Обычно она не жила по таким правилам, но какое это теперь имело значение? Ей вдруг стало все равно. Она не позволит себе слишком увлечься. Прошлое принесло ей боль. Будущее неопределенно. Она будет жить только этим моментом… этим часом… этой ночью – и к чертям последствия!
Она уткнулась лицом в ямку между его шеей и плечом, чувствуя, как в ее теле, словно весенний прилив, возникает желание. Желание снова ощущать его губы на своих губах, его руки, крепко прижимающие ее к своему сильному телу…
Вдруг раздался громкий лай Рубена. Смеясь, они торопливо оторвались друг от друга и оглянулись на дюны. Пляж был пуст.
– Никого. – Лиз встала, отряхивая с джинсов песок. Рубен подбежал к ней, и она почесала его за ухом. – Никого нет, старичок. Что ты себе вообразил?
– Он редко лает без причины. Возможно, кто-то был. – Джуд нахмурился, а потом лицо его расплылось в улыбке. – Должно быть, мы кого-то спугнули. Это ведь общественное место. Пойдем домой.
Лиз сделала шаг и поморщилась, ступив на больную ногу.
– Даже не пытайся, – заявил Джуд.
Не успела она опомниться, а он уже поднял ее на руки и понес к дому. Рубен бежал рядом.
– Но это же смешно, – запротестовала Лиз. – Я вполне могу идти сама.
– А как же дух романтизма?
– Не вижу никакой романтики в том, что ты можешь заработать грыжу.
– От такого веса, как твой? Не смеши. Я мог бы нести тебя одной рукой.
– Прошу тебя, даже не пытайся. – Лиз обхватила его рукой за шею.
У ворот бунгало он остановился и снова ее поцеловал.
– Не волнуйся, – тихо произнес он, заглядывая в ее широко открытые глаза. – Я тебя не уроню. Доверься мне.
Его слова прозвучали как клятва. На такой уровень отношений она не рассчитывала. Она молчала, пока он вносил ее в дом. Она ожидала, что он сразу отнесет ее в спальню, но они оказались на кухне, где он опустил ее в кресло. Легкое разочарование сменилось облегчением.
– Оставайся здесь, – приказал он. – Я займусь обедом.
– Я чувствую себя обманщицей, – запротестовала она. – Моя нога уже почти не болит, а сегодня была моя очередь готовить ужин.
Он ухмыльнулся и повернулся к плите:
– Берегите силы, леди.
К своему ужасу, она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она молилась лишь о том, что, если он это заметит, пусть подумает, что в этом виноват жар от плиты.
Конечно, она не ребенок и не девственница. Но она не была и самой искушенной женщиной на свете. Ее отношения с Марком развивались медленно и, как ей казалось, вполне удовлетворительно. Не было невероятных взрывов страсти, особо пылких чувств. Секс был естественной частью их совместной жизни, подтверждением взаимной привязанности. Марк был ее единственным любовником. До сих пор.
Она смотрела не отрываясь, как Джуд перекладывает еду из кастрюль на блюда и ставит их на стол. Какой-нибудь сторонний наблюдатель принял бы это за обычную семейную трапезу. Но она-то знала, как далеко это от правды. Всего какую-нибудь неделю назад она не знала этого человека, даже не подозревала о его существовании. И все же очень скоро – когда наступит ночь – она собирается ему отдаться.
Все это было чистым безумием. И было бы только правильно уцепиться за остатки благоразумия и сбежать. Но она не хотела этого.
Лиз начала думать о своем теле, пытаясь представить себя такой, какой увидит ее он.
Она всегда была стройной, а пребывание в Африке еще больше подчеркнуло ее худощавость. Теперь у нее больше острых углов, чем округлостей, подумала она удрученно. А ее груди, хотя высокие и упругие, никогда не были особенно большими. Интересно, каким он окажется любовником и что он ждет от нее?
У нее вдруг вспотели ладони, и она украдкой вытерла их о джинсы.
Лиз была ему даже благодарна, когда он объявил, что ужин готов, и она заняла свое место за столом. По крайней мере она сможет думать о чем-нибудь другом, а не о том, что ждет ее ночью. Однако, не доверяя своему желудку, она положила себе на тарелку совсем немного.
Джуд сразу это заметил.
– Передумала? – Лаконичный вопрос прозвучал по-деловому.
– Нет, – быстро ответила она и запнулась. – Да…
Он немного помолчал.
– Тебе поможет, если я скажу, что тоже чертовски нервничаю?
Она удивилась и положила вилку.
– Этого не может быть!
– Почему? Потому что я самовлюбленный самец, неукротимый в постели? – Он покачал головой. – Извини, Бет, это не так. Я очень тебя хочу, но ничего не могу гарантировать.
Сегодня он поставил на стол свечи. В их мерцающем свете его лицо выглядело худым и изможденным. Старше.
Лиз решила, что нет смысла притворяться, будто она не понимает. Кроме того, ей надо было убедиться в этом.
– Как ее звали?
– Микаэла. Ей будет… ей было бы двадцать в следующем месяце.
Как он тогда выразился? «Девушка, которая мне нравилась». Невысказанные слова повисли в воздухе. Но что это значило?
Лиз подумала о том, что даже если не принимать во внимание его потрясающую физическую привлекательность, влюбиться в него легко, и это может быть опасно, даже фатально. Даже если знать, что любовь не будет взаимной, стоит попробовать. Надо рискнуть.
Ее эмоции, видимо, отразились на ее лице: она увидела, как Джуд неожиданно сдвинул брови, а глаза стали печальными.
– Котлеты просто восхитительны.
От его улыбки у нее сжалось сердце. Но вместе с тем пришла ясность мысли: она точно знала, как должна ответить и что должна делать.
– У них, кроме того, прекрасный характер. Они не будут возражать, чтобы их разогрели позже. Если ты, конечно, не проголодался.
Она отодвинула стул и встала, не обращая внимания на молчаливый протест своей травмированной ноги. Пристально глядя на нее, он сделал то же самое.
– Я хотел, чтобы все выглядело цивилизованно. Чтобы все произошло в свое время. Но я не могу, и все тут…
«И я не могу, – подумала она, – и я тоже».
Джуд обошел стол и, приблизившись к ней, заключил в свои объятия торопливо, не сдерживаясь. А ее губы раскрылись, жадно отдаваясь его поцелую.
Его руки гладили ее спину, то и дело останавливаясь то на плече, то на стройных бедрах, и она вздыхала от наслаждения, выгибаясь навстречу его чувственным прикосновениям.
– Пойдем со мной, дорогая, – шепнул он. – Пойдем… Пожалуйста.
Держась за руки, они прошли по коридору. Его спальня была в самом конце. Он задернул занавески и зажег лампы по обеим сторонам двуспальной кровати.
– Ты постелил чистые простыни, – чуть было не рассмеялась она. – Ты был настолько во мне уверен?
– Совсем нет. – Он взял в ладони ее лицо. – Но я твердо знал, что переверну землю и небо, только бы убедить тебя остаться со мной в эту ночь.
Когда он начал расстегивать пуговицы на ее блузке, у него слегка дрожали пальцы. Лиз стояла, опустив глаза, и не шевелилась.
А он не торопился. Когда она предстала перед ним обнаженной, он отступил назад и долго ею любовался. Потом проговорил тихо:
– Ты прекрасна… так прекрасна. Но ты выглядишь такой хрупкой, что я боюсь к тебе прикоснуться.
Под его взглядом ее тело теплело и расцветало. Она подняла голову и улыбнулась ему. Эта улыбка была обещанием, а полуприкрытые ресницами глаза откровенно соблазняли.
– Я не сломаюсь. Веришь?
Ни на мгновение не спуская с него глаз, она провела ладонями по своей груди, потом по плоскому животу и округлым бедрам и увидела, как в ответ вспыхнуло его лицо и сверкнули глаза.
Она молча протянула к нему руки, приглашая его, и он бросился к ней, покрывая поцелуями ее лицо и шею, нежно прикасаясь к ее грудям, словно это были лепестки какого-то редкого экзотического цветка.
Потом он опустил голову, позволив своим губам по очереди ласкать эти восхитительные бугорки плоти, дразнить языком затвердевшие соски, заставляя ее стонать от наслаждения.
Он упал перед ней на колени и прижался лицом к ее гладкой коже.
– Ты сладчайший мед, и благовоние, и все великолепие, которое только существует в мире, – шептал он.
Его рот скользнул вниз, оставляя на своем пути огненный след. Пальцами он нащупал влажные лепестки ее интимного места и задержался там, пока она не вскрикнула от пронзившего ее мучительного желания.
Она стояла, запрокинув голову, дрожа всем телом, пока он ласкал ее языком. Он заставлял ее гореть, таять, безжалостно подводя к неизбежному и непостижимому краю.
И в тот момент, когда сладостная агония уже грозила полностью ее захлестнуть, он быстро встал с колен, поднял ее на руки и положил на кровать.
Холодные накрахмаленные простыни показались ей раем – так горело ее тело. Глаза стали огромными, из груди ее вырывались короткие хриплые стоны.
Когда он быстро разделся и лег рядом, она повернулась к нему, провела губами по жестким волосам у него на груди, а потом начала изучать его тело. Оно было худым, мускулистым и очень загорелым. Она упивалась его красотой.
– Не смотри на меня так, – прохрипел он, – если ты не хочешь, чтобы я лишился остатков самообладания.
– Если мне нельзя смотреть, придется прибегнуть к прикосновениям, – прошептала она в ответ.
Ее руки заскользили вниз по его телу, пока не достигли своей цели. Пальцами она обвила его плоть и стала медленно массировать ее, все больше возбуждая Джуда, пока он с приглушенным стоном не отбросил Лиз на подушки и не накрыл ее своим телом.
Когда он вошел в нее, ее тайная шелковистая плоть приняла его в себя. Она впилась ногтями в его плечи, обхватила ногами стройные бедра и крепко прижала к себе.
Она не просто отдалась ему. Она предложила ему себя полностью и без остатка, так, словно они были единственными на свете любовниками.
Мир для них сузился до размеров этой кровати, его эпицентром были их сплетенные разгоряченные тела, его энергией – ритм их движений и прерывистое дыхание, сопровождавшее извечную игру страсти.
Все ее существо было втянуто в какой-то неистовый вихрь ощущений. Ее голова моталась из стороны в сторону. Она пыталась что-то сказать – сама не зная, что именно, – но из её груди вырывался лишь исступленный крик радости. До тех пор, пока страсть не достигла своего головокружительного завершения.
Ее плоть конвульсивно содрогалась, и ей казалось, что она летит в пустоту, где восторг и мука неотличимы друг от друга.
Она услышала стон Джуда, когда он тоже достиг пика, а потом они оба погрузились в забытье.
К реальности Лиз возвращалась медленно. Она лежала в объятиях Джуда, положив голову ему на грудь и слушая, как бьется его сердце под ее влажной щекой.
Такого никогда раньше с ней не было, удивленно думала она. Она точно знала, что никогда. Это был какой-то новый уровень страсти, хотя казалось невозможным… невероятным, что такое могло случиться именно с ней. Что их притяжение друг к другу оказалось почти мгновенным и всепоглощающим.
«Странники в ночи», вспомнила она известную песню Фрэнка Синатры, и вдруг ее охватила тревога.
Он, должно быть, почувствовал перемену в ее настроении. Нежно погладив ее по волосам, он прошептал:
– Что случилось?
– Сама не знаю. – Лиз прижалась губами к его коже. – Я ничего не понимаю, – простонала она.
– А ты и не пытайся понять. Просто будь, как я, благодарна судьбе. – Он поцеловал ее в лоб. – Проголодалась?
Вот уж чего она не ожидала от него услышать! Как обыденно, как прозаично после восторга, который они испытали вместе.
Она сама удивилась, когда ответила:
– Просто умираю от голода.
– Тогда пойдем на кухню. – Он снова положил ее на подушки и встал, не обращая внимания на свою наготу.
Она еще немного полежала, прислушиваясь к звону посуды и веселому посвистыванию Джуда на кухне, потом спустилась с кровати и пошла в ванную.
На обратном пути Лиз заглянула в сушильный шкаф и нашла там чистую джинсовую рубашку. Она надела ее и застегнула на все пуговицы. Конечно, такая стыдливость смешна после того, что между ними было, но она-то осталась прежней.
Она расправила смятые простыни и села, скрестив ноги, на кровати.
Джуд появился с подносом.
– Надеюсь, ты не возражаешь?
Лиз поправила ворот рубашки, чувствуя себя неловко от того, что его может развеселить ее неожиданная скромность, тем более что собственная нагота его совсем не смущала.
– На тебе эта рубашка выглядит лучше, чем на мне. – Поставив поднос, он спросил: – Хочешь, чтобы и я оделся?
– Нет, если только тебе не холодно.
– Если я замерзну, ты сможешь меня согреть.
Лиз опустила голову, но недвусмысленный намек неожиданно вызвал у нее новый приступ желания.
Это был самый восхитительный ужин в ее жизни. Они ели из одной тарелки, скармливая друг другу кусочки котлет, отхлебывая вино из одного бокала и смеясь по пустякам.
Вина ей вообще-то и не требовалось. У нее уже и так кружилась голова от счастья.
С наступлением темноты ветер за окном усилился. Рамы трещали, и слегка вздувались занавески.
Неожиданно в кухне громко залаял Рубен.
– Пойду посмотрю, в чем дело, – вставая с кровати, хмуро буркнул Джуд.
– Может быть, просто погода меняется? – Лиз откинулась на подушки.
Ее уже клонило в сон.
– Он привык к перемене погоды. – Джуд натянул джинсы и направился к двери. – Я скоро вернусь.
Оставшись одна, Лиз поставила поднос с остатками еды на столик и, сняв рубашку Джуда, залезла под одеяло. Ее почему-то начало знобить, наверное, от охватившего ее непонятного беспокойства.
Усиление ветра, нервозность Рубена – все это вызывало тревогу, словно кто-то непрошеный пытался нарушить их столь драгоценное уединение.
– Никого, – вернувшись, заявил Джуд. – Старый пес становится параноиком.
Он лег и обнял Лиз, у которой уже совсем закрывались глаза. Он стал целовать ее в глаза, нос, рот… Ужаснувшись самой себе, Лиз подавила зевок.
– Прости, – смущенно пробормотала она.
– Не извиняйся. Устраивайся поудобнее. Нам обоим не мешает поспать.
В прошлом ей для сна всегда требовалось собственное пространство. А сейчас показалось абсолютно естественным прижаться к нему и погрузиться в сон.
– Как нога? Еще болит?
– Нет, больше ничего не болит.
Она чувствовала телом, сердцем и душой, что ей хорошо, что она защищена.
Защищена? Какая глупость! Говорил же ей Джуд, что он не безопасен. И об этом ей всегда следует помнить.
Но только не сегодня. Не сейчас.
Это была ее последняя мысль, перед тем как она заснула.
Глава 7
Лежа в темноте на спине и глядя в потолок, Джуд наслаждался теплом прижавшейся к нему Бет.
Кажется, прошло много месяцев с тех пор, как ему удавалось спокойно проспать всю ночь. Врачи объясняли ему, что так его организм пытается справиться со стрессом. Слишком много выпало на его долю – ему пришлось пережить насилие и террор, потери и предательство, и его мозг никак не мог с этим смириться.
Может, именно этого он так долго хотел – так отчаянно желал? Мягкое бархатное тепло Бет, слабый размеренный ритм ее дыхания успокоили его, и он погрузился в сон.
Воздух в хижине влажный и тяжелый.
Он лежит, накрытый одеялом и прикованный за ногу к железной кровати. Цепь была достаточно длинной, чтобы он мог дойти до угла камеры, но не к забранному решеткой из толстых прутьев окну, расположенному высоко, под самым потолком, и не к крепкой деревянной двери, под которую два раза в день ему просовывали поднос с едой.
Иногда поднос оказывался слишком близко к двери, и ему приходилось ложиться на пол, вытягиваться в полный рост и пытаться кончиками пальцев придвинуть его к себе. Охранники следили за ним в глазок и хохотали.
Сегодня принесли тушеные бобы, чуть теплые и протухшие. В мелкой оловянной миске, похожей на собачью, на донышке было немного коричневатой воды. В день давали три такие миски, и он научился экономить воду, чтобы хватило на весь день.
Когда его привезли, у него отняли ботинки и ремень, и он сел на корточки, прислонясь к стене, вдыхая вонючий воздух и заставляя себя думать. Анализировать то, что случилось.
Его усталый мозг проделал тот же путь, что и в предыдущие дни, с тех пор как его схватили. Мысли снова и снова возвращались к тому дню. Он без конца задавал себе вопросы, на которые не мог ответить.
Он всегда знал, что роль посредника сопряжена с риском, но если уж быть честным, то именно это его и привлекало. Ведь по этой причине он отверг ту упорядоченную жизнь, которую планировала для него его семья.
На какое-то мгновение он позволил своему воображению вернуться назад – вспомнить шум моря, ощутить на губах солоноватый ветер, услышать гортанные крики чаек, представить себе размеренную жизнь, которую он оставил.
Ради этой жизни.
Ему поручили провести переговоры об освобождении заложника и объяснили, что при необходимости выкуп, требуемый похитителями, будет выплачен, потому что они хотели вернуть этого человека.
Человек был сказочно богат и известен тем, что объявил крестовый поход против нарушения прав человека в странах «третьего мира».
Джуд прилетел в Эль-Кристобаль – государство в Центральной Америке, чтобы встретиться с его президентом – отъявленным реакционером – и обсудить положение пленников, захваченных во время происходящей в стране войны против не согласных с режимом силами мятежников.
Но человек, которого он должен был спасти, не провел в стране и двадцати четырех часов. Он бесследно исчез. Три дня спустя ведущее агентство новостей получило фотографию, на которой он был изображен с кляпом во рту, с завязанными глазами и прикованным к стулу.
К фотографии было приложено требование главаря мятежников о выкупе. О главаре было известно лишь то, что его зовут Ксавьер. В требовании говорилось, что деньги нужны для финансирования справедливой войны народа против угнетателей.
Сама возможность переговоров вызывала большие сомнения. Скорее всего произойдет простой обмен. Обменяют одного идиота-идеалиста на сумму, равную общему заработку нескольких поколений мятежников, довольно цинично решил Джуд.
Джуд был выбран для этого задания, потому что уже бывал в Эль-Кристобале и знал тамошние порядки. Он сообщил кому следует о своем прибытии и стал ждать, когда на него выйдут.
Однако с самого начала у него начали возникать сомнения. Политические активисты, которые должны были связать его с мятежниками, на сей раз странным образом не желали вмешиваться. В какой-то момент Джуд пришел к убеждению, что они даже хотят отказаться связать его с нужными людьми.
Скорее всего они знали, что Ксавьеру доверять нельзя. Что он жаден и вычислил, что за двух заложников получит вдвое большую сумму выкупа.
«А я к этому не прислушался, – с горечью подумал Джуд. – Я хотел, чтобы именно мне приписали честь освобождения этого человека».
А теперь приходится расхлебывать последствия.
Но надо оставаться сильным и собранным. Он редко позволял себе вспоминать о той кровавой засаде, в результате которой его схватили и грубо куда-то поволокли с мешком на голове.
Когда-нибудь ему придется с этим разобраться, и он сможет заново все пережить и почувствовать свою вину. Но не сейчас.
Сейчас надо сосредоточиться на том, чтобы выжить и выбраться отсюда вместе со своим товарищем по несчастью.
Этого человека тоже держат здесь. Он мельком видел его в тот вечер, когда двое солдат привели – нет, приволокли – его, окровавленного, в рваной одежде и почти без сознания, в эту крепость в джунглях.
Джуд попытался окликнуть этого человека, но тут же получил прикладом по голове.
Джуд был уверен, что человек, которого он должен был спасти, содержится в соседней хижине. Он пытался установить с ним контакт с помощью азбуки Морзе – стучал оловянной миской по железному остову кровати. Однако ему никто не ответил.
Зато к нему вошел охранник, наорал на него по-испански и пнул в бок тяжелым сапогом.
У него на целые сутки отняли миску и не давали пить, и он решил, что больше такой ошибки не повторит. Ему нужна вода, чтобы выжить.
Джуд предполагал, что побои – это метод Ксавьера, который тот применял, чтобы увеличить сумму выкупа, и все ждал, когда же наступит его очередь. Но пока его не трогали.
Джуд объяснял по-испански, что он делает в Эль-Кристобале, и просил, чтобы его отвели к Ксавьеру, но все его просьбы с презрением отметались. Он общался только с охранниками, да и те постоянно менялись – по всей вероятности, из опасения, что между пленником и охранником могут установиться какие-то нежелательные отношения.
«Интересно, – размышлял Джуд, – какой выкуп они требуют за меня и кто будет готов его выплатить? Конечно же, не компания. Они сделают вид, будто я попал в плен в результате собственной непростительной неосторожности».
Что касается его семьи…
«Сколько они дадут за возвращение блудного сына?» – не без иронии думал он.
Один раз в день с него снимали кандалы и разрешали обойти под охраной участок лагеря по внутренней стороне стены. Во время этих прогулок он старался запомнить как можно больше деталей, стараясь не вызвать при этом подозрений охранников.
Лагерь располагался на расчищенной территории посреди тропического леса. По всему периметру вдоль стены была натянута колючая проволока. Внутри находилось несколько палаток и деревянных хижин. Настоящее здание было всего одно – в нескольких ярдах от палаток и хижин, – и оно тоже было окружено колючей проволокой.
Когда-то, видимо, этот дом принадлежал какому-нибудь фермеру, пока тот, устав бороться с природой, не покинул эти края. Теперь в этом доме располагался штаб мятежников.
Во время прогулок Джуд не видел ни одного человека, кроме своих охранников. Лагерь казался вымершим.
Мятежникам запрещали выходить из палаток, когда его выводили на прогулку, так, чтобы для него оставались секретом и их численность, и их оснащенность оружием. Возможно потому, что ни то ни другое не было многочисленным. В лагере скорее всего располагался лишь небольшой отряд, охранявший заложников.
Если удастся проникнуть через колючую проволоку, рассуждал Джуд, то до леса, где будет нетрудно скрыться, нужно пробежать всего каких-нибудь несколько ярдов. Нелегкая задача для ослабленного и раненого человека… но настанет день или ночь – и он решится.
Потому что надежда – это все, что у него осталось…
Лиз проснулась от страшного сердцебиения. Несколько мгновений она лежала в темноте, не понимая, где находится и что ее так испугало.
Ей вдруг показалось, что на широкой кровати она лежит одна, и ей стало очень одиноко.
Потом она услышала, как из груди Джуда вырвался тихий стон, и поняла, что во сне они просто отодвинулись друг от друга. Джуд снова застонал – на этот раз громче, – и она, быстро сев, зажгла лампу на столике.
– Что случилось? – Она склонилась над Джудом. – Ты не заболел?
Он побледнел, лицо его было покрыто потом, голова беспокойно металась по подушке. Глаза были закрыты, он тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха.
– Джуд?.. – испуганно позвала Лиз, дотрагиваясь пальцами до его липкой кожи. – Что случилось? – повторила она.
Он опять застонал, а потом вскрикнул, и Лиз поняла, что его мучает какой-то кошмар.
– Микаэла?.. – Его голос был хриплым, почти неузнаваемым. – Микаэла?.. О Господи, нет!
– Джуд, проснись! – Лиз схватила его за плечи и стала трясти. – Сейчас же проснись!
Джуд открыл глаза, но они были затуманены сном. Он долго смотрел на нее, словно не понимая, кто она и что здесь делает.
– Где я? – Его голос звучал как будто издалека. – Что происходит?
– Тебе что-то приснилось. Какой-то кошмар.
– Приснилось? – медленно повторил он, словно не веря. – Это был только сон? Господи, а я-то думал…
– Что ты думал?
Микаэла. Это имя застряло у нее в голове.
– Мне снилось, что я снова был там. – Его голос дрожал. – Боже мой, мне приснилось, что я снова там, в этой ужасной хижине, и они пришли за мной…
Из груди его вырвался звук, похожий на рыдание. Он притянул Лиз к себе и прижал потное лицо к ее груди. Его тело содрогалось в конвульсиях.
– Все прошло, – успокаивала она его. – Это был всего лишь сон.
– Хотелось бы в это верить. – Он сел, пытаясь совладать со своими эмоциями. – Но не могу. Пока не могу. С тех пор как все произошло, я вижу один и тот же сон. Это похоже на повторный показ в кино – я снова проживаю самый ужасный период в моей жизни. И я никак не могу от этого избавиться.
– И часто тебе снится этот сон?
– Сейчас уже не так часто, после возвращения было намного чаще. Я надеялся, что все забылось, но что-то снова и снова заставляет меня вспоминать…
Придется посмотреть правде в глаза. – Может, сегодняшняя ночь? – с трудом выговорила она. – То, что ты здесь, со мной?..
– Может быть. Признаться, с тех пор здесь никого вообще не было. Я говорил что-нибудь?..
– Всего одно имя – Микаэла. – Лиз прикусила губу.
– И больше ничего?
– Ничего. – Поколебавшись немного, она спросила: – Ты поэтому скрываешься? Потому что за тобой охотятся журналисты? Они хотят услышать эту историю из первых рук?
– Да. – Его губы дернулись. – Они не давали мне покоя с тех пор, как я вернулся. Они осаждали мой дом. Но я знал, что здесь им меня не найти.
– Может быть, тебе станет легче, если ты все расскажешь? – осторожно спросила она.
– Нет. – Его лицо окаменело. – Только не журналистам – этой своре шакалов.
– Ну а мне? Мне очень хотелось бы тебе помочь. И я умею слушать. – Она поймала себя на том, что, ожидая его ответа, почти перестала дышать.
Он провел пальцем по ее губам и вымученно улыбнулся:
– Я знаю. Но пока я еще не могу рассказывать, просто не готов. Есть вещи, в которых я должен сначала сам разобраться.
Он внимательно посмотрел ей в глаза.
– Надеюсь, ты понимаешь, что никому, кроме тебя, мне не захочется про это рассказать, когда придет время?
– Спасибо. – Она опустила глаза. – Джуд, мне ты можешь доверять. Мне очень надо, чтобы ты поверил, что я никогда тебя не предам.
– Бет, тебе не надо об этом говорить.
«Нет, надо! Надо!»
Он обнял ее, и она, конечно, не произнесла эти слова вслух.
Джуд прижался губами к ее волосам.
– Не так я предполагал провести остаток ночи.
– Не важно. Попытайся снова заснуть.
– У нас будут и другие ночи.
– Да.
Ветер печально завывал за окнами бунгало, а ее сотрясла дрожь.
«Другие ночи».
Лежа в объятиях Джуда, Лиз повторяла эти слова как заклинание еще долго после того, как Джуд спокойно заснул.
Наступившее утро она восприняла как спасение. Пока Джуд прогуливал Рубена, Лиз поджарила на завтрак яичницу с беконом. Джуд был молчалив и спокоен. Лиз наблюдала за ним исподтишка, гадая, о чем он думает.
Да, ему есть о чем подумать, вздохнула она про себя. Она хотела бы только надеяться, что это не было сожалением. Ведь она была допущена не только в его постель. Он непроизвольно во сне допустил ее к самому краю страшной трагедии в своей жизни.
Она видела, каким он может быть уязвимым, и, возможно, он сейчас жалеет о том, что позволил ей приблизиться, что разоткровенничался… и нарушил уединение, ради которого приехал в эту глушь.
– Боюсь, я сегодня не слишком хорошая компания, – прервал он тяжелое молчание.
– Ничего. – Она открыто посмотрела на свои часы. – Мне все равно надо возвращаться, а то миссис Барнс пошлет кого-нибудь меня искать.
– Да, так будет лучше.
Обжигаясь, она торопливо допила свой кофе.
«Он что – прогоняет меня?» – подумала она, вспоминая тон, каким это было сказано.
Неужели он подразумевал, что это было всего лишь развлечение на одну ночь?
Она не собиралась ни протестовать, ни предъявлять какие-либо претензии. Она просто почувствовала себя несчастной. Самое лучшее, что она может сейчас сделать, так это немедленно уехать. И конечно, она не станет его умолять или еще что-нибудь в этом роде…
– Окей. Замечательно. – Она пыталась казаться беспечной, но и сама поняла, что переборщила с радостными нотками в голосе.
Отставив стул, она встала. Надо было уйти с достоинством, но она не могла придумать, как скрыть от него свою боль.
Джуд догнал ее уже у дверей.
– Бет! Погоди!
Он взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза. Теперь она почувствовала себя уязвимой, но постаралась не выдать эмоций, бушевавших в ее сердце.
– Мне некоторое время нужно побыть одному – собраться с мыслями, – но мне бы хотелось потом тебя увидеть. Ты будешь в гостинице около четырех, если я туда зайду?
Уважающая себя женщина немедленно ответила бы, что у нее на вечер другие планы. Избегая его взгляда, она хотела вырваться, но он держал ее крепко.
– Бет, – Его голос стал мягче. – Будь там ради меня, пожалуйста.
«Всегда буду, если ты просишь!»
Эти слова так оглушительно прозвучали в голове, что на какой-то момент ей показалось, будто она произнесла их вслух. А с этими словами пришло полное и пугающее понимание того, какие чувства она к нему испытывает.
«Боже мой! Я люблю его! – Восторг и паника боролись в ее душе. – Но это же невозможно! Такого не может случиться. Не так скоро. А как же Марк? Неужели я такая легкомысленная?»
Все, что произошло, не поддавалось ни логике, ни разуму. Тогда почему она сомневается в этом новом чувстве, которое так ее потрясло?
Да потому, что ей этого не нужно – вот почему. Это вообще совершенно на нее не похоже. Во всяком случае, на такую, какой она себя считала. И вот теперь за невероятно короткое время она стала другим человеком.
– Бет? – Его тон был настойчив. – Скажи же что-нибудь, пожалуйста.
Она скинула его руки с плеч и, улыбнувшись, ответила:
– Я буду.
Вот она и взяла на себя обязательство, размышляла она, направляясь к машине. Но оно было односторонним, и ей не следует забывать об этом.