— Нет, — говорит он. — У меня нет панциря. Леди Велькор улыбается и тихо шепчет:

— Будь благословен.

— Будь благословенна, — отвечает он. Дорис Горус слышит за спиной чей-то голос:

— Как поживает наша мескатоникская Мессалина? — У неё ёкает сердце, она не верит своим ушам и, обернувшись, видит, что это действительно Старкерли…

— Господи Иисусе, — говорит один «супермен» другому, — он что, лично знает всех симпатичных белых курочек в мире?… «Сенат и народ Рима» все ещё дерутся с «Аттилой и его гуннами». Герми Трисмегистос по кличке «Ускоренный», барабанщик группы «Кризис доверия», внимательно смотрит на драку; он пытается понять, что иллюстрирует этот математически сложный балет: то ли вечный конфликт Сета и Осириса, то ли слияние атомов при создании молекул. Он понимает, что находится под кислотным кайфом; черт побери, должно быть, это кул-эйд, очередная весёлая проделка Тиля Уленшпигеля…

Подводная лодка поднялась над плато в озере Тотенкопф. Поставив её на якорь намного ниже поверхности озера, подальше от Ингольштадта, Хагбард и около тридцати членов его команды надели акваланги и вплавь устремились к берегу. Вдоль дороги, огибавшей озеро, растянулась длинная вереница припаркованных автомобилей. Хагбард с гордым видом подвёл Джорджа, Стеллу и Гарри Койна к роскошному «бугатти-ройялу», стоявшему во главе колонны. Джорджа поразило лицо шофёра, сплошь покрытое серой шерстью. Им пришлось объезжать озеро, чтобы попасть в Ингольштадт. Именно таким Джордж и представлял его — с башенками, шпилями и готическими замками вперемешку с современными марсианскими зданиями, как на Мэдисон-авеню. Впрочем, судя по архитектуре, большинство зданий было построено ещё в эпоху принца Генриха Птицелова.

— В этом городе полно красивых зданий, — заметил Хагбард. — Большой готический собор в центре называется Либфрауэнминистер. Есть и рококо — церковь Марии-Виктории. Мне всегда хотелось наесться кислоты и пойти рассмотреть её резные орнаменты: они весьма замысловаты.

— Ты уже бывал здесь, Хагбард? — спросил Гарри.

— Приезжал на разведку и потому знаю тут все хорошие места. Сегодня вечером я приглашаю вас в Ингольштадтский Замок: будете моими гостями в ресторане «Шлосскеллер».

— Нам придётся быть твоими гостями, — сказал Джордж, — потому что ни у кого из нас нет денег.

— Если у вас есть льняные, — ответил Хагбард, — в «Шлосскеллере» можно расплачиваться ими.

Но сначала они отправились в «Дунай» — самый современный и комфортабельный, по словам Хагбарда, отель в Ингольштадте.

Там Хагбард забронировал для своих людей большую часть номеров. Поскольку все отели в Ингольштадте были переполнены, ему, чтобы оформить заказ, пришлось раскошелиться на огромную сумму. Завидев вереницу автомобилей, возглавляемую роскошным «бугатти», персонал отеля встал по стойке «смирно». Даже в этом городе, наводнённом знаменитыми и богатыми рок-музыкантами со всего мира, автомобиль Хагбарда внушал уважение.

Войдя вслед за Хагбардом в холл, Джордж неожиданно столкнулся с двумя престарелыми немцами. Один из них, с длинными седыми усами и клоком падавших на лоб седых волос, буркнул по-английски, с ужасным акцентом: «Прочь с дороги, выродок-жид-коммунист-гомик». Второй старик, поморщившись, шепнул ему что-то успокаивающее. Усатый отмахнулся, и они захромали в сторону лифта, где к ним присоединились ещё несколько стариков. Джордж был так удивлён, что даже забыл рассердиться. Ненависть старого хрыча показалась ему крайне любопытной с исторической точки зрения. Ведь этот дед, несомненно, видел самого Гитлера во плоти. Хагбард с важным видом принял горсть ключей от администратора отеля.

— Для простоты я в каждый номер записал одного мужчину и одну женщину, — сообщил он своим спутникам, раздавая ключи. — Выбирайте себе соседей и можете меняться, как хотите. Поднявшись к себе в номер, вы увидите на постели удобную одежду, какую носят баварские крестьяне. Прошу вас её надеть.

Стелла и Джордж поднялись наверх вместе. Джордж открыл дверь и увидел огромную комнату с двумя двуспальными кроватями. На одной лежал комплект мужской одежды — кожаные короткие штаны-ледерхозен, шёлковая рубаха и гольфы до колен, а на другой — крестьянская юбка, женская блуза и жилетка.

— Костюмы, — сказала Стелла. — Хагбард совсем сошёл с ума.

Она закрыла дверь и дёрнула за молнию на своём жёлтом трикотажном комбинезоне. Под комбинезоном ничего не было. Заметив полный обожания взгляд Джорджа, Стелла улыбнулась.

Когда они спустились в холл, выяснилось, что крестьянское одеяние хорошо смотрелось только на Стелле. Из всех мужчин баварские штаны шли одному Хагбарду, чем, возможно, и объяснялась его идея переодевания. Длинный тощий Гарри выглядел несуразно, но, судя по ощеренным в усмешке зубам, старался держаться молодцом.

Джордж огляделся.

— Где Мэвис? — спросил он Хагбарда.

— Она с нами не поедет. Вернулась обратно, чтобы присматривать за кораблём. — Хагбард повелительно махнул рукой. — Вперёд, в «Шлосскеллер»!

Ингольштадтский Замок представлял собой расположенную на холме средневековую постройку с зубчатыми стенами и бойницами.

Судя по всему, там, где сейчас находился прекрасный ресторан, раньше была подземная тюрьма или винный погреб — или то и другое сразу. Хагбард заранее снял зал ресторана на весь вечер.

— Здесь, — сказал он, — мы соберёмся с силами, повеселимся и подготовимся к завтрашнему дню.

Хагбард был возбуждён и вёл себя чуть ли не легкомысленно. Он занял похожий на трон епископа резной чёрный стул и уселся во главе стола. На стене за его спиной висела большая картина: босой император Священной Римской империи Генрих IV одной ногой наступал на горло папы Григория Великого, который валялся в снегу, потеряв тиару и позорно зарывшись лицом в сугроб. — Легенда гласит, что эта картина написана по заказу известного баварского шутника Тиля Уленшпигеля, когда он находился в зените славы, — сказал Хагбард. — Потом, когда Уленшпигель постарел и остался без гроша, его повесили за анархические воззрения и грубый баварский юмор. Вот так-то

НА НЕЙ БУДЕТ КРАСНАЯ ПИЖАМА

(— Он там! — возбуждённо шепчет Маркофф Чейни. Сол и Барни наклоняются вперёд, всматриваясь в фигуру, маячущую впереди. Сол прикидывает: рост рост этого типа примерно пять футов семь дюймов, а у Кармела, если верить сведениям, которые они выкрали в полицейском управлении Лас-Вегаса, рост пять футов два дюйма… Но кого они могли встретить в этой пещере вдали от обычного маршрута экскурсий? Сол тянется к пистолету. Вдруг откуда-то выскакивает ещё один тип и, тыча стволом, кричит: «Всем стоять, не двигаться!")

НА НЕЙ БУДЕТ КРАСНАЯ ПИЖАМА

— О Господи, — с отвращением произносит Сол, поднимая руки. — Слава Эриде друг, мы из одного лагеря. Я Сол Гудман, вот он — Барни Малдун, мы оба раньше служили в полиции Нью-Йорка. А это наш друг Маркофф Чейни — человек с огромным воображением и преданный слуга Богини. Да здравствует Дискордия, двадцать три сваливай, Каллисти, или какие вам ещё нужны пароли, мистер Салливан?

— Черт, — бормочет Маркофф Чейни. — Вы хотите сказать, что это действительно Джон Дилленджер?

НА НЕЙ БУДЕТ КРАСНАЯ ПИЖАМА, КОГДА ОНА ПРИДЁТ (Ранним утром Рода Чиф, вокалистка и начинающая ведьма, отведала собственного кул-эйда. Потом до конца своих дней она клялась, что во время Вальпургиевой ночи на поверхности озера Тотенкопф всплыл гигантский морской змей. Рода утверждала, что тварь изогнулась, схватила себя за хвост и скрылась вдаль, излучая клёвые вибрации и вспыхивая Астральным Светом.)

Стол был таким большим, что когда дискордианцы расселись, за ним оставалось ещё много свободного места… Хагбард не торопился заказывать еду, однако ни на минуту не забывал о местном пиве, которое по случаю рок-фестиваля было заготовлено в ресторане в громадных количествах. Джордж, Стелла и Гарри Койн сидели возле Хагбарда. Джордж и Гарри вели обстоятельную беседу о содомии, то и дело прерываясь, чтобы не менее обстоятельно глотнуть из кружек. Хагбард заказывал пиво с такой частотой, что Джорджу приходилось чуть ли не каждые две минуты выпивать по большому глиняному штайну. Какие-то люди входили в ресторан и садились на свободные места за столом. Джордж обменялся рукопожатием с человеком лет тридцати, представившимся Саймоном Муном. С ним пришла миловидная чернокожая женщина, которую звали Мэри Лу Сервикс. Саймон тотчас же начал рассказывать о фантастическом романе, который он читал, пока летел сюда в самолёте. Джордж с интересом слушал, пока не сообразил, что речь идёт о книге Атланты Хоуп «Телемах чихнул». Ему было непонятно, как можно воспринимать всерьёз подобную макулатуру.

Когда Джордж, чувствуя себя совсем пьяным, допивал десятую кружку знаменитого ингольштадтского пива, в поле его зрения, которое к тому моменту сузилось до размеров кроличьей норы, попал седой, стриженый «ёжиком» человек в коричневом костюме и роговых очках.

— Джордж! — крикнул человек.

— Да, это я, — пьяно сказал Джордж. — А это ты, Джо, не так ли? — Джордж повернулся к Гарри Койну. — Это тот парень, который послал меня в Мэд-Дог.

Гарри засмеялся. Джо выглядел испуганным.

— Боже мой, — сказал он. — Что с тобой случилось, Джордж?

— Много чего, — сказал Джордж. — Сколько же лет мы не виделись, Джо?

— Лет? Прошло всего семь дней, Джордж. Я видел тебе как раз перед тем, как ты сел в самолёт, чтобы лететь в Техас. Чем ты занимался?

Джордж погрозил ему пальцем.

— Ты многое скрывал от меня, Джо. Ты не был бы здесь сейчас, если бы не знал гораздо больше, чем притворялся, когда отправлял меня в Мэд-Дог. Может быть, старый добрый Хагбард расскажет тебе, чем я занимался. А вот и он сам, старый добрый Хагбард, смотрит на нас со своего конца стола. Что скажешь, Хагбард? Ты знаешь старого доброго Джо Малика? Хагбард поднял громадную, богатую кружку, которую ему как почётному гостю преподнесла администрация «Шлосскеллера». Поверхность кружки была покрыта барельефами, изображавшими языческие лесные пейзажи, на фоне которых опухшие от пьянства сатиры гонялись за упитанными нимфами.

— Как дела, Малик? — крикнул Хагбард.

— Прекрасно, Хагбард, просто прекрасно, — ответил Джо.

— Будем спасать мир, правда, Джо? — прокричал Хагбард. — Спасать Землю, верно?

— Иисус спасает, — сказал Джордж и запел:

Я обрёл покой, что выше понимания

В глубине моей души,

В глубине моей души,

В глубине моей души.

Я обрёл покой, что выше понимания

В глубине моей души…

В глубине моей души… живёт!

Хагбард и Стелла рассмеялись и зааплодировали. Гарри Койн покачал головой и пробормотал: «Как бывало. Да уж, как бывало».

Джо сделал несколько шагов в сторону Хагбарда, стараясь разглядеть через стол выражение его лица.

— Что ты имеешь в виду под «спасать мир»?

Хагбард глупо посмотрел на него, открыв от удивления рот.

— Если ты этого не знаешь, что тогда ты здесь делаешь?

— Я просто хочу уточнить: будем ли мы, спасая мир, спасать людей?

— Каких людей?

— Живущих на Земле.

— А, этих, — протянул Хагбард. — Да, да, мы будем спасать всех. Стелла нахмурилась:

— Более идиотского разговора я в жизни не слышала. Хагбард пожал плечами:

— Стелла, голубушка, почему бы тебе не вернуться на «Лейф Эриксон»?

— Да пошёл ты в задницу!

Стелла резко встала из-за стола и ушла, покачивая крестьянской юбкой. В этот момент Джо по плечу хлопнул маленький косоглазый человек.

— Джо, присаживайся. Выпей.

— А я вас где-то видел, — сказал Джордж.

— Возможно. Давай садись. Выпей-ка этого прекрасного баварского пива. Это настоящее пиво. Ты когда-нибудь его пробовал? Официантка!

Новый гость, по-совиному таращась на Джо через очки с толстыми, как дно пивных бокалов, линзами, нетерпеливо щёлкнул пальцами. Джо послушно сел рядом с ним.

— Вы очень похожи на Жана-Поля Сартра, — сказал он. — Я всегда мечтал познакомиться с Жаном-Полем Сартром.

— Увы, должен тебя разочаровать, Джо, — заметил косоглазый. — Вложи руку в мои ребра.

— Мал, детка! — воскликнул Джо, попытавшись обнять призрака, но обнял самого себя. Джордж посмотрел на него затуманенным взором и покачал головой. — Как же я рад тебя здесь видеть, — продолжал Джо. — Но с чего это ты косишь под Жана-Поля Сартра, а не под волосатого таксиста?

— Это хорошее прикрытие, — ответил Малаклипс. — Люди ожидают встретить тут Жана-Поля Сартра, который опишет всемирный рок-фестиваль с экзистенциальной точки зрения. Кроме того, это страна Лона Чейни-младшего, и если бы я появился здесь в облике Силвана Мартисета[14] с заросшим шерстью лицом, толпа крестьян с зажжёнными факелами охотилась бы за мной по всему городу.

— А я сегодня видел волосатого шофёра, — сообщил Джордж. — Думаете, это был Лон Чейни-младший?

— Не волнуйся, Джордж, — улыбнулся Малаклипс. — Волосатые люди на нашей стороне.

— Правда? — спросил Джо.

Он огляделся. Самым волосатым среди сидевших за столом был Хагбард. Его пальцы, руки и предплечья были покрыты чёрной шерстью. Щетина на лице поднималась почти до глаз. Волосы на шее не прекращались, но лишь уходили под воротник. У Джо мелькнула мысль, что в голом виде Хагбард должен быть похож на медвежью шкуру. У многих людей за столом были длинные волосы или причёски «афро», мужчины носили бороды и усы. Джо вспомнил волосатые подмышки мисс Мао. Крестьянские блузы на женщинах, находившихся в этом зале, не позволяли рассмотреть их подмышки. Даже у Джорджа были длинные белокурые волосы до плеч, делавшие его похожим на ангела с картины Джотто.

«А как же я? — задумался Джо. — Я ведь совсем не лохматый. Я всегда коротко стригусь, потому что мне так нравится».

— Причём тут волосы? — спросил он Малаклипса.

— Волосы — самое главное в нашем обществе, — сказал Джордж. — Я многократно пытался это тебе объяснить, Джо, но ты меня не слушал. Волосы — это всё.

— В настоящее время волосы в нашем обществе являются неким символом, — пояснил Малаклипс. — Кроме того, посмотрев на присутствующих в этом зале, я именно по их волосам могу убедиться, что многие из них — враги иллюминатов. Понимаешь, все люди когда-то были покрыты шерстью.

Джо кивнул.

— Я видел это в кино.

— Ага, ты смотрел фильм «Когда Землёй правила Атлантида», да? — обрадовался Малаклипс. — Ну так вот, тогда ты должен помнить, что отсутствие волос было характерной приметой Груада. Большая часть людей, которым иллюминаты позволили жить — и в конце концов стать представителями следующей, проиллюминатской цивилизации, — спаривались с потомками Груада или были ими изнасилованы. Но ген, отвечавший за «волосатость», который можно было обнаружить у всех людей до катастрофы, не исчез. Он весьма распространён среди врагов иллюминатов. Я подозреваю, что если бы мы хорошо знали прошлое ЭФО, дискордианцев и ДЖЕМов, то убедились бы: все они родом из Атлантиды и до некоторой степени сохранили гены врагов Груада. Лично я склонен считать, что волосатые люди, у которых преобладают гены атлантов, а не Груада, наследственно предрасположены к антииллюминатской деятельности. То же самое можно сформулировать и по-другому: противники иллюминатов любят быть заросшими и лохматыми. Отсюда легенды об оборотнях, вампирах, зверолюдях всех мастей, снежном человеке и косматых демонах. Обрати внимание на всеобщий успех этой пропагандистской кампании иллюминатов — ведь они изображают всех волосатых существ злыми и страшными. Склонность антииллюминатов к лохматости объясняет, почему активными членами антииллюминатских организаций обычно становятся представители богемы — битники, леваки, учёные, художники и хиппи. — Не кажется ли тебе, что мы выставляем иллюминатов исчадием ада и единственной опасностью, угрожающей Земле? — заметил Джо. — Разве люди, выступающие против иллюминатов, не могут быть столь же опасными?

— О да, конечно, — согласился Малаклипс. — Добро и зло — две стороны одной медали. Но эту медаль выплавили иллюминаты. Понимаешь, они считали, что у них есть все основания проповедовать массам христианскую этику. Что такое Джон Гилт?

Джо вспомнил собственные слова, сказанные несколько лет назад Джиму Картрайту: «Порой я думаю: а не работаем ли мы на них, все до единого?» На самом деле тогда он так не думал, но в данный момент допускал, что, возможно, так оно и есть. Не исключено, что как раз сейчас, полагая, что спасает род человеческий, он выполняет работу иллюминатов. Как и Челине, уверенный в том, что спасает Землю.

— Где ты познакомился с Шерифом Джимом, Джо? — улыбаясь и глядя затуманенным взором, спросил Джордж.

Джо уставился на него:

— Что?

— Отсутствие волос объясняет, почему Груад и его последователи обожали рептилий, — продолжал Малаклипс, поправляя на носу очки с толстыми стёклами. — Они ощущали глубокое внутреннее родство с рептилиями. Одним из их символов был змей, кусающий себя за хвост. Он олицетворял не только груадовских змееподобных убийц, но и другие его эксперименты с рептилиями.

Все ещё потрясённый вопросом, который задал ему Джордж, но не желавший разбираться в этом дальше, Джо сказал:

— По всему миру существуют самые разные мифы о змеях.

— И все они восходят к Груаду, — пояснил Малаклипс. — Змеиный символ и катастрофа Атлантиды положили начало мифу об искушении Адама и Евы змеем. Они пали, обретя знание добра и зла. Точно так же, познав моралистскую идеологию змея-учёного Груада, пала Атлантида. А вспомни древнескандинавский миф о кусающем себя за хвост Мировом Змее, который удерживает Вселенную, не давая ей распасться. Иллюминатский змеиный символ лежит в основе мифов и легенд разных народов. Это и медный змей Моисея, и пернатый змей ацтеков, и орёл, пожирающий змею, у тех же ацтеков. Это и кадуцей Меркурия, и Святой Патрик, изгнавший змей из Ирландии. А ещё балтийские сказки о змеином царе, легенды о драконах, стерегущих сокровища, о Лох-несском чудовище и великое множество других историй, в которых змеям приписываются сверхъестественные способности. Само имя «Груад» происходит от атлантического слова, которое переводится в зависимости от контекста либо как «червь», либо как «змей», либо как «дракон».

— Я бы сказал, что он был всеми тремя, — заметил Джо. — Насколько я могу о нем судить.

— Сегодня я видел Лох-несское чудовище, — произнёс Джордж. — Хагбард говорил о Несси в женском роде, и это меня удивило. Но вообще-то я впервые слышу всю эту змеиную историю. Я считал символом иллюминатов глаз в пирамиде.

— Большой Глаз — их самый главный символ, — сказал Малаклипс, — но вовсе не единственный. Есть ещё Розовый Крест. Однако больше всего тиражируется змеиный символ. Глаз в пирамиде и змей часто фигурируют вместе. В комбинации они символизируют морское чудовище, Левиафана, чьи щупальца изображаются в виде змей, а тело представлено глазом в пирамиде. Считается, что каждое щупальце Левиафана обладает собственным мозгом, и это ужасно. Символ свастики, широко распространённый в этих краях несколько десятилетий назад, изначально был стилизованным изображением Левиафана с его многочисленными щупальцами. В первых вариантах у свастики не четыре загнутых конца, а больше, и в её центре часто изображался треугольник и даже глаз в треугольнике. Общеизвестная переходная форма свастики — треугольник, углы которого загибаются, образуя щупальца. На каждый из трех углов приходится по два щупальца. Польские археологи обследовали одну пещеру кроманьонского периода — это вскоре после падения Атлантиды. Так вот, там на стене была изображена пирамида с охряным глазом в центре и двадцатью тремя закручивающимися вокруг неё щупальцами.

Появилась Мэвис, и Джордж затаил дыхание. Она успела сменить крестьянский наряд на дразнящие мужское воображение облегающие кожаные бриджи, подчёркивающие округлые изгибы ягодиц. В этих бриджах её ноги казались просто фантастически длинными.

— Ух ты, шикарная женщина, — поперхнулся Джо.

— Ты её не знаешь? — спросил Джордж. — Значит, здесь я тебя опередил. Сейчас я вас познакомлю.

Когда Мэвис подошла, Джордж сказал: — Мэвис, это Джо Малик — парень, посадивший меня в камеру, из которой ты меня вытащила.

— Это не вполне справедливо, — возразил Джо, с улыбкой беря Мэвис за руки, — но я действительно отправил его в Мэд-Дог.

— Извините, — сказала Мэвис, высвобождая руки. — Я хочу поговорить с Хагбардом.

Она удалилась. Джо и Джордж растерянно смотрели ей вслед. Малаклипс улыбался.

В зал вошёл высокий сурового вида чернокожий мужчина, как и все присутствующие одетый в костюм баварского крестьянина. Он подошёл к Хагбарду и обменялся с ним рукопожатием.

— Эй, да это же сам Отто Уотерхаус, печально знаменитый убийца копов и коп-убийца! — прогремел Хагбард, отхлебнув пива из своей громадной кружки.

На мгновение лицо Уотерхауса исказила обида; он сел и, прищурившись, обвёл взглядом зал.

— Где моя Стелла? — угрюмо спросил Уотерхаус.

Джордж почувствовал, как у него закипела кровь. Он знал, что у него нет никакого права претендовать на Стеллу. Но ведь такого права не было и у этого мужика. Единоличное обладание партнёром — единственный вид сексуальных отношений, не практиковавшийся дискордианцами и их союзниками. Дискордианцев объединяло что-то вроде всеобщей племенной любви. Наверное, холодный сторонний наблюдатель назвал бы это «промискуитетом», но такой термин, как понимал его Джордж, подразумевал лишь физическое использование тела партнёра для сексуального удовлетворения и исключал эмоциональную составляющую. Дискордианцы же были слишком близки и слишком связаны друг с другом, чтобы к их сексуальной жизни подходило слово «промискуитет». Джордж любил их всех: Хагбарда, Мэвис, Стеллу, других дискордианцев, Джо, Гарри Койна и, возможно, даже Отто Уотерхауса.

— Стелла отправилась на корабль, Отто, — сказала Мэвис. — Она присоединится к нам, когда будет нужно.

Хагбард тяжело поднялся со стула.

— Прошу тишины! — прокричал он.

В прокуренном зале наступила тишина. Все с любопытством смотрели на Хагбарда.

— Сейчас мы все в сборе, — сказал он. — И я должен сделать объявление. Я хочу, чтобы вы выпили со мной по случаю объявления помолвки. — Помолвки? — послышался чей-то недоверчивый выкрик.

— Заткнитесь на хрен, — прорычал Хагбард. — Сейчас говорю я, и если меня ещё раз кто-нибудь перебьёт, я вышвырну его вон. Да, я говорю о помолвке. За которой последует свадьба. Послезавтра, после имманентизации Эсхатона, когда все это будет позади, — поднимите ваши кружки — мисс Портинари обвенчает меня с Мэвис на борту «Лейфа Эриксона».

Джордж замер, пытаясь осознать смысл сказанного. Он переводил взгляд с Хагбарда на Мэвис, и его глаза наполнялись слезами. Потом он встал, аккуратно, стараясь не расплескать ни капли, поднял свою кружку и с криком «Вот тебе!» запустил её в голову Хагбарда.

Хагбард, смеясь, небрежно качнулся в сторону, и кружка угодила в картину, прямо в нарисованную голову императора Генриха Четвёртого. Судя по всему, холст был натянут на доску — кружка разлетелась на куски, не оставив на портрете ни царапины. Подбежавший официант, укоризненно поглядывая на Джорджа, стал вытирать разлившееся пиво.

— Прошу прощения, — сказал Джордж. — Я не хотел портить произведение искусства. Тебе не следовало дёргать головой, Хагбард. Было бы меньше ущерба. — Джордж набрал в лёгкие воздуха, поднял руку ладонью вверх и прорычал: — Грешники! Грешники в руках гневного Бога! Все вы пауки в руках Господа! Он держит вас над огненным котлом.

Заметив, что присутствующие умолкли и уставились на него, Джордж опустил руку. Постояв так мгновение, он иссяк и упал на руки Джо Малику.

— Красиво, — сказал Хагбард. — Просто замечательно.

— Ты это имел в виду, когда сказал, что отнимешь у него женщину? — сердито спросил Джо, аккуратно усаживая Джорджа на стул. — Да ты просто садист и мерзавец.

— Это лишь первый шаг, — ответил Хагбард. — И потом, я же сказал, что это временная мера. Ты видел, как он запустил в меня кружкой? Его замысел был великолепен. Он размозжил бы мне голову, если бы я не был готов к его броску.

— Жаль, что у него не получилось, — буркнул Джо. — Значит, ты врал насчёт обручения с Мэвис? Ты сказал это просто так, желая вывести Джорджа из себя? — Конечно, нет, — сказала Мэвис. — Мы с Хагбардом досыта нахлебались одинокой жизни, перебиваясь чем придётся. И я никогда не найду другого мужика, который бы лучше соответствовал моей системе ценностей, чем Хагбард. Никто другой мне не нужен.

Как будто желая доказать, что она говорит правду, Мэвис опустилась на колени и поцеловала волосатый подъем стопы Хагбарда.

— Новый мистицизм, — воскликнул Саймон. — Путь Левой Ноги!

Джо отвернулся, смущённый её поступком. Затем у него в голове мелькнула некая мысль, и он снова посмотрел на Мэвис и Хагбарда. Эта сцена всколыхнула что-то в его памяти, но он не знал, было ли это воспоминание о прошлом… или же о будущем.

— Что тут говорить? — сказал Хагбард с усмешкой. — Я просто её люблю.

Принесли блюда с едой, и Гарри Койн, перегнувшись через стол, спросил:

— Хагбард, ты точно уверен, что эта богиня, Эрида, реальна и будет здесь сегодня вечером в таком же трехмерном физическом теле, как ты или я?

— И ты ещё сомневаешься? — надменно произнёс Хагбард, манерно махнув рукой. — Кто видел меня, тот видел Нашу Богиню.

Хагбард действительно сходит с ума, подумал Джо, испытывая головокружение.

— Я не могу больше есть, — сказал он, жестом отсылая официанта. Услыхав его слова, Хагбард воскликнул:

— Ешь! Ешь, пей и веселись. Может быть, ты больше никогда меня не увидишь, Джо. Один из вас за этим столом предаст меня, разве ты не знаешь?

Две мысли столкнулись в голове Джо: Он маг и всё знает; Он псих и считает себя Иисусом.

В этот момент очнулся Джордж Дорн и сказал:

— Господи Иисусе, Хагбард, мне нельзя кислоту. Хагбард расхохотался.

— Morgenheutegesternwelt[15]. Ты опережаешь события, Джордж. Я ещё даже не начинал раздавать кислоту.

Он вытащил из кармана бутылку и вывалил на стол кучу капсул. И тогда Джо отчётливо услышал, как пропел петух. ** *

Автомобилям, за исключением служебных машин, а также личного транспорта исполнителей, их помощников и лиц, обслуживающих фестиваль, было запрещено въезжать на территорию в радиусе десяти миль от фестивальной сцены. Хагбард, Джордж, Гарри Койн, Отто Уотерхаус и Джо прокладывали себе путь сквозь бурлящие толпы молодых людей. Мимо проехал кемпер-«фольксваген» с Кларком Кентом и его «суперменами». Следом двигался огромный чёрный «мерседес»-ландо тридцатых годов с эскортом мотоциклистов в белых комбинезонах, не подпускавшим нетерпеливых фанатов. Эта старинная машина привела Джо в восхищение. Кожаный верх «мерседеса» был поднят, но, заглянув внутрь салона, Джо увидел несколько стриженых «ёжиком» светловолосых голов. Внезапно к окошку приникла девушка-блондинка с бесстрастным взглядом.

— В этой машине едет «Американская Медицинская Ассоциация», — сказал Джордж.

— Эх, — вздохнул Гарри Койн, — мы могли бы сейчас бросить одну бомбу и решить сразу все проблемы.

— Вместе с ними ты взорвёшь кучу ни в чем не повинных людей и оставишь множество дел в незавершённом состоянии, — ответил Хагбард, провожая взглядом «мерседес». — Отличная машина. Она принадлежала фельдмаршалу Герду фон Рундштедту, одному их самых способных гитлеровских генералов.

За «мерседесом» двигался тяжёлый чёрный автобус с аппаратурой АМА. Он бесшумно проехал мимо.

МЫ УБЬЁМ СТАРОГО КРАСНОГО ПЕТУХА МЫ УБЬЁМ СТАРОГО КРАСНОГО ПЕТУХА

«Закрытая корпорация» считалась самой эзотерической и экспериментальной из всех рок-групп; поэтому её поклонники, хотя и фанатичные, были немногочисленными. «Никто не спорит, что это музыка тяжёлая, — признавало большинство представителей молодёжной культуры, — но действительно ли это рок?» Тот же вопрос, хотя и в более деликатной форме, часто задавали лидеру группы Питеру Моллу журналисты. Он всегда отвечал одинаково:

— Это рок, и на этом камне я создам новую церковь[16]. Отвечая на вопросы, Питер, как правило, хихикал, поскольку предпочитал давать интервью под кайфом (репортёры его нервировали). И действительно, в концертах «Закрытой корпорации» ощущалось нечто религиозное; слушатели часто жаловались, что не понимают смысла песнопений, сопровождаемых внеземными аккордами. Эти песнопения основывались на Енохианских Ключах, которые доктор Джон Ди расшифровал по акростихам «Некрономикона»; в современном мире ими пользовались известный поэт Алистер Кроули и преподобный Антон Лавэй из Первой Церкви Сатаны в Сан-Франциско. Ночью 30 апреля «Закрытая корпорация» совершила ритуальное жертвоприношение петуха в пентаграмме (перед тем, как ему перерезали горло, он издал последнее отчаянное «кукареку»). Пропев Варварские Имена, участники группы проглотили по капсуле мескалина и дружно отправились на концертную площадку, готовые испускать вибрации, которые заставят побледнеть от ужаса даже «Американскую Медицинскую Ассоциацию».

МЫ УБЬЁМ СТАРОГО КРАСНОГО ПЕТУХА, КОГДА ОНА ПРИДЁТ

— Я только что видела Хагбарда Челине, — заявила Винифред Зауре.

— Естественно, где же ещё ему быть со всеми прихлебателями и мальчиками на содержании, — отозвался Вильгельм Зауре. — Но мы должны выстоять до конца.

— Интересно, что он планирует, — сказал Вернер Зауре.

— Ничего, — ответил Вольфганг Зауре. — Я так думаю, он вообще ничего не планирует. Я знаю, как устроен его ум. У Хагбарда голова набита восточной мистической чепухой. Он намерен довериться своей интуиции и думает, что мы не сможем предвидеть его действия, поскольку он и сам не знает, что собирается делать. Но он ошибается, так как в любом случае у него мало возможностей для манёвра. Ему не удастся нас остановить.

Сначала над черно-зелёными верхушками сосен появились башни. Они напоминали сторожевые тюремные вышки, вот только находившиеся в них люди не были вооружены и отвечали всего лишь за прожекторную подсветку и качество звука. Затем дорога повернула, и они приблизились к ограде из колючей проволоки высотой до двадцати футов.