говоря, не так они были и безобидны, но полиция, как оказалось, была практически бессильна, так что после того, как нескольких старичков ограбили на лестнице, а в пару квартир вломились, группа добровольцев отец в том числе, - прихватив крикетные биты и монтировки, отправилась бить морды. Тощие создания в притоне и сопротивлялись-то вяло, но без расколотых голов и сломанных ребер не обошлось. Еще много месяцев Рени в ночных кошмарах мерещились, как летели по лестнице, будто в замедленной сьемке, зарядники, болтая руками, точно утопающие, и по-звериному ухая. Защищаться они почти не пытались, точно внезапное вторжение гнева и боли было лишь неприятным продолжением заряда.
      Рени, еще не избавившаяся от иллюзий студенческого идеализма, была шокирована, узнав, что ее отец и прочие мстители забрали все найденное в притоне оборудование - по большей части нигерийскую дешевку, - продали, а деньги пропили за неделю победных кутежей. Сколько ей было известно, никто из жертв ограблений не получил от их прибылей ни гроша. Длинный Джозеф Сулавейо и прочие обрели в бою право победителей на мародерство.
      В общем-то эффект, испытанный ею в "Мистере Джи", мало отличался от сильно усложненного заряда. Может, это они и сделали? Нашли способ многократно усилить зарядный кайф - этакий суперзаряд - и наложить на жертву гипнотические кандалы, чтобы не сумела вырваться из петли?
      - Рени! - Ксаббу снова подергал ее за колено.
      Она встряхнулась, сообразив, что пялится в пространство столь же бессмысленно, как парень с шунтом в башке.
      - Извини. Просто задумалась.
      - Я хотел бы спросить, к кому мы едем.
      Рени кивнула.
      - Я собиралась рассказать и... отвлеклась. Она была моей учительницей в университете Наталя.
      - И она учила вас... как называется эта специальность? "Виртуальным конструкциям"?
      Рени рассмеялась.
      - Именно так это и называется. Звучит дико, правда? Как "доктор электрических наук". Но она гений. Я никогда не встречала человека с такими способностями. И она была настоящая южноафриканка, в лучшем смысле слова. Когда ранд [Денежная единица ЮАР.] упал настолько, что все прочие белые профессора - и даже многие чернокожие и азиаты - принялись рассылать свои анкеты по Европе и Америке, она только смеялась. "Ван Блики живут здесь с шестнадцатого века, - говорила она. - Мы сюда корнями намертво вросли. Мы вам не африканеры клятые - мы африканцы!" Так ее, кстати, зовут: Сьюзен Ван Блик.
      - Если она ваш друг, - серьезно сказал Ксаббу, - то она и мне друг.
      - Она тебе понравится, уверена. Господи, я ее очень давно не видела года два, наверное. А когда я позвонила, она бросила так спокойно: "Заезжай, пообедаем вместе". Точно я к ней каждую неделю захаживаю.
      Автобус с трудом карабкался по склону холма, поднимаясь в Клооф. Дома, теснившиеся в низинах, наверху обретали некий снобизм и держались от соседей в отдалении, осторожно выглядывая из-за деревьев.
      - Она самая умная женщина из всех, кого я знаю, - вздохнула Рени.
      На автовокзале их ждала машина, шикарная электрическая "ихлоси". Рядом стоял высокий чернокожий мужчина средних лет в безупречном костюме, представившийся как Джереми Дако. Усадив Рени и Ксаббу на заднее сиденье, он старался помалкивать. Когда Рени сказала, что кто-то может сесть и вперед, ответом ей послужила лишь холодная улыбка. Уяснив, что все попытки заговорить пресекаются Дако с минимальным усилием, Рени сдалась и уставилась в окно.
      Ксаббу, в отличие от болтовни, Джереми очень интересовал - так решила Рени, заметив, что тот постоянно поглядывает на бушмена в зеркало заднего вида. Кажется, присутствия ее низкорослого спутника он не одобрял. Впрочем, мистер Дако, судя по всему, не одобрял почти ничего. Но его тайное внимание напомнило ей реакцию отца. Быть может, этот человек тоже считал бушменов вымершим народом?
      Когда они проехали через кодовые ворота (уверенность, с которой Дако настучал код и шлепнул пальцем по сенсору, выдавала большой опыт), впереди показался дом в конце длинной аллеи, совершенно сказочный - высокий, светлый, уютный, такой же громадный, каким Рени его запомнила. Она была у доктора Ван Блик всего пару раз и довольно давно, и ей приятно было увидеть знакомое место. Дако провел машину по подъездной дорожке и остановил у колонного портика, монументальность которого несколько смягчали расставленные по бокам от входной двери кушетка и несколько садовых стульев. В одном из кресел сидела Сьюзен Ван Блик и читала книгу. Ее седые волосы выделялись на темном фоне, как пламя. Когда машина подъехала, она подняла голову и помахала рукой.
      Рени распахнула дверцу, заслужив кислый взгляд шофера, только собравшегося помочь ей выйти.
      - Не вставайте! - крикнула она, взбегая по ступенькам, и обняла старушку, потрясенная тем, какой маленькой и хрупкой та ей показалась.
      - Встать? - Сьюзен рассмеялась. - Неужели у тебя столько времени?
      Она указала на колесики инвалидной коляски, прикрытые наброшенным на колени клетчатым пледом.
      - Господи, что случилось? - Рени была ошеломлена. Сьюзен Ван Блик выглядела дряхлой. Когда Рени училась у нее, той уже было под семьдесят, так что ничего удивительного в этом не было, но жутко было видеть, что сделали с человеком каких-то два года.
      - Ничего страшного... хотя в моем возрасте не стоит говорить такие вещи. Бедро сломала. Тут никакие препараты кальция не помогут, когда на лестнице считаешь ступеньки задницей. - Она глянула мимо Рени. - А это твой приятель, которого ты хотела привезти, да?
      - Ох, конечно. Это Ксаббу. Ксаббу, познакомься с доктором Ван Блик.
      Бушмен склонил голову и вежливо улыбнулся, подавая руку. Дако за это время загнал машину в гараж и прошел в дом, бормоча что-то себе под нос.
      - Я надеялась, что мы посидим здесь, - заметила хозяйка, покосившись на небо, - но погода, естественно, свинячит. - Она обвела хрупкой ручкой пещерообразный портик. - Вы же знаете нас, африканеров - все на stoep [Крыльцо или терраса перед входом (африкаанс)]. Но слишком прохладно. Кстати, юноша, надеюсь, вы не собираетесь весь день называть меня доктором. Хватит и "Сьюзен".
      Она стянула плед и сунула Ксаббу, который принял его, точно мантию, без каких-либо приборов управления развернула кресло и вкатила по пандусу через порог.
      Рени и Ксаббу проследовали за ней в просторный холл. Колеса попискивали на зеркальном паркете. Доктор Ван Блик обогнала гостей и вкатилась в гостиную.
      - Как этим креслом управлять? - поинтересовалась Рени.
      Сьюзен улыбнулась.
      - Хитро, да? На самом деле хитро. Есть модели, которые управляются напрямую через шунт, но по мне, это уж слишком - я же собираюсь когда-нибудь встать с этой ерундовины. Моя через контактные сенсоры считывает напряжение ножных мышц. Я сгибаю ногу - коляска едет. Поначалу приходилось по старинке на ручном управлении ездить, чтобы кость срасталась, а сейчас это для меня вместо физиотерапии, чтобы мышцы не теряли формы. - Она махнула рукой в сторону дивана. - Садитесь. Джереми сейчас принесет кофе.
      - Должна признаться, я удивлена, что вы еще преподаете, - заметила Рени.
      Сьюзен скорчила гримаску, точно ребенок, впервые в жизни попробовавший шпинат.
      - Господи, а что мне еще делать? Не то чтобы я там часто бываю - так, раз в месяц, это у них называется "рабочие часы". Большей частью я провожу консультации прямо отсюда. Но я не могу все время торчать в четырех стенах. Одиночество на зубах вязнет, а Джереми, как вы могли заметить, не лучший в мире собеседник.
      Призванный, точно демон, звуком собственного имени, Дако внес подносик с чашками и кофейником. Поставив его на стол, он нажал на плунжер очевидно, увлечение доктора современной технологией на приготовление кофе не распространялось - и вышел, бросив еще один косой взгляд на Ксаббу. Бушмен, изучавший многочисленные картины и скульптуры, казалось, не обратил на это внимания.
      - Все глазеет, - прокомментировала Рени. - Он всю дорогу смотрел на Ксаббу в зеркало.
      - Может, гость пришелся ему по душе, - усмехнулась Сьюзен, - но подозреваю, дело тут в нечистой совести.
      Рени встряхнула головой.
      - О чем вы?
      - Джереми - гриква, из тех, кого в недобрые старые дни называли полукровками, хотя он не белее любого другого. Пару сот лет назад они изгнали бушменов из этой части Южной Африки. Кровью и железом. Это было ужасное время. Полагаю, белые могли бы как-то сдержать бойню, но горькая правда в том, что гриква казались им более полезными, чем бушмены. В те времена иметь хоть каплю белой крови значило быть лучше того, в ком этой крови нет, - хотя и хуже белого. - Она снова улыбнулась, на сей раз печально. - Ксаббу, вспоминает ли ваш народ гриква с ненавистью? Или вы из других краев?
      Бушмен обернулся.
      - Простите, я не слышал, о чем вы говорили.
      Сьюзен хитро глянула на него.
      - А, вы залюбовались моей картиной.
      Ксаббу кивнул. Рени повернулась, чтобы посмотреть, о чем идет речь. То, что она приняла за надкаминный стенной экран, оказалось фотографией почти трехметровой ширины - такие она только в музеях видела. Она изображала рисунок на скале, примитивный, простой и изящный. Несколько линий обрисовывали газель и группы танцующих людей по сторонам. Освещало скалу закатное солнце. Краски казались свежими, но Рени поняла, что им уже много лет.
      Ксаббу не отводил от картины глаз. Плечи его опустились, точно под чьим-то враждебным взглядом, но лицо выражало скорее удивление, чем страх.
      - Вам известно, откуда это? - спросила его Сьюзен.
      - Нет, но я знаю, что она старая, тех дней, когда мы, бушмены, были единственными людьми на этой земле. - Он протянул руку, точно хотел коснуться картины, хотя от дивана до стены было добрых десять футов. - Это могучая сила. - Он поколебался. - Но я не уверен, что рад видеть ее в чьем-то доме.
      Сьюзен нахмурилась.
      - Вы хотите сказать, в доме белого человека? Ничего, я понимаю... наверное. Я не хотела никого оскорбить. Для меня она не имеет религиозного смысла и кажется просто красивой. Наверное, я черпаю из нее силу духа, если это не покажется вам претенциозным. - Она посмотрела на снимок, точно видела его в первый раз. - Сама картина, оригинал, до сих пор находится на скале "Замок Великана" в Драконовых горах. Она тревожит вас, Ксаббу? Я могу попросить Джереми снять ее. В ближайшие часы делать ему все равно нечего, а зарплата его тикает.