Она неожиданно поперхнулась, чувствуя, что ее начинают душить слезы.
– Вы не можете знать наверняка, повреждены ли у нее почки, ведь так? Вы не можете быть в этом уверены…
– Не могу, – медленно произнес он. – Ладно, успокойтесь. Я отвезу вас на своем джипе. Он стоит у меня за домом.
– Я лучше пойду пешком.
– Так вы хотите дать этой птице шанс выжить или нет? Если хотите, то перестаньте спорить.
– Да, – хрипло ответила она, добавив с усилием: – Спасибо.
Когда мистер Голайтли отвернулся, чтобы запереть дом, Лиз показалось, чтоб его глазах промелькнуло что-то похожее на интерес.
Они ехали на большой скорости по узким улочкам, и Лиз пришлось признаться, что машину он водит очень хорошо. Длинные пальцы цепко держали руль, и хотя он не лихачил, несомненно, был опытным водителем.
Тем не менее Лиз не чувствовала себя спокойно. Она пыталась уверить себя, что причиной ее нервозности была постепенно затихающая у нее на руках птица, хотя знала, что дело не только в этом. Главное – она оказалась в замкнутом пространстве с человеком, вызывавшим у нее беспокойство. Он слишком сильно действует на нее как мужчина.
«Перестань чувствовать себя девчонкой и соберись, – увещевала она себя с издевкой. – Тебе не раз приходилось быть наедине с многими мужчинами, и гораздо более длительное время, чем сейчас. К тому же… не далее как несколько дней назад ты заклеймила его как убийцу своей жены и потенциального наркоторговца! Так что глупо так нервничать».
Когда они прибыли на место, Голайтли-Смит ловко втиснул свой джип на стоянку и посмотрел на Лиз:
– Как наш пациент?
– Не очень хорошо.
Он мог бы сказать: «Я же говорил вам», – но он приказал:
– Дайте его мне. – И она молча передала ему сверток.
Его губы дрогнули в улыбке.
– Вы испортили еще одну из своих вещей.
– Это не имеет значения.
Лиз смотрела, как он вошел в здание. Наверное, ей следовало бы пойти вместе с ним, но она вдруг почувствовала себя опустошенной.
Он не предложил ей пойти с ним. Возможно, это был его способ защитить ее. Совершенно неожиданно он проявил к ней доброту. Но в этом не было необходимости.
– Я уже большая девочка, – сказала она вслух. – Я справлюсь.
Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза, позволив себе думать о чем угодно, но не о том, что произошло. Раковины она больше искать не будет. Она попросит его отвезти ее в гостиницу. Через час она сможет быть уже очень далеко отсюда.
Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся. Лиз медленно открыла глаза, наблюдая, как он садится в машину.
– Ну что?
– Они не теряют надежды. – Голайтли завел мотор. – Они высказались в духе осторожного оптимизма.
– Это вы так считаете?
– Это они так считают. А они эксперты. Но они опасаются, что этот баклан может оказаться не единственным. Я сказал им, что проверю весь пляж. Хотите помочь?
– Да… по крайней мере… нет. Я не знаю… – Лиз вдруг задрожала.
Одна птица. Один баклан.
«Я слишком близко приняла это к сердцу. Это всего лишь птица. Что она значит в масштабе того, что происходит в мире?»
И внезапно слезы, которые она так долго сдерживала, ручьем полились из глаз, и она упала на сиденье, захлебываясь от рыданий.
Будто предчувствуя именно такую реакцию, он неожиданно свернул с дороги и остановился в каком-то лесочке.
Рыдания душили Лиз, слезы застилали глаза, но тут сильные руки обняли ее, жесткое плечо уперлось ей в щеку, а чистый мужской запах ее поразил.
Она хотела вырваться, но он ее не отпускал, а лишь отвел влажные спутанные волосы с ее лица.
– Тихо, тихо. Все будет хорошо.
Она послушалась, ее тело обмякло в его объятиях, и напряжение последних дней наконец-то нашло выход. Она больше не сдерживала слез. Это был катарсис, ритуальное очищение. Так она избавлялась от страха и горя.
Она слышала, какие издает звуки, – это были стоны раненого животного. Она чувствовала, как от рыданий напрягаются мышцы, но какое это имело значение? Все было правильно. Наверное, именно это ей и было нужно. А он все это время крепко ее обнимал. Под своим сжатым кулаком она ощущала биение его сердца.
Наконец буря стала стихать. Страшные болезненные рыдания перешли в тихий, почти безмолвный плач, а когда у нее больше не осталось сил плакать, она осталась сидеть, уткнувшись в грубую шерсть его свитера, – опустошенная и обессиленная.
Потом она медленно выпрямилась и стала искать в кармане платок. И только тогда она опомнилась.
А он, нахмурившись, отпустил ее и откинулся на спинку сиденья.
«О Господи! – подумала она. – Какой стыд! Почему ему непременно надо было стать свидетелем моей истерики?»
– Мне очень жаль, что так случилось. – Лиз высморкалась и промокнула слезы. – Но я… я была так рада за баклана. Вы, наверное, считаете меня полной дурой, да?
– Я думаю, вы лжете, – твердо заявил он.
Лиз окаменела:
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Уверен, что понимаете. Одна больная птица не виновата – и вы это прекрасно знаете. Лучше расскажите мне все. – Он протянул ей белоснежный носовой платок. – Можете вытереть этим лицо.
Лиз судорожно сглотнула.
– Послушайте. У меня была истерика, но вам незачем обо мне беспокоиться…
– Конечно, нет. – ласково отозвался он. – Я только что имел удовольствие наблюдать, как рвется на куски ваше сердце, а теперь, будучи ужасно неприятным и бесчувственным животным, я должен просто об этом забыть и отпустить вас на все четыре стороны. – Он покачал головой: – Не выйдет, леди! – Он немного помолчал, словно взвешивай свои слова. – Я понял, что у вас горе, еще в первый день, когда увидел вас на берегу. Похоже, вы пытались от чего-то убежать – а теперь это что-то вас настигло. Я прав?
Лиз вытерла лицо.
– Как вы узнали?
– Вы не принадлежите к какому-либо эксклюзивному клубу. Я сам член такого клуба.
Ей удалось улыбнуться дрожащими губами.
– Я слышала об этом.
– Разумеется. – Он снова помолчал. – Глупо было надеяться, что я долго смогу это скрывать, какие бы предосторожности ни предпринимал. – Он задумчиво потер свою бороду.
– Фамилия Смит не слишком убедительное прикрытие, – нерешительно заявила Лиз. – Если вам не нравится ваша настоящая фамилия, вы могли бы поменять ее на другую.
– Дело не в фамилии. Дело в воспоминаниях, связанных с ней.
У нее сжалось сердце, когда она поняла, что он имеет в виду свою умершую жену.
– Пройдет время, и вы с этим справитесь. Вы должны позволить себе погоревать. – Посмотрев на зажатый в руке белоснежный платок, она спросила: – Сколько лет было вашей жене, мистер Голайтли?
Он ответил не сразу, а ей не хотелось повторять вопрос: вдруг это вызовет у него вспышку необузданного гнева, свидетельницей которого она уже была.
Когда она наконец посмела поднять на него глаза, то увидела, что он пристально на нее смотрит. Но не сердито, а как-то смущенно.
– Я понимаю, – торопливо произнесла она, – вы, возможно, еще не готовы об этом говорить, но…
– Я бы с удовольствием поговорил о ней. Но ее не существует. Я не женат. И как вы меня назвали?
– Я назвала вас мистером Голайтли. Незачем испытывать неловкость из-за такой фамилии…
– Я и не испытываю. Потому что это не моя фамилия.
– Мне сказали в гостинице, кто вы. Вашу собаку зовут Рубен. Вы живете в бунгало. Нет смысла притворяться…
– Это дом моего крестного. И собака его. Он уехал, чтобы навестить свою дочь и ее мужа, а я присматриваю за домом и собакой. Крестного зовут Герберт Голайтли, а его жена неожиданно умерла несколько месяцев назад. Ваш информатор пропустил некоторые подробности.
– О Господи! – Лиз покраснела до корней волос. – Какая же я идиотка! О вас никто даже не упоминал.
– Я им за это благодарен. Они знают, что я стараюсь особенно не светиться. – Он протянул руку и осторожно взял мокрый платок, который она все это время мяла в руках. – Меня зовут Джуд Дэрроу. Возможно, вы слышали это имя.
– Нет, не припомню, – нахмурила она лоб.
– А где вы были последние несколько недель?
– За границей. Если быть точной – в лагере беженцев в Африке. Там я оказалась в самом центре страшной засухи и гражданской войны. Я… я вернулась всего несколько дней назад.
– Боже мой! Неудивительно, что вам захотелось сбежать.
– Это не из-за работы. – Она посмотрела на свои стиснутые руки. – Я жила с одним человеком. Вернувшись, я обнаружила совершенно случайно, что он нашел… сблизился с другой женщиной.
– Мне очень жаль. Если вы занимаетесь гуманитарной помощью, у вас остается мало времени на личную жизнь.
– Нет. Я не…
– Но если этот человек не был готов ждать… – В первый раз она увидела, что его взгляд потеплел. Он улыбнулся ей, и у Лиз перехватило дыхание. – Тогда он не стоит того, чтобы о нем думать, не говоря уж о том, чтобы так о нем убиваться.
– Виноват не только Марк. У меня иногда бывают стрессы. Вы сами только что видели.
– Забудьте. Все в прошлом. – Помолчав, он напомнил: – А вы себя не назвали.
– Думаю, вы уже сочинили мне парочку-другую имен.
– И даже больше. В основном таких, что не стоит произносить вслух. Но мне хочется узнать ваше настоящее имя.
Чуть поколебавшись, она выдохнула:
– Бет. – И уже более твердо добавила: – Бет Арнолд.
– Привет, Бет. – Длинными сильными пальцами он сжал ее руку. – Хорошо, что мы наконец познакомились. Могу я пригласить вас пообедать со мной сегодня?
Потрясенная его неожиданным предложением, она широко распахнула глаза.
Она, конечно, не могла принять приглашение по нескольким причинам. И самая главная среди них та, что она уезжает. Ей надо ехать дальше.
– Позвольте мне сказать иначе. Если я сбрею бороду и переоденусь во что-нибудь приличное, вы согласитесь со мной пообедать?
Она вдруг поняла, что улыбается ему, и, словно слыша себя со стороны, ответила:
– Спасибо, но я и так собиралась сказать «да».
Неужели это сказала она? Это она сказала?
– Отлично. Рискуя нарушить установившуюся между нами откровенность, могу ли я попросить вас никому не раскрывать моего настоящего имени? Поверьте, у меня есть на это причины.
– Если вы так хотите… – пожала плечами Лиз и вдруг вспомнила свои дикие предположения. – Я надеюсь, вы не скрываетесь от полиции?
– Нет. – Он включил зажигание и искоса посмотрел на нее. – Намного хуже. От журналистов!
Машина тронулась. Ошеломленная, Лиз молча сидела рядом, чувствуя себя виноватой.
Глава 4
«Я должна была сказать ему правду о себе, – корила себя Лиз, напряженно глядя на дорогу невидящим взглядом. – Надо сказать ему прямо сейчас, пока дело не зашло слишком далеко. Это вопрос этики».
Но она побоялась. Побоялась, что если он узнает, кто она на самом деле, то просто высадит ее у гостиницы и уедет. А она… она не хотела, чтобы он уезжал.
Ее удивило, что она этого не хочет. И странно, что это ее так беспокоит. Ведь подобная ситуация не входила в ее планы. Поэтому будет лучше рассказать ему все и докончить с этим прямо сейчас.
После рыданий она чувствовала себя опустошенной, но, что удивительно, в мире с самой собой. И ей не хотелось, чтобы что-то изменилось.
«Но что, собственно, случилось?» – спрашивала она себя.
Она сказала, что ее зовут Бет, и на то короткое время, что они будут общаться, она ею и останется.
Лиз Арнолд из газеты «Ежедневный курьер» принадлежит к совершенно другому миру… другому времени и месту. Ей придется вернуться в этот мир, но не сейчас.
А потому в данную минуту она будет наслаждаться тем, что снова стала Бет, человеком без прошлого и будущего. И без каких-либо определенных планов.
Каким бы сенсационным, постыдным или просто интересным с точки зрения новостей ни был секрет Джуда Дзрроу, он может быть спокоен, что Бет его не выдаст. И все, что он ей рассказал, никогда не попадет в газеты.
Она не знала, что подсказало ей назваться своим детским именем, но это было правильно. В бунгало она видела на кухне экземпляры «Ежедневного курьера» и была уверена, что в некоторых из них были напечатаны репортажи из лагеря беженцев, подписанные ее именем. Если бы она назвала ему то имя, под которым была известна в журналистских кругах, он бы легко ее вычислил. Но это бы значило погубить неожиданно возникшее между ними взаимопонимание.
В то же время казалось довольно странным планировать обед с другим мужчиной. У нее было такое ощущение, что она неверна Марку, хотя ее и посетила циничная мысль о том, что вряд ли Марк испытывал подобные угрызения совести, назначая свидания своей новой девушке.
Ничего серьезного за сегодняшним обедом не последует, подумала она. Она не может себе этого позволить. Этот обед означает лишь то, что они зарывают топор войны. Ее планы на будущее не изменились.
– Что-то вы примолкли.
– Я просто задумалась.
– Похоже, ваши мысли были не слишком-то веселыми. Вы все время хмурились, пару раз стиснули губы и даже тяжело вздохнули.
– Я и не предполагала, что меня так легко раскусить, – улыбнулась она.
– Вот уж не сказал бы. Я даже уверен, что на самом деле вы скрытны. Хотя я только что был свидетелем того, какие страсти обуревают иногда настоящую Бет Арнолд.
– Не напоминайте мне об этом, пожалуйста. Истерики не в моем характере. Вы… просто застали меня не в лучший момент моей жизни.
– Это как посмотреть. – Он помолчал. – Что касается сегодняшнего обеда…
Он собирается его отменить, закончила она его мысль.
– Вы вспомнили, что у вас запланировано другое свидание? – лучезарно улыбнулась она, чтобы он не заметил ее разочарования.
– Ничего подобного. Просто подумал, не согласитесь ли вы пообедать у меня в бунгало. В гостинице сейчас слишком много народу, а я пытаюсь свести к минимуму встречи с местным населением. – Он покосился на нее. – И я предлагаю вам всего лишь обед. Вам не придется от меня отбиваться. Я не настолько глуп.
– Я в этом совершенно уверена. В бунгало так в бунгало.
В столовой гостиницы она скорее всего снова столкнется с Дунканом Уайтом. А ей совсем не хотелось видеть этого назойливого подонка.
– Вы умеете готовить? Или это будет совместное приготовление обеда?
– Я как-нибудь справлюсь с яйцами, сосисками и банкой фасоли. Но если вы пожелаете блеснуть своими кулинарными способностями, вы сможете завтра приготовить ужин.
Он остановил джип у входа в гостиницу.
– Семь тридцать вас устроит?
– Отлично. – Лиз посмотрела, как он уехал, и медленно вошла в дом.
Его слова, что они завтра вечером будут вместе ужинать, неожиданно привели ее в такое возбуждение, что у нее мурашки побежали по телу.
«Успокойся! – осадила она себя, поднимаясь в свой номер. – Ты же слышала, что он еще сказал. Это просто обед, как ты и хотела. Так что не теряй головы и относись ко всему спокойно. Ты же не ребенок».
Чтобы настроиться на благоразумный лад, она достала все свои дорожные карты и начала их изучать, решив, что обязательно поедет на равнины и в Камберленд. Однако ей не удалось притвориться, что ее занимают лишь предстоящие путешествия.
Но Джуд Дэрроу все время вторгался в ее мысли, не позволяя думать ни о чем другом. Она то и дело что-то рассеянно чертила в блокноте, а у нее получались бесчисленные бородатые лица, на которые она смотрела с удивлением.
Он явно избегает встреч с людьми… Интересно, во что он, черт возьми, замешан?
Лиз посмотрела на часы. Не съездить ли ей в ближайшую библиотеку и не полистать ли там подшивки газет? Большой беды в этом не будет.
Она не собиралась звонить в «Еженедельный курьер», чтобы узнать, с чем связано имя Джуда. Во-первых, это вызовет ненужную шумиху и ажиотаж, от которых он как раз и сбежал.
Во-вторых, она не может отплатить ему за доброту черной неблагодарностью и раскрыть журналистам место его пребывания. Она так поступить не может. Она способна на многое, но предать нового друга – никогда!
«Я его должница», – подумала она, вспомнив теплоту и силу обнимавших ее рук, когда она ревела.
Она потратила немало времени, раздумывая над тем, что ей надеть сегодня вечером. Она разложила на постели новую блузку и юбку и долго их изучала, но потом с сожалением снова убрала их в шкаф. Сегодня просто дружеский обед, а не романтическая прелюдия к чему-то большему, строго напомнила она себе.
В конце концов она остановила свой выбор на черных в обтяжку брюках и такой же водолазке из тонкой шерсти. Элегантно, но не вызывающе, решила она, и, спустившись на стоянку, села в машину.
Припарковавшись рядом с джипом на заднем дворе бунгало, она подошла к двери.
На крыльце сидел Рубен. Он выглядел все таким же огромным. Лиз замешкалась, но увидела, что Рубен замахал пушистым хвостом явно в знак приветствия.
– Привет, старичок, – улыбнулась она, а он в ответ гавкнул.
Щелкнул замок, и в дверях появился Джуд Дэрроу.
На какое-то мгновение ей показалось, что она ошиблась адресом. Стоявший перед ней мужчина был гладко выбрит, а непокорная грива темных волос аккуратно подстрижена. На нем были темные брюки и белая рубашка, открытая у ворота.
– Неужели я вас так ошеломил? – криво усмехнулся он.
Смутившись, Лиз поняла, что неприлично на него пялится – даже рот открыла.
– Честно говоря, не ожидала. Означает ли это конец камуфляжа?
– Только временно и только в вашу честь.
– Я польщена.
Пока они шли на кухню, она тайком за ним наблюдала. Он изменился до неузнаваемости. Борода закрывала правильные черты лица, красиво очерченный рот и волевой подбородок. Он не был красив в обычном смысле этого слова – для этого его лицо было слишком суровым, – но, бесспорно, был поразительно привлекателен.
К своему ужасу, Лиз заметила, что ее пульс бьется быстрее обычного. Она поспешно вошла в комнату и огляделась.
Занавески были задернуты, лампы горели ярко. Комната была теплой, уютной и наполнена соблазнительными ароматами. Она принюхалась, довольная тем, что может отвлечься от внезапно нахлынувших мыслей и ощущений..
– По-моему, так пахнут печеные бобы.
– Я решил поразить вас своим блюдом. – Он подошел к бару. – Что предложить вам выпить? Правда, выбор ограничен шерри-бренди и вином, оставшимся от приготовления еды.
– Я с удовольствием выпью вина. – Она села в качалку возле камина.
Вошедший вслед за ними Рубен лег у нее в ногах и стал смотреть на нее немигающим взглядом.
– Мне кажется, будто он меня охраняет, – пожаловалась она, принимая из рук Джуда бокал с вином.
– Так и есть. Понимаете, Рубен считает, что он в тот день спас вам жизнь и теперь вы принадлежите ему.
– Вот как! – Она улыбнулась. – Может, он и прав. – Наклонившись, она потрепала Рубена за ушами.
– Вы были в плохом состоянии. – Это было утверждение, а не вопрос.
– Да, в очень плохом. В худшем, чем я готова была себе признаться.
– То, что вы сейчас можете об этом говорить, уже шаг вперед. – Потом, помолчав, он добавил: – Я не был уверен, что вы придете.
– Это ведь было дружеское приглашение. А я решила, что мне нужен друг.
– Вот и хорошо. – Он сел напротив нее, скрестив длинные ноги. – Если захотите, у вас может быть даже два друга.
– Пожалуй, так оно и есть, – засмеялась Лиз, когда Рубен лизнул ей руку.
– Строго говоря, друзей может быть даже три. – Он неожиданно усмехнулся. – Судя по всему, наш пациент находится на пути к полному выздоровлению. Мы вовремя привезли его в приют, а они назвали его Кокки – в знак его удивительной жизнестойкости и непомерного чувства собственного достоинства.
– Ах, как чудесно! – Лиз радостно заулыбалась. – Но я только что вспомнила – нам же надо было пойти поискать, нет ли еще жертв, – а у меня это совершенно вылетело из головы.
– Ваша голова была занята не менее важными проблемами. Я побродил по берегу часа два, но больше никого не нашел. Кокки, очевидно, просто не повезло.
– Видимо, да. – Лиз отпила вино, наслаждаясь его богатым букетом. – Ох, какое вкусное!
– Наша цель – доставлять удовольствие, – торжественно заявил Джуд и кивнул на накрытый стол. – Вы, наверное, заметили, что я не поставил цветы и не зажег свечи – это так банально. А вот тихая музыка – она вам не помешает?
– Думаю, что смогу ее вытерпеть, – рассмеялась она. – А что у вас есть?
– У меня весьма большой выбор. Могу предложить Моцарта, Равеля, Брамса, Дебюсси. Если вспомнить о том, где мы с вами познакомились, можем поставить «Море»…
У него просто потрясающая улыбка, отметила Лиз, чувствуя, как в ответ на эту улыбку что-то шевельнулось у нее в груди.
– Почему бы и нет?
Аромат приготовленного им блюда не был обманчив. Это было запеченное в горшочках мясо с овощами под густым соусом, в котором угадывался не только вкус вина, но и незнакомая ей пряность. К мясу он подал молодую картошку и отварную капусту брокколи.
Они молча ели, а музыка Дебюсси то накатывала на них волнами, то отступала.
Лиз со вздохом отодвинула пустую тарелку и откинулась на спинку стула.
– Вы великолепный повар.
– По правде говоря, не очень. Мой репертуар строго ограничен, а рецепт этого блюда и вовсе не мой. Мне его дал один человек несколько лет назад, и с тех пор он превратил его в самодостаточную художественную форму – можно использовать все, что есть под рукой. Он очень выручает, если живешь где-нибудь в глуши.
Она вспомнила лагерь беженцев, и от чувства вины у нее перехватило горло.
– Вам не обязательно мне об этом рассказывать.
– Конечно, нет. Извините. – Он помолчал. – Работа с гуманитарной помощью, должно быть, сродни пребыванию в аду. Это все равно, что пытаться наполнить пустую бочку с помощью пипетки.
– Именно так.
Она не лжет, успокаивала Лиз свою совесть. Она находилась в самом эпицентре событий, стараясь по-своему помочь. Писала о невероятных усилиях и об отчаянии. У нее не было выбора – она должна была испытать на собственном опыте всю боль и беспомощность тех, кто этим занимался.
– Сколько гуманитарной помощи в действительности доходит до тех, кто в ней нуждается? – неожиданно спросил он.
– Немного – во всяком случае, там, где я была. Однажды мы целый день ожидали каравана с рисом и зерном, но он так до нас и не дошел. Его перехватили оппозиционные силы на севере страны. Такова была официальная версия правительства. – Циничная усмешка скривила ее губы.
– Но…
– Я думаю, этого каравана не было вообще. Ведь в столице никто не голодал, это всем известно.
– Вы собираетесь туда вернуться?
– Я поеду туда, куда меня пошлют. – Это было правдой.
– А вы хотите?
– Если быть честной – не хочу. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Боюсь, это звучит не слишком геройски.
Джуд собрал со стола тарелки и отнес их в раковину, а обратно вернулся с тарелкой сыра и фруктами.
– Вы не должны передо мной оправдываться. Я всегда считал, что героизм не поддается определению и вообще его слишком переоценивают.
– Знаете, я была знакома и работала с некоторыми очень смелыми людьми.
– Я тоже. И я ни в коем случае не хочу умалять их достоинств. Но иногда, когда ты проявляешь невероятную смелость, полезно отступить на шаг или два, чтобы подумать о том, что тобой движет. Спросить себя, зачем ты это делаешь. – Его лицо вдруг стало серьезным, а в голосе послышалась горечь. – А главное – обязательно надо задать себе вопрос: а что будет с другими людьми, когда ты оседлаешь своего белого коня и бросишься в бой?
– Это тот предел, до которого вы дошли? – Она взяла кусок сыра и гроздь винограда.
– Да. В последнее время я задаю себе довольно много вопросов.
– Могу я спросить почему? – Она постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучала слишком явная заинтересованность журналиста.
– Потому, что я решил стать героем, а в результате по моей вине погибли несколько храбрых порядочных людей. Среди них была девушка, которая мне нравилась.
Вот чего она не ожидала, так этого признания. Последние аккорды музыки умолкли. Стало очень тихо.
Нарушив тишину, Лиз проговорила охрипшим голосом:
– Я понимаю, что с этим было трудно смириться.
– Вы не представляете, какой это был ад.
Она провела кончиком языка по пересохшим губам.
– Вы ее… любили?
– Мы были близки, – вдруг резко ответил он. – Но я не собираюсь притворяться, будто между нами было что-то серьезное, во всяком случае, с моей стороны. Она предложила себя, я взял, и, может, поэтому выжил.
– Но шрамы остались.
– Это малая цена по сравнению с той, которую заплатила она.
Снова наступила напряженная тишина.
– Она… видимо… вас любила. И ей хватало этой близости.
– Вы действительно так думаете? – Его холодный взгляд заставил ее сжаться.
– Нет.
– Этого я и боялся.
Она начала нервно обрывать виноградины одну за другой почти против своей воли, потому что у нее пропал аппетит.
– Зачем вы мне все это рассказали?
– Не знаю. Возможно, ваша откровенность заслуживает ответной откровенности.
– Вы действительно так думаете?
– Нет. – Он взял персик и разрезал его на четыре части. – Когда вы в тот день бегали по пляжу, я увидел себя. Мне знакомо такое отчаяние. Поэтому я и решил вам помочь – помешать совершить роковую глупость. Так, как это сделал для меня мой крестный, когда я приехал сюда в первый раз. Может, поэтому я был настроен к вам так враждебно. Особенно когда вы свели все к этой чепухе о мокрой одежде и порванном рукаве. Я был настолько уверен, что с вами случилось несчастье, что мне и в голову не могло прийти, что я не прав.
– А я не хотела себе признаваться, что вы правы. Вы по-прежнему настроены ко мне враждебно?
– Вам, как никому другому, следовало бы знать, что это не так.
– Простите, я сказала глупость.
– Похоже, мы пустились в странное путешествие – все время открываем друг в друге неведомое. Где гарантии, что на этом пути не будет бурь и потерь?
Джуд съел персик и встал.
– Будете бренди с кофе? – Он старался разрядить напряжение, вернуться к простой дружеской беседе, хотя это давалось ему нелегко.
– Я бы не отказалась, но мне нельзя. – Она бросила взгляд на недопитое вино. – Я ведь за рулем.
– Я провожу вас домой. Мы можем пойти пешком.
– Звучит надежно и старомодно.
Он налил воды в чайник и насыпал кофе в кофеварку. Потом обернулся и посмотрел на нее таким теплым взглядом, что она зарделась.
– Я бы так не сказал, – медленно растягивая слова, произнес он. – Я никогда не принадлежал к категории надежных или к старомодным. Думаю, что и вы тоже, моя прекрасная мисс Арнолд.
Лиз покраснела еще сильнее. Она вовсе не была прекрасной и знала это. Всего лишь привлекательной, да и то с натяжкой. Открыв рот, чтобы возразить ему, она вместо ответа сунула туда виноградину. Если она начнет возражать, это будет выглядеть глупо и по-детски. А виноград был отменный – без косточек, с медовым привкусом, и его сладкий сок был как бальзам для ее пересохшего горла.
Значит, ее первое предположение было верным: он скрывается – но не от полиции, а от самого себя.
Сотни вопросов роились у нее в голове, но она не могла задать ему ни одного. Как не могла расшифровать некоторые из его ответов. Что он сказал минуту или две назад?
«Откровенность заслуживает ответной откровенности».
Не означало ли это, что он надеется на тайну исповеди? Похоже, что, рассказав ей о преследовавшем его воспоминании о несчастье, он больше никогда не захочет говорить о нем.
Хотя она, как журналист, была почти уверена, что наткнулась на нечто необычайно интересное в жизни Джуда, сам Джуд Дэрроу взволновал ее куда больше, и это привело ее в неподдельный ужас.
Надо узнать о нем побольше.
«Я хочу знать о нем все, – думала она, – но не как профессионал, а как человек. Но здесь и таится опасность. Это никак не стыкуется с моими планами. Я просто не могу себе этого позволить. Так почему бы мне, черт побери, не выпутаться из всего этого сейчас, пока еще не поздно?»
Они молча пили кофе с бренди и слушали Моцарта, сидя в качалках возле камина. Беседа не клеилась, и Лиз позволила ему что-то рассказывать, потому что ей требовалось время, чтобы привести в порядок мысли.
Здравый смысл подсказывал ей, что следует поблагодарить его за приятный вечер и вернуться в гостиницу. Одной. А завтра отправиться дальше и выкинуть решительно и навсегда Джуда Дэрроу из головы.
Придется ему самому искать путь к спасению, так же как и ей.
Она резко выпрямилась, и качалка под ней заскрипела. Он лежал, откинувшись на спинку кресла, полностью расслабившись. Прикрыв глаза рукой, он слушал музыку, но, услышав скрип ее качалки, встрепенулся и посмотрел на Лиз.
Их взгляды встретились.
Как будто угадав те слова, которые она репетировала про себя, он произнес:
– Не уходите. Еще рано. Останьтесь, пожалуйста!
Она почувствовала, как где-то в глубине ее тела зарождается странная дрожь – будто сотни маленьких бабочек трепещут крылышками.
И услышала свой ответ:
– Да. – Она едва узнала собственный голос.
– Итак. – спросил он, доливая ее бокал, – что привело вас в эти края?
– Думаю, ностальгия. Я часто приезжала сюда ребенком, когда у родителей был отпуск.
– А я жил у своего крестного Герберта и его жены Грейс. Подумать только, я мог затаптывать ваши песочные замки на пляже!
– Вы, наверное, были тем ужасным мальчишкой, которого я всегда старалась избегать.
– Я в этом уверен. – Он усмехнулся. – Разве не здорово, что теперь мы оба взрослые?
– Не знаю, – наморщила нос Лиз. – Я скучаю по тем временам.
– Тогда почему перестали сюда приезжать?
Она пожала плечами:
