— В голосе Изорна слышалась еле сдерживаемая ярость. — Да вы посмотрите на себя! Посмотрите вокруг! — Он обвел рукой поляну. Эолер поразился, увидев такую перемену в молодом человеке. — Вы вольны скрываться в лесу, как паршивые собаки, которых хозяин выставил на мороз! Это вы считаете свободой? А куда делись ваши дома, ваши жены и дети? Мой отец жив… — Он помолчал, пытаясь справиться с волнением. Эолер подумал, что последнее утверждение внезапно показалось юноше совсем не таким очевидным, как ему хотелось бы. — Мой отец вернет себе свои земли, и те, кто будет помогать ему, тоже получат свое — и больше того, потому что когда мы разберемся со Скали и его кальдскрикцами, у нас останется много безмужних женщин и необработанных полей. Каждый, кто пойдет за нами, будет хорошо вознагражден.

Грубый хохот прервал его речь, но это был смех удовольствия, а не издевки. Эолер, чья чувствительность была отточена годами придворных переговоров, решил, что чаша весов начинает склоняться в их сторону.

Уле внезапно поднялся с места, обтрепанная меховая одежда придавала его огромному телу еще большее сходство с медведем. Шум вокруг стих.

— А скажи мне тогда, Изорн сын Изгримнура, — прорычал он, — скажи мне, что случилось с моим отцом, который всю жизнь служил твоему отцу? Он тоже ждет меня в конце пути, как и изголодавшиеся по мужчинам вдовы и заброшенные поля, о которых ты тут говорил?

Ясноглазый Изорн не вздрогнул. Он медленно набрал в грудь воздуха.

— Фрекке был в Наглимунде, Уле. Замок пал после долгой осады короля Элиаса. Немногим удалось бежать, и твоего отца не было среди них. Но если он и погиб, то погиб храбро. — Юноша умолк на секунду, вспоминая. — Он всегда был очень добр ко мне.

— Проклятый старик любил тебя как родного внука, — с горечью произннес Уле и, пошатываясь, шагнул вперед. В следующую секунду оглушительной тишины Эолер судорожно нащупывал меч, проклиная свою медлительность; потом Уле сжал Изорна в сокрушающем ребра объятии, чуть не подняв его в воздух.

— Прокляни, Боже, Скали. — Слезы оставляли следы на грязном лице риммера, — Этот проклятый дьяволом убийца! Кровная месть! — Он отпустил Изорна и вытер лицо рукавом. — Остроносый должен умереть. Тогда мой отец будет смеяться на небесах!

Изорн мгновение смотрел на него, потом слезы наполнили глаза молодого человека.

— Мой отец любил Фрекке, Уле, — сказал он. — И я любил его тоже.

— Кровь на древе, неужели в этом проклятом месте не найдется ничего выпить?! — закричал Диннир. Оборванные люди со всех сторон подходили к костру, чтобы приветствовать Изорна, вернувшегося домой.

— То, что я собираюсь сказать вам, будет звучать весьма странно, — сказала Мегвин. Волнуясь больше, чем ей хотелось бы, она стала расправлять складки своего старого черного платья, стараясь оттянуть неизбежное начало. — Но я дочь короля Лута, и я люблю Эрнистир больше собственной жизни. Я скорее вырву свое сердце, чем смогу солгать вам.

Ее люди, собравшиеся в самой большой пещере под Грианспогом — громадном зале с высоким потолком, в котором вершилось правосудие и раздавалась пища — внимательно слушали. То, что собиралась сказать Мегвин, могло и в самом деле оказаться странным, но они были намерены выслушать ее. Что могло быть настолько странным, чтобы нельзя было в это поверить, когда мир, в котором они оказались, полон такого безумия?

Мегвин оглянулась на Диавен, стоявшую у нее за спиной. Предсказательница, чьи глаза лучились каким-то личным счастьем, одобрительно улыбнулась.

— Скажи им! — прошептала она.

— Вы знаете, что Боги приходили в мои сны и говорили со мной, — громко сказала Мегвин, — они вложили в мою голову песню древних дней и научили привести вас сюда, в каменные пещеры, где мы в безопасности. Потом Куам Земляная Собака, бог глубин, повел меня в тайное место, которого никто не видел со времен Тестейна — место, где боги приготовили подарок для нас. Ты! — Она указала на одного из писцов, которые вместе с Эолером спускались в Мезуту'а, чтобы скопировать карты дворров. — Встань и расскажи людям, что ты видел.

Старик встал, пошатываясь, для поддержки опираясь на руку одного из своих молодых учеников.

— Это действительно был город богов, — проговорил он дребезжащим голосом. — Глубоко в земле был город — больше, чем весь Эрнисадарк и шире, чем залив в Краннире. — Он развел в стороны тощие руки в бессмысленной попытке показать величину подземного города. — Ив том месте были существа, каких я никогда не видел, шепчущие в тенях. — Теперь он воздел руки к небу, и многие в толпе поспешно начертали в воздухе знаки, отгоняющие зло. — Но они не причинили нам вреда, а только отвели нас в потайные места, где мы сделали то, о чем просила нас принцесса.

Мегвин велела писцу сесть и продолжила:

— Боги показали мне этот город, и в нем мы нашли вещи, которые помогут нам переломить ход битвы со Скали из Кальдскрика и его хозяином, Элиасом из Эркинланда. Эолер отвез их нашим союзникам — вы все видели, как он уезжал.

По всей толпе закивали головы. Для находящихся в полной изоляции людей, а именно такими стали эти подземные жители, такое событие, как отъезд графа Над Муллаха с загадочным поручением, стало объектом пересудов на несколько недель.

— Так значит дважды боги говорили со мной — и дважды они оказались правы.

Произнеся эти слова, она почувствовала неожиданный приступ тревоги. Так ли это было на самом деле? Она ведь сама ругала себя за неправильное истолкование повеления богов, а иногда даже винила самих богов в том, что они посылают ей жестокие, ложные знаки. Мегвин замолчала, охваченная сомнениями, но Диавен протянула руку и коснулась ее плеча, словно прочитав мысли принцессы. Мегвин собрала все свое мужество и продолжала:

— Теперь боги обратились ко мне в третий раз, и приказ их был совершенно ясен. Сам Бриниох говорил со мной! — Ибо, конечно, думала она, это не мог быть никто иной. Странное лицо и золотые глаза горели у нее в памяти, как горит перед глазами солнце, когда опускаешь веки. — И Бриниох сказал мне, что боги пошлют помощь Эрнистиру.

Некоторые из собравшихся, захваченные страстной речью Мегвин, подняли голоса в одобрительных криках. Другие, не столь уверенные, но вновь обретающие надежду, обменивались заинтересованными взглядами со своими соседями.

— Краобан! — позвала Мегвин. — Встань и расскажи людям, где и как вы нашли меня.

Старый рыцарь с очевидной неохотой поднялся с места. По выражению его лица было ясно, о чем он думает: он всего лишь государственный деятель и практичный человек, а такие высокие материи, как загадочные пророчества и боги, беседующие с принцессами, не для него. Народ, собравшийся в пещере, знал это, и именно по этой причине Краобан был главным козырем Мегвин.

Рыцарь оглядел пещеру.

— Мы нашли принцессу Мегвин на Брадах Торе, — произнес он, и голос его звучал сильно и властно, несмотря на солидный возраст говорящего; этот голос немало послужил Краобану при дворе у отца и деда Мегвин. — Я не видел всего этого, но мужчины, которые нашли ее и привели сюда, вниз, известны мне и… достойны доверия. Три дня она оставалась на горе, но холод не причинил ей никакого вреда. Когда к ней пришли, она была… — Он беспомощно посмотрел на Мегвин, но в ее суровом лице не было ничего, что позволило бы ему избежать следующих слов: — Она была во власти глубочайшего сна.

Собрание загудело. У Брадах Тора была странная репутация, но еще более странно было, что молодая женщина, одна, без провожатых, сумела подняться туда морозной зимой.

— Разве это был просто сон? — резко спросила Диавен из-за спины Мегвин. Краобан сердито посмотрел на нее, потом пожал плечами.

— Эти люди сказали, что никогда не видели ничего подобного, — сказал он. — Ее глаза были открыты, и она разговаривала, как будто кто-то стоял перед ней… но там не было никого, кроме пустоты.

— С кем она разговаривала? — спросила Диавен.

Старый Краобан снова пожал плечами.

— Она… говорила так, как будто обращается к богам — и временами слушала, словно они отвечали ей.

— Спасибо, Краобан, — мягко сказала Мегвин. — Ты верный и честный человек. Не удивительно, что мой отец так высоко ценил тебя. — Рыцарь сел. Он совсем не казался довольным комплиментом. — Я знаю, что боги говорили со мной, — продолжила она. — Мне было видение того места, где обитают боги во всей их неописуемой красоте, и они готовились к войне.

— К войне? — закричал кто-то. — К войне с кем, моя леди? Кто даст сражение богам?

— Не «кто», но «за кого», — сказала Мегвин, предостерегающе подняв палец. — Боги будут сражаться за нас. — Она наклонилась вперед, успокаивая взволнованную толпу. — Они уничтожат наших врагов — но только если мы полностью отдадим им наши сердца.

— Наши сердца в их власти, леди, в их власти! — закричала женщина в толпе.

— Почему они не помогали нам до сих пор? Мы всегда чтили их! — крикнул кто-то еще.

Мегвин дождалась, пока шум утихнет.

— Мы чтили их, это верно, но так, как чтят старого скучного родственника — нехотя, по привычке. Мы никогда не оказывали им почтения, достойного их мудрости и красоты, достойного тех даров, которые они дали нашему народу! — голос ее повысился; теперь она снова ощущала присутствие богов, и чувство это поднималось в ней, как бьющий из земли родник. Оно кружило голову, и Мегвин внезапно рассмеялась, что вызвало удивление на лицах окружающих ее людей. — Нет! — закричала она. — Мы исполняли обряды, полировали резьбу и зажигали священные огни, но очень немногие из нас хоть раз спрашивали себя, чего еще могут желать боги в доказательство того, что мы достойны их помощи.

Краобан прочистил горло.

— И чего они хотят, Мегвин, как ты думаешь? — казалось, что он обратился к принцессе неподобающе фамильярно, но она только снова засмеялась.

— Они хотят, чтобы мы показали, как доверяем им. Чтобы мы показали нашу преданность и нашу готовность отдать жизнь в их руки — как это и было все время. Боги помогут нам, я сама видела, что они собираются сделать это, но только в том случае, если мы будем достойны их помощи. Почему Багба дал людям стадо? Только потому, что люди потеряли своих лошадей, когда сражались за богов.

Пока она говорила, в ее голове внезапно все прояснилось. Как права была Диавен! Дворры, испуганная женщина-ситхи, которая говорила с ней через Шард, устрашающе бесконечная зима — все это теперь было понятно.

— Потому что, видите ли, — кричала она, — боги и сами воюют! Почему, вы думаете, тянется эта бесконечная зима, хотя прошло уже больше двенадцати лун? Почему по Фростмаршу бродят древние твари, невиданные со времен Эрна? Потому что боги воюют, так же, как и мы. Как дети, играя в войну, подражают сражениям взрослых воинов, так и мы только играем в войну в сравнении с тем великим сражением, которое разразилось на небесах. — Она вздохнула и почувствовала, что бурлящее ощущение присутствия божества наполняет ее радостной силой. Теперь она была уверена, что ее видение было истинным. Это было ясно, как солнечный свет для только что проснувшегося человека. — Но то, чему мы научились в детских играх, влияет на то, как мы воюем, становясь взрослыми, и точно так же наши раздоры здесь, на зеленой земле, в чем-то формируют небесные войны. Так что если мы хотим получить помощь богов, мы должны, в свою очередь, помочь им. Мы должны быть храбрыми и верить в их победу. Мы должны найти средство против тьмы, которая охватила нас.

— Средство? — недоверчиво крикнул какой-то старик дребезжащим голосом. — Это наверное то, чему тебя научила эта женщина, предсказательница Диавен?

Мегвин слышала, как с шипением втянула в себя воздух Диавен, но сама она чувствовала себя слишком сильной, для того чтобы сердиться.

— Ерунда! — закричала она. — Я не говорю о бормотании фокусников. Я говорю о магии, которая одинаково грозно звучит на небесах и на земле. Это магия нашей любви к Эрнистиру и к богам. Ты хочешь видеть наших врагов побежденными? Ты хочешь снова свободно ходить по нашей зеленой земле?

— Скажи, что мы должны сделать для этого! — закричала женщина, стоящая ближе других.

— Скажу, — Мегвин охватило чувство великой силы и покоя. В пещере воцарилось молчание, несколько сотен лиц внимательно смотрели на нее. Как раз перед ней старый Краобан в тревоге нахмурил испещренный глубокими морщинами лоб. Мегвин любила его в этот момент, потому что видела его расстроенный взгляд, служивший подтверждением силы ее слов. — Я скажу вам все, — снова произнесла она уже громче, и эхо повторяло ее слова снова и снова. Голос ее был таким сильным, таким полным победоносной уверенности! И мало кто усомнился, что они на самом деле слышат избранного посланника богов.

Мириамель и ее спутники задержались всего на мгновение, чтобы высадить Чаристру на маленькой изолированной пристани в дальних окраинах Кванитупула. Оскорбленные чувства трактирщицы были только отчасти смягчены мешком монет, который Изгримнур швырнул вслед за ней.

— Бог накажет вас за такое обращение с доброй эйдониткой! — кричала она, пока они что есть мочи гребли прочь. Она долго стояла у края пристани, размахивая руками и издавая иевнятные крики. Скользящая лодка медленно разрезала, воду канала, окаймленного переплетенными деревьями, и наконец Чаристра скрылась из виду.

Кадрах поморщился.

— Если тем, что мы перенесли за последнее время. Бог хотел показать свое к нам расположение, то я, пожалуй, не прочь был бы Попросить немного его наказания — просто для разнообразия.

— Не святотатствуй! — зарычал Изгримнур, налегая на весла. — Мы еще живы, вопреки очевидности, и пока на свободе. Это наганный дар Божий.

Монах с сомнением пожал плечами, но больше ничего ие сказал.

Они вышли в открытую лагуну, такую мелкую, что стебли болотной травы торчали над поверхностью воды и раскачивались на ветру. Мириамель смотрела на удаляющийся Кванитупул. В свете послеполуденного солнца низкий серый город казался кучей обломков старого корабля, вынесенных бурей на отмель, огромной, но совершенно бесполезной. Принцесса чувствовала непреодолимое стремление назвать какое-нибудь место домом, заниматься в нем пусть даже самым бессмысленным и скучным делом, которое принадлежало бы нормальной жизни. В этот момент в новых приключениях не было для нее ни капли очарования.

— За нами все еще никого не видно, — с некоторым удовлетворением заметил Изгримнур. — Как только мы достигаем болот, мы будем в безопасности.

Тиамак, сидевший на носу лодки, сдавленно засмеялся.

— Не говорите так. — Он указал направо: — Вот, направляйтесь к тому маленькому каналу, как раз между двумя большими баиьянами. И не надо больше так говорить. Вы можете привлечь их внимание.

— Чье внимание? — раздраженно поинтересовался Изгримнур.

— Тех, Кто Дышит Тьмой. Они любят взять безрассудные слова людей и вернуть их обратно страхом.

— Адские духи, — пробормотал Изгримнур.

Маленький человек снова засмеялся, грустно и беспомощно. Потом он хлопнул ладонью по костлявому бедру, и эхо разнесло звук шлепка над медленной водой. Тиамак внезапно посерьезнел.

— Мне так стыдно. Вы можете принять меня за глупца. Я учился у лучших ученых Пирруина — я не менее цивилизован, чем любой другой сухоземелец. Но теперь мы возвращаемся ко мне домой… и я боюсь. Старые боги моего детства сейчас кажутся более реальными, чем когда-либо.

Рядом с Мириамелью Кадрах холодно и мрачно кивал.

По мере приближения вечера деревья и опутывающие их лианы становились все гуще, а берега каналов, в которые направлял их Тиамак, все более и более болотистыми. К тому времени, как солнце склонилось к закрытому листвой горизонту, Камарис и Кадрах — Изгримнур устроил себе честно заработанный отдых — едва проталкивали лодку через заросшую водорослями протоку.

— Скоро мы сможем пользоваться веслами только как шестами. — Тиамак прищурился на темную воду. — Надеюсь, что это лодка достаточно мала для того, чтобы пройти там, где нам надо ее провести. В любом случае нам придется искать что-то с более мелкой осадкой, но хорошо бы перед этим проплыть еще немного, чтобы наши преследователи не могли обнаружить то, что мы сделали.

— У меня не осталось ни гроша, — проворчал Изгримнур, отмахиваясь от облачка мелких насекомых, кружившихся у него над головой. — Что мы можем поменять на другую лодку?

— Эту, — ответил Тиамак. — Мы не получим ничего такого же прочного, но те, кто поменяется с нами, будут знать, что на деньги, полученные за нашу лодку в Кванитупуле, они смогут купить себе три плоскодонки и бочку пальмового вина впридачу.

— Кстати о лодках, — сказал Кадрах, на минуту переставая грести. — У меня в сапогах куда больше воды, чем мне хотелось бы. Не надо ли нам остановиться и залатать эту, в особенности если мы приговорены к ней еще на несколько дней? Не хотелось бы искать место для лагеря в этой грязище после того, как зайдет солнце.

— Монах прав, — сказал Изгримнур Тиамаку. — Пора остановиться.

Пока они медленно скользили вперед, маленький вранн на носу внимательно осматривал берега в поисках подходящего для привала места. Мириамель случайно заметила в гуще деревьев несколько маленьких полуразвалившихся домов.

— Это дома твоего народа? — спросила она у Тиамака.

Он покачал головой, слегка улыбнувшись:

— Нет, леди. Те из моего народа, кто зарабатывает на жизнь в городе, живут в Кванитупуле. Это не настоящий Вранн, и жить здесь для них было бы хуже, чем два сезона в году перебиваться в городе и возвращаться в свои селения, заработав денег. Нет, здесь живут в основном сухоземельцы, пирруинцы и наббанайцы, покинувшие свои города. Это странный народ. Они не похожи на своих собратьев, потому что многие годы живут на краю болот. В Кванитупуле их называют «мелководники» или «прибрежные прыгуны» и считают непонятными и ненадежными. — Он снова застенчиво улыбнулся, как бы смущенный своим долгим объяснением, и снова вернулся к поискам места для лагеря.

Мириамель увидела дымок, струящийся от одного из скрытых домов, и подумала, каково это, жить в таком уединенном месте и с утра до вечера не слышать звука человеческого голоса. Она смотрела на согнувшиеся деревья, на их корни, змеями изгибавшиеся у самой воды, на бугристые сучковатые ветки. Мелкая протока, погруженная в тень, казалась обрамленной одиноко стоящими фигурами, которые как бы тянулись, чтобы схватить маленькую лодку и держать до тех пор, пока вода, грязь, корни и лианы не поглотят ее. Принцесса содрогнулась. Где-то в темной ложбине, как испуганный ребенок, закричала птица.