Человеческий подросток на месте Греля стушевался бы и покраснел. То же самое и Грель; только сейчас любопытство пересилило смущение.
      – Теперь, зная историю врага, ты думаешь его выследить?
      Найл задумчиво покачал головой.
      – Для чего, спрашивается?
      – Но советник Квизиб сказал же, что тебя ждет опасное странствие.
      Найл, честно говоря, уже над этим поразмыслил.
      – Да, действительно. Но я и так уже совершил опасное странствие; наружу из священной пещеры.
      Однако Греля такой ответ по-прежнему не устраивал.
      – Но и Повелитель Хеб тоже пожелал тебе благополучного странствия.
      Найл и сам это подметил, но не считал пожелание просто формой учтивого прощания. Поэтому сказал уверенным голосом:
      – Я не собираюсь выискивать мага. Это было бы неразумно и крайне опасно. Он, очевидно, добивался, чтобы его оставили в покое.
      – Тогда почему он не дает нам покоя? Грель, несмотря на молодость, был так искренне заинтересован, что Найл решил говорить с ним откровенно.
      – Я допускаю, что враг засылал в город лазутчиков еще со времени Хеба Могучего. Он желает знать, что происходит в городе пауков. А тут, представь себе, Скорбо хватает двоих из них и оттаскивает к себе в кладовую. Естественно, он решает, что Скорбо надо убрать.
      – Но зачем? – удивился Грель. – Какой от этого толк?
      Тут Найла и самого охватила растерянность; вспомнились два минувших дня. Если схвачены эти двое, то конечно, лучше подослать еще, вместо того, чтобы разом настораживать весь город своим присутствием. Что это, глупость или просчет? Толком и не объяснишь.
      – Одна из возможных причин, это что и сам Скорбо был с ними заодно.
      – Что?! – не сказал, выкрикнул потрясенный Грель. – Скорбо – лазутчик? Да как же можно!
      Его изумление заставило Найла усовеститься; такие слова просто не укладывались у Греля в голове. Для паука не существует ничего более потрясающего, более ужасного, чем мысль о коварстве сородича. Для человека, известно, чужая душа – потемки, даже у самого любимого и близкого человека. Паукам же известна радость, недоступная людям – сливаться с душой ближнего. Так что мысль об измене для них куда страшнее, чем для человека правда об измене горячо любимой жены, которая, оказывается, вдобавок, желает мужу смерти. Грель был потрясен до глубины души.
      – Есть сведения, – как можно осторожнее сказал Найл, – что Скорбо попал в лапы врага, и там его склонили к измене.
      – Но разве можно… вот так? – Грель чуть не плакал.
      – Как он мог предать своих сородичей!
      – Не знаю. Маг, должно быть, большой дока обращать в свою веру.
      Грель истово выразил несогласие.
      – Нет и еще раз нет! Скорбо можно было пересилить лишь волей.
      – Возможно, у мага воля была действительно сильнее, чем у Скорбо.
      – Не могу в это поверить.
      Асмак пришел бы в ужас от того, как его сын пререкается с посланцем богини. Найл у, наоборот, льстило такое неподкупное доверие паука.
      – Ну хорошо, во что ты можешь поверить?
      – Возможно, Скорбо вынудили под пыткой. Враг, судя по всему, исключительно жестокая тварь.
      – Безусловно, к тому же еще и хитрая. А почему ты считаешь, что он жесток?
      Грель, казалось, даже опешил от такого вопроса.
      – Разве благочестивый правитель вырезает своим подданным языки?
      – Кто тебе такое сказал?
      – Как же, сам Квизиб.
      Вслед за образом Квизиба в уме моментально возник образ Мадига, которого умывают и причесывают в темноте. И тут Найл заметил, что когда девушка, подравнивая Мадигу бороду, случайно приоткрыла рот, стало заметно, что у нее действительно нет языка.
      Внезапно он понял, почему при разговоре недопонимал почившего паука. Квизиб излагал мысль сериями образов. При этом Найл даже похваливал себя за четкое восприятие. А между тем, понимание это было самым поверхностным и смутным, как у человека, силящегося ухватить иностранную речь. «Рассказ» Квизиба изобиловал деталями, которые Найл попросту не уловил. Пример насчет Мадига и девушки был лишь одним из примеров. И вот теперь, когда Грель вновь воссоздал образ темницы Мадига, Найл стал чувствовать множество тонкостей, прежде ускользнувших от внимания. Так, он мог теперь почувствовать общую подозрительность, недоверие и тревогу, царящие во врежьем городе, а также мучительный страх его жителей. И тишина городских улиц была тишиной потаенного ужаса.
      Раскрылось и многое другое. Например, говоря Мадигу, что его товарищи умрут, если он не принесет положительный ответ, маг подразумевал смерть медленную и мучительную. Теперь было ясно, что с самого начала беседы маг внушал Мадигу чувство страха и дурного предчувствия, чтобы тот передал все это Смертоносцу-Повелителю.
      – Но он сделал одну ошибку, – удовлетворенно заметил Грель, – Он не в силах был понять, что ни один из Смертоносцев-Повелителей не потерпит угроз.
      Найл собирался ответить, и тут до него с новой силой дошел смысл слов Греля. От внезапного озарения даже дыхание вроде отнялось, а в затылке зачесалось.
      – А может, это и не было ошибкой. Может, враг специально рассчитывал разгневать Смертоносца-Повелителя.
      – Но зачем?
      Найл теперь сам дивился своему тугоумию: надо же, ведь все так просто!
      – Как ты думаешь, почему их нападения прекратились сразу же, как только Квизиб начал возводить стену?
      – Может, потому, что она так хорошо охранялась? – предположил Грель без особой уверенности.
      – Хорошо охранялась и Сибилла, однако на нее напали.
      – Тогда какая, по-твоему, была причина?
      – Все-таки, наверное, магу очень нужно было, чтобы поднялась стена.
      Грель, очевидно, не мог уяснить рассуждений Найла.
      – Так мы ее и строили для защиты.
      – Верно. Но и вы никогда за нее не выходили. Грель лишь через несколько секунд уяснил, что к чему. Он посмотрел на Найла с поистине священным изумлением.
      – А ведь у тебя и впрямь больше проницательности, чем у Квизиба Мудрого! – Тут Грель слегла задумался. – Хотя откуда нам знать, как там оно было. Вон сколько лет прошло.
      – Согласен, все это непросто. Но вдумайся, что нам рассказал советник Квизиб. Первое: Хеб Могучий посылает отряд в северные земли и узнает, что лед отступил, а на болотах полно птицы и прочей дичи. Затем Касиб Воитель посылает Мадига присмотреть место под новый город. Думаешь, отряд Мадига был выслежен и угодил в ловушку случайно? Или, наоборот, потому, что маг следил за каждым шагом своего противника; затем, как Смертоносец-Повелитель расширяет свои земли, а там уже и думает обосновать на севере новую столицу? И враг решил: не бывать тому.
      – Но ведь северные земли были родиной Хеба Могучего. Кто мог запретить ему вернуться на родину?
      – Пойми, льды отступили. Смертоносец-Повелитель и сам рассказал, что когда он родился, мир страдал от великого оледенения: снег валил день и ночь, небо всегда было темное. Естественно, в ту пору соваться на север не было никакого соблазна. Но вот лед растаял, и северные земли перестали быть холодными и бесприютными. И что: Касиб Воитель, обосновав столицу в пустынях Кенда, на том бы и успокоился? Неужто бы он не перевел взор на запад, к Серым Горам с их широкими долинами?
      Грель слушал удивленно, и чуть недоверчиво. Найл продолжал:
      – Советник Квизиб рассказал и то, что Тубин, отправившись на розыски Мадига отыскал лишь его кинжал, указывающий в сторону Серых Гор. Неужели пленители были такие верхогляды, что проглядели бы воткнутый в землю кинжал? Может, они все же сами его воткнули?
      Грель беспокойно шевельнулся.
      – Но для чего врагу самому указывать, где его искать?
      – Предостережение, особый знак. Маг предупреждал Смертоносца-Повелителя: «Серые Горы – моя земля, не смей приближаться». А тот выслал сотни шаров обследовать Серые Горы и пустыни Кенда, ясно давая понять, что считает их своей землей.
      – Тогда для чего было нападать на Сибиллу?
      – Враг знал, что это приведет Смертоносца-Повелителя в ярость, и тот нанесет ответный удар.
      Грель, продумав и поняв, что к чему, сильно разволновался.
      – Ты считаешь, Смертоносца-Повелителя и его войско заманили в ловушку?
      – Это объяснило бы многое.
      Грель затаил дыхание.
      – Но как враг смог вызвать великую бурю?
      – Не знаю. Но я слышал, что маги вроде как могут повелевать стихией.
      Словно в ответ на его слова, над городом прокатился негромкий раскат грома. Найл был так увлечен беседой, что даже не заметил темных туч, подбирающихся к солнцу. А спохватившись, обнаружил, что они уже подходят к главной площади, и тучи, будто в зеркале, отражаются на льдистой поверхности Белой башни. Через несколько секунд тротуар окропили первые капли дождя. Минуты не прошло, как дождь перерос в ливень. С площади во всю прыть разбегались люди и пауки, спеша укрыться от хлестких струй, с глухим шумом плещущих на тротуар, над которым белесым туманом стояла водяная взвесь.
      Дождь начался, когда до дворца оставались считанные метры; тем не менее, вбежав под портал, оба были уже насквозь мокрые. С черной глянцевитой шубы Греля стекали жемчужные капли. Влага скопилась и на фасеточных глазах; паучку пришлось отчаянно встряхнуть головой.
      Ливень продлился всего несколько минут. Однако внезапная перемена погоды наводила на размышления. Вспомнился недолговечный снег, выпавший всего три дня назад. «Маги вроде как могут повелевать стихией…». Собственные слова звучали теперь эхом к непонятному совпадению. Со смертью Скорбо неожиданно выпал снег. Что бы это значило?
      Из раздумий его вывел звук открываемой двери. На пороге стояла Дона, одетая в плащ с капюшоном. Взгляд какой-то чужой, блуждающий, будто не узнает. Но тут она вроде бы опомнилась, лицо просветлело.
      – Где тебя носит? Всю ночь тебя ищем, с ног сбились.
      – Извини… – Найл поглядел Доне в шаза, и ужалила предчувствие. – Что случилось?
      – Вайг…
      Сердце у Найла окаменело.
      – Он…?
      – Без сознания с самого вечера.
      Входя следом за ней, Найл вспомнил про Греля. – Прошу тебя, подожди. Мне надо к брату.
      Он проследовал за Доной коридором и через внутренний дворик к старой части здания; Вайг занимал там две большие комнаты первого этажа.
      На первый взгляд брат казался мертвым. Он лежал на спине, заросшее черной бородой лицо было бледным, осунувшимся. Мать с усталым видом сидела сбоку возле кровати, положив Вайгу ладонь на лоб. В ногах сидел на стуле Симеон.
      Найл, порывисто подойдя к кровати, коснулся щеки брата; слава Богу, теплая. А вот, прощупав Вайгу ум, он понял, что брат при смерти. Жар прошел, но вместе с ним исчезла и решимость жить. Хаос чувств сменился вялым спокойствием, подобным бескрайней тусклой равнине.
      – Он спрашивал тебя, – сказала Сайрис.
      – Прости. – Лицо матери было такое же бескровное, как у больного сына. Найл вдруг почувствовал ошеломляющий прилив нежности, желание обнять, утешить мать. – Мама, ты бы пошла, отдохнула. Я посижу с Вайгом.
      – Нет, я, пожалуй, останусь. – Найл понимал, о чем она: Сайрис никогда себе не простит, если Вайг умрет в ее отсутствие.
      Найл еще раз прощупал ум брата. Вайг будто собирался кануть в море безмолвия. Вседовлеющая серость была какой-то холодной и отталкивающей, отвергающей всякую попытку разглядеть, что там, за ней. Даже простое созерцание имело гнетущий эффект. Странно: спящий ум обычно напоминает водоворот загадочных сил, а не закрытую дверь. Собираясь уже прервать попытку, Найл на мгновение вроде как почувствовал, что Вайг сознает его присутствие за закрытой дверью. Но тут серость вновь возвратилась, однообразная словно снежный покров.
      Симеон встал.
      – Я вернусь чуть позже. – Сайрис кивнула, не поднимая головы.
      Найл проводил Симеона из комнаты.
      – Ты можешь что-нибудь объяснить?
      – Единственно, что это не яд. Это какая-то зараза.
      – Откуда ты знаешь?
      – Можно было различить под микроскопом. Скопище эдаких черных палочек.
      – Именно с лезвия топора?
      – Бесспорно. Ты же видел, как я делал соскоб. Но что-то очень странное в этих черных палочках. Обычно бактерии не выживают вне живого тела. Но на этот раз, когда я растворил соскобы в соляном растворе, он мгновенно закишел бактериями, как пруд головастиками. – Симеон угрюмо поджал губы. – И вот теперь эти головастики плодятся в кровеносной системе Вайга.
      – Может, они взялись из крови Скорбо?
      – Может. Но я просто не знаю.
      Они вошли в переднюю. Там было пусто, если не считать Греля, стоящего на каменном полу с характерной для пауков полной неподвижностью.
      – Извини, что заставил ждать, – сказал Найл. – У меня брат заболел.
      – Совсем не удивительно, – сухо заметил Грель. Найл посмотрел на него в замешательстве.
      – Как тебя понимать?
      – В этом месте нестерпимо веет злом.
      – Злом?
      – А ты сам не чувствуешь?
      Найл слился с умом паука. Прежде всего ощущалась нервная взвинченность Греля, словно наблюдающего приближение врага. Затем с пугающей внезапностью эта взвинченность овладела им самим. Причина была настолько очевидна, что Найл даже удивился, как же он не заметил ее раньше. Это было уже знакомое ощущение присутствия некоей враждебной сущности. Ту же безмолвную угрозу он чувствовал, находясь в непосредственной близости от кулонов. Вместе с тем ощущалась и разница: теперешняя вибрация была одновременно и более сильная, и не такая явная.
      Найл повернулся к Симеону.
      – Никого не впускали в мое отсутствие?
      – Насколько я знаю, нет. Я здесь почти всю ночь.
      Чувство опасности развеялось, стоило прервать контакт с умом паучка. Но сигнал тревоги уже прозвучал, и Найл по-прежнему смутно чувствовал тревожную вибрацию.
      – Здесь кто-то есть? – решил выяснить он у Греля. – Какой-нибудь враг?
      Он говорил вслух, так, чтобы мог слышать Симеон.
      – Есть какое-то злое присутствие. Надо позвать моего отца, оцепить это здание стражей.
      – Что он сказал? – поинтересовался Симеон.
      – Сказал, что надо вызвать караульных. Симеон оглядел пустую переднюю. Единственным звуком было бряцание посуды на кухне.
      – Я думаю, ему кажется. Никто не мог пробраться мимо стражи.
      – Нет, он говорит правду. Я тоже это чувствую. – Найл спросил у Греля: – Где, по-твоему, затаился враг! Грель простер передние лапы на манер щупиков.
      – Где-то наверху.
      Найл обдало холодом. Сестренки сейчас должны завтракать в детской – наверняка одни, ведь Дона в комнате у Вайга.
      Когда Найл тронулся вверх по лестнице, Симеон окликнул:
      – Погоди, я позову стражу. Найл покачал головой.
      – Если там человек, то это необязательно.
      Даже такой юнец, как Грель, может полностью парализовать взрослого человека.
      На первой площадке Найл приостановился и попытался успокоиться мыслями до полной неподвижности; увы, никак – в крови полно адреналина. Оставалось только дождаться Греля. Паук – как был, с вытянутыми передними лапами – повернул направо и, не останавливаясь, начал подниматься по второму пролету ступеней. Следя за ним, Найл вдруг ощутил интуитивную уверенность: конечно, где же еще затаиться врагу, как не в спальне. Грель тем временем топтался перед дверью в покои Найла – паучьим когтем никак было не ухватить дверную ручку: Найл подобрался на цыпочках и замер, притиснув ухо к холодному дереву. Изнутри – ни звука. Найл аккуратно, с предельной осторожностью повернул ручку и толчком распахнул дверь.
      Комната смотрелась настолько обыденно, что на секунду даже закралось сомнение, не делают ли они какой-то нелепой ошибки. Однако наряженная поза Греля – вид как у готовой к броску змеи – давал понять, что опасность нисколько не миновала. В этой комнате было пусто; враг затаился или в спальне, или у Джариты в буфетной. Дверь в спальню оставалась слегка приоткрытой; Найл ударил по ней так, что та гулко хлопнула о стену. Одного взгляда хватало, чтобы убедиться: там никого нет.
      Пока Найл в нерешительности раздумывал, не отправиться ли в буфетную, в спальню прошел Грель. Одним шагом покрыв расстояние до кровати, он, как ни странно, остановился перед ночным столиком. На столике находились разве что масляный светильник, стакан воды, да аккуратно сложенная Джаритой туника. Тем не менее внимание Греля, судя по всему, приковывала именно туника.
      Найл, подойдя, остановился возле.
      – Ты чего?
      Осторожно потянувшись, он откинул тунику. Единственно, что под ней было, это каменная фигурка, которую Найл нашел в укрытии убийц.
      Найл с облегчением расслабился, и до него тут же дошло, что Грель не ошибся. Эта приземистая черная фигурка с жабьим лицом и вылупленными глазами и была тем источником странно зловещей вибрации, пронизывающей комнату. Более того, когда Найл убрал полотно, фигурка, казалось, начала сознавать их присутствие. Найла буквально пронизало острым чувством опасности. Он отреагировал инстинктивно и мгновенно, ударом смахнув фигурку на пол. Едва коснувшись ее рукой, Найл содрогнулся от тошноты, словно в нос ударил неимоверно мерзкий смрад – такой, что глаза заслезились. Оглядев комнату в поисках какого-нибудь оружия, Найл приметил топор, стоящий в углу возле шкафа. Обернутый мешковиной, еще с той поры, когда Симеон сделал с лезвия соскоб.
      Переборов позыв к рвоте, Найл сорвал мешковину и вознес топор над головой, а затем изо всех сил ударил обухом. Удар плашмя пришелся по фигурке, едва не проломив половицу. Секунду спустя Найла, словно потоком слизистой жижи, окатило волной глухой злобы – открытая ярость сущности, изумленной и разгневанной тем, что на нее посмели поднять руку.
      Невероятно: фигурка была целехонька, хотя и опрокинулась набок. Найл снова поднял топор, на этот раз повернув его острием. Размашистый удар, и фигурка раскололась надвое. Одна половина, пролетев через комнату, ударилась о стену, другая исчезла под кроватью. Зловещее присутствие словно ветром сдуло. Исчезло и зловоние, мгновенно и бесследно.
      – Именем богини, что это было? – ошарашенно выдавил Симеон.
      Нагнувшись, он подобрал каменный осколок, замерший как раз возле его ноги. Это была голова фигурки с частью спины. Опустившись на локти и колени, Найл вытянул из-под кровати вторую половинку. Симеон, взяв ее, пристально оглядел.
      – Это не просто жаба. Видать, какой-то божок.
      – Ты так думаешь?
      Симеон указал на миниатюрные плоские ступни, кажущиеся теперь Найлу странно отталкивающими.
      – Это же почти человек… Посмотри. – Он совместил обе половинки. Едва он это сделал, как воздух, казалось, потяжелел от темной угрозы и несносного смрада. Найл рта не успел раскрыть, как Симеон с криком отвращения отшвырнул обе половинки. Присутствия как не бывало.
      – Что случилось? – спросил Найл.
      – Понятия не имею. Она будто ожила. – Симеон, скорчив гримасу, сплюнул. – Как будто к гадкому слизню прикоснулся.
      Найл осторожно подобрал верхнюю половинку. Однако даже закрыв глаза и успокоившись, он не смог обнаружить следов какого-либо силового поля. Камень как камень – зеленый, вроде нефрита, на месте излома поблескивает как шпат.
      В дверном проеме появилась Джарита. Застав в комнате Греля, она вздрогнула от неожиданности. Но по лицу видно; о происшедшем понятия не имеет.
      – Гостья проснулась, мой господин, – доложила она.
      – Какая еще гостья? – не понял Найл.
      – Ваша гостья, в соседней комнате за дверью. – Она указала рукой (от Найла не укрылось, что с некоторым пренебрежением).
      – Откуда ты знаешь? – спросил он растерянно.
      – Я слышала, как она пробует дверь.
      Найл схватил с ночного столика ключ и поспешил в коридор. Дверь он открывал, изнывая от любопытства и некоторого страха. Однако открыть оказалось неожиданно сложно, с той стороны что-то мешало. С силой надавив на дверь, Найл заглянул внутрь и понял, что именно. Девушка, стоя на коленях, упиралась в нее лбом. Судя по позе, она лишилась чувств, стоя около двери.
      Найл протиснулся в комнату, следом за ним Симеон. Дверь при этом чуть подалась вперед, и девушка осела набок, коснувшись щекой пола; губы безвольно приоткрылись. Симеон, опустившись возле нее на колени, положил руку ей на запястье. Найл уже заранее знал, что он сейчас скажет.
      – Она мертва, – произнес Симеон.
      – Была ведь живехонькая с полминуты назад! – заметила появившаяся в дверях Джарита.
      – Я знаю, – сказал Найл.
      Повернувшись, он ринулся из комнаты, оттеснив плечом Джариту.
      – Ты куда? – бросил Симеон вдогонку.
      – К брату!
      Страх сжимал сердце, когда он спускался с лестницы и шел по коридору, ведущему наружу во внутренний дворик. Мысль о мертвой девушке вызывала недоумение и ужас. Картина представлялась достаточно четко. Стоило расколоть фигурку, как силовое поле исчезло, и девушка очнулась. Но вот через несколько секунд Симеон совместил половинки, и у него появилась возможность убрать лишних. Что толку сердиться на Симеона. Если его вина в том, что совместил половинки, то вина Найла в том, что вовремя не предостерег.
      Ужас пронизывал от мысли, что ведь и брат тоже мог стать жертвой силы, убившей девушку. Проходя через двор, Найл зарекся. Если брат мертв, то весь остаток дней будет посвящен поискам мага.
      Ноги Найла, когда он, заглянув в комнату, переставлял их через порог, были словно каменные. Мать обнимала Вайга, прижавшись щекой к его лицу. Стоящая возле кровати Дона беззвучно плакала. И тут на глазах у ошеломленного и растерянного Найла, рука Вайга шевельнулась, лаская волосы матери. Вот Дона повернулась, и стало видно, что она сквозь слезы улыбается. Найл перевел дух в неимоверном облегчении. Через секунду Вайг растерянно, словно не узнавая, посмотрел на брата. И… улыбнулся!
      – Привет, брат. – Увесистая волосатая рука слабо шевельнулась в приветствии, и упала обратно на стеганое покрывало.
      Найл не мог поверить своим глазам. Стало как-то стыдно за свой страх.
      – Теперь с ним все в порядке, – сказала Дона. Было в ее голосе что-то, заставившее Найла понять: чувства у нее глубже, чем кажется со стороны.
      – Когда он очнулся? – спросил Найл.
      – Несколько минут назад.
      – Врач ушел? – поинтересовалась Сайрис.
      – Ни в коем случае. – Это произнес уже сам Симеон, входя в комнату. Сзади в проходе топтался Грель, Симеон, положив ладонь Вайгу на лоб, другой рукой обхватил брату запястье.
      – Просто замечательно. Температура снова в норме.
      – Это все твое лекарство, – благодарно улыбнулась Сайрис.
      – Не совсем так, – ответил Симеон, повстречавшись глазами с Найлом.
      – Теперь он пойдет на поправку? – спросила Дона.
      – Да уж пожалуй. Яд, видимо, вышел из организма. Как ты себя чувствуешь? – стал выпытывать Найл у Вайга.
      – Лучше. Намного лучше.
      – Дайте ему бульона. Через несколько дней попробуем встать.
      Дона, порывисто обняв Симеона за шею, поцеловала его в щеку. Доктор блаженствовал.
      – Ты не меня, ты его благодари. – Он указал на Греля. – Это он выяснил, в чем причина.
      Дона смотрела на Греля, распахнув глаза.
      – И что же за причина?
      Найлу очень не хотелось вдаваться в разъяснения.
      – Схожу-ка я на кухню, распоряжусь насчет бульона. Когда проходили через дворик, Грель сказал:
      – Твой товарищ не прав. Брат все так же плох.
      – С чего ты взял?
      – Его кровяное русло полно жизнесосов. Сопроводивший слова образ напоминал пиявок. Симеон уловил, что они перебросились меж собой.
      – Ты понимаешь, в чем дело?
      – Думаю, да. Каменная жаба была опаснее, чем я предполагал.
      – Понимаю, – кивнул Симеон и добавил угрюмо: – Понимаю и то, что девушка погибла по моей вине.
      – Нет, по моей. Стигмастер предупреждал меня, что статуэтка живая. А я, дурень, думал, что она обезврежена. Симеон пожал плечами.
      – Ничего уже не воротишь. Любопытно только, что на твоего брата она подействовала иначе. Ведь могла же убить и его? Но почему-то не убила.
      – Может, потому, что ты успел вовремя раскидать половинки.
      – А ты что думаешь? – спросил Найл у Греля. Грель некоторое время собирался с духом.
      – Мне кажется, господин, твой брат в любом случае умрет.
      – Как?! – ошарашено выдохнул Найл. – Но почему? Ведь он, похоже, пошел на поправку.
      Грелю, судя по всему, стоило немалых сил говорить прямо.
      – Враг отравил его. Так же как и Мадига. Боюсь, его уже ничто не спасет.
      – Причем здесь Мадиг? Да и разве он был отравлен?
      – А ты не заметил? – Грель соткал образ, каким-то образом вплавив вместо Мадига самого Найла, Так что тот словно смотрел через глаза пленника. Он стоял в холодной зале. Маг спускался с трона; слышался мягкий шелест одежд. А вот и голос:
      – Передашь также, что твоих товарищей я оставляю в заложниках, и если ответ твоего хозяина будет отрицательный, они все умрут.
      Руку Найла стиснула холодная и шершавая длань. Найл, даром что знал все наперед, чуть не вскрикнул от такой мощной хватки, способной раздробить кости. Вот тут обнаружилось нечто, ранее ускользнувшее при разговоре с Квизибом. Что-то острое проткнуло ладонь возле указательного пальца, похоже на шип перстня. Голос мага шипел возле самого уха:
      – И вот еще что. Скажи своему хозяину, что если он не воспримет мое предостережение, его подданных ждет такая беда, что бойня Айвара Жестокого в сравнении с ней покажется пустяком. – Рука разжалась. – Тебе дается один месяц, тридцать дней.
      Симеон смотрел на Найла во все глаза, догадываясь, что происходит что-то не совсем обычное.
      – Тридцать дней… – негромко выговорил Найл.
      – Что?
      – Тридцать дней. А началось все два дня назад. Моему брату осталось жить еще двадцать восемь дней.
      – Ты о чем? – хрипло вытеснил Симеон. – Он уже идет на поправку.
      – Не идет. Мадиг протянул тридцать суток. Этот маг способен убить на расстоянии. Потому-то колдун и сказал, что у него «длинные руки», и что он не ослабляет хватки.
      Найл подумал о матери, сестренках и Доне, и почувствовал себя уязвимым и беспомощным. Обидно все же: бороться с бедой, не представляя, откуда она нагрянет. Тут взгляд упал на смазливую кухарочку, спускавшуюся по лестнице с подносом в руках.
      – Нира, отнеси, пожалуйста, супа моему брату. Девушка просияла; видно она как и Дона была неравнодушна к Вайгу.
      – Слушаюсь, господин.
      Кухарка грациозно поклонилась, и от этого поклона стало как-то легче: девушка словно напомнила, что, как правитель этого города, он не имеет права на уныние. Дождавшись, когда за ней закроется дверь, он сказал:
      – Я должен разыскать этого мага. Симеон бросил из-под кустистых бровей напряженный взгляд.
      – С войском?
      – Нет, готовить войско нет времени. Я должен пойти один.
      – Это будет очень трудное и опасное путешествие.
      – Согласен. Но я должен выяснить, чего он добивается.
      – Ты знаешь, чего. Это маньяк, напрочь лишенный жалости, и скорый на расправу.
      – Да, знаю. Но я по-прежнему не знаю, к чему он стремится. А выяснить иначе никак нельзя. – Он повернулся к Грелю с улыбкой. – Вот видишь, ты прав. Придется-таки погулять, причем неизвестно сколько.
      – Прав не я, а советник Квизиб. Это он предсказал. А он никогда не ошибается.
      – Да уж вижу. Жаль только, не успел задать ему еще один вопрос.
      – Что за вопрос, господин?
      – Смогу ли я еще и вернуться обратно?