Но дел было так много, так много. А часов в сутках явно не хватало.

«Вот что мне нужно. – Сонные мысли казались тяжелым грузом, который она так мечтала сбросить. – Не нужны мне ни сеть, ни эффект присутствия, ни картинки высокого разрешения. Мне нужно только время».

– Теперь я вижу, – произнес Ксаббу, с подозрением оглядывая далекие снежно-белые стены симуляции. – Но все равно не понимаю. Это не реальность?

Рени обернулась к нему. Хотя ее собственное обличье было едва человекоподобным, новичков почему-то успокаивала иллюзия нормального общения. Симулоид Ксаббу представлял собой серую марионетку с красным Х на груди – знак новичка. Из уважения к его чувствам Рени нарисовала на собственном отражении алую букву R.

– Не хочу показаться грубой, – осторожно ответила она, – но я не привыкла проводить такие занятия со взрослыми. Так что не обижайся, если я начну говорить совершенно очевидные вещи.

Лица у симулоида не было, а значит, отсутствовало и его выражение, но голос Ксаббу был легок.

– Меня обидеть нелегко. Я знаю, что я странный тип, но в болотах Окаванго сетевого доступа нет. Так что учите меня, как ребенка.

Рени снова попыталась представить, что же скрывает от нее Ксаббу. Ясно было, что у этого человечка имеется немало очень странных связей – никого другого не зачислили бы в политех на усложненные курсы сетевиков при отсутствии элементарных знаний. Это все равно, что посылать человека на литературный факультет учить азбуку. Но он был умен, очень умен: при его маленьком росте и странной, формальной манере речи очень легко было думать о нем как о ребенке или idiot-savant [6].

«Интересно, – подумала Рени, – а сколько бы я протянула голой и безоружной в пустыне Калахари?» Скорее всего, недолго. Мир не ограничивается сетью.

– Ладно. Основы компьютерной техники и программирования тебе знакомы. Теперь насчет твоего вопроса о реальности. Это сложный вопрос. Яблоко реально, верно? Но рисунок яблока – это не яблоко. Он похож на яблоко, он заставляет вспомнить о яблоках, можно даже предпочесть одно нарисованное яблоко другому, но попробовать ни одно из них нельзя. Картинку не съешь – во всяком случае, это не то же, что съесть яблоко. Это лишь символ реальности, несмотря на все его сходство с ней. Понимаешь?

Ксаббу рассмеялся.

– Пока понимаю.

– Различие между воображаемым предметом – понятием – и реальностью было когда-то довольно четким. Даже самое реалистичное изображение дома – еще не дом. Можно представить себе, как он выглядит внутри, но зайти в него нельзя. Картина не воспроизводит ощущения, связанные с настоящим домом. Но если ты можешь создать нечто, что выглядит, пахнет, ощущается как настоящий предмет, но им не является – что тогда? Это картинка или реальность?

– В пустыне Калахари есть места, – медленно произнес Ксаббу, – где ты видишь воду, много пресной воды. Подходишь – и она исчезает.

– Мираж. – Рени взмахнула рукой, и в дальнем конце симуляции появилась лужа.

– Мираж, – согласился Ксаббу. На иллюстрацию он не обращал внимания. – Но если ее можно коснуться и намокнуть, если ее можно выпить и утолить жажду – разве это не будет вода? Трудно представить себе что-то одновременно призрачное и настоящее.

Рени подвела его к созданной ею луже.

– Посмотри. Видишь наши отражения? Теперь гляди.

Она нагнулась и зачерпнула воду ладонями. Струйки потекли между пальцами, возвращаясь в лужу. Круги на воде набегали друг на друга.

– У нас комплект для начинающих; это значит, что твой интерфейс, очки и сенсоры, которые ты только что надел, не слишком сложны. Но даже с ними это похоже на воду, верно? Течет как вода?

Ксаббу нагнулся и потрогал воду серыми пальцами.

– Течет как-то странно.

– Немного денег и времени – и будет как настоящая, – отмахнулась Рени. – Есть системы внешней симуляции настолько совершенные, что вода не только течет, как реальная, но и на ощупь мокрая и холодная. Есть еще «канюли» – нейроканнулярные импланты, – но мы с тобой их не увидим, если только не прорвемся в какую-нибудь секретную военную лабораторию. Они вкачивают компьютерную симуляцию прямо в мозг, через чувствительные нервы. Имея канюлю, эту воду можно выпить , не отличив от реальной.

– Но жажды она не утолит, верно? Если я не буду пить настоящей воды, то умру. – Казалось, Ксаббу это не столько пугает, сколько интересует.

– Именно так. Это стоит помнить. Лет десять-двадцать назад сетевики умирали каждые пару недель – так долго сидели в симуляциях, что забывали есть и пить в реальном мире. Я уже не говорю о такой профессиональной болезни, как пролежни. Сейчас такого почти не бывает – слишком много предохранителей в домашней технике, слишком много ограничителей на сетевых входах в университетах и фирмах.

Рени повела рукой, и вода испарилась. Взмахнула еще раз – и пустота вокруг внезапно заполнилась вечнозеленым лесом. Встали покрытые рыжеватой сморщенной корой колонны стволов, над головами затрепетала темно-зеленая листва. Ксаббу с трудом перевел дух, и Рени испытала детское чувство удовлетворения.

– Дело в вводе и выводе, – пояснила она. – Когда-то люди сидели перед плоскими экранами и набирали команды на клавиатурах; теперь мы взмахом руки творим чудеса. Но это не чудо. Это ввод – приказ процессору делать его работу. А результат появляется не на экране перед нами, а в виде стереоскопического изображения, – она показала на деревья, – звука, – она вновь повела рукой, и лес наполнился птичьими трелями, – и еще чего угодно. Предел зависит лишь от мощности процессоров и сложности интерфейс-техники.

Рени добавила пару деталей: повесила солнце над филигранью ветвей, покрыла землю травой и мелкими белыми цветочками – и театрально развела руками.

– Видишь, не нужно даже утруждать себя мелочами – компьютер сам подчищает детали, углы и длину теней и все такое. Это легко. Основы тебе известны, так что через пару недель ты будешь делать то же самое.

– Когда я впервые увидел, как мой дед делает острогу, – медленно произнес Ксаббу, – я тоже подумал, что это волшебство. Его пальцы двигались так быстро, что я не мог уследить за ними – отколоть тут, повернуть туда, завязать узел, – и вдруг появилась острога!

– Именно. Единственная разница состоит в том, что, если ты хочешь делать хорошие остроги в этой среде, придется найти человека, который оплатит это развлечение. ВР-оборудование начинается с примитивного, которое можно найти в любом доме, – за пределами болот Окаванго, конечно. – Рени пожалела, что Ксаббу не видит ее улыбки; она не хотела его обидеть. – Но, чтобы иметь самое лучшее, надо владеть парой алмазных шахт. Или маленькой страной. Но даже в этом заштатном колледже, на устаревшем оборудовании я могу показать тебе очень многое.

– Вы уже показали мне очень много, миз Сулавейо. Можем мы теперь сделать что-нибудь еще? Могу я сотворить что-нибудь?

– Творение в ВР-среде… – Рени замялась, пытаясь подобрать слова. – Я могу показать тебе, как создавать вещи, но работать при этом будешь не ты. Ты всего лишь станешь задавать команды очень сложным программам, а они будут подчиняться. Это хорошо, но сначала надо освоить основы. Представь, что твой дед дал тебе почти законченную острогу, чтобы ты завязал последний узел. Ты не сделал острогу и не научился делать это самостоятельно.

– То есть сначала мне надо найти подходящее дерево, научиться оббивать наконечник, решить, куда нанести первый удар. – Ксаббу комично развел серыми руками. – Да?

Рени рассмеялась.

– Верно. Но раз ты понимаешь, что впереди еще много скучной работы, я покажу, как сделать кое-что.

Под терпеливым водительством Рени Ксаббу разучил движения рук и позы, подающие команды микропроцессорам. Учился он быстро, еще раз напомнив Рени впервые знакомящегося с сетью ребенка. Большинство взрослых, сталкиваясь с новой задачей, пытались заранее обдумать путь к цели и в результате упирались в тупик, когда логическая модель переставала соответствовать новым условиям. Ксаббу, несмотря на очевидный ум, подходил к ВР интуитивно: вместо того, чтобы задавать себе цель и потом пытаться заставить машину достичь ее, он позволял процессорам и программам демонстрировать их возможности, а потом просто выбирал приглянувшийся путь.

– Но к чему тратить столько сил и денег, чтобы… правильно будет «подделывать», да? Зачем вообще подделывать реальность? – спросил он, глядя на собственные попытки задавать форму и цвет, зависающие в воздухе и тут же тающие.

Рени поколебалась.

– Ну, э… подделывая реальность, мы можем создавать то, что не может существовать иначе как в нашем воображении. Художники издавна занимаются этим. Или мы можем создать модель того, что потом возникнет в реальном мире, – как архитектор вычерчивает план. Более того – мы можем создать себе среду, приспособленную для работы. Так же, как наша программа воспринимает жест, – она шевельнула пальцами, и в небе поплыли белые клубы, – и создает облако, в другой программе тем же жестом можно отправить нечто из одного места в другое или найти огромный объем информации. Вместо того чтобы горбиться над клавиатурой или контактным экраном, мы можем ходить, или сидеть, или стоять, разговаривать и размахивать руками. Использование машин, от которых зависит наша жизнь, становится простым, как… – Рени умолкла, подбирая сравнение.

– Как изготовление остроги, – подсказал Ксаббу каким-то странным голосом. – Мы прошли полный круг – мы усложняем свою жизнь машинами, а потом стремимся вернуться к той жизни, которую вели до их появления. И что мы приобрели, миз Сулавейо?

Рени почему-то ощутила себя несправедливо обиженной его словами.

– Наши возможности больше, мы можем делать многое, что…

– Разве мы можем яснее слышать голоса богов? Или эти новые возможности сделали нас самих богами?

Вопрос Ксаббу прозвучал так неожиданно, что Рени замялась, подыскивая ответ.

– Посмотрите, миз Сулавейо, – произнес бушмен совершенно другим тоном. – Вам нравится?

Из симулированной земли поднимался маленький угловатый цветочек. Он не походил ни на один цветок, известный Рени, но было в повороте бархатистых кроваво-красных лепестков что-то ломко-притягательное; скорее произведение искусства, чем попытка воссоздать реальное растение.

– Это… очень хорошо для первой попытки, Ксаббу.

– Вы отличный учитель.

Он щелкнул неуклюжими серыми пальцами, и цветок исчез.

Рени обернулась и нетерпеливо ткнула пальцем. Книжная полка услужливо подъехала, чтобы девушка могла прочесть названия на корешках.

– Черт, – пробормотала она. – Опять не то. Название никак не вспомнить. Найти все названия, содержащие цепочки «пространственное развитие», «пространственное отображение», «детский» или «юношеский».

С библиотечной полки соскользнули и поплыли в воздухе три тома.

– «Анализ пространственных отображений юношеского развития», – прочла Рени. – Вот оно. Выдать список в порядке появления…

– Рени!

Она подскочила при звуке бесплотного голоса брата, как в реальном мире.

– Стивен? Где ты?

– В доме у Эдди. У нас тут… проблема.

В голосе Стивена слышался страх. Сердце девушки заколотилось.

– Что за проблема? В доме что-то случилось? Кто-то к вам ломится?

– Нет. Не в доме. – Похоже было, что брату сейчас не лучше, чем в тот день, когда мальчишки сбросили его в канаву по дороге из школы домой. – Мы в сети. Ты нам можешь помочь?

– Стивен, в чем дело? Говори немедля!

– Мы во Внутреннем Районе. Приходи быстрее.

И связь оборвалась.

Рени дважды сжала кулак, и библиотека исчезла. На мгновение, пока терминал остался без данных, она повисла в серой пустоте сетьпространства. Быстро вызвав основную решетку, Рени попыталась прыгнуть прямо в точку, откуда шел вызов, но путь ей преградил знак «Доступа нет». Так значит, Стивен все же забрался во Внутренний Район, да еще в зону ограниченного доступа. Неудивительно, что он прервал контакт. Время связи начислялось на чей-то чужой счет – скорее всего, школьный, – а любая группа широкого доступа бдительно следит за всеми попытками проехаться на халяву.

– Черт бы подрал этого мальчишку!

Он что, думает, она станет ломиться в большую коммерческую систему? За это можно схлопотать не только штраф, но и пару месяцев тюрьмы – за нарушение границ частной собственности. Не говоря уже о том, что подумают в политехе, если одну из аспиранток застанут за этакими студенческими шуточками.

Но Стивен настолько испуган…

– Черт! – повторила Рени и начала создавать себе маску.

От входящих во Внутренний Район требовалось носить симы: невидимым шутникам не дозволялось нарушать покой сетевой элиты. Рени предпочла бы появиться в дозволенном минимуме – бесполом и безликом, как пешеход на дорожном знаке, – но подобный недоделанный сим свидетельствовал о бедности, а ничто другое не привлекло бы больше внимания со стороны охранников ворот Внутреннего Района. Пришлось остановиться на бесполом же симе типа «Эффективность», чьи способности к мимике и жестикуляции, как надеялась Рени, позволят ей сойти за посыльного какого-нибудь сетевого магната. Плата за прокат сима, пройдя через несколько бухгалтерских лабиринтов, окажется включена в расходы Политехнического; если девушке удастся обернуться достаточно быстро, никто не станет выяснять, на что пошли деньги.

Но все же Рени ненавидела и риск, и необходимую ложь. Когда она найдет Стивена и вытащит наружу, то устроит ему серьезную нахлобучку.

Но он был так испуган…

Ворота Внутреннего района представляли собой светящийся прямоугольник в стене белого гранита. Обрыв высотой в милю озаряло солнце, которого и в помине не было на черном иллюзорном небе. Перед воротами толпились ожидающие, некоторые в немыслимых обликах всех цветов радуги (есть такая порода халявщиков, имеющих обыкновение торчать перед воротами, куда их все равно не пустят, словно Внутренний Район – это клуб, чьи владельцы могут внезапно решить, что стало скучновато), но большинство столь же функционально облаченные, как Рени, и все – приблизительно человеческих масштабов. Какая ирония – здесь, где сосредотачивались богатство и власть в сети, темпы жизни замедлялись почти до привычных по реальной жизни. В своей библиотеке или в информсети политеха Рени могла по взмаху руки перенестись в любое место, куда пожелает, и так же быстро создать из пустоты все желаемое. Но Внутренний Район и ему подобные влиятельные центры заталкивали пользователей в симуляции, а с симуляциями обращались как с людьми, – загоняли в виртуальные кабинеты и через пропускные пункты, заставляя мучительно долго ждать, пока стоимость коннекта не вырастала до звезд.

«Если политики найдут способ обложить налогом свет, – мрачно подумала Рени, – они и солнечных зайчиков заставят стоять в очереди». Она пристроилась за спиной горбатого серого создания, сима простейшей модели; судя по ссутуленным плечам, этот проситель не ожидал ничего, кроме отказа.

После невыносимо долгого ожидания горбатый сим был с презрением отвергнут, и Рени обнаружила, что стоит перед самым карикатурным чинушей, какого она только встречала. Был он мал ростом и походил на крысу; кончик длинного носа венчали старомодные очки, поверх которых посверкивали подозрительные маленькие глазки. «Марионетка», – подумала Рени. Программа, которой придан человеческий облик. Невозможно выглядеть настолько похожим на мелкого бюрократа, а если и возможно – кто станет сохранять его в сети, где облик возможно менять по желанию?

– Цель посещения Внутреннего Района? – Даже голос у него был нудящий, как музыка казу, точно звуки он производил не голосовыми связками, а чем-то еще.

– Посылка Джоанне Бундази. – Советница Политехнического, как точно знала Рени, держала во Внутреннем Районе маленький узел.

Чинуша смерил ее долгим злобным взглядом. Где-то делали свою работу процессоры.

– Миз Бундази отсутствует в своей резиденции.

– Я знаю. – Рени действительно знала – действовать приходилось очень осторожно. – Меня попросили доставить посылку лично в ее узел.

– Зачем? Ее там нет. Не разумнее ли отослать архив на тот узел, к которому она имеет доступ в данный момент? – Еще одна секундная пауза. – В данный момент она отсутствует в сети.

Рени попыталась сдержаться. Это определенно марионетка – симуляция бюрократического тупоумия была уж слишком совершенной.

– Я знаю только, что меня попросили доставить посылку на ее узел во Внутреннем Районе. Зачем ей прямая загрузка на этот узел – ее дело. Если у вас нет возражений, позвольте мне делать мою работу.

– Зачем владельцу доставка курьером, когда он не пользуется узлом?

– Откуда я знаю?! И вам это знать необязательно. Что мне, вернуться? Хотите объясняться с госпожой Бундази, по какой причине вы не дали доставить ей посылку?

Чиновник прищурился, будто выискивая на настоящем человеческом лице след лжи или обмана. Рени была только рада, что ее защищает маска-сим. «Попробуй теперь почитай по глазам, чванливый ублюдок».

– Хорошо, – проговорил чинуша. – У вас есть двадцать минут.

Рени знала, что это минимальное время доступа – намеренная мелкая пакость.

– А если для меня оставлена обратная посылка? Если для меня оставлены дополнительные инструкции и мне предстоит выполнить в Районе другие задания?

Рени вдруг очень захотелось, чтобы это была игра: тогда она могла бы выхватить лазер и расстрелять нахальную марионетку.

– Двадцать минут. – Сим поднял короткопалую ручку, предупреждая возражения. – Уже девятнадцать и пятьдесят… шесть секунд. Отсчет пошел. Если вам потребуется больше времени, обратитесь еще раз.

Рени шагнула было в сторону, потом обернулась к крысолицему и, игнорируя протестующее бульканье со стороны следующего просителя, дорвавшегося до земли обетованной, поинтересовалась:

– Вы, случаем, не марионетка?

Очередь удивленно зашумела. Вопрос считался бестактным, но закон требовал, чтобы ответ на него давался по первому требованию.

Чиновник в возмущении расправил узкие плечи.

– Я гражданин. Хотите знать мой номер?

«Господи Иисусе, это все-таки реальный человек».

– Да нет, – – ответила Рени. – Просто любопытно.

Она обругала себя за несдержанность, но сколько же можно терпеть?

Иллюзии ворот, как ни странно, не было, хотя в остальном Внутренний Район заботливо поддерживал сходство с реальной жизнью. Через несколько секунд после того как Рени получила подтверждение допуска, ее просто вынесло на Привратную площадь, огромную – с небольшую страну – псевдокаменную плиту в угнетающем неофашистском стиле. Площадь ограничивали великанские арки, откуда начинались радиальные, обманчиво прямые тракты. Иллюзия, конечно; несколько минут ходьбы приведут вас в любое место Района, необязательно видимое с площади и необязательно по широкому проспекту, да и вообще по улице.

Несмотря на размеры, площадь выглядела более тесной и наполненной народом, чем область перед входом. Те, кто шел по ней, находились внутри , пусть и временно, и это придавало им гордость, целеустремленность. Впрочем, если у них имелось время идти по площади, до такой степени имитировать реальную жизнь, то это был повод гордиться собой. Посетители с допуском минимального уровня, вроде самой Рени, могли пользоваться только мгновенным переносом до места назначения и обратно – времени не хватало.

А задержаться стоило. Истинных граждан Внутреннего Района, тех, у кого хватало денег и власти, чтобы получить собственный участок в элитной области сети, не стесняли, как посетителей, ограничения на облик. Вдалеке Рени заметила двоих обнаженных мужчин с невероятной мускулатурой – ярко-алого цвета и тридцатифутового роста. Ей стало нехорошо при мысли о том, сколько же стоит такой сим, – одни только налоги и специальный коннект – прокачивать по каналам нестандартный сим куда дороже, чем обычный. «Новобогачи», – решила она про себя.

Прежде, когда ей доводилось попадать во Внутренний Район – дважды в качестве законной гостьи, а обычно с помощью хакерства в студенческие годы, – она довольствовалась тем, что глазела. Внутренний Район был, само собой, уникален: первый воистину Мировой Город, население которого (пусть симулированное) состояло из десяти миллионов богатейших жителей Земли… во всяком случае так полагало само население и шло на немалые расходы, чтобы оправдать это расхожее мнение.

Здания, которые они строили для себя, поражали взгляд – в пространстве, где нет нужды ни в силе тяготения, ни даже в обычной геометрии, а законы о сетепользовании в частных узлах отличались редкостной гибкостью, творческая фантазия приносила самые удивительные плоды. Конструкции, которые в реальном мире были бы зданиями и подчинялись бы природным законам, здесь обходились без таких ненужных частностей, как соотношения размеров и веса. Они служили лишь узлами коннекта, а потому броские творения компьютерного дизайна появлялись и исчезали на глазах, буйно и красочно, как цветы в джунглях. Даже сейчас Рени на секунду задержалась, чтобы полюбоваться невозможно тонким стеклянно-зеленым небоскребом, прокалывавшим небо за арками. Зрелище показалось ей красивым и необычно сдержанным – этакая нефритовая спица.

Если конструкции, которые возводили для себя эти избранники, высшая каста человечества, приковывали взгляд, то же можно было сказать и о сооружениях, которые они творили из себя. В месте, где единственным абсолютным условием было – существовать, а фантазию ограничивали только финансы, вкус и вежливость (а некоторые завсегдатаи района славились избытком первого и недостатком второго и третьего), даже прохожие, фланировавшие по главным проспектам, могли служить представлением – бесконечным и бесконечно разнообразным. От излишеств моды – последним ее писком, кажется, были удлиненные головы и туловища – через воспроизведения реальных предметов и людей (в первый же свой визит в Район Рени увидала троих Гитлеров, причем один из них носил бальное платье из голубых орхидей) до царств дизайна, где само наличие тела было лишь отправной точкой, Район представлял собой бесконечный парад. В прежние дни туристы, покупавшие пропуск на пару дней, нередко сидели часами в кафе на тротуарах, как малолетние сетевики, пока их реальные тела не теряли сознания от голода и жажды и их симуляции не застывали или не исчезали. Их легко было понять. Всегда было на что поглядеть, всегда на горизонте маячил очередной знаменитый каприз.

Но сегодня Рени пришла с одной-единственной целью – найти Стивена. Кроме того, с политеховского счета утекали деньги, а теперь Рени еще навлекла на себя гнев мерзкого типчика у входа. Вспомнив о нем, Рени запрограммировала посылку для советницы Бундази на «ввод через 19 минут» – мистер «Я гражданин!» обязательно проверит. В посылке лежали какие-то конторские документы, предназначавшиеся действительно советнице, но ничего существенного не содержавшие. Рени просто поменяла их адресами с каким-то пакетом данных, предназначенных для вручения миз Бундази лично. Путаницу, вероятно, спишут на шуточки почты – система е-мэйла устарела уже лет на двадцать, – которая вытворяла и не такое. Пытаться передать что-то по внутриинститутской системе доставки было все равно что протолкнуть масло сквозь камень.

Потратив секунду на изучение координат поданного Стивеном сигнала, Рени прыгнула на Колыбельную улицу – главную магистраль Карнавала, окраины, где располагались конторы неудачливых торговцев и художников и жилые узлы тех, кто зубами и когтями вынужден был цепляться за статус обитателей Внутреннего Района. Подписка в сеть Района была дорога неимоверно, как и моды, позволявшие поддерживать свое место в элите, но даже если человек не мог позволить себе ежедневно менять экзотические симы или каждую неделю заново декорировать свой деловой или личный узел, одно только проживание во Внутреннем Районе служило в реальном мире признаком высокого положения. Подчас это было последнее, от чего отказывались обиженные судьбой – и отказывались с трудом.

Рени не смогла засечь источник сигнала сразу, и ей пришлось замедлить шаг до скорости обычного пешехода – если, конечно, ее упрощенный донельзя сим мог имитировать ходьбу. То, что Карнавал давно стал окраиной, было очевидно. Большая часть узлов была функциональна до крайности – белые, серые, черные коробки, служившие лишь для того, чтобы отделять сражающиеся за выживание фирмы друг от друга. Другие узлы были когда-то шикарны, но давно вышли из моды. Некоторые начали исчезать – владельцы их отказывались от дорогих зрительных иллюзий, чтобы сохранить права на пространство.

Рени миновала огромный узел, будто вышедший из «Метрополиса» Фрица Ланга [7], но теперь почти совершенно прозрачный; от величественного купола остался только многогранник-скелет, детали смазались, некогда многокрасочные стены поблекли.

На всей Колыбельной улице только один узел выглядел дорогим и современным. Находился он совсем рядом с точкой, откуда Стивен вышел на связь. Виртуальная конструкция представляла собой дом в готическом стиле, ощетинившийся шпилями и запутанный, как термитник; в реальном мире он занял бы пару кварталов. Из окон проблескивал свет, багровый, тускло-лиловый и судорожно-белый. То, что это клуб, ясно было и по глухому рокоту музыки, и по буквам, скользившим по фасаду как змеи. Надписи на английском, а также японском, китайском, арабском и еще нескольких языках гласили: «Мистер Джи». Между извивающимися буквами проявлялась и тут же исчезала, как нерешительный Чеширский кот, широкая, зубастая, бестелесная ухмылка.

Рени вспомнила, что Стивен упоминал это заведение. Так вот что завело его во Внутренний Район – или, может быть, на эти его окраины. Рени смотрела на клуб, завороженная собственным отвращением. Клуб притягивал – каждая тщательно выверенная тень, каждое освещенное окно говорило: «Здесь – выход; здесь – свобода и особенно – свобода от чужих мнений». То было убежище, где нет запретов. Рени представила своего одиннадцатилетнего брата в этой дыре, и по спине ее пробежали ледяные мурашки. Но если он там, то войти придется и ей…

– Рени! Сюда!

Тихий вскрик прозвучал словно совсем рядом. Стивен пытался связаться по направленному каналу, не понимая, что в Районе это невозможно – если только вы не способны заплатить за уединение. Кто хочет, тот услышит. Теперь главное – скорость.

– Где ты? В этом… клубе?

– Нет! Через улицу! В доме с тряпкой .

Рени обернулась. Чуть поодаль, по другую сторону улицы от «Мистера Джи», стоял остов старого Карнавальского отеля – успокоительная симуляция реального мира, предназначенная в основном для туристов, место, где можно получать сообщения и планировать экскурсии. В прежние времена, когда ВР являлась слегка пугающим новшеством, отели были очень популярны. Но счастливые деньки этого заведения давно миновали. Стены потеряли цветность, а в некоторых местах просто стерлись. Над широкой входной дверью висела вывеска – неподвижная, хотя ей полагалось бы колебаться на симулированном ветру, сведенная, как и все здание, к уровню минимального существования.

Рени приблизилась ко входу и, удостоверившись, что системы безопасности давно отключились, проникла внутрь. Изнутри отель выглядел еще более заброшенным, чем снаружи; время и небрежение хозяев превратили его в просторный склад, заполненный призрачными фигурами, вроде забытых детских кубиков. Несколько получше сработанных сим-предметов сохранились, нелепо контрастируя со своим окружением. В их число входила и стойка портье из неоново-синего мрамора, за которой прятались Стивен и Эдди.

– Что за игры, черт бы вас подрал?

Оба мальчишки носили симы школСети, еще примитивней ее собственного, но Рени все равно видела ужас на смазанном лице Стивена. Вскочив, он обхватил ее за талию и прижался – изо всех сил, знала Рени, хотя только кисти рук ее сим-костюма давали осязательный вывод.

– Они за нами гонятся, – выдохнул Стивен. – Эти, из клуба. У Эдди было «одеяло», и мы под ним прятались, но оно же дешевенькое, и нас скоро найдут.

– О том, что вы здесь, знают все вокруг с тех пор, как ты меня вызвал. – Рени обернулась к Эдди: – И где, во имя всего святого, ты взял «одеяло»? Нет, не говори. Не сейчас. – Она осторожно разняла руки Стивена, обхватившие ее талию. Странно было чувствовать под пальцами его тощие руки, когда в РЖ их тела разделяло полгорода, но подобные чудеса и втянули Рени в изучение ВР. – Потом поговорим – у меня к вам много вопросов. А сейчас надо выматываться, пока нас не потащили к магистрату.

– Но… – выдавил Эдди, – Соки…

– Соки – что? – нетерпеливо поинтересовалась Рени. – Он тоже с вами?

– Он еще у «Мистера Джи»… вроде как.

У Эдди иссякла храбрость, и закончил за него Стивен:

– Соки в дыру упал… вроде как. А когда мы хотели его вытащить, пришли те типы. Марионетки, наверное. – Голос его задрожал. – Страшные, точно.

Рени покачала головой.

– Соки пусть выпутывается сам. У меня кончается время, и я не полезу в частный клуб. Если его поймают – значит, поймают. Если он вас выдаст – будете расхлебывать кашу. Урок сетевика номер один: получай по заслугам.

– Но… они могут его избить.

– Избить? Разве что напугать – а это вы заслужили. А повредить вам тут невозможно. – Не отпуская Стивена, другой рукой Рени схватила Эдди; в Политехническом процессоры добавили двоих спутников к ее алгоритму бегства. – А теперь мы…

На улице раздался взрыв, громче, чем бомба в политехе, такой громкий, что наушники Рени на пике шума отказали, смолкнув. Фасад отеля растворился в искрящемся водовороте. А на мостовой Карнавала громоздилась чудовищная тень, намного больше любого обычного сима. Рени не сумела толком разглядеть ее – смотреть на аритмично пульсирующую темноту было почти непосильно.

– Господи! – В ушах звенело. Урок ей – не ставить большую громкость на наушники. – Господи!