- Я ухожу, Саймон! Возьми то, что я дала, и используй это: мне не нужна больше моя жизнь. Делай то, что ты должен. Я молюсь, чтобы этого было достаточно. Если ты встретишь Эолера... нет, я скажу ему сама. Когда-нибудь. В другом месте...
      Ее храбрые слова не могли скрыть страха. Саймон ощущал каждую каплю ее ужаса, когда она позволила себе соскользнуть в темную неизвестность.
      - Мегвин! Не надо!
      Но она исчезла. Сияние, которое она держала, теперь было частью Саймона. Она отдала ему единственное, что у нее оставалось, - самый мужественный и самый ужасный дар из всех возможных.
      Саймон боролся, как не боролся никогда в жизни, полный решимости не допустить, чтобы жертва Мегвин оказалась напрасной. Хотя мир живых был так близко, что он чувствовал его, непостижимый барьер отделял его от оставленного позади собственного тела. Но он не мог позволить себе потерпеть поражение. Используя силу, которую дала ему Мегвин, он заставлял себя приблизиться к оставленной плоти, принимая в себя боль, страх и даже беспомощность, которые охватят его, если он вернется. Он почувствовал, что барьер готов сломаться. Тогда Саймон сделал еще одно усилие. Серая страна стала черной, потом красной. Когда он прошел из нижнего мира в мир живущих, Саймон закричал. Ему было больно. Болело все. Он снова родился в царстве боли.
      Крик продолжался, с дребезжанием вырываясь из его пересохшего горла и потрескавшихся губ. Рука его горела от невыносимой боли.
      - Тише! - испуганный голос раздался совсем близко. - Я стараюсь.
      Он снова был на колесе. В голове у него стучало, шершавое дерево терлось о его кожу. Но что случилось с рукой? Казалось, что кто-то пытался оторвать ее от плеча раскаленными щипцами... Она шевелилась! Он мог шевелить рукой!
      Снова раздался дрожащий шепот:
      - Голоса говорят, я должен торопиться. Они скоро придут!
      Левая рука Саймона была свободна. Когда он попытался согнуть ее, жгучая, пронизывающая боль отдалась в плечо - но рука двигалась. Он открыл глаза и вытаращил их так, что закружилась голова.
      Перед ним вверх ногами висела темная фигура. Пещера литейной за ее спиной тоже была перевернута. Человек пилил веревку у его правой руки чем-то отражавшим свет факелов на противоположной стороне пещеры. Кто это был? И что он делал? Саймон никак не мог привести в порядок свои искалеченные мысли. Пульсирующая жгучая боль охватила теперь и правую руку.
      - Ты приносил мне еду. Я... Я не могу оставить тебя. Но голоса говорят, я должен спешить.
      Трудно было думать, когда обе руки горели как в огне, но постепенно Саймон начал понимать. Он висел вниз головой на колесе. Кто-то обрезал его веревки. Кто-то...
      - ..Гутвульф?..
      - Скоро остальные заметят. Они придут. Не двигайся. Я не вижу и боюсь, что порежу тебя. - Слепой граф яростно трудился. Саймон сжал зубы, когда кровь прилила к его рукам, пытаясь удержать новый крик. Он не верил, что такое страдание возможно.
      Свобода. Это стоит того. Я буду свободен... Он снова закрыл глаза и сжал зубы. Теперь обе его руки освободились и болтались у головы. Изменение положения было мучительным. Он смутно слышал, что Гутвульф прошел несколько шагов, потом начал пилить около лодыжек.
      Всего несколько мгновений, обещал себе Саймон, отчаянно сдерживая крик. Он вспоминал, что говорили ему горничные, когда ребенком он плакал над пустяковой царапиной: "До свадьбы заживет, все будет хорошо".
      Одна нога освободилась, и боль, которую испытал Саймон, соотносилась только с напряжением, которое теперь испытывала другая. Саймон повернул голову и вонзил зубы в собственное плечо. Что угодно, только бы не закричать и не привлечь внимания Инча и его подручных.
      - Почти, - хрипло проговорил Гутвульф. Саймон медленно заскользил вниз, потом внезапно упал. Оглушенный, он обнаружил, что вот-вот утонет в ледяной воде. Он беспомощно бултыхался, не чувствуя ни рук, ни ног. Он не знал, куда плыть.
      Что-то схватило его за волосы и дернуло. Мгновением позже другая рука обвилась вокруг шеи, едва не удушив его. Голова Саймона оказалась над водой, и он глубоко вдохнул. На мгновение его лицо было прижато к тощему животу Гутвульфа, пока его спаситель пытался схватить его поудобнее. Потом Саймона потащили вперед и бросили на край шлюза. Руки его все еще не работали; он удерживался на краю, цепляясь локтями, и почти забыл о боли в суставах. Он не хотел вернуться назад в воду.
      - Мы должны... - начал Гутвульф. Потом слепой судорожно вздохнул, и что-то ударилось в Саймона, который скатился назад и едва успел схватиться за край шлюза.
      - Что здесь происходит?! - Голос Инча был похож на ужасное гремящее рычание. - А ну не троай моего кухонного мальчика!
      Саймон чувствовал, как надежда угасает, сменяясь тошнотворным ужасом. 'Как такое могло случиться? Это неправильно! Он вернулся из смерти, из небытия только для того, чтобы "Инч пришел на несколько минут раньше, чем следовало? Как могла судьба сыграть с ним такую чудовищную шутку?
      Гутвульф глухо вскрикнул, потом Саймон некоторое время не слышал ничего, кроме приглушенного плеска. Он начал осторожно пятиться вниз. Наконец его ноги коснулись скользкого дна шлюза. Нагрузка на его израненные ноги породила облако черной обжигающей боли, но Саймон устоял. Он знал, что после своих мучений не сможет даже двигаться, но все еще сохранял часть силы, которую придала ему жертва Мегвин; он чувствовал, как она тлеет в нем, подобно полузасыпанному костру. Он заставил себя стоять в медленно текущей воде до тех пор, пока не смог наконец видеть.
      Инч вошел в шлюз и теперь стоял по пояс в воде в центре, как какой-то болотный зверь. В смутном свете факелов Саймон увидел, как из воды вынырнул Гутвульф, отчаянно пытаясь отплыть подальше от надсмотрщика. Инч схватил его голову и снова пихнул ее под воду.
      - Нет! - Хриплый голос Саймона был почти шепотом. Если его и можно было услышать, Инч не обратил внимания. И все-таки тишина почему-то раздражала Саймона. Он оглох? Нет, он слышал и Гутвульфа, и Инча. Тогда почему же помещение кажется таким тихим?
      Рука Гутвульфа дернулась над поверхностью, но все его тело оставалось погруженным в темную воду.
      Саймон ковылял по направлению к ним, борясь с медленным течением. Огромное колесо неподвижно висело над водой. Увидев это, Саймон понял причину странной тишины. Гутвульф каким-то образом ухитрился поднять колесо, чтобы освободить Саймона.
      Когда он приблизился к Инчу, в пещере начало светлеть, словно восход проник сквозь камень в темную нору. К шлюзу неуверенно приближались фигуры с факелами. Саймон подумал, что это, должно быть, солдаты или подручные Инча, но, когда они подошли ближе, он увидел их широко раскрытые испуганные глаза. Рабочие литейной были разбужены и теперь осторожно подходили, чтобы посмотреть, что послужило причиной шума.
      - Помогите! - проскрежетал Саймон. - Помогите нам! Он не может остановить вас всех.
      Оборванные люди остановились, как будто слова Саймона могли сделать их предателями, подлежащими наказанию Инча. Они смотрели вниз, слишком запуганные даже для того, чтобы перешептываться между собой.
      Инч не обращал никакого внимания ни на Саймона, ни на своих рабов-рабочих. Он позволил Гутвульфу подняться на поверхность и несколько раз вздохнуть, а теперь запихивал его обратно. Саймон с трудом поднял онемевшие руки и изо всех сил ударил надсмотрщика. С тем же успехом он мог бы ударить гору. Инч повернулся, чтобы посмотреть на него. Покрытое шрамами лицо надсмотрщика было лишено всякого выражения, как будто насилие отвлекало на себя все его внимание.
      - Кухонный мальчик! - прогудел он. - Ты не убегай. Ты следующий. - Он протянул огромную руку и дернул Саймона, на секунду отпустив Гутвульфа, чтобы схватить Саймона двумя руками и выкинуть его из шлюза на твердый камень. Юноша на мгновение перестал дышать, новая волна боли нахлынула на него, боли, которая была даже сильнее огня в его суставах. Он не мог заставить слушаться свое истерзанное тело. Саймон почувствовал, как кто-то наклонился над ним. Это, конечно, Инч явился, чтобы довершить начатое. Саймон сжался.
      - Эй, парень, - прошептал кто-то и попытался помочь ему сесть. Стенхельм, рабочий литейной, который дружил с ним, сидел на корточках подле него. Он, казалось, с трудом двигался. Одна рука бессильно повисла перед грудью, шея была согнута под странным углом.
      - Помоги нам. - Саймон попытался подняться. Казалось, что с каждым вздохом его грудь пронзают кинжалом.
      - От меня ничего не осталось. - Даже речь Стенхельма была невнятной. - Но ты лучше посмотри на колесо, парень!
      Пока Саймон пытался разобраться в том, что ему сказал Стенхельм, подошел один из помощников Инча.
      - Не трогай его, - зарычал он. - Это докторов парень!
      - Заткнись, - сказал Стенхельм. Надсмотрщик поднял руку, словно собираясь ударить, но внезапно несколько других рабочих с разных сторон двинулись к нему. Некоторые из них держали куски железа, тяжелые и острые.
      - Ты слышал? - тихо прорычал один из них человеку Инча. - Заткнись!
      Надсмотрщик огляделся, взвешивая свои шансы:
      - Вы хорошо заплатите за это, когда доктор узнает. Он мигом покончит с тем бандитом!
      - Тогда иди и любуйся на него! - выплюнул один из рабочих литейной. Люди казались испуганными, но каким-то образом они выстроились в ряд: если они не хотели драться с неуклюжим Инчем, то стоять и смотреть, как его подручный мучит Стенхельма или Саймона, не собирались. Надсмотрщик выругался и попятился прочь, поближе к своему хозяину.
      - Вот теперь, парень, - прошептал Стенхельм, - смотри на это колесо!
      Голова Саймона кружилась. Он долго смотрел на литейщика, пытаясь понять смысл его слов. Потом он наконец повернулся и увидел.
      Огромное деревянное лопастное колесо было поднято и висело на высоте почти в два человеческих роста над водой. Инч, продолжавший барахтаться с Гутвульфом в шлюзе, стоял прямо под ним. Стенхельм протянул согнутую дрожащую руку:
      - Там. Там рычаги.
      Саймон с трудом поднялся на ноги и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к огромному механизму. Рычаг, которым, как он видел раньше, пользовался Инч, был поднят и укреплен веревкой. Саймон медленно развязал узел, напрягая горящие мышцы и ослабевшие руки, потом схватился за рычаг скользкими онемевшими пальцами. Тем временем Инч снова запихнул Гутвульфа под воду и наблюдал за страданиями своей жертвы со спокойным интересом. Слепой человек шлепал по воде, пытаясь бежать от своего мучителя, и сейчас находился вне досягаемости колеса.
      Саймон сказал несколько слов из молитвы Элисии, которые смог вспомнить, и повис на рычаге. Тот едва сдвинулся с места, но рама, державшая колесо, заскрипела. Инч посмотрел вверх, огляделся и медленно повернулся к Саймону своим единственным глазом.
      - Кухонный мальчик... ты...
      Саймон нажал еще раз, оторвав ноги от земли и всем своим весом давя на рычаг. Он кричал от боли, вцепившись в скользкое дерево. Рама снова заскрипела; потом со скрежещущим визгом рычаг упал, колесо задрожало и с громким плеском рухнуло в шлюз.
      Инч попытался нырнуть, чтобы отплыть в сторону, но исчез под огромными лопастями.
      Какое-то мгновение в пещере не двигалось ничего, кроме колеса, которое начало медленно вращаться. Потом, словно монстр из морской пучины Инч выскочил на поверхность, рыча от ярости. Вода текла из его широко раскрытого рта.
      - Доктор! - Он брызгал слюной и размахивал кулаком. - Нельзя убить меня! Только не доктора Инча!
      Он сделал все, что мог. Инч шагнул вперед, потом упал. Саймон смотрел на него, ошеломленный. Мир совсем сошел с ума.
      Тело Инча поднялось из воды. Только когда весь он оказался на поверхности, Саймон увидел, что широкий пояс надсмотрщика зацепился за лопасть колеса.
      Водяное колесо поволокло Инча наверх. Великан мычал в ярости, что его одолевает нечто большее, чем он сам. Инч извивался на конце лопасти, чтобы освободиться, тянулся назад, пытаясь ударить по дереву кулаком. Когда колесо вынесло его на верхнюю точку своего вращения, он схватился рукой за одну из огромных цепей, уходивших под потолок, и полез наверх, скрываясь в темноте. Огромные руки Инча цеплялись за скользкие звенья. Он держался крепко. Когда цепи пошли вверх, Инч вытянулся, потом пряжка его ремня лопнула. Руками и ногами он уцепился за тяжелую цепь. Теперь Инч не был связан, и в его гулком реве появились нотки триумфа - по мере того как цепи несли его выше и выше. Он рванулся в сторону, чтобы упасть в воду подальше от колеса, но падал недолго: он задел цепь, опрокинулся, потом его нога скользнула в одно из промасленных звеньев, и он оказался подвешенным вниз головой. Надсмотрщик бился, пытаясь подтянуться, чтобы освободить ногу. Завывая и плюясь, он до крови ободрал руки, но так и не смог подняться. Цепь уносила его наверх, в темноту. Крики Инча становились слабее по мере того, как его тащило выше. Потом ужасный вопль эхом разнесся по пещере, отвратительный гортанный крик, в котором не было ничего человеческого. Колесо содрогнулось и остановилось, слегка покачиваясь из стороны в сторону, когда течение толкало остановившиеся лопасти. Потом оно завертелось снова, преодолевая сопротивление тяжелого скрежещущего механизма, вращавшего башню Прейратса. Темные капли упали вниз, потом что-то рухнуло в воду
      Саймон тупо смотрел некоторое время. Его тошнило, но в животе все равно ничего не было.
      Кто-то похлопывал его по голове:
      - Беги, парень, если есть куда. Красный священник быстро явится. Его башня уже довольно долго не вертится.
      Саймон прищурился, потому что черные точки танцевали у него в глазах. Он пытался понять, что происходит.
      - Стенхельм, - прохрипел он, - пойдем с нами.
      - Не могу. От меня ничего не осталось. - Стенхельм показал на свой подбородок и скрюченные пальцы. - Мы заставим остальных молчать. Скажем, что у Инча маленькая неприятность. Солдаты короля ничего нам не сделают, мы им нужны. А ты давай беги. Тебе здесь не место.
      - Никому здесь не место, - задыхался Саймон. - Я вернусь за тобой.
      - Меня не будет. - Стенхельм отвернулся. - Давай беги.
      Саймон с трудом поднялся и заковылял к шлюзу. Боль пронзала его с каждым шагом. Двое рабочих литейной вытащили Гутвульфа из воды. Слепой лежал на полу пещеры, ловя ртом воздух. Люди, спасшие его, стояли и смотрели на это, не пытаясь больше ничем помочь ему. Они казались медлительными и застывшими, как рыба в зимнем пруду.
      Саймон нагнулся и подергал Гутвульфа за плечо. Остатки силы Мегвин быстро таяли.
      - Гутвульф! Ты можешь встать?
      Граф молотил руками по каменному полу.
      - Где это? Боже, помоги мне, где это? - Слепой закашлялся и выплюнул фонтан воды. - Не могу идти! Не могу идти без... - Он перевернулся, с трудом встал на четвереньки и стал шарить около шлюза.
      - Что ты делаешь?
      - Не могу оставить его. Я умру. Не могу оставить его. - Внезапно граф закричал от радости: - Здесь!
      - Милость Эйдона, Гутвульф. Прейратс может прийти в любой момент.
      Гутвульф сделал несколько спотыкающихся шагов и поднял что-то казавшееся желтой полоской отраженного света факела.
      - Нельзя было приносить его сюда! - бормотал он. - Но мне нужно было что-то, чтобы перерезать веревки. Они все хотят отобрать его...
      Саймон смотрел на длинное лезвие. Даже в темноте литейной он не мог не узнать его. Это было бессмысленно и неправдоподобно: перед ним был меч, который они искали.
      - Сверкающий Гвоздь, - пробормотал он.
      Слепой внезапно поднял свободную руку:
      - Где ты?
      Саймон подошел ближе. Каждый шаг был полон мучительной боли.
      - Я здесь. Мы должны идти. Как ты попал сюда? Как ты пришел в это место?
      - Помоги мне. - Гутвульф протянул руку. Саймон взял ее.
      - Как нам отсюда выйти?
      - Через воду. Там, где вода уходит вниз. - Он захромал вдоль края шлюза. Рабочие литейной расступились, чтобы дать им пройти. На лицах людей был испуг и интерес.
      - Вы свободны! - проскрипел Саймон. - Свободны!
      Они смотрели на него так, будто Саймон говорил на непонятном им языке.
      Мы. должны помочь им. Мы должны вывести их отсюда. Но как они могут освободиться, если не идут за нами?
      У Саймона больше не было сил. Рядом с ним Гутвульф бормотал что-то про себя, шаркая ногами, как древний хромой старик.
      Пенясь, вода убегала вниз, сквозь трещину в стене пещеры. Пока Гутвульф ощупывал камень, Саймон на мгновение решил, что слепой потерял последние остатки разума: один раз им удалось избежать гибели, но теперь уж их точно смоет вниз, во тьму. Но по краю русла шла узенькая дорожка, которую Саймон никогда бы не нашел в темноте. Гутвульф, которому свет был не нужен, шел вниз, ведя рукой по стене, а Саймон пытался одновременно помогать слепому и сохранять равновесие. Они шли вниз, от слабого далекого света факелов в темноту. Вода шумно бурлила рядом с ними.
      Тьма была такой полной, что Саймон с трудом вспоминал, кто он и что делает. Фрагменты того, что показывала ему Лилит, всплывали в его памяти. Цвета и картины сливались в водовороте, поблескивая, как радужная пленка по краям лужи. Дракон, король с книгой, испуганный человек, вглядывающийся в призрачные лица в темноте... Что это все значило? Саймон не хотел больше думать, он хотел спать... спать...
      Рев воды стал совсем громким. Внезапно Саймон очнулся от своих туманных мыслей, полных неразберихи и боли, и обнаружил, что раскачивается слишком сильно и может упасть. Он схватился за потрескавшуюся стену расщелины и выпрямился.
      - Гутвульф!
      - Они говорят на разных языках, - пробормотал слепой. - Иногда мне кажется, что я понимаю их, но потом снова теряю нить... - Голос его звучал очень слабо, Саймон чувствовал, что слепой дрожит.
      - Я не могу... идти дальше. - Саймон вцепился в камень. - Я должен остановиться.
      - Почти. - Гутвульф сделал еще один запинающийся шаг по узкой дорожке. Саймон заставил себя оторваться от стены и пошел вперед, стремясь снова схватиться за слепого.
      Они брели дальше. Саймон нащупал несколько отверстий в каменной стене, но Гутвульф не поворачивал. Когда в туннеле зазвучали голоса, Саймон подумал, что скоро сойдет с ума, как и Гутвульф, но через некоторое время увидел сияние янтарного света факела на стене пещеры и понял, что кто-то спускается по течению вслед за ними.
      - Они идут за нами! Я думаю, это Прейратс. - Он поскользнулся и выпустил плечо слепого, пытаясь восстановить равновесие. Когда Саймон снова протянул руку вперед, Гутвульф исчез.
      Мгновение леденящей паники длилось до тех пор, пока Саймон не нащупал за уступом отверстие туннеля, Гутвульф оказался там.
      - Почти, - задыхаясь сказал граф. - Почти. Голоса, они кричат! Но у меня есть меч - почему они кричат?
      Он пошел вниз по туннелю, держась за стены. Саймон держался за спину графа. Гутвульф повернул еще несколько раз. Вскоре Саймон уже не мог вспомнить всех поворотов. Это обнадеживало - тому, кто преследует их, труднее будет их обнаружить.
      Трудный путь сквозь тьму продолжался и продолжался. Саймон чувствовал, что растворяется в темноте. Ему казалось, что он снова стал духом, бездомным духом, блуждающим по серой стране.
      Один, если не считать Лилит и Мегвин.
      Думая о тех, кто помог ему, он собрал остатки сил и пошел дальше.
      Они так долго брели в тумане, что Саймон не заметил остановки до тех пор, пока Гутвульф неожиданно не упал вперед. Саймон снова нащупал слепого и понял, что граф ползет. Когда он остановился, Саймон протянул руку вниз и нащупал лежащую на камне груду тряпок - гнездо. Продолжив свое исследование, он обнаружил дрожащую ногу слепого и холодное лезвие меча.
      - Мое, - быстро сказал Гутвульф. Голос его был хриплым от усталости. - Это тоже. Здесь безопасно.
      В это мгновение Саймон уже не мог думать ни о мече, ни о Прейратсе, ни о солдатах, которые могли явиться, ни даже о том, что Король Бурь и Элиас собираются перевернуть мир вверх тормашками. Каждый вдох причинял жгучую боль, руки и ноги сводили болезненные судороги. Голова гудела, как колокола на Башне Зеленого ангела.
      Саймон нашел местечко в разбросанных тряпках и сдался на милость сна-победителя.
      5 ЖИЗНЬ В ИЗГНАНИИ
      Джирики отнял руки от камня дворров.
      Эолеру не нужно было говорить, что случилось.
      - Ее не стало. - Граф смотрел на бледное лицо Мегвин, расслабленное и спокойное, как будто во сне. Он готовил себя к этой минуте и все равно чувствовал, что чудовищная пустота заполняет его, пустота, которая останется навсегда. Он схватил ее еще теплые руки.
      - Я сожалею, - сказал Джирики.
      - Сожалеете? - Эолер не смотрел на него. - Много ли значит жизнь смертного для вашего народа?
      Ситхи некоторое время молчал.
      - Зидайя умирают, так же как смертные. И когда те, кого мы храним в наших сердцах, уходят от нас, мы тоже несчастны.
      - Тогда, если вы понимаете, - сказал Эолер, пытаясь овладеть собой, пожалуйста, оставьте меня одного.
      - Как вам угодно. - Джирики встал, не сгибаясь, как кошка. Он, казалось, хотел сказать что-то еще, но промолчал и вышел из шатра.
      Эолер долго смотрел на Мегвин. Ее влажные от пота волосы тугими кольцами лежали на лбу. Губы, казалось, таили улыбку. Было почти невозможно поверить, что жизнь покинула ее.
      - О, боги были жестокими хозяевами! - простонал он. - Мегвин, чем мы виноваты? - Слезы выступили на его глазах, он зарылся лицом в ее волосы, потом прижался губами к холодеющей щеке. - Все это было жестокой, жестокой шуткой! Все было напрасно, если тебя нет! - Тело его сотрясали рыдания. Несколько секунд он раскачивался взад и вперед, отчаянно сжимая ее руку. Другой рукой она все еще прижимала к груди камень дворров, как будто боялась, что его отнимут. - Я не знал, не знал! Почему, почему ты ничего не сказала мне? Зачем ты притворялась? А теперь все потеряно, все кончено...
      Белые волосы Джирики развевались по ветру. Он ждал графа. Эолер подумал, что бессмертный похож на духа бури, на предвестника смерти.
      - Что вам нужно?
      - Как я уже сказал, граф Эолер, я очень сожалею. Но есть вещи, которые, как мне кажется, вы должны знать. То, что я обнаружил в последние мгновения жизни леди Мегвин.
      О Бриниох, сохрани меня! - подумал он устало. Мир сейчас был слишком велик для Эолера, и он не был уверен, что сможет вынести новые загадки ситхи.
      - Я устал. Завтра мы отправляемся в Эрнистир.
      - Вот почему я хочу поговорить с вами сейчас, - терпеливо сказал Джирики.
      Несколько мгновений Эолер смотрел на него, потом пожал плечами:
      - Хорошо. Говорите.
      - Вам холодно? - спросил Джирики с бережной заботливостью существа, неожиданно открывшего для себя, что люди страдают от капризов погоды. - Мы могли бы подойти к костру.
      - Я переживу.
      Джирики медленно кивнул:
      - Этот камень дали леди Мегвин тинукедайя, верно? Те, кого вы называете домгайны?
      - Да, это был подарок дворров.
      - Он очень похож на великий камень, который вы и я видели в Мезуту'а, под горой: Шард, Главный Свидетель. Когда я коснулся этого маленького камня, то ощутил многие мысли Мегвин.
      Эолера расстроила сама мысль о том, что бессмертный был с Мегвин в ее последние мгновения.
      - А может быть, лучше оставить ее мысли в покое - пусть она заберет их с собой в могилу?
      Ситхи помедлил:
      - Это трудно для меня. Я не хочу ничего навязывать вам, но кое-что, мне кажется, вы должны знать, граф. - Джирики коснулся длинными пальцами руки Эолера. - Я не враг вам, Эолер. Все мы заложники капризов безумного могущества. - Он убрал руку. - Я не могу утверждать, что знаю наверняка все, что она чувствовала или думала. Дороги снов - тропы, которые открывают Свидетели, такие, как этот камень, - очень запутаны в эти дни, очень опасны. Вы помните, что случилось, когда я коснулся Шарда. Я не хотел рисковать, но чувствовал, что если можно помочь, то я должен помочь.
      Если бы Эолер услышал нечто подобное из уст смертного, он принял бы это за стремление к какой-то личной выгоде, но в ситхи было что-то предполагающее почти пугающую искренность.
      - В этой путанице мыслей и чувств, - продолжал Джирики, - я действительно понял две вещи - полагаю, что понял. Мне кажется, что перед самым концом безумие покинуло ее. Я не знал Мегвин, какой знали ее вы, но мысли этой женщины были чистыми, ясными и незамутненными. Она думала о вас. Я чувствовал это очень сильно.
      Эолер отступил на шаг назад:
      - Правда? Вы говорите это не для того, чтобы успокоить меня, как родители утешают ребенка?
      На гладком лице ситхи мгновенно отразилось удивление.
      - Вы хотите сказать, что я намеренно говорю вам что-то не соответствующее действительности? Нет, Эолер. Это не наш путь.
      - Она думала обо мне? Бедная Мегвин! А я не мог ничего для нее сделать. Граф почувствовал, что готов снова зарыдать, и не сделал никакой попытки скрыть это. - Мне от этого не легче, Джирики.
      - Я и не думал, что вам будет легче. Мне казалось, что вам следует знать это. И теперь я должен задать вам вопрос. Есть молодой смертный по имени Сеоман, который связан с Джошуа. Вы знаете его? И что гораздо более важно, знала ли его принцесса Мегвин?
      - Сеоман? - Эолер был озадачен неожиданным поворотом разговора. Он задумался на мгновение. - У Джошуа был юный рыцарь по имени Саймон - высокий, рыжеволосый, - это его вы имеете в виду? Мне кажется, я слышал, как кто-то называл его сир Сеоман. Но я очень сильно сомневаюсь, что Мегвин знала его. Она никогда не была в Эркинланде, а я полагаю, что этот молодой человек жил там, прежде чем оказался у Джошуа. Но почему вы спрашиваете? Я не понимаю.
      - И я тоже. Я боюсь того, что это может означать. В эти последние мгновения Мегвин думала также о юном Сеомане, как если бы она видела его или разговаривала с ним. - Джирики нахмурился. - Ужасно, что Дорога снов сейчас такая сумрачная, почти непроходимая. Это все, что я мог узнать. Но что-то происходит в Асу'а - Хейхолте, - и Сеоман будет там. Я боюсь за него, граф Эолер. Он... важен для меня.
      - Но вы же как раз туда и собираетесь. Это очень удачно, я полагаю. Эолер не хотел больше думать. - Желаю вам найти его.
      - А вы? Даже если Сеоман имел какое-то значение для Мегвин? Даже если у нее было какое-то, послание от него или для него?
      - Я покончил с этим - и - она тоже. Я отвезу ее назад, в Эрнистир, чтобы похоронить рядом с отцом и братом. Очень много надо сделать, чтобы восстановить мою страну, а я отсутствовал так долго.
      - Чем я могу помочь вам? - спросил Джирики.
      - Мне не нужна ничья помощь. - Эолер говорил более резко, чем намеревался. - Мы, смертные, сами умеем хоронить наших мертвых.
      Он повернулся и пошел прочь, потуже заворачиваясь в плащ, чтобы защититься от ударов метели.
      Изгримнур, хромая, вышел на палубу. Он проклинал свое ноющее тела и медленную походку. Герцог не замечал темную фигуру, пока едва не споткнулся об нее.
      - Приветствую вас, герцог Изгримнур. - Адиту повернулась и посмотрела на него. - Не слишком ли холодная погода для смертных, чтобы выходить на ветер?
      Изгримнур скрыл свое удивление, сосредоточенно поправляя перчатку.
      - Может, для южан вроде Тиамака... Но я из Риммергарда, моя леди. Мы привыкли к холоду.
      - Разве я ваша леди? - спросила она удивленно. - Я уверена, что не обладаю титулами смертных. И я не могу поверить, что герцогиня Гутрун одобрит любое другое значение этого слова.
      Он поморщился и внезапно почувствовал благодарность к холодному ветру, хлеставшему его щеки.
      - Это просто вежливость, моя дорогая ле... - Он предпринял новую попытку. - Мне сложно называть просто по имени человека, который... который...
      - Который старше вас? - Она засмеялась: смех ее был не лишен приятности. Опять я виновата! Но на самом деле я пришла к смертным отнюдь не для того, чтобы приносить неудобства.
      - Вы действительно старше меня? - Изгримнур не был уверен, что это тактичный вопрос, но в конце концов это она подняла его.
      - О, думаю, да. Хотя мой брат Джирики и я - мы оба считаемся довольно молодыми среди нашего народа. Мы оба Дети Изгнания, рожденные после падения Асу'а. Для некоторых, например для моего дяди Кендарайо'аро, мы еще не совсем люди и, уж конечно, не заслуживаем никакого почтения. - Она снова засмеялась, - О бедный дядя! В эти последние дни он видел столько возмутительных вещей смертный, приведенный в Джао э-Тинукай, нарушение Соглашения, зидайя и люди, снова сражающиеся на одной стороне... Боюсь, что, завершив выполнение своего долга перед моей матерью и Домом Танцев Года, он просто позволит себе умереть. Иногда самые сильные оказываются самыми хрупкими, правда?
      Изгримнур кивнул. Хоть раз ему удалось понять, что хочет сказать женщина-ситхи.
      - Да. Я видел такое. Иногда те, которые ведут себя как сильнейшие, на самом деле боятся больше всех.
      Адиту улыбнулась:
      - Вы очень умный смертный, герцог Изгримнур.
      Герцог смущенно кашлянул:
      - Очень старый и очень больной смертный, вы хотите сказать. - Он смотрел вдаль, на неспокойный залив. - А завтра сойдем на берег. Я рад, что мы иаконец-то здесь, в Кинслаге. Бог знает, как я ненавижу корабли, но все еще не понимаю, почему Элиас пальцем не пошевелил для защиты.
      - Пока нет, - согласилась Адиту. - Может быть, он чувствует, что стены его Хейхолта достаточная защита?
      - Возможно. - Изгримнур высказал то, чего боялись многие другие в эскадре принца. - А может быть, он ждет союзников. Союзников, которые помогли ему сломить Наглимунд.
      - Это тоже возможно. Ваш народ и мой народ много думали о том, что должно произойти. - Она пожала плечами: сложное движение, которое могло бы быть частью ритуального танца. - Скоро это не будет иметь значения. Скоро мы все узнаем из первых рук - так у вас говорят?
      Оба погрузились в молчание. Ветер был не сильным, но его дыхание обжигало холодом. Несмотря на свое риммергардское происхождение, Изгримнур обнаружил, что затягивает шарф потуже.
      - А что происходит с эльфами, когда они стареют? - внезапно спросил Изгримнур. - Они мудреют или становятся глупыми и слезливыми, как некоторые из нас?