Прерывистое, хриплое, почти неистовое дыхание. Шуршание торопливо срываемой одежды.
      Его руки. Ее губы. Прикосновение обнаженных тел.
      Потом мягкость ковра под спиной, а над ней Джуд, его сильная плоть. Он входит в нее и заполняет ее целиком. Заставляет ее стонать и требовать еще и еще. И как можно больше.
      Она прижималась к нему, обняв его руками и ногами, отдаваясь ему со всей неистовостью страсти. И Джуд брал то, что она ему предлагала, но ему и этого было мало. Его мощное тело безжалостно гнало их все дальше и дальше, к самому краю темной бездны.
      Лиз вскрикнула от невероятного наслаждения и не узнала собственного голоса. Только почувствовала, как содрогнулось тело Джуда, когда и он достиг вершины.
      Потом Лиз казалось, что она куда-то плывет и что ее удерживают только его руки. Она подставляла губы для поцелуев, забыв обо всем, кроме того наслаждения, которое они оба только что испытали.
      – Я хочу, чтобы ты знала: я это заранее не планировал, – наконец признался он.
      – Ты жалеешь, что это случилось?
      – Нет. Я никогда об этом не пожалел бы. Но существует многое другое… тени прошлого… с которыми мне надо сначала покончить.
      – Понимаю.
      Лиз немного подвинулась и посмотрела на крошечные голубые язычки пламени, лизавшие дрова в камине. Она знала, что он имеет в виду Микаэлу, и ей вдруг стало холодно.
      Он это сразу заметил.
      – Ты замерзла?
      – А ты как думаешь? – Она чуть улыбнулась, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.
      – Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду. Но мне кажется, что нам будет удобнее в постели.
      – Может быть. – Она чуть-чуть к нему придвинулась. – При условии, что это будет одна постель на двоих.
      – А ты в этом сомневалась?
      – Я не совсем была уверена, скажем так. Все так быстро меняется…
      – Одно не изменится никогда, – тихо прошептал он. – Ты нужна мне, Бет. Встреча с тобой вернула меня к жизни, и я всегда буду тебе благодарен.
      – Мне нравится твой способ возврата долгов. – Она провела пальцами по его мускулистому плечу.
      Он схватил ее пальцы и поднес к губам.
      – И когда вы рассчитываете получить следующий взнос, мэм?
      – Может быть, нам лучше начать переговоры наверху?
      – И как можно скорее. – Джуд сел и откинул со лба влажные волосы. – Но пожалуй, сначала надо забрать все наши вещи, – проговорил он, вставая. – У Мойры есть свой ключ, и я не хочу, чтобы она испытала шок, если вдруг ей захочется меня навестить.
      – Правильно. К тому же может наступить момент, когда нам все же придется во что-то одеться.
      – Это в отдаленном будущем, я думаю. – Он с любовью посмотрел на распростертую на ковре Лиз. – Эту картину я не забуду никогда. Ты так… так прекрасна.
      – И ты… ты тоже, – прошептала она и протянула к нему руки.
      Он поднял ее и, заключив в объятия, поцеловал в теплые губы..
      Их следующая близость была не такой яростной, как первая. Не такой дикой. Они медленно и осторожно изучали друг друга.
      – Я так сильно тебя хочу, что боюсь причинить тебе боль, – признался он смущенно.
      – Не беспокойся. Такого не может быть никогда.
      Но на самом деле она знала, что это не так. Даже одно его слово может разбить ее сердце на мелкие кусочки. А вернее сказать, отсутствие тех слов, которые она так хотела от него услышать. Слов, которых ей не хватало.
      Он говорил, что она нужна ему, что он ее хочет, но ни разу не сказал, что любит. Может, еще слишком рано, а она слишком нетерпелива?
      – Ты хочешь спать?
      – Думаю, это не помешает. Завтра нам предстоит работа. Ты ведь заметил, что сегодня я была мало похожа на профессионала?
      – Ты хочешь сказать, что не сумела меня обработать и я не открыл тебе все свои тайны?
      – Я не знала, что у тебя еще остались тайны.
      – У каждого человека есть что-то, о чем он никому не рассказывает. То, в чем он не хочет признаться даже самому себе.
      – Я уже догадалась, что это, – сонным голосом сказала Лиз, прижавшись щекой к его плечу. – Ты хочешь скрыть тот факт, что совершил подвиг. Что ты герой.
      Она почувствовала, как он напрягся.
      – Если бы это было правдой… Это могло бы оправдать то, что произошло. Но в том, что случилось в джунглях Эль-Кристобаля, не было никакого героизма.
      – А что же тогда? – У нее закрывались глаза.
      Она с трудом заставляла себя сосредоточиться на том, что он говорил.
      – А об этом, сладкая моя, – он поцеловал ее, – я уже очень давно размышляю. А теперь спи. Завтра поговорим.
      Лиз спала крепко, без снов и проснулась лишь тогда, когда бледный солнечный свет начал пробиваться сквозь занавески. Джуда рядом с ней не было.
      Может быть, он спустился вниз, чтобы приготовить кофе, подумала она, с наслаждением потягиваясь. Но минуты проходили, а он не появлялся, и из кухни не доносился звон посуды.
      Лиз откинула одеяло и спустила ноги на пол. Вчерашняя рубашка Джуда висела на стуле. Она надела ее и застегнула на все пуговицы, чтобы выглядеть прилично.
      Сначала она зашла на кухню, но Джуда там не оказалось. Не видно было и каких-либо приготовлений к завтраку. Лиз налила воды в чайник и поставила его на газ.
      Дверь в гостиную была закрыта, но оттуда доносились голоса. Лиз сначала решила, что это какой-то посетитель, но, взглянув на часы, поняла, что для визитов еще слишком рано.
      Господи, да он смотрит телевизор в такую рань!
      Она распахнула дверь, приготовившись сказать что-то шутливое по поводу плохого обслуживания в номерах, и остановилась как вкопанная.
      Для шуток момент был явно неподходящим. По телевизору передавали какое-то срочное сообщение. Джуд сидел на краешке дивана в напряженной позе и слушал слова диктора.
      Лиз увидела на экране дым, груды камней и услышала пулеметные очереди.
      – Сообщения из столицы Эль-Кристобаля не позволяют делать окончательных выводов, – говорил диктор, – но стало известно, что крупные силы повстанцев захватили радиостанцию и телевидение. Переворот возглавляет профессор Руй Доминго, бывший вице-президент. Хулио Моралес, диктатор, удерживавший власть в этой южноамериканской стране в течение последних шести лет, находится под домашним арестом. Ворота всех тюрем открыты. Объявлена всеобщая амнистия для политзаключенных.
      – Когда это все случилось? – спросила Лиз. – И как ты вообще об этом узнал?
      – Твой редактор Клайв позвонил и сказал, что об этом будут передавать по спутниковому телевидению. – Джуд на нее даже не посмотрел. Его голос звучал отрывисто. – Он хочет, чтобы ты закончила интервью и передала ему сегодня же.
      – Да. Да, конечно.
      Она поняла, что эти новости вернули Джуда в прошлое, напомнили ему о ночных кошмарах. Ей хотелось подойти к нему, сесть рядом и дотронуться до его лица, до его рук и вывести его из этой напряженной неподвижности. Но она не могла сдвинуться с места, на сердце у нее словно лег камень. Она все ждала, когда же он повернется к ней, притянет ее к себе. Но он не отрываясь смотрел на экран.
      Картинка поменялась, и она увидела Льюиса Доулиша.
      «Каждый, кто верит в свободу, – вещал он, – должен радоваться новостям из Эль-Кристобаля. – Доулиш выглядел изможденным. – Зная не понаслышке о зверствах режима Моралеса, лично я почувствовал облегчение, услышав, что этот человек получил по заслугам».
      – Аминь, – тихо прошептал Джуд.
      – Но это же хорошая новость, – так же тихо сказала Лиз. – Не правда ли?
      – Конечно, кончится все хорошо.
      – Тогда… в чем же дело?
      – Как раз перед тем, как ты вошла, я увидел человека около президентского дворца. Человека, которого я видел всего лишь раз, да и то мельком. – После паузы он добавил: – Теперь я знаю, как выглядит Ксавьер.
      – Тот человек, который похитил тебя и Доулиша? Джуд, кто он?
      – Новый президент Эль-Кристобаля – Руй Доминго.
      – Ты в этом уверен?
      – Об этом говорили в новостях. Тихий интеллектуал, который на деле оказался вожаком партизан.
      – О Господи, значит, Эль-Кристобаль перешел из рук одного коррумпированного диктатора в руки другого. – Лиз провела языком по пересохшим губам. – Что ты собираешься делать?
      – Сначала я собираюсь закончить интервью, а потом сразу же поеду в Лондон и выступлю по телевидению. Только что звонили из телекомпании твоего бывшего дружка. Они намерены выпустить свою передачу «Из первых рук» в живом эфире сегодня вечером. Мы с Доулишем должны будем обменяться мнениями относительно прошлых событий. Рассказать, как на самом деле было организовано наше похищение.
      Ей хотелось крикнуть: «А как же мы?» Неужели их только-только наладившиеся отношения будут сметены ураганом политических событий? Видимо, так. И это отравляло ей жизнь.
      Но она взяла себя в руки и спросила:
      – Ты не знал… кем в действительности был Ксавьер?
      – У меня были смутные подозрения. Но я старался себя убедить, что такого не может быть по разным причинам. Но теперь все наконец встало на свои места.
      Лиз улыбнулась:
      – Новый президент наверняка жалеет, что не приказал тебя убить, когда у него был шанс это сделать.
      – Думаю, что очень многие будут об этом жалеть еще до того, как закончится сегодняшний день.
      То, что она услышала в его голосе – категоричность и жестокость, – заставило ее содрогнуться. Джуд встал и затянул пояс махрового халата.
      – Я приготовлю кофе.
      – Не надо. Я сама. А потом мы продолжим интервью. Постарайся наконец избавиться от призраков прошлого.
      – Но не от всех. – Его губы упрямо сжались.
      – Конечно, нет.
      Лиз вышла, закрыв за собой дверь. Остановившись в холле, она глубоко вдохнула. Она примет душ, оденется, а потом сварит кофе и поджарит тосты. После завтрака они будут работать. Она снова станет всего лишь сторонним наблюдателем – беспристрастным профессионалом.
      «Я люблю его, – с горечью призналась она себе. – А для него это просто эпизод, который его утешает и помогает забыть прошлое. Жизнь продолжается, но для меня все кончено. Останутся только мои воспоминания».
      – Я уже почти потерял надежду, – говорил Джуд. Они снова сидели друг против друга в гостиной, и Лиз включила свой диктофон. – Во время прогулок я прикидывал, каким образом можно сбежать. Но за мной слишком пристально наблюдали. И у меня не было возможности контактировать с Доулишем, хотя его держали в соседней хижине. Я пытался связаться с ним с помощью азбуки Морзе, используя свою миску для еды, и громко пел по-французски, но не получал никакого ответа. Я даже пытался просто его позвать, но охранники тут же пресекали мои попытки.
      – Тебе было известно, что его избивают. Тебе не приходило в голову, что он уже может быть мертв?
      – Приходило.
      – И что они и тебя могут убить?
      – Об этом я думал очень часто. Я знал, что даже если выкуп будет выплачен, они могут нас не отпустить. А потом как гром среди ясного неба все круто изменилось. Старая охрана была заменена новыми людьми. Человек, который отвечал за меня, не перестал быть жестоким, но в то же время было ясно, что ему эти перемены не нравятся. А если человек сомневается, он уязвим – с ним можно договориться.
      – И ты уговорил его помочь вам? Но как?
      – Я пообещал ему такие деньги, каких он сроду не видывал. Даже крошечная часть выкупа, которая выпадет на его долю, была для него целым состоянием. Я убедил его, что стоит рискнуть.
      – Как его звали?
      – Диего. Диего Ароза. Когда-то он был сторонником Моралеса и сожалел, что перешел в оппозицию. Он, видимо, решил, что, помогая мне, вернет себе доверие существующего режима. Впервые мне удалось передать сообщение Доулишу и предупредить его, чтобы он был наготове. Мне оставалось только надеяться, что он будет в состоянии бежать со мной. В лагере ожидался приезд какого-то важного начальника – одного из тех, кому не нравилось, что процесс выкупа слишком затянулся, и он решил принять решительные меры, чтобы ускорить его.
      – Меры против тебя?
      – Ароза был твердо в этом уверен. Он сказал мне: «Если вы хотите жить, сеньор, вам надо бежать, и поскорее. Ксавьер страшно зол и велит застрелить вас, чтобы заставить друзей того седого сеньора платить».
      – А каким образом планировался твой побег?
      – В честь приезда Ксавьера устраивался большой прием, как бывало раньше, – много выпивки, много бахвальства и пальба из всех ружей. Ароза взялся устроить так, чтобы по периметру лагеря не было охраны.
      – Он же страшно рисковал! А мог и предать тебя, – разволновалась Лиз.
      – Но тогда ему бы не заплатили. Ему было выгодно сделать так, чтобы мы благополучно добрались до города и до нашего посольства. К тому же он должен был бежать вместе с нами. – Джуд немного помолчал. – Они привезли с собой женщин. Весь лагерь был освещен, словно рождественская елка. Громкое пение, крики и визг женщин разносились по всему лагерю. Мы воспользовались этим и выбрались на свободу.
      – Как?! Неужели это было так просто?
      – Сработало как часы. Если не считать Доулиша, который был на грани потери сознания. Арозе пришлось нести его на руках практически всю дорогу до джипа.
      – Джипа? – встрепенулась Лиз. – У него был наготове джип? Просто не верится.
      – Он очень хотел заработать эти деньги. И наверняка надеялся даже на прибавку.
      – Что-то я не понимаю, – всплеснула руками Лиз. – Можно было предположить, что они удвоят охрану, а не позволят напиться оставшимся и дать вам уйти.
      – В то время я был слишком благодарен судьбе, чтобы задуматься над этим. Реальное положение вещей я осознал позже. Вот почему мне было необходимо скрыться – побыть одному и во всем разобраться.
      – Что ты сейчас и сделал?
      – Переворот все поставил на свои места. Обнаружились недостающие звенья.
      Наконец он посмотрел на часы.
      – Ты не хочешь вернуться вместе со мной в Лондон? Наверное, тебе удобнее написать свою статью в офисе.
      «Я бы и здесь могла написать, – подумала она. – А потом отослать по электронной почте. И ждать тебя здесь, когда ты вернешься. Но ты этого не хочешь, не так ли? Желаешь подвести черту под той частью твоей жизни, в которой была я. И мне придется это принять и уехать. Я не должна просить. Не должна умолять. Потому что и мне надо как-то жить дальше, но мне потребуются все мои силы, чтобы уйти с достоинством…»
      Ей удалось улыбнуться.
      – Сейчас соберу вещи. – Она глянула на темный экран телевизора. – Интересно, есть еще какие-нибудь новости?
      – Думаю, все то же. Но если хочешь, посмотри.
      Лиз нашла спутниковый канал. Перед ликующей толпой, одетой в камуфляжные куртки и размахивающей автоматами, стоял корреспондент.
      – Ветер перемен дует в Эль-Кристобале, – говорил он. – За последний час из секретных военных казарм в пригороде столицы освобождена очередная группа заключенных, среди них – одна женщина.
      На экране появилась группа изможденных небритых мужчин. Камера остановилась на стоящей среди них девушке с длинными, ниспадавшими на плечи черными волосами и гордо вздернутым подбородком.
      – Как вы себя чувствуете на свободе? – спросил кто-то девушку.
      – Свобода только начинается. – Миндалевидные глаза смотрели с вызовом. – Впереди у нас еще долгий путь.
      Только сейчас Лиз заметила, что Джуд стоит рядом, побледнев и застыв словно статуя.
      – В чем дело? Кто это?
      – Не может быть, – прохрипел он. – Этого не может быть. Это галлюцинация.
      Лиз пыталась заговорить, но имя, которое застряло у нее в голове, никак не хотело сходить с губ.
      И тут зазвонил телефон и развеял странные чары, окутавшие их.
      Чертыхнувшись, Джуд схватил трубку:
      – Да? – Послушав, о чем ему говорили, он произнес: – Надеюсь, новость хорошая?
      Лиз видела, как меняется его лицо – сначала оно было хмурое, потом на нем появилось недоверие и недоумение, которые наконец магическим образом превратились в невероятную нежность.
      – Микаэла? О Господи, неужели это ты? – Джуд неуверенно улыбнулся. – Это похоже на чудо. Где ты, дорогая? – И он разразился длинной тирадой на испанском языке.
      Чуть ли не теряя сознание, Лиз собрала блокнот, ручки и диктофон и засунула все это в сумку.
      Он же думал, что она умерла, а теперь знает, что ошибся. И это все меняет. Какие бы чувства он к ней ни испытывал раньше, теперь они будут другими. Джуд, должно быть, был первым человеком, которому Микаэла захотела позвонить.
      «У них было общее прошлое, – думала Лиз, поднимаясь по лестнице. – А теперь и будущее. И мне надо научиться с этим жить».
      Всю дорогу до Лондона они ехали молча. Джуд пребывал в глубокой задумчивости. Его профиль, на который Лиз исподтишка бросала взгляды, был словно высечен из гранита. Ей тоже было о чем поразмышлять.
      Спустившись вниз с вещами, она не стала больше задавать вопросов Джуду, да и он, очевидно, не был в настроении продолжать свой рассказ. Возможно, это к лучшему. Ей и без того было очень плохо.
      Всего несколько часов назад они лежали в объятиях друг друга, испытывая восхитительную близость. Теперь они стали чужими, между ними образовалась вежливая пустота.
      Снова позвонил Клайв, чтобы предупредить о том, что журналисты из конкурирующих газет скоро нагрянут в Уиллоуфорд.
      – Извини за вопрос, – сказала Лиз, когда Джуд запирал дом, – что ты будешь делать? Вернешься в отель?
      – На какое-то время, – с отсутствующим видом ответил он, засовывая сумки в багажник. – Сейчас мне необходимо собраться с мыслями. Однако я предупрежу Клайва, где он сможет меня найти хотя бы в последующие два-три дня.
      – Полагаю, что потом ты вернешься в Эль-Кристобаль?
      – Почти наверняка.
      – А ты расскажешь Микаэле правду о Ксавьере? Я имею в виду похищение и засаду?
      – Я думаю, что она уже знает об этом.
      – Будь осторожен. Ксавьер может решить, что тебе известно о нем слишком много, и захочет тебя устранить.
      – Благодарю за предупреждение. Но я думаю, что сумею избежать опасности. – Он пожал плечами. – А если все пойдет по плохому сценарию, у тебя появится возможность сорвать еще один куш. Я передам тебе эксклюзивные права на освещение моей казни.
      – Ну ты и мерзавец!
      Джуд остановил джип на обочине и проговорил, но уже более мягко:
      – Прости меня, – Помолчав, он взял ее руку. – Бет, я должен тебе кое-что сказать.
      Она отодвинулась подальше, насколько позволял ремень безопасности, и обхватила себя руками, будто защищаясь от него.
      – Нет, – предупредила она, – если только ты не хочешь прочитать об этом завтра утром за завтраком. С этого момента все твои признания теряют конфиденциальность и появятся в газете.
      – Неужели тебе не любопытно? Хотя бы чуть-чуть?
      – Лично мне – нет. – Внутри у нее все дрожало, но она смотрела ему прямо в глаза. – Почему у меня с тобой вечно какие-то проблемы? Ты обладаешь поразительной способностью заставлять меня забыть, что я журналист. Постараюсь, чтобы впредь этого не случалось.
      – А как прошлая ночь вписывается в твой новый кодекс поведения?
      – Никак. Это была просто… прошлая ночь. Мы оба взрослые и поступали по взаимному согласию. Я хорошо провела время. Надеюсь, и ты тоже.
      – И это все, что ты можешь сказать?
      – Извини. Я была недостаточно красноречива? Попробую еще раз. Ты просто великолепен в постели, Джуд. Все делаешь потрясающе. Но я уверена, что тебе уже говорили об этом, и много, много раз. А теперь предлагаю поскорее убраться отсюда, прежде чем нагрянут журналисты. А то мы не сможем уехать.
      – Не беспокойся. Я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем это необходимо.
      После этого они некоторое время ехали молча.
      – Хочешь, чтобы я высадил тебя у твоего офиса, или ты предпочитаешь поехать домой? – Голос Джуда прервал ее печальные мысли.
      Домой? Он имеет в виду эти чужие комнаты, уставленные коробками с вещами? Разве он не знает, что ее дом там, где он? И всегда будет там?
      Но она не дала прорваться горечи.
      – У офиса, пожалуйста. Клайв захочет, чтобы я сразу же написала статью.
      – Надеюсь, у тебя достаточно материала.
      Если бы… Миллионы вопросов, которые она хотела ему задать, вертелись у нее в голове. А сколько запретных территорий, ожидающих исследования? Но она уже не будет иметь к ним отношения. Если Клайву понадобится продолжение темы, пусть найдет кого-нибудь другого.
      А вслух она произнесла:
      – Да, спасибо. Ты был щедр. Наверное, нелегко было пережить снова эти трагические события.
      – Ты права, – согласился он, глядя куда-то мимо нее, словно ее не существовало вовсе. – А главное – они еще не закончились.
      Джуд высадил Лиз у входа в офис, и она еще долго смотрела вслед его джипу. Потом, глотая слезы, душившие ее, толкнула стеклянную дверь редакции.
      В один из дней, очень скоро, она позволит себе выплакаться. А сейчас ей надо работать. В работе, убеждала она себя, предъявляя охраннику удостоверение, ее спасение.
      Возможно, это ее единственное спасение. Она так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови.

      – У тебя получилась замечательная статья, – похвалил ее Клайв. – Одна из лучших, которые ты когда-либо писала.
      Обычно Клайв был скуп на похвалы, и Лиз почувствовала, что краснеет.
      Статья и должна была получиться хорошей, без всякого удовольствия подумала она. Она написана кровью и слезами.
      От портрета Джуда, который она пыталась нарисовать, веяло почти жестокой честностью. Она вложила в него всю силу своей страсти, всю горечь своей боли. Она сумела обнажить и его уязвимость, и его храбрость и беспощадно критиковала его сомнения по поводу собственного героизма.
      Как странно, думала она, что именно в тот момент, когда она его потеряла, она смогла наконец понять его суть и представить его не ходячей схемой, а живым человеком.
      Однако она исключила из своей статьи упоминание о Микаэле. Отношения Джуда и Микаэлы – счастливый конец истории, – несомненно, станут основой для еще одной статьи, на что Клайв уже намекал довольно прозрачно.
      – Пусть ее напишет Джерри, а я уеду в Париж, как только будут выполнены формальности.
      – Но ведь это ты эксперт по всем делам, Лиззи.
      – А Джерри, возможно, увидит все под другим углом зрения. Я выполнила твою просьбу, – настаивала Лиз. – Я не подряжалась писать сериал. И хочу уехать.
      Клайв потянулся было за сигарой, но, вовремя вспомнив, что в редакции курить запрещено, буркнул:
      – Тебе не понравится Париж. Там слишком много самодовольных французов. У меня для тебя полно работы здесь.
      – И здесь меня без всяких проволочек могут уволить.
      – Господи, как с тобой трудно! – пожаловался Клайв, а потом закончил в приказном тоне: – А теперь марш домой и приведи себя в порядок! Машина приедет за тобой в семь тридцать.
      – Машина?.. Зачем?
      – Нас пригласили на телепередачу «Из первых рук».
      Лиз даже рот открыла от удивления.
      – Ну уж нет.
      – У тебя нет выбора, Лиззи. Джуд Дэрроу – наш клиент, и мы должны за ним присмотреть. К тому же он хочет, чтобы мы присутствовали. Сказал, что нам это будет полезно, хотя я не понимаю, что он этим хотел сказать.
      – А если ему удастся и впредь нас так заинтересовывать, это и ему пойдет на пользу, – заявила она, сама удивляясь, почему съязвила.
      – Да расслабься ты. Мы всегда платили своим источникам. В этом нет ничего нового или предосудительного. Так что давай беги, и чтобы к 7.30 ты была готова. – Клайв критически ее оглядел. – И подрумянь щеки, а то ты бледная как привидение. Ты что, не спала всю ночь?
      – Спала, но плохо. Постараюсь выспаться сегодня. И все последующие ночи…
      Новая квартира показалась ей еще более холодной и чужой. Но бесполезно что-то предпринимать, чтобы сделать ее более уютной, так что незачем распаковывать все вещи. Надолго она здесь не задержится.
      «Сдам вещи на хранение или вообще продам, – подумала она. – И поеду в Париж налегке».
      А там она найдет себе квартиру с высокими потолками. Этот момент еще не наступил, но где-нибудь ей захочется пустить корни. А пока она будет все время переезжать с места на место. В этом году она поживет в Париже, на следующий год переберется к Рим. Или в Лиссабон. Или даже в Лос-Анджелес. Новые виды, новые впечатления, новые люди заполнят ее жизнь и вытеснят из памяти ненужные воспоминания.
      На одно мгновение она вспомнила Джуда – его губы на своей груди, тайную ласку его пальцев, и ей стало жарко.
      Ей надо… она должна… перестать думать о нем… об этом.
      Это был всего лишь эпизод, чтобы она могла залечить раны, нанесенные ей Марком, упорно уверяла она себя. А Джуду надо было просто утешиться после потери Микаэлы.
      Он говорил, что не был влюблен в Микаэлу, но перенесенные им страдания, похоже, заставили его взглянуть на все другими глазами. А может быть, этому способствовал и его откровенный рассказ о том, что произошло?
      Он так нежно назвал ее по имени, добавив слово «дорогая», что это было похоже на поцелуй, и Лиз почувствовала себя лишней.
      Вздохнув, Лиз поплелась на кухню, сделала бутерброд и съела его без всякого аппетита. Потом приняла душ и надела двойку: короткое черное платье без рукавов и длинный, до бедер, жакет.
      У нее была масса причин не ездить на телевидение сегодня, думала она, роясь в сумочке. И Джуд был лишь одной из них.
      Потому что там будет и Марк.
      И Льюис Доулиш.
      Казалось бы, к последнему она должна была бы испытывать более теплые чувства. Ведь во время своего плена он пострадал еще больше, чем Джуд, и сейчас он скорее похож на тень самого себя прежнего.
      И все же… Было что-то в Льюисе Доулише такое, что вызывало у нее неприязнь, заставляло насторожиться. А может, ей просто не нравятся люди, которые обожают непременно делать добро?
      Звонок в дверь означал, видимо, прибытие машины, и, крикнув «Иду!», она пошла открывать дверь.
      Изобразив на лице улыбку, предназначенную для шофера, она распахнула дверь и остолбенела от неожиданности. Перед ней стоял Джуд.
      – Добрый вечер, – произнес он без всякого выражения. – Мы все время сталкиваемся, вы не находите?
      – Что вы здесь делаете?
      – Мы едем на телевидение в одной машине. Похоже, ваш босс решил сэкономить на транспорте.
      – Понятно. Передайте ему, что я не смогла приехать.
      – Он велел вам передать, что, если вы сегодня не появитесь на телевидении, про Париж можете забыть. Он сказал, что вы поймете.
      – Прекрасно поняла.
      Джуд прислонился к косяку двери.
      – И что такое происходит в Париже, Бет?
      – Я хочу там работать, хотя это вас совершенно не касается. И перестаньте называть меня Бет. Я Лиз или Лиззи. Определенно не персонаж из «Маленьких женщин».
      – Вы сами себя так назвали, когда мы познакомились. Это тоже было частью вашего большого обмана. А мне это имя нравится, так же как связанные с ним воспоминания.