Глава 4

Сияющий город

Таргор сидел и потягивал мед. Немногочисленные посетители таверны рассматривали его, когда думали, что он этого не замечает, но быстро отводили глаза, едва он поглядывал на них в ответ. Облаченный от шеи до пят в черную кожу и в ожерелье из острых как бритва зубов мугрха на груди, он явно принадлежал к личностям, которых задевать не стоит, пусть даже непреднамеренно.

Подобная предосторожность делала посетителей даже мудрее, чем им думалось. Таргор был не просто воином-наемником, известным во всей Срединной стране благодаря буйному нраву и быстрому мечу. Сегодня он пребывал в еще более паршивом настроении, чем обычно. У него ушло много времени на поиски «Хвоста вайверна», а тот, кто назначил ему встречу в этой таверне, должен был появиться еще когда объявили последнюю смену стражи, то есть уже давно. А теперь Таргор был вынужден сидеть и ждать. И его нетерпение, и его меч Жизнегуб с выгравированными на клинке рунами казались слишком большими для этой таверны с низкими потолками. В довершение всего мед оказался водянистым и кислым.

Таргор разглядывал змеиное гнездо белых шрамов на своем широком кулаке, когда сзади послышался легкий шум, словно человек желал лишь дать знать о своем присутствии. Схватившись за обтянутую кожей рукоятку Жизнегуба, Таргор обернулся и уставился пронзительными голубыми глазами на нервничающего хозяина таверны.

– Прошу прощения, сэр, – пробормотал тот. Он был высок, но толст. Таргор решил, что меч не понадобится, даже если у хозяина на уме недоброе – хотя его выпученные глаза и бледные щеки вряд ли об этом свидетельствовали, – и вопросительно приподнял брови: он не любил зря разбрасываться словами.

– По вкусу ли вам мед? – спросил хозяин. – Он местный. Сделан прямо здесь, в долине Силнор.

– Это лошадиная моча. И я не хотел бы повстречаться с лошадью.

Хозяин рассмеялся, громко и нервно.

– Нет, конечно, нет, конечно, нет. – Смех завершился истеричным хихиканьем, когда взгляд хозяина устремился на Жизнегуб в длинных черных ножнах. – Дело в том, сэр, дело в том… что кое-кто ждет снаружи. Говорит, будто хочет поговорить с вами.

– Со мной? Он что, назвал мое имя?

– Нет, сэр! Нет! Я его даже не знаю. Понятия не имею, как вас зовут, и знать не желаю. – Он смолк, переводя дыхание. – Хотя я уверен, что это весьма уважаемое и звучное имя, сэр.

Таргор поморщился.

– Так с чего ты решил, что он хочет говорить со мной? И как он выглядит?

– Очень просто, сэр. Он сказал «большой тип» – прошу прощения, сэр, – «одетый в черное». Как вы сами видите, вы здесь самый крупный мужчина, к тому же одеты в черное, так и есть. Так что сами понимаете…

Таргор поднял руку – хозяин умолк.

– И?..

– «И», сэр? А, как он выглядит? Этого я не могу вам сказать, сэр. Уже темновато, а на нем плащ с капюшоном. Вероятно, весьма уважаемый господин, не сомневаюсь, но как он выглядит, не могу вам сказать. Плащ с капюшоном. Спасибо, сэр. Простите, что потревожил.

Хозяин заторопился прочь, весьма проворно для мужчины такой комплекции. Таргор нахмурился. Кто же его ждет? Волшебник Дрейра Джарх? Говорят, он путешествует инкогнито в этой части Срединной страны и, уж конечно, имеет зуб-другой на Таргора – одно лишь происшествие с Ониксовым Кораблем сделало бы их вечными врагами, а то была лишь их последняя по счету стычка. Или это преследуемый всадник Кейтлинн, принц эльфов в изгнании? Хоть бледный эльф и не заклятый враг Таргора, он наверняка захочет свести с ним кое-какие счеты после того, что произошло во время их путешествия через долину Мифандор. Кто еще может искать встречи с воином в этом маловероятном месте? Какие-нибудь местные задиры, которых он оскорбил? Таргор безжалостно расправлялся с этими головорезами на перекрестках дорог, но сомневался, что им не терпится так скоро ввязаться в новую стычку, даже из засады.

Ничего не оставалось, как только пойти и посмотреть. Когда он встал, поскрипывая кожей, посетители таверны принялись внимательно разглядывать свои кубки, только две самые храбрые местные шлюхи, когда Таргор проходил мимо, взглянули на него с восхищением. Таргор потянул за рукоятку Жизнегуба и, убедившись, что меч легко выходит из ножен, подошел к двери.

Над конюшней висела полная и жирная луна, заливая низкие крыши маслянистым светом. Таргор закрыл за собой дверь и остановился, слегка покачиваясь и притворяясь пьяным, но его ястребиные глаза зорко оглядывали все вокруг по привычке, приобретенной за тысячи подобных ночей, наполненных лунным светом, магией и кровью.

Из тени под деревом выскользнула фигура, шагнула вперед. Пальцы Таргора сжались на рукоятке меча, а слух напряженно ловил малейший звук, который мог выдать расположение других нападающих.

– Таргор? – Фигура в капюшоне остановилась в нескольких шагах от него. – Черт, да ты что, пьян?

Наемник прищурился.

– Пифлит? Где тебя носило? Мы должны были встретиться час назад, и в таверне, а не на улице.

– Кое-что… кое-что случилось. Меня задержали. А когда я пришел сюда, то не мог войти, не привлекая внимания… – Пифлит пошатнулся, и вовсе не потому, что притворялся пьяным.

Сделав два быстрых шага, Таргор оказался рядом и успел подхватить падающего человечка. Плащ на груди Пифлита распахнулся, и Таргор увидел расползающееся на его груди темное пятно.

– О боги, да что с тобой?

Пифлит слабо улыбнулся.

– Какие-то бандиты на перекрестке – думаю, местные грабители. Я убил двоих, но остались еще четверо.

Таргор выругался.

– Я встретился с ними вчера, – сказал он. – Тогда их было двенадцать. Я удивлен, что они так быстро принялись за старое.

– Надо же человеку как-то зарабатывать империалы. – Пифлит поморщился. – Это был последний удар перед тем, как я вырвался. Наверное, не смертельный, но, клянусь богами, больно!

– Тогда пошли. Надо заняться раной. Сегодня, в ночь полнолуния, у нас есть и другие дела, а ты мне нужен рядом. А потом мы с тобой проделаем магический фокус.

– Магический фокус? – переспросил Пифлит и поморщился, когда Таргор снова поставил его на ноги.

– Да. Мы вернемся на тот перекресток и превратим четверку в ноль.

Рана Пифлита оказалась длинной, кровоточащей, но неглубокой. После перевязки коротышка выпил несколько чашек крепкого вина, полезного для кроветворения, и заявил, что готов ехать. Поскольку тяжелую физическую работу в запланированном ночном мероприятии предстояло делать Таргору, слова воришки наемника удовлетворили. Луна висела в небе еще высоко, когда они оставили за спиной «Хвост вайверна» с его посетителями.

Долина Силнор была продолговатой и узкой расщелиной, пересекавшей горы Кошачьего хребта. Когда всадники направили лошадей по узкой горной тропе к выходу из долины, Таргор подумал, что кота нужно долго морить голодом, чтобы его спина стала такой же костлявой и шишковатой.

Здесь, в горах, жизнь и шум долин казались бесконечно далекими. Леса были густыми и угнетающе безмолвными. Если бы не яркий лунный свет, подумал воин, могло показаться, будто они сидят на дне колодца. Ему доводилось бывать в местах и пострашнее, но мало где столь тягостное настроение одолевало его с такой силой, как в этой части Кошачьего хребта.

Кажется, атмосфера страха придавила и Пифлита.

– Здесь не место для вора, – сказал он. – Мы ценим темноту, но лишь как укрытие, когда подбираемся ко всяким блестящим штучкам. Приятно также продать потом краденое барахлишко и купить что-нибудь получше, чем мох и камни.

– Если все пройдет удачно, – ухмыльнулся Таргор, – ты сможешь купить себе небольшой город. А в придачу к нему столько игрушек и яркого света, сколько пожелаешь.

– А если нас постигнет неудача, то я, конечно, пожалею, что не остался на перекрестке сражаться с теми бандитами.

– Несомненно.

Некоторое время они ехали в почти полном безмолвии, нарушаемом лишь мягким постукиванием копыт. Извилистая тропка поднималась вверх, петляя среди кривых деревьев и одиночных валунов странной формы, на поверхности которых лунный свет выявлял едва заметные высеченные изображения. Почти все они были непонятными, и все – неприятными на вид.

– Говорят, здесь когда-то обитали Древние, – с наигранной небрежностью заметил Пифлит.

– Говорят.

– Давно, разумеется. Столетия назад. Но не сейчас.

Таргор кивнул и едва заметно украдкой улыбнулся, уловив нервозность в тоне Пифлита. Из всех ныне живущих лишь Дрейра Джарх и парочка других волшебников знали о Древних больше Таргора, но теперь уже никто не боялся этих выродившихся обитателей глубин. Если у древней расы еще и остались здесь какие-нибудь форпосты, так пусть нападают первыми. Кровью они истекают как и любое другое существо – хотя и медленнее, – и Таргор собственноручно уже отправил в ад немалое их число. Пусть идут! Сегодня ночью они волновали его меньше всего.

– Ты ничего не слышал? – спросил Пифлит.

Таргор сильной рукой натянул поводья, останавливая своего коня по кличке Черный Ветер. И точно, где-то вдалеке раздавались писклявые звуки, напоминающие…

– Музыка, – буркнул он. – Наверное, тебя будут ждать развлечения, без которых ты так страдал.

Глаза Пифлита расширились.

– У меня нет желания встречаться с этими музыкантами.

– Возможно, у тебя не будет выбора. – Таргор посмотрел на небо, затем на узкую тропу. Странная музыка смолкла. – Тропа к ущелью Массанек пересекает горы здесь и ведет в этом направлении.

Пифлит сглотнул.

– Я знал, что у меня будет повод пожалеть, что я отправился с тобой.

– Если эти дудочники окажутся самым худшим, что мы услышим или увидим сегодня ночью, – ответил Таргор, негромко рассмеявшись, – и мы найдем то, что ищем, ты проклянешь себя уже за то, что колебался.

– Если, воин. Если.

Таргор развернул жеребца вправо и двинулся по почти невидимой тропе, уходящей в густую тьму.

Долина Массанек, залитая лунным светом, напоминала огромного темного зверя, чья дурная слава усугублялась долгим одиночеством. Даже деревья на горных склонах замирали, не спускаясь в нее, словно опасались коснуться ее почвы; росшая там трава была короткой и редкой. Ущелье было шрамом в лесной чаще, пустым местом.

Почти пустым, отметил Таргор.

В центре, частично окутанное начавшим подниматься туманом, виднелось большое кольцо из камней. Внутри кольца располагался курган.

Пифлит склонил голову набок.

– Музыка опять стихла. С чего бы это?

– Если пытаться понять смысл подобных штучек, можно и свихнуться. – Таргор спешился и привязал поводья к ветке дерева.

Жеребец уже нервничал, хотя всю жизнь ходил по тропкам, о которых другие лошади и не подозревали. Нет смысла тащить его вниз, к середине ущелья.

– С той же легкостью можно свихнуться, если попытаться понять смысл всего этого. – Пифлит уставился на высокие камни и вздрогнул. – Нехорошо осквернять могилы, Таргор. А осквернять могилу волшебницы с дурной репутацией можно лишь полностью отвергнув здравый смысл.

Таргор вынул из ножен Жизнегуб. Прохладный свет луны окрасил руны серебристой голубизной.

– Будь Ксалиса Тол жива, ты бы ей понравился, маленький вор. Мне говорили, что у нее имелся целый гарем невысоких и хорошо сложенных парней вроде тебя. С какой стати ей менять привычки? Лишь потому, что она умерла?

– Не шути так! Слова «обрученный с Ксалисой Тол» стали синонимом скверной сделки – несколько дней сводящего с ума блаженства, а затем годы мук. – Вор прищурился. – В любом случае ей предстоит встреча не со мной. Если ты передумал, что ж, хорошо, но я не пойду туда вместо тебя.

– Я не передумал, – оскалился Таргор. – Я только подшутил над тобой – уж больно ты был бледен. Но, наверное, твоя бледность из-за лунного света. Ты захватил свиток Нантеора?

– Да. – Пифлит сунул руку в седельную сумку и извлек кусок кожи, свернутый в толстый рулон. Таргор, похоже, догадался, что это за кожа. – Я едва не угодил на клыки кабана-оборотня, когда его добывал, – добавил Пифлит. – И помни, ты обещал, что с ним ничего не случится. Его уже ждет покупатель!

– Ничего не случится… со свитком. – Таргор взял его, слегка встревоженный: свиток словно извивался в руке. – А теперь следуй за мной. Тебе ничего не грозит: ты будешь оставаться на безопасном расстоянии.

– На безопасном расстоянии – это означает, по ту сторону гор, – жалобно простонал Пифлит, но все же зашагал следом.

Туман окружил путников подобно толпе попрошаек, хватая за ноги холодными щупальцами. Вскоре они приблизились к огромному кольцу из камней, отбрасывающему широкие тени на залитый лунным светом туман.

– Да существует ли на свете магический артефакт, достойный такого риска? – тихо спросил Пифлит. – Насколько ценна маска Ксалисы Тол для тебя, ведь ты не волшебник?

– Ровно настолько, насколько она ценна для волшебника, нанявшего меня, чтобы украсть ее, – ответил Таргор. – Пятьдесят бриллиантов по империалу каждый.

– Пятьдесят! О боги!

– Да. А теперь заткнись.

Таргор еще не договорил, а ветер вновь донес до них странную музыку – зловещее, негармоничное взвизгивание флейт. Пифлит выпучил глаза, но промолчал. Парочка прокралась между двумя ближайшими камнями, игнорируя вырезанные на них символы, и остановилась у подножия большого кургана.

Воин вновь посмотрел на вора, взглядом подкрепляя приказ молчать, потом наклонился и стал орудовать Жизнегубом, словно обычным крестьянским инструментом. Вскоре Таргор вырезал и снял широкую полосу дерна. Когда он начал разбирать открывшуюся под дерном каменную стену, из отверстия пахнуло гниением и странными ароматами. На холме встревоженно заржали лошади.

Сделав достаточно большую для своих широких плеч дыру, Таргор знаком велел своему компаньону подать ему свиток Нантеора. Когда он развернул его и прошептал слова, которым его научил волшебник, – слова, которые он выучил, не понимая смысла, – нарисованные на свитке символы вспыхнули красным; одновременно тускло-красное свечение вспыхнуло и в глубине кургана. Когда оно угасло, а руны на свитке тоже перестали светиться, Таргор свернул свиток и протянул его Пифлиту. Потом вынул кремень с кресалом, запалил принесенную с собой ветку – под яркой луной факел ему не был нужен – и пролез через дыру в гробницу Ксалисы Тол. Обернувшись, он в последний раз увидел по ту сторону прохода силуэт встревоженного Пифлита, очерченный лунным светом.

Первое впечатление от внутренности кургана оказалось одновременно и устрашающим, и ободряющим. В дальнем конце помещения виднелось еще одно отверстие – на сей раз в виде двери странной формы, – ведущее вниз, снова в темноту: большой курган был лишь чем-то вроде прихожей над подземельем. Но ничего другого Таргор и не ожидал. В старинной книге его клиента-волшебника место, где Ксалиса Тол замуровала себя перед смертью, описывалось как «лабиринт».

Таргор снял с пояса мешочек и высыпал его содержимое на ладонь. Светящиеся семена, каждое из которых было лишь пылинкой света в этом темном месте, укажут ему обратный путь, и ему не придется бродить под землей вечно. Таргор слыл одним из отчаяннейших храбрецов, но и он желал встретить день своей смерти под открытым небом. Его отец, проживший почти всю жизнь в полурабстве на железных рудниках Боррикара, погиб при обвале туннеля. То была страшная и недостойная человека смерть.

Прокладывая себе путь среди свисающих с потолка влажных белых корней и приближаясь к двери в дальнем конце помещения, Таргор заметил нечто странное и неожиданное: в двух-трех шагах справа от двери что-то мерцало, словно угли затухающего костра, хотя не отбрасывало никакого света на земляные стены. На его глазах мерцание разгорелось, ярко вспыхнуло и превратилось в висящее в воздухе отверстие, испускающее желтый свет. Зарычав, воин поднял Жизнегуб, гадая, уж не сработали ли отвлекающие его чары, но руны на клинке не вспыхнули от присутствия магии, а воздух в кургане пахнул лишь влажной землей и – едва заметно – чем-то мумифицированным, то есть как и обычно в погребальных камерах.

Он замер, напрягая мышцы до железной твердости, ожидая появления из этой магической двери какого-нибудь демона или колдуна. Так ничего и не дождавшись, он приблизился к сияющему отверстию и протянул к нему руку. Тепла он не ощутил, лишь свет. Еще раз оглядевшись вокруг – без осторожности Таргор не пережил бы столько смертельно опасных приключений, – он наклонился и заглянул в яркий портал.

Таргор ахнул, не веря своим глазам.

Тянулись долгие секунды. Он не шевелился. Не подал он признаков жизни и тогда, когда Пифлит, просунув голову в отверстие, позвал его – сперва тихо, а потом все громче и тревожнее. Воин словно окаменел, превратившись в обтянутый черной кожей сталагмит.

– Таргор! – Пифлит уже кричал, но товарищ его словно и не слышал. – Музыка заиграла снова, Таргор! – Через секунду вор встревожился еще больше. – Сюда кто-то идет! Охранник гробницы! Таргор!

Наемник стряхнул с себя притягательную силу золотого свечения и покачнулся, словно пробуждаясь от глубокого сна. Затем – ошеломленный Пифлит наблюдал за ним с ужасом – обернулся к иссохшему трупу некогда великого воина, вышедшему из темной двери в дальней стене кургана. Движения Таргора были еще более медленными и сонными. Он едва успел поднять Жизнегуб, как закованная в броню мумия обрушила ему на голову ржавый боевой топор, расколов череп до первого позвонка.

Таргор шевельнулся в серой пустоте. В памяти еще звучали изумленные крики Пифлита. Его изумление было не меньшим.

«Я мертв! Я мертв! Но как я могу быть мертв?»

В такое было невозможно поверить.

«То был лич. Тупой и неуклюжий лич. Я убивал их тысячами. Ну как меня могло прикончить подобное ничтожество?»

Несколько секунд он отчаянно всматривался в омывающее его серое ничто, но не обнаружил никаких решений, никаких задач. Тогда он отключился и снова стал Орландо Гардинером.

Орландо выдернул разъем и сел. События потрясли его настолько, что он долго шарил руками в воздухе, пока не нащупал поддерживающие голову подушки, затем изменил форму кровати, чтобы можно было сидеть. На его коже выступили жемчужинки пота. Ныла затекшая от долгой неподвижности шея. Голова тоже болела, и пробивающийся в окна спальни дневной свет отнюдь не помогал от этой боли избавиться. Он хрипло произнес команду и превратил окно в черную стену. Нужно было поразмыслить.

Таргор мертв. Шок оказался настолько велик, что ему было трудно думать о чем-то другом, хотя тем для размышлений имелось предостаточно. Он создавал Таргора – он превратил себя в Таргора – четыре полных напряженного труда года. Он ухитрялся выживать в любых ситуациях и превратился в персонаж, которому завидовали все игроки сети. Он стал самым знаменитым персонажем в игре о Срединной стране. Его нанимали для каждой битвы, он был первым кандидатом для всякой важной работы. А теперь Таргор мертв, и череп ему разрубил ничтожный, почти не стоящий внимания раздражитель с нижних уровней – жалкий лич! Эти проклятые штуковины рассеяны по всем темницам и гробницам симмира, дешевые и вездесущие, как фантики.

Орландо взял со столика у кровати пластиковую бутылку и напился. Его бил легкий озноб. В голове пульсировало, словно именно по ней ударил топором хранитель гробницы. Все случилось с такой ошеломляющей внезапностью.

Это сияющее отверстие, это сверкающее и золотое непонятно что… оно было гораздо более крупным и странным, чем что угодно в этом приключении. В любом приключении. Или кто-то из соперников подставил ему окончательную ловушку, или же произошло нечто выходящее за пределы его понимания.

Он видел… город, сияющий и величественный город цвета залитого солнцем янтаря. Он не был одним из окруженных стенами псевдосредневековых городов, разбросанных по симмиру, игровой территории под названием «Срединная страна». Это видение было чужим, но неуловимо современным, метрополисом с изысканно украшенными зданиями, не уступающим высотой сооружениям Гонконга или Токиокагамы.

Но он был и чем-то большим, чем некий фантастический образ: в городе ощущалось нечто реальное, более реальное, чем что угодно виденное в сети. По сравнению с тщательно созданными фракталами игрового мира, город ослеплял своим величием и превосходством, словно драгоценный камень, лежащий на куче мусора. Морфер, Дитер Кабо, Дюк Слоулефт… да как мог кто-то из соперников Орландо протащить в Срединную страну такое ? Да ни одно игровое жюри мира не позволит подобным образом менять основы игрового симмира. Город попросту принадлежит гораздо более высокому уровню реальности, чем тот, на котором он играл. Ему даже показалось, что даже к более высокому, чем сама РЖ.

Изумительный город. Он обязан быть реальным – или, по крайней мере, чем-то иным, а не порождением сети. Почти всю свою жизнь Орландо провел в сети и знал ее так же хорошо, как лоцман из девятнадцатого века, водивший корабли по Миссисиппи, знал реку. А это что-то новое, на порядок выше. Кто-то… или что-то… пыталось с ним общаться.

Неудивительно, что лич сумел подкрасться к нему незаметно. Пифлит, наверное, решил, что его компаньон сошел с ума. Орландо нахмурился. Надо связаться с Фредериксом и все объяснить, но сейчас он еще не готов к такому разговору. Слишком многое следует обдумать. Таргор, другое «я» Орландо Гардинера, был мертв. И это лишь одна из его проблем.

Как следует поступать парнишке четырнадцати лет, когда его коснулись боги?

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Демонстрация протеста в Штутгарте.

(Изображение: панорама толпы людей, держащих в руках зажженные свечи.)

ГОЛОС: Тысячи собравшихся в Штутгарте почтили маршем протеста память двадцати трех бездомных, убитых германской федеральной полицией во время мятежа бездомных.

(Изображение: плачущий юноша с рассеченной головой.)

СВИДЕТЕЛЬ: Они были в броне. Шипы торчали. Они просто шли и шли…

Глава 5

Мировой пожар

Плоский экран выводил Рени из себя. Все равно что кипятить воду на открытом огне, чтобы постирать одежду. Только в подобной заштатной больничке…

Она выругалась и снова ткнула пальцем в экран. В этот раз она проскочила с разгона букву «С» и половину «Т», прежде чем исхитрилась остановить разматывающийся список. Ну почему добыть информацию так тяжело? Это жестоко! Можно подумать, ей карантина этого нелепого мало!

Плакаты, предупреждающие о букаву-4, висели по всему Пайнтауну, но большую часть их так плотно покрывали граффити, что Рени так и не удосужилась прочесть ни одного. Она знала, что в Дурбане наблюдались вспышки болезни, и даже слыхала разговор двух женщин о том, как умерла от этой заразы чья-то дочь, слетавшая в Центральную Африку, но ей никогда бы не пришло в голову, что весь медицинский центр дурбанского пригорода может оказаться под официальным ооновским карантином согласно процедуре защиты от вируса букаву.

«Если это такая опасная инфекция, – зло подумала она, – какого черта сюда везут незараженных больных?» Ей невыносимо было думать, что ее брат, уже сраженный какой-то неизвестной чумой, может заразиться болезнью еще более страшной там, куда она привезла его в надежде на помощь.

Но даже в гневе она понимала причину. Она сама работала в государственном учреждении. Денег не хватало – а когда их хватает? Если бы власти могли выделить для борьбы с вирусом букаву отдельную больницу, они так бы и поступили. Больничное начальство тоже вряд ли счастливо, пытаясь работать в жестких рамках карантинных мероприятий. Может, в этом даже есть что-то утешительное: в Дурбане еще не так много больных б-4, чтобы забить ими целую больницу.

Слабое, конечно, утешение.

Рени все же заставила дряхлый интерфейс показать ей раздел под буквой «С» и ввела свой код посетителя. Перед «Сулавейо, Стивен» стояло: «Состояние без изменений». Это значило, что она может посетить брата. Но видеть Стивена в сейчас – лишь разрывать себе сердце. И посещением это назвать было трудно.

Пока Рени забиралась в энкостюм, медбрат прочел ей последние новости о состоянии Стивена, хотя мог сообщить немногое сверх того, что сказали ей три коротких слова на мониторе в вестибюле. Этот монолог стал настолько знаком ей за последние дни, что она могла декламировать его наизусть. Она отпустила медбрата, когда тот закончил, как бы ни хотелось ей цепляться за соломинку официальности и задавать вопросы человеку в белом халате. Она знала, что ответа не получит. Никаких известных вирусов – включая, слава Богу, признаки смертоносной заразы, от которой так старательно защищался госпиталь. Никаких тромбов, закупорок, мозговых травм. Ничего. Просто мальчишка, который лег и не просыпается уже двадцать два дня.

Рени прошаркала по коридору, придерживая воздушный шланг, чтобы не зацепиться. Доктора, медсестры да, наверное, и другие посетители – в энкостюме все на одно лицо – спешили мимо, шипя и пощелкивая масками. Это походило на старую видеозапись пилотируемого космического полета; проходя мимо большого окна, Рени почти ожидала увидеть за ним усеяные звездами просторы Галактики или кольца Сатурна. Но за стеклом была лишь еще одна палата, полная завешенных пологами кроватей, еще одно кладбище живых мертвецов.

По дороге на четвертый этаж Рени дважды остановили и попросили показать посетительский пропуск. Хотя оба чиновника изучали бумажку довольно долго – совместный эффект издыхающего принтера и плексигласовых лицевых стекол энкостюмов, – это не вызвало у Рени раздражения. Скорее ее смутно успокоило то, что госпиталь всерьез относится к карантину. Болезнь сразила Стивена так быстро, так страшно… так загадочно… что казалась проявлением чьей-то злобной воли. Рени боялась за своего младшего братишку, боялась чего-то, чего и сама не могла бы определить. Чужая настороженность ее только радовала.