Глава 7. БОЛЬШАЯ ПЕРЕМЕНА В БАГЛТАУНСКОИ СРЕДНЕЙ ШКОЛЕ

На следующее утро Алек опоздал в школу. Пока он объяснял маме, как это он ночью попал в фургончик, пробило девять. На перекличку Алек не поспел, но зато перехватил в коридоре мисс Уэлч и отдал ей домашнее задание, а потом поговорил с мистером Фостером, классным руководителем.

— Ладно, ладно, Алек. Но пора тебе браться за ум. Про тебя поговаривают, что ты оторвался от ребят. А учителя английского и истории говорят, что ты стал каким-то странным на старости лет.

Смех, да и только! Мистер Фостер, преподаватель закона божия, сам старый-престарый да еще славится своей рассеянностью. Про него рассказывали, что один узелок на платке он завязывает, чтобы не забыть прийти в школу, а другой узелок — чтобы вспомнить, что значит первый.

Мистер Фостер дружелюбно кивнул Алеку и разрешил ему отправиться на урок математики. У Алека были свои резоны для хорошего настроения. Во-первых, опоздав, он избежал встречи с мистером Рыжим Уоллесом и компанией, а во-вторых, одеваясь, он вовремя вспомнил про банку и сунул ее в карман куртки. Все к лучшему, Боуден. Правда, несчастья пока ведут игру со счетом 1 : 0, но до свистка судьи у удач еще есть шансы сравнять счет.

Эти шансы появились на английском, перед большой переменой. Мисс Уэлч раздавала проверенные тетради. Возвращая тетрадь Алеку, она остановилась у его парты.

— Ну что ж, Алек, твой рассказ мне понравился. Правда, к тому, что я задала, он не имеет никакого отношения, но получилось интересно.

Алек задрал нос.

— Очень удачно то место, когда прекрасная Шираз оставила глупого старика в одной ночной рубашке под пальмой. Ты все это сам выдумал?

К этому вопросу Алек был готов:

— Что вы, мисс! Это история из «Тысячи и одной ночи».

— Странно. Сегодня утром я просмотрела «Тысячу и одну ночь» и не нашла там ничего похожего. Наверно, это все-таки на тебя нашло вдохновение.

И мисс Уэлч двинулась дальше по проходу.

Вдохновение… Она и не подозревает, как близка к истине, думал Алек, подводя итоги: несчастья — удачи по-прежнему 1 : 0. В этот момент загремел звонок на большую перемену. Он спрятал книжки и беззаботно выпорхнул во двор.

И… попал прямо в объятия (разумеется, не в буквальном смысле!) Рыжего Уоллеса и троих его приятелей с Бонер-стрит. Алек в отчаянии оглянулся по сторонам, но помощи ждать было неоткуда. Дежурный учитель, как водится, был далеко. И ни одного мальчишки из 3-го "Д"! Никого, кто бы за него вступился!

— Ну, Боуден, напоследок прочти молитву. — Рыжий явно любил ковбойские фильмы.

— Ты это о чем, Рыжий? — мирно и дружелюбно спросил его Алек.

— Я тебе не Рыжий, а мистер Уоллес. Вчера вечером ты явился на Бонер-стрит. А ведь я запретил тебе там показываться! Так? Если бы ты не спрятался за забором, мы бы тебя сцапали. Неохота, конечно, устраивать драку в школе, да уж ничего не попишешь…

Какое-то мгновение Алек хотел откупиться от Рыжего, раскрыв ему тайну Танка, но потом раздумал. Нет, он ни за что не выдаст своей тай… Ох! Прямо у него перед носом появился коричневый кулачище врага.

— Эй, в чем тут дело?

Алек оглянулся и увидел Сэма Тейлора и еще пару ребят из своего класса. Алек недолюбливал Сэма. Сэм — толстый, хулиганистый, к тому же весь в веснушках… Но сейчас Алек был готов его расцеловать! Ну, не расцеловать, конечно, но все-таки…

Рыжий фыркнул:

— Чего ты лезешь, Тейлор? Может, тебе веснушки закрасить?

Дружки Рыжего негромко рассмеялись.

— Тоже мне Мохаммед Али[6]. Распустил губы…

— Чего ты лезешь, Конопатый? — Рыжий не желал отвлекаться на пустяки.

Тейлор высокомерно ответил:

— Ты что, думаешь, мы позволим тебе избивать наших парней? Да ни за что на свете!

— Кто это «ваши парни»? Шкилетик — из "Д", а не из "Е".

— Ты меня отлично понял, Уоллес. Я говорю о наших парнях.

Тейлор чуть не кричал, и Алек сразу догадался, почему.

К ним подходили всё новые ребята из класса Конопатого и слушали — молча, но с интересом. Неожиданно оказалось, что перевес вовсе не на стороне Рыжего. В школе училось всего двадцать-тридцать ребят из Вест-Индии. Теперь Алеку стало ясно, почему Рыжему хотелось верховодить на Бонер-стрит.

— Уоллес, тебе придется извиниться перед Шкилетиком.

Лицо Рыжего потемнело.

— Иди ты знаешь куда? .. — И он двинулся на Тейлора, сжав кулаки.

— Погодите! — вмешался один из дружков Тейлора. — Если нас сцапает Картрайт, нам влетит по первое число. Давайте лучше вечером, после школы…

— Ага, а мы потом будем виноваты? Нет уж, валяйте сейчас…

— Знаете что? — осенило тейлоровского дружка. — Айда, сыграем в чехарду[7]. Если выиграем мы, Уоллес попросит прощения у Шкилетика. А если мы проиграем, тем дело и кончится.

Конопатый и Рыжий еще колебались, а ребята уже кричали:

— Даешь чехарду!

— Идет, — проворчал Тейлор. — По скольку ребят в команде? У тебя друзей не густо, Рыжий.

Рыжий стиснул зубы.

— Не твое дело! Идем шестеро на шестеро. Но я вот что скажу: у тебя в команде должен быть Боуден.

— Шкилетик? Да ты что?.. — поразился Тейлор.

— А чего? — вмешались ребята. — Все равно мы им наложим. Давайте быстрей, пока училок не видно.

К этому времени собралась порядочная толпа. Неподалеку с безразличным видом прохаживались старшеклассники. Тейлор махнул рукой и повел своих ребят к забору. За ними последовали Рыжий и его пятерка. Бросили монетку. .

— Ну, чемпион, — бросил Рыжему Тейлор, — строй своих.

Рыжий и его ребята выстроились: первый крепко ухватился за ограду и наклонился, второй схватил первого за пояс — и так один за другим все остальные, так что получилось что-то вроде огромного крокодила.

Алек заметил, что Рыжий стал посередке — там, где будет тяжелее всего. Ну и молодец этот Рыжий!

— Поехали! — крикнул Конопатый Сэм, и игра началась.

Как и предвидел Рыжий, главная тяжесть пришлась на его спину. Алек (он прыгнул последним) приземлился где-то в самом хвосте цепочки — другим ребятам удалось допрыгнуть куда дальше.

Команда Рыжего начала считать:

— Раз, два, три…

Все это время вокруг стоял оглушительный шум. На счет «десять» цепочка по-прежнему стояла не шелохнувшись. Сэм и его ребята с мрачным видом спрыгнули на землю.

— Все нормально, — подбодрил их Сэм. — Если теперь продержимся, сыграем еще пару раз.

— Да хоть сто! — беспечно ответил Рыжий и повел за собой свою команду.

— Ладно, строимся, — приказал Сэм. — Чарли, ты берись за ограду. Ты, Шкилетик, пойдешь вторым номером. Им до тебя не добраться. Держись себе за Чарли, и все. Давай, давай. Эй, куда это вы? — крикнул он Рыжему, который тем временем увел своих на противоположный конец двора.

— Куда? Разбежаться хотим как следует.

Согнувшись в три погибели, Алек взял Чарли за пояс, опустил голову и посмотрел назад. Ребята Рыжего дошли до стены, отделявшей дворик, где гуляли мальчишки, от девчоночьего двора. Над стеной показались головы девочек — им тоже неохота было пропустить такое зрелище. Алек заметил открытое, милое лицо — это была сестра Уоллеса. У нее был очень серьезный вид. У забора понемногу собралась толпа ребят. Учителей поблизости не было — наверно, они где-то притаились и наблюдали за игрой.

— Поехали! — крикнул Рыжий.

Алек увидел, как на них надвигается высокий, худощавый паренек, закадычный друг Рыжего. Топот ног становился все громче, громче. Потом — тишина, а через секунду — страшный удар по пояснице. Конопатый Сэм явно недооценивал противника. Первый же мальчишка сделал фантастический прыжок, и всю силу удара принял на себя Алек. Его заливало потом, руки скользили.

— Держись, Шкилетик, держись! — прошептал Чарли.

Побежал второй номер. Он прыгнул не менее удачно. За ним — третий. Четвертый и пятый — ребята послабее — остались где-то позади. Шестым и последним, как отлично было известно Алеку, будет Рыжий. Ну, чего же он ждет? Спина Алека прогибалась под весом мальчишки, устроившегося у него на закорках. Алек чувствовал себя плохо, кружилась голова. Он вцепился в карманы Чарли. Нельзя падать, нельзя! Сколько еще это будет продолжаться?

— Прыгай, Уоллес! — завопил Сэм Тейлор. — Чего ты копаешься? Если боишься прыгать, сдавайся.

Рыжий не ответил. Вместо этого он закричал своим:

— Пригнитесь! Все пригнитесь! — И побежал.

Ошеломленный Алек услышал топот его ботинок. Во дворе все замерло. Пот струйкой бежал по носу Алека и капал на землю. И вот Рыжий прыгнул, а Алек чуть не рухнул, когда вес у него на спине через мгновение удвоился. Рыжий совершил такой потрясающий прыжок, что оседлал своего дружка, и оба они теперь сидели верхом на Алеке. Его пальцы снова заскользили. В отчаянии он отпустил одну руку.

— Сдаются! Сда-ют-ся! — заорал Рыжий.

Алек сунул руку в карман куртки и нащупал банку.

— Салам алейкум! Дай мне силу!

Он ощутил внезапный прилив сил. Распрямил спину. Вся тяжесть исчезла. Ребята Рыжего попадали на землю. Алек расправил плечи. Оглянулся. Раздались аплодисменты. Вся команда Рыжего валялась на земле, кроме самого Рыжего, который почему-то повис на заборе и теперь одурело крутил головой.

Сэм Тейлор в восторге закукарекал.

— Ну и дали мы им прикурить! — приговаривал он.

Вне себя от бешенства, Рыжий спрыгнул с забора.

— Жулики несчастные! По правилам вы должны стоять и не двигаться. А вы нас скинули! Это нечестно!

Он кинулся на Сэма Тейлора, и они клубком покатились по двору. В ту же минуту ребята Рыжего вскочили на ноги и бросились на команду Сэма. Алеку, который неожиданно лишился былой силы, съездили по уху, и он отлетел к забору. В голове у него звенело.

Началось всеобщее побоище, вмешались ребята из других классов, и дружкам Рыжего здорово досталось. Совсем обалдев, Алек смотрел, как сестра Рыжего и ее многочисленные подружки лезут через стену и пронзительно визжат. Потом Алек краешком глаза увидел, как одной рукой сестра Рыжего схватила Чарли за чуб, а другой принялась колошматить его по носу. Судя по всему, Чарли было очень больно.

Но неизбежное свершилось.

— Прекратить! Немедленно прекратить! Тейлор! Уоллес!

Мистер Картрайт выскочил во двор вместе с дежурным учителем, преподавателем физкультуры мистером Эвансом, и теперь они растаскивали дуэлянтов за руки и за ноги. Прибежала и мисс Бентли. Она, как настоящий самбист, вывернула двум девчонкам руки за спину и не давала им шелохнуться. Ощущение не из приятных! И тут Алек почувствовал, как его самого схватили за шкирку. Прямо перед ним показалась разъяренная физиономия мистера Эванса.

— Кыш отсюда, Боуден!

Напоследок мистер Эванс наподдал ему под зад ботинком сорок четвертого размера, и Алек полетел по направлению к дверям.

Через десять минут побоище закончилось. В плен попало пятнадцать ребят да еще три девчонки. Всех их оставили под охраной в кабинете мистера Картрайта.

— Пока я не знаю, в чем там у вас дело, но дайте срок — узнаю. Предупреждаю: еще одна драка, и кое-кто вылетит из школы. Ясно? Теперь убирайтесь!

Пленники покивали в знак согласия и, пораженные мягкостью обращения, разошлись по классам.

Позже мистер Картрайт подверг Алека допросу с пристрастием. Алек хотел было объяснить, как все вышло, и мистер Картрайт слушал да поддакивал. Но потом спросил:

— Кстати, почему ты ходишь домой через Бонер-стрит?

Алек замялся:

— Э… по привычке. Там раньше жил мой дружок, вот я и ходил с ним вместе.

— Но ведь от Бонер-стрит до твоего дома прямой дороги нет!

— А… э… да, — согласился Алек.

— Так. И последний вопрос. Уоллес клянется, что он по твоей милости очутился верхом на заборе. Как ты объяснишь столь невероятное происшествие?

— Э… никак.

— Хорошо. Послушай, Алек. Мы не будем копаться в этой истории. Очевидно, тут какие-то трения между тобой и этим Уоллесом. Держись от него подальше и больше в такие дела не впутывайся. Иначе будут крупные неприятности. А теперь — катись!

Глава 8. ШТУЧКИ С ШЕКЕЛЯМИ

Ничто так не любил Алек, как пятницу! Вечером к чаю всегда бывает что-нибудь вкусненькое. Вот и в этот раз Ким принесла с работы пирожные с кремом. Впереди были выходные, так что настроение у всех было великолепное. Папа вернулся рано и теперь пребывал в самом добром расположении духа. Дедушку позвали из фургона попить чаю вместе со всей семьей. Все шло мирно и тихо, только изредка в чашках позвякивали ложечки.

Папа допил чай, развернул «Баглтаунскую газету» и совершенно неожиданно произнес:

— Вы только подумайте, Тут про нас пишут!

— В чем дело, Гарольд?

Папа сдвинул очки на кончик носа и не спеша прочитал :

— «Нечистая сила в Баглтауне». Это так называется статья. «Нечистая сила в Баглтауне!» С восклицательным знаком.

— Читай дальше, па, — потребовала Ким.

— «Обычно считается, что духи и прочая нечисть, разгуливающая по ночам, живет в родовых замках. Однако есть основания думать, что потусторонние силы не оставили своим вниманием и баглтаунские жилые дома, построенные еще до войны на Раундхилл. Наш горожанин Гарри Боуден, вышедший на пенсию пять лет назад и прослуживший полвека на железной дороге, рассказал нашему корреспонденту о тревожном инциденте, который произошел в среду вечером: „Я уже лег спать, когда фургончик, в котором я живу, внезапно задергался. Сперва мне показалось, что он повалился набок, но потом — так же внезапно — он принял нормальное положение. Может, конечно, все это мне примерещилось, но было-то все как на самом деле, и самое главное — я тогда еще не спал“. Мистер Арчибальд Форрестер, президент Баглтаунского общества по изучению психических явлений, который тщательно опросил мистера Боудена…»

— Опросил, как же! — вставила Ким. — В пивной «У трех скрипачей». Тоже мне «изучение психических явлений…».

Дед смутился. Папа продолжал читать:

«…мистера Боудена, полагает, что на территории Раундхилла сверхъестественные силы действуют еще с доисторических времен, когда здесь проводились языческие жертвоприношения. Он просил мистера Боудена и других жителей города и впредь сообщать о подобных явлениях».

Ким хохотала. Папа улыбался. Алек боялся обидеть дедушку, но еле сдерживал смех. А еще он думал, что сам во всем виноват. Неожиданно слово взяла мама:

— Папа! Ты сделал глупость.

— Почему? — удивился дед. — Я просто рассказал журналисту, как было дело.

— А тебе не приходило в голову, что теперь весь город узнает, что ты живешь в фургоне? Теперь сюда заявится олдермен Блеггетт из жилищной комиссии и всюду будет совать свой нос, потому что мы нарушили правила. Ты понимаешь, чем это грозит?

Дед промолчал.

— Считается, что ты вместе с нами живешь в доме. Иначе городской совет потребует, чтобы ты переехал в дом для престарелых, на другой конец города! Ты что, этого добиваешься?

У деда был совершенно несчастный вид.

— Мам, не надо, — вмешалась Ким. — Ничего твой олдермен не узнает. Он заглядывает в газету, только если там есть что-нибудь про него самого.

— Тебе хорошо говорить, Ким, а я тут выкручивайся за вас за всех! — вздохнула мама и посмотрела на папу, который сразу уткнулся в газету.

— Ну и ну! — ахнул папа. — Не зря я говорил, что они про нас пишут. Тут есть заметка про твою школу, Алек.

— А что там?

— Вы только послушайте: «Расовая рознь в Баглтаунской средней школе». Это заголовок.

— Расовая рознь? Да брось ты! — возмутилась Ким. — Что они в следующий раз придумают? Да у нас и цветных почти что нету!

— На Бонер-стрит их сколько угодно, — ответила мама. — Мисс Моррис на них то и дело жалуется. У нее на втором этаже одна семья… Она клянется, что они в ванне хранят уголь.

Дед поперхнулся пирожным.

— Да сама-то Хетти Моррис слыхала, что такое ванна?!

— Какой ты злой, дед!

— Я вчера сидел с ней рядом в Клубе пенсионеров — кому же знать, как не мне! — Дед сморщил нос.

— Она говорит: пора их всех выселять в Мурсайд, а то они живо превратят наши дома в трущобы.

— А может, сама Хетти Моррис изволит переехать в Мурсайд? — спросил дед. — Не переедет — это уж как пить дать. А дома на Бонер-стрит никакие не трущобы. Они просто перенаселены. Но сами здания куда лучше тех, что здесь, у нас. К ним бы только руки приложить!

Алек тяжко вздохнул:

— Все это, насчет расовой розни в школе, — вранье. Просто была драка: черные против белых.

— А ты почем знаешь?

— Мне тоже влетело. Рыжий Уоллес и его ребята с Бонер-стрит дрались против Конопатого Сэма, Сэма Тейлора то есть, и его приятелей.

— Ты-то каким боком там оказался?

— Я… гм… я…

Папа отложил газету:

— Алеку, пожалуй, пора за уроки — чтобы в выходные не заниматься. Я — в клуб, на собрание.

Он встал. Мама недовольно на него посмотрела, но не сказала ни слова. Алек и Ким начали убирать со стола, а дед преспокойно отправился во двор.

— Как ты сказал? Уоллес? — спросила Ким у Алека.

Алек кивнул.

— Я вроде знаю его мамашу. Она в нашем цеху работает. Славная женщина. У нее дочка ходит в вашу школу, девочка — загляденье! Зовут ее Евлалия.

— Евлалия?

— Ага. Ты с ней знаком, Алек? — Ким внезапно глянула на него, и Алек зарделся.

— Покраснел! Покраснел! Мам, Алек покраснел!

— Отвяжись! — зарычал Алек.

— Алек у нас растет. Начал на девчонок поглядывать.

— Заткнись ты! — отрезал Алек.

— Прекратите оба! Поставьте чашки на место, и марш! У меня от вас мигрень начинается.

Алек поднялся к себе. Через час все уроки были сделаны. На улице было еще светло, но Алеку даже гулять не хотелось.

Ссора за столом испортила все пятничное настроение. Почему, зачем ссориться по всякому поводу? Какая маме разница, сунет олдермен Блеггетт свой нос в наши дела или не сунет! Алек натянул свитер и джинсы и отправился на задний двор. Дед мрачно сидел на ступеньках фургона.

— Это правда — то, что мама сказала насчет олдермена Блеггетта? Он тебе и правда может насолить? — спросил Алек.

— Да может вообще-то. Ведь считается, что я живу в доме, а не в фургоне. По правилам твой папа может пользоваться фургоном только в отпуск.

— Не огорчайся, дед. Если Блеггетт привяжется, будешь жить в моей комнате, а я перееду в чулан.

Дед потрепал Алека по волосам:

— Хороший ты парень, Алек. Только не забывай: скоро к нам переедут Том, Элен и малышка. На твоем месте я бы на этот счет помалкивал. Если какой-нибудь «доброжелатель» пронюхает и накапает об этом в совет, будут крупные неприятности.

— А Том и Элен разве не могут снять квартиру в Мурсайде?

— Вообще-то могут. Мурсайд — славное местечко. Не знаю, как сейчас, а раньше там было чудесно. Только вот жаворонкам и воробьям там живется лучше, чем людям. Забегаловка, два магазинчика, детского сада нету, добрых четыре мили до Пенфолда да еще шесть миль до Баглтауна. Зимой — ветер…

Алек минуту помолчал.

— Дед, а как ты считаешь: мисс Моррис правду говорит про уголь в ванной?

Дед усмехнулся:

— А я почем знаю? Я у Уоллесов ни разу не был и готов поспорить, что и Хетти Моррис у них не была. Но я вот что тебе скажу: когда мы переехали в эти дома перед самой войной, то люди с Бонер-стрит говорили, что это мы храним в ванной уголь. Это старая песня, если можно только назвать это песней… Кстати, Греси Филдс пела когда-то такую песенку:

У нас будет ванна, чудная ванна,

И будем мы уголь в той ванне хранить…

Дед запел так громко, что Алек испуганно оглянулся по сторонам — не слышит ли кто. А дед бросил петь так же внезапно, как начал, и расхохотался.

— В те времена на Бонер-стрит любили задрать нос. Когда я был мальчишкой, жили мы на Апшо-стрит, за Скул-лейн. Если ребята с Бонер-стрит шли по нашей улице в школу — ту самую, где ты сейчас учишься, только тогда она была не государственной, а частной, — мы их не пускали и заставляли идти в обход. А если что было не по нас, добавляли им на орехи. — Дед посмотрел на пораженного Алека: — Да что с тобой, внучек? Может, я что не то сказал?

— Ну что ты, дед! Просто я кое о чем вспомнил, вот и все.

На следующий день Алеку дали как следует выспаться. Но он проснулся сам, встал и слонялся по кухне, пока мама не послала его на Стейшн-роуд за какой-то ерундой, которую они с папой забыли купить, когда в пятницу были в магазине. Внезапно Алека осенило.