Они прибежали первыми, чуть опередив Мерлью и ее напарника. После этого ребята помладше сели отдыхать, а Айрек объявил, что последней игрой на сегодня будет состязание по борьбе для тех, кому уже есть тринадцать. Найл удивился, но вовсе не расстроился, узнав, что к состязанию допускаются и девочки.
      Пол застелили мягкими, набитыми травой тюфяками. Выбор снова был за девочками, и опять получилось так, что Найл оказался в паре с Найрис.
      Поединок всякий раз начинался с того, что соперники, усевшись друг к другу лицом, вплотную сводили предплечья и сцеплялись пальцами. Затем, сомкнувшись по команде ногами, соперники пытались наклонить друг друга назад.
      Когда один отодвигался настолько, что предплечья трудно было уже удерживать вместе, другой набрасывался и, обхватив руками и ногами, силился опрокинуть соперника. И уже лежа борцы барахтались до тех пор, пока одному не удавалось взобраться на поверженного и прижать обе его руки к тюфяку. Судьи - ребята помладше - давали очки, бдительно следя за поединком.
      Найрис, будучи поплотнее своего соперника, без труда выиграла первый тур состязания. Однако когда дело дошло до самой борьбы, Найл легко одержал победу.
      Поднимаясь, он с радостью заметил, что Мерлью одолела своего противника, широкоплечего, но не совсем расторопного юнца, которого сумела прижать, навалившись всем телом. Было ясно, что силы в ней куда больше, чем казалось на первый взгляд.
      Следующие двое соперников Найла оказались мальчиками, причем оба превосходили его и ростом, и весом. Но, как и Найрис, им недоставало ловкости, так что он одолел их без особого труда.
      И вот надежда сбылась. Они с Мерлью остались один на один. Оба уже устали, так что, прежде чем дать сигнал к началу поединка, Айрек дал им отдышаться. Затем они сели друг к другу лицом и сдвинули предплечья. Волосы у Мерлью разметались, к влажному лбу пристала одна прядка - просто загляденье!
      Айрек дал команду начинать. Мерлью, проявив неожиданную прыть, бросилась на Найла. Он подался назад под одобрительный гул зрителей.
      Девушка, мгновенно оседлав соперника, пыталась свалить его, пока он не успел опомниться. Но подловить Найла второй раз было невозможно. Их руки сомкнулись, ноги тесно переплелись - кто кого.
      Мерлью прижалась щекой к щеке Найла, жарко дыша ему в самое ухо. Ощущение оказалось настолько приятным, что юноша даже ослабил натиск и, вместо того чтобы одолевать соперницу, просто наслаждался тем, что держал ее в объятиях. Мерлью пошла на хитрость: ослабила натиск, а затем навалилась вновь, но Найл оказался проворней.
      В этот миг он мимолетом заметил/что к зрителям прибавились еще двое. Из примыкающего к залу внутреннего покоя вышел Каззак, а следом показалась Ингельд.
      Найл, на секунду замешкавшись (не прогневается ли владыка, увидев дочь в объятиях гостя), чуть ослабил хватку. Мерлью, отчаянно крутнувшись, выскользнула из-под соперника и повалила его на тюфяк. Несколько минут они возились, пока девушка наконец не сумела прижать одну его руку к полу.
      Тут Найл пошел на ту же хитрость, что только что использовала соперница: неожиданно расслабившись, он якобы решил сдаться. Мерлью уже не сомневалась в победе, когда, резко выгнувшись, Найл отбросил соперницу в сторону, прижал ее руки к полу, а сам улегся сверху.
      - Так нечестно! - выдавила она.
      Но Найл крепко держал ее. Теперь оставалось совладать с руками девушки. Судя по всему, они находились в положении, когда шансы у обоих примерно равныСейчас соперницу можно было вполне одолеть грубой силой, но юноше было как-то неловко, что это будет победа мускулов, а не умения.
      И он тут ощутил влажное прикосновение ее губ возле уха, словно девушка собиралась что-то прошептать.
      Вот губы приоткрылись, и мочку уха игриво коснулись зубки. Юноша замер от нового чувства, нахлынувшего на него, такого сильного, острого и невыразимо сладостного. Прежде чем он осознал, что произошло, красотка выскользнула из-под него и резким движением высвободила руки. Спустя миг она уже цепко держала его за запястья, силясь закрутить ему руки за спину.
      - Ну плутовка! - рассмеялся Найл.
      - Как ты, так и я,- отозвалась она шепотом.
      Слабея от смеха, он позволил Мерлью прижать свои ладони к тюфяку. Желая всем показать, что ее победа полная и окончательная, девушка взобралась на поверженного соперника и уселась ему на живот.
      Зал огласился громким радостным гомоном. Губы Ингельд скривились в насмешливой улыбке. Каззак, выйдя вперед, ласково потрепал дочь по волосам.
      Мерлью легко вскочила на ноги, не взглянув на юношу.
      - Теперь видишь, почему я доверил ей заправлять всем хозяйством? - повернулся владыка к Ингельд.
      Та усмехнулась:
      - Просто замечательная юная госпожа.- И легонько ткнув Найла под ребра босой ногой, добавила: - Поднимайся, мальчонка.
      Когда позже Найл и Дона шли по коридору, девочка заметила:
      - Зря ты ей поддался.
      - А что я мог сделать?
      - Я видела, как она словчила. Укусила тебя за ухо.- Потянувшись, девочка коснулась мочки его уха.- Больно было?
      - Да нет, что ты,- ответил он негромко.
      - Она хитрованка, каких поискать,- сказала Дона.
      Найл отчего-то почувствовал себя виноватым:
      - Я, вероятно, тоже.
      - Ты? Скажешь тоже! - Девочка взяла Найла за руку и склонила ему голову на плечо.
      В тот вечер, когда укладывались спать, отец сказал:
      - Завтра отправляемся домой.
      - Завтра?! - В голосе Найла звучали удивление и разочарование.
      - Ты что, не хочешь домой?
      - Почему? Хочу... А может, задержимся еще на денек-другой?
      Улф положил ладонь на голову сына:
      - Думаешь, тогда ты будешь готов?
      - Д-да,- неуверенно промямлил Найл. Отец, насупив брови, посмотрел на него и покачал головой:
      - Ты хотел бы остаться здесь?
      -А то нет! - воскликнул юноша.- Если бы все наши перешли сюда вместе с нами. Улф покачал головой:
      - Это невозможно.
      - Но почему, отец? Тебе здесь что, так уж худо?
      - Да нет. Просто я не думаю, что смог бы здесь прижиться.
      - Почему?
      - Не так просто это объяснить.- Отец со вздохом лег на постель и закутался в одеяло.- Но если хочешь, оставайся, я пойду один.
      - Ну зачем уж так!
      - А что? Обратную дорогу я знаю. Хамна вызвался меня проводить до дальнего конца плато. А там до дома уж рукой подать.
      - А я что, останусь здесь?
      - Тебя можно будет забрать позднее. Стефна говорит, что очень была бы рада, если б ты погостил.
      Соблазн был велик. Остаться в доме, где живет милая Дона - почти сестренка, каждый день видеть Мерлью.
      - А что Каззак?
      - Как раз он это и предложил.
      - А что ты об этом думаешь?
      - Я б хотел, чтобы у сына была своя голова на плечах.
      Через несколько минут дыхание Улфа стало ровным и глубоким: он заснул.
      А у Найла всякое желание спать пропало. Через прикрывающую дверной проем занавеску проникал свет единственного светильника, словно живые, разгуливали по потолку тени. Откуда-то со стороны коридора доносились приглушенные голоса, долетали звуки шагов: мимо проходили по своим делам люди.
      До полуночи оставалось еще часа два, а в целом дворец Казэака, похоже, вообще не утихал до самого рассвета. При отсутствии дневного освещения чувство времени как-то смещается, а с ним и часы, отведенные для сна.
      Остаться-то как хочется! В пещере он, по сути дела, и не нужен.
      С той поры, как Вайг выдрессировал муравьев и осу, охота стала, скорее, развлечением, чем необходимостью. В нескольких милях от пещеры - изобилие пищи.
      Сам Найл, как сказал Улф, может возвратиться сразу, как захочет. Почему б не задержаться здесь на несколько недель или месяцев, а то и дольше?
      Очень хотелось найти какую-нибудь достаточно вескую причину. Но не давала покоя мысль, что семья без него осиротеет. Тогда юноша задумался над тем, что именно его здесь держит.
      Первый довод, и совершенно неоспоримый - Мерлью. Найлу вспомнилось жаркое прикосновение ее губ и то, как покусывают ухо беленькие зубки, и сердце зашлось от неуемной беспричинной радости.
      Юноша позволил себе помечтать о том, как, может, возьмет Мерлью в жены, а то еще и усядется со временем на трон Каззака. И вот тут-то в душе шевельнулось вдруг сомнение. Вспомнились слова Айрека: "А здесь кроме еды и заняться толком нечем".
      И Найл всерьез задумался: а каково это, год за годом сидеть под землей? Дома он, по крайней мере, волен покидать жилище и приходить когда вздумается. Там, наверху, ждал целый мир. Мир чудес наподобие той страны муравьев или исполинской крепости на плато.
      Здесь же только тем и живут, что трусливо прячутся от смертоносцев.
      Картина вырисовывалась совершенно ясная. Живи он в этом городе, дни протекали бы в сытости и благополучии.
      Родившийся здесь ребенок мог вырасти, состариться и умереть, так и не испытав бередящего чувства постижения нового. Отчего Дона так набрасывалась на него с расспросами о жизни в пустыне, путешествии в страну муравьев? Потому что для нее все это олицетворяет мир, исполненный и опасности, и захватывающих возможностей. Для детей подземного города каждый день жизни здесь - лишь нудное, неизменное повторение предыдущего, привычка.
      Вот в чем дело, внезапно уяснил Найл. Вот оно что: привычка. Привычка - тяжелое теплое одеяло, грозящее удушьем. Убаюкивает ум, нагнетая неизбывное чувство смутного недовольства. Сдаться во власть привычки - значит застыть на месте, утратить способность к изменению, развитию.
      Донесшийся из-за стены приглушенный смех отвлек юношу от раздумий - по коридору гонялись друг за другом двое ребятишек. Снова ему вспомнилось об играх в большом зале, о Мерлью. Окрепшая было решимость мгновенно улетучилась. О какой скуке может идти речь, если он каждый день будет видеть Мерлью?
      Найл лежал с открытыми глазами уже больше часа, а сон все не шел. Теперь он думал о Каззаке.
      Почему владыка предложил отцу, чтобы он, Найл, остался? А вдруг его об этом попросила Мерлью?
      Эх, если б можно было с кем-нибудь поговорить, а не валяться здесь, когда голова разбухает от неразрешенных загадок!.. Может, Стефна еще не спит?
      Осторожно, чтобы не разбудить отца, он выскользнул из-под одеяла и на цыпочках прокрался к двери.
      Соседняя комната оказалась пустой. Пройдя через нее, Найл остановился возле занавески, ведущей в комнату Стефны и Доны, и прислушался. Спят: дыхание ровное, глубокое. Юноша подошел к выходу в коридор и выглянул наружу. Надо же! Навстречу шел Корвиг, младший брат Хамны, в обнимку с девушкой.
      - Здравствуй, Найл. Что поделываешь? - спросил тот.
      - Так, сон что-то не берет.
      - Сон? Какой сон? Времени всего ничего! Мы вот идем к Найрис поиграть во что-нибудь. Хочешь с нами?
      - Наверное, ни к чему,- виновато потупив голову, рассудил Найл.- Мы с отцом, должно быть, утром отправимся обратно, так что надо хорошенько отдохнуть.
      Жаль, что Корвиг не один, можно было бы спросить у него совета. Корвиг просунул Найлу руку под локоть:
      - Да ладно тебе, выспаться всегда успеешь. Давай сходим.
      Девушка, глядя на него большими выразительными глазами, спросила:
      - А почему ты так скоро отсюда уходишь?
      - Отец говорит, пора обратно. Если б уговорить его задержаться на несколько дней... - Он повернулся к Корвигу: - Ты не мог бы попросить своего отца, чтобы переговорил с моим?
      Они вышли в главный проход, ведущий в большой зал.
      - Он сейчас там,- кивком указал Корвиг.- Почему б тебе самому его не попросить?
      Владыка прохаживался в одиночестве, вчитываясь в пергаментный свиток, который держал возле самого носа.
      Встречные почтительно склоняли на ходу головы, хотя Каззак едва ли кого замечал. Корвиг, приблизившись к отцу, тоже поклонился и негромко произнес:
      - Властитель...
      Каззак вскинул голову и раздраженно сверкнул глазами, однако, заметив Найла, милостиво улыбнулся.
      - Прошу прощения, властитель, но Найл хотел бы тебя кое о чем спросить,- сказал Корвиг.
      - Да, я весь внимание.- Каззак взял Найла за руку.- Что тебя интересует, мой мальчик?
      -Я насчет нашего завтрашнего отхода, властитель.
      По лицу Каззака пробежала тень.
      - Завтра? Так скоро? Почему бы тебе не задержаться?
      - Именно об этом я и хотел тебя просить. Не мог бы ты уговорить моего отца?
      Каззак насупился и пожал плечами:
      - Об этом мы с ним уже говорили. Твой отец сказал, что ему не дает покоя оставленная семья. Но оговорился, что это не повод к тому, чтобы и ты уходил вместе с ним.
      - Я как раз хотел остаться.
      - Неужто? Прекрасно!
      Приветственно кивнув, напротив повелителя остановился стражник.
      - Знаешь,- сказал Каззак,- я сейчас занят, а ты, думаю, мог бы сходить и поговорить с Мерлью. Она сейчас, видимо, одна.
      - Благодарю тебя, властитель. Покои Каззака занимали два этажа, которые соединялись короткой лестницей. Стоящий внизу стражник посторонился, уступая дорогу. Найл вошел в обширный сводчатый зал, потолок которого подпирали каменные колонны, а стены были завешены богатыми зелеными занавесями.
      От доброй дюжины светильников было светло, как днем.
      В зале, судя по всему, никого не было. Найл прошел к занавешенному дверному проему в противоположной его части, заглянул. Большая опрятная комната - деревянная резная мебель, на полу циновка, ярко горят светильники. И опять же никого.
      Справа от входа в зал вверх шла еще одна лестница. Подойдя и остановившись возле, Найл прислушался. Откуда-то сверху, похоже, доносились голоса. Юношей овладела нерешительность.
      Что о нем подумают, если он будет вот так бесцеремонно разгуливать здесь? Впрочем, у него же есть разрешение владыки.
      Бесшумно ступая босыми ногами, он поднялся по каменным ступеням и попал в хорошо освещенный коридор с невысоким потолком, по обе стороны которого тянулись занавешенные дверные проемы. Со стороны одной из комнат доносились женские голоса.
      Найл, нерешительно приблизившись, хотел было спросить: "Здесь есть ктонибудь?", - но в этот момент одна из женщин неожиданно рассмеялась. Голос он узнал тотчас же: Ингельд. Первым порывом Найла было сразу же уйти, но, уже повернувшись, юноша уловил, что речь, собственно, идет о нем. Пока он прикидывал, как поступить, Ингельд продолжала:
      - ...Сам он здесь не при чем. Во всем виноваты отец его и брат.
      Голос Мерлью:
      - Как это случилось?
      - Не знаю. Они не рассказывали. Оттого-то я и подозреваю, что дело нечисто. Разве расскажут они женщине, как погибли ее муж и сын!
      - Может, они просто щадили твои чувства?
      - Они-то! - воскликнула Ингельд презрительно.- Можно подумать, им есть до этого дело! Я вот что скажу. Они чуть не бросили меня на произвол судьбы в той крепости на плато.
      - Да ты что? Как можно!
      - Я не переношу высоты, а как глянула со склона на все те ступени, у меня просто ноги подкосились. Они же просто повернулись ко мне спиной и полезли спокойно вниз.
      - Ужас какой! И что же ты?
      - А что? Зажмурилась и пошла следом. Провожатых моих уж и видно не было, а я как вспомнила о тех страшилищах-пауках...
      В голосе Мерлью звучал неподдельный гнев:
      - Это же надо, так обойтись с женщиной!
      Ингельд презрительно фыркнула:
      - Да что им женщины? Дикари же... Нависла гнетущая тишина. "Уходить надо",- решил Найл. Ему было совестно за это невольное подслушивание. Но не успел он и шагу ступить, как Ингельд вдруг спросила:
      - Тебе, похоже, нравится этот парнишка?
      - С чего ты взяла?
      - Как вы с ним нынче катались по полу...
      - Не понимаю, о чем ты,- холодно ответила Мерлью.- Состязания по борьбе - один из наших обычаев.
      - Властитель рассудил, что он тебе приглянулся.
      - Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь!
      - А остальным он, похоже, нравится.
      - Ну и что? Это потому, что он здесь новенький, вот всем и любопытно. Но это ненадолго. Скоро к нему привыкнут и перестанут замечать.
      Найл, стараясь ступать как можно тише, с пылающим лицом тронулся прочь. Грудь давила изнутри непривычная, каменная тяжесть - примерно так же, как тогда, когда он услышал весть о смерти Торга и Хролфа. Кровь гулко стучала в висках. Как больно!
      В проходе стоял стражник. Найлу было неловко даже проходить мимо: казалось, на его лице яснее ясного написано все, что произошло. Но тот лишь дружелюбно кивнул.
      Возвращаясь по коридору, Найл прижимался к стенам, боясь выходить из тени, и молился о том, чтобы никто не попался навстречу, не заговорил с ним!
      А в голове звенело гулким эхом: "Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь!" Да уж... Теперь все ясно. Разумеется, дочери владыки он кажется не более чем заморышем. Ему было так стыдно, что хотелось плакать.
      И все же, вспомнив сегодняшнее утро, Найл рассудил, что Мерлью определенно с ним заигрывала. Зачем, скажем, прикусила ухо? Или улыбнулась, скрытно так, когда прощались? Неужто попросту играла с ним?
      Народясь и окрепнув, горький гнев вытеснил робкую беспомощность.
      "Ненавижу",- решил Найл. Все лучше, чем изнывать от безысходной сосущей тоски, от которой того и гляди из глаз брызнут слезы.
      - Где был? - голосом отца спросила темнота, когда Найл вернулся в спальню.
      - Не спалось, решил сходить погулять.- Поворочавшись, юноша устроился на травяной постели, натянув одеяло до подбородка, затем помолчал немного и сказал: - Я подумал о завтра. Я с тобой.
      Улф кашлянул:
      - Давай-ка спи. Выходить предстоит спозаранку.
      А у самого голос задрожал от плохо скрытой радости. Уж кто-кто, а Найл хорошо знал отца.
      Город оставили за час до рассвета, выйдя вместе с муравьиными пастухами. Путников сопровождали Хамна и Корвиг, получившие на то особое распоряжение властителя
      Сам Каззак проводил гостей до самого выхода и там, обняв, расцеловал обоих в лоб и щеки. К счастью, он не стал допытываться, отчего юноша передумал оставаться. Галереи подземного города в этот час были пусты. У Найла к горлу подкатил комок непрошеных слез: все это он, судя по всему, видит в последний раз.
      - Помни,- еще раз повторил Каззак Улфу.- Ты получил от меня приглашение вернуться сюда со своей семьей.- И добавил задумчиво: - Сайрис в последний раз я видел, когда она была еще совсем девочкой.
      Улф почтительно кивнул:
      - Мы все с ней обговорим, властитель. Найл знал наперед: никакого разговора не будет.
      - Уж ты постарайся,- сказал напоследок Каззак и заспешил обратно внутрь. Предрассветный ветер для него, видно, был чересчур прохладен.
      Полоска неба на востоке чуть посветлела, а над головой все еще стояла непроницаемая мгла. Впереди свет звезд отражался на недвижной глади озера.
      Зрелище так зачаровывало, что даже горькие мысли о Мерлью на время забылись, но вскоре в памяти снова всплыли слова об "этом, тщедушном", и настроение опять резко ухудшилось. Так что следующие полчаса или около того юноша тешился тем, что рисовал в уме картины, где гордячка Мерлью платит за причиненную ему обиду.
      Вот ее ловят и тащат к себе в город пауки-смертоносцы. У нее остается одна надежда - на Найла...
      - Мы решили, что через плато вообще не стоит идти,- прервал его мысли Улф.- Каззак сказал, быстрее будет, если пойдем через горы на северо-западе...
      - Я ничего советовать не могу,- скромно отозвался Хамна.- Никогда не забирался в такую даль. Но мне говорили, по ту сторону гор земля лучше. Там последний десяток лет довольно часто шли дожди.
      Все вместе они добрались до берега, озера и двинулись прямиком на запад.
      Поклажа была тяжелее, чем неделю назад, когда выходили из пещеры (Каззак не поскупился на подарки), но нести ее было не слишком трудно: путников снабдили заплечными кузовами, которые приторачивались к поясу особыми лямками.
      Когда небо заметно посветлело, Найл обернулся через плечо и неожиданно увидел паучьи шары, отражающие лучи восходящего солнца. Шаров было два, оба плыли на порядочной высоте в сторону соленого озера.
      Юноша поспешил предупредить остальных, и все путники укрылись под кривыми сучьями боярышника. Пауки вряд ли могли их заметить, день едва занимался, да и шары проплывали на высоте не меньше ста метров.
      Хамна и Корвиг, заметил он, не то что не всполошились, даже не обеспокоились. Они достали из кузовов фрукты и начали жевать с таким беспечнорассеянным видом, будто находились на увеселительной прогулке.
      Выждав, когда шары скроются за горизонтом, путники выбрались из укрытия и пошли берегом озера. Найл заговорил:
      - Я смотрю, не очень-то вы с паучками осторожничаете.
      - Как-нибудь научились с ними обходиться,- откликнулся, пожав плечами, Хамна.
      - Но...- Поймав упреждающий взгляд отца, Найл осекся и замолчал.
      С рассветом поднялся ветер. Его направление менялось несколько раз, а в конце концов возобладал северо-западный.
      По мере того как утро разгоралось, он окреп, стал сухим и жарким, и вот уже пахнуло раскаленным дыханием пустыни. Вскоре это уже и ветром нельзя было назвать, он походил, скорее, на бурю, несущую косматые облака пыли и колючего песка, от которого неудержимо струились слезы. Хамна и Корвиг сникали на глазах. Было видно, что увеселительная прогулка все больше превращается для них в испытание на выносливость.
      Свои накидки они обернули вокруг лиц, оставив лишь узкую щель для глаз, и так шли, с трудом превозмогая порывы встречного ветра.
      Примерно через полчаса Улф предложил им повернуть назад. Те вначале отнекивались, считая делом чести сопровождать путников хотя бы в первый день пути, но Улф заметил, что главная ценность совместной дороги - общение - при такой погоде явно теряется. Больше провожатых уговаривать не пришлось. Они обнялись, пообещали друг другу непременно встретиться вновь и расстались. Хамна с Корвигом с явным облегчением повернулись к ветру спиной.
      Теперь Улф озабоченно прикидывал, разумно ли будет отправиться через горы.
      Это легче, чем через плато, зато дольше, хотя При секущем этом ветре, от которого растрескивались губы, все равно шагу не прибавишь. Согнувшись в три погибели и щурясь сквозь напряженно подрагивающую щель в намотанной на голову материи, путники упорно двигались вперед, стараясь проделывать в час около пяти миль.
      Найл с вожделением поглядывал на подернутые крупной рябью воды соленого озера, но знал, что туда лучше не соваться. Если, искупавшись, не смыть соленую воду в ручье, будет еще хуже. К той поре, когда солнце достигло зенита, оба выбились из сил. Привал и обед договорились устроить в ближайшей рощице или кустарнике, как только те подвернутся. Но вот еще две мили позади, а вокруг ни деревца, ни кустика. Через полчаса путники определили, что находятся на западной оконечности озера и дорога теперь лежит через пустыню, к изрезанным горным отрогам и пересохшим руслам рек.
      В этом месте Найл неожиданно для себя рассмотрел в паре сотен метров справа предмет, напоминающий большой валун.
      Тронув отца за плечо, он молча указал головой в сторону камня. Улф кивнул, и они заспешили туда. Прошли с полсотни метров, и стало ясно, что это не камень, а остатки строения. Основная его часть была погребена под слоем песка, наружу торчали лишь изломанные контуры стен.
      С западной стороны строения надуло целую дюну. Взобравшись туда, где полуразрушенная стена была пониже, отец с сыном увидели запорошенный толстым споем песка внутренний дворик.
      В глубине, на противоположной его стороне, виднелись ступени, изрядно выщербленные ветром. Ступени всходили на вершину башни, теперь уже укороченной вдвое по сравнению с прежними размерами.
      В целом строение напоминало ту самую крепость на плато, только более мелкую и обветшалую. Какое-никакое, а укрытие от ветра. Спрыгнув на мягкий песок, путники испытали несказанное облегчение: здесь было спокойно и тихо.
      Оба так вымотались, что следующие полчаса просто сидели, опершись спинами о стену и вытянув натруженные ноги. Ветер, казалось, взвывал от отчаянья, досадуя, что не может добраться до них. Сидя так с закрытыми глазами, Найл слушал, как постепенно унимается сердце и уютные волны спокойствия накатывают, освобождая от всякого волнения.
      Улф коснулся руки сына. Найл, оказывается, ненадолго задремал. Юноша поднял голову, чтобы взглянуть на положение солнца, и с удивлением обнаружил, что в небе просвета не видно из-за туч.
      Ветер неистовствовал, и, хотя защита стен казалась надежной, песок на дальнем конце двора вихрился смерчем. Небо угрожающе потемнело, и вскоре опустилась мутная мгла, а ветер обрел такую мощь, что Найл начал уже опасаться, так бы он не свалил стену, за которой они укрылись.
      Путники достали из кузова шелковые полотнища и завернулись в них. Обоим казалось, будто ветер задувает со всех сторон сразу, пытаясь добраться до двух бродяг, а туча песка тяжело перекатывается через стену, как вода через мол.
      Найл вспомнил о Хамне и Корвиге: хорошо, если успели добраться домой до начала бури. Казалось, сама судьба привела их в момент крайней нужды в эту спасительную крепость. Если понадобится, можно будет остаться здесь хоть на всю ночь.
      Внезапно буря стала ослабевать, а небо проясняться, насыщаясь светом, напоминающим рождение зари. Вскоре ветер утих совершенно, и в одно мгновение прорезался такой пронзительный солнечный свет, что показался вначале просто ослепительным.
      Солнце стояло по-прежнему высоко - судя по всему, было около двух часов пополудни. Оказалось, отца с сыном занесло песком по самую шею. На противоположной стороне двора песок образовал насыпь возле стены. Найл с трудом встал (ноги, оказывается, затекли) и потянулся. Хотел посмотреть через стену, но роста чуть не хватило, и тогда он прошел через двор, увязая в зыбучем песке, и забрался по насыпи наверх.
      Внизу открывался вид на руины незнакомого города. Обнаженные бурей останки строений находились по меньшей мере на десяток метров ниже стены.
      Прямо напротив стояло здание с высокими колоннами - не грузными и квадратными, как в крепости на плато, а стройными и круглыми, и некоторые из них все еще подпирали то, что осталось от оконных перемычек и стен. А как раз в середине, между колоннами, находилось нечто дающее под солнцем слепящие блики.
      - Отец, скорее сюда, глянь! - крикнул Найл. Улф уже через секунду стоял рядом.
      - Вот как... Мне, сдается, доводилось кое-что слышать об этом,- задумчиво произнес отец.- Город, которым правил Бейрак, отец Каззака.
      - Они обитали на поверхности?
      - Пока их не выжили смертоносцы.
      - И основал город тоже Бейрак?
      - Нет. Он стоит здесь с незапамятных времен. Говорят, его построил какойто древний народ. А звались они латинами.
      - А вот там что, не знаешь? - Найл указал на сверкающее нечто.
      - Не знаю. Во всяком случае, видно, что сделано из металла.
      Около десяти минут, падь за пядью одолевая щербатые стены, они спускались вниз, на песок. С наружной стороны было заметно, что крепость представляет собой квадратное строение, сложенное из обтесанных блоков, которые скреплены между собой цементом
      Окна - высокие и узкие. Высоким и узким же был дверной проем, а вверху на стене выдолблены непонятные символы. Проход весь завален разрушенной каменной кладкой, забит песком. В город от него вела двойная колоннада впрочем, теперь уже лишь обрубки, а обломки камня валялись на дороге.
      На некоторых колоннах сохранились капители с изображением виноградных гроздьев и листьев.
      От большинства строений остались лишь полуразрушенные стены. Правда, были среди них и такие, что сохранили верхние этажи. Все строения - из обожженной глины и кирпича. Помещения в них были совсем крохотными, иные не больше нескольких метров.
      Пока Улф осматривал развалины дома, Найл расхаживал по зданию с колоннами, куда вела с улицы мощеная дорожка. Под ногами лежали каменные глыбы, покрытые чем-то вроде цемента.
      В пространстве между колоннами выстроились в ряд как бы внушительные короба, но только высеченные из камня. Расслабившись, а затем сосредоточась, Найл безошибочно определил, что у этих штук есть какая-то странная связь с мертвыми.
      Мощеная дорожка заканчивалась пролетом лестницы - ступени шириной метров пять каждая, - ведущей к остаткам массивных ворот. От храма, в который входили некогда через эти ворота, не осталось, по сути, ничего, кроме расположенных вкруговую колонн, каждая на квадратном гранитном постаменте, а сверху - уцелевшая оконная перемычка.
      Найл с самозабвением разглядывал цветастые квадратики напольной мозаики, изображающей птиц и зверей. А в самом центре мозаичной площадки стояло загадочное нечто, околдовывающее своим блеском.
      Приблизившись, юноша с удивлением увидел на изогнутой металлической поверхности свое отражение. Правда, внешность в ней безобразно искажалась, а если подойти ближе, то и вообще коверкалась до неузнаваемости. Нечто напоминало жука на металлических лапах-подпорках, с прозрачными выпученными глазами впереди.
      Даже одного взгляда на эти согнутые в суставах лапищи было достаточно, чтобы понять: для ходьбы такие ноги не годятся.
      Внутренне расслабившись, Найл попробовал выведать что-нибудь о стоящем перед ним непонятном устройстве - надеялся вызвать какие-нибудь образы или хотя бы ощущения.
      Картина, к его удивлению, получилась ужасно размытая и невнятная, можно сказать, вообще никакая. С таким же успехом можно было гадать о значении непонятных знаков над дверным проемом крепости. Походило, что неизвестный творец сверкающего чудища совершенно не похож на людей, которых знал он, Найл. Тем не менее было в этом чудище что-то такое, что говорило: его создали люди. Но зачем? Не для того ли, чтоб на спине своей и складных лапах оно перевозило людей через пустыню?
      Сразу за выпученными глазами в округлом боку располагалась, судя по всему, дверь.