Расслабив сознание, Найл попытался вникнуть, что там происходит, но это оказалось непросто. Пауков было чересчур много, и все, похоже, поглощены чем-то своим. Он ожидал ощутить враждебность, решимость поквитаться с врагами-людьми – пауки же вместо этого словно чего-то ждали. Но чего? Приказа к штурму? Непохоже: нет чувства напряженной готовности.

Найл сместился к внутреннему краю и посмотрел вниз, во двор. Там один за другим выносили шары и стопой укладывали друг на друга. Взъерошенный Доггинз со строгим видом наставлял внимательно застывших Милона и Космина, объясняя, очевидно, как обходиться с рулевым механизмом шара. Туго надутый шар, готовый к отлету, плавал неподалеку от крыши. Порифид внутри, очевидно, выделил много газа.

Излишек выходил из клапана, вонь разносилась ветром. Найл поспешил отодвинуться.

На его глазах Уллик вынес в садке еще один порифид; этот заложили в самое верхнее в стопе полотнище. Через несколько секунд оно начало набухать, обретая форму шара. Милон, Космин и Гастур проворно вскарабкались в подвесной мешок (Доггинз еще раз указал, как пользоваться выводным клапаном).

Мешок был сделан в расчете на большую тушу паука, никак не на людей, и трое невольных пассажиров тотчас раскинулись в совершенно несуразных позах: туловище под углом в сорок пять градусов, а ноги у троих съехались навстречу в середине мешка. В боках имелись щели, позволяющие ориентироваться – что там делается снаружи. Шар уже влекло в воздух, и державшие снизу отпустили веревку. Спустя секунду шар резко пронесся мимо Найла вверх, толкнув по пути другой, тоже почти уже готовый к отлету. Найл перехватил взгляд Гастура, испуганный и восхищенный. Вот первые летуны взмыли над крышей, и их подхватил стойкий воздушный поток.

Шар продолжало уносить вверх с ошеломляющей скоростью; через полминуты он был уже просто точкой в лазоревом просвете северного небосвода.

Движение на подступах к площади разом приостановилось: восьмилапые и двуногие завороженно смотрели вверх. Найл стиснул в руках жнец. Если атаке и быть, то именно сейчас, когда уже ясно видно, что враги уходят. Однако когда точка исчезла на горизонте, движение возобновилось.

Найл опять, еще усерднее, попытался настроиться на мысленный лад смертоносцев, но тщетно: неразбериха, суета, ничего больше. И все равно упорно складывалось впечатление: они чего-то ждут.

Минут через пять взлетел второй шар. И опять движение среди пауков на мгновение стихло. На этот раз удалось уловить некоторое напряжение, но оно растаяло вместе с тем, как шар постепенно растворился в синеве неба. А вот когда всплыли сначала третий, а за ним и четвертый, на том конце площади наметилась явная перемена.

Видя, что враги исчезают один за другим, пауки начали выказывать признаки нетерпения. Судорожная возня прекратилась, и Найл ощутил уже знакомый холодок по коже: их взяли под наблюдение. Несмотря на теплое утро, руки покрылись гусиной кожей, словно он стоял на ветру. Доггинз поднял голову:

– Давай сюда! Уже вот-вот! Но Найлу почему-то не хотелось покидать пост. Он решил задержаться, так хоть видно.

– Я лучше дождусь, пока отчалят еще двое!

Доггинз пожал плечами, считая, видно, что Найл перестраховывается.

Когда над крышей поднялся пятый шар, ощущение холода, похоже, еще усилилось. К горлу подкатила изнурительная тошнота, как полчаса назад, когда вокруг кишели смертоносцы. Непривычное ощущение: в глазах рябит, на лбу выступил пот, а самому холодно, как под промозглым дождем. До Найла дошло: не оттого, что они намеренно пытаются давить, просто от общей ненависти, что сошлась на нем словно клином. Найл глубоко, прерывисто дышал, силясь сохранить ясность сознания.

Он вздрогнул, не разобрав, что это промелькнул шестой шар. Во дворе теперь стоял один Доггинз.

– Ну, давай, быстро! – крикнул он. – Все готово!

Найл напоследок окинул взглядом площадь и заспешил к двери, ведущей с крыши. И тут гнетущее чувство исчезло настолько внезапно, будто кто-то смахнул его рукой. Лишь минуя окно на лестнице, понял, почему. На площади было черным-черно от мчащихся к зданию пауков. Первый уже пересекал ближний газон.

Найл ринулся, перемахивая через три ступеньки. Едва достиг парадного, как двойные двери уже содрогнулись под мощным ударом тяжелого туловища. Найл вскинул оружие, собираясь нажать на спуск, но тут увидел, что дверь заложена толстенным бревном – только тараном проломить. Он пронесся через склад и выскочил во двор.

– Быстро! Началось, ломятся!

Не успел договорить, как из парадного послышался звон разбитого стекла. Доггинз начал карабкаться в мешок шара, уже зависшего в полутора метрах над землей. Найл с размаху захлопнул ведущую во внутренний двор дверь и придвинул к ней большущую цветочную вазу из камня, сам дивясь собственной силе. Затем, с помощью Доггинза, головой вперед кувыркнулся в мешок.

Барахтаясь в попытке встать. Найл почувствовал, как шар начинает подниматься. В тот же миг на крыше, опоясывающей внутренний двор, возник первый паук. Восьмилапый прыгнул, и почувствовалось, как он мягко шлепнулся на верхушку шара. Доггинз лихорадочно пилил веревку, но она была слабо натянута, и это затрудняло работу.

Тут до Найла дошло, что шар, вместо того чтобы идти вверх, медленно оседает обратно на плиты. Доггинз, ругнувшись, саданул кулаком туда, где мокрое пятно выдавало местонахождение порифида. Сработало моментально: шар резко рванулся вверх, а надпиленная веревка, дернувшись, лопнула. С крыши кинулся еще один паук; этот, чиркнув о шар, сорвался вниз на плиты. Вот уже и крыша внизу, видны черные спины кишащих смертоносцев. Шар накренило первым порывом ветра, и мимо, звучно скользнув по полотнищу, пролетел паук – и вниз, размахивая лапами. Он грянулся о край парапета и, свалившись дальше на газон, недвижно распластался. Если б мешок был устойчивый, они бы, точно, кинулись обниматься.

Минуты не прошло, как зал собраний перестал выделяться среди общей панорамы строений. Открылся вид на казармы, на реку; вон и главная площадь видна, с Белой башней и обиталищем Смертоносца-Повелителя.

И во дворе казарм Найл заметил нечто, от чего сердце тревожно сжалось: в углу, где арсенал, копошились люди и пауки.

Шаром можно было управлять с помощью двух веревок, прикрепленных к похожим на плавники рулевым доскам. Когда вдали обозначились красные шпили города жуков, Доггинз взял курс на них. Он также потянул шнур выводного клапана. На секунду оба поперхнулись от несусветного запаха тухлятины.

По мере того, как ткань шара стала терять упругую округлость, тот начал снижаться. Зачарованный развернутой панорамой, Найл, не отрываясь, провожал взглядом паучий город. Вспомнилось о видении в башне, а в голове складывалось забавное ощущение, что он сам легче воздуха. Вдали, за оторачивающими город южными холмами, туманным зеркалом блестело в солнечных лучах море. К востоку шли сплошные леса, контуры гор виднелись на горизонте.

Тут внимание Найла снова привлек город. Там призрачно сверкнула крупная розоватая вспышка, упруго прокатился раскат грохота; ясно различалось, что полыхнуло в районе казарм. Над местом взрыва пошла взбухать грозная черная туча, в которой угадывались крупные обломки твердой материи.

Крикнув, Найл успел привлечь внимание Доггинза прежде, чем грянул второй взрыв, куда более мощный, за которым последовала целая цепь взрывов поменьше – эти, похоже, охватили гораздо большую площадь, чем казармы. Прошло немного времени, и в ушах грянули оглушительные громовые раскаты.

Ветер ударил вдруг с такой силой, что шар рвануло и завертело, как сухую былинку.

Швырнуло кверху, затем книзу, и Найл с оторопелым изумлением обнаружил, что смотрит на землю снизу вверх. С беспомощным ужасом он осознал, что находится на верхушке шара, а мешок уже вроде и не держит, одно голое небо вокруг. Доггинз остервенело бился в попытке высвободиться из навязчивых объятий шелковой ткани.

У Найла из глаз посыпались искры: напарник невзначай лягнул в голову. Ударил еще один порыв ветра, и опять шар завертелся волчком. Найл изо всех сил прижался к теряющей упругость ткани. Когда хватка начала уже ослабевать (Найл успел почувствовать, что соскальзывает), шар сделал в воздухе кульбит, и юношу закинуло обратно в спасительный мешок. Чехол со жнецом больно упирался в спину; поперек груди, стесняя дыхание, навалился Доггинз. Высвободившись, Найл изловчился встать на колени.

Шар по-прежнему бросало, как корабль в бурю, небо вокруг содрогалось от обвального грохота.

В конце концов, Найлу удалось полностью разминуться с Доггинзом и выпрямиться.

Увиденное потрясло. Создавалось впечатление, будто весь город исчез. Вместо него небо полонила черная туча дыма и пыли, космы которой медленно клубились, словно взбаламученный песок над дном реки. Первая мысль Найла была о семье. Затем, когда туча частично рассеялась, он с облегчением увидел, что взрыв затронул большей частью квартал рабов. В редеющем облаке ясно различались Белая башня и обиталище Смертоносца-Повелителя.

Доггинз, отдуваясь, поднялся рядом.

– Ты глянь-ка, чуть не накрыло! Он, безусловно, был потрясен: в мешок вцепился, аж костяшки побелели. На клубящиеся космы он теперь взирал с восхищенным ужасом.

– Ну что ж, вот и распрощался ты со своим дружком Каззаком.

– Каззаком? – не понял вначале Найл. – Он-то здесь при чем?

Доггинз оскалился с насмешливым злорадством:

– Еще как при чем! Он попробовал сунуться в хранилище с моим бластером.

Найл вздрогнул, осознав, насколько они были близки к гибели.

– Так вот чего они дожидались! Доггинз отвернулся.

– Коварный мерзавец получил, на что напрашивался. – И сокрушенно качнув головой:

– Но это ж надо, такой перерасход взрывчатки!

Оба были настолько зачарованы расходившимся черным облаком, что упустили из внимания происходящее внизу. Доггинз, тревожно вскрикнув, свирепо дернул за шнур выводного клапана. Шипящую струю смрада снесло ветром. Шар, вздрогнув, пошел на снижение. Изогнутые шпили города жуков были уже довольно близко. А на земле, словно пятнами парчи покрывая зеленое поле, стояли паучьи полчища.

Доггинз разразился вдруг хохотом.

Найл изумленно на него уставился, затем понял, что тот хохочет от облегчения, а в глазах стояли слезы радости.

– Ты был прав, – сказал Доггинз, кладя Найлу руку на плечо, – они действительно блефовали. Город не взят.

– Ты уверен? – Найл все же подозревал ловушку.

– Глянь.

Найл посмотрел по направлению выставленного пальца. Вначале было не ясно, куда указывает Доггинз – то ли на главную площадь, то ли на зеленый газон. Лишь заметив внизу шевеление, он различил, что на газоне, плотно, спина к спине сбились жуки-бомбардиры; столько их, что и дорожек не видно.

– Но почему они все там? Почему не защищают город?

– Кто тебе сказал, что не защищают?

– Я не пойму…

Доггинз уже не слушал.

Он пристально вглядывался вниз, время от времени попихивая в шар кулаком. Посмотрев вниз, Найл сообразил, почему.

Вместо того чтобы сдавать высоту постепенно, по наклонной, они шли вниз почти отвесно, норовя в конечном итоге приземлиться в самой гуще пауков. Кожу обдавал знакомый уже холод. Все ясно. Пауки сообща действовали на порифид внутри шара, заставляя его поглощать собственный газ, чтобы шар, сдувшись до времени, камнем упал вниз.

– Н-ну, ладно, – процедил Доггинз сквозь зубы. – Коль уж вы сами этого хотите…

Он вынул из чехла жнец и снял с предохранителя. Опершись о стенку мешка, направил оружие вниз.

В ярком солнечном свете луч энергии был почти невидим, но когда ударил в землю, во все стороны полыхнуло голубое зарево. Пауки жухли, таяли, земля обугливалась.

Тут сонмище черных силуэтов бросилось бежать, сталкиваясь и налезая один на другого в слепом ужасе. Найл зачарованно следил, как те из них, что припустили в сторону города жуков, вдруг останавливаются, словно натолкнувшись на невидимую стену. Мгновение, и они, дернувшись, уже бегут обратно.

Это была та же массовая паника, что и нынче утром, – мгновенно передающийся слепой предсмертный ужас, напрочь лишающий разума и самообладания.

Шар снова свирепо подкинуло, на этот раз от жара, толстым щитом взбухающего над землей, подобно взрыву какого-нибудь несоразмерно большого фейерверка.

Найла бросило на колени. Жар на мгновение стал таким невыносимым, что он испугался, как бы не затлела ткань. Мешок неистово мотало из стороны в сторону. Кое-как встав, выглянул – земля опять маячила где-то далеко внизу.

– Я буду править, ты выпускай газ! – крикнул Доггинз.

Он подал Найлу шнур выводного клапана. Следующие пять минут Доггинз демонстрировал чудеса воздухоплавания, временами вписывая шар прямо в струю ветра. Найл держал шнур, но не пытался его использовать: порифид было проще контролировать силой воли. Существо, похоже, замечательно чувствовало мысленные команды, выделяя и поглощая газ с точностью, позволяющей аккуратно лавировать при спуске. В момент, когда ветер едва не занес их на один из изогнутых шпилей, Найл сподобился поднять шар так, что тот проплыл буквально в нескольких сантиметрах над острием.

Вот внизу уже бегут люди, стараясь поспеть за шаром.

Впереди толпы Найл распознал жену Доггинза, Селиму. Спустя минуту шар зацепился за ветви высокого дерева, погасившего основной запас скорости, скребнул по стене дома и, в конце концов, приземлился возле выложенного мозаикой бассейна. Навстречу уже тянулись руки, участливо помогая выбраться из обвисшего складками мешка. Селима, порывисто обняв мужа за шею, усердно его нацеловывала. Найла тесно обступили люди, наперебой задавая вопросы.

Незнакомая молодая девушка одела ему на шею цветную бумажную гирлянду. На рукаве повис какой-то мальчуган, с просьбами покатать его на шаре.

Поднялась суматоха: шар сделал попытку опять подняться в воздух. Когда Доггинз потянул молнию, освобождая полость от давления, пахнуло таким смрадом, что тут же послышались негодующие возгласы, а какого-то ребенка стало неудержимо рвать. Найл, задержав дыхание, поспешил выйти под ветер.

Он пристально вглядывался в лица, выискивая Одину, но той нигде не было. На секунду в отдалении мелькнули длинные светлые волосы. Сердце отчаянно забилось; нет, это оказалась жена Доггинза, Лукреция. Работая локтями, Найл протолкнулся к ней:

– Где Одина?

– Одина? – Та будто не понимала. – А-а, она у жуков.

Лицо женщины казалось унылым и осунувшимся.

– Что-то случилось?

Она как-то странно, искоса посмотрела на него.

– А ты сам не догадываешься? Она пронырнула к мужу, нетерпеливо оттерла в сторону Селиму и что-то прошептала ему на ухо. Улыбка у Доггинза моментально сошла с лица, сменившись тревожным волнением. Найл тоже протиснулся к нему следом за женщиной.

– Что там такое?

– Беда.

– Пауки?

Губы Доггинзу скривила горькая усмешка.

– Нет, гораздо хуже. Меня вызывают ответчиком на Совет.

– За что?

– Подозреваю, что за возмущение спокойствия, – ответил Доггинз, пожав плечами.

– Мне тоже пойти? Лукреция резко вклинилась:

– Хозяин послал за одним тобой!

– Не разрешается. – Доггинз скорчил гримасу. – Возвращайтесь-ка с Лукрецией домой. Еще увидимся.

Он повернулся и пошагал в направлении городского Зала. У Селимы был такой вид, словно она вот-вот бросится за ним вдогонку, но взгляд Лукреции осадил ее.

Найл посмотрел Лукреции в глаза – так и точит, так и точит.

– Ты мне можешь сказать, что случилось?

– Что случилось? – Она с сарказмом возвела брови. – Да так, ничего. Ты всего-навсего развязал войну, вот и все.

Селима тихонько тронула юношу за локоть.

– Пойдем сейчас домой. Ты, наверное, устал.

Лукреция, раздраженно хмыкнув, отошла.

– Не понимаю, – сказал Найл. – Он же спас вам жизнь!

Селима невесело улыбнулась.

– Это решать Хозяину.

Ее безропотность раздражала.

– Неужели вы им не гордитесь? Он спас ваш город от пауков!

– Может быть. Только у нас вчера еще был с ними мир.

Оба молчали, проходя вначале через зеленый газон, затем направились гладкой мраморной дорогой к городскому Залу. Тут на глаза Найлу попался сиротливо лежавший на обочине сдутый шар, и он сразу вспомнил об остальных.

– Сколько шаров приземлилось?

– Два. Правда, видели еще и третий, он пролетел мимо.

Они приблизились к площади перед городским Залом. Жуки уже не толпились на широком газоне. К Найлу подбежала какая-то женщина и требовательно остановила, схватив за РУКУ.

– Тебе что-нибудь известно о моем сыне Йорге?

– Он улетел на шаре. Если его сейчас здесь нет, значит, шар унесло за черту города. С ним все должно быть в порядке.

Подошла другая женщина.

– А мой сын, Маркус?

Найл, не выдержав ее взора, опустил глаза.

– Мне тяжело об этом говорить… Он погиб. Женщина, протяжно заголосив, бессильно опустилась на землю и стала, причитая, биться лбом о жесткую землю. Сердце у Найла сжалось от жалости и чувства вины перед ней. Другая женщина спросила:

– Как это случилось?

– Его… его убил паук. – Он чуть не выговорил «съел», но хорошо, что вовремя спохватился. Вокруг скопилось уже изрядное количество зевак.

– Хватит его донимать, – вмешалась Селима. – Нам пора идти.

Но тут по ступеням Зала проворно сбежал жук и заспешил к ним. Длинной передней лапой он тронул Найла за плечо и зачастил, зачастил щупиками.

– Он говорит, что ты должен отправиться с ним, – пояснила Селима. – Они хотят тебя о чем-то расспросить.

Найл внимательно вгляделся в бесстрастную физиономию и глаза-плошки. Было в ней что-то общее с личиной наука, но отсутствовало выражение немой зловещей угрозы.

Несмотря на немалое превосходство в размерах и мощные металлически блестящие лапы, от жука веяло благодушием и дружелюбием.

Найл без страха направился за жуком в здание Зала.

Прошло несколько секунд, прежде чем глаза свыклись с полумраком. Он разглядел, что в парадном полно жуков, общающихся меж собой характерным цвирканьем, чем-то напоминающим стрекот цикад. Сделал шаг вперед и – о радость! – увидел на скамье в углу Одину. Подбежал к ней, взволнованно схватил за руки:

– Ну, как ты тут, все нормально? Одина подняла глаза. Невероятно: она, похоже, его не узнавала.

– Ты что, не узнаешь?

– Узнаю, – чуть шевельнулись губы.

– Тогда почему так? – Пустота в ее взоре пугала, знобила.

Найла тронул за плечо жук. Одина, похоже, попыталась что-то произнести; нет, лишь качнула головой. Найл, отвернувшись, понуро побрел за своим провожатым, не зная что и думать. По пути еще раз мельком оглянулся, но ее уже не было видно из-за жуков.

Путь шел по извилистому коридору, полого ведущему вниз, в подвал. Свет, соответственно, был еще ущербнее, чем в верхней части здания. Тянулись стены из грубого, неотшлифованного серого камня; спускающийся впереди провожатый словно уводил в некий подземный мир. Пол тоже был шероховатый, в выступах, поэтому идти приходилось осторожно, чтобы не запнуться. Вместе с тем Найл подспудно догадывался, отчего эта нижняя часть здания имеет нарочито незавершенный вид. Теснины земли для жуков – место пристанища и безопасности. Вполне естественно, что помещение для Совета – место, располагающее к неторопливому раздумью и глубокой сосредоточенности, – помещено под землей.

Коридор брал вправо, и уклон становился еще заметнее. Дальше начинались своды из слежавшегося грунта, подпертого неотесанными деревянными балками. Как и в подземном городе Каззака, этот коридор освещали установленные в нише масляные светильники.

Они подошли к широкой горловине коридора. Грунтовая стена впереди на деле оказалась массивной дверью; сам грунт был волокнистый, наподобие торфа. Едва остановились, как стена стала медленно подаваться назад и в сторону. Найл ожидал, что на пути встанет какой-нибудь крылатохвостатый привратник, а потому удивился и позабавился, увидев, что тяжеленную дверь пыжится открыть самолично Доггинз. (А в ней толщины с полметра).

Доггинз коротко кивнул юноше. Найл обратил внимание, что вид у него встревоженный и явно удрученный. Когда вошли, жук-провожатый шутя закрыл дверь одним ударом мощных лап.

Они очутились в большом, призрачно освещенном помещении с полом в виде плоской овальной чаши.

Грунтовые своды подперты сваями из неоштукатуренного камня; свет исходит от моргающих масляных светильников под потолком.

По ободу овала шел ряд выпуклостей-бугорков, на каждом из которых восседал жук-бомбардир. Попривыкнув глазами к скудному освещению, Найл разглядел, что спереди у каждого из бугорков имеется крупный скат, так что жуки могли сидеть, полуоткинувшись и уложив согнутые лапы в выемки, – ни дать ни взять кресло! Располагались они так, что каждый из сидящих мог окидывать взглядом все помещение.

Найл насчитал пятнадцать жуков, сидящих вокруг полуовалом. Глаза по-лягушачьи круглые, немигающие. Жук, сидящий по центру, был заметно старше остальных; ороговевший панцирь испещрен трещинами и щербинками, один глаз тронут белесой прожилкой. Найл сразу догадался, что это и есть Хозяин. Доггинз взял Найла за руку и вывел в центр полуовала. Они остановились бок о бок.

Найл признателен был Доггинзу за моральную поддержку: под взглядом жуков он ощущал непривычную неловкость. В ней не было ничего общего с тем холодным воплощением враждебности, что пронизывает под взглядом пауков. Вместе с тем, чувствовалось, что взор жуков, минуя кожу, проникает куда-то в самое нутро. От этого возникало впечатление, что они не принимают во внимание его внешнее обличье, а вглядываются внутрь, в сокровенное. Неловко как-то, все равно что стоять голым. Чувствовалось, что здесь бесполезно лукавить или изворачиваться: заметят ложь прежде, чем он ее произнесет.

Жук, сидящий справа от правителя, поднял щупики и проворно ими пошевелил.

– Саарлеб спрашивает, сколько тебе от роду, – перевел Доггинз.

– Точно не знаю. Лет, наверное, семнадцать.

Пошевелился неук слева. Доггинз перевел и его:

– Саарлеб спрашивает, зачем ты пришел в эту страну.

Ясно было, что саарлеб – титул, не имя.

– Меня пригнали как пленника, – отвечал Найл. – Мой отец был убит пауками.

Когда Доггинз перевел это, последовала долгая пауза, затем жук справа спросил:

– Ты хочешь отомстить пауку, убившему твоего отца?

– Нет, – ответил Найл откровенно. Другой жук спросил:

– Ты хочешь отомстить всем паукам?

– Я не хочу мести, – ответил Найл. помедлив. – Но я желаю быть свободным.

Еще одна пауза. И тут впервые подал голос Хозяин:

– Если бы пауки позволили тебе уйти с миром, ты бы на этом успокоился?

– Нет.

– Почему?

Найл обдумывал, какие подобрать для ответа слова, и вдруг с удивлением услышал, что Доггинз повторяет этот же вопрос. Тут он понял, что Хозяин обратился к нему напрямую. Это совершенно не походило на телепатические сигналы Смертоносца-Повелителя или же Стигмастера – тогда голос неизменно раздавался или в грудной клетке, или в голове. А Хозяин обратился так, будто они просто беседовали вслух.

Посмотрев на неподвижную, в щербинках, личину, Найл ответил:

– Потому что мы не свободны даже в своей собственной стране. Нам всю жизнь только и приходится, что скрываться от пауков.

Когда Доггинз начал говорить. Хозяин подал ему знак остановиться. В глазах подрывника мелькнуло замешательство. Найл снова уловил мысленный голос Хозяина так же, как если бы тот изъяснялся словами.

– Если бы твоим сородичам дали беспрепятственно жить, ты бы на этом успокоился?

На этот раз Хозяин даже не пошевелил щупиками. Доггинз, судя по растерянному выражению, не услышал вообще ничего. Найл как следует подумал, прежде чем ответить.

– Нет. Я видел, как пауки обходятся со своими слугами и рабами, поэтому отношусь к ним как к врагам. Мне бы не было покоя в моем краю.

Эти слова вызвали всплеск оживленного общения между жуками.

Опять раздалось цвирканье, замельтешили щупики.

Пока все улеглось, прошло несколько минут. Затем Хозяин сказал:

– Твои слова ставят нас в затруднительное положение. У нас нет раздора с пауками. Ты можешь назвать причину, почему нам не следует тебя выдавать?

Найл мучительно напрягся, и медальон использовал на то, чтобы обострить интуицию. Он понимал, что вопрос задан не с целью извиниться или оправдаться, и не с тем чтобы спорить или уговаривать. Хозяин лишь пытался оценить ситуацию по достоинству. Жукам хотелось мира, и ключом к примирению была бы выдача пленника Смертоносцу-Повелителю. С такой же открытостью они спрашивали и у Найла, согласен ли он, что это действительно будет самым благоразумным выходом. И тут Найл понял, каким именно образом следует ответить. Пристально вглядевшись в пол, он сцепил руки за спиной, окончательно собираясь с мыслями. Жизненно важно было не терять нити рассуждения.

– Когда-то мои сородичи главенствовали над Землей. Теперь мы либо слуги, либо изгнанники. Так тому, видно, и быть: у нас не хватило сил удержаться у власти. Многих моих сородичей вполне устраивает удел слуг. Что ж, ничего не поделаешь: это их выбор. Пауки предложили служить и мне, но я понял, что этому не бывать. И не просто потому, что они убили моего отца, – он поднял глаза и, не таясь, посмотрел на Хозяина, – а потому что мне претит быть слугой. Мое наиглавнейшее желание – быть свободным.

– Но ты и так свободен, – перебил Хозяин. – Быть живым и значит быть свободным. Найл покачал головой.

– Возможно, для жуков и пауков это так, но не для людей. Свобода для нас – это состояние души. – Чувствовалось, что Хозяин несколько смешался. – Это сознание, что ум у тебя может быть так же раскрепощен, как и тело.

Видя, что его не вполне понимают, Найл смутился, а подобрать слова для объяснения затруднялся. И закончил скомканно:

– Получается, быть живым и быть свободным для людей не одно и то же.

Наступила тишина. Наконец Хозяин произнес:

– То, что ты сейчас сказал, либо имеет глубокий смысл, либо вообще лишено всякого смысла. Я не претендую на понимание. Я свободен. Ты свободен. Свободы иного рода не существует.

– Ты хочешь сказать, я теперь могу быть свободен? – переспросил Найл.

– Нет. Это все еще под вопросом. Мы должны посовещаться со Смертоносцем-Повелителем. – Хозяин подозвал жука, охраняющего дверь. – Приглашай Смертоносца-Повелителя.

На Найла эти слова обрушились обухом по темени; волосы встали дыбом. Когда жук направился к двери, Найл искоса взглянул мельком на Доггинза. Тот почему-то не выказывал никакого удивления, лишь хмуро, раздраженно смотрел в пол.

Напряженным усилием Найл сдерживал биение сердца. Но биение все равно толчками отдавалось в ступни и кончики пальцев. Мучительно медленно тянулись минуты. Вот уже, вроде, и последняя надежда схлынула. Если жуки позволили войти в город Смертоносцу-Повелителю, значит, они действительно пекутся о том, чтобы мир был сохранен на любых условиях, и переговоры завершатся известным исходом в считанные минуты.

Дверь подалась. Сердце взмыло от изумленной радости и облегчения; посторонившись, охранник пропустил в зал Одину. Но когда она подошла ближе, стало видно, что глаза у нее все такие же холодные и отрешенные, как там, в парадной.

Встретившись с Найлом взглядом, Одина словно не заметила его; вид такой, будто она в трансе.

Выйдя на середину, женщина застыла навытяжку, как солдат. Окинув взором ее нагую грудь, загорелые руки. Найл ощутил острую жалость утраты.

– Дай Смертоносцу-Повелителю сесть, – велел Хозяин охраннику.

– Я предпочитаю стоять.

Найл смятенно воззрился на Одину. Голос сходил с ее губ; вместе с тем, это определенно были слова Смертоносца-Повелителя. Одновременно с тем изменилось и лицо Одины. Оно состарилось, отяжелело, как у какой-нибудь властной старухи. Хозяин перешел на сиплое цвирканье; тем не менее, понимание не нарушилось.

– Еще раз приветствую, Смертоносец-Повелитель.

– Приветствую и я тебя, – в голосе сквозило нетерпение.

– Мы объяснились с нашим слугой Бил-до. Он подтверждает то, что сообщил нам ты. – У Найла ушла секунда осмыслить, что имя Бил-до относится к Доггинзу. – Он не отрицает, что вошел в ваш город без разрешения. Но заверяет, что его единственной целью было раздобыть взрывчатые вещества.

– Слуге незачем соваться куда бы то ни было без разрешения, – заметил Смертоносец-Повелитель.

– Он подчеркивает, что как раз в тот день был возведен в чин саарлеба и, следовательно, имел право на самостоятельное решение. Но это, конечно, не оправдание. Первым делом ему надо было поставить вопрос на Совете. А Совет отклонил бы его предложение.

– Это дает ему право убивать пауков?

– Конечно, нет. Есть закон. Ни одному двуногому не позволяется поднимать руку на жука или кого-либо из союзников жука.

– А какова кара за нарушение закона? – осведомился Смертоносец-Повелитель.

– Смертный приговор.

– Вы намереваетесь привести приговор в исполнение?

– Если ты настаиваешь, то да. Найл поглядел на Доггинза. Тот, застыв лицом, смотрел в пол.

– Вы исполните приговор сами или выдадите преступника нам?

– Мы выдадим его вам, – сказал Хозяин – Так тому и быть, – судя по всему, Смертоносец-Повелитель был доволен. – Как быть со вторым пленником?

Хозяин задумался.

– Здесь все не так просто. Он не слуга, он пленник. Поэтому за ним остается право на побег.

– А право убивать пауков за ним тоже остается?

– Он утверждает, что пауки убили его отца, и относится к ним как к своим врагам. Мне кажется, это разумно.