Автократическая, демократическая и оптимальная формы правления. Фискальные решения и экономические результаты

А смерть автократа нередко вызывает кризис преемственности. Большинство жизнеспособных автократий эволюционировало в наследственные монархии, поскольку выгоды, приносимые избежанием кризиса преемственности, обычно превышали затраты пребывания у власти посредственных, как правило, наследственных правителей. В одном исследовании, основанном на истории девяти столетий датской монархии, сделано заключение, что «введение автоматической наследственной преемственности в автократии обеспечивает стабильность и ограничивает количество переворотов, организуемых соперниками»[14].

В своей последней книге Мансур Олсон связал происхождение демократии с историческими обстоятельствами, которые привели к сочетанию четырех условий: (1) примерно равное распределение власти между группами, которые могли свергнуть автократа, так что ни один лидер не мог самостоятельно объявить себя новым автократом, (2) ни одна из этих групп не была достаточно сильной в какой-либо местности и не могла создать мини-автократию, (3) число групп было довольно небольшим, что делало возможным добровольное принятие коллективных решений, и (4) территория, на которой установилась новая демократия, была сложно доступна для завоевания потенциальным внешним агрессором. Те самые условия, которые приводят к демократии, как правило, приводят и к контролю над исполнительной властью со стороны нового демократического правительства[15].

Макиавелли, как и следовало ожидать, одним из первых задумался о разнице между автократией и демократией: «Единовластие учреждается либо знатью, либо народом, в зависимости от того, кому первому представится удобный случай. Знать, видя, что она не может противостоять народу, возвышает кого-нибудь из своих и провозглашает его государем, чтобы за его спиной утолить свои вожделения. Так же и народ, видя, что не может сопротивляться знати, возвышает кого либо одного, чтобы в его власти обрести для себя защиту. Тому, кто приходит к власти с помощью знати, труднее удержать власть, чем тому, кого привел к власти народ, так как если государь окружен знатью, которая почитает себя ему равной, он не может ни приказывать, ни иметь независимый образ действий. Тогда как тот, кого привел к власти народ, правит один, и вокруг него нет никого или почти никого, кто не желал бы ему повиноваться. Кроме того, нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить притязания знати, но можно – требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетенным»[16].

Однако Макиавелли, чей опыт ограничивался княжескими автократиями, оказался наивным в отношении демократии. Хотя в большинстве случаев демократическое правление устанавливалось для ограничения власти правительств, всякий раз оно приобретало особую форму, которая отличалась в основном тем, что контролирующие группы здесь были более широкими сравнительно с автократиями, на смену которым приходила демократия. Александр Фрейзер Титлер, шотландский историк XVIII века, пессимистически оценивал будущее демократий: «Демократия не может существовать как постоянная форма правления. Она может существовать только до тех пор, пока большинство избирателей не обнаружит, что они сами могут проголосовать за щедрые пожертвования из общественной казны. Начиная с этого момента большинство всегда голосует за кандидата, который сулит им наибольшие выплаты из общественной казны, и в результате демократия всегда разваливается из-за расхлябанной фискальной политики, и сменяет ее всегда диктатура, а дальше и монархия»[17].

В 1835 г. после посещения Соединенных Штатов Алексис де Токвиль тоже выразил обеспокоенность склонностью демократии к неумеренному перераспределению[18]. Размышляя о прошлом, американский экономист Рэндал Холкомб недавно заметил: «Демократия в Америке, первоначально установленная как средство ограничения власти правительства, превратилась в самоцель. Вместо того чтобы рассматриваться как инструмент гарантирования прав граждан, демократия стала механизмом заигрывания с мнением большинства»[19].

Вопрос о том, кто контролирует демократическое правительство, менее очевиден, чем аналогичный вопрос применительно к автократическому правительству. Недостаточно сказать, что «народ» выбирает или контролирует демократическое правительство; любой анализ демократического правительства должен уточнить, что это за люди и каковы их интересы. В этом исследовании предполагается, что в демократии, функционирующей в соответствии с правилом большинства, ответственные решения принимает медианный избиратель. Основанием для такого допущения, общепринятого в современной теории общественного выбора, является то, что результат, предпочтительный для медианного избирателя, будет определяющим, если предпочтения всех избирателей можно выстроить в одном измерении, предпочтение каждого избирателя является «однопиковым» (имеет один максимум), а групповой выбор основывается на простом правиле большинства[20]. Предполагается, далее, что коалиция большинства получает от фискальной системы все трансфертные платежи, но может платить какие-то налоги. В данном исследовании интересы медианного избирателя определяются как сумма его доходов минус налоги и плюс полученные им трансфертные платежи.

А с учетом почти всеобщего права голоса числовые примеры в последующих главах предполагают, что медианным избирателем является взрослый член семьи с медианным доходом. Право голоса, предоставляемое на широкой основе, является, конечно, более поздним достижением, чем базовая структура демократического правительства; если правом голоса обладают только те, кто имеет более высокие доходы, то есть участие в голосовании является положительной функцией от дохода, то доход семьи медианного избирателя должен быть выше, чем доход медианного домохозяйства. (Об этом см. Приложение к главе 3.)

Для демократии, в которой существуют трансфертные платежи, предполагается, таким образом, что принимающее ответственное решение лицо максимизирует чистый доход медианного избирателя (не считая налогов и трансфертов), а целевая функция определяется как

D = dY – eT + f [T – (F + G)], (2.8)

или

D = dY + (f – e) T – f (F + G), для T > (F + G). (2.9)

Параметр d является отношением дохода медианного домохозяйства к доходу среднего домохозяйства. Параметр е выражает отношение налогов, уплаченных домохозяйством с медианным доходом, к средним налогам на домохозяйство. Разница между параметрами d и ?, таким образом, отражает прогрессивность шкалы налогообложения на уровне дохода медианного домохозяйства. Параметр/есть отношение трансфертных платежей, полученных домохозяйством с медианным доходом, к средним трансфертным платежам, предоставляемым домохозяйству; в пределе этот параметр равен 1/s, где s — доля избирателей, необходимая для избрания правительства или одобрения фискального закона[21].

Изменяя эти параметры, мы можем оценить некоторые интересующие нас условия. Изменения в распределении дохода, например, можно оценить путем изменения параметров дохода и налога d и e. Изменения в прогрессивности налоговых платежей можно оценить путем изменения параметра ?, отношения медианного налога к среднему; если, например, налоговые платежи пропорциональны доходу, то параметр е будет равен параметру d, соотношению медианного и среднего дохода. Оценка изменений в действующих правилах голосования по основным фискальным вопросам включает изменение каждого из параметров d, е и f, выражающих совокупный эффект дохода, налогов и трансфертных платежей.

Одной из наиболее интересных характеристик этой целевой функции является то, что коэффициент налоговых платежей на домашнее хозяйство будет положительным, если отношение медианных трансфертных платежей на домохозяйство к средним больше отношения медианных налогов к средним уплаченным налогам; другими словами, при данном доходе медианный избиратель выигрывает от более высокого уровня налоговых платежей на домохозяйство, потому что его доля трансфертных платежей в этом случае выше его доли в налогах. Для данного избирателя единственным условием, ограничивающим его спрос на трансфертные платежи, является негативный эффект более высоких налогов на его доход до уплаты налогов. Другой интересный вывод заключается в том, что увеличение фиксированных расходов (например, платежей на военные нужды и уплату нетто-процентов) сокращает трансфертные платежи на такую же величину и не оказывает влияния на G, R, T и Y. Возможно, это позволяет объяснить, почему американские консерваторы поддерживали сочетание высоких расходов на оборону и дефицитное финансирование примерно тогда же, когда возникло государство всеобщего благосостояния. В этом исключительном случае увеличение расходов на оборону и уплату нетто-процентов не затрагивает меньшинство, которое платит большую часть налогов и не получает трансфертных платежей.

Подстановка уравнения 2.1 на место выпуска на потенциального работника Y и уравнения 2.2 на место налоговых доходов на потенциального работника T выражает целевую функцию медианного избирателя в значениях F, G и R

D = ad (1 + G)^b (1 – R)^c + a (f – e) (1 + G)^b R (1 – R)^c – f (F + G), (2.10)

или

D = a (1 + G)^b [d + (f – e) R] (1 – R)^c – f (F + G). (2.11)

Решение уравнения 2.п для ставки налога, максимизирующей чистые выгоды для медианного избирателя, получается таким:

R = (f – e – cd) / [(1 + c) (f – e)]. (2.12)

Поскольку, говоря о медианном избирателе, мы учитываем и его доход после уплаты налогов, и получаемые им трансфертные платежи, эта ставка налога является значительно более низкой сравнительно с соответствующей величиной в условиях автократии.

Точно так же уровень (1 + G), который максимизирует чистую выгоду для медианного избирателя, равен

(1 + G) = {[(ab)/ f] [d + (f – e) R]}^{[1/(1 – b)]} (1 – R)^{[c/(1 – b)]}. (2.13)

Демократическое правительство, таким образом, будет тратить на государственные услуги больше, чем автократическое правительство, потому что увеличение расходов на эти услуги сверх определенного уровня увеличивает как доход после уплаты налогов, так и трансфертные платежи для медианного избирателя. Подстановка значений R и (1 + G) из уравнений 2.12 и 2.13 в уравнения 2.1 и 2.2 дает возможность определить уровни Y и T, а уровень трансфертных платежей в таком случае равен T – (F + G). (Эта модель предполагает, что трансфертные платежи не влияют на совокупный выпуск, а значит, переоценивает совокупный выпуск и налоговые доходы, если трансфертные платежи ведут к снижению производительности потенциального работника[22].)

Без учета трансфертных платежей

Однако уравнения 2.12 и 2.13 описывают фискальное поведение демократического правительства только тогда, когда действующая конституция разрешает трансфертные платежи и комбинация параметров генерирует налоговые доходы, которые превышают сумму постоянных затрат и расходов на все государственные услуги. Если действующая конституция не разрешает трансфертные платежи или если ставка налога, полученная из уравнения 2.12, не генерирует доходы, достаточные для покрытия суммы F и G, то целевая функция для демократического правительства такова:

D = dY – eT, для T = (F + G), (2.14)

или

D = a (1 + G)^b (d – eR) (1 – R)^c. (2.15)

В этом случае демократическое правительство сталкивается только с одним важным фискальным решением, поскольку R и G взаимосвязаны и зависят от уровня постоянных затрат.

Расчет значений R и G, которые лучше всего служат интересам медианного избирателя, в этом случае также будет несколько более сложным[23]. Подстановка уравнения 2.2 на место налоговых поступлений на потенциального работника Т в уравнение Т= (F + G) дает следующее отношение между R и G:

D = a (1 + G)b R (1 – R)c – F. (2.16)

График для этого отношения между R и G слегка похож на яйцо, балансирующее на тупом конце. Мой подход к решению для параметров R и G в этом случае заключается в использовании итеративной компьютерной программы, которая сначала решает уравнение 2.i6 для G через множество налоговых ставок R, вводит эти допустимые (G, R) пары в уравнение 2.15 и затем ищет конкретную (G, R) пару, которая максимизирует уровень параметра D. (Для любых конкретных уровней экономических и политических параметров и F это дает оценку R, которая точна в пределах 0,001, и пропорционально точную оценку G.) В сравнении с результатами модели демократии с трансфертными платежами модель демократии без трансфертных платежей дает более низкий уровень R, более высокий уровень G и Y, более высокий уровень среднего дохода после уплаты налогов, но (без каких-либо трансфертных платежей) более низкий уровень чистого дохода для медианного избирателя.

Здесь я должен признать, что эта простая модель не охватывает многие характеристики демократического правительства. Среди наиболее важных характеристик, которые ею не учитываются, – и количество законодательных органов и структура комитетов внутри этих органов, возможность обмена голосами, роль тех, кто формирует повестку, потенциальная зацикленность правила большинства, право вето исполнительной власти, разница между парламентской и президентской системами, устройство судебной системы, разделение ролей между национальным и региональным правительствами и роль денег в политике – именно эти характеристики обычно находятся в центре внимания в моих исследованиях, а также в исследованиях других специалистов в области теории общественного выбора[24]. Эти характеристики важны для оценки различий между демократическими правительствами, но, на мой взгляд, имеют второстепенное значение для оценки различий между демократическим и другими основными типами правительств.

В настоящее время демократическое правительство принято называть лучшей формой правления, «концом истории», если воспользоваться метафорой Фрэнсиса Фукуямы[25]. Может быть, это так, а может быть и нет. Как бы то ни было, демократические правительства по самой своей природе сопряжены с многочисленными проблемами, и мы должны не покладая рук пытаться решить эти проблемы. С этой целью полезно представлять себе образец оптимального правительства, с которым можно было бы сравнивать ожидаемые результаты деятельности правительства демократического.

В данном исследовании предполагается, что ключевые решения в оптимальном правительстве принимает уполномоченное лицо «за завесой неведения» о том, каким будут его естественный доход и относительное политическое влияние на постконституционном этапе. Это выражение является, конечно, плодотворной метафорой, предложенной Джоном Ролзом для анализа конституционных проблем[26]. Эта метафора схожа с общим подходом к анализу конституционных решений, разработанным ранее Фрэнком Найтом[27], Фридрихом фон Хайеком[28], а также Джеймсом Бьюкененом и Гордоном Таллоком[29], хотя эти авторы и пришли к выводам, сильно отличающимся от выводов Ролза. Точнее было бы сказать – «за завесой неопределенности», поскольку предполагается, что лицо, принимающее ответственные решения, должно знать все условия, кроме собственного экономического и политического статуса на постконституционном этапе.

Кроме того, эта модель предполагает, что данное лицо является нейтральным к риску, связанному с будущим доходом после уплаты налогов; в результате наша модель подводит к выводу, что никакие государственные трансфертные платежи не могут быть одобрены на конституционной платформе. (В главе 7 рассматриваются условия, при которых не склонное к риску население могло бы одобрить некоторый объем социального обеспечения на конституционной платформе.)

Такое определение оптимального правительства предполагает, что лицо, принимающее ответственные решения, максимизирует средний чистый доход после уплаты налогов, а соответствующая целевая функция такова:

O = Y – T. (2.17)

Подстановка уравнений 2.1 и 2.2 вместо параметров Y и Т в уравнении 2.17 дает:

O = a (1 + G)^b (1 – R)^{(1 + c)}. (2.18)

Поскольку оптимальные уровни G и R взаимосвязаны, эти два фискальных решения сопряжены с тем же процессом, что и описанный выше для демократического правительства без трансфертных платежей; сначала находим возможные пары G и R из уравнения 2 лб, а затем находим пару (G, R), максимизирующую чистый доход после уплаты налогов, из уравнения 2.18. В пределе, поскольку постоянные расходы F приближаются к нулю, оптимальная средняя ставка налога стремится к

R = b/ (1 + c), (2.19)

а оптимальный уровень G— к

G = (a R)^{[1/(1 – b)]} (1 – R)^{[c/(1 – b)]}. (2.20)

Последствия этих решений для фискальной политики и экономических результатов оптимального правительства при конкретных значениях соответствующих параметров разбираются в следующих главах.

Здесь надо признать, что охарактеризованное выше правительство является оптимальным, но не совершенным. Говоря точнее, уровни R и G в описанном выше процессе оптимальны только для определенных значений соответствующих параметров. Увеличение предельной продуктивности государственных услуг должно приводить к увеличению параметра b и оптимального уровня G. Напротив, возрастание эффектов, связанных с нерациональным налогообложением, увеличило бы параметр с и снизило бы оптимальные уровни обоих параметров G и R. А увеличение постоянных расходов F снизило бы оптимальный уровень G, но повысило бы оптимальный уровень R. Ни одно реальное правительство, конечно, не является ни оптимальным, ни совершенным. Главная ценность определения характеристик и результатов оптимального правительства состоит в том, чтобы создать основу для сравнения с основными типами реальных правительств при тех же наблюдаемых уровнях соответствующих параметров.

3. Параметры

БОЛЬШИНСТВО экономических и политических параметров моделей, описанных в предыдущей главе, можно оценить с помощью эмпирических наблюдений. В этом исследовании ряд параметров, использованных для оценки фискальных решений и экономических результатов альтернативных политических режимов, основан на последних данных американской статистики.

Экономические параметры

Прежде всего, нужно оценить параметры a, b и c уравнения 2.1 (глава 2), базовое отношение между фискальными решениями и экономическими результатами, которое является общим для всех режимов.

Параметр а произволен; он влияет на уровни, но не на относительные величины фискальных и экономических результатов. Для того чтобы обеспечить базу для простого сравнения результатов нескольких типов режимов, параметр а задан на таком уровне, чтобы производительность одного потенциального работника в рассматриваемом случае – при демократии с широким правом голоса, правилом большинства и долгосрочным фискальным горизонтом – была равна 1000.

В данном исследовании параметры b и с оцениваются двумя независимыми способами, отчасти с целью проверки обоснованности модели демократического правительства, представленной в главе 2. Первый способ нацелен на оценку параметров b и с, которые свойственны действительным уровням G и R для Соединенных Штатов в 1996 г. с учетом модели демократического правительства и оценок (будут описаны ниже) политических параметров d, е и f для тех же Соединенных Штатов в 1996 г. Решение уравнения 2.13 (глава 2) для параметра b дает следующее уравнение:

b = [(1 + G) / Y ] {f / [d + (f – e) R]}. (3.1)

А решение уравнения 2.12 (глава 2) для параметра с дает следующее уравнение:

c = [(f – e) (1 – R)] / [d + (f – e) R]. (3.2)

В Соединенных Штатах в 1996 г. правительственные расходы на потребление и валовые капиталовложения (исключая расходы на оборону) составили 13,6 % валового внутреннего продукта (ВВП), а совокупные государственные расходы и валовые капиталовложения составили 33,7 % ВВП. С учетом этих фактических данных (и политических параметров) экономические параметры, характерные для этой модели демократического правительства, будут следующими: b = 0,220 и с = 0,772.

Второй способ предполагает оценку параметров b и с с точки зрения долгосрочного отношения между фискальными решениями и экономическими результатами в Соединенных Штатах в течение долгосрочного периода. Для этого на основе ежегодных данных по США за период 1964–1999 гг.[30] был рассчитан ряд уравнений экономического роста с использованием двухшагового метода наименьших квадратов. Уравнения были рассчитаны для трех показателей экономического роста:

• реальный ВВП на одного потенциального работника;

• часовая производительность в частно-предпринимательском секторе;

• отработанные часы в частно-предпринимательском секторе в расчете на одного потенциального работника.

Первого уравнения достаточно для оценки экономических параметров в этом исследовании, другие же уравнения были рассчитаны для определения относительного влияния фискальных решений на производительность и отработанные часы. В Соединенных Штатах выпуск частно-предпринимательского сектора занимает значительную долю ВВП и сейчас составляет 85 %, поэтому изменение реального ВВП несколько отличается от суммы изменений производительности и отработанных часов в частно-предпринимательском секторе. В таблица 3.1 обобщены определения переменных, использованные в этих регрессиях.

Переменные D (US), D (LOMTR) и D (LOMBR) рассматриваются как эндогенные. Дополнительные инструментальные переменные включают лагированные зависимые и эндогенные переменные, первую и вторую разности с лагом между краткосрочными и долгосрочными процентными ставками, изменения в логарифме реальных оборонных расходов на одного резидента в возрасте 20–64 лет и изменения в логарифме реальных трансфертных платежей на резидента в возрасте 20–64 лет с лагом в один год. Таблица 3.2 обобщает оценки этих трех уравнений.

В данном исследовании эти регрессии сосредоточены на влиянии фискальной политики на экономический рост, но оценка этих фискальных эффектов требует учета тренда и циклических условий, специфичных для каждой зависимой переменной.

ТАБЛИЦА 3.1.

Определение переменных

Первые две строки показывают, что реальный ВВП на одного потенциального работника рос в среднем на 2,4 % в год, а в 1974–1995 гг. – только на 1,4 % в год. Аналогичным образом, производительность в частно-предпринимательском секторе выросла в среднем на 2,9 % в год, а в 1974–1995 гг. – всего на 1,4 %. Причины необычно низкого прироста производительности в течение этого промежутка времени до сих пор не ясны.

ТАБЛИЦА 3.2.

Соотношения экономического роста США (выбранный период: 1964–1999)

Примечание: Цифры в скобках выражают оценки стандартных ошибок.

Отработанные часы в частно-предпринимательском секторе в расчете на одного потенциального работника росли только на 0,3 % в год в течение промежуточного периода, когда рост производительности был необычно низким.

Третья строка показывает, что рост уровня безработицы на 1 процентный пункт сокращает реальный ВВП в расчете на одного потенциального работника на 1,7 %, а отработанные часы в частнопредпринимательском секторе в расчете на одного потенциального работника – на 1,8 %. Изменения в уровне безработицы не оказывают значительного влияния на рост производительности.

Четвертая независимая переменная показывает изменение реальных государственных расходов на потребление и валовые инвестиции (исключая расходы на оборону) в расчете на одного потенциального работника. Оценки, представленные в четвертой строке, показывают, что увеличение в этой части государственных расходов в расчете на одного потенциального работника на 1 % ведет к увеличению реального ВВП на одного потенциального работника на 0,20 % и производительности в частно-предпринимательском секторе на 0,22 %. Влияние этой части государственных расходов на валовой продукт, в соответствии с моделью демократического правительства, учитывая только данные за 1996 г., очень близко к вышеприведенной оценке для более длительных временных рядов. Сколько-нибудь значительного воздействия на часы, отработанные в частно-предпринимательском секторе, эти государственные расходы не оказывают.

Пятая и шестая независимые переменные выражают изменения в реальной норме доходности (за вычетом налогов) в текущем году и за два года до него. Оценки, представленные в пятой и шестой строках, показывают, что повышение на 1 % реальной нормы доходности является причиной роста реального ВВП в расчете на одного потенциального работника на 0,75 % в текущем году и на 1,21 % по сравнению с двумя годами ранее. В этом случае, если основываться на данных для США 1996 г., учитываемое моделью демократического правительства влияние реальной нормы доходности на валовой продукт очень близко к оценкам его влияния в первый год, но более чем на две стандартных ошибки ниже оценки долгосрочного влияния этой ставки исходя из данных временного ряда; это наводит на мысль, что демократическое правительство Соединенных Штатов принимает свои основные решения по налогам на краткосрочный период. Точно так же повышение реальной нормы доходности на 1 % увеличивает производительность в частнопредпринимательском секторе на 0,85 % в текущем году и на 1,46 % по сравнению с двумя годами ранее. Кроме того, повышение реальной нормы доходности на 1 % увеличивает количество отработанных часов в расчете на одного потенциального работника в частно-предпринимательском секторе на 0,41 % без существенного отложенного эффекта – оценка, согласующаяся с целым рядом предшествующих исследований[31]. Приведенная выше оценка влияния реальной нормы доходности на реальный ВВП является более полной, чем оценки многих других исследований, по трем причинам: влияние реальной нормы доходности на производительность сильнее, чем ее влияние на количество отработанных часов; долгосрочный эффект сильнее эффекта текущего года; и оценка, основанная на средней налоговой ставке, будет точнее оценки, основанной на предельной ставке налога[32]. (См. прим. 8, гл. 2.) Одним из последствий влияния нормы доходности на реальный ВВП является то, что в Соединенных Штатах долгосрочная максимизирующая государственные доходы средняя налоговая ставка составляет около 45 %. В свою очередь, нераспределенные налоговые поступления из расчета на один доллар растут в геометрической прогрессии по мере приближения величины этой ставки к реальной налоговой ставке.

Седьмая и восьмая независимые переменные выражают изменения совокупного финансирования дефицита бюджета в текущем и в предшествующем году. Оценки, представленные в седьмой и восьмой строке, указывают на то, что увеличение дефицитного финансирования в течение данного периода оказывает несущественный чистый эффект на реальный ВВП, отрицательный эффект на производительность и сильный положительный эффект на количество отработанных часов в частно-предпринимательском секторе. Точнее говоря, увеличение дефицитного финансирования на 1 % ведет также к росту реального ВВП на потенциального работника на 0,36 % в текущем году, но только на 0,09 % в долгосрочном периоде. Увеличение дефицитного финансирования на 1 % ведет к росту производительности в частнопредпринимательском секторе на 0,43 % в текущем году, а в долгосрочном периоде сокращает производительность на 0,25 %. С другой стороны, увеличение финансирования дефицита бюджета на 1 % ведет к увеличению количества отработанных часов в расчете на одного потенциального работника в частнопредпринимательском секторе на 0,53 % в текущем году и на 0,69 % в долгосрочном периоде. Причины такого существенно различного влияния налога и дефицитного финансирования на производительность и отработанные часы не очень ясны, но они и не относятся к главным целям этого исследования.

Подытожим самые важные выводы этого раздела: два разных способа оценки фискального влияния на производительность дают результаты, очень близкие применительно к влиянию общих государственных расходов, но существенно отличающиеся применительно к влиянию реальной нормы доходности в долгосрочном периоде; а долгосрочное влияние такой ставки является намного более сильным, чем предполагалось предшествующими оценками, основанными только на текущем воздействии на количество отработанных часов[33].