Книги о девчонках (Элли, Магда и Надин) - Девчонки в слезах

      — Отлично! — отвечает Надин.
      Они смотрят на меня.
      — Я бы с удовольствием, но…
      — Ох, Элли, ты все еще дуешься. Так я и знала! — ноет Магда.
      — Нет, глупая! — И я легонько толкаю ее локтем. — Просто мне нужно еще кое-что сделать до того, как я приду домой.
      — Что может быть важнее, чем от души похохотать с лучшими подругами? — возмущается Магда.
      Потом Надин вздыхает, тоже слегка толкает ее локтем и произносит слово одними губами. Магда говорит: "Уууу!" — и они обе мне улыбаются.
      — Правильно! — говорит Магда. — Конечно, Элли, приходи завтра, или в другой день, или когда захочешь.
      Они думают, что я пойду к Расселу, чтобы помириться. Не знаю, хочу я его видеть или нет, но на сегодня у меня другие планы.
      Иду в художественное училище.
      Я устала от папы. Хочу поговорить с ним начистоту. Он поздно приходит домой с глупыми извинениями, что задерживается на работе. Кто ему поверит?! Он куда-то ходит с одной из своих студенток, я уверена! С кем-то в два раза его моложе. Смотрит на нее с вожделением, как противный Эллис, а она выглядит не намного старше Надин.
      Пойду к нему в кабинет, не застану его на месте, а потом, когда папа вернется домой, потребую объяснений.
      На станции прощаюсь с Магдой и Надин и бегу в училище. Страшно одной идти по улицам. Кажется, что из темноты за мной кто-то следит. Смотрю на него, сжимая кулаки, — пусть только попробует ко мне пристать! Сразу получит! Знаю, я немножко сошла с ума — вижу обыкновенных мужчин, которые возвращаются с работы домой, идут из паба или просто прогуливаются. Я всех подозреваю, особенно папу.
      Быстро иду к училищу. Смотрю на высокое темное здание. Я знаю, где папин кабинет, — на самом верхнем этаже. Свет не горит. Что я говорила! Работает допоздна! Все училище погружено в темноту, кроме первого этажа, где расположены студии. Заглядываю в окно, и у меня перехватывает дыхание. Вижу папу! Он стоит у окна, я могу различить его профиль. Его голова то наклоняется вперед, то откидывается назад. Словно он на кого-то смотрит. О боже!
      Он в студии с одной из студенток! Как он смеет?! А бедная Анна дома волнуется! Вбегаю через калитку во двор, захожу в здание. Главный вход заперт, но дверь сбоку приоткрыта. Вхожу, иду по коридору… Мои сапоги зловеще скрипят в пустом здании. Пытаюсь идти на цыпочках. Осторожно ступаю, будто грабитель.
      Крадусь по лестнице, одолела первый марш… Сердце выскакивает из груди. Сама не знаю, зачем мне это нужно. Очень боюсь того, что сейчас увижу. Может, не стоит вмешиваться не в свое дело? Нет, нужно разобраться и поговорить с папой. И пускай мне стыдно и страшно. Я должна знать. Если мой папа не лучше какого-нибудь престарелого придурка, нужно это признать, и тогда я заставлю его взглянуть на свои поступки моими глазами.
      Распахиваю дверь. Папа открывает рот от удивления. Он один! Стоит перед холстом с кистью. Перед ним висит зеркало. Папа работает над автопортретом. Я заставила его вздрогнуть, и он на портрете испачкал нос той краской, которой хотел писать бороду.
      — Бог мой, Элли! Ты только посмотри, что из-за тебя произошло! Ты меня до смерти перепугала! Скажи на милость, что ты здесь делаешь?
      Стою и молчу.
      — Ты за мной следишь? — спрашивает папа.
      — Нет, ну…
      — Элли, сколько раз тебе можно повторять, что у меня нет никакого тайного романа! Хотя в моем возрасте это бы не помешало. Все студентки относятся ко мне как к продукту, у которого истек срок годности. Наверное, так оно и есть.
      — Нет, папа, нет! — виновато говорю я. — Прости, что так сильно тебя напугала. Ты сможешь стереть с носа темную краску?
      — Не знаю, может, наоборот, так будет лучше — я с новым мохнатым носом…
      Подхожу и становлюсь рядом с папой, чтобы хорошенько разглядеть портрет. Конечно, он удачный. Папа всегда хорошо рисовал, хотя уже целую вечность не делал ничего серьезного. Он изобразил себя со скрупулезной точностью — каждую морщинку, каждый седой волосок… Не пощадил обвислый живот, сгорбленную спину, старые ботинки…
      На автопортрете он стоит у мольберта. Внимательно вглядывается в полотно, на котором портрет совсем другого папы. В стильном черном наряде он выглядит гораздо моложе — борода и волосы модно подстрижены, живота нет… Папа изобразил себя на выставке в окружении поклонников. Среди гостей стоят Анна, Моголь и я. Стайка хорошеньких длинноногих девушек поднимает в его честь бокалы с шампанским, пожилые мужчины выписывают чеки и платят целое состояние за каждую картину.
      — Ах, папа, — тихо говорю я.
      — Грустно, да? — спрашивает папа.
      Замечательная картина. И грустная. Папа слишком хорошо понимает, что ему не удалось добиться того, о чем он мечтал.
      — Нельзя сказать, что замечательная, Эл, но эта картина — лучшее, на что я способен. Я работал над ней вечер за вечером и очень старался. Наверное, напрасно. Хочу быть им.
      Папа показывает на себя молодого.
      — Я на нем зациклился, старый завистливый идиот.
      — Ах, папа, прости меня! Я не должна была тебя подозревать. Я не хотела. Ты мне в жизни нравишься гораздо больше!
      — Я рад, Элли, если даже ты просто хочешь утешить своего старого папу.
      — Анна тебя тоже любит таким, какой ты есть.
      — Я в этом не уверен. Кажется, она живет в другом мире. Наверное, я ей ужасно надоел. Может быть, она еще встретит модного удачливого дизайнера…
      — Может, и встретит, только он ей не нужен, папа. Ей нужен ты — я-то знаю! Она ужасно из-за тебя переживает. Почему ты нам не сказал, что просто работаешь над картиной?
      — Хотел себе доказать, что еще могу написать что-то стоящее. Не хотел никому говорить, если не получится. Мне это самому было нужно.
      — А может, в глубине души ты хотел, чтобы Анна переживала? — подсказываю я.
      — Она слишком занята, чтобы обращать на меня внимание, — отвечает папа.
      — Ах, папа! Ты же знаешь, что это неправда! Ты очень нужен Анне. Она тебя любит.
      — Ну… я ее тоже люблю, — хрипло говорит папа.
      — Тогда почему бы тебе не пойти домой и не сказать ей об этом?
      — Ладно, пора домой. Элли, ты правда думаешь, что картина нормально получилась?
      — Я уже сказала тебе, папа. Она потрясающая!
      — Ну, думаю, не худший вариант, хотя работы еще хоть отбавляй.
      — Например, нужно исправить мохнатый нос…
      — Это мы в один миг исправим!
      Папа обмакивает кисть в розовато-бежевую краску и покрывает ею коричневое пятно.
      — Слушай, папа! А попробуй закрасить свою бороду! Интересно, как ты будешь выглядеть без нее?
      — Я всегда носил бороду, — говорит папа.
      — Даже когда был маленьким мальчиком?
      — А ты как думала? Когда я был младенцем, у меня на лице росла чудесная щетинка. Когда стал малышом, появилась премиленькая козлиная бородка. А уж к шести годам выросла целая бородища! Ладно, ладно, давай попробуем ее сбрить!
      И он закрашивает бороду. Без бороды лицо смотрится странно голым, но мне нравится.
      — Без бороды ты выглядишь гораздо моложе, папа.
      — Ты действительно так думаешь? — спрашивает папа, поглаживая свою настоящую бороду. — Гм, может, сбрить ее?
      — Посмотрим, что скажет Анна. Может, ей нравится, что ты похож на Деда Мороза.
      — Никто не может обидеть сильнее, чем дочь номер один, — говорит папа.
      Он делает выпад кистью в мою сторону. Я беру другую, и мы устраиваем мнимый бой. Папа ведет себя как прежний папа. Какое счастье!
      Идем домой вместе. Я сразу ложусь спать и оставляю их вдвоем с Анной. Не знаю, удастся ли им разобраться в своих проблемах, но за завтраком они оба очень веселые.
      Папа целует Анну в щеку, когда уходит на работу в училище. Поднимаю брови и с удивлением смотрю на Анну. Она краснеет и застенчиво улыбается.
      В почтовом ящике полно корреспонденции. За ней бежит Моголь.
      — Скучища! — восклицает, просматривая деловые письма и отдавая их Анне. — Почему ты получаешь так много почты, мама?
      — Из-за джемперов, дорогой. Может, скоро придется нанять секретаря, чтобы отвечать на все письма. И найдем няню, которая будет следить за тобой после школы, если меня не будет дома. Мне нужно организовать свой быт, — говорит Анна.
      Моголь держит в каждой руке по письму.
      — Это тебе, Элли, — говорит он. — Это нечестно, почему мне никто не пишет?
      — После школы я напишу тебе письмо от кукурузного ковбоя, хочешь? А теперь давай посмотрим мои письма!
      Я беру их, и мое сердце начинает сильно биться. Узнаю почерк на каждом конверте. Не знаю, чье письмо открыть первым. Жонглирую ими, а потом открываю письмо Николы Шарп. Быстро просматриваю текст. В конце письма она нарисовала себя в окружении разноцветных фей, которые держат ее за руки.
 

      Дорогая Элли!
      Не волнуйся! Мне кажется, что ты самый оригинальный иллюстратор на свете! Очень трогательно, что ты использовала образ мышки, которую придумала твоя мама, — но ты не стоишь на месте, и теперь Мертл — твое творение.
      Мне понравились все твои мышки. Я бы хотела увидеть и другие работы. Как ты думаешь, мы могли бы встретиться? Может быть, в летние каникулы ты захочешь приехать ко мне в студию? Я покажу тебе, как нарисовать разноцветных фей, а ты научишь меня рисовать мышку Мертл.
      С наилучшими пожеланиями,
Никола Шарп.

 
      — Ура! Никола Шарп пригласила меня к себе в студию, Анна! Она совсем не против того, чтобы я использовала образ мышки Мертл, который придумала мама. Она все равно думает, что я оригинальна.
      Вручаю ей письмо. Моголь видит цветную картинку и пытается ее выхватить.
      — Осторожней, дорогой! — говорит Анна. — Это особое письмо. Смотри, Никола Шарп нарисовала картинку специально для Элли.
      — Мне кажется, Элли лучше рисует, — говорит Моголь. — Нарисуешь мне ковбоя на конверте, Элли?
      — Да, обещаю, — отвечаю я и открываю другой конверт. В него вложен очень большой лист из альбома для эскизов.
      — Это от Рассела? — спрашивает Анна.
      — Наверное.
      Дрожащими руками открываю конверт. На листе нарисовано большущее кольцо, на котором выгравировано огромное количество слов «прости». Каждое слово украшено сердечками и цветами. Потребовалось несколько часов, чтобы их нарисовать. Кольцо очень тщательно раскрашено — у каждого цветочка свой оттенок. Красиво блестит золото. Отлично выполнен сияющий синий фон.
      Под рисунком Рассел написал:
 

      Элли, родная!
      Прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости, прости меня! Не могли бы мы перемотать пленку назад и начать все заново? Сразу после школы я буду в «Макдоналдсе», там, где мы впервые встретились. Буду тебя там ждать, ждать и ждать.
      С любовью,
Рассел ххххххххх

 
      — Ну? — спрашивает Анна. — Ему хватило слов для извинений?
      — По-моему… да.
      — И какие чувства ты сейчас к нему испытываешь?
      — Не знаю, — отвечаю я.
      Анна мне улыбается.
      — А по-моему, знаешь, — говорит она, обнимая меня.
      Бегу почти всю дорогу до школы. Заворачиваю за угол — вон идет на работу блондин моей мечты…
      — Элли, я надеялся, что мы с тобой опять столкнемся.
      — Ну, хоть на этот раз не в буквальном смысле! Кев, огромное тебе спасибо за заботу обо мне в тот вечер. Ты был ко мне так внимателен! А уж я… Прости меня, пожалуйста!
      — Нет нужды спрашивать, как ты сейчас себя чувствуешь. Вы с другом… вы снова вместе?
      — Почему ты так решил?
      — Потому что у тебя улыбка от уха до уха.
      Целый день улыбаюсь. Надин и Магда ласково меня поддразнивают. Не могу дождаться, когда кончатся уроки. Звенит звонок. Несусь по коридору.
      — Тише, тише, Элли! Собьешь малышей с ног! — кричит вдогонку миссис Хендерсон. — Если бы ты с такой скоростью бегала по хоккейному полю! Все же я очень рада, что ты повеселела!
      Улыбаюсь миссис Хендерсон. В конце концов, она не совсем старая карга.
      Снова перехожу на галоп. Выбегаю из школы, мчусь к центру города, приближаюсь к «Макдоналдсу» — и там за столом сидит Рассел. Он тревожно оглядывается по сторонам. Волосы взлохмачены, под глазами темные круги. В руках он сжимает альбом для эскизов. Хочу сразу броситься к нему, но заставляю себя прошествовать мимо к прилавку за картошкой фри и кока-колой.
      Потом сажусь за столик напротив него и достаю свой маленький блокнот. Начинаю в нем рисовать, пожевывая картошку и потягивая кока-колу. Рисую Рассела. Он тоже рисует. Я рисую, как он рисует меня, а он рисует, как я рисую его. Часто, подняв головы от блокнотов, мы встречаемся глазами. Не могу сдержать улыбки. Рассел улыбается в ответ. Встает и подходит ко мне. Похоже, мы начинаем новую страницу.
 
Все будет по-другому.
Не так, как прежде.
Может быть, лучше.
Поживем — увидим…
 
 
 
 
 
 

Повесть для среднего школьного возраста.

Перевод с английского И.Шишковой.

Оформление обложки К.Зон-Зам, Н.Торопицыной.

Иллюстрации Н.Колпаковой.

 

Ответственный редактор Т.Н.Кустова

Художественный редактор Н.В.Челмакова

Технический редактор А.Т.Добрынина

Корректор Л.А.Лазарева

"Издательство «РОСМЭН-ПРЕСС», 2005.

 

Сканирование, распознавание, вычитка — Глюк Файнридера