8

Несмотря на оскорбительное для помещика и аристократа соглашение с Дарком, Роджер, как только дело было улажено, умудрился представить все в выгодном для себя свете. Безжалостный авантюрист временно одержал верх, получил часть земель Фернгейта. Роджер ничего ему больше не должен. Честь рода Куртни почти не была задета.

Дюк оказался щедрым, и представленная им сумма почти погасила долги Куртни. Но Дюк Дарк теперь был богат, и эта сумма не имела для него большого значения. Зато теперь он испытывал радость, глядя на двух девочек, получивших свободу.

Располагая деньгами, Роджер нанял садовника, который привел в порядок усадьбу, и Арабелла сказала Леоне в один из своих визитов в Оулесвик, что на кухню взяли в помощь еще одну девушку.

– Конечно, работы еще осталось много, – призналась она, – но мой отчим теперь не такой раздражительный и сварливый. Хотя... – Она не договорила и нахмурилась.

– Что ты хотела сказать? – спросила Леона.

– Он немного странный. Все время о чем-то думает, и это, по-видимому, очень беспокоит его. Его мысли бродят где-то далеко. Откуда он взял столько денег? Он никогда не говорит об этом, хотя дарит мне небольшие подарки. Мне это не очень нравится, если честно. И временами он странно на меня смотрит. А когда дотрагивается до меня... я не хочу жаловаться, но он делает это так, как будто обожает меня, а я ведь всего-навсего его падчерица. Если бы на моем месте была Ева, тогда другое дело. Но самое печальное – он вообще не обращает на нее внимания. А она такая милая.

– Да, очень милая, – согласилась Леона, – но не беспокойся за Еву. Ее кумир Дюк, а он готов для нее на все, как будто она его собственный ребенок.

Арабелла, уловив мелькнувшую на лице Леоны гордость при упоминании имени Дюка, вдруг опрометчиво спросила:

– Как ты думаешь, если Сарн не вернется, вы с мистером Дарком могли бы пожениться?

И замолчала, смутившись, что задала нескромный вопрос. Но за последние недели Арабелла сдружилась с этой женщиной, которая, хотя и была намного ее старше, стала для нее близкой подругой.

Арабелла напрасно беспокоилась, Леона спокойно ответила:

– Я не хочу загадывать на будущее. Пусть все идет своим чередом. Нужно радоваться каждому прожитому дню. И потом, у меня есть уже сын. Не забывай про Сола.

– Я никогда не смогла бы это сделать.

– Вот в это я верю. – Леона внимательно посмотрела на девушку. – Вы любите друг друга, верно?

Арабелла закусила губу и кивнула.

– Что ж, только не надо торопиться. Вы еще очень молоды. Уже не дети, но еще и не взрослые.

– Мне скоро исполнится шестнадцать, – заявила Арабелла, – а жизнь моя заполнена скучной тяжелой работой. Иногда мне кажется, я не вынесла бы, если бы не могла приходить сюда и видеть вас с Солом. – Она вздохнула. – И, конечно, папа Куртни. Он иногда выглядит таким беспомощным. Кажется, он целиком переложил Управление домом на меня. Но это несправедливо, верно?

– Нет. – Леона вспомнила, что в шестнадцать уже была женой Сарна – благодаря Роджеру Куртни.

– Ты ненавидишь его? Из-за того, что он...

Леона резко оборвала ее.

– Ты слишком любопытна. Оставь в покое мои чувства, договорились? – Глаза ее стали жесткими и холодными как лед. – Есть много разных дел помимо того, чтобы совать нос в чужую жизнь. Тебе, пожалуй, лучше вернуться в Фернгейт, иначе могут быть неприятности.

– Пожалуй, – согласилась Арабелла, – я уже давно ушла. Но мне сейчас так не хочется туда. Скоро Сол должен вернуться с рудника.

– Он не на руднике сегодня. Работает в своем сарае. Дюк привез ему из Пензанса специальные инструменты для резки, и Сол задался целью сделать несколько фигурок или украшений и продать в местном магазине. И ты знаешь, каким он становится, если его увлекает новая идея.

– Да. Ну что ж, – Арабелла встала, поправив волосы небрежным жестом, – я тогда пойду. – Она застенчиво посмотрела на Леону. – Спасибо, что ты поговорила со мной и не рассердилась по поводу нас с Солом.

Строгие красивые черты Леоны смягчились, а появившаяся на губах ласковая улыбка сразу превратила ее в привлекательную молодую женщину.

– Что толку сердиться? Все равно жизнь возьмет свое. Иди, я скажу потом Солу, что ты приходила.

Роджер нетерпеливо расхаживал по холлу, когда Арабелла вошла через черный ход из кухни. Он выглядел расстроенным и, как показалось Арабелле, был не совсем здоров. Роджер стал меньше пить после того, как уладились его финансовые дела, но напряжение, ненависть, ревность сделали свое дело, к тому же он страдал подагрой.

– Ты была, конечно, у них? – спросил Роджер, стараясь не показать виду, что это его глубоко задевает.

Она пожала плечами.

– Мне хотелось прогуляться, подышать свежим воздухом.

– Ты когда-нибудь ходишь гулять в противоположную сторону от фермы?

– Там пустынно, и я боюсь этой ужасной ямы.

– Но ее не видно с нижней поляны, к тому же она теперь надежно заделана.

– Я знаю, но... – Арабелла замолчала, потом сказала: – Почему ты задаешь мне так много вопросов, куда я хожу и зачем? Это несправедливо. Я надрываюсь на работе по дому, в кухне, чтобы ты мог получать свои любимые блюда, и я нигде не бываю – ни на балах, ни в гостях. Впрочем, вряд ли я пошла бы, даже если бы меня пригласили.

Она с отчаянием посмотрела на свое поношенное голубое полотняное платье с узкими длинными рукавами. Да, этот наряд не назовешь элегантным, недовольно решил Роджер, и она носит его уже давно. Но в его глазах дешевая ткань и поношенность платья только подчеркивали сияющую красоту падчерицы: блестящие, окаймленные пушистыми ресницами глаза, белую чистую кожу, прелестные черты лица и роскошную гриву золотистых волос. Да, она настоящая красавица! Если бы Кларисса имела хотя бы четверть от этой красоты дочери и была доброй хорошей хозяйкой, они счастливо могли бы прожить долгую жизнь вместе. Или если бы разница в возрасте с падчерицей не была столь велика... Роджер почувствовал волнение и сипло спросил:

– Почему ты не сказала мне, что тебе нечего носить? Я теперь разбогател. Ты должна была попросить, и все. – Он вынул из кармана кошелек и, достав из него несколько золотых монет, протянул ей. – Вот, можешь их потратить, как захочешь. Старый Джон пусть возьмет завтра выходной и отвезет тебя в экипаже в Пензанс.

Арабелла вспыхнула и стала отказываться:

– Но здесь очень много. Я не могу... Нам еще столько нужно сделать в доме...

– Это мое дело, – прервал он решительно, – возьми их. И делай, как я сказал. И, может быть, теперь ты улыбнешься мне? – сказал он добродушно.

Арабелла не хотела бы быть обязанной Роджеру, но радостное возбуждение от мысли, что она может потратить деньги, как захочет, возобладало, и она поблагодарила отчима, послушно сложив губы в полуулыбку. Потом напомнила:

– Есть еще и Ева. У нее с нарядами еще хуже, чем у меня. Ты не будешь возражать, если я поделюсь с ней?

Роджер возражал бы, конечно, но не хотел портить дружескую атмосферу, каким бы ни был коротким этот миг.

– Если ты себя не обделишь, – сказал он. – Я хочу однажды вечером увидеть тебя в наряде, достойном молодой хозяйки этого дома.

Он потрепал Арабеллу по плечу, потрогал и поправил растрепавшийся локон, подержал в пальцах шелковистые волосы и ушел к себе в кабинет, оставив ее стоять с растерянным видом. Потом она вспомнила о Еве и, подхватив юбки старого платья, бросилась наверх, в спальню сестры.

Удовольствие от разговора с Арабеллой на короткое время освободило Роджера от депрессии, мучившей его на протяжении нескольких лет. Днем мрачные мысли и подавленность, а по ночам повторявшиеся кошмары: черная густая вода и раскрытый рот поднимающейся на поверхность головы – и все это освещено мертвенным светом луны.

Никто не знал об ужасе, охватывавшем Роджера, когда он, пытаясь проснуться, весь в поту, хотел освободиться от цепких пальцев скелета, покрытых слизью. Он долго лежал потом в темноте, пережидая, когда перестанет бешено колотиться сердце, потом вставал, наливал виски и ругал себя за глупость.

– Черт бы всех побрал! Этот человек был сам виноват. У меня просто поднялось давление, вот и все. Все равно его было невозможно спасти.

Днем страшные кошмары отступали, и Роджер мог заняться делами. И в довершение всего его беспокоил Руперт. Его успехи в школе становились все хуже. Роджеру сообщили, что Руперт получает низкие баллы даже по математике, несмотря на способности к ней. К тому же подросток оказался хвастуном и задирой и нарушал дисциплину, нанося урон доброму имени школы. Роджера настоятельно просили поговорить с сыном, а если Руперт и после этого не прекратит изводить учителей, школьный воспитатель будет вынужден применить к нему свои меры воздействия.

Роджер, кипя от гнева, поговорил с Рупертом, с трудом сдержав сильное желание поколотить его. Руперт с холодным безразличным выражением прищурил глаза.

– Очень хорошо. Я буду примерным маленьким мальчиком. Но он все равно старая задница.

Это выражение и презрительно искривленный рот, произнесший бранные слова, сбили Роджера с толку. И он не очень удивился, когда в следующем семестре Руперта выгнали из школы за плохое поведение. Роджер не старался выяснить, в чем именно провинился сын. Во всяком случае, не надо было больше тратить деньги без всякой пользы. И эту-то трату Роджер осиливал с трудом.

Руперту исполнилось в этом году пятнадцать, и он был достаточно взрослым для того, чтобы, зарабатывая, вносить свою долю хотя бы на собственное содержание. Об университете не могло быть и речи.

После долгих размышлений, посоветовавшись со старыми друзьями на фирме в Пензансе, Роджер решил устроить сына младшим клерком в ту же контору, где когда-то начинал и сам. У Руперта неплохо варит голова, а Роджер присмотрит, чтобы сын ее правильно использовал.

9

1905

Компания «Веал Фэнси» процветала: была установлена новая дробилка для руды; Дюк, глава компании, принял на службу в качестве компаньона, казначея и менеджера Ричарда Льюиса из Уэльса, который, как и Дюк, обладал даром предугадывать будущее. Несмотря на низкие из-за кризиса цены на олово и на медь, он вложил значительный капитал в приобретение нового парового двигателя и электронасоса. Шахта на противоположной стороне горы от долины ниже Фернгейта и Оулесвика оказалась богатой как медью, так и оловом, и разработки продолжались в этом направлении, а это означало, что поместье Роджера Куртни окончательно оказывалось вне интересов индустриализации, шахта с новым поселком отступила далеко за гору.

Тем не менее Роджер не мог подавить волну возмущения, которая окатывала его каждый раз, когда глаза останавливались на горизонте, затянутом пылью и дымом. Иногда ему казалось, что земля содрогается от работы техники и от взрывов.

– Это может вызвать оползень, – часто повторял он даже тогда, когда никто другой не слышал шума.

Он проклинал власти за то, что они позволили Дюку приобрести эту землю и дали ему права на разработку ископаемых, а ведь раньше эта территория была общей. На самом деле, часть приобретенной Дюком земли находилась в собственности последнего из рода Труро, который был только рад продать ее по самой низкой цене – за небольшую долю акций компании.

Порой Роджер думал, что это все еще его земля. Жульническое извлечение выгоды из его земли в ущерб ему портило для него весь вид Фернгейта. Это зрелище временами преследовало его даже во сне, что в какой-то степени было даже милосердным, потому что помогало вычеркивать из памяти другие, более темные картины. Кроме всего прочего, его изводила проблема с Рупертом, поскольку Роджер пытался демонстрировать перед сыном чувство собственного достоинства и искал утешения в бутылке лишь наедине с зеркалом в своем кабинете или в спальне.

Руперт оставался для него загадкой и продолжал разочаровывать его. Он не проявлял никакого интереса к поместью, хотя оно было для него предметом гордости и хвастовства. Он не любил работу в Пензансе, хотя, обладая живым умом, легко справлялся с ней. Фирма была Довольна его работой, но в то же время все наудили манеры Руперта неприятными. Он следил за девушками, особенно за Арабеллой, у которой его внимание вызывало лишь отвращение и огорчение. В конце концов, он был ее братом.

Когда Руперт был дома, она постоянно чувствовала его присутствие где-то рядом. Ей было трудно выбраться в Оулесвик, чтобы он не знал об этом.

Идя на свидание к Солу, Арабелла обычно несколько раз оглядывалась, ожидая, что откуда-нибудь из-за куста выглянет узкое лицо брата или что его угловатая фигура будет преследовать ее на некотором расстоянии. В отношении Евы он не был так бдителен. Хромоножка, в конце концов, не бросала ему вызова, она была просто его сестрой и совершенно его не интересовала, если только он не желал помешать ее прогулке в сторону Оулесвика не только из-за Дарков, но и потому, что это нравилось отцу. Руперт отлично знал свои недостатки и болезненно ощущал неполноценность, видя себя глазами своего отца.

Но он все-таки был наследником Фернгейта. Ничто не может изменить его права. И однажды он будет обладать достаточной властью, чтобы поставить на колени этого невыносимо самодовольного красавчика Сола. Как это произойдет, он еще не представлял. Но это время придет, о да, придет, и тогда надменная Арабелла поймет, где ее место. Он покажет ей, что может быть нежным и добрым, если она будет заботиться о нем. Он хотел ее и собирался жениться на ней когда-нибудь, а на родственные узы ему было наплевать.

Однажды вечером Руперт спешил следом за ней, когда Арабелла направлялась к ферме. Услышав треск веток за своей спиной, она быстро обернулась и с раздражением спросила:

– Чего ты хочешь? Почему ты идешь за мной? Тебе нечем заняться? Правда, Руперт, всему есть предел.

Он улыбнулся, и впервые она почувствовала что-то уязвимое, какую-то слабость за его обычной бравадой. Это и тронуло, и встревожило девушку.

– Иногда мне хочется побыть с тобой, – сказал он. – Почему ты не любишь меня, Арабелла? Ты мне так нравишься. Ты мне всегда нравилась, а этот Сол тебе не подходит – подумай, кто ты и кто он! Ведь ты же идешь к нему, не так ли?

– А что, если и так? Это не твое дело. А ты меня и так достаточно видишь дома. Странно, что я не могу одна выйти на прогулку без того, чтобы ты не пошел за мной по пятам. Возвращайся. Твое поведение глупо и раздражает меня. – Два красных пятна загорелись на ее щеках. Арабелла сделала властный жест рукой. – Пожалуйста, иди.

Руперт пожал плечами и внезапно помрачнел.

– О, хорошо. Если ты этого хочешь. Но не всегда будет так. Он обыкновенный мужлан, хам. Я считаю его несносным, и однажды ты увидишь, что я прав.

Он повернулся и ринулся через кусты, цепляясь за них руками, вниз по склону к Фернгейту.

Арабелла, все еще встревоженная, немного постояла, а потом продолжила путь вверх по тропинке к ферме. Она была удивлена, когда увидела, что ее встречает Сол. Сегодня он пришел рано. Раздражение было тотчас же забыто, Арабелла побежала ему навстречу и оказалась в его объятиях. Сол нежно поцеловал ее в губы, в волосы, в шею, в плечо... Потом он отпустил Арабеллу, и они посмотрели друг на друга широко открытыми изумленными глазами, как будто все чудеса мира принадлежали им. Всегда было так. За последние два года их любовь усилилась, а не уменьшилась. В ней не было ничего обыденного. Всякий раз, когда они встречались, им казалось, что они заново родились и впервые познают красоту друг друга. У них было свое тайное место: березовая роща в дальнем конце торфяника, которую они называли своим домом. Когда у них была возможность, они лежали там, переплетая руки и тесно прижавшись друг к другу, слушая биение сердец с ощущением счастья и желания.

Сол хотел ее. Он был здоровым и сильным, и страсть кипела в его крови. Арабелла отвечала ему столь же пылким желанием. Но оба понимали, что момент еще не настал. Когда она будет принадлежать ему, это будет совсем не так, как у всех других в этих краях. Их брачная ночь станет праздником, осиянным счастьем.

Высвобождая ее из объятий и глядя в ту сторону, куда ушел Руперт, Сол спросил Арабеллу:

– Он беспокоит тебя, этот дурачок?

Как ни старался, он не смог скрыть своей досады.

Арабелла засмеялась.

– Сол, дорогой, не будь таким – раздраженным и сердитым. Он мой брат... хорошо, наполовину брат. После того, как он оставил школу...

– После того, как его оттуда попросили, – перебил ее Сол.

– Это имеет значение?

Он пожал плечами.

– Продолжай, я послушаю. Впрочем, я и так знаю. После того, как он оставил школу, он все время преследует тебя, пытается встать между нами – между мной и тобой. Я не настолько слеп, любимая. У меня есть глаза и уши, и я знаю тебя. Что бы ты ни говорила, я вижу, как меняется выражение твоего лица, когда ты слышишь его имя. Ты сразу же становишься мрачной и озабоченной, как будто на тебя набегает тень. Почему? Скажи мне.

Он притянул ее к себе, и его прикосновение к ее волосам было таким приятным и нежным, что Арабелле трудно было вынести наплыв чувств, которые переполняли ее. Она любила Сола, ах как она любила его! Иногда ей казалось просто невероятным, что этот красивый юноша, похожий на античного бога, действительно принадлежит ей. Каждое прикосновение к нему казалось ей чудом. И ее привлекала не только его внешность, но и его сила, и честность; иногда он, правда, был упрям. Еще ей очень нравилась его любовь к природе и к живым существам, его умение видеть суть вещей. У него, конечно, вспыльчивый характер, но и у нее тоже. Огонь, который горел в Соле, возбуждал в Арабелле нежность и решимость.

– Да здесь нечего рассказывать или объяснять, – ответила она. – Просто я буду чувствовать себя спокойнее и увереннее, когда мы будем навсегда вместе.

– Конечно, – твердо сказал Сол, – я позабочусь об этом.

Так он и сделал.

Не откладывая в долгий ящик он съездил в деревушку недалеко от Труро, где его никто не знал, и выспросил у доброжелательного пожилого священника, как получить разрешение на брак. Архивариус тоже был очень любезен и, не выясняя, сколько молодым людям на самом деле лет, выдал документы, в которых указывалось, им по двадцать одному году.

Предстоящий побег держался в строжайшей тайне от всех, кроме Евы, с которой Арабелла просто не могла не поделиться, как с самым близким в доме человеком.

– Ты не будешь возражать, если мы с Солом поженимся? – спросила она сестру однажды вечером, когда они шли навещать старую Сару.

Была весна, и Ева держала в руках букет нарциссов. На ней было платье зеленовато-голубого цвета, что придавало ее облику, как заметила Арабелла, что-то сказочное, она походила на эльфа из легенды.

Ева подняла глаза, улыбнулась и переспросила:

– Поженитесь? Ты и Сол? А почему я должна возражать? Ах, Арабелла, конечно нет. Вы поступите абсолютно правильно, потому что любите друг друга. Я знаю, как ужасно для тебя жить в одном доме с Рупертом. Я часто спрашиваю себя, как тебе удается все это выносить.

– А как же ты?

– Мы по-прежнему будем видеться, правда? И потом, у меня есть рисование. И папа, конечно. Он знает?

– Нет, разумеется. И ты не должна никому говорить ни слова. Даже мистеру Дюку. Думаю, что папа будет недоволен. Будет много шума, так что лучше, если об этом будешь знать только ты.

– Даже и не знаю. Он стал любезнее со мной в последнее время, с тех пор как я начала продавать рисунки в том же магазине, где Сол продает свои резные камни.

– Конечно, деньги. – Арабелла вздохнула.

– Нет, не только деньги. Возможно, теперь я уже не кажусь ему полной неудачницей. – В голосе Евы слышалась тоска. – Я имею в виду, что раз уж я такая...

– Ты лишь чуть-чуть прихрамываешь, а это почти ничего не значит. Иногда это совсем не заметно.

– Неправда. Не притворяйся, Белла. Ты же отлично знаешь, что мы оба – Руперт и я – всегда были огромным разочарованием для отца. Это правда, и я привыкла к этому. Тем не менее, – она светло улыбнулась, – если я смогу сделать себе имя как художница, пусть даже маленькое, это будет приятно отцу. Не потому что его интересует искусство, но он не отрицает его, как отрицает все, что делает Руперт. Бедный Руперт...

– Бедный?

Ева кивнула.

– Он никогда не был счастлив. У него нет никакой отдушины, я думаю, что он даже не знает, что это такое. – С минуту она с пониманием смотрела на сестру, потом добавила: – Если не считать того, что он везде следует за тобой и хочет быть с тобой рядом. Так что, может быть, будет даже лучше, если ты выйдешь замуж.

Арабелла, покраснев, ответила:

– Ты очень мудрая. Или ты просто стараешься успокоить меня?

– И то, и другое. Все, временами даже ты, считают меня ребенком или немного простушкой. Но я владею собой. И я знаю, что мне нужно от жизни, так же, как Сол. Думаю, талант сделает его когда-нибудь знаменитым, а ты будешь очень-очень счастлива и будешь гордиться им, Арабелла. Я рада за тебя, правда.

Итак, все было решено. Все сомнения, касающиеся младшей сестры и возможной реакции сэра Роджера на этот неожиданный брак, отметены. Сердце Арабеллы было наполнено легкостью и счастьем, когда они с Евой шли по тропинке между деревьев, одетых в весеннюю листву. На земле играли тени. С ветки цветущего дерева вспорхнула птичка.

Ева наклонила голову к букетику нарциссов.

– Я, возможно, нарисую их, – сказала она, – и подарю тебе в качестве свадебного подарка. Я уверена, что мистер Дюк сделает рамку. Он так же хорошо умеет делать все руками, как и Сол.

Нет, не так, как Сол, подумала Арабелла. Сол другой, он уникальный мастер, его искусство обязательно сделает его знаменитым. Она не думала о том, что этот дар может когда-нибудь омрачить их жизнь или явиться причиной непонимания между ними. Она станет помогать Солу и воодушевлять его как только это будет возможно на протяжении всех последующих лет.

Они любят друг друга, и только это имеет значение.

Итак, в конце апреля Сол повез Арабеллу в Труро, якобы по магазинам, а оттуда еще три мили на север до деревушки, где их и обвенчал священник.

Роджер в это время был в деловой поездке, а в день своего возвращения нашел на столе в библиотеке записку от Арабеллы, в которой она извещала его о происшедшем событии. Он вскрыл конверт, и, пока читал, с его лица исчезли все краски, оно стало настолько бледным, что казалось пепельно-серым. Уголок его рта подергивался, рука, в которой он держал письмо, дрожала. Он несколько мгновений стоял неподвижно, потом еще раз прочитал письмо, написанное твердым почерком Арабеллы.

«Дорогой отчим.

То, что я собираюсь сообщить, будет ударом, я знаю. Но пожалуйста – пожалуйста/ – постарайся понять. Мы с Солом поженились сегодня. Мы любим друг друга, и мне хотелось бы, чтобы нанашей свадьбе присутствовал и ты. Но я знаю, что ты никогда не согласился бы и постарался бы остановить нас, поэтому все так и произошло. Я не ожидаю, что ты простишь меня, зная твое отношение к Даркам, но если бы ты смог, то это 5ыло бы лучше для всех нас и я могла бы часто видеться с тобой. В любом случае, с тех пор как в Фернгейт взяли новую девушку помогать по дому, во мне нет необходимости. И у тебя есть Ева. Она любит тебя по-своему. Если бы ты нашел время уделять ей побольше внимания, я уверена, что она стала бы для тебя огромным утешением.

Я оставила в гардеробе чудесные платья, которые купила, когда ты на этом настоял, а взяла лишь голубое атласное для особых случаев – если, конечно, такие будут в Оулесвике. Остальные Ева может взять себе. Она может быть красивой, ты се знаешь. Или ты этого не замечал?

Надеюсь, что Руперт будет продолжать работать и станет вести себя как следует.

Спасибо за все, что ты для меня сделал.

Твоя Арабелла».

Очень медленно Роджер достал из кармана фляжку, поднес ее к губам и допил остававшийся бренди. Затем он тяжело опустился на стул и сидел некоторое время неподвижно, сильно ссутулившись; пот струился по его лбу и подбородку, галстук больно врезался в шею. Его бросало то в жар, то в холод.

Он опять перечитал письмо. Им владела лишь одна мысль: Арабелла оставила его – ушла к этому молодому гиганту, сыну Леоны, плоду его собственной неосмотрительности, который и появился-то в результате глупой опрометчивости семнадцать – или уже восемнадцать – лет назад. Будь же он проклят за то, что украл у не то единственное, что он, Роджер Куртни, ценил в Фернгейте. Арабелла была его единственной любовью и привязанностью. Как она могла так поступить с ним, так лгать и притворяться, что заботится о доме, когда единственной ее мыслью было тайно сбежать в объятия молодого Дарка, его, Роджера, врага.

Первым его побуждением было вскочить в седло и кинуться следом. Он заставит признать этот брак незаконным! Они еще несовершеннолетние. Он вернет ее обратно. Да, он так и сделает. Закон будет на его стороне. Но Роджер с горечью осознал, что не может зайти так далеко в отношении собственной дочери. Но он еще разберется с ними, Арабелла будет страдать оттого, что причинила ему боль.

В таком настроении следующим утром он поскакал на ферму, надеясь застать молодую парочку там; Дюк к этому времени должен быть, как обычно, на шахте.

Он уже успел оправиться от первого потрясения и старался держать себя в руках. Роджер надеялся с помощью самообладания и едких слов подчинить себе волю молодых и заставить пожалеть об их поведении.

Он требовательно постучал в дверь и, поскольку та была не заперта, сразу же вошел в дом. После яркого солнечного света он не сразу заметил в комнате чью-то фигуру. Леона шагнула ему навстречу и остановилась на расстоянии вытянутой руки. Роджера охватило острое восхищение, смешанное с неприязнью. Леона почти не изменилась. Правильные черты и загадочные вызывающие глаза были все те же – холодные и ненавидящие. Как у рыси, охраняющей свою территорию, подумал Роджер. Только территория не ее, а моя.

– Что вам нужно? – спросила она.

– Мои права, – ответил он, сжимая в руке кнутовище. – Или вы считаете, что у меня нет никаких прав на дочь?

– На дочь?

Она коротко засмеялась – или это чирикнула птица за окном? Леона как будто намекала ему, что следовало бы сказать «сына».

– Где они? – спросил он, стараясь сдержать закипающее раздражение.

– В хижине Сола, если вы знаете, где это...

– Конечно, знаю. Я знаю здесь каждый акр. Прощайте.

Легкая загадочная улыбка пробежала по ее губам.

– Счастливо, – напутствовала Леона с легким сарказмом.

Роджер выскочил на улицу, кровь стучала у него в висках: почему эта женщина так действует на него? Она даже не красива в общепринятом смысле этого слова, просто гордая, этим и отличается от всех женщин, которых он знал.

Когда он ехал через торфяники к хижине Сола, непрошеные воспоминания нахлынули на него. Роджер думал о том, что молодой человек, с которым он собирается встретиться, мог бы быть наследником Фернгейта. Судьба любит злые шутки. Он женился на Клариссе, которая подарила ему слабых близнецов и юную Арабеллу, не связанную с ним узами крови.

И вот теперь – Арабелла и Сол!

Послав лошадь в галоп, Роджер вскоре достиг хижины. Не успел он спешиться, как дверь распахнулась и на пороге показался Сол. Из-за его плеча выглядывала Арабелла.

– Я хочу сказать пару слов, – заявил Роджер, глядя на них прищуренными глазами.

– Папа, – неуверенно произнесла Арабелла.

– Зайдете? – спросил Сол.

Даже не сказал «сэр», подумал Роджер с досадой.

– То, что я хочу сказать, может быть сказано и здесь, – жестко ответил он. – И вы прекрасно знаете это, оба. Ты, – обратился он Арабелле, – не только лгала и обманывала меня, принимая подарки, мое хорошее отношение и гостеприимство. Стоило мне отвернуться, и ты улизнула, как... как... – Он помолчал, подыскивая хлесткое сравнение, потом произнес слова, от которых краска залила его лицо: – Как какая-то деревенская проститутка!

Сол рванулся вперед.

– Не смейте оскорблять мою жену! Если бы вы были моложе...