Девчонки - Полночь

— Наверное, они сначала думали, что не могут. А ты оказалась для них сюрпризом.

— Наверное. — Меня передёрнуло.

Жасмин засмеялась.

— Ты подумала о том, как они занимаются этим, да?

— Жасмин! Ну да, подумала. Как это получается, что ты все про меня знаешь? Например, с Марни и Терри мы сто лет дружили, но они ничего про меня не понимают.

— Так ведь твоя лучшая подруга — я, а не они. И мы с тобой договорились, проведём вместе всю субботу, да?

— Да, — пообещала я, хотя и подумала, что устроить это будет непросто. Обычно по субботам с утра мы с мамой отправлялись за покупками. Она любила под конец зайти в кафе у «Марка и Спенсера». Мы заказывали чай с кексом, и, радостно улыбаясь, она говорила: «Правда, весело?» Такие развлечения совсем не в моем вкусе, но я делала вид, что мне тоже нравится, чтобы не обижать маму.

Если в субботу папа был дома, то во второй половине дня мне тоже приходилось притворяться. Папа привык к тому, что с раннего детства я помогала ему мыть машину. Тогда мне на самом деле нравилось возиться с водопроводным шлангом и взбивать мыльную пену.

Изредка к нашим субботним походам по магазинам присоединялся и Уилл, но с ним то и дело возникали проблемы. Он начинал жонглировать апельсинами или балансировал башней из рулонов туалетной бумаги на голове, а то устраивал гонки с тележкой для покупок, в кафе же громко клянчил добавки и обливался чаем. Мама без конца делала ему замечания и пыталась задобрить подарками, чтобы он вёл себя хорошо. А папа просто злился. Однажды Уилл нарочно облил его водой из шланга, так папа окончательно вышел из себя и отдубасил его.

Все вздохнули с облегчением, когда Уиллу исполнилось одиннадцать или двенадцать лет и он наотрез отказался принимать участие в субботних хозяйственных хлопотах. Теперь он весь день просиживал за уроками. А я вот до сих пор обязана играть в счастливое семейство, хотя мне уже тринадцать.

До самого завтрака я пыталась собраться с духом и все не решалась заговорить о приглашении Жасмин. Наконец выпалила:

— Я сегодня иду в гости к Жасмин, — и быстро отпила чаю.

Я так нервничала, что захлебнулась, и маме пришлось похлопать меня по спине.

— Быстро вы с ней подружились, — удивилась мама. — Не пойму, зачем ей это надо. Я хочу сказать, Фиалка, мы ведь самые обыкновенные люди, а у них — семья знаменитостей.

— А почему бы этой Жасмин не подружиться с нашей Фиалкой? — вмешался папа. — Видимо, у неё хороший вкус. Иди и хорошенько повеселись, Фиалочка. Я заеду за тобой перед обедом.

— Меня пригласили остаться к обеду, пап.

— Ну, значит, перед чаем. Мне хочется с ней познакомиться.

Я не могла вынести мысли о том, что папа ввалится к ним в квартиру и примется допрашивать Жасмин. Ведь хватило у него ума предостеречь Марни и Терри, чтобы те ни в коем случае не брали ни у кого на дискотеке таблеток! Но Терри (такие они отсталые!) подумала, будто он имеет в виду витамины. Я и себя всегда считала такой же отсталой, но после того как Жасмин выбрала меня в подруги, на меня словно упал отсвет от её сияния.

— Ах, папа! — Я подняла брови. — Не волнуйся, Жасмин сказала, что ближе к вечеру её папа сам отвезёт меня домой.

— Джонатан Дэй отвезёт тебя домой! Представляю, какая у него шикарная машина! — сказала мама.

— Только убедись, что он не выпил. Знаю я этих артистов. Один парень из «Сан-Франциско» как раз на днях угодил к нам — допился до столбняка, честное слово! Кто-то из наших его прищучил, когда он завернул помочиться в чьём-то палисаднике. Не очень-то приятно, правда?

— Это отгоняет лисиц, — сказала мама. — Что ты на меня так смотришь? Они после этого не станут рыть норы в саду.

— Что их отгоняет? — не понял папа.

— Запах человеческой мочи.

Мама выговорила это слово со смущённым видом и тут же покраснела.

— Да ты просто кладезь полезных сведений, Айрис. — Папа поймал мой взгляд и ухмыльнулся, как бы предлагая вместе посмеяться над мамой. Я со стыдом улыбнулась в ответ — мне было необходимо привлечь папу на свою сторону.

Я думала, что Уилл ещё спит. По выходным он встаёт поздно, только к полудню выползает на кухню и начинает шарить в поисках еды. Но когда я поднялась наверх за курткой, он вышел на площадку, босой, в старом махровом халате.

— Куда это ты собралась с утра пораньше? — поинтересовался он, кивая на мою куртку.

— В гости к Жасмин, — гордо ответила я.

— Ах, чудненько, чудненько! — пропищал он глупым девчачьим голоском.

Я посмотрела на его бледное лицо, на тёмные круги под глазами. Конечно, он надо мной насмехался, но вдруг ему обидно, что у него нет друга, к которому можно было бы пойти? На самом-то деле, может, ему не так уж нравится быть одиночкой?

Мне вдруг стало жаль его, и я чуть не бросилась ему на шею.

Уилл сморщил нос и попятился.

— Уйди, Фиалка. От тебя воняет!

Я надушилась жасминовыми духами. Сама купила себе маленький флакончик.

— Ничего подобного! — возмутилась я.

Это от него самого воняет немытым мальчишкой и мятыми простынями! Он зевнул, потянулся, поскрёб лохматую голову.

— Я тут подумал — мы с тобой уже сто лет не гуляли по Бромптонским лесам. Хочешь, прошвырнёмся?

Я только глаза раскрыла. Когда-то давным-давно он один раз взял меня с собой, и мы провели волшебный день в Бромптонских лесах. Доехали на автобусе до деревни Бромптон, потом прошли несколько миль под раскидистыми ветвями старых дубов. То и дело накрапывал дождик, но листья на деревьях были такие густые, что защищали не хуже зонтика.

У меня в кармане была фея Стрекоз с аккуратно сложенными бирюзовыми крылышками из прозрачного тюля. Время от времени я засовывала руку в карман и тихонько поглаживала её. Уилл вёл меня через лес по каким-то едва заметным путаным тропинкам. Я послушно брела за ним, потому что была ещё совсем маленькая и думала, что он всегда знает, куда идёт. Он привёл меня к таинственному зеленому пруду в самой глубине леса, где над изумрудной водой носились настоящие стрекозы. Уилл вытащил у меня из кармана фею Стрекоз, расправил ей крылышки и побежал вокруг пруда, подняв её над головой.

Я знаю, что он все время держал её в руке, и все-таки, помню, мне чудилось, что она иногда взмывает вверх сама по себе, раскинув сверкающие крылья, перебирая по воздуху зелёными ножками.

Я много раз упрашивала Уилла вновь пойти к этому пруду. Иногда он отнекивался, мол, занят. Иногда говорил, что я просто ненормальная, если готова переться пешком невесть в какую даль, лишь бы повидать какой-то несчастный заросший пруд. В последний раз, когда я его попросила, он рассеянно посмотрел на меня и сказал: «Бромптонский лес? А разве мы там когда-нибудь были? Я даже не знаю, где это».

А сейчас он ждал моего ответа, и глаза у него блестели, почти такие же зеленые, как зачарованный пруд.

Я сказала:

— Давай завтра.

— Завтра я не могу. У меня другие планы. Сегодня, — сказал Уилл.

— А сегодня у меня другие планы, Уилл. Ты же знаешь, я иду к Жасмин.

— Пойди к ней завтра, — сказал Уилл.

Я задумалась. Наверное, можно позвонить Жасмин, выдумать, якобы у меня болит голова, или разболелся живот, или что-то случилось в семье. Она поймёт. Я представила, как мы идём с Уиллом по лесу и ищем зелёный пруд. Я уже не маленькая, чтобы играть в фею Стрекоз, но все-таки могла бы прихватить её с собой в кармашке — вроде талисмана на счастье.

Уилл с едва заметной улыбкой читал мои мысли. Он очень хорошо меня знал.

Но и я его знала. Знала, для чего он это делает. Ведь стоит мне согласиться и все отменить с Жасмин, как он пойдёт на попятный, будет долго ломаться и в конце концов окажется, что поехать со мной в Бромптонский лес он все-таки не может. И даже поленится придумать убедительную причину.

Надоели мне эти игры.

А может, мне больше хочется общаться с Жасмин, чем с Уиллом!

Да, мне гораздо больше хочется повидаться с Жасмин.

— Уилл, я сегодня иду к Жасмин.

Я прошла мимо него к лестнице. Он не окликнул меня. Я не оглянулась.

Мне хотелось пойти к Жасмин как можно скорее. Сейчас только девять часов, но я подумала, что она не будет против. Она ведь сама просила прийти пораньше.

— Давай я хоть отвезу тебя туда, — сказал папа.

От этого мне было не отвертеться. Я не хотела оставаться с папой вдвоём, тем более что он опять стал насмехаться над мамой.

— Просто смешно, как её потрясла твоя новая знакомая и её родители-артисты, — говорил папа. Он нарочно растянул последнее слово — арти-исты, как будто намекал, что они сами так произносят. — Так какая у этого Джонатана машина?

— Не знаю, пап.

— Ты вроде говорила, он отвозил тебя домой в тот вечер?

— Ну да, но ты же знаешь, я совсем не разбираюсь в марках автомобилей.

— По крайней мере, она у него большая и шикарная?

— Да нет, обыкновенная, — неопределённо ответила я.

— Честное слово, Фиалка, наблюдательности у тебя, как у комара.

— Что делать, я же не профессионал, как некоторые, — сказала я.

— А чем ты собираешься заниматься, когда вырастешь, солнышко? Все ещё мечтаешь о шитьё? Сестрица Сюзи шьёт сорочки для солдатиков! Что ж, может, хоть папке своему сошьёшь пару сорочек.

— Я не собираюсь шить рубашки, папа. Я хочу заниматься дизайном. Знаешь, что-то в духе моих фей.

Папа вздохнул и погладил меня по руке.

— Ты и так все время витаешь в стране фей, Фиалка. Ты у меня такая мечтательница. Все-таки я рад, что у тебя появилась эта Жасмин. Мы с мамой немного беспокоились, что у тебя совсем нет подруг. Я знаю, ты водилась с этими маленькими толстушками, но, по-моему, радости от них было немного.

— Я с ними больше не дружу. Я дружу только с Жасмин.

— Ну смотри. На мой взгляд, лучше, чтобы друзей было побольше. Тогда, если кто-нибудь из них тебя подведёт, останутся ещё полдюжины. Вот как мои парни на работе, или масоны, или ребята из гольф-клуба. — Папа самодовольно улыбнулся, гордясь своей популярностью. — Но, по крайней мере, дружба с Жасмин — хоть какое-то начало. Тебе нужно побольше общаться. Незачем киснуть дома и все время ходить хвостом за Уиллом.

Я посмотрела на папу. Он упорно смотрел вперёд, на дорогу.

— Ты не хочешь, чтобы мы с Уиллом дружили, папа? — тихо спросила я.

Он не ответил. Мычал себе под нос какой-то старый шлягер. Может быть, он меня не расслышал. А может, просто сделал вид.

— Конечно, я хочу, чтобы вы с ним ладили, — неожиданно заговорил он. — Просто мне не нравится, что Уилл тобой помыкает и заставляет участвовать в его глупых играх.

— В каких играх? — спросила я, чувствуя, как на виске забилась жилка. Призрачные летучие мыши кинулись мне в лицо.

— Дурацкие взгляды исподтишка, ужимочки, вздохи и прочее нахальство, — сказал папа.

Я медленно перевела дух.

— У него сейчас такой возраст.

— У него всегда какой-нибудь поганый возраст, — проговорил папа сквозь стиснутые зубы.

— Почему ты его не любишь, пап? — спросила я.

— Ты что? Конечно, я его люблю. Он мой сын.

— Это все потому, что он приёмный?

— Черт подери, Фиалка, не начинай эту бодягу! И не вздумай заговаривать об этом с матерью. Она и так ночей не спит с тех пор, как моя мамуля, чтоб ей пусто было, выпустила кота из мешка.

— А почему вы с мамой сами не рассказали Уиллу? Наверное, это было ужасно, узнать об этом вот так!

— Он вёл себя просто ужасно, насколько я припоминаю, наотрез отказался поблагодарить за подарок. С этого все и началось, с его всегдашнего эгоизма и нахальства. Я знаю, бабушка способна довести человека до белого каления, она и меня самого сколько раз доводила. Но это не означает, что можно ей хамить. Что он тогда сказанул? Вонючая старуха? Да как он посмел!

— Все верно, он нагрубил. Но я просто не понимаю. Почему вы с мамой столько времени держали это в тайне?

— Да не было никакой тайны. Мы собирались ему рассказать, как только он подрастёт и будет в состоянии все понять. Но к тому времени мама уже привыкла считать его своим родным сыном, и ей было бы очень больно… Она долго болела после того, как…

Папа резко свернул в сторону, чтобы объехать встречного велосипедиста.

— Господи, откуда он только выскочил? Послушай, Фиалка, я больше не хочу об этом говорить, тем более за рулём. Не хотелось бы угробить нас обоих.

— Но, пап…

— Тема закрыта! — резко сказал он.

До самого дома Жасмин больше мы не проронили ни слова.

Дорогой К. Г.!

Интересно, каким Вы были в детстве? Я просто уверена, что Вы полюбили рисовать, как только научились держать карандаш в руке. А Ваши родители одобряли Ваше у влечение рисованием? Может быть, Вашему отцу не нравилось, что Вы постоянно сидите, склонившись над альбомом, уйдя в свой созданный волшебный мир? Он не требовал, чтобы Вы шли играть в футбол с другими мальчишками?

Но сейчас-то он, наверное, Вами гордится.

С любовью,

Фиалка

Из книги Каспера Грёзы «'Волшебные стихи»

Король эльфов

Король эльфов и малютка королева фей

Танцевали на просторе вересковых степей.

ГЛАВА 9

Дверь открыла Жасмин в халатике из бархатных лоскутков и тут же бросилась мне на шею, вне себя от удивления и восторга.

— Ты так рано пришла, вот хорошо! Мы ещё завтракаем. Идём, поешь с нами.

Я позавтракала по второму разу с Жасмин и Джонатаном. Он был совсем не похож на моего отца, и вообще ни на кого из отцов. Такой классный, стройный, невероятный парень с довольно длинными взлохмаченными светлыми волосами, в джинсах и серой футболке. Стиль, что так любит Уилл, только не такой помятый и бесформенный — наверное, от какого-нибудь модного кутюрье. Вот уж бесформенным Джонатана никак не назовёшь! Футболка с короткими рукавами сидела на нем как влитая, красиво обрисовывая великолепные тренированные мускулы и плоский живот.

— Привет, Фиалка! Какое чудесное имя! — сказал он таким тоном, как будто я и сама чудесная. — Я столько про тебя наслышан! Как видно, вы с Жасмин успели здорово подружиться.

— Ага, — ответила я, совершенно счастливая.

— Правда, у меня очаровательная дочка? — сказал Джонатан.

— Папа! — Жасмин завела глаза кверху. — Помолчи уж!

Джонатан ни капельки не рассердился. Только скорчил смешную рожицу, изобразив, будто застёгивает себе рот на «молнию». Но несмотря на запрет говорил без перерыва все время, пока мы завтракали. Один раз он довольно глупо пошутил. Я дисциплинированно засмеялась, но Жасмин склонила голову набок и произнесла:

— Что ты сказал, папочка? Считается, что это смешно?

Джонатан сделал вид, что расстроился, уныло повесил голову, Жасмин засмеялась, растрепала ему волосы и назвала «бедненьким».

Она тоже много болтала, рассказывала ему про школу, про Марни и Терри, а один раз даже выругалась по-настоящему, словом из трех букв, но Джонатан и бровью не повёл. Я попробовала представить своего отца, что бы он сказал, вели я ему помолчать и выговаривая за глупые шутки, и как отреагировал бы, если б ерошила ему волосы, ругалась при нем. Да разве такое возможно! У меня бы просто духу не хватило.

Джонатана я тоже сильно стеснялась. Он терпеливо старался меня разговорить, спрашивал о моих родных. Я отвечала только «да» и «нет», и он тактично сменил тему. Заговорил обо мне самой, спросил, чем я увлекаюсь.

Я сказала:

— Шитьём.

Я и для Жасмин сшила подарок, только не решалась вот так сразу ей показать, особенно в присутствии её отца.

— В какой технике шитья ты работаешь? Моя подружка Джорджия занимается гобеленами.

— Я просто шью… разные мелкие штучки. Ещё я люблю рассматривать книжки.

— Фантастика! Надеюсь, Фиалка, ты превратишь мою Жасмин в книжного червя! Она просто позорно безграмотная. Я в её возрасте успел прочитать всего Шекспира и больше половины Диккенса, а она еле-еле осилила «Гарри Поттера». А какая у тебя любимая книжка, Фиалка? Такой девочке, как ты, должны нравиться готические страсти-мордасти. Ты читала «Джейн Эйр»?

Да, я читала «Джейн Эйр», и, между прочим, книга мне очень понравилась, но я не призналась — побоялась, вдруг это будет выглядеть так, словно я хочу выпендриться. Хотя Жасмин совсем не обижалась.

— Ты, папа, просто хочешь поразить Фиалку своей начитанностью. Спорим, ты и сам не читал «Джейн Эйр». Только дурацкий телевизионный сценарий.

— Это был отличный сценарий, а из меня получился роскошный сексапильный Рочестер, — сказал Джонатан и скроил мрачно-величественную физиономию.

— Ты — и вдруг сексапильный, папочка? — расхохоталась Жасмин. — Да ещё перекрашенный в брюнета и в таких смешных тесных брючках? Никогда в жизни!

— Нахалка! Я выглядел просто жуть как сексапильно! — возмутился Джонатан. — По крайней мере, так считали обе актрисы, исполнявшие роли Джейн Эйр и Бланш Ингрэм. Мне пришлось из кожи вон лезть, лишь бы они не передрались из-за меня.

— Ах ты, боже мой, теперь мы будем хвастаться! — сказала Жасмин и нацедила мне ещё кофе из кофеварки.

Дома у нас пьют «Нескафе», для гостей мы держим сорт «Голд Бленд», а к завтраку подаются кукурузные хлопья с гренками. У Жасмин и Джонатана к чаю были свежие круассаны, розовый грейпфрутовый сок и большая миска черешни. Я наслаждалась каждым глотком, старалась растянуть удовольствие, как только могла, и жалела, что не могу насовсем войти в их семью.

Потом Джонатан сел читать газету «Сцена», а Жасмин, взяв меня за руку, увела к себе. Когда мы остались одни, я сделала глубокий вдох и вытащила из кармана свой подарок.

— Подарок! — Жасмин схватила маленький пакетик, завёрнутый в розовую гофрированную бумагу, и быстро развязала зеленую шёлковую ленточку.

— Только не думай, там ничего особенного. Наверное, тебе это покажется очень глупым, — сказала я с тревогой.

Мне захотелось забрать пакетик обратно. Что же это за детство такое на меня нашло? Жасмин на несколько световых лет старше меня. Не нужны ей мои дурацкие подарочки. Она только поднимет брови и будет смеяться надо мной.

— Знаешь, ерунда все это. Дай сюда, пожалуйста. — Я протянула руку за пакетиком.

— Не дам! Моё! Убери лапы!

Жасмин решительно развернула обёртку. Ноготки у неё были точно такого жемчужно-розового оттенка, что и гофрированная бумага. Она молча смотрела на то, что было внутри.

Я сшила для неё фею. Корпела до глубокой ночи последние три дня. Я немного усовершенствовала свою стандартную выкройку, сделала фигурку чуть стройнее, отдельные пальчики на руках и ножки в пуантах. Из-за этого было очень трудно её набивать. В уголки пришлось пропихивать вату булавкой. С первого раза фея получилась довольно бугристой, так что пришлось все вытряхнуть и переделать её заново. И с лицом тоже были трудности. Я не хотела вышивать стандартные глаза-узелочки и улыбочку стебельчатым швом. Я тщательно разрисовала личико куколки, а потом заполнила глаза и ротик гладью. Из светлых шёлковых ниток для вышивания сплела несколько десятков косичек и пришила их к мягкому тряпичному скальпу, а потом осторожненько расчесала в пушистые кудряшки.

Наряд для феи стал большой проблемой. Я хотела одеть её в белое с золотом и самой капелькой розового, но ничего похожего в моей коробке с обрезками не нашлось. И я взяла лоскуток белого шелка, чуть подкрасила румянами и в нескольких местах побрызгала золотым гелем с блёстками. Крылья сделала из белых пёрышек, а с нижней стороны на каждом пряталось, едва выглядывая, по два нежно-розовых и одному бледно-лимонному перу.

Это была моя лучшая работа, но сейчас в своём гнёздышке из гофрированной бумаги фея казалась самой обычной, убогой самодельной куклой.

— Фея Жасмин, — прошептала Жасмин, бережно взяв её в ладони.

Она как будто вдохнула в игрушку жизнь. Фея Жасмин затрепетала, готовая в любую минуту взлететь.

— Где ты только её раздобыла? — спросила Жасмин.

Я сказала:

— Сама сделала.

— Ты сделала её специально для меня? Ой, Фиалка, ты самая-самая-самая лучшая подруга на свете!

— Да ну, — промямлила я. У меня перехватило горло.

— У неё крылья! — Жасмин взмахнула рукой, подняв фею повыше.

— Там, в обёртке, есть такая тоненькая резиночка. Можно подвесить её к абажуру, как будто она летит.

Я помогла Жасмин прикрепить фею к люстре, и вот она уже порхает над нашими головами, протянув руки, танцуя на носочках. Я подула на неё, и фея закружилась в воздухе. Её крылья чуть колыхались, кудри развевались за спиной.

— Какая чудесная! А себе ты такую сделаешь?

— У меня их полон дом.

— И фея Фиалок есть? Они могли бы подружиться и летать вдвоём! Что же мне подарить тебе?

— Ничего не надо!

— Нет, надо, обязательно надо! Посмотрим, что у меня есть. — Жасмин схватила валявшийся на полу красно-фиолетовый наряд. — Может, вот это? Ты говорила, что тебе он нравится.

— Это же твоё! Да мне и не пойдёт, — сказала я.

— Пойдёт, пойдёт, только, наверное, будет чуточку велико, — сказала Жасмин. — Ну тогда выбери себе какие-нибудь духи. Или снежный шарик? Выбери несколько штук, мне будет очень приятно. Или, может, мои индийские браслеты? Они ведь тебе понравились, да?

Она тут же принялась стаскивать с себя браслеты.

— Не надо, Жасмин, что ты! Я не могу их взять! Ну, может, разве что один? Не насовсем, только поносить.

— Бери все, Фиалка! Нет, бери половину! Знаешь, у малявок есть такие медальончики — «Друзья навек» называются. Они разламывают их пополам, и каждая носит свою половину. Ну а мы будем носить пополам браслеты, хочешь? Возьми фиолетовые, они подходят твоему имени!

— Правда, можно? Только поносить!

— Нет, это подарок, — сказала Жасмин.

Она нацепила мне на левую руку шесть блестящих браслетов и шесть оставила себе. Я осторожно помахала рукой. Браслеты мелодично зазвенели. Жасмин тоже встряхнула рукой.

— Мы будем звучать как целый оркестр ударных инструментов, — сказала я. — Ой, Жасмин, какая прелесть!

Мне было особенно приятно, с этими браслетами мы выглядели как сестры.

Мы все утро просидели в комнате Жасмин, валялись на кровати и слушали музыку. Она рассказывала про школы, в которых ей приходилось учиться, пока они с Джонатаном ездили по миру. С особенной злостью она вспоминала свою последнюю школу-интернат.

— Марнок-Хайтс — настоящая тюрьма, и притом жутко старомодная. Учительница физкультуры была кошмарная дама с усами, да ещё и дралась хоккейной клюшкой.

— Она тебя била?!

— По крайней мере, грозилась. Я ненавидела эту школу, там все было так ужасно, и еда отвратная. В конце концов я вообще перестала есть, а ненормальная сестра-хозяйка без конца меня поучала, пугала анорексией, господи боже! Дали бы хоть мало-мальски съедобную пищу, я бы её слопала не глядя, но кто станет есть склизкую картофельную запеканку или рисовый пудинг с комками? Я все время звонила Миранде, умоляла забрать меня оттуда, а она в ответ только жаловалась, что телефонные звонки обходятся ей слишком дорого. Тогда я позвонила Джонатану, хотя и злилась на него за то, что он бросил нас с мамой. Он в тот же день примчался в школу, ко мне на помощь! Директриса возражала, но Джонатан не сдался. Он не стал спорить со старой мымрой, просто включил на полную мощность своё обаяние. Я мигом собрала вещички, только нас и видели!

Жасмин вскочила и изобразила в лицах, как все это было.

— Вообще-то Джонатан просто молодец, ведь он в то время был безумно влюблён в одну фотомодель. Знаешь Бийю, ту, у которой синие волосы и алмаз в зубе? Он понимал, что ребёнок нарушит их идиллию, но сказал, что я для него важнее. Правда, класс?

Я пробормотала что-то в знак согласия, изумляясь про себя, что чей-то папа может завести роман с такой невероятно знаменитой красавицей, как Бийя. Ещё Жасмин рассказывала множество поразительных историй про разные актёрские вечеринки, на которые она ходила вместе с Джонатаном. Как она пела дуэтом с Робби, одалживала губную помаду у Кайли, читала перед сном сказки Бруклину и Ромео[7]. Я жадно слушала, в полной уверенности, что она почти все выдумывает, но это было даже не важно. Мне хотелось только одного — крепко ухватиться за её руку и позволить унести меня в этот новый удивительный мир.

Не может быть, чтобы она действительно была так близка со всеми этими знаменитостями! Но когда Джонатан повёл нас обедать, с нами все обращались как со знаменитостями. Мы пошли не в какой-нибудь шикарный ресторан — в Кингтауне просто нет шикарных ресторанов, — но было очень здорово сидеть за столиком у окна в «Пицца-Экспресс» с Жасмин и Джонатаном. Три посетительницы одна за другой подходили к Джонатану, и просили автограф, и говорили, как им понравился спектакль. Потом подошёл ещё какой-то довольно взрослый мальчик, весь покрасневший, и что-то прошептал на ухо Жасмин. Я смотрела, раскрыв рот. Жасмин и бровью не повела. Она небрежно расписалась на мятой бумажной салфетке.

— Он попросил у тебя автограф? — спросила я.

— Ага, только потому, что думает, будто я — одна из танцовщиц в спектакле. Ей-богу! — сказала Жасмин с довольной улыбкой.

— Но ведь ты не танцовщица!

— Пока нет. Вот ещё годик-другой…

— Только через мой труп! — отрезал Джонатан. — Ты будешь разумной, послушной девочкой, закончишь школу, поступишь в университет и получишь приличное образование. Я не хочу, чтобы ты бегала вприпрыжку по сцене или кривлялась перед камерой. Я хочу, чтобы у тебя была серьёзная, полноценная профессия. За это и выпьем!

Он налил в наши бокалы по капельке белого вина и поднял свой бокал.

Мы выпили за будущее Жасмин. Было очень приятно чувствовать себя взрослой и утончённой. Я не впервые пробовала алкоголь. Пару раз мы с Уиллом потихоньку распивали по банке пива, а однажды на свадьбе я пила шампанское, но сегодня мне впервые плеснули настоящего вина. Совершенно обалдевшая от счастья, я прихлёбывала вино маленькими глоточками. Мимо окна прошёл один из папиных коллег, направляясь в участок, чтобы заступить на вечернее дежурство. Увидев меня, он так и замер на месте. Потом разглядел Джонатана, и у него отвисла челюсть. Я безмятежно улыбнулась ему через стекло. Можно было подумать, что мы с Джонатаном и Жасмин участвуем в телепередаче «Встреча со знаменитостями», а все вокруг — зрители.

Джонатан вообще замечательно с нами держался. Вино — даже не самое главное. Он и разговаривал с нами, как со взрослыми, смотрел в глаза и слушал, что мы говорим. Он интересовался нашим мнением и, похоже, принимал нас всерьёз, как будто мы действительно что-то для него значим. Я даже перестала стесняться. Может быть, тут и вино помогло.

Жасмин поведала Джонатану, что я люблю Шекспира. При этом её передёрнуло, будто говорила она о слизняках и улитках. Джонатан очень смешно рассказал о том, как он играл ткача Основу в комедии «Сон в летнюю ночь» в театре под открытым небом. Много дней подряд шли проливные дожди. У осла, в которого превращался Основа, даже мех позеленел, а уши уныло обвисли. Я спросила, какие костюмы были у фей.

И тут Жасмин спохватилась:

— А знаешь, Джонатан, Фиалка сделала для меня куколку-фею.

На что Джонатан сказал:

— Обожаю фей!

Я насторожённо посмотрела на него — не прикидывается ли, но он как будто говорил искренне.

— Помнишь, я водил тебя в специализированный магазин, Жас, с феями? Сколько же тебе было? Лет пять? Или шесть? Мы купили тебе ярко-розовое платьице с крыльями, и ты все вертелась и никак не хотела остановиться. Ты считала, что ты жуж-жасно красивая!

— Ты купил мне к этому платью серебряную волшебную палочку, а когда я вернулась к Миранде, она назвала меня «фея сахарных леденцов». А этот ужасный Микки, очередной отчим, стал говорить «фея сахарных попцов», и я так разозлилась, что ткнула его волшебной палочкой в глаз, — расхохоталась Жасмин.

— Берегись этой девчонки, Фиалка, — сказал мне Джонатан. — С виду она такая лапочка, но иногда бывает настоящей хулиганкой. Сказочная принцесса может в любую минуту превратиться в злую ведьму! Года два назад я участвовал в рождественской постановке по сказкам братьев Гримм. Это был детский спектакль, но братья Гримм — суровые ребята, дети визжали от страха. И декорации сделали довольно зловещие. Там были такие узловатые старые деревья с лицами, как на иллюстрациях Каспера Грёзы.

— Каспер Грёза!

— Да, потрясающий художник. Тебе нравятся его книги, Фиалка?

— Очень нравятся! Больше всего на свете! — Я запнулась. Жасмин и её папа смотрели на меня во все глаза. — То есть… Раньше нравились, когда я была совсем маленькая.

Джонатан сказал:

— Однажды я чуть не сыграл его в спектакле.

Теперь уж я раскрыла глаза.

— Значит, Каспер Грёза похож на вас, Джонатан? — спросила я осипшим голосом.

— Этого никто не знает. Он большой нелюдим. Никуда не выходит, сидит, как прикованный, за письменным столом, иллюстрирует свои сказочные рукописи, словно какой-нибудь средневековый монах, — сказал Джонатан, изобразив в соответствующей пантомиме то, о чем говорил.

— А ты с ним встречался?

— С ним никто никогда не встречался. Одна телевизионная компания хотела сделать часовую программу о его жизни и творчестве и обратилась к его издателям. Те ухватились за эту идею, но он даже слышать не захотел. Он никогда не даёт интервью. Тогда они решили слегка видоизменить первоначальный замысел, дать высказывания критиков вперемешку с постановочными сценками…

— И чтобы ты играл средневекового монаха? — улыбнулась Жасмин.

— Да-да, а что тут смешного? Собирались также включить в передачу мультипликационные отрывки, может быть, ещё добавить выступление девушек в костюмах фей. Все с большим вкусом — это должна была быть серьёзная передача об искусстве.

— Все равно, я думаю, вряд ли ему понравилась идея с мультиками и маскарадными костюмами, — сказала я.

— Все верно, об этом он тоже и слышать не хотел. Я пытался узнать, где он живёт. Надеялся, сумею уговорить его при личной встрече. Я очень люблю его книги, у меня вся коллекция. Конечно, кроме самой первой — этой-то ни у кого нет. Короче, никто не знает, где он живёт. Даже издатели ничего толком не могли сказать. Похоже, он так же неуловим, как и его феи. И никогда ни с кем не общается ни по телефону, ни по электронной почте.