Лиз плечом толкнула дверь в квартиру и бросила на пол дорожную сумку.
      Крикнув: «Я вернулась!» – она постояла с минуту, ожидая ответа, но ее слова растворились в тишине. Лиз пожала плечами. Было нереально предполагать, что Марк окажется дома. Ведь она не предупредила его, что вернется домой на несколько дней раньше.
      А до чего было бы приятно увидеть, как просияет его лицо, как он с удивлением и восторгом распахнет объятия, приветствуя ее возвращение домой…
      А может, она просто по нему соскучилась? Марк никогда не демонстрировал свои чувства. Скорее всего он просто чмокнул бы ее в щеку и предложил открыть бутылку вина.
      Она вошла в гостиную и в недоумении остановилась на пороге. Марк, возможно, предвидел ее возвращение, потому что бутылка уже была открыта. И не одна. На столе стояли несколько пустых бутылок и грязные бокалы. Комната вообще выглядела так, словно здесь делали обыск.
      У Марка, должно быть, была какая-то сверхурочная работа, потому что это на него не похоже – оставить комнату в таком ужасающем беспорядке. В вазе даже стоял букет увядших цветов, что было для него и вовсе нехарактерно.
      Из них двоих неряхой считается она, проворчала Лиз себе под нос, нагнувшись, чтобы поднять с пола старые газеты и расправить смятые диванные подушки.
      Она отослала свой последний репортаж уже из аэропорта перед самым отлетом. Ее начальник Клайв Трент предоставил ей двухнедельный отпуск со словами: «Расслабься. Съезди куда-нибудь и успокойся. Ты это заслужила».
      Но похоже, расслабиться она сможет только после того, как разгребет эту грязь.
      Когда Марк вернется вечером, она встретит его в прибранной квартире и приготовит какой-нибудь необыкновенный ужин, хотя она знала, что после Африки еще несколько месяцев не сможет нормально есть, не чувствуя себя виноватой.
      Заглянув в холодильник, Лиз приняла другое решение – пойти куда-нибудь поужинать. Оставалось надеяться, что у Марка будет на это время.
      Она не знала, куда именно ей хотелось бы пойти, но после нескольких недель пребывания в продуваемой всеми ветрами африканской стране особенно привлекательным казалось ей какое-нибудь место на морском побережье.
      До весны, конечно, еще далеко, но холодный соленый морской воздух поможет ей восстановить горло и легкие, высушенные непрерывной пылью и жарой. А шум прибоя на пляже, возможно, заглушит непрестанный гвалт в лагере беженцев, до сих пор стоявший у нее в ушах.
      Как бы ей хотелось, чтобы Марк был сейчас дома, думала она, наполняя электрический чайник. Они поклялись никогда не обсуждать свою работу дома, но сейчас ей было просто необходимо поговорить с ним.
      Ей надо было поделиться с ним, каково это – все время ощущать вонь, отмахиваться от назойливого жужжания мух и слышать постоянный плач детей, видеть отчаяние в глазах умирающих от голода африканцев и работавших в лагере добровольцев. Поговорить о своем чувстве беспомощности и отвращения.
      Марк поймет, она была в этом уверена. А может быть, просто пожмет плечами и скажет: «Если ты не выносишь жару, постарайся поменьше быть на кухне».
      Лиз прикусила губу. Не такой ответ она хотела бы от него услышать – во всяком случае, не на этот раз. Ей хотелось, чтобы он ее утешил. Чтобы обнял ее и сказал, что, несмотря ни на что, всегда остается надежда. Даже если эти слова были ложью.
      Она всегда реалистично относилась к своей профессии и с первого же дня знала, что ей не обязательно будут доставаться только приятные задания. И что при некоторых обстоятельствах просто невозможно оставаться безразличной и равнодушно смотреть на несчастных людей.
      Лагерь беженцев, изнывавший под палящими лучами безжалостного африканского солнца, был именно таким заданием. И не было никакой возможности оставаться безучастной к тому, что ей приходилось наблюдать, – ведь ее послали сделать репортаж именно о том, что происходило в этом лагере.
      Однако, возможно, именно это чувство сопричастности и придавало ее репортажам ту остроту, которую так ценил Клайв?
      Она приготовила себе кружку растворимого кофе и выпила его черным – без сахара и молока. Но для того чтобы расслабиться, как приказал Клайв, этого было мало.
      Эта квартира была ее убежищем, ее святая святых. Но сейчас тишина и окружавшие ее знакомые вещи не оказывали на нее своего обычного магического действия. Нервы были напряжены. Ее охватывало беспокойство, причину которого она не понимала.
      Лиз посмотрела на часы. До возвращения Марка было еще очень далеко. Можно прилечь и попытаться поспать час или два, а потом заняться уборкой.
      Сегодня вечером они пойдут куда-нибудь поужинать. Если судить по состоянию холодильника, Марк все это время пренебрегал покупкой продуктов и вообще работой по дому.
      Возможно, он намеревался все сделать за двадцать четыре часа до ее предполагаемого возвращения и теперь будет выглядеть виноватым, когда увидит ее. С этими мыслями она направилась в спальню.
      Постель была не убрана, пуховое одеяло валялось на полу.
      Надо сменить постельное белье, мелькнула мысль. Она остановилась на пороге и слегка нахмурилась. Что-то показалось ей странным. Не совсем таким, каким должно было быть.
      Во-первых, на тумбочке с ее стороны кровати стояла пепельница, полная окурков. Марк никогда не курил в спальне, к тому же он уверял, что может спать только на противоположной стороне кровати, лицом к окну.
      А любимый медный будильник переместился с ее тумбочки на тумбочку Марка, хотя он всегда жаловался на то, что тиканье часов его раздражает.
      Спальня была освещена лучами солнца, но, глядя на скомканные простыни; Лиз вдруг почувствовала, что ее пронизывает холод.
      Когда она подошла к кровати, ее нога задела какой-то твердый предмет. Это был маленький транзисторный приемник, который они обычно держали на кухне, чтобы иметь возможность слушать утренние новости во время завтрака.
      Лиз медленно нагнулась и подняла его. Когда она включила приемник, у нее чуть не лопнули барабанные перепонки от оглушительных звуков поп-музыки.
      Она бросила приемник на кровать, словно его объяло внезапное пламя.
      Какой-то голос внутри ее без конца повторял: «Нет, пожалуйста, нет…» Прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, что произносит эти слова вслух.
      И вдруг в соседней комнате зазвонил телефон. Вздрогнув, она машинально направилась к нему, чтобы снять трубку, но в это время включился автоответчик.
      Она подождала, пока сообщение было записано, и выключила ответчик.
      – Расслабься! – потом твердо приказала она себе. Ей показалось, что ее голос эхом отдается в тишине комнаты. – Может быть, это совершенно обычное сообщение. И к тому же – для меня. В конце концов, это не только его дом, но и мой.
      Лиз нажала на кнопку и услышала:
      – Марк! – Женский голос был хрипловатым и почему-то напряженным. – Я обещала, что не буду звонить, но мы не можем просто так все бросить. Нам надо увидеться и поговорить. Мне невыносимо думать, что ты больше никогда ко мне не прикоснешься, что я не почувствую тебя внутри себя. Я знаю, ты не хочешь причинить ей боль, но нам надо подумать и о нас с тобой – о том, чего мы хотим. Я уверена, что последние недели были для нас… В общем, мне надо увидеть тебя, дорогой. Я приду вечером в обычное время. И пожалуйста, не пытайся меня остановить. – Пауза. – Марк, мне кажется, я люблю тебя.
      Лиз выключила автоответчик.
      Потом, спотыкаясь, бросилась в ванную, где ее вывернуло наизнанку.
      Спазмы прекратились, но она продолжала стоять, крепко держась за края раковины, – ванная комната плыла у нее перед глазами. Боль была везде – в желудке, в горле, в голове и больше всего в сердце.
      Марк, думала она. Марк и какая-то девица. Возможно, она даже ее знает, хотя не узнала голос и, конечно же, не хотела услышать его опять.
      Какая-то девица была в ее квартире, пока она работала в Африке. Пользовалась ее вещами. Спала с ее мужчиной.
      «Кто спал в моей постели?»
      Вопрос из старой детской сказки, будучи переведен в термин жизни взрослых, приобретал чудовищный смысл.
      Не похоже, что это было случайное увлечение. Не просто приключение на одну ночь, хотя и это было бы достаточно плохо.
      «Марк, мне кажется, я люблю тебя».
      Это было предательством – полным и абсолютным.
      Где-то в глубине души Лиз предполагала, что в жизни Марка всегда будут искушения. Он был привлекательным мужчиной и не последним человеком в сфере средств массовой информации. Желающих – особенно женщин – попасть на телевидение было очень много, и у него не раз была возможность ей изменить.
      Все же она была готова поклясться, что за те два года, что они были вместе, он ни разу этого не сделал. В конце концов она и раньше уезжала, и на большие сроки, чем в этот раз.
      И у нее бывали случаи, когда она испытывала искушение. Когда одиночество могло бы заставить ее искать чего-то большего, чем обычная дружба, существовавшая в среде журналистов. И некоторые ее коллеги весьма прозрачно намекали на то, что они были бы совсем не прочь.
      Но она никогда не поддавалась искушению, потому что знала, как много она может потерять, когда вернется домой…
      У них была прочная связь. Они не были женаты, но подразумевалось, что в будущем это произойдет. Потому что настанет день, когда они захотят иметь детей. Но не сейчас. Сначала каждый должен преуспеть в выбранной им карьере.
      «Марк, мне кажется, я люблю тебя».
      Новая волна горечи окатила ее. Марк и Лиз. Еще одна потеря в современном мире. Сплетня, о которой будут шептаться по углам, а потом забудут.
      Но нельзя же просто так сбросить со счетов два года совместной жизни! Придется разбираться, расходиться – как при разводе.
      Она крепко сжала края раковины, так, что у нее побелели костяшки пальцев.
      «А что, если бы мы были женаты? – подумала она. – Если бы я была женой Марка, стала бы эта девица раздумывать, прежде чем соблазнить его? И отреагировал бы Марк по-другому, если бы он был моим мужем?»
      Может быть. А может, и нет. Ведь считается, что мужчины от природы не моногамны.
      У них было так много общего, и они о стольком мечтали! Неужели он мог обо всем забыть?
      «Я бы всегда смогла его простить, – думала Лиз, полоская рот. – Он и не подозревает, что я вернулась. Я могла бы исчезнуть на несколько дней, а потом совершенно неожиданно появиться и вести себя так, будто ничего не знаю. Интересно, как он себя поведет».
      Лиз осторожно выпрямилась и взглянула на свое отражение в зеркале. В лице не было ни кровинки. Нет, такое притворство было ей не под силу, и она прекрасно это знала.
      Кроме всего прочего, она никогда бы не смогла себя заставить снова лечь в эту постель.
      Как бы там ни было, подумала она, придется посмотреть правде в глаза. Но здесь, в их квартире, это сделать будет невозможно.
      Надо уехать. Побыть какое-то время одной. И подумать о том, что делать дальше.
      «Когда я встречусь с Марком, – размышляла она, – я должна быть готова – должна знать, что сказать и что делать. И я должна буду полностью владеть собой. Но как же невыносимо сознавать, что эта парочка обсуждает меня или мое финансовое положение! Хуже того – жалеет меня».
      Она не станет скрывать от Марка, что вернулась. Эта мысль пришла ей в голову, когда она распаковывала дорожную сумку и кидала свои вещи в корзину для грязного белья. Пусть они узнают, что ей все известно. Пусть им будет так же плохо, как сейчас ей!
      Она быстро перебрала в шкафу свои вещи и побросала в сумку теплые свитера, джинсы и рубашки.
      Потом приняла душ и переоделась в простую серую юбку и такого же цвета шерстяную водолазку, натянула на теплые носки высокие сапоги и отыскала свой дорогой габардиновый плащ.
      Все это она сделала быстро, боясь, что Марк может неожиданно вернуться домой и застанет ее за сборами. А она не была к этому готова. Еще, чего доброго, она расплачется или с ней случится истерика. Или вообще унизится до скандала.
      «Я не могу рисковать», – думала она, набирая номер местного агентства по прокату автомобилей и договариваясь об аренде небольшого «фиата» сроком на неделю.
      Перед тем как уйти, она прилепила к автоответчику записку: «Тебе пришло сообщение», – и подписалась. Это было несколько мелодраматично, но пусть Марк знает, что она была дома и ей все известно.
      Через час она уже покидала Лондон, зная точно, куда именно направляется.
      Возможно, эта мысль об определенном месте на побережье ей пришла уже раньше, но до поры до времени оставалась в ее подсознании?
      Она покинула дом в страшной спешке, но здравый смысл подсказывал ей, что надо что-нибудь поесть, хотя бы для того, чтобы унять тревогу.
      Остановившись у придорожного кафе, она заказала большой салат и довольно долго в нем ковырялась. А потом стала изучать дорожную карту и путеводитель по побережью, который она бросила в сумку вместе с вещами. В том месте, которое она выбрала, была всего одна гостиница, где в стоимость номера входили завтрак и ужин. Называлась она «Рай для рыбака».
      Придется довольствоваться этой гостиницей. Тем более что в это время года комнату будет снять нетрудно, если только какая-нибудь орава рыбаков не решит провести там свой отпуск именно в это время.
      Машин на дороге было много, и она была этому рада, потому что приходилось быть очень внимательной. Вообще-то она любила быструю езду, но сейчас она была даже сверхосторожна, зная, что ей предстоит проехать еще много миль.
      Свернув с перегруженного транспортом шоссе на проселочную дорогу, она вздохнула с облегчением.
      Но и здесь надо было ехать не слишком быстро – указателей было мало, и пришлось воскрешать в памяти давно забытые приметы ландшафта. Ведь прошло очень много времени с тех пор, как она жила здесь в детстве, и многое наверняка изменилось.
      Возвращение в эти места, вполне вероятно, было ошибкой, но не самой страшной. Она ведь еще не заказала номер, не связала себя обязательствами. Она может поехать дальше, в какие-нибудь незнакомые места.
      Она все еще не сомневалась, когда подъехала к развилке. Налево, согласно указателю, была деревня, направо – пляж. Точно так же, как было когда-то.
      Немного поколебавшись, Лиз повернула направо и стала медленно спускаться с довольно крутого холма. За высокой живой изгородью скрывалось несколько домов, которых не было прежде, но дорога не изменилась.
      Не изменилось и объявление о том, что дальше въезд машин запрещен. Его только слегка подновили. Она послушно свернула на небольшую стоянку, заперла машину и пошла на пляж.
      Дорога вела на берег Северного моря, которое было таким же холодным и серым, как небо над головой, а море было покрыто белыми барашками.
      Ветер дул с моря, развевая волосы и бросая в лицо мелкие брызги ледяной воды.
      Лиз побежала к берегу.
      Ровная дорожка перешла сначала в каменистую тропу, а потом в поросшие песчаным тростником дюны. Преодолев последние несколько ярдов камней – а на каблуках это было не так-то легко, – Лиз добралась до песка. Здесь она подставила лицо ветру и оставалась неподвижной, всматриваясь в линию горизонта, пока у нее не зазвенело в ушах и не начали слезиться глаза.
      «Марк, мне кажется, я люблю тебя».
      «Ах, Марк, я думала, что люблю тебя, и верила, что ты любишь меня тоже. Но можно ли жить в чьем-то сердце и голове?» – в отчаянии спрашивала она себя, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
      Пока он говорит тебе то, что ты хочешь от него услышать, ты ему веришь. У тебя просто нет выбора. А когда все заканчивается, когда все рушится, приходится принимать решение.
      Ветер становился сильнее, ей стало холодно. Она плотнее закуталась в плащ и обхватила себя руками. Не отрывая взгляда, словно завороженная, Лиз смотрела на море: волны с грохотом и шипением то набегали на песок, то отступали. Увязая каблуками в песке, она подошла к кромке воды.
      Ей всегда нравился шум моря, но сейчас она его почти не воспринимала.
      Она вдруг вспомнила, как ее отец нашел на берегу большую раковину и после каникул она взяла ее с собой домой. «Смотри, Бет. Если ты приложишь раковину к уху, ты услышишь шум моря».
      Она хранила эту раковину многие годы – когда училась в школе, потом в университете и когда жила в квартирах, которые снимала на пару с кем-нибудь, – словно это был талисман.
      Но ей уже давно не попадалась на глаза эта раковина. И никто не называл ее Бет.
      Лиз вытерла мокрые щеки.
      «Я не уйду отсюда, пока не найду другую раковину».
      Она знала, что самые красивые обычно попадались у нижней кромки воды.
      Ветер все усиливался, он уже свистел в ушах, и она, почти оглохшая от этого свиста, подняла руки, чтобы закрыть уши, но в этот момент услышала какие-то звуки.
      Прежде чем она успела что-то понять, на нее набросилась собака.
      Она услышала лай и, повернувшись, увидела огромного пса: помесь лабрадора с какой-то другой породой. Лиз вскрикнула и попыталась отступить, но поскользнулась и упала коленом в ледяную воду. Одновременно она, защищаясь, закрыла лицо руками. Собака впилась зубами в рукав ее плаща, и она услышала, как затрещала разорванная ткань.
      – Не двигайтесь! – услышала она грубый повелительный окрик. – Рубен, ко мне!
      Пес тут же отпустил рукав и помчался к хозяину, виляя хвостом и радостно повизгивая.
      Лиз еще с минуту не двигалась, а затем, дрожа от страха и холода, с трудом выпрямилась и, стоя в воде, стала выжимать плащ.
      Тем временем незнакомец подошел к ней. Это был высокий мужчина в камуфляжной куртке, под которой угадывалась крепкая мускулатура. Длинные темные волосы выглядели неопрятно, нижнюю часть лица скрывала борода. Он оглядел ее серыми, как море – и такими же холодными, – глазами.
      – С вами все в порядке? – Вопрос прозвучал скорее равнодушно, чем успокаивающе.
      – Никогда еще не чувствовала себя лучше, – отрезала Лиз. – Промокла до нитки из-за вашего ужасного пса. Купание одетой в это время года не входит в число моих вздорных прихотей.
      – Рад это слышать, – ничуть не смутившись, ответил незнакомец. – Я наблюдал за вами в полевой бинокль, и мне не понравилось, как вы себя ведете. Я решил, что вы собрались топиться.
      – Так вы шпионили за мной? – возмутилась Лиз.
      – Нет. Я высматривал куликов. Ваше появление мне помешало.
      – Позвольте вам ответить тем же. – Она не пыталась сдержать ярость. – Надеюсь, наблюдение за птицами у вас получается лучше, чем подсматривание за людьми. Я просто прогуливалась по берегу.
      – Вы не первая сумасшедшая, которая выбирает это место для последнего купания. А течение здесь коварное, не говоря уж о том, что вода ледяная.
      – Благодарю за лекцию. И поскольку мы обсуждаем вопрос, как следует себя вести, позвольте заметить, что ваша собака опасна. Смотрите, что она сделала с моим плащом.
      – В этом я виноват. Я послал его, чтобы он не дал вам совершить роковую глупость, от которой я считал своим долгом вас уберечь.
      – А вам не приходило в голову, что не надо вмешиваться в чужие дела?
      – Самоубийство – вещь непредсказуемая. – Он пожал широченными плечами. – Вы могли в последнюю минуту решить, что не хотите топиться, и тогда мы бы промокли оба.
      – Слушать такую чушь оскорбительно. Я вовсе не собиралась топиться.
      – Значит, я ошибся. Но это вряд ли наказуемая ошибка. – Помолчав, он добавил: – Вы действительно вели себя как-то странно.
      – Прогуливаясь по берегу? – Лиз постаралась говорить с сарказмом. – Когда-то это не возбранялось. А что, теперь на это требуется особое разрешение?
      – Вы примчались на берег с такой скоростью, словно за вами гнался дьявол, – спокойно ответил он. – Потом вы немного постояли, как будто в состоянии транса. Когда вы пошли к морю, я решил действовать в ваших же интересах.
      – Да вы просто герой! Благодаря вашим усилиям я испортила дорогой плащ и сапоги. Не говоря уже о том, что могу заболеть воспалением легких.
      – А вы испортили мне прекрасный день, хотя это, по вашему мнению, вряд ли сравнимо с уроном, нанесенным вашим драгоценным шмоткам. – Бросив на нее презрительный взгляд, он отвернулся и зашагал прочь. Потом остановился и кинул через плечо: – Советую вам переодеться, а счет пришлите на мое имя в «Рай для рыбака».
      – Ваше предложение не вселяет оптимизма.
      – Никакого другого вы не получите. Так что воспользуйтесь хотя бы этим.
      – Вам повезло, что я не стану заявлять властям о том, что у вас опасная собака! – крикнула она ему вдогонку, и он тут же повернулся и грозно на нее посмотрел:
      – Только попробуйте, и увидите, что будет! – Наклонившись, он потрепал пса за ухом. – Рубен – любимец местного населения, и никто не поверит ни единому вашему слову, особенно если я расскажу всем, что здесь произошло. Он совершенно не опасен, чего я не могу сказать о себе. Потому что вы, мадам, первосортная зануда. В следующий раз топитесь в другом месте.
      – Ваше высокомерие вызывает смех.
      – Вы тоже не сахар, леди. А теперь, с вашего позволения, я вернусь к наблюдению за птицами.
      – Мне жаль, что вы прервали это занятие ради меня. И не сомневайтесь – я обязательно пришлю вам счет. Кому мне следует его адресовать? Сумасшедшему хозяину дикого пса?
      Незнакомец вдруг замер, его тело под стеганой одеждой напряглось так, что она почувствовала это даже на расстоянии. Взгляд его холодных глаз пронзил ее насквозь с такой яростью, что Лиз отшатнулась, словно от удара.
      «Что я такого сказала? – испугалась она. – И что такого сделала?»
      Какое-то мгновение они стояли молча. Казалось, даже ветер стих, а шум волн доносится откуда-то издалека.
      Потом он отступил назад, словно опасаясь, что не сможет сдержаться.
      Этим движением он намеренно, как ей показалось, решил разрушить те чары, которые независимо от их желания опутали их на этом пустынном берегу.
      – Нет, – тихо ответил он. Даже слишком тихо. – Не говорите так. Никогда так не говорите. А счет пришлите на имя… скажем, Джона Смита.
      Свистнув собаке, он зашагал прочь.
      Лиз смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дюнами, а потом, не думая о том, что кто-то может ее увидеть, на негнущихся ногах неловко проковыляла по песку на дорогу – туда, где стояла ее машина.

      «Это самый плохой день в моей жизни, – думала Лиз, вцепившись в руль машины и пытаясь успокоиться. – Ноль, если считать по десятибалльной шкале».
      Странно, что эта неожиданная встреча на берегу могла так ее взволновать.
      Но падать в ледяную воду Северного моря, да еще испытать нападение злющего пса – это-то зачем?
      Однако ей пришлось признаться себе, что в данной ситуации она вела себя не лучшим образом. Эта ее шутка по поводу сумасшедшего хозяина дикой собаки была слишком грубой и вместе с тем какой-то по-детски беспомощной. Ведь ей не раз приходилось сталкиваться с непредвиденными ситуациями и трудными людьми, и она умела с этим справляться.
      Почему же она позволила так называемому Джону Смиту вывести себя из равновесия?
      Этот идиот застал ее в минуту слабости, мрачно заверила она себя, заводя машину. Он тоже реагировал не совсем адекватно. И не стоит забывать об этом.
      Вырулив со стоянки, она поехала вверх по дороге.
      Что-то подсказывало ей, что следует изменить свой маршрут и ехать дальше. Но разве она забыла о том, что ее одежда промокла? Плащ и юбка прилипали к телу, а в сапогах хлюпала вода. Все это было очень неприятно.
      Ей срочно нужна горячая ванна, сухое белье и настоящая еда, а не какой-то там салат. А решение держаться подальше от Джона Смита придется ненадолго отложить.
      «Рай для рыбака» располагался в низком, длинном оштукатуренном здании, выходившем фасадом на главную улицу деревни. Лиз припарковала машину за домом и вошла через вход с вывеской «Стол и ночлег».
      Всего через несколько минут ей была предоставлена уютная комната на втором этаже с собственной – правда, крошечной – ванной, а хозяйка, миссис Барнс, принесла поднос с горячим чаем.
      Озабоченно качая головой, она посмотрела на мокрую одежду Лиз и предложила отнести ее в деревенский магазин.
      – Туда обычно приезжает грузовик, чтобы отвезти вещи в сухую чистку, – пояснила миссис Барнс. – Я скажу им, что это срочно, и они вернут ваши вещи через сорок восемь часов. И починят рукав вашего плаща. А вот что делать с сапогами – ума не приложу. – Хозяйка задумалась. – Как же это случилось, дорогая?
      – Я… я оступилась. Так бывает.
      Последние слова могут служить эпитафией тому, что с ней произошло, мрачно подумала Лиз, когда чуть позже отогревалась в горячей воде.
      Блюд в меню ужина было немного, но все названия звучали по-домашнему. Лиз выбрала пирог с курицей, а потом ей принесли огромную порцию отличного сочного мяса, бекона и грибов с густой подливкой. Картошка в мундире и морковь с маслом явно были лишними, но Лиз съела и их.
      Неприятности этого дня не лишили ее аппетита. Может, ей грозит опасность находить утешение в еде и измерять горе в фунтах и дюймах?
      Покончив с ужином, она перешла в бар, где соревновались игроки в дартс. Она заказала бокал шардоннэ и стала с интересом наблюдать за игрой.
      По-видимому, только она одна жила в гостинице, все остальные были местными жителями.
      Лиз страшно устала, и самое лучшее, что она могла сделать, – это пораньше лечь спать. Но сама мысль о том, что ей придется спать одной на широкой двуспальной кровати, ее пугала, и поэтому она старалась оттянуть этот момент.
      В Африке, лежа на узкой раскладушке под сеткой от москитов, она мечтала о том, как вернется домой и как сильные руки Марка обнимут ее в темноте ночи.
      Ей даже в голову не приходило, что может быть иначе.
      «Боже мой, – думала она, – что еще я считала само собой разумеющимся?»
      Если бы она не вернулась раньше срока, сколько бы прошло времени, прежде чем она поняла, что что-то изменилось? Признался бы Марк в конце концов в своей измене? Или предпочел бы, чтобы их общие друзья и коллеги по работе начали делать многозначительные намеки? Нет, это было бы еще невыносимее.
      Сейчас ей надо привыкать к тому, что она снова осталась одна. К тому, что надо снять другую квартиру и переехать. А до этого найти кого-нибудь, у кого можно было бы пожить. И пережить еще одну травму – разделить книги и диски, которые они покупали с Марком.
      Но она не станет спешить. Теперь, оставшись одна, она сможет выбирать. Намекал же ей Клайв, что в парижском бюро его газеты может в скором времени открыться вакансия. Может, ей стоит об этом подумать?
      И главное: она не будет слишком активно искать замену Марку и завязывать новые отношения. С этого дня, решила она, внутренне содрогнувшись, с мужчинами покончено надолго.
      Всякий раз, как открывалась входная дверь, ее взгляд непроизвольно высматривал человека в камуфляжной куртке в сопровождении большой черной собаки.
      Что это с ней? Навязчивая идея? И что она будет делать, если он и правда войдет? Встанет и бросится бежать?
      Однако когда наступило время закрытия бара, а он так и не появился, она вздохнула с облегчением.
      Допивая вино, она наблюдала за миссис Барнс, прибиравшей бар.
      – Вот и все. – Хозяйка накрыла полотенцем насос, которым качала пиво, и с удовлетворением оглядела помещение. – На сегодня хватит. Сделать вам, моя дорогая, горячее питье, которое вы возьмете к себе наверх, чтобы выпить перед сном?
      – Нет, спасибо. – Лиз улыбнулась. – Миссис Барнс, я хотела спросить… Я видела сегодня большую черную собаку по кличке Рубен. Вы, случайно, не знаете… э… как зовут ее хозяина?
      – Ах, Рубен! – Лицо миссис Барнс приняло умилительное выражение. – Это собака мистера Голайтли. До чего замечательный пес! Обожает детей.
      «Вареными или жареными?» – чуть было не вырвалось у Лиз.
      – Как вы сказали… Голайтли?
      Миссис Барнс кивнула:
      – Да. Мистер Герберт Голайтли. Он живет в доме на самом краю деревни. На мой взгляд, далековато, но ему, похоже, это нравится.
      «Не сомневаюсь», – подумала Лиз, и в ее груди неожиданно затеплился нервный огонек ликования.
      Значит, Герберт Голайтли. Теперь понятно, почему этот огромный мачо предпочел назваться Джоном Смитом.
      Осторожно подбирая слова, она спросила:
      – Вы хотите сказать, что он немного… странный?
      – Я скорее сказала бы, что самую капельку эксцентричный. С тех пор, как умерла его бедняжка жена. Но нельзя же его винить за это, правда?
      Лиз поднялась к себе в номер. Значит, мистер Голайтли-Смит – вдовец. Это, конечно, очень печально, но еще не причина обвинять ее, Лиз, в диких поступках.
      Они оба пережили тяжелую личную потерю. Но он по крайней мере мог горевать открыто, и люди уважали его горе.
      В ее случае сочувствие примет совсем иные формы. Все хором будут заявлять, что Марк – негодяй, и по очереди подходить к ней и перечислять причины, по которым они никогда не любили Марка и не доверяли ему.
      У нее в этом уже был опыт. Она и сама не раз говорила плачущим подругам: «Без него тебе будет лучше».
      Сейчас это ее не утешало.
      Слезы благодарности подступили к ее глазам, когда она легла в постель и обнаружила под одеялом горячую грелку. Но заснуть сразу ей не удалось. Она еще долго лежала и прислушивалась, как старая гостиница, готовясь ко сну, потрескивает и постанывает.
      Если было что-нибудь хуже, чем очутиться одной в постели, предназначенной для влюбленных, то ей еще предстоит узнать, что это такое. Она думала, что будет долго рыдать и наконец уснет, но оказалось, что странным образом не испытывает никаких эмоций.
      Лиз казалась себе микроскопической точкой в бесконечной вселенной пустоты, и, как далеко она ни протягивала бы руку, везде будет только пустое пространство.
      Но именно пространство было необходимо ей в данную минуту, думала она, ворочаясь с боку на бок и зарываясь лицом в подушку. Пространство и время, чтобы снова обрести себя и научиться жить без Марка.
      Засыпая, она решила, что лучше всего уехать в Париж. Ее сон был беспокойным – она то блуждала по огромным пустыням, то плыла по бескрайним морям, которых не было ни на одной карте мира. При этом она горько плакала, и некому было ее утешить.
      И она не могла убежать от высокого человека с холодными серыми глазами и его черной собаки, которые все время были где-то поблизости.
      На рассвете она внезапно проснулась и села в постели. К влажному лбу прилипли волосы. С минуту она невидящим взглядом смотрела в угол комнаты, словно этот человек стоял там в тени, наблюдая за ней, а собака лежала у его ног.
      В углу, конечно же, никого не было, но ощущение, что он там, было пугающе реальным.
      – Черт бы тебя побрал, – срывающимся шепотом сказала она в темноту. – Да отвяжись ты от меня!
      За ночь ветер стих, и лучи бледного солнца неохотно пробились сквозь облака. Лиз спустилась в столовую к завтраку.
      – День будет прекрасным. – Таков был оптимистичный прогноз миссис Барнс, поставившей перед Лиз корзинку с горячими тостами. – Что вы собираетесь сегодня делать, моя дорогая?
      – Думаю просто пошататься по окрестностям. Повспоминать о прошлом. – Хозяйка вопросительно посмотрела на Лиз. – Когда я была ребенком, я часто приезжала сюда со своими родителями. Нам разрешали оставлять машину в сарае у одного фермера на том конце улицы.
      – Наверное, у старого мистера Марстона. Он несколько лет назад скончался, и теперь фермой заправляет его сын. Но у него, как и прежде, оставляют машины начиная с Пасхи. Только теперь это настоящая стоянка с твердым покрытием, туалетами и небольшим магазинчиком.
      – Надо же, – улыбнулась Лиз, – какие изыски. В наши дни там был всего один кран.
      – Мы не разрешаем портить это место. Совет нашего прихода следит за тем, чтобы пляж оставался прежним. Никаких палаток с гамбургерами или громкой музыки. Мистер Голайтли очень нам в этом помогает.
      – Могу себе представить.
      Все, что ему надо делать, так это прибегнуть к своему холодному взгляду, и ни один предприниматель носа сюда больше не сунет.
 
      Лиз провела удивительно приятный день, объезжая знакомые с детства места. Все было как тогда, только стало как-то меньше в размерах.
      Она заехала в паб, выходивший окнами на море, и съела тарелку густого домашнего супа и несколько бутербродов с ветчиной, а потом поехала в ближайший город и провела там остаток дня, шатаясь по открытому рынку и антикварным магазинам.
      Несколько раз она инстинктивно брала в руки какой-нибудь предмет – пресс-папье или статуэтку, – говоря себе: «Марку это понравится…»
      «Мне придется изменить свой образ мыслей. – К такому выводу Лиз пришла на обратной дороге в деревню. – Забыть навсегда, что я когда-то была половинкой пары, и вспомнить о временах, когда я была счастлива. Когда меня звали Бет».
      Совершенно неожиданно ей пришла в голову мысль: почему бы ей снова не стать Бет? Разве для этого нужны какие-то причины? Это может оказаться правильным шагом, особенно потому, что Марк никогда ее так не называл. Она станет новым человеком в новой жизни.
      В своей профессии ей придется остаться Лиз Арнолд, но это она переживет – так думала Лиз, подъехав к стоянке и паркуя машину.
      Она вышла из машины, направляясь к гостинице, и вдруг увидела прямо перед дверью ту самую черную собаку. Она сидела неподвижно, словно изваяние.
      Собака как будто охраняла вход в гостиницу.
      Лиз остановилась и замерла.
      – Черт! – пробормотала она.
      Пес встал, отряхнулся и побежал прямо к ней. В маленьком дворике гостиницы он казался еще больше, чем на пляже. Не иначе он помесь лабрадора с бегемотом, подумала Лиз, прикусив губу.
      – Пошел вон! – Лиз стала поспешно отступать назад. – Сейчас же уходи! Убирайся!
      Но Рубен все приближался, слегка помахивая пушистым хвостом. В нескольких шагах от нее от остановился и оскалился, показав ряд резцов, сделавших бы честь саблезубому тигру.
      Лиз нашарила за спиной ручку дверцы своей машины, но вспомнила, что только что заперла ее.
      Не спуская глаз с собаки, она стала рыться в сумочке в поисках ключей.
      – Давай иди прочь от меня!
      Но в планы Рубена это не входило. Он снова двинулся к ней, все так же оскалив пасть. Лиз прижалась спиной к машине, забыв о ключах.
      Говорят, что собаки чувствуют, когда человек испытывает страх, и поэтому на него нападают. Рубену, видимо, выпал счастливый день, потому что Лиз была в ужасе.
      Но тут она увидела, как из гостиницы выходит высокий человек в камуфляжной куртке.
      – Помогите! – завопила она. – Уберите от меня свою собаку! Она хочет меня укусить!
      Мистер Голайтли-Смит сделал несколько шагов и встал, уперев руки в бока.
      – Что вы, черт возьми, разорались? Он вас не тронет.
      – Об этом мне лучше судить. – Лиз тяжело дышала, словно только что пробежала марафонскую дистанцию. – Ваш чертов пес оскалил свою пасть. Его надо держать на поводке… надевать намордник…
      – Если кого и надо держать на поводке, так это вас, леди, – резко бросил мистер Голайтли-Смит.
      Он свистнул, и собака, послушно подбежав к нему, села рядом, высунув язык. Потом посмотрела на Лиз и снова оскалилась.
      – Вот видите… Он опять это делает.
      – Он вам улыбается!
      – Улыбается?
      – Одному Богу известно почему. Это его излюбленный фокус, но он его показывает только тем, кто ему нравится. Правда, иногда оказывается, что у него плохой вкус, – вздохнул он, любовно погладив мохнатую голову Рубена. – Пошли, старина. Леди боится животных.
      – Ничего подобного.
      Лиз вдруг почувствовала себя ужасно глупо. Ведь она бывала в самых диких и горячих точках по всему миру. Ей приходилось жить в палатке в джунглях, в укрытиях в зонах боевых действий, а здесь – здесь она средь бела дня испугалась улыбающейся собаки! Невероятно!
      – Я люблю собак. Но не таких огромных и тех, кто умеет себя вести.
      – Одним словом, комнатных собачек, – презрительно буркнул мистер Голайтли-Смит.
      – И что это должно означать? – вспыхнула Лиз. – Нет, можете не отвечать. Я предпочитаю не знать. А теперь, если вы будете столь любезны и придержите своего пса, я, с вашего позволения, войду в дом.
      – Минуточку. Нам сначала надо уладить небольшую финансовую проблему. Я за этим сюда и пришел.
      – О! – Лиз в нерешительности остановилась.
      Кроме камуфляжной куртки, на нем были здорово поношенные джинсы и башмаки на толстой подошве, которые знали лучшие времена, только это было очень давно. По всем приметам он явно не принадлежит к богатым.
      Лиз натянуто улыбнулась:
      – Послушайте, давайте забудем об этом, ладно? Какая-то местная фирма взялась починить рукав моего плаща, а помощник миссис Барнс просто сотворил чудо с моими сапогами. – Она выставила ногу. – Видите, как новенькие.
      – Мне ваша благотворительность не нужна. Я знаю, сколько стоит такой плащ, как ваш. – Он достал из внутреннего кармана куртки конверт и бросил его Лиз. – Ловите.
      Не ожидая такого поворота, она невольно поймала конверт, но, когда увидела, сколько в нем денег, обомлела.
      Она не возьмет у него эти деньги.
      – В этом нет необходимости… – начала она.
      – А я думаю, что есть. Теперь мы в расчете, и больше нам незачем встречаться. Так что на этом и закончим.
      – С удовольствием. – Его тон задел ее. – Но совсем не обязательно платить наличными. С таким же успехом это мог бы быть чек. Впрочем, – с деланной улыбкой проговорила она, – я понимаю, почему вы хотели остаться инкогнито. Но вам это не удалось. Никакой вы не Смит. Мне известна ваша настоящая фамилия.
      Говоря все это, она не знала, какой, собственно, ожидала реакции. Может, она надеялась, что он покраснеет и начнет переминаться с ноги на ногу и что-нибудь пробормочет в ответ? Во всяком случае, он должен был хотя бы смутиться.
      Но ничего подобного не произошло. Его лицо сначала выразило недоумение. Потом он начал закипать от ярости точно так же, как это было при их первой встрече. Та же враждебность, и то же презрение.
      Если бы у нее не было за спиной машины, к которой она уже и так прижалась, она бы отступила подальше от линии огня, потому что вдруг почувствовала себя в опасности. Но ни в коем случае нельзя было дать ему это понять. Она улыбнулась с небрежным видом:
      – Да ладно вам. Что в этом такого?
      Он ответил слишком тихо и слишком ровным голосом:
      – Как вы узнали мое имя?
      – Это было не так уж трудно, – пожала она плечами. – Деревня-то небольшая. Здесь все друг друга знают. – «Может, выразить ему соболезнование по поводу смерти его жены?» – подумала она, но решила воздержаться – кто его знает, как он к этому отнесется.
      – Да, верно.
      Тон его голоса привел ее в замешательство. У нее даже мурашки побежали по коже.
      Этот человек не был безвредным чудаком, а силой, с которой следовало считаться, причем опасной силой. Интересно, мелькнула у нее в голове шальная мысль, от чего умерла его жена?
      – Каким бы способом вы ни получили эту информацию, – все так же тихо продолжил он, – предлагаю держать ее при себе, или вы пожалеете. Я ясно выразился?
      – Да, ясно, – удивленная его реакцией, ответила она.
      – Вот и хорошо.
      Он бросил на нее обжигающий взгляд; сделал знак собаке и ушел тем широким легким шагом, который она отметила еще на берегу. Пес тенью следовал за ним. Через минуту они скрылись за воротами, которые вели на улицу.
      Лиз вдруг обнаружила, что все это время почти не дышала, и с облегчением перевела дух. Ей просто не верилось, что эта странная сцена произошла на самом деле.
      Людей следует предупреждать, что здесь живет этот псих. Но если переименовать гостиницу, назвав ее «Рай для психов», сюда вообще никто не будет приезжать.
      Когда она наконец собралась с силами и ее стали слушаться ноги, она вошла в дом и поднялась в свой номер.
      Прекрасный день был испорчен напрочь. Все ее усилия, затраченные на то, чтобы вернуть себе хотя бы чувство равновесия, теперь показались ей напрасными.
      – Черт бы его побрал, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
      Сняв жакет и сапоги, она легла на кровать и уставилась в потолок.
      Мысль о том, что мистер Голайтли-Смит убил свою жену, она отмела сразу. Его уже давно разоблачили бы и засадили за решетку. В реальной жизни главным подозреваемым, как правило, был ближайший родственник, а не дворецкий.
      Однако существовала возможность, что он имеет косвенное отношение к смерти своей жены. Может быть, он довел ее до смерти, подумала Лиз, вздрогнув при воспоминании о ледяном взгляде его серых глаз. Возможно, бедная женщина утопилась именно на том берегу, где гуляла она, и этим объясняется его странное поведение.
      – Больная совесть, – вслух произнесла она и тут же зажала рот ладонью.
      О чем она думает… что говорит? У мистера Голайтли-Смита были серьезные проблемы с общением, а по сравнению с его псом собака Баскервилей была просто маленьким пуделем. Вот и все. Ничего больше.
      Миссис Барнс назвала его эксцентричным, но Лиз решила, что это было слишком мягко сказано. Но может быть, это результат его теперешнего одиночества и тяжелой утраты? Почему она должна критиковать его за то, что горе сделало его мрачным затворником, если она сама сбежала в этот полупустынный район Восточной Англии в поисках убежища?
      «Кажется, у нас обоих есть веские причины, чтобы некоторое время избегать общения с людьми», – пришла она к выводу.
      Ей следовало проявить больше понимания, а не стараться во что бы то ни стало одержать верх.
      И тем не менее он так и остался для нее загадкой. Почему у человека, одетого как бродяга, карманы полны денег? Если только он не выдает себя за кого-то другого…
      В течение нескольких недель она была отрезана от остального мира и не слушала новости. Может быть, в ее отсутствие было совершено какое-нибудь громкое преступление, например, ограбление? Или это отдаленное пустынное место используется для каких-либо криминальных дел? Например, для распространения наркотиков или приема незаконных иммигрантов? Или продажи оружия?..
      Господи! Куда завело ее воображение!
      «Наверное, мне надо перестать писать репортажи, – подумала она, – и перейти на детективы».
      Стук в дверь заставил ее подскочить. Она приподнялась на локте с бьющимся сердцем. Вдруг все, о чем она думала, вовсе не было фантазией, и он решил, что надо заставить ее замолчать?
      – Кто там? – прохрипела она.
      – Это я, дорогая. – Миссис Барнс просунула голову в дверь. – Я хотела спросить, будете ли вы сегодня ужинать.
      Миссис Барнс ласково улыбалась, а Лиз в изнеможении упала на подушки и засмеялась.
      – Приятно видеть, что вы веселы. Когда вы приехали сюда, у вас был такой измученный вид. Я так и сказала своему Джиму. Так в половине восьмого? Я готовлю жареную утку.
      Оставшись одна, Лиз хохотала до тех пор, пока у нее не закололо в боку.
      Она с удивлением отметила, что впервые после возвращения домой эмоциональное отупение, охватившее ее утром в квартире Марка, понемногу отступает. Она снова ожила. Стала прежней Лиз Арнолд, которая может опять всем интересоваться и быть веселой.
      Неужели процесс выздоровления уже начался?
      «Очевидно, за это я должна благодарить мистера Голайтли-Смита, – подумала она, – но до полного выздоровления еще далеко».
      Она взяла с ночного столика конверт с деньгами и решила отослать их обратно по почте, когда вернется в Лондон, и он не сможет ее отыскать.
      Спустив ноги с кровати, она уставилась в зеркало, висевшее на стене. Она уже много недель не смотрелась в него – и что же она увидела?
      Неудивительно, что мистер Голайтли-Смит принял ее за невменяемую, которая собирается покончить с жизнью. Она выглядела ужасно. Просто чучело какое-то.
      Похудела она, когда была в Африке. Обтянутые кожей скулы выпирали, а под карими глазами залегли лиловатые тени. У уголков когда-то красивого рта обозначились тонкие морщинки.
      Волосы тоже были в ужасном состоянии: они висели как пакля. Ничего похожего на ее обычную аккуратную короткую стрижку.
      Лиз дотронулась до лица и вздрогнула. Да, ей просто необходимо заняться собой.
      Когда она снова приступит к работе, она должна выглядеть, как следует победителю!
      И когда она встретится с Марком – а этого не избежать, – пусть помучается, подумала она, гордо вздернув, подбородок.
      У нее сейчас есть время проверить, насколько глубока ее боль. Она представила себе Марка – голубые глаза, шапка светлых волос, ленивая улыбка.
      Но впервые его лицо виделось ей каким-то расплывчатым, словно нереальным.
      А вместо Марка, загораживая его, отчетливо проступала высокая фигура в камуфляжной куртке и джинсах, серые, как море, глаза, светившиеся холодным огнем, и презрительная улыбка.
      В ужасе она смотрела на свое отражение в зеркале – внезапно порозовевшие щеки, полуоткрытый рот… Она резко отвернулась. Сердце трепетало в груди.
      «Что ты себе вообразила? Это же просто смешно!» – рассердилась Лиз на себя и решила, что больше думать о нем не будет.

      Как только ее вещи привезут из химчистки, она поедет дальше. К этому решению она пришла после очередной беспокойной ночи. Но на следующее утро миссис Барнс сообщила ей неприятную новость – ее плащ еще не починили.
      – Им потребуется по крайней мере еще один день, – озабоченно наморщила лоб миссис Барнс. – А потом будут суббота и воскресенье, а в эти дни они заказы не развозят. Мне так жаль, моя дорогая.
      Лиз попыталась улыбнуться.
      – Что ж, с этим ничего нельзя поделать, – пожала она плечами, хотя в душу ей закралась непонятная тревога.
      «Ничего, я справлюсь», – пообещала она себе.
      Следующие дни были довольно спокойными. Погода улучшилась: ветер стих, и потеплело. Вооружившись путеводителем по окрестностям, Лиз отправилась изучать местные достопримечательности где на машине, а где и пешком. Она побывала в замках, картинных галереях, музеях и церквах, и все это время ее голова была занята только тем, что она видела.
      А от моря она старалась держаться подальше.
      В один из дней она поехала в город и среди бутиков нашла салон красоты. Решив, что это чистейшее баловство, она начала с сауны и массажа с ароматическими маслами, чтобы расслабиться и возродить увядшую кожу. Потом сделала маску для лица, маникюр и педикюр. Наконец ей вымыли голову шампунем с кондиционером и подстригли.
      В качестве последнего штриха она позволила визажистке, хлопотавшей вокруг нее, нанести ей на лицо легкий макияж.
      После всех этих процедур Лиз посмотрела на себя в зеркало. Ничем не примечательная особа превратилась в незнакомку с мечтательным взглядом оттененных зеленым и серебристым глаз, мерцающими скулами и капризным розовым ртом.
      «Это лицо принадлежит Бет, – подумала она, отворачиваясь от зеркала, и улыбнулась визажистке в знак того, что оценила ее труды. – Интересно, а Марк выбирает платья для своей новой девушки?»
      Лиз невидящим взором смотрела на витрину соседнего с салоном бутика. И похожи ли они на те, что он выбирал для нее?
      Уже в сотый раз она попыталась представить себе девушку, занявшую ее место, и не смогла.
      Ей трудно было судить о ней, ведь она слышала лишь ее голос на автоответчике. Она даже не знала ее имени. Была ли эта незнакомка выше, полнее, красивее, чем она? Может быть, она лучше умела готовить? А Марк? Начал ли он уже представлять ее друзьям как свою новую девушку?
      И какой она была в постели – страстной или сдержанной, изобретательной или пассивной? Последний вопрос был особенно невыносим.
      Лиз автоматически толкнула дверь бутика и вошла, но не потому, что хотела что-то купить, а для того, чтобы отвлечься и перестать думать о новой девушке Марка.
      Спустя полчаса, испытывая легкое головокружение, Лиз вышла из бутика с сумкой, в которой лежала шелковая блузка цвета лаванды и шелковая черная юбка в нежно-сиреневых, бледно-голубых и розовых цветочках.
      Никогда в жизни у нее не было таких вещей. Романтичные, подчеркивающие фигуру, они совершенно не подходили к ее повседневной жизни и вообще были не в ее стиле. И конечно же, были бесполезны для работы в горячих точках, где шла война.
      Даже когда она выписывала чек, она не верила, что платит такие сумасшедшие деньги за вещи, которые никогда не будет носить.
      «Это же совершенно не мой стиль», – думала она в отчаянии.
      – Это для какого-нибудь торжества? – осведомилась продавщица, любовно заворачивая вещи в тонкую бумагу и опуская их в пластиковую сумку.
      – Возможно… – Лиз улыбнулась девушке и вышла на улицу.
      И салон красоты, и покупка очень дорогой одежды были чистой воды безумием, но, возможно, после этого она перестанет мучить себя вопросами, на которые у нее нет ответов. Они с Марком разошлись, так что не важно, похожа ли его новая девушка на Венеру или на Кейт Мосс.
      Вернувшись в гостиницу, она засунула сумку с покупками в самую глубину шкафа, где и должна храниться дорогая игрушка. Вечером она спустилась в бар и заказала кампари и содовую в ожидании ростбифа и йоркширского пудинга, обещанного миссис Барнс на ужин.
      Незнакомый мужской голос вывел ее из задумчивости:
      – Привет, Лиз. Давно тебя не видел.
      Стоявший перед ней мужчина был среднего роста, с редеющими светлыми волосами и заискивающей улыбкой.
      – Дункан Уайт. Ты меня не помнишь?
      Она помнила его даже слишком хорошо. Когда она только пришла в газету, он был помощником редактора. Мало кто любил его, потому что он обожал приложить руку к любому материалу, который попадал ему на стол, вычеркивая или меняя важные факты в процессе правки. Спустя несколько месяцев он ушел из газеты, и все вздохнули с облегчением.
      – Дункан. – Лиз натянуто улыбнулась. – Что ты здесь делаешь?
      – Я собирался спросить тебя о том же. – Хотя она его не приглашала, он поставил свою кружку пива на ее стол и придвинул стул. – Наверно, идешь по следу какой-нибудь сенсации, а? Коли так, мне это не нравится. Я в каком-то смысле считаю себя глазами и ушами здешних мест.
      Лиз вспомнила разговор о том, что Уайт уволился из газеты, чтобы открыть собственное агентство где-нибудь в захолустье. Надо же, чтобы этим захолустьем было именно побережье! Вот не повезло, подумала она.
      – Расслабься. Я здесь на отдыхе.
      – Ах так! Значит, отдыхаешь после тяжелого труда в Африке? – Уайт не спускал с нее светлых глаз. – Я следил за твоими приключениями. Некоторые твои репортажи были вполне приличными.
      Этот покровительственный тон взбесил Лиз, и она холодно процедила:
      – Благодарю.
      – Здесь не так-то много случается такого, что затронуло бы сердца и кошельки нации. Я пишу передовицы для независимой газеты, хотя чаще приходится писать о золотых свадьбах и тому подобном. Но на жизнь хватает, а кроме того, мне не приходится участвовать в крысиных бегах.
      «То-то ты ушел от одной из самых престижных крыс», – не без ехидства подумала Лиз.
      – Это приятный паб, – продолжал он, оглядываясь. – Приличный эль, и говорят, что еда отменная.
      – Ты бываешь здесь часто?
      – Нет, но я бываю во всех пабах по очереди, хотя этот расположен на границе моего района. Мне удалось узнать несколько неплохих историй, интересных даже в масштабах страны. Например, о пропаже денег, выделенных на спасательные лодки. Это было одной из моих персональных побед. – Он постучал ногтем по стакану Лиз: – Заказать тебе еще?
      – Нет, спасибо. Мне сейчас принесут еду.
      – Ты здесь одна? – Он снова оглянулся. – Может, мы могли бы поужинать вместе?
      Лиз прикусила губу, чтобы не выдать своего отвращения.
      – Разве тебя не ждет жена?
      – Разве что делает вид, когда меня встречает. Да ладно тебе, Лиз. Почему бы тебе не разрешить заплатить мне за ужин, как в добрые старые времена?
      – Не думаю, что наше короткое знакомство можно квалифицировать как «добрые старые времена». – Лиз встала. – К тому же в данный момент я не слишком хорошая компания. Так что прошу меня извинить…
      – Как хочешь. – Он тоже встал. – Знаешь, даже во время отпуска можно наткнуться на что-нибудь интересное, какой-нибудь пустячок. – Сунув руку в карман, он достал свою визитную карточку. – Здесь номер моего телефона. Если ты сообщишь мне какую-нибудь интересную информацию, прежде чем дать знать о ней Клайву, ты увидишь, что я могу быть благодарным. Я уверен, что даже такая высокооплачиваемая леди, как ты, не откажется от небольшого гонорара, не облагаемого налогом. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?
      – Я понятливая, – оборвала его Лиз, едва удержавшись, чтобы прямо у него на глазах не разорвать визитную карточку и не швырнуть ему в лицо. – Но я здесь, чтобы отдохнуть и расслабиться, а потому боюсь, что ничем не смогу тебе помочь.
      – О, никогда нельзя знать заранее, что может подвернуться, – Он осушил кружку и поставил ее на стол. – А ты здесь надолго? Может случиться, что мы снова встретимся.
      – Сомневаюсь. – Она пошла к выходу, думая на ходу, не ударить ли его по одному болезненному месту, чтобы он отвязался. – Я путешествую, так что скоро поеду дальше.
      – Жаль. – Он оглядел ее с головы до ног. – Рад был с тобой поболтать. Кроме того, мне показалось, что компания тебе не помешала бы, – многозначительно добавил он. – Но… до свидания.
      «До того, как мы снова встретимся?.. Ну уж нет.»
      – Прощай, Дункан, – бросила она и быстро ретировалась.
      Насколько она помнила, Дункан всегда был похотливым животным. Когда они работали в одной газете, она была избавлена от его слишком откровенных ухаживаний – но тогда он знал, что у нее связь с Марком.
      Возможно, сейчас каким-то шестым чувством он почуял, что они с Марком расстались, и решил попытать счастья?
      Эта встреча помогла ей принять решение. Завтра она непременно уедет из гостиницы. Она поедет дальше на север. Может быть, в долину Йоркшира. Или даже на северо-запад – в Озерный край…
      «Но я еще не нашла морскую раковину, как хотела», – напомнила она себе.
      Завтра утром она первым делом отправится на берег моря еще до того, как все встанут, и посмотрит, не принес ли вечерний прилив большие раковины.
      Удовлетворенная принятым решением, она приступила к ужину.
      Всю ночь лил дождь, но утро было ясным и солнечным, хотя ветер по-прежнему оставался ледяным.
      Лиз натянула черные лыжные брюки и теплую водолазку. Под куртку надела красный свитер, а шею обмотала длинным шарфом.
      Она пойдет на пляж, и, если ей повезет, там никого не будет. После отлива песок был плотным, но даже через подошвы сапог она чувствовала, что он очень холодный.
      Четырехдневный перерыв, похоже, пошел ей на пользу, думала Лиз, отводя с лица растрепанные ветром волосы. Несмотря на дополнительные неприятности – скандал с мистером Голайтли-Смитом и встречу с Дунканом Уайтом, – она уже не чувствовала себя такой развалиной, какой была в день приезда.
      Она не заметила птицу, пока чуть не наступила на нее. Лиз вскрикнула и остановилась. Птица, дрожа и тихо крякая, лежала у ее ног. Ее тело и крылья были покрыты толстым слоем липкой нефти.
      – О Господи, бедняжка! – Лиз присела рядом с птицей, которая, очевидно из благодарности, клюнула ее руку. Лиз дернулась. – Глупая птица. Я хочу тебе помочь, но ты должна позволить мне сделать это. Так что веди себя прилично.
      Лиз сняла шарф и обмотала им клюв птицы. Потом сняла куртку и стянула через голову свитер.
      Птица – довольно большая, с черным, насколько можно было определить, оперением – сначала отказывалась лежать завернутой в свитер, но ее сопротивление становилось все слабее. Лиз закутала ее и стала подниматься вверх по берегу.
      – Сиди спокойно, моя красавица, – увещевала она птицу, задыхаясь от быстрой ходьбы. – Все будет хорошо.
      Узкая тропинка вела с пляжа к небольшому бунгало. Его стены были покрыты штукатуркой с каменной крошкой, а кровля – красной черепицей. На бетонном столбе ворот висела табличка с непонятной надписью «Вид на море».
      Лиз промчалась по аккуратной дорожке, усыпанной гравием, и, нажав на кнопку звонка, стала для верности стучать в дверь начищенным до блеска медным молотком.
      Сначала она услышала приглушенный лай собаки. Потом дверь открылась, и она не поверила своим глазам: перед ней стоял, глядя на нее в упор, сам мистер Голайтли-Смит.
      – О Господи! – вскрикнула она. – Опять вы!
      – Я мог бы с таким же успехом сказать то же самое.
      Тон был холодным, еще более холодным, чем ветер с моря, а лицо – мрачным. Он глянул на ярко-красный сверток у нее в руках и еще больше нахмурился.
      – Что это у вас?
      Лиз протянула ему сверток.
      – Видимо, какая-то чайка. Я только что нашла ее на берегу, перепачканную нефтью.
      Недоумение на его лице сменилось озабоченностью.
      – Лучше занести ее в дом. Я взгляну на нее на кухне. И это не чайка, – презрительно бросил он через плечо. – Это большой баклан.
      – Как интересно! – отозвалась она не менее презрительно. – Только избавьте меня от лекции по биологии. Птице нужна помощь.
      Уютная кухня сверкала чистотой. В центре красовался переносной камин, возле которого стояла качалка.
      Лиз не могла не удивиться, насколько вся комната с буфетом, полным посуды, начищенными до блеска кастрюлями и оранжевыми занавесками не вязалась с этим бородатым неряхой, который был сейчас занят тем, что расстилал газету на кухонном столе.
      Голайтли окинул ее еще одним брезгливым взглядом и взял из ее рук баклана.
      – Ну что там у тебя, старина? – пробормотал он и, развернув свитер, тихо присвистнул. – Птица в жутком состоянии.
      – Но ее можно почистить. Можно попробовать какое-нибудь моющее средство.
      Голайтли покачал головой:
      – Нельзя использовать обычный стиральный порошок – нарушится естественная жировая смазка перьев. – Он смерил Лиз оценивающим взглядом. – Я понимаю, вы хотели как лучше, но бедняжка, возможно, пыталась почистить перья клювом и наглоталась этой дряни. В этом случае ее почки скорее всего пострадали.
      Он колебался, очевидно, подбирая нужные слова.
      – Знаете, будет более гуманным…
      – Вы хотите ее убить? – У Лиз пересохло во рту. – Вы бездушная свинья! Я найду кого-нибудь, кто поможет несчастной птице. Должны же быть люди, которые знают, что надо делать в таких случаях. Я…
      – Эти люди скажут вам то же самое. – Его голос был тихим и мягким. – Зачем обрекать птицу на ненужные страдания?
      – Но надо же что-то делать! Я видела, как люди очищают птиц после больших катастроф, когда нефть вытекала из пробитых танкеров.
      – У организаций по спасению животных есть специальные смеси, которыми они пользуются, но…
      – Никаких «но». Я отвезу птицу к ним.
      – Ближайшая станция находится в десяти милях отсюда. Бедняжка может не пережить столь далекий путь.
      – Придется рискнуть. – Лиз направилась к кухонному столу.
      – А где вы оставили свою машину?
      – О Господи! – в отчаянии простонала Лиз. – Она на гостиничной стоянке. Я просто вышла погулять по пляжу…
      – Замечательно. – Сарказм так и сочился из него.
      – Не беспокойтесь. Я не буду больше вам надоедать, и мне жаль, что мой баклан испачкал ваши чистые газеты. Только скажите, где находится место по спасению птиц, и я его найду.
      – Каким образом?
      – Пойду пешком, а на дороге проголосую. Что-нибудь придумаю. – Она начала заворачивать баклана в свитер.
      – Я хочу кое о чем вас спросить. Это всего лишь птица – одна из многих. Почему вам так важно ее спасти?
      Она вспомнила о лагере беженцев, о детях с раздувшимися от голода животами, о младенцах с ввалившимися глазами, плачущих оттого, что у их матерей не было молока, о проникавшем повсюду запахе болезней и гниения.
      Срывающимся голосом она громко произнесла:
      – Потому что это живое существо! Часть нашего мира – часть Вселенной. Часть меня, если хотите. А еще потому, что в мире слишком много смертей – слишком много загубленных жизней. – Она перевела дыхание. – Если можно спасти эту птицу, я ее спасу и не позволю вам свернуть ей шею лишь потому, что это сделать гораздо проще, чем ее лечить. Но не вам принимать решение – жить этому существу или нет. Вы не Бог.
      Она неожиданно поперхнулась, чувствуя, что ее начинают душить слезы.
      – Вы не можете знать наверняка, повреждены ли у нее почки, ведь так? Вы не можете быть в этом уверены…
      – Не могу, – медленно произнес он. – Ладно, успокойтесь. Я отвезу вас на своем джипе. Он стоит у меня за домом.
      – Я лучше пойду пешком.
      – Так вы хотите дать этой птице шанс выжить или нет? Если хотите, то перестаньте спорить.
      – Да, – хрипло ответила она, добавив с усилием: – Спасибо.
      Когда мистер Голайтли отвернулся, чтобы запереть дом, Лиз показалось, чтоб его глазах промелькнуло что-то похожее на интерес.
      Они ехали на большой скорости по узким улочкам, и Лиз пришлось признаться, что машину он водит очень хорошо. Длинные пальцы цепко держали руль, и хотя он не лихачил, несомненно, был опытным водителем.
      Тем не менее Лиз не чувствовала себя спокойно. Она пыталась уверить себя, что причиной ее нервозности была постепенно затихающая у нее на руках птица, хотя знала, что дело не только в этом. Главное – она оказалась в замкнутом пространстве с человеком, вызывавшим у нее беспокойство. Он слишком сильно действует на нее как мужчина.
      «Перестань чувствовать себя девчонкой и соберись, – увещевала она себя с издевкой. – Тебе не раз приходилось быть наедине с многими мужчинами, и гораздо более длительное время, чем сейчас. К тому же… не далее как несколько дней назад ты заклеймила его как убийцу своей жены и потенциального наркоторговца! Так что глупо так нервничать».
      Когда они прибыли на место, Голайтли-Смит ловко втиснул свой джип на стоянку и посмотрел на Лиз:
      – Как наш пациент?
      – Не очень хорошо.
      Он мог бы сказать: «Я же говорил вам», – но он приказал:
      – Дайте его мне. – И она молча передала ему сверток.
      Его губы дрогнули в улыбке.
      – Вы испортили еще одну из своих вещей.
      – Это не имеет значения.
      Лиз смотрела, как он вошел в здание. Наверное, ей следовало бы пойти вместе с ним, но она вдруг почувствовала себя опустошенной.
      Он не предложил ей пойти с ним. Возможно, это был его способ защитить ее. Совершенно неожиданно он проявил к ней доброту. Но в этом не было необходимости.
      – Я уже большая девочка, – сказала она вслух. – Я справлюсь.
      Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза, позволив себе думать о чем угодно, но не о том, что произошло. Раковины она больше искать не будет. Она попросит его отвезти ее в гостиницу. Через час она сможет быть уже очень далеко отсюда.
      Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся. Лиз медленно открыла глаза, наблюдая, как он садится в машину.
      – Ну что?
      – Они не теряют надежды. – Голайтли завел мотор. – Они высказались в духе осторожного оптимизма.
      – Это вы так считаете?
      – Это они так считают. А они эксперты. Но они опасаются, что этот баклан может оказаться не единственным. Я сказал им, что проверю весь пляж. Хотите помочь?
      – Да… по крайней мере… нет. Я не знаю… – Лиз вдруг задрожала.
      Одна птица. Один баклан.
      «Я слишком близко приняла это к сердцу. Это всего лишь птица. Что она значит в масштабе того, что происходит в мире?»
      И внезапно слезы, которые она так долго сдерживала, ручьем полились из глаз, и она упала на сиденье, захлебываясь от рыданий.
      Будто предчувствуя именно такую реакцию, он неожиданно свернул с дороги и остановился в каком-то лесочке.
      Рыдания душили Лиз, слезы застилали глаза, но тут сильные руки обняли ее, жесткое плечо уперлось ей в щеку, а чистый мужской запах ее поразил.
      Она хотела вырваться, но он ее не отпускал, а лишь отвел влажные спутанные волосы с ее лица.
      – Тихо, тихо. Все будет хорошо.
      Она послушалась, ее тело обмякло в его объятиях, и напряжение последних дней наконец-то нашло выход. Она больше не сдерживала слез. Это был катарсис, ритуальное очищение. Так она избавлялась от страха и горя.
      Она слышала, какие издает звуки, – это были стоны раненого животного. Она чувствовала, как от рыданий напрягаются мышцы, но какое это имело значение? Все было правильно. Наверное, именно это ей и было нужно. А он все это время крепко ее обнимал. Под своим сжатым кулаком она ощущала биение его сердца.
      Наконец буря стала стихать. Страшные болезненные рыдания перешли в тихий, почти безмолвный плач, а когда у нее больше не осталось сил плакать, она осталась сидеть, уткнувшись в грубую шерсть его свитера, – опустошенная и обессиленная.
      Потом она медленно выпрямилась и стала искать в кармане платок. И только тогда она опомнилась.
      А он, нахмурившись, отпустил ее и откинулся на спинку сиденья.
      «О Господи! – подумала она. – Какой стыд! Почему ему непременно надо было стать свидетелем моей истерики?»
      – Мне очень жаль, что так случилось. – Лиз высморкалась и промокнула слезы. – Но я… я была так рада за баклана. Вы, наверное, считаете меня полной дурой, да?
      – Я думаю, вы лжете, – твердо заявил он.
      Лиз окаменела:
      – Я не понимаю, о чем вы говорите.
      – Уверен, что понимаете. Одна больная птица не виновата – и вы это прекрасно знаете. Лучше расскажите мне все. – Он протянул ей белоснежный носовой платок. – Можете вытереть этим лицо.
      Лиз судорожно сглотнула.
      – Послушайте. У меня была истерика, но вам незачем обо мне беспокоиться…
      – Конечно, нет. – ласково отозвался он. – Я только что имел удовольствие наблюдать, как рвется на куски ваше сердце, а теперь, будучи ужасно неприятным и бесчувственным животным, я должен просто об этом забыть и отпустить вас на все четыре стороны. – Он покачал головой: – Не выйдет, леди! – Он немного помолчал, словно взвешивай свои слова. – Я понял, что у вас горе, еще в первый день, когда увидел вас на берегу. Похоже, вы пытались от чего-то убежать – а теперь это что-то вас настигло. Я прав?
      Лиз вытерла лицо.
      – Как вы узнали?
      – Вы не принадлежите к какому-либо эксклюзивному клубу. Я сам член такого клуба.
      Ей удалось улыбнуться дрожащими губами.
      – Я слышала об этом.
      – Разумеется. – Он снова помолчал. – Глупо было надеяться, что я долго смогу это скрывать, какие бы предосторожности ни предпринимал. – Он задумчиво потер свою бороду.
      – Фамилия Смит не слишком убедительное прикрытие, – нерешительно заявила Лиз. – Если вам не нравится ваша настоящая фамилия, вы могли бы поменять ее на другую.
      – Дело не в фамилии. Дело в воспоминаниях, связанных с ней.
      У нее сжалось сердце, когда она поняла, что он имеет в виду свою умершую жену.
      – Пройдет время, и вы с этим справитесь. Вы должны позволить себе погоревать. – Посмотрев на зажатый в руке белоснежный платок, она спросила: – Сколько лет было вашей жене, мистер Голайтли?
      Он ответил не сразу, а ей не хотелось повторять вопрос: вдруг это вызовет у него вспышку необузданного гнева, свидетельницей которого она уже была.
      Когда она наконец посмела поднять на него глаза, то увидела, что он пристально на нее смотрит. Но не сердито, а как-то смущенно.
      – Я понимаю, – торопливо произнесла она, – вы, возможно, еще не готовы об этом говорить, но…
      – Я бы с удовольствием поговорил о ней. Но ее не существует. Я не женат. И как вы меня назвали?
      – Я назвала вас мистером Голайтли. Незачем испытывать неловкость из-за такой фамилии…
      – Я и не испытываю. Потому что это не моя фамилия.
      – Мне сказали в гостинице, кто вы. Вашу собаку зовут Рубен. Вы живете в бунгало. Нет смысла притворяться…
      – Это дом моего крестного. И собака его. Он уехал, чтобы навестить свою дочь и ее мужа, а я присматриваю за домом и собакой. Крестного зовут Герберт Голайтли, а его жена неожиданно умерла несколько месяцев назад. Ваш информатор пропустил некоторые подробности.
      – О Господи! – Лиз покраснела до корней волос. – Какая же я идиотка! О вас никто даже не упоминал.
      – Я им за это благодарен. Они знают, что я стараюсь особенно не светиться. – Он протянул руку и осторожно взял мокрый платок, который она все это время мяла в руках. – Меня зовут Джуд Дэрроу. Возможно, вы слышали это имя.
      – Нет, не припомню, – нахмурила она лоб.
      – А где вы были последние несколько недель?
      – За границей. Если быть точной – в лагере беженцев в Африке. Там я оказалась в самом центре страшной засухи и гражданской войны. Я… я вернулась всего несколько дней назад.
      – Боже мой! Неудивительно, что вам захотелось сбежать.
      – Это не из-за работы. – Она посмотрела на свои стиснутые руки. – Я жила с одним человеком. Вернувшись, я обнаружила совершенно случайно, что он нашел… сблизился с другой женщиной.
      – Мне очень жаль. Если вы занимаетесь гуманитарной помощью, у вас остается мало времени на личную жизнь.
      – Нет. Я не…
      – Но если этот человек не был готов ждать… – В первый раз она увидела, что его взгляд потеплел. Он улыбнулся ей, и у Лиз перехватило дыхание. – Тогда он не стоит того, чтобы о нем думать, не говоря уж о том, чтобы так о нем убиваться.
      – Виноват не только Марк. У меня иногда бывают стрессы. Вы сами только что видели.
      – Забудьте. Все в прошлом. – Помолчав, он напомнил: – А вы себя не назвали.
      – Думаю, вы уже сочинили мне парочку-другую имен.
      – И даже больше. В основном таких, что не стоит произносить вслух. Но мне хочется узнать ваше настоящее имя.
      Чуть поколебавшись, она выдохнула:
      – Бет. – И уже более твердо добавила: – Бет Арнолд.
      – Привет, Бет. – Длинными сильными пальцами он сжал ее руку. – Хорошо, что мы наконец познакомились. Могу я пригласить вас пообедать со мной сегодня?
      Потрясенная его неожиданным предложением, она широко распахнула глаза.
      Она, конечно, не могла принять приглашение по нескольким причинам. И самая главная среди них та, что она уезжает. Ей надо ехать дальше.
      – Позвольте мне сказать иначе. Если я сбрею бороду и переоденусь во что-нибудь приличное, вы согласитесь со мной пообедать?
      Она вдруг поняла, что улыбается ему, и, словно слыша себя со стороны, ответила:
      – Спасибо, но я и так собиралась сказать «да».
      Неужели это сказала она? Это она сказала?
      – Отлично. Рискуя нарушить установившуюся между нами откровенность, могу ли я попросить вас никому не раскрывать моего настоящего имени? Поверьте, у меня есть на это причины.
      – Если вы так хотите… – пожала плечами Лиз и вдруг вспомнила свои дикие предположения. – Я надеюсь, вы не скрываетесь от полиции?
      – Нет. – Он включил зажигание и искоса посмотрел на нее. – Намного хуже. От журналистов!
      Машина тронулась. Ошеломленная, Лиз молча сидела рядом, чувствуя себя виноватой.

      «Я должна была сказать ему правду о себе, – корила себя Лиз, напряженно глядя на дорогу невидящим взглядом. – Надо сказать ему прямо сейчас, пока дело не зашло слишком далеко. Это вопрос этики».
      Но она побоялась. Побоялась, что если он узнает, кто она на самом деле, то просто высадит ее у гостиницы и уедет. А она… она не хотела, чтобы он уезжал.
      Ее удивило, что она этого не хочет. И странно, что это ее так беспокоит. Ведь подобная ситуация не входила в ее планы. Поэтому будет лучше рассказать ему все и докончить с этим прямо сейчас.
      После рыданий она чувствовала себя опустошенной, но, что удивительно, в мире с самой собой. И ей не хотелось, чтобы что-то изменилось.
      «Но что, собственно, случилось?» – спрашивала она себя.
      Она сказала, что ее зовут Бет, и на то короткое время, что они будут общаться, она ею и останется.
      Лиз Арнолд из газеты «Ежедневный курьер» принадлежит к совершенно другому миру… другому времени и месту. Ей придется вернуться в этот мир, но не сейчас.
      А потому в данную минуту она будет наслаждаться тем, что снова стала Бет, человеком без прошлого и будущего. И без каких-либо определенных планов.
      Каким бы сенсационным, постыдным или просто интересным с точки зрения новостей ни был секрет Джуда Дзрроу, он может быть спокоен, что Бет его не выдаст. И все, что он ей рассказал, никогда не попадет в газеты.
      Она не знала, что подсказало ей назваться своим детским именем, но это было правильно. В бунгало она видела на кухне экземпляры «Ежедневного курьера» и была уверена, что в некоторых из них были напечатаны репортажи из лагеря беженцев, подписанные ее именем. Если бы она назвала ему то имя, под которым была известна в журналистских кругах, он бы легко ее вычислил. Но это бы значило погубить неожиданно возникшее между ними взаимопонимание.
      В то же время казалось довольно странным планировать обед с другим мужчиной. У нее было такое ощущение, что она неверна Марку, хотя ее и посетила циничная мысль о том, что вряд ли Марк испытывал подобные угрызения совести, назначая свидания своей новой девушке.
      Ничего серьезного за сегодняшним обедом не последует, подумала она. Она не может себе этого позволить. Этот обед означает лишь то, что они зарывают топор войны. Ее планы на будущее не изменились.
      – Что-то вы примолкли.
      – Я просто задумалась.
      – Похоже, ваши мысли были не слишком-то веселыми. Вы все время хмурились, пару раз стиснули губы и даже тяжело вздохнули.
      – Я и не предполагала, что меня так легко раскусить, – улыбнулась она.
      – Вот уж не сказал бы. Я даже уверен, что на самом деле вы скрытны. Хотя я только что был свидетелем того, какие страсти обуревают иногда настоящую Бет Арнолд.
      – Не напоминайте мне об этом, пожалуйста. Истерики не в моем характере. Вы… просто застали меня не в лучший момент моей жизни.
      – Это как посмотреть. – Он помолчал. – Что касается сегодняшнего обеда…
      Он собирается его отменить, закончила она его мысль.
      – Вы вспомнили, что у вас запланировано другое свидание? – лучезарно улыбнулась она, чтобы он не заметил ее разочарования.
      – Ничего подобного. Просто подумал, не согласитесь ли вы пообедать у меня в бунгало. В гостинице сейчас слишком много народу, а я пытаюсь свести к минимуму встречи с местным населением. – Он покосился на нее. – И я предлагаю вам всего лишь обед. Вам не придется от меня отбиваться. Я не настолько глуп.
      – Я в этом совершенно уверена. В бунгало так в бунгало.
      В столовой гостиницы она скорее всего снова столкнется с Дунканом Уайтом. А ей совсем не хотелось видеть этого назойливого подонка.
      – Вы умеете готовить? Или это будет совместное приготовление обеда?
      – Я как-нибудь справлюсь с яйцами, сосисками и банкой фасоли. Но если вы пожелаете блеснуть своими кулинарными способностями, вы сможете завтра приготовить ужин.
      Он остановил джип у входа в гостиницу.
      – Семь тридцать вас устроит?
      – Отлично. – Лиз посмотрела, как он уехал, и медленно вошла в дом.
      Его слова, что они завтра вечером будут вместе ужинать, неожиданно привели ее в такое возбуждение, что у нее мурашки побежали по телу.
      «Успокойся! – осадила она себя, поднимаясь в свой номер. – Ты же слышала, что он еще сказал. Это просто обед, как ты и хотела. Так что не теряй головы и относись ко всему спокойно. Ты же не ребенок».
      Чтобы настроиться на благоразумный лад, она достала все свои дорожные карты и начала их изучать, решив, что обязательно поедет на равнины и в Камберленд. Однако ей не удалось притвориться, что ее занимают лишь предстоящие путешествия.
      Но Джуд Дэрроу все время вторгался в ее мысли, не позволяя думать ни о чем другом. Она то и дело что-то рассеянно чертила в блокноте, а у нее получались бесчисленные бородатые лица, на которые она смотрела с удивлением.
      Он явно избегает встреч с людьми… Интересно, во что он, черт возьми, замешан?
      Лиз посмотрела на часы. Не съездить ли ей в ближайшую библиотеку и не полистать ли там подшивки газет? Большой беды в этом не будет.
      Она не собиралась звонить в «Еженедельный курьер», чтобы узнать, с чем связано имя Джуда. Во-первых, это вызовет ненужную шумиху и ажиотаж, от которых он как раз и сбежал.
      Во-вторых, она не может отплатить ему за доброту черной неблагодарностью и раскрыть журналистам место его пребывания. Она так поступить не может. Она способна на многое, но предать нового друга – никогда!
      «Я его должница», – подумала она, вспомнив теплоту и силу обнимавших ее рук, когда она ревела.
      Она потратила немало времени, раздумывая над тем, что ей надеть сегодня вечером. Она разложила на постели новую блузку и юбку и долго их изучала, но потом с сожалением снова убрала их в шкаф. Сегодня просто дружеский обед, а не романтическая прелюдия к чему-то большему, строго напомнила она себе.
      В конце концов она остановила свой выбор на черных в обтяжку брюках и такой же водолазке из тонкой шерсти. Элегантно, но не вызывающе, решила она, и, спустившись на стоянку, села в машину.
      Припарковавшись рядом с джипом на заднем дворе бунгало, она подошла к двери.
      На крыльце сидел Рубен. Он выглядел все таким же огромным. Лиз замешкалась, но увидела, что Рубен замахал пушистым хвостом явно в знак приветствия.
      – Привет, старичок, – улыбнулась она, а он в ответ гавкнул.
      Щелкнул замок, и в дверях появился Джуд Дэрроу.
      На какое-то мгновение ей показалось, что она ошиблась адресом. Стоявший перед ней мужчина был гладко выбрит, а непокорная грива темных волос аккуратно подстрижена. На нем были темные брюки и белая рубашка, открытая у ворота.
      – Неужели я вас так ошеломил? – криво усмехнулся он.
      Смутившись, Лиз поняла, что неприлично на него пялится – даже рот открыла.
      – Честно говоря, не ожидала. Означает ли это конец камуфляжа?
      – Только временно и только в вашу честь.
      – Я польщена.
      Пока они шли на кухню, она тайком за ним наблюдала. Он изменился до неузнаваемости. Борода закрывала правильные черты лица, красиво очерченный рот и волевой подбородок. Он не был красив в обычном смысле этого слова – для этого его лицо было слишком суровым, – но, бесспорно, был поразительно привлекателен.
      К своему ужасу, Лиз заметила, что ее пульс бьется быстрее обычного. Она поспешно вошла в комнату и огляделась.
      Занавески были задернуты, лампы горели ярко. Комната была теплой, уютной и наполнена соблазнительными ароматами. Она принюхалась, довольная тем, что может отвлечься от внезапно нахлынувших мыслей и ощущений..
      – По-моему, так пахнут печеные бобы.
      – Я решил поразить вас своим блюдом. – Он подошел к бару. – Что предложить вам выпить? Правда, выбор ограничен шерри-бренди и вином, оставшимся от приготовления еды.
      – Я с удовольствием выпью вина. – Она села в качалку возле камина.
      Вошедший вслед за ними Рубен лег у нее в ногах и стал смотреть на нее немигающим взглядом.
      – Мне кажется, будто он меня охраняет, – пожаловалась она, принимая из рук Джуда бокал с вином.
      – Так и есть. Понимаете, Рубен считает, что он в тот день спас вам жизнь и теперь вы принадлежите ему.
      – Вот как! – Она улыбнулась. – Может, он и прав. – Наклонившись, она потрепала Рубена за ушами.
      – Вы были в плохом состоянии. – Это было утверждение, а не вопрос.
      – Да, в очень плохом. В худшем, чем я готова была себе признаться.
      – То, что вы сейчас можете об этом говорить, уже шаг вперед. – Потом, помолчав, он добавил: – Я не был уверен, что вы придете.
      – Это ведь было дружеское приглашение. А я решила, что мне нужен друг.
      – Вот и хорошо. – Он сел напротив нее, скрестив длинные ноги. – Если захотите, у вас может быть даже два друга.
      – Пожалуй, так оно и есть, – засмеялась Лиз, когда Рубен лизнул ей руку.
      – Строго говоря, друзей может быть даже три. – Он неожиданно усмехнулся. – Судя по всему, наш пациент находится на пути к полному выздоровлению. Мы вовремя привезли его в приют, а они назвали его Кокки – в знак его удивительной жизнестойкости и непомерного чувства собственного достоинства.
      – Ах, как чудесно! – Лиз радостно заулыбалась. – Но я только что вспомнила – нам же надо было пойти поискать, нет ли еще жертв, – а у меня это совершенно вылетело из головы.
      – Ваша голова была занята не менее важными проблемами. Я побродил по берегу часа два, но больше никого не нашел. Кокки, очевидно, просто не повезло.
      – Видимо, да. – Лиз отпила вино, наслаждаясь его богатым букетом. – Ох, какое вкусное!
      – Наша цель – доставлять удовольствие, – торжественно заявил Джуд и кивнул на накрытый стол. – Вы, наверное, заметили, что я не поставил цветы и не зажег свечи – это так банально. А вот тихая музыка – она вам не помешает?
      – Думаю, что смогу ее вытерпеть, – рассмеялась она. – А что у вас есть?
      – У меня весьма большой выбор. Могу предложить Моцарта, Равеля, Брамса, Дебюсси. Если вспомнить о том, где мы с вами познакомились, можем поставить «Море»…
      У него просто потрясающая улыбка, отметила Лиз, чувствуя, как в ответ на эту улыбку что-то шевельнулось у нее в груди.
      – Почему бы и нет?
      Аромат приготовленного им блюда не был обманчив. Это было запеченное в горшочках мясо с овощами под густым соусом, в котором угадывался не только вкус вина, но и незнакомая ей пряность. К мясу он подал молодую картошку и отварную капусту брокколи.
      Они молча ели, а музыка Дебюсси то накатывала на них волнами, то отступала.
      Лиз со вздохом отодвинула пустую тарелку и откинулась на спинку стула.
      – Вы великолепный повар.
      – По правде говоря, не очень. Мой репертуар строго ограничен, а рецепт этого блюда и вовсе не мой. Мне его дал один человек несколько лет назад, и с тех пор он превратил его в самодостаточную художественную форму – можно использовать все, что есть под рукой. Он очень выручает, если живешь где-нибудь в глуши.
      Она вспомнила лагерь беженцев, и от чувства вины у нее перехватило горло.
      – Вам не обязательно мне об этом рассказывать.
      – Конечно, нет. Извините. – Он помолчал. – Работа с гуманитарной помощью, должно быть, сродни пребыванию в аду. Это все равно, что пытаться наполнить пустую бочку с помощью пипетки.
      – Именно так.
      Она не лжет, успокаивала Лиз свою совесть. Она находилась в самом эпицентре событий, стараясь по-своему помочь. Писала о невероятных усилиях и об отчаянии. У нее не было выбора – она должна была испытать на собственном опыте всю боль и беспомощность тех, кто этим занимался.
      – Сколько гуманитарной помощи в действительности доходит до тех, кто в ней нуждается? – неожиданно спросил он.
      – Немного – во всяком случае, там, где я была. Однажды мы целый день ожидали каравана с рисом и зерном, но он так до нас и не дошел. Его перехватили оппозиционные силы на севере страны. Такова была официальная версия правительства. – Циничная усмешка скривила ее губы.
      – Но…
      – Я думаю, этого каравана не было вообще. Ведь в столице никто не голодал, это всем известно.
      – Вы собираетесь туда вернуться?
      – Я поеду туда, куда меня пошлют. – Это было правдой.
      – А вы хотите?
      – Если быть честной – не хочу. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Боюсь, это звучит не слишком геройски.
      Джуд собрал со стола тарелки и отнес их в раковину, а обратно вернулся с тарелкой сыра и фруктами.
      – Вы не должны передо мной оправдываться. Я всегда считал, что героизм не поддается определению и вообще его слишком переоценивают.
      – Знаете, я была знакома и работала с некоторыми очень смелыми людьми.
      – Я тоже. И я ни в коем случае не хочу умалять их достоинств. Но иногда, когда ты проявляешь невероятную смелость, полезно отступить на шаг или два, чтобы подумать о том, что тобой движет. Спросить себя, зачем ты это делаешь. – Его лицо вдруг стало серьезным, а в голосе послышалась горечь. – А главное – обязательно надо задать себе вопрос: а что будет с другими людьми, когда ты оседлаешь своего белого коня и бросишься в бой?
      – Это тот предел, до которого вы дошли? – Она взяла кусок сыра и гроздь винограда.
      – Да. В последнее время я задаю себе довольно много вопросов.
      – Могу я спросить почему? – Она постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучала слишком явная заинтересованность журналиста.
      – Потому, что я решил стать героем, а в результате по моей вине погибли несколько храбрых порядочных людей. Среди них была девушка, которая мне нравилась.
      Вот чего она не ожидала, так этого признания. Последние аккорды музыки умолкли. Стало очень тихо.
      Нарушив тишину, Лиз проговорила охрипшим голосом:
      – Я понимаю, что с этим было трудно смириться.
      – Вы не представляете, какой это был ад.
      Она провела кончиком языка по пересохшим губам.
      – Вы ее… любили?
      – Мы были близки, – вдруг резко ответил он. – Но я не собираюсь притворяться, будто между нами было что-то серьезное, во всяком случае, с моей стороны. Она предложила себя, я взял, и, может, поэтому выжил.
      – Но шрамы остались.
      – Это малая цена по сравнению с той, которую заплатила она.
      Снова наступила напряженная тишина.
      – Она… видимо… вас любила. И ей хватало этой близости.
      – Вы действительно так думаете? – Его холодный взгляд заставил ее сжаться.
      – Нет.
      – Этого я и боялся.
      Она начала нервно обрывать виноградины одну за другой почти против своей воли, потому что у нее пропал аппетит.
      – Зачем вы мне все это рассказали?
      – Не знаю. Возможно, ваша откровенность заслуживает ответной откровенности.
      – Вы действительно так думаете?
      – Нет. – Он взял персик и разрезал его на четыре части. – Когда вы в тот день бегали по пляжу, я увидел себя. Мне знакомо такое отчаяние. Поэтому я и решил вам помочь – помешать совершить роковую глупость. Так, как это сделал для меня мой крестный, когда я приехал сюда в первый раз. Может, поэтому я был настроен к вам так враждебно. Особенно когда вы свели все к этой чепухе о мокрой одежде и порванном рукаве. Я был настолько уверен, что с вами случилось несчастье, что мне и в голову не могло прийти, что я не прав.
      – А я не хотела себе признаваться, что вы правы. Вы по-прежнему настроены ко мне враждебно?
      – Вам, как никому другому, следовало бы знать, что это не так.
      – Простите, я сказала глупость.
      – Похоже, мы пустились в странное путешествие – все время открываем друг в друге неведомое. Где гарантии, что на этом пути не будет бурь и потерь?
      Джуд съел персик и встал.
      – Будете бренди с кофе? – Он старался разрядить напряжение, вернуться к простой дружеской беседе, хотя это давалось ему нелегко.
      – Я бы не отказалась, но мне нельзя. – Она бросила взгляд на недопитое вино. – Я ведь за рулем.
      – Я провожу вас домой. Мы можем пойти пешком.
      – Звучит надежно и старомодно.
      Он налил воды в чайник и насыпал кофе в кофеварку. Потом обернулся и посмотрел на нее таким теплым взглядом, что она зарделась.
      – Я бы так не сказал, – медленно растягивая слова, произнес он. – Я никогда не принадлежал к категории надежных или к старомодным. Думаю, что и вы тоже, моя прекрасная мисс Арнолд.
      Лиз покраснела еще сильнее. Она вовсе не была прекрасной и знала это. Всего лишь привлекательной, да и то с натяжкой. Открыв рот, чтобы возразить ему, она вместо ответа сунула туда виноградину. Если она начнет возражать, это будет выглядеть глупо и по-детски. А виноград был отменный – без косточек, с медовым привкусом, и его сладкий сок был как бальзам для ее пересохшего горла.
      Значит, ее первое предположение было верным: он скрывается – но не от полиции, а от самого себя.
      Сотни вопросов роились у нее в голове, но она не могла задать ему ни одного. Как не могла расшифровать некоторые из его ответов. Что он сказал минуту или две назад?
      «Откровенность заслуживает ответной откровенности».
      Не означало ли это, что он надеется на тайну исповеди? Похоже, что, рассказав ей о преследовавшем его воспоминании о несчастье, он больше никогда не захочет говорить о нем.
      Хотя она, как журналист, была почти уверена, что наткнулась на нечто необычайно интересное в жизни Джуда, сам Джуд Дэрроу взволновал ее куда больше, и это привело ее в неподдельный ужас.
      Надо узнать о нем побольше.
      «Я хочу знать о нем все, – думала она, – но не как профессионал, а как человек. Но здесь и таится опасность. Это никак не стыкуется с моими планами. Я просто не могу себе этого позволить. Так почему бы мне, черт побери, не выпутаться из всего этого сейчас, пока еще не поздно?»
      Они молча пили кофе с бренди и слушали Моцарта, сидя в качалках возле камина. Беседа не клеилась, и Лиз позволила ему что-то рассказывать, потому что ей требовалось время, чтобы привести в порядок мысли.
      Здравый смысл подсказывал ей, что следует поблагодарить его за приятный вечер и вернуться в гостиницу. Одной. А завтра отправиться дальше и выкинуть решительно и навсегда Джуда Дэрроу из головы.
      Придется ему самому искать путь к спасению, так же как и ей.
      Она резко выпрямилась, и качалка под ней заскрипела. Он лежал, откинувшись на спинку кресла, полностью расслабившись. Прикрыв глаза рукой, он слушал музыку, но, услышав скрип ее качалки, встрепенулся и посмотрел на Лиз.
      Их взгляды встретились.
      Как будто угадав те слова, которые она репетировала про себя, он произнес:
      – Не уходите. Еще рано. Останьтесь, пожалуйста!
      Она почувствовала, как где-то в глубине ее тела зарождается странная дрожь – будто сотни маленьких бабочек трепещут крылышками.
      И услышала свой ответ:
      – Да. – Она едва узнала собственный голос.
      – Итак. – спросил он, доливая ее бокал, – что привело вас в эти края?
      – Думаю, ностальгия. Я часто приезжала сюда ребенком, когда у родителей был отпуск.
      – А я жил у своего крестного Герберта и его жены Грейс. Подумать только, я мог затаптывать ваши песочные замки на пляже!
      – Вы, наверное, были тем ужасным мальчишкой, которого я всегда старалась избегать.
      – Я в этом уверен. – Он усмехнулся. – Разве не здорово, что теперь мы оба взрослые?
      – Не знаю, – наморщила нос Лиз. – Я скучаю по тем временам.
      – Тогда почему перестали сюда приезжать?
      Она пожала плечами:
      – Мои родители решили, что им больше нравится погода на Средиземном море. Несколько лет назад они купили дом в Испании. Когда отец вышел на пенсию, они вообще туда переехали. А ваши родители живы?
      – Слава Богу. Но живут не в таких экзотических местах, как ваши, а на южном побережье. Мой отец строит и ремонтирует парусные лодки.
      – Но вы не пошли по стопам отца и не занялись семейным бизнесом?
      – Когда я родился, отец перекрасил вывеску над воротами: «Дэрроу и сын». Но дальше этого дело не пошло.
      – Вам не нравятся парусные лодки?
      – Мне нравилось ходить под парусом. Когда я жил с родителями, то проводил очень много времени за этим занятием. У моего крестного и его жены тоже была небольшая яхта, и я постоянно выходил с ними в море. Но доки всегда ассоциировались у меня с безопасностью, с оседлым образом жизни, а я очень рано для себя решил, что жажду приключений и действия.
      – Кажется, вы нашли то, к чему стремились?
      – Да, – тихо ответил он. – Но пришел к этому не так, как ожидал или желал.
      Он посмотрел на нее, и его губы тронула насмешливая улыбка.
      – Бьюсь об заклад, вы не обманули надежд ваших родителей, Бет Арнолд. Они наверняка очень вами гордятся.
      – В некотором смысле да. Однако я думаю, что они все же предпочли бы видеть меня замужем в каком-либо тихом предместье и чтобы я регулярно награждала их внуками. – Она говорила, слегка запинаясь, как будто неуверенно. – И я тоже считала, что такая возможность существует. Что мое будущее четко спланировано. – Она глотнула бренди. – Дура была.
      – Жизнь продолжается, и у вас появятся другие планы. – Помолчав, он спросил: – И вы никогда ни о чем не догадывались?
      – Нет. Я думала, что все хорошо. Разумеется, время от времени возникают проблемы, когда люди живут вместе, но нам всегда удавалось их преодолевать. Находить какой-то выход, компромисс. Я не сомневалась, что у нас все надежно.
      – А как же восторг, захватывающие ощущения? – тихо спросил Джуд. – Как насчет страсти в этих удобных и чистеньких отношениях?
      – Мы сгорали от страсти, когда были вместе! – вспыхнула она. – Если это вас волнует! Но вас это не касается.
      – Друзья обычно заботятся друг о друге. – Взгляд его серых глаз был спокоен. – Если ваши отношения были столь великолепны – в постели и вне ее, – почему он обратил свой взор на кого-то другого? Может, вам стоит об этом подумать, Бет?
      – Но это… жестоко!
      – Нет, уверяю вас, – мягко заметил он. – Такова жизнь. Может быть, ваши отношения зашли в тупик, и он это понял раньше вас?
      Лиз встала. Ее тело напряглось от злости.
      – Не вам судить об этом! Вы ничего об этом не знаете.
      – Возможно, но я начинаю вас понимать. – Он тоже поднялся. – Я также знаю что, когда вы были за границей, он… он завел себе другую. – Он положил ей руки на плечи, заставляя посмотреть ему в глаза. – Скажите мне, Бет, если бы вам пришлось выбирать между своим мужчиной и своей работой, что бы вы выбрали?
      Ее первой реакцией была мысль – конечно же, Марк. Это, конечно же, был бы Марк. Но…
      Она сжала кулаки. Она хотела возмутиться, остаться верной Марку, но нужные слова не приходили в голову.
      – Я… я не знаю.
      – А если бы я задал этот же вопрос ему? Поставил бы он вас на первое место?
      – Возможно, нет. – Ее голос звучал глухо. – Он очень тщеславен. Слишком погружен в свою работу. – Отвернувшись, она взяла бокал, выпила остатки вина и, напряженно улыбнувшись, заявила: – Мне бы хотелось сейчас уйти – пожалуйста.
      Обратно они шли по берегу моря. Впереди бежал Рубен. Ветер улегся, а воздух был свежим и бодрящим. Небо очистилось от туч, и с высоты, словно улыбающееся серебристое лицо, на них смотрела полная луна.
      На их пути попались камни, и Лиз начала спотыкаться. Джуд взял ее за руку.
      – Спасибо, – буркнула она, чувствуя, что краснеет. Поднимаясь наверх, она попыталась высвободить руку. – Я в порядке.
      – Нет еще. – Длинные теплые пальцы сжали ее ладонь. – Но это скоро произойдет.
      Дальше они шли молча, держась за руки. Лиз чувствовала, как часто и неровно бьется ее сердце, а в груди появилась какая-то щемящая боль.
      «Боже мой, – корила она себя. – Я такого не испытывала с тех пор, как была подростком. А может, и тогда тоже. Что, черт возьми, со мной происходит?»
      Когда показалось длинное беленое здание «Рая для рыбака», она испытала облегчение и разочарование.
      – Ну вот, я довел вас до дома целой и невредимой. А вашу машину я пригоню завтра утром.
      – Хорошо. Большое спасибо.
      – За что? За то, что наговорил вам такого, чего вы не хотели слышать?
      – За чудесный ужин. И за то, что решили стать моим другом.
      Он все еще держал ее за руку.
      – Не хотите провести со мной завтрашний день?
      Вот тот момент, когда она должна сказать ему с сожалением, что, как только он вернет машину, она уедет. Поедет дальше, чтобы провести там свой отпуск.
      Вместо этого она сказала совсем другое:
      – В качестве друга?..
      – Конечно, – серьезно ответил он.
      – Думаю, это будет неплохо.
      – И я так думаю.
      Он улыбнулся и на мгновение поднес ее руку к своей щеке. Щетина была как будто наэлектризована. Но он так же неожиданно отпустил ее ладонь и, отступив на шаг, добавил:
      – И не забудьте, что завтра ваша очередь готовить.
      – Ах да. – Она сглотнула. – Пока. Спокойной ночи.
      – Желаю приятных снов, Бет. И пообещайте мне кое-что. Если вам когда-нибудь снова захочется убежать – бегите ко мне. Договорились?
      – Да. Непременно.
      Она вошла в дом и тихо закрыла за собой дверь.

      В эту ночь Лиз очень долго не могла заснуть.
      Последние двадцать четыре часа дали ей столько пищи для размышлений, что мозг с большим трудом ее переваривал.
      Кроме совершенно очевидных вопросов по поводу прошлого Джуда и тех событий его жизни, которые привели его в это Богом забытое место – где он явно скрывался, – перед ней встала необходимость пересмотреть свои отношения с Марком.
      Неужели он прав и их совместная жизнь была больше похожа на укрытие от опасностей, а не на любовные отношения, основанные на взаимной страсти?
      Они оба стремились сделать карьеру, постоянно испытывая при этом стрессы и эмоциональные перегрузки. Может быть, именно это толкнуло их в объятия друг друга – похожесть их личной жизни?
      Возможно, то, что она считала стабильностью, было просто скукой, – и Марк первым это понял?
      И тогда, как от слабого дуновения, разлетелся ее карточный домик и она осталась ни с чем. Но что травмировало ее больше – потеря надежности, которую она ощущала с Марком, или потеря самого Марка?..
      Но самое главное – ее гордости был нанесен ощутимый удар.
      «В глубине души мы всегда хотим успеть первыми разорвать наскучившие отношения», – думала она, глядя в темноту.
      Но это еще не означало, что она готова броситься очертя голову в объятия Джуда Дэрроу или кого-то еще. И ничто в его поведении не предвещало, что он хочет, чтобы это случилось.
      Ему надо залечить собственные раны.
      Он держал ее за руку, но это не означало, что он лелеет планы стать ее любовником. И он не предпринимал никаких попыток поцеловать ее – даже в щеку не чмокнул, когда желал спокойной ночи.
      Интересно, а что бы она стала делать, если бы он ее поцеловал? Она попыталась представить себе даже мимолетное прикосновение его твердого рта к своим губам и не смогла. У нее было ощущение, что он не приемлет обычные ласки. Если уж он и поцелует, это будет что-то означать.
      "Может, даже не что-то, а всё". – с содроганием подумала она.
      Джуд спас ее от моря, но она чувствовала, что скоро может потонуть в совсем другой стихии. Если не будет очень осторожна.
      Как он сказал о себе? Не надежный и не старомодный. Так что она не может сделать вид, будто ее не предупредили, даже если очень захочет так думать.
      Когда она проснулась утром, луч солнца пробивался сквозь неплотно задернутые занавески.
      Хороший знак, решила она. Она постарается насладиться этим днем с Джудом. Это будет приятный день – и ничего больше.
      Она сидела на низкой каменной ограде, когда ее «фиат» свернул на стоянку.
      – Я опоздал? – улыбнулся он, вылезая из машины.
      – Нет. Просто мне захотелось погреться на солнышке.
      – Что мы будем делать сегодня? Какие у вас пожелания? – Он отдал ей ключи от машины.
      – Решайте вы. Но если мне придется вечером готовить ужин, мне надо кое-что купить по дороге.
      – Согласен. А что вы собираетесь приготовить?
      – Мои котлеты и спагетти когда-то имели успех.
      – Звучит заманчиво.
      Пристегивая ремень безопасности, она вдруг сказала:
      – Вообще-то я собиралась сегодня уехать.
      – Я знаю. Но все мы должны в конце концов когда-нибудь остановиться и больше никуда не бежать.
      – И для меня как раз наступило это время?
      – Да, – очень серьезно ответил он, и Лиз почувствовала – ну не абсурд ли? – что у нее защипало в глазах.
      Должно быть, солнце светит слишком ярко, подумала она.
      Это был один из тех дней, который должен был бы остаться в памяти и сохранен как талисман на будущие времена.
      Они навестили Кокки, который уже почти выздоровел и снова стал агрессивным, а потом поехали вдоль моря, минуя сонные прибрежные деревушки.
      Северное море было сегодня голубым и мирным, невысокие, пологие волны пенились белыми барашками. Они остановили машину на пирсе небольшого рыбацкого залива и спустились на пляж по предательски скользким ступенькам, опутанным морскими водорослями.
      Кроме двух рыбаков, которые старательно перекрашивали лодку на прибрежной гальке, и пожилой пары, выгуливающей выводок скотч-терьеров, на берегу никого не было.
      Лиз с наслаждением вдохнула свежий соленый воздух.
      – Я когда-то работала с человеком, который сравнивал каждый день с каким-нибудь вином. Сегодня явно день шампанского.
      – А тот день, когда мы впервые встретились? – поддразнил он ее.
      – Чистейшая полынная настойка.
      – Пожалуй, вы правы.
      У кромки воды она нашла сучковатый, с наростами, кусок дерева. Она взяла его в руки и стала вертеть во все стороны.
      – Посмотрите, разве это не похоже на голову оленя? Вот морда, а это рога. Видите? Надо бы мне его взять, отдать в полировку и повесить на стену.
      – Но вы не станете этого делать.
      Она бросила находку на песок.
      – Вы правы, не стану. Я сводила своих родителей с ума, когда была маленькой. Мы, бывало, возвращались из отпуска домой в машине, заваленной корягами. Я уверяла, что они похожи на единорога, на лесную нимфу или на какое-либо другое сказочное существо и что я не могу без них жить. В те дни я была уверена, что у меня взгляд художника… который способен проникнуть в суть неодушевленных предметов. Через неделю все иллюзии куда-то улетучивались и оставалась лишь груда бесформенных обломков дерева.
      – Как жаль!
      – Нисколько. Я извлекла из этого весьма ценный урок. А именно – человек в жизни должен полагаться на действительность, а не на воображение. – Она покачала головой. – Художник из меня получился бы аховый, но я хороший… – Она осеклась, сообразив, что чуть было не проболталась. – Хорошо делаю свое дело.
      К счастью, Джуд, кажется, не заметил ее оговорки.
      – Но фантазия в той или иной мере нужна каждому человеку.
      – Ах так? Может, мне вернуться за своим оленем?
      – Я не это имел в виду.
      Они помолчали.
      – Не помню кто, но кто-то сказал, что не может быть ничего хуже, чем когда твои мечты сбываются, – грустно произнесла она.
      – Может, это зависит от мечты? – Тон был небрежный, но выражение глаз оставалось серьезным.
      От его взгляда ей вдруг стало жарко. Смутившись, она ускорила шаг.
      – Вода выглядит просто отличной! – заявила она. – Думаю, можно даже покататься на лодке.
      – Вид этот обманчив. И с нами нет Рубена, который вытащил бы вас из воды.
      – Надо было взять его с собой.
      – Он не очень любит машины и предпочитает сторожить дом. К тому же Рубен ждет возвращения Герберта.
      После паузы он спросил:
      – У вас еще нет известий от вашего бывшего возлюбленного?
      От неожиданности Лиз споткнулась и остановилась.
      – Что вы имеете в виду?
      – Это прозрачный намек на то, что меня это не касается?
      – Нет. Просто я не ожидала этого вопроса, вот и все.
      – Вы жили с этим человеком долгое время и вдруг уехали. Он наверняка захочет с вами встретиться.
      – Шанса встретиться у него не будет. – Она потупилась, – Он даже не знает, где я.
      – Вы уехали, ничего ему не сказав? – Он удивленно поднял брови.
      – Адреса ему я не оставила.
      – А если он беспокоится?
      – Когда я уезжала, его чувства волновали меня меньше всего.
      – А сейчас?
      – Я же вам говорила, – пожала она плечами, – у него другая женщина.
      – Это могло быть увлечением на одну ночь. Такое бывает.
      – Вчера вечером вы говорили совсем другое, – с трудом выдавила она. – Почему же сейчас вы вдруг пытаетесь его обелить?
      – Вовсе нет. Но думаю, что вчера я говорил необдуманно. – Он скривил губы. – В конце концов, что мне известно? Я не вправе давать людям советы относительно их личных отношений.
      – Я была благодарна вам за то, что вы мне сказали. Это… – она запнулась на мгновение, – это заставило меня задуматься.
      – Тогда, может быть, вам следует еще подумать, – мягко посоветовал он. – Бет, я старался утешить вас, когда вы по нему плакали, потому что понял, как много он для вас значил. Может, он раскаивается в том, что натворил. Вы должны хотя бы поговорить с ним.
      Она чуть было не поддалась искушению рассказать ему о том открытии, которое сделала прошлой ночью, но сдержалась. Ведь могло показаться, что она ему намекает – дескать, она свободна. Доступна.
      Мысль была отвратительна, и она нервно повела плечами, как бы отгоняя ее.
      – О чем можно говорить, если перестал доверять, – тихо проговорила она. – Каждый раз, когда мне надо будет уехать, я буду думать о том, не завел ли он новую подружку. Так жить нельзя.
      – Верно, нельзя. Да и зачем? – Его рука дотронулась до ее щеки, потом скользнула вниз по шее к плечу. – Зачем считать, что вас можно заменить кем-то другим? Я просто не хочу, чтобы вы потом об этом жалели.
      У нее перехватило дыхание. Она попыталась улыбнуться и повела плечом, чтобы сбросить его руку.
      – Спасибо за доброту. – Лиз огляделась. – Есть здесь где-нибудь место, где мы могли бы позавтракать? От свежего воздуха у меня разыгрался аппетит.
      – В заливе есть парочка вполне приличных пабов. – Он сдвинул темные брови. – Я позволил себе вмешаться, вторгся в запретную зону? Извините. – Он нетерпеливо откинул со лба непослушную прядь. – Это потому, что мне так много хочется узнать, а времени у нас мало.
      Еще одно напоминание о том, что их отношения не будут иметь продолжения, – так расценила его слова Лиз.
      – Я тоже о многом хочу вас спросить.
      Он посмотрел куда-то мимо нее, и она почувствовала, что его мысли очень далеко.
      Ее охватило разочарование и паника.
      Она все испортила!
      Но его взгляд снова остановился на ней, и он проговорил с усмешкой:
      – Мы можем поговорить во время завтрака.
      В одном из пабов предлагали свежие морепродукты, и они заказали по тарелке креветок, зеленый салат и бутылку белого вина. Трапезу дополнил домашний хлеб с хрустящей корочкой.
      Когда подали еду, он спросил:
      – Ну, так что вы хотите узнать?
      «Будь осторожна, – предупредила она себя. – Не копай слишком глубоко».
      – Например, о вашем имени. Почему Джуд?
      – Это просто. Когда мама была беременна мной, ей приходилось много лежать, и она коротала время, читая Томаса Харди. Судьба распорядилась так, что к моменту родов она как раз начала читать его книгу «Джуд Незаметный».
      Лиз чуть не поперхнулась вином.
      – Это что – такое суеверие?
      – Конечно, нет! Слава Богу, что она в то время не читала «Тэсс из рода дЭрбервиллей», иначе меня могли бы назвать Ангел Клэр.
      Джуд отломил кусок хлеба.
      – Отец, разумеется, хотел назвать своего единственного сына более привычным именем – Дэвидом или Джеймсом. Что он только не делал, чтобы отговорить мою мать, особенно после того как акушерка сказала ему, что святой Джуд был покровителем неудачников! Но мама твердо стояла на своем… Я иногда думаю, что мой отец считает, будто имя отложило отпечаток на всю мою жизнь. Наша семья всегда была крепкой, весьма респектабельной, а тут вдруг невесть откуда появляется паршивая овца – неудачник. Отец никак не мог понять, что я собой представляю. Я думаю, он вздохнул с облегчением, когда я пошел в армию.
      – Уверена, он за вас беспокоился.
      – Он чувствовал, что моя склонность к приключениям выведет меня на правильную дорожку. Меня взяли в армию, потом я был отобран для специальной подготовки. Мне нравилась такая жизнь.
      – Но вы ведь уже не в армии? – спросила Лиз, накладывая себе салат.
      – Нет. Мой отец попал в больницу с сердечным приступом. Оказалось, что у него стенокардия, но специалисты предупредили его, что он должен избегать стрессов и проще относиться к жизни. За мной, конечно, послали, но отец быстро шел на поправку, и я решил, что могу вернуться в свое подразделение. И тогда он неожиданно нанес мне удар: он сказал, что мой долг – уйти в отставку и занять его место на верфях. У меня создалось впечатление, что, хотя я был абсолютно непригоден к этой работе, меня хотели во что бы то ни стало к ней приспособить – обстругать и придать надлежащую форму, как этим проклятым парусникам.
      – А вы не пытались объяснить это отцу?
      – Я убеждал его до бесконечности. Но мне приходилось быть осторожным. Нас предупредили, что ему ни в коем случае нельзя волноваться. А он все время напоминал мне, что я – единственное, что у него есть. Что, если я откажусь, дело придется продать. А верфи – отличная площадка для строительства прогулочных лодок, и к тому же там работают люди его возраста и даже старше и им негде больше заработать, чтобы прокормить свои семьи.
      Джуд съел несколько креветок.
      – Я чувствовал, что ловушка вот-вот захлопнется. Я всегда делал только то, что хотел, но в какой-то момент настало время попытаться стать тем, кем хотел меня видеть отец. Меня даже мучило чувство вины: я всю жизнь рисковал, но умудрился не получить ни единой царапины, а моему отцу грозит реальная – и не такая далекая – опасность стресса, причиной которого могу стать я.
      – Не говорите так, – запротестовала Лиз. – Вы не должны себя винить.
      – Легче сказать, чем сделать. Мне пришлось иметь дело и с матерью, и я почувствовал себя совершенно опустошенным. В конце концов я пришел к выводу, что единственным разумным решением было поступить так, как они хотят.
      – Но?..
      – Это была катастрофа! Родители искренне верили в то, что стоит мне появиться на верфях, как я тут же превращусь в мистера Надежность. Но этого не случилось. Они думали, что для начала я просто перееду в свою комнату в их доме, а когда я ясно дал понять, что собираюсь жить отдельно, они расстроились. Позже, пытаясь взглянуть на дело непредвзято, я понял, что очень многое можно улучшить. Дело пошло в гору, но появилась возможность его расширить и модернизировать. Но любые, даже самые скромные предложения отвергались. Теоретически считалось, что я должен полностью взять на себя управление компанией, в то время как отец будет только советником. Но наделе все было совсем иначе. Мне доверили только отвечать на телефонные звонки. Если учесть мой армейский опыт и спецподготовку, я решил, что это унизительно.
      – А нельзя было поговорить об этом с отцом?
      – Я пытался, но он считал, что обсуждать нечего: надо поддерживать статус-кво, а все, что я предлагал или пытался сделать, упиралось в непробиваемую стену.
      – И вы уехали.
      – Я проторчал там шесть месяцев! Возможно, я остался бы и дольше, но тут вмешался другой фактор.
      – Какой?
      – У друзей нашей семьи была дочь Хилари – хорошенькая, воспитанная, немного избалованная. Я знал ее с детства. Она очень поддержала мою мать, когда отец попал в больницу. Поэтому я скрывал от родителей, что она скучна, как осенний дождь. Я не сразу понял, чего от меня хотят. А когда разобрался, чуть было не стало поздно. Хилари выбрали в качестве моей будущей жены, но я-то не хотел этого!
      – О Боже! Прямо как династический брак в Средние века.
      – Я именно так это и рассматривал. И вдруг увидел, что вся моя жизнь была насквозь лживой, и если я не опомнюсь, то поверю, что так и должно быть. Я сказал родителям, что выхожу из дела. Начались ужасные сцены, меня обвинили в том, что я самый гнусный предатель на свете. – Его губы задрожали. – Потому что Джуд – это же производное от Иуды. Но на этот раз я не сдался. Я сказал, что сын нашего старшего мастера умный, талантливый и надежный парень, и посоветовал отцу продвинуть его по службе, а в дальнейшем сделать своим партнером.
      – А чего вы хотели сами? Вы же не могли вернуться в армию?
      – Нет, но один старший офицер по фамилии Реншоу, под началом которого я служил на Балканах, ушел в отставку за год до меня и набирал отчаянных парней, готовых разбираться с делами, которые правительство предпочитало обходить стороной.
      Лиз напряглась.
      – Что-то вроде частной армии?
      – Ни в коем случае. Я говорю о людях, которые могли заключать сделки, потому что их руки не были связаны. Которые могли говорить с кем угодно, не опасаясь вопросов парламента. Которые могли вести переговоры, в то время как политики позировали перед кинокамерами.
      Мне всегда нравился Реншоу, и я ему доверял. – Джуд усмехнулся. – Это он научил меня готовить то, чем я вас угощал вчера. Он с первого дня дал мне понять, что мы находимся там, где находимся, в интересах правосудия, хотя временами это правосудие было довольно жестоким.
      – И чем же вы занимались? – осторожно спросила Лиз, боясь, что он насторожится.
      – В основном это была охрана лиц высокого ранга, незаметная дополнительная охрана особо важных персон здесь и за границей. Были и более секретные мероприятия, например, выявление подпольных банд террористов и каналов нелегальной торговли оружием.
      – Господи! И вы стали заниматься этим по доброй воле?
      – О да! Я же говорил вам, что люблю рисковать – люблю опасность. И как это бывает в большинстве случаев, когда любишь, я считал, что лучше владею ситуацией, чем это было на самом деле.
      Он бросил на нее грустный взгляд и посмотрел на часы.
      – Может, пора ехать за покупками? Или вы хотите еще выпить?
      Лиз покачала головой, снимая со спинки стула куртку и сумку. От откровений Джуда в голове у нее был сумбур. У него случилась неприятность? Сорвалось какое-нибудь дело? А может, его преследует наемный убийца?
      – Вижу, я огорошил вас своим рассказом. – Он встал. – Но вы сами виноваты, Бет Арнолд. Вы так замечательно меня слушали. Кто-нибудь говорил вам, что с вами на редкость легко разговаривать?
      Сделав вид, что никак не может застегнуть «молнию», она ответила:
      – Пару раз говорили.
      «Это часть моей профессии, – думала она, направляясь к машине. – Мне платят за то, чтобы я узнавала о людях как можно больше и писала о них. Я начинаю с ними разговаривать и заставляю говорить о том, о чем они потом, возможно, будут жалеть».
      Лиз не сомневалась, что, знай Джуд о ее настоящей профессии, он не сказал бы ни слова. Да и вряд ли она была бы сейчас с ним.
      Хотя она была уверена, что никогда не использует то, о чем он рассказал, ей хотелось остановить его.
      Но сделать это она не может. Иначе придется все объяснить, и тогда конец. А этого она отчаянно боялась.
      «Я уже и так копнула слишком глубоко, – думала Лиз. – Хотя не имею на это права».
      Когда они шли к машине, Джуд взял ее руку чуть повыше локтя. Его прикосновение было легким, но показалось ей таким крепким, что она не удивилась бы, если бы на коже остались отпечатки его пальцев.
      – Дорогая Бет, – тихо произнес он. – Спасибо, что вы меня выслушали…
      Ее улыбка была натянутой, лицо застывшим. Она, глубоко засунув руки в карманы, двинулась вперед. Ей казалось, что вина распростерла над ней свои черные крылья.
      «Интересно, – думала она, – а бывает Иуда женского рода? Если нет, то можно считать, что в моем лице она только что появилась. И мне придется с этим жить».

      Томатный соус с перцем, луком и чесноком стоял на медленном огне. Лиз попробовала соус, чтобы понять, не надо ли добавить еще каких-то приправ.
      Обычно она так не волновалась. Она всегда готовила быстро и хорошо, но сейчас у нее все валилось из рук, она все время себя проверяла и даже порезала палец, когда шинковала лук.
      На обратном пути Джуд застал ее врасплох, намекнув на то, что теперь настала ее очередь рассказывать о своей жизни. Он имел на это полное право, поскольку сам был с ней откровенен.
      Лиз начала подробно рассказывать о своем детстве, о школьных годах, об учебе в университете, где защитила диплом по английской литературе. Но ни разу не обмолвилась о том, какую собиралась выбрать профессию.
      Было противно взвешивать каждое слово, особенно после того, как он был с ней так откровенен, но выбора у нее не было. К тому же она скоро уедет и начнет устраивать свою новую жизнь, и они никогда больше не встретятся. Так что не будет большой беды, если она немного покривит душой.
      Настоящей бедой будет тот момент, когда ей надо будет от него оторваться. Она приехала сюда, чтобы залечить душевные раны, а получается, что опять будет страдать.
      Все случилось слишком быстро и слишком рано. Ее жизнь в последние дни перевернулась с ног на голову. Притом не один раз, а дважды! А разве ей это нужно? Тем более что Джуд не предлагает ей ничего, кроме дружбы. Да еще женщине по имени Бет, которой даже не существует.
      – Я разжег камин в гостиной. У нас есть время прогуляться с Рубеном по пляжу до ужина?
      Она вздрогнула. Он вошел так тихо, что она не услышала его шагов.
      – Да, у нас в запасе по крайней мере минут сорок.
      Лиз долго вытирала руки, стараясь прийти в себя. Она не обернулась, потому что боялась, что он скорее всего улыбается. А от этой улыбки, которая так смягчает черты его сурового лица, у нее подгибались колени, а тело начинало болеть от непонятного томления.
      «Я заложница своих гормонов, – сказала она себе с иронией, – и не знаю, как с этим справиться».
      Бунгало было слишком маленьким, слишком уютным, и это влияло на ее состояние, решила она. Она почувствует себя увереннее на широких просторах пляжа, шагая рядом с Джудом и Рубеном.
      А еще лучше она себя чувствовала, когда ненавидела их обоих.
      Лиз пугало такое близкое его присутствие. Оставив Джуда, она побежала, а Рубен, приняв это как приглашение к игре, с громким радостным лаем помчался вперед. Она не видела, куда бежит, и вообще ничего не замечала. Ее гнала жгучая необходимость быть подальше от него, пусть даже расстояние окажется небольшим.
      Она побежала быстрее, но споткнулась о лежащий в песке камень и, подвернув ногу, вскрикнула от боли.
      Джуд бросился к ней.
      – Что случилось?
      – Чертов камень. Я его не заметила. – Испытывая острую боль в лодыжке, Лиз опустилась на песок.
      – Давайте посмотрим. – Он встал перед ней на колени и, сняв ботинок, начал осторожно ощупывать ногу.
      – Все в порядке. – Она затаила дыхание, когда он длинными пальцами слегка надавил на больное место.
      «Не прикасайся ко мне! Господи, ну пожалуйста!»
      – Не шевелитесь, – приказал он.
      Лиз оперлась на руки позади себя. Ее тело напряглось как натянутая тетива.
      – Вы и этому учились в армии?
      – Конечно. Я всегда знал, что мне это может когда-нибудь пригодиться. – Он взглянул на ее напряженное лицо и улыбнулся: – Расслабьтесь – ничего страшного не произошло.
      «Произошло!» – хотелось ей закричать.
      Она видела, как его серые глаза чуть сузились, а мускулы лица и шеи дрогнули, когда он уловил непроизвольные сигналы, которые посылало ему ее тело.
      – О, Бет… – тихо пробормотал он и, взяв ее за плечи, нежно привлек к себе.
      Последнее, что увидела Лиз, перед тем как закрыть глаза, был убывающий свет вечернего неба у него за спиной. Шум моря вдруг показался ей громом, а тревожное шипение волн проникало в кровь, когда Джуд прижался к ее губам.
      Казалось, она ждала этого момента всю жизнь. Ее губы разомкнулись под нетерпеливым давлением его рта. Ее руки скользнули вверх, чтобы обнять его за шею, а потом гладили шелковистые волосы у него на затылке, пока длился этот сладостный поцелуй.
      Она была не в состоянии думать. Тем более анализировать свое поведение или остановиться. Существовало лишь тепло его тела, чистый запах его кожи и жаркое скольжение его языка, проникавшего все глубже.
      Когда они наконец оторвались друг от друга, Лиз стала беспомощно ловить ртом воздух, а на скулах Джуда появился румянец.
      – О Боже! – прохрипел он, – Весь день – нет, с того момента, как мы встретились, – я мечтал об этом. Но я боялся все испортить… боялся напугать тебя. – Он помолчал. – Все произошло слишком быстро, да?
      Она кивнула:
      – Я тоже себе это говорила. – Она почти шептала. – Но кажется, это ничего не меняет.
      – Я знаю. – Он дотронулся пальцем до ее припухших и дрожащих губ и внимательно на нее посмотрел. – Ты нужна мне, Бет. Я хочу тебя.
      Если бы она замешкалась – отодвинулась бы самую малость, – он бы отпустил ее. Не стал бы настаивать. Решение было исключительно за ней. Но это ее больше пугало, чем радовало.
      Потому что ответ мог быть только один, независимо от того, был ли он правильным или нет.
      Она встретила его взгляд, робкая улыбка появилась на ее губах.
      – Я рада, – ответила она.
      Он вздохнул и еще крепче ее обнял, прижавшись щекой к ее волосам. Сердце Лиз громко стучало. Она только что сделала огромный шаг в неведомое – волнующее и вместе с тем пугающее.
      Обычно она не жила по таким правилам, но какое это теперь имело значение? Ей вдруг стало все равно. Она не позволит себе слишком увлечься. Прошлое принесло ей боль. Будущее неопределенно. Она будет жить только этим моментом… этим часом… этой ночью – и к чертям последствия!
      Она уткнулась лицом в ямку между его шеей и плечом, чувствуя, как в ее теле, словно весенний прилив, возникает желание. Желание снова ощущать его губы на своих губах, его руки, крепко прижимающие ее к своему сильному телу…
      Вдруг раздался громкий лай Рубена. Смеясь, они торопливо оторвались друг от друга и оглянулись на дюны. Пляж был пуст.
      – Никого. – Лиз встала, отряхивая с джинсов песок. Рубен подбежал к ней, и она почесала его за ухом. – Никого нет, старичок. Что ты себе вообразил?
      – Он редко лает без причины. Возможно, кто-то был. – Джуд нахмурился, а потом лицо его расплылось в улыбке. – Должно быть, мы кого-то спугнули. Это ведь общественное место. Пойдем домой.
      Лиз сделала шаг и поморщилась, ступив на больную ногу.
      – Даже не пытайся, – заявил Джуд.
      Не успела она опомниться, а он уже поднял ее на руки и понес к дому. Рубен бежал рядом.
      – Но это же смешно, – запротестовала Лиз. – Я вполне могу идти сама.
      – А как же дух романтизма?
      – Не вижу никакой романтики в том, что ты можешь заработать грыжу.
      – От такого веса, как твой? Не смеши. Я мог бы нести тебя одной рукой.
      – Прошу тебя, даже не пытайся. – Лиз обхватила его рукой за шею.
      У ворот бунгало он остановился и снова ее поцеловал.
      – Не волнуйся, – тихо произнес он, заглядывая в ее широко открытые глаза. – Я тебя не уроню. Доверься мне.
      Его слова прозвучали как клятва. На такой уровень отношений она не рассчитывала. Она молчала, пока он вносил ее в дом. Она ожидала, что он сразу отнесет ее в спальню, но они оказались на кухне, где он опустил ее в кресло. Легкое разочарование сменилось облегчением.
      – Оставайся здесь, – приказал он. – Я займусь обедом.
      – Я чувствую себя обманщицей, – запротестовала она. – Моя нога уже почти не болит, а сегодня была моя очередь готовить ужин.
      Он ухмыльнулся и повернулся к плите:
      – Берегите силы, леди.
      К своему ужасу, она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Она молилась лишь о том, что, если он это заметит, пусть подумает, что в этом виноват жар от плиты.
      Конечно, она не ребенок и не девственница. Но она не была и самой искушенной женщиной на свете. Ее отношения с Марком развивались медленно и, как ей казалось, вполне удовлетворительно. Не было невероятных взрывов страсти, особо пылких чувств. Секс был естественной частью их совместной жизни, подтверждением взаимной привязанности. Марк был ее единственным любовником. До сих пор.
      Она смотрела не отрываясь, как Джуд перекладывает еду из кастрюль на блюда и ставит их на стол. Какой-нибудь сторонний наблюдатель принял бы это за обычную семейную трапезу. Но она-то знала, как далеко это от правды. Всего какую-нибудь неделю назад она не знала этого человека, даже не подозревала о его существовании. И все же очень скоро – когда наступит ночь – она собирается ему отдаться.
      Все это было чистым безумием. И было бы только правильно уцепиться за остатки благоразумия и сбежать. Но она не хотела этого.
      Лиз начала думать о своем теле, пытаясь представить себя такой, какой увидит ее он.
      Она всегда была стройной, а пребывание в Африке еще больше подчеркнуло ее худощавость. Теперь у нее больше острых углов, чем округлостей, подумала она удрученно. А ее груди, хотя высокие и упругие, никогда не были особенно большими. Интересно, каким он окажется любовником и что он ждет от нее?
      У нее вдруг вспотели ладони, и она украдкой вытерла их о джинсы.
      Лиз была ему даже благодарна, когда он объявил, что ужин готов, и она заняла свое место за столом. По крайней мере она сможет думать о чем-нибудь другом, а не о том, что ждет ее ночью. Однако, не доверяя своему желудку, она положила себе на тарелку совсем немного.
      Джуд сразу это заметил.
      – Передумала? – Лаконичный вопрос прозвучал по-деловому.
      – Нет, – быстро ответила она и запнулась. – Да…
      Он немного помолчал.
      – Тебе поможет, если я скажу, что тоже чертовски нервничаю?
      Она удивилась и положила вилку.
      – Этого не может быть!
      – Почему? Потому что я самовлюбленный самец, неукротимый в постели? – Он покачал головой. – Извини, Бет, это не так. Я очень тебя хочу, но ничего не могу гарантировать.
      Сегодня он поставил на стол свечи. В их мерцающем свете его лицо выглядело худым и изможденным. Старше.
      Лиз решила, что нет смысла притворяться, будто она не понимает. Кроме того, ей надо было убедиться в этом.
      – Как ее звали?
      – Микаэла. Ей будет… ей было бы двадцать в следующем месяце.
      Как он тогда выразился? «Девушка, которая мне нравилась». Невысказанные слова повисли в воздухе. Но что это значило?
      Лиз подумала о том, что даже если не принимать во внимание его потрясающую физическую привлекательность, влюбиться в него легко, и это может быть опасно, даже фатально. Даже если знать, что любовь не будет взаимной, стоит попробовать. Надо рискнуть.
      Ее эмоции, видимо, отразились на ее лице: она увидела, как Джуд неожиданно сдвинул брови, а глаза стали печальными.
      – Котлеты просто восхитительны.
      От его улыбки у нее сжалось сердце. Но вместе с тем пришла ясность мысли: она точно знала, как должна ответить и что должна делать.
      – У них, кроме того, прекрасный характер. Они не будут возражать, чтобы их разогрели позже. Если ты, конечно, не проголодался.
      Она отодвинула стул и встала, не обращая внимания на молчаливый протест своей травмированной ноги. Пристально глядя на нее, он сделал то же самое.
      – Я хотел, чтобы все выглядело цивилизованно. Чтобы все произошло в свое время. Но я не могу, и все тут…
      «И я не могу, – подумала она, – и я тоже».
      Джуд обошел стол и, приблизившись к ней, заключил в свои объятия торопливо, не сдерживаясь. А ее губы раскрылись, жадно отдаваясь его поцелую.
      Его руки гладили ее спину, то и дело останавливаясь то на плече, то на стройных бедрах, и она вздыхала от наслаждения, выгибаясь навстречу его чувственным прикосновениям.
      – Пойдем со мной, дорогая, – шепнул он. – Пойдем… Пожалуйста.
      Держась за руки, они прошли по коридору. Его спальня была в самом конце. Он задернул занавески и зажег лампы по обеим сторонам двуспальной кровати.
      – Ты постелил чистые простыни, – чуть было не рассмеялась она. – Ты был настолько во мне уверен?
      – Совсем нет. – Он взял в ладони ее лицо. – Но я твердо знал, что переверну землю и небо, только бы убедить тебя остаться со мной в эту ночь.
      Когда он начал расстегивать пуговицы на ее блузке, у него слегка дрожали пальцы. Лиз стояла, опустив глаза, и не шевелилась.
      А он не торопился. Когда она предстала перед ним обнаженной, он отступил назад и долго ею любовался. Потом проговорил тихо:
      – Ты прекрасна… так прекрасна. Но ты выглядишь такой хрупкой, что я боюсь к тебе прикоснуться.
      Под его взглядом ее тело теплело и расцветало. Она подняла голову и улыбнулась ему. Эта улыбка была обещанием, а полуприкрытые ресницами глаза откровенно соблазняли.
      – Я не сломаюсь. Веришь?
      Ни на мгновение не спуская с него глаз, она провела ладонями по своей груди, потом по плоскому животу и округлым бедрам и увидела, как в ответ вспыхнуло его лицо и сверкнули глаза.
      Она молча протянула к нему руки, приглашая его, и он бросился к ней, покрывая поцелуями ее лицо и шею, нежно прикасаясь к ее грудям, словно это были лепестки какого-то редкого экзотического цветка.
      Потом он опустил голову, позволив своим губам по очереди ласкать эти восхитительные бугорки плоти, дразнить языком затвердевшие соски, заставляя ее стонать от наслаждения.
      Он упал перед ней на колени и прижался лицом к ее гладкой коже.
      – Ты сладчайший мед, и благовоние, и все великолепие, которое только существует в мире, – шептал он.
      Его рот скользнул вниз, оставляя на своем пути огненный след. Пальцами он нащупал влажные лепестки ее интимного места и задержался там, пока она не вскрикнула от пронзившего ее мучительного желания.
      Она стояла, запрокинув голову, дрожа всем телом, пока он ласкал ее языком. Он заставлял ее гореть, таять, безжалостно подводя к неизбежному и непостижимому краю.
      И в тот момент, когда сладостная агония уже грозила полностью ее захлестнуть, он быстро встал с колен, поднял ее на руки и положил на кровать.
      Холодные накрахмаленные простыни показались ей раем – так горело ее тело. Глаза стали огромными, из груди ее вырывались короткие хриплые стоны.
      Когда он быстро разделся и лег рядом, она повернулась к нему, провела губами по жестким волосам у него на груди, а потом начала изучать его тело. Оно было худым, мускулистым и очень загорелым. Она упивалась его красотой.
      – Не смотри на меня так, – прохрипел он, – если ты не хочешь, чтобы я лишился остатков самообладания.
      – Если мне нельзя смотреть, придется прибегнуть к прикосновениям, – прошептала она в ответ.
      Ее руки заскользили вниз по его телу, пока не достигли своей цели. Пальцами она обвила его плоть и стала медленно массировать ее, все больше возбуждая Джуда, пока он с приглушенным стоном не отбросил Лиз на подушки и не накрыл ее своим телом.
      Когда он вошел в нее, ее тайная шелковистая плоть приняла его в себя. Она впилась ногтями в его плечи, обхватила ногами стройные бедра и крепко прижала к себе.
      Она не просто отдалась ему. Она предложила ему себя полностью и без остатка, так, словно они были единственными на свете любовниками.
      Мир для них сузился до размеров этой кровати, его эпицентром были их сплетенные разгоряченные тела, его энергией – ритм их движений и прерывистое дыхание, сопровождавшее извечную игру страсти.
      Все ее существо было втянуто в какой-то неистовый вихрь ощущений. Ее голова моталась из стороны в сторону. Она пыталась что-то сказать – сама не зная, что именно, – но из её груди вырывался лишь исступленный крик радости. До тех пор, пока страсть не достигла своего головокружительного завершения.
      Ее плоть конвульсивно содрогалась, и ей казалось, что она летит в пустоту, где восторг и мука неотличимы друг от друга.
      Она услышала стон Джуда, когда он тоже достиг пика, а потом они оба погрузились в забытье.
      К реальности Лиз возвращалась медленно. Она лежала в объятиях Джуда, положив голову ему на грудь и слушая, как бьется его сердце под ее влажной щекой.
      Такого никогда раньше с ней не было, удивленно думала она. Она точно знала, что никогда. Это был какой-то новый уровень страсти, хотя казалось невозможным… невероятным, что такое могло случиться именно с ней. Что их притяжение друг к другу оказалось почти мгновенным и всепоглощающим.
      «Странники в ночи», вспомнила она известную песню Фрэнка Синатры, и вдруг ее охватила тревога.
      Он, должно быть, почувствовал перемену в ее настроении. Нежно погладив ее по волосам, он прошептал:
      – Что случилось?
      – Сама не знаю. – Лиз прижалась губами к его коже. – Я ничего не понимаю, – простонала она.
      – А ты и не пытайся понять. Просто будь, как я, благодарна судьбе. – Он поцеловал ее в лоб. – Проголодалась?
      Вот уж чего она не ожидала от него услышать! Как обыденно, как прозаично после восторга, который они испытали вместе.
      Она сама удивилась, когда ответила:
      – Просто умираю от голода.
      – Тогда пойдем на кухню. – Он снова положил ее на подушки и встал, не обращая внимания на свою наготу.
      Она еще немного полежала, прислушиваясь к звону посуды и веселому посвистыванию Джуда на кухне, потом спустилась с кровати и пошла в ванную.
      На обратном пути Лиз заглянула в сушильный шкаф и нашла там чистую джинсовую рубашку. Она надела ее и застегнула на все пуговицы. Конечно, такая стыдливость смешна после того, что между ними было, но она-то осталась прежней.
      Она расправила смятые простыни и села, скрестив ноги, на кровати.
      Джуд появился с подносом.
      – Надеюсь, ты не возражаешь?
      Лиз поправила ворот рубашки, чувствуя себя неловко от того, что его может развеселить ее неожиданная скромность, тем более что собственная нагота его совсем не смущала.
      – На тебе эта рубашка выглядит лучше, чем на мне. – Поставив поднос, он спросил: – Хочешь, чтобы и я оделся?
      – Нет, если только тебе не холодно.
      – Если я замерзну, ты сможешь меня согреть.
      Лиз опустила голову, но недвусмысленный намек неожиданно вызвал у нее новый приступ желания.
      Это был самый восхитительный ужин в ее жизни. Они ели из одной тарелки, скармливая друг другу кусочки котлет, отхлебывая вино из одного бокала и смеясь по пустякам.
      Вина ей вообще-то и не требовалось. У нее уже и так кружилась голова от счастья.
      С наступлением темноты ветер за окном усилился. Рамы трещали, и слегка вздувались занавески.
      Неожиданно в кухне громко залаял Рубен.
      – Пойду посмотрю, в чем дело, – вставая с кровати, хмуро буркнул Джуд.
      – Может быть, просто погода меняется? – Лиз откинулась на подушки.
      Ее уже клонило в сон.
      – Он привык к перемене погоды. – Джуд натянул джинсы и направился к двери. – Я скоро вернусь.
      Оставшись одна, Лиз поставила поднос с остатками еды на столик и, сняв рубашку Джуда, залезла под одеяло. Ее почему-то начало знобить, наверное, от охватившего ее непонятного беспокойства.
      Усиление ветра, нервозность Рубена – все это вызывало тревогу, словно кто-то непрошеный пытался нарушить их столь драгоценное уединение.
      – Никого, – вернувшись, заявил Джуд. – Старый пес становится параноиком.
      Он лег и обнял Лиз, у которой уже совсем закрывались глаза. Он стал целовать ее в глаза, нос, рот… Ужаснувшись самой себе, Лиз подавила зевок.
      – Прости, – смущенно пробормотала она.
      – Не извиняйся. Устраивайся поудобнее. Нам обоим не мешает поспать.
      В прошлом ей для сна всегда требовалось собственное пространство. А сейчас показалось абсолютно естественным прижаться к нему и погрузиться в сон.
      – Как нога? Еще болит?
      – Нет, больше ничего не болит.
      Она чувствовала телом, сердцем и душой, что ей хорошо, что она защищена.
      Защищена? Какая глупость! Говорил же ей Джуд, что он не безопасен. И об этом ей всегда следует помнить.
      Но только не сегодня. Не сейчас.
      Это была ее последняя мысль, перед тем как она заснула.

      Лежа в темноте на спине и глядя в потолок, Джуд наслаждался теплом прижавшейся к нему Бет.
      Кажется, прошло много месяцев с тех пор, как ему удавалось спокойно проспать всю ночь. Врачи объясняли ему, что так его организм пытается справиться со стрессом. Слишком много выпало на его долю – ему пришлось пережить насилие и террор, потери и предательство, и его мозг никак не мог с этим смириться.
      Может, именно этого он так долго хотел – так отчаянно желал? Мягкое бархатное тепло Бет, слабый размеренный ритм ее дыхания успокоили его, и он погрузился в сон.
      Воздух в хижине влажный и тяжелый.
      Он лежит, накрытый одеялом и прикованный за ногу к железной кровати. Цепь была достаточно длинной, чтобы он мог дойти до угла камеры, но не к забранному решеткой из толстых прутьев окну, расположенному высоко, под самым потолком, и не к крепкой деревянной двери, под которую два раза в день ему просовывали поднос с едой.
      Иногда поднос оказывался слишком близко к двери, и ему приходилось ложиться на пол, вытягиваться в полный рост и пытаться кончиками пальцев придвинуть его к себе. Охранники следили за ним в глазок и хохотали.
      Сегодня принесли тушеные бобы, чуть теплые и протухшие. В мелкой оловянной миске, похожей на собачью, на донышке было немного коричневатой воды. В день давали три такие миски, и он научился экономить воду, чтобы хватило на весь день.
      Когда его привезли, у него отняли ботинки и ремень, и он сел на корточки, прислонясь к стене, вдыхая вонючий воздух и заставляя себя думать. Анализировать то, что случилось.
      Его усталый мозг проделал тот же путь, что и в предыдущие дни, с тех пор как его схватили. Мысли снова и снова возвращались к тому дню. Он без конца задавал себе вопросы, на которые не мог ответить.
      Он всегда знал, что роль посредника сопряжена с риском, но если уж быть честным, то именно это его и привлекало. Ведь по этой причине он отверг ту упорядоченную жизнь, которую планировала для него его семья.
      На какое-то мгновение он позволил своему воображению вернуться назад – вспомнить шум моря, ощутить на губах солоноватый ветер, услышать гортанные крики чаек, представить себе размеренную жизнь, которую он оставил.
      Ради этой жизни.
      Ему поручили провести переговоры об освобождении заложника и объяснили, что при необходимости выкуп, требуемый похитителями, будет выплачен, потому что они хотели вернуть этого человека.
      Человек был сказочно богат и известен тем, что объявил крестовый поход против нарушения прав человека в странах «третьего мира».
      Джуд прилетел в Эль-Кристобаль – государство в Центральной Америке, чтобы встретиться с его президентом – отъявленным реакционером – и обсудить положение пленников, захваченных во время происходящей в стране войны против не согласных с режимом силами мятежников.
      Но человек, которого он должен был спасти, не провел в стране и двадцати четырех часов. Он бесследно исчез. Три дня спустя ведущее агентство новостей получило фотографию, на которой он был изображен с кляпом во рту, с завязанными глазами и прикованным к стулу.
      К фотографии было приложено требование главаря мятежников о выкупе. О главаре было известно лишь то, что его зовут Ксавьер. В требовании говорилось, что деньги нужны для финансирования справедливой войны народа против угнетателей.
      Сама возможность переговоров вызывала большие сомнения. Скорее всего произойдет простой обмен. Обменяют одного идиота-идеалиста на сумму, равную общему заработку нескольких поколений мятежников, довольно цинично решил Джуд.
      Джуд был выбран для этого задания, потому что уже бывал в Эль-Кристобале и знал тамошние порядки. Он сообщил кому следует о своем прибытии и стал ждать, когда на него выйдут.
      Однако с самого начала у него начали возникать сомнения. Политические активисты, которые должны были связать его с мятежниками, на сей раз странным образом не желали вмешиваться. В какой-то момент Джуд пришел к убеждению, что они даже хотят отказаться связать его с нужными людьми.
      Скорее всего они знали, что Ксавьеру доверять нельзя. Что он жаден и вычислил, что за двух заложников получит вдвое большую сумму выкупа.
      «А я к этому не прислушался, – с горечью подумал Джуд. – Я хотел, чтобы именно мне приписали честь освобождения этого человека».
      А теперь приходится расхлебывать последствия.
      Но надо оставаться сильным и собранным. Он редко позволял себе вспоминать о той кровавой засаде, в результате которой его схватили и грубо куда-то поволокли с мешком на голове.
      Когда-нибудь ему придется с этим разобраться, и он сможет заново все пережить и почувствовать свою вину. Но не сейчас.
      Сейчас надо сосредоточиться на том, чтобы выжить и выбраться отсюда вместе со своим товарищем по несчастью.
      Этого человека тоже держат здесь. Он мельком видел его в тот вечер, когда двое солдат привели – нет, приволокли – его, окровавленного, в рваной одежде и почти без сознания, в эту крепость в джунглях.
      Джуд попытался окликнуть этого человека, но тут же получил прикладом по голове.
      Джуд был уверен, что человек, которого он должен был спасти, содержится в соседней хижине. Он пытался установить с ним контакт с помощью азбуки Морзе – стучал оловянной миской по железному остову кровати. Однако ему никто не ответил.
      Зато к нему вошел охранник, наорал на него по-испански и пнул в бок тяжелым сапогом.
      У него на целые сутки отняли миску и не давали пить, и он решил, что больше такой ошибки не повторит. Ему нужна вода, чтобы выжить.
      Джуд предполагал, что побои – это метод Ксавьера, который тот применял, чтобы увеличить сумму выкупа, и все ждал, когда же наступит его очередь. Но пока его не трогали.
      Джуд объяснял по-испански, что он делает в Эль-Кристобале, и просил, чтобы его отвели к Ксавьеру, но все его просьбы с презрением отметались. Он общался только с охранниками, да и те постоянно менялись – по всей вероятности, из опасения, что между пленником и охранником могут установиться какие-то нежелательные отношения.
      «Интересно, – размышлял Джуд, – какой выкуп они требуют за меня и кто будет готов его выплатить? Конечно же, не компания. Они сделают вид, будто я попал в плен в результате собственной непростительной неосторожности».
      Что касается его семьи…
      «Сколько они дадут за возвращение блудного сына?» – не без иронии думал он.
      Один раз в день с него снимали кандалы и разрешали обойти под охраной участок лагеря по внутренней стороне стены. Во время этих прогулок он старался запомнить как можно больше деталей, стараясь не вызвать при этом подозрений охранников.
      Лагерь располагался на расчищенной территории посреди тропического леса. По всему периметру вдоль стены была натянута колючая проволока. Внутри находилось несколько палаток и деревянных хижин. Настоящее здание было всего одно – в нескольких ярдах от палаток и хижин, – и оно тоже было окружено колючей проволокой.
      Когда-то, видимо, этот дом принадлежал какому-нибудь фермеру, пока тот, устав бороться с природой, не покинул эти края. Теперь в этом доме располагался штаб мятежников.
      Во время прогулок Джуд не видел ни одного человека, кроме своих охранников. Лагерь казался вымершим.
      Мятежникам запрещали выходить из палаток, когда его выводили на прогулку, так, чтобы для него оставались секретом и их численность, и их оснащенность оружием. Возможно потому, что ни то ни другое не было многочисленным. В лагере скорее всего располагался лишь небольшой отряд, охранявший заложников.
      Если удастся проникнуть через колючую проволоку, рассуждал Джуд, то до леса, где будет нетрудно скрыться, нужно пробежать всего каких-нибудь несколько ярдов. Нелегкая задача для ослабленного и раненого человека… но настанет день или ночь – и он решится.
      Потому что надежда – это все, что у него осталось…
      Лиз проснулась от страшного сердцебиения. Несколько мгновений она лежала в темноте, не понимая, где находится и что ее так испугало.
      Ей вдруг показалось, что на широкой кровати она лежит одна, и ей стало очень одиноко.
      Потом она услышала, как из груди Джуда вырвался тихий стон, и поняла, что во сне они просто отодвинулись друг от друга. Джуд снова застонал – на этот раз громче, – и она, быстро сев, зажгла лампу на столике.
      – Что случилось? – Она склонилась над Джудом. – Ты не заболел?
      Он побледнел, лицо его было покрыто потом, голова беспокойно металась по подушке. Глаза были закрыты, он тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха.
      – Джуд?.. – испуганно позвала Лиз, дотрагиваясь пальцами до его липкой кожи. – Что случилось? – повторила она.
      Он опять застонал, а потом вскрикнул, и Лиз поняла, что его мучает какой-то кошмар.
      – Микаэла?.. – Его голос был хриплым, почти неузнаваемым. – Микаэла?.. О Господи, нет!
      – Джуд, проснись! – Лиз схватила его за плечи и стала трясти. – Сейчас же проснись!
      Джуд открыл глаза, но они были затуманены сном. Он долго смотрел на нее, словно не понимая, кто она и что здесь делает.
      – Где я? – Его голос звучал как будто издалека. – Что происходит?
      – Тебе что-то приснилось. Какой-то кошмар.
      – Приснилось? – медленно повторил он, словно не веря. – Это был только сон? Господи, а я-то думал…
      – Что ты думал?
      Микаэла. Это имя застряло у нее в голове.
      – Мне снилось, что я снова был там. – Его голос дрожал. – Боже мой, мне приснилось, что я снова там, в этой ужасной хижине, и они пришли за мной…
      Из груди его вырвался звук, похожий на рыдание. Он притянул Лиз к себе и прижал потное лицо к ее груди. Его тело содрогалось в конвульсиях.
      – Все прошло, – успокаивала она его. – Это был всего лишь сон.
      – Хотелось бы в это верить. – Он сел, пытаясь совладать со своими эмоциями. – Но не могу. Пока не могу. С тех пор как все произошло, я вижу один и тот же сон. Это похоже на повторный показ в кино – я снова проживаю самый ужасный период в моей жизни. И я никак не могу от этого избавиться.
      – И часто тебе снится этот сон?
      – Сейчас уже не так часто, после возвращения было намного чаще. Я надеялся, что все забылось, но что-то снова и снова заставляет меня вспоминать…
      Придется посмотреть правде в глаза. – Может, сегодняшняя ночь? – с трудом выговорила она. – То, что ты здесь, со мной?..
      – Может быть. Признаться, с тех пор здесь никого вообще не было. Я говорил что-нибудь?..
      – Всего одно имя – Микаэла. – Лиз прикусила губу.
      – И больше ничего?
      – Ничего. – Поколебавшись немного, она спросила: – Ты поэтому скрываешься? Потому что за тобой охотятся журналисты? Они хотят услышать эту историю из первых рук?
      – Да. – Его губы дернулись. – Они не давали мне покоя с тех пор, как я вернулся. Они осаждали мой дом. Но я знал, что здесь им меня не найти.
      – Может быть, тебе станет легче, если ты все расскажешь? – осторожно спросила она.
      – Нет. – Его лицо окаменело. – Только не журналистам – этой своре шакалов.
      – Ну а мне? Мне очень хотелось бы тебе помочь. И я умею слушать. – Она поймала себя на том, что, ожидая его ответа, почти перестала дышать.
      Он провел пальцем по ее губам и вымученно улыбнулся:
      – Я знаю. Но пока я еще не могу рассказывать, просто не готов. Есть вещи, в которых я должен сначала сам разобраться.
      Он внимательно посмотрел ей в глаза.
      – Надеюсь, ты понимаешь, что никому, кроме тебя, мне не захочется про это рассказать, когда придет время?
      – Спасибо. – Она опустила глаза. – Джуд, мне ты можешь доверять. Мне очень надо, чтобы ты поверил, что я никогда тебя не предам.
      – Бет, тебе не надо об этом говорить.
      «Нет, надо! Надо!»
      Он обнял ее, и она, конечно, не произнесла эти слова вслух.
      Джуд прижался губами к ее волосам.
      – Не так я предполагал провести остаток ночи.
      – Не важно. Попытайся снова заснуть.
      – У нас будут и другие ночи.
      – Да.
      Ветер печально завывал за окнами бунгало, а ее сотрясла дрожь.
      «Другие ночи».
      Лежа в объятиях Джуда, Лиз повторяла эти слова как заклинание еще долго после того, как Джуд спокойно заснул.
      Наступившее утро она восприняла как спасение. Пока Джуд прогуливал Рубена, Лиз поджарила на завтрак яичницу с беконом. Джуд был молчалив и спокоен. Лиз наблюдала за ним исподтишка, гадая, о чем он думает.
      Да, ему есть о чем подумать, вздохнула она про себя. Она хотела бы только надеяться, что это не было сожалением. Ведь она была допущена не только в его постель. Он непроизвольно во сне допустил ее к самому краю страшной трагедии в своей жизни.
      Она видела, каким он может быть уязвимым, и, возможно, он сейчас жалеет о том, что позволил ей приблизиться, что разоткровенничался… и нарушил уединение, ради которого приехал в эту глушь.
      – Боюсь, я сегодня не слишком хорошая компания, – прервал он тяжелое молчание.
      – Ничего. – Она открыто посмотрела на свои часы. – Мне все равно надо возвращаться, а то миссис Барнс пошлет кого-нибудь меня искать.
      – Да, так будет лучше.
      Обжигаясь, она торопливо допила свой кофе.
      «Он что – прогоняет меня?» – подумала она, вспоминая тон, каким это было сказано.
      Неужели он подразумевал, что это было всего лишь развлечение на одну ночь?
      Она не собиралась ни протестовать, ни предъявлять какие-либо претензии. Она просто почувствовала себя несчастной. Самое лучшее, что она может сейчас сделать, так это немедленно уехать. И конечно, она не станет его умолять или еще что-нибудь в этом роде…
      – Окей. Замечательно. – Она пыталась казаться беспечной, но и сама поняла, что переборщила с радостными нотками в голосе.
      Отставив стул, она встала. Надо было уйти с достоинством, но она не могла придумать, как скрыть от него свою боль.
      Джуд догнал ее уже у дверей.
      – Бет! Погоди!
      Он взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза. Теперь она почувствовала себя уязвимой, но постаралась не выдать эмоций, бушевавших в ее сердце.
      – Мне некоторое время нужно побыть одному – собраться с мыслями, – но мне бы хотелось потом тебя увидеть. Ты будешь в гостинице около четырех, если я туда зайду?
      Уважающая себя женщина немедленно ответила бы, что у нее на вечер другие планы. Избегая его взгляда, она хотела вырваться, но он держал ее крепко.
      – Бет, – Его голос стал мягче. – Будь там ради меня, пожалуйста.
      «Всегда буду, если ты просишь!»
      Эти слова так оглушительно прозвучали в голове, что на какой-то момент ей показалось, будто она произнесла их вслух. А с этими словами пришло полное и пугающее понимание того, какие чувства она к нему испытывает.
      «Боже мой! Я люблю его! – Восторг и паника боролись в ее душе. – Но это же невозможно! Такого не может случиться. Не так скоро. А как же Марк? Неужели я такая легкомысленная?»
      Все, что произошло, не поддавалось ни логике, ни разуму. Тогда почему она сомневается в этом новом чувстве, которое так ее потрясло?
      Да потому, что ей этого не нужно – вот почему. Это вообще совершенно на нее не похоже. Во всяком случае, на такую, какой она себя считала. И вот теперь за невероятно короткое время она стала другим человеком.
      – Бет? – Его тон был настойчив. – Скажи же что-нибудь, пожалуйста.
      Она скинула его руки с плеч и, улыбнувшись, ответила:
      – Я буду.
      Вот она и взяла на себя обязательство, размышляла она, направляясь к машине. Но оно было односторонним, и ей не следует забывать об этом.
      Вернувшись в «Рай для рыбака», она приняла горячую ванну, вымыла голову, а потом, завернувшись в махровый халат, легла на кровать и крепко заснула.
      Проснувшись, она попыталась все проанализировать.
      Тот образ жизни, который Джуд вел до сих пор, скорее всего был лишен эмоциональных связей. Было ясно, что он считает себя виноватым перед Микаэлой, и даже признался, что она ему нравилась. Но раскаяние – это совсем не то, что страсть. Эта девушка была для него просто телом.
      «Возможно, и я, – думала Лиз, – представляю для него то же самое».
      Но…
      «У нас будут и другие ночи».
      Разве не он это сказал?
      Так, Надо вспомнить, чему ее учили на журналистских курсах, и все взвесить. Он, возможно, значит для нее все, но для него она всего лишь первый шаг на пути эмоционального выздоровления, о котором он потом будет вспоминать с благодарностью? Только и всего?
      А если это так, ей некого винить, кроме себя, потому что Джуду не было нужно ничего, кроме ее тела, а она отдала ему и свое сердце.
      «Не очень-то умно с вашей стороны, мисс Арнолд», – саркастически пожурила она себя.
      Теперь ей предстоит еще одна встреча с ним, которой она и ждет, и боится.
      «Посмотри на все с положительной стороны, – убеждала она себя. – Поверь, что это не было приключением на одну ночь, но и не строй далеко идущих планов. Живи одним днем. Твоя работа ведь приучила тебя к этому. Так руководствуйся этим и в личной жизни. А твоя работа – это еще одна проблема».
      Она решила, что рано или поздно расскажет Джуду о своей профессии. Даже если она станет частью его жизни лишь на короткий срок, у них не должно быть тайн друг от друга. И чем дольше она будет скрывать от него правду, тем труднее ей будет потом во всем признаться.
      Каким-то образом – она еще не представляла себе каким – ей придется убедить его, что она не принадлежит к ненавистной ему своре шакалов и отнесется с уважением к доверию, которое он ей оказал. Что никогда не выдаст той тайны, которая все еще его мучает.
      Это будет нелегко, но надо попытаться. Он заслуживает того, чтобы она была с ним откровенна.
      Она взглянула на часы. До четырех у нее еще уйма времени. Нет смысла сидеть в комнате, кукситься и без конца думать о Джуде.
      Во время одной из поездок в близлежащий город она заметила, что там выстроен новый развлекательный центр с бассейном и тренажерным залом. Сначала она походит по магазинам и купит себе какую-нибудь обновку, а потом сходит позаниматься в спортзал.
      Роясь в шкафу в поисках брюк и свитера, Лиз наткнулась на свою новую цветастую юбку. Улыбаясь, она достала ее и разложила на кровати.
      Сегодня вечером, решила она, как раз тот случай, когда этот наряд будет к месту.
      Спустившись вниз, она встретила миссис Барнс.
      – Я как раз собиралась к вам зайти, моя дорогая. – Хозяйка была явно чем-то обеспокоена. – К вам гость. Я не была уверена, дома ли вы, поэтому попросила его подождать в баре.
      – О! – радостно улыбнулась Лиз. – Это замечательно.
      Она распахнула дверь и остановилась, потому что ее ослепил солнечный свет. Она подняла руку, чтобы прикрыть глаза. Мужчина, фигура которого вырисовывалась темным силуэтом на фоне ярко освещенного окна, сделал шаг ей навстречу.
      – Ты не мог дождаться?
      – Дождаться? – повторил мужчина, и она окаменела.
      Такой знакомый голос, но не тот, который она хотела услышать. Здесь… в это время и в этой ситуации совершенно неожиданный и… чужой.
      Мужчина подошел к ней и взял за руки.
      – Господи, Лиззи, – запинаясь, произнес он. – Я думал, что никогда тебя не найду. Прошла уже целая вечность.
      Это был Марк.
      – Ты хорошо выглядишь.
      Они сидели в углу друг против друга за столиком, на котором стоял поднос с кофе и сандвичами, – и это было все, что их разделяло.
      – Спасибо.
      Она начала разливать кофе по чашкам, пытаясь казаться невозмутимой. Но внутри у нее все дрожало от шока, вызванного его неожиданным появлением.
      – Я так о тебе беспокоился.
      – Еще раз спасибо. – Она передала ему чашку. – Но повода для беспокойства нет.
      – Теперь я вижу.
      Ей это показалось, или она действительно уловила в его голосе обиду?
      А что он надеялся найти? Женщину с разбитым сердцем и пустым взглядом? Что ж, могло быть и так.
      – Зачем ты приехал? – откашлявшись, спросила она.
      – Дорогая, разве тебе не приходило в голову, что я могу приехать за тобой?
      Лиз выбрала сандвич.
      – Нет, не приходило.
      Марк посмотрел на нее с недоумением:
      – Не думала же ты, что я позволю тебе вот так просто взять и уйти из моей жизни, не сказав ни слова? Без всяких объяснений?
      Лиз удивленно подняла брови:
      – Какие еще тебе нужны объяснения? Ты их не заслуживаешь.
      – Наверное, так мне и надо. Но, Лиззи… дорогая Лиззи, это не то, о чем ты подумала.
      Она разозлилась:
      – Ну разумеется!
      – Ты должна меня выслушать, – настаивал он. – Ты не можешь разрушить нашу жизнь, все, что мы пережили вместе, из-за глупой ошибки. Я тебе этого не позволю. – Он покачал головой. – Я был дураком, но я поумнел. Я даже не представлял себе, как много ты для меня значишь, пока не потерял тебя.
      – К чему все эти клише? – оборвала она его. – Возможно, ты и вел себя как дурак, но меня-то за дуру не принимай. Это не было просто мимолетным увлечением.
      – Неужели обязательно говорить об этом сейчас? Может быть, подождем, пока мы оба немного успокоимся?
      Ей хотелось сказать ему, что ее раны уже зажили. Что ее интерес к тому, что случилось, чисто теоретический. Что, честно говоря, он оказал ей услугу…
      Но она промолчала. Зачем сводить с ним счеты? Ей просто хотелось избавиться от него. Пусть он как можно скорее – и по возможности без скандала – уедет обратно в Лондон. И хорошо бы до четырех часов.
      – Как хочешь, – пожала она плечами и сделала глоток кофе.
      – Ты изменилась.
      – Всего лишь еще несколько отмерших клеток, – пожала она плечами.
      – Я не это имел в виду. Что-то новое появилось в твоих глазах. И держишься ты как-то иначе.
      – Может быть, ты слишком давно не смотрел на меня по-настоящему?
      – Не надо так со мной, Лиззи. Я только что проделал долгий путь, чтобы найти тебя.
      – Знаю. Я проделала этот путь первой. Я хочу, чтобы ты мне ответил, Марк. Зачем ты приехал?
      – Чтобы попросить у тебя прощения. Чтобы попытаться вернуть тебя.
      Она осторожно поставила чашку на блюдце.
      – Боюсь, ты напрасно теряешь время.
      – Я не приму такого ответа! – пылко возразил он. – Ни за что. Мы принадлежим друг другу – и ты это знаешь. Дорогая, в любых отношениях есть свои взлеты и падения. Мы просто пережили небольшое потрясение, вот и все.
      – Мне этого достаточно.
      – Не говори так. Я полностью признаю свою вину за все, что случилось. Я сам не понимаю, зачем вообще это сделал. Может быть, наша совместная жизнь была такой хорошей, что я начал воспринимать ее как само собой разумеющееся.
      – Возможно, мы оба слишком многое считали само собой разумеющимся.
      – Если мы оба с этим согласились, может, это послужит отправной точкой для того, чтобы начать все сначала?
      – Только если мы оба решим, что это стоит делать.
      – Я, сам того не желая, нанес тебе страшную обиду, но я не хотел, чтобы ты узнала…
      – И это может служить оправданием? – Лиз ушам своим не верила!
      У него хватило совести покраснеть.
      – Нет, конечно. Черт, я все время говорю не то.
      Вот именно, подумала она. С тех пор как она познакомилась с Марком, он всегда знал, что делал, и контролировал себя. Теперь его застали врасплох, и он не знал, что ему делать.
      А она не желала ему помочь. Он, должно быть, ожидал, что она хотя бы немного пойдет ему навстречу. Потому что в каком-то смысле он был прав: у них была идеальная жизнь – удобная, успешная, наполненная событиями. Поэтому он не считал одну измену достаточной причиной, чтобы все разрушить.
      «Когда-то я могла бы его выслушать, – думала она. – Приняла бы то, что он скажет. Но теперь я знаю, что больше не хочу той жизни».
      – Дома жить стало невозможно, – продолжал Марк. – Все время звонит телефон. Все хотят знать, где ты, а я понятия не имею, что отвечать.
      – Да, это неудобно. – Лиз украдкой взглянула на часы.
      Из открытых дверей бара доносились шум и голоса: было время ленча, и бар был полон.
      – Клайв звонит каждый день и рвет на себе волосы. Я думал, что хотя бы ему ты сообщила, где находишься.
      – Он сказал, что я могу взять отпуск, – пожала плечами Лиз.
      – Он имел в виду день, ну самое большее два. Он хочет, чтобы ты вернулась немедленно. Началась новая кампания против террористов, появились слухи о новом скандале в королевской семье. А еще это дело в Эль-Кристобале…
      – И гражданская война в Африке, – тихо добавила она. – Этот адский уголок тоже никуда не исчез только потому, что меня там нет и некому об этом писать.
      – Это точно. – Он отодвинул чашку. – Этим все сказано. Лиззи, любовь моя, ты репортер, и твое место там, где происходят события, а не в этой Богом забытой дыре. – Он помолчал. – Дорогая, я все понял и буду посыпать голову пеплом до тех пор, пока ты меня не простишь, но тебе пора возвращаться домой. Как тебя вообще сюда занесло? – поинтересовался он, оглядываясь. – На пятизвездочный отель это место не похоже.
      – Ностальгия. А ты чем можешь оправдаться?
      – Я приехал, чтобы найти тебя.
      – Это понятно. Но как ты узнал, куда именно надо ехать? – Лиз была уверена, что никогда не рассказывала ему о своей детской привязанности к этим местам.
      – Мне намекнули, – смутился Марк. – Некто позвонил и сказал, что видел тебя. Он хотел знать, что ты здесь делаешь. Мне показалось, что он предполагает, будто ты идешь по следу какой-то невероятной сенсации, а от него это скрываешь.
      Лиз расплескала кофе.
      – Это был Дункан Уайт?
      Она почти забыла об их встрече, но Дункан, похоже, ее не забыл.
      – Да, он. Я должен быть благодарен этому подонку.
      – Что ты ему сказал?
      Марк опешил.
      – Что ты заслужила небольшой отпуск. Не знаю, поверил ли он мне, но это его проблема. – Марк пристально посмотрел на Лиз. – А что? Может, ты действительно наткнулась на что-то интересное? Это было бы здорово.
      – Разумеется, нет, – автоматически ответила она, но у нее вдруг забилось сердце, и мысли лихорадочно завертелись в голове.
      Почему Дункан Уайт проявляет повышенный интерес к ее работе? Неужели он ее преследует… шпионит за ней? И если так… видел ли он Джуда?
      Но даже если видел, то скорее всего мог его и не узнать. А может, и не было причины узнавать. Возможно, у Джуда просто мания преследования. Очень многие люди ошибочно считают, что представляют интерес для газетчиков и могут стать объектом сенсации.
      Но что-то ей подсказывало, что Джуд не такой. Что он на самом деле подвергается риску.
      – В чем дело? – нахмурился Марк. – Ты же не думала, что можешь скрываться вечно? Это еще никому не удавалось.
      – Что правда, то правда, – не скрывая иронии, ответила она и снова украдкой посмотрела на часы.
      Как только она избавится от Марка, она прямиком направится в бунгало и предупредит Джуда, что его инкогнито может быть раскрыто.
      Ей также придется сказать ему, что она уезжает, признаться, кто она на самом деле, и сообщить, как он сможет с ней связаться. Если захочет.
      А дальше все будет зависеть от него.
      – Сколько тебе требуется времени на сборы?
      Вопрос Марка отвлек ее от Джуда. Неужели Марк сумел прочитать ее мысли?
      – Что ты имеешь в виду?
      – Я имею в виду, – со снисходительной улыбкой ответил он, – готова ли ты ехать домой?
      – Ты что, не слышал ни слова из того, что я тебе говорила? Между нами все кончено. Я с тобой никуда не поеду. А если Клайв опять будет звонить, можешь ему сказать, что я с ним скоро свяжусь.
      – Черта с два! Я не позволю тебе так поступить с нами, Лиззи. Если ты пока не готова вернуться, я буду жить здесь до тех пор, пока ты не успокоишься.
      – Нет… ты этого не сделаешь! – в ужасе вскричала она.
      Он понял ее по-своему.
      – Не бойся, дорогая, я не стану на тебя давить. Я поселюсь в другой комнате, пока мы все не решим. Похоже, здесь не так уж много народа и есть свободные комнаты.
      – Не в этом дело, – в отчаянии заявила она. – Марк, мне все еще надо побыть одной… подумать. Возвращайся в Лондон, пожалуйста. Я… я позвоню тебе через день или два.
      – Нет. – Он решительно покачал головой. – Больше я не выпущу тебя из виду. Либо мы сегодня вместе возвращаемся, либо оба остаемся. Выбирай.
      Она хорошо знала, что он упрям и спорить бесполезно.
      Конечно, можно было сказать ему, что в ее жизни появился другой, но где гарантия, что он отступит? Наоборот, он будет настаивать на том, чтобы встретиться с этим человеком, а вдруг он узнает Джуда? Этого она не могла допустить.
      Она должна сохранить тайну убежища своего нового друга. Возможно, это единственное, что она может для него сделать.
      Она встала.
      – Мы возвращаемся.
      – Ты моя хорошая девочка. Пока ты будешь собирать вещи, я оплачу счет.
      – Я сама могу его оплатить, – резко возразила она.
      – Я знаю, но разреши мне сделать это для тебя, – заискивающе попросил он. – На какой ты машине?
      – Я взяла в аренду «фиат». Он стоит позади дома на стоянке.
      – Скажи мне телефон прокатной фирмы, и я позвоню, чтобы они забрали машину. – Он терпеливо ждал, пока она достанет из сумки необходимые документы и отдаст ему ключи. – Я постараюсь загладить свою вину, Лиззи.
      С каменным лицом она поднялась к себе. Она верила ему. В обозримом будущем он будет сама нежность и забота в надежде на то, что остальное сделают привычка и близость.
      Но как она, Господи помилуй, сможет все это вынести?
      Она вытащила вещи из шкафа и ящиков комода и побросала их в сумку. Последней была новая юбка. У нее дрожали руки, когда она ее складывала.
      Как глупо было строить планы. Предаваться мечтам. Она чувствовала, как они отступают, а прежняя жизнь опутывает ее словно ядовитая змея. Она не может этого допустить. Не может, и все тут.
      Джуд. Надо как-то ему сообщить. Но как?
      – Ты готова? – В дверях стоял Марк. Он протянул руку за сумкой: – Давай я понесу.
      Когда они спустились вниз, их встретила миссис Барнс.
      – Я буду скучать, моя дорогая. Надеюсь, вам у нас понравилось?
      – Все было чудесно.
      Ну почему Марк не пошел вперед, чтобы положить ее сумку в машину, и не отходит от нее ни на шаг? Миссис Барнс понизила голос:
      – Я рада, что вы помирились со своим молодым человеком. Что бы он ни сделал, он, видимо, получил хороший урок. Так что забудьте обо всем, простите и забудьте, дорогая. Это мой вам совет. А то, о чем он не знает, он не узнает никогда, а значит, ему не будет больно, – со значением добавила миссис Барнс.
      Она по-матерински обняла Лиз и повернула ее к Марку. Казалось, она искренне рада, что ссора влюбленных улажена и все опять хорошо.
      Двигаясь словно в трансе, Лиз вышла на улицу, села в машину, пристегнула ремень. Подождала, пока Марк положит ее сумку в багажник и сядет за руль.
      Даже если она притворится, что забыла что-то в номере, и вернется в гостиницу, миссис Барнс может и не передать записку Джуду. Какую бы историю ей ни рассказал Марк, оправдывая свое появление, миссис Барнс ему поверила. Она была на его стороне и скорее всего считала, что это Лиз была ему неверна.
      Когда они были уже на вершине холма, Лиз обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на сверкающее на солнце море. Ее взгляд туманили слезы.
      Ей казалось, что она умирает.
      «О, моя любовь, моя любовь…»
      – Дорогая, – озабоченно произнес Марк, – пожалуйста, не плачь. Я же сказал – все кончено.
      – Да, – ответила она, глотая слезы. В машине было тепло, но ее била холодная дрожь. – Теперь все кончено.
      Всю дорогу, пока машина все дальше увозила ее от Джуда, эти слова, словно горькая эпитафия, молотком стучали у нее в голове.

      Даже через сорок восемь часов после возвращения квартира все еще казалась ей странной, даже чужой, как будто она ей больше не принадлежала.
      Но ведь так оно и есть, думала Лиз, наливая воду в кофеварку и включая ее.
      Из соседней комнаты доносился громкий и веселый голос Марка, беседующего с Робом и Пиппой, их старыми друзьями, которых он пригладил к обеду.
      Когда он сказал, что придут гости, Лиз сначала страшно рассердилась, но, подумав, пришла к выводу, что это лучше, чем оставаться наедине с Марком, выслушивая его оправдания.
      – Ее зовут Зоя, – в первый же вечер сказал он Лиз, молча сидевшей с застывшим лицом на диване. – Она работает в журнале «Женщина сегодня». Ей поручили написать статью о том, как готовятся передачи на телевидении, и она пришла к нам в студию, чтобы посмотреть, как мы записываем передачу по экологии, а потом позвонила мне, чтобы уточнить кое-какие детали. Кончилось тем, что мы немного выпили и она намекнула, что ей со мной интересно. – Марк нервно заерзал на стуле. – Мне это польстило, к тому же я чувствовал себя одиноко: тебя ведь не было дома уже целую вечность.
      – Тебе вовсе не обязательно мне все это рассказывать. Это не имеет значения…
      – Для меня имеет. Мы должны поговорить обо всем откровенно, чтобы не осталось недоговоренностей. Я сразу же пожалел о том, что сделал, когда понял, что она от меня не отвяжется. Что она решила, что это серьезно. – Он покачал головой. – Это был какой-то кошмар.
      – Не кошмар, – возразила Лиз. – Скорее неудобство.
      – Что ты этим хочешь сказать?
      – Просто я знаю больше тебя о том, что такое настоящий кошмар. – Помолчав, она сказала: – Марк, ты не можешь представить дело так, будто это было невинное развлечение на одну ночь. Если ты почувствовал, что это стало для тебя проблемой, ты мог просто перестать с ней встречаться.
      – Я не хотел сделать ей больно. Я знал, что в конце концов мне придется это сделать, но…
      – …но ты решил отложить неприятное объяснение до последнего момента. И если бы я не вернулась домой раньше, чем должна, тебе все сошло бы с рук.
      – Когда я получил твою записку, – простонал Марк, – я чуть не сошел с ума. С тер пор я видел ее всего один раз, Лиззи, и только для того, чтобы с ней распрощаться. Ей нет места в моей жизни. Ты должна мне поверить.
      Лиз долго слушала рассказ Марка и наконец заявила:
      – Я устала, а мне еще предстоит забрать свои вещи.
      – Свои вещи? – Он посмотрел на нее с удивлением.
      – Я буду жить в пустой комнате.
      Надо отдать должное Марку, он не стал ее разубеждать, хотя это решение его ошеломило.
      Это всего лишь на время, решила Лиз. Она уже обзвонила несколько агентств, занимающихся сдачей квартир внаем, и завтра же пойдет смотреть те, что ей предложат.
      Это – в качестве первого шага. Возможно, надо будет менять и место работы. Всегда можно заняться связями с общественностью или – она давно об этом думала – начать писать роман. Но больше всего ее привлекала работа с зарубежными гуманитарными организациями. Следить за тем, чтобы деньги и другие ресурсы доходили до людей, которые в них нуждались, а не так, как это было в лагере беженцев в Африке.
      А пока надо создать хотя бы видимость нормальной жизни, и поэтому она приготовила для гостей курицу в винном соусе, а Марк купил бутылку шампанского.
      Роб и Пиппа украдкой поглядывали то на них, то на шампанское. Разумеется, измена Марка была известна всем, кто работал в телевизионной компании, а ее внезапное исчезновение правильно истолковано.
      Шампанское же предполагало примирение.
      Но Лиз была уверена, что уж Пиппа-то точно поняла, что она и Марк больше не спят вместе.
      Возможно, Марк думал, что шампанское как-то поможет все исправить, но он ошибался. Потому что его уже не было в ее жизни.
      Она думала о Джуде. Она думала о нем весь день, а ночью он ей снился.
      Но как могло быть иначе? Ведь она уехала, а вопросы остались. И больше всего ее мучили мысли о загадочной Микаэле.
      «Мне надо разузнать о ней, – думала она, глядя на темное, мокрое от дождя окно кухни. – Я хочу знать, брюнетка она или блондинка, высокая или нет. И самое главное – красива ли она. Может быть, я напомнила ему ее? Сравнивал ли он нас, когда прикасался ко мне… целовал меня? И насколько сильна его любовь к ней?»
      В телефонном справочнике она нашла номер на фамилию Голайтли и попыталась дозвониться до бунгало, убеждая себя в том, что надо предупредить Джуда о Дункане Уайте, хотя знала, что это всего лишь предлог. На самом деле ей хотелось услышать его голос – убедить себя в том, что он реально существует. Объяснить ему свое неожиданное бегство и попросить у него прощения. И… задать несколько вопросов. Например, такой: «У нас есть будущее?»
      Но по номеру в справочнике никто не отвечал. Звонок звенел в пустоте. Звук был холодный и какой-то одинокий – номер, по которому никто не звонит. Он делал разделявшее их пространство пугающе непроходимым барьером, который она не могла преодолеть.
      Может быть, он понял, что за ним охотится Дункан Уайт, и скрылся в каком-нибудь другом месте? Если это так, она может никогда больше его не найти.
      «Нет, – убеждала она себя упрямо. – Только не это. Никогда. Я этого не вынесу».
      – Могу я чем-нибудь помочь?
      Лиз оглянулась с виноватым видом и увидела в дверях кухни Пиппу.
      – Отнеси, пожалуйста, в гостиную поднос. Кофе почти готов.
      – С тобой все в порядке? Мне показалось, что ты о чем-то задумалась. – Взгляд Пиппы был пристальным и понимающим.
      – Да, мне о многом надо подумать, – тихо призналась Лиз.
      – Лиззи, дорогая, тебе больше нечего беспокоиться о ней… Я в этом уверена. Марк был полным идиотом, но сейчас он очень страдает.
      – Не в этом дело… – начала Лиз, но Пиппа перебила ее с явным намерением оправдать Марка:
      – Что я могу тебе сказать? Я видела их вдвоем в каком-то клубе, и поверь мне, это она приставала к Марку.
      – Желаю ей удачи. Думаю, она ей не помешает.
      Пиппа посмотрела на Лиз с недоумением:
      – О чем ты говоришь? Ты не можешь позволить ей разрушить ваши отношения с Марком. Каждый может совершить ошибку, тебе не кажется? – Она покачала головой. – Господи, да вы с Марком всегда были для всех образцом отношений. Если уж вы разойдетесь, то что же делать нам, остальным?
      – Я думаю, это преувеличение, – слабо улыбнулась Лиз и выключила кофеварку. – Во всяком случае, я не хочу это обсуждать, – спокойно добавила она, догадавшись, что Пиппу подослал Марк.
      Слава Богу, в гостиной Марк и Роб обсуждали свою работу, а не личные отношения.
      – Мы решили назвать передачу «Из первых рук», – говорил Марк. – Это будет серия интервью с людьми, о которых совсем недавно писали в газетах, особенно о тех, кто сталкивался с непосредственной опасностью для себя. Мы хотим выяснить, как им удалось вернуться к нормальной жизни после того, что они пережили.
      – Или не смогли вернуться, – сухо заметил Роб. – Вы наверняка покажете ту женщину, которая выследила мужа и отправилась в Турцию, чтобы вернуть своего ребенка.
      – Да, она явно годится для этой серии, – согласился Марк.
      Разливая кофе, Лиз поинтересовалась:
      – А как насчет самих людей? Вы уверены, что они захотят вспоминать о пережитых ими ужасах?
      Роб бросил на нее удивленный взгляд.
      – Странно слышать такой вопрос из уст журналиста.
      – И это, конечно же, не относится к Льюису Доулишу, – добавил Марк. – С него мы и начнем. Что-то не припомню, чтобы он когда-либо отказывался от появления на телевидении или пресс-конференциях.
      Все, кроме Лиз, засмеялись, а она нахмурилась:
      – Доулиш? Что такого особенного он пережил, если не считать напряжения, которое у него наверняка вызывает зарабатывание огромных денег?
      – Господи, Лиззи, ты и вправду ничего не знаешь! Доулиш отправился с миссией доброй воли в какую-то банановую республику, и там его похитили – взяли в заложники.
      – А где это было?
      – В Эль-Кристобале несколько недель назад. Его выкрала группа радикально настроенных мятежников – тех, кого он отправился защищать. Кроме того, что они выдвинули целый ряд требований к режиму Моралеса, они потребовали за него огромный выкуп.
      – Моралес, естественно, отверг все требования, – добавил Роб. – Он появился на телевидении, проливая крокодиловы слезы о судьбе великого и доброго сэра Льюиса, но дал понять, что и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь освободить его.
      – Так Доулишу и надо, – вмешалась Пиппа. – Разыгрывает из себя какого-то всемирного посла доброй воли. Этакий международный рыцарь на белом коне.
      – Так что, – заинтересовалась Лиз, – выкуп заплатили? Думаю, он мог себе это позволить.
      – Миллионеры – председатели транснациональных корпораций не так глупы, чтобы расставаться с большими деньгами. Это было бы плохим примером для других. Нет, его чудом спас один парень, который отправился на переговоры о его освобождении. – Роб пожал плечами. – Никто не знает, что произошло, кроме того, что Доулиш неожиданно появился в британском посольстве и заявил, что его освободил некто похожий одновременно на Рэмбо и святого Франциска Ассизского.
      – Позже Моралес заявил, что закон и порядок восстановлены, а Доулишу и его спасителю по всему пути до аэропорта оказывали чуть ли не королевские почести.
      – Рада, что они вернулись, – ехидно заметила Пиппа. – Но с тех пор Доулиш занял весьма сдержанную позицию. Быть заложником даже всего несколько недель, видимо, здорово неприятно. Ты уверен, что он согласится принять участие в передаче?
      – В принципе он уже согласился. Его самомнение не позволит ему слишком долго оставаться в тени. Он дорожит репутацией человека, умеющего улаживать конфликты.
      – Все это случилось, наверное, тогда, когда я была в Африке, – сухо заметила Лиз, и после ее слов наступило неловкое молчание. – Интересно было бы узнать, что думает об этом человеке его спаситель.
      – Нам тоже интересно. – Марк как бы подвел итог, а Роб и Пиппа переглянулись. – Разумеется, мы хотим, чтобы он тоже принял участие в передаче, но в настоящий момент он скрывается. – Марк встал и подошел к бару. – Кому налить бренди?
      Роб и Пиппа ушли около полуночи. Лиз собрала на поднос чашки и рюмки и пошла на кухню. Марк последовал за ней.
      – Не хочешь чего-нибудь выпить напоследок?
      – Нет, спасибо. У меня завтра много дел, и мне нужна ясная голова.
      – Если это означает, что ты возвращаешься на работу, Клайв будет безумно счастлив. – Марк помолчал. – Хороший получился вечер, правда? Совсем как в былые времена.
      Лиз вымыла кофеварку.
      – Ты действительно так думаешь?
      – Мне хочется так думать. – Марк протянул к ней руку. – Оставь это, дорогая, и посиди со мной. Давай поговорим.
      – Уже слишком поздно. – Она вытерла руки бумажным полотенцем.
      – Ты могла бы уделить мне полчаса. – Он намеренно делал вид, что не понял ее. – Неужели я прошу слишком многого?
      – Марк, – подавив вздох, сказала она, – все кончено. Ты должен это понять. Пожалуйста, не усложняй…
      – По-моему, это ты усложняешь. – В его тоне слышалась обида. – Я извинился и поклялся, что это никогда больше не повторится. Что мне еще сделать?
      – Ты говоришь так, как будто твои обещания и клятвы вернут все назад. Но это не так.
      – Знаю, что потребуется что-то еще. – Он воинственно вздернул подбородок. – Лиззи, я думаю, что нам надо как можно скорее пожениться.
      Он ведет себя как обиженный маленький мальчик, подумала Лиз, которому вдруг захотелось, чтобы его поцеловали и утешили.
      Волна сострадания, не имеющая ничего общего с любовью, вдруг окатила ее.
      – Прости, Марк. Но этого никогда не будет.
      – Но мы же всегда говорили, что когда-нибудь поженимся.
      – Это было тогда. Сейчас все по-другому. Все изменилось. Особенно я.
      – Ты все еще сердишься. И я тебя не вину, – торопливо говорил он, словно опасаясь, что она его оборвет. – Я прекрасно понимаю, как ты должна себя чувствовать. Но и я тоже многое понял. Ты должна позволить мне приблизиться к тебе. Я смогу помочь тебе пережить все это – убедить тебя, что все позади. Но ты меня к себе не подпускаешь. Так как же я смогу?.. Прошлой ночью я испытал муки ада, зная, что ты лежишь всего в нескольких шагах от меня, по другую сторону этой проклятой стены, а мне нельзя прийти к тебе, – продолжал он заискивающе. – Не делай нас обоих несчастными и в эту ночь, любовь моя. Давай начнем все сначала. Прямо сейчас.
      Он попытался ее обнять, но Лиз быстро отступила, подняв руки, и, будто защищаясь, скрестила их на груди. Этот жест был более красноречив, чем любые слова.
      Марк отступил, побагровев.
      – Что ж, я вижу, что ты решительно намерена меня наказать, не так ли?
      – Это получилось ненамеренно, потому что я правда не держу на тебя зла, Марк. Но время невозможно повернуть назад. И я не могу выйти за тебя замуж – никогда не смогу. Возможно, – слабо улыбнулась она, – вмешательство Зои сослужило нам обоим хорошую службу.
      – Я в это никогда не верил и не понимаю, почему ты все еще стараешься меня наказать. Неужели из-за одной-единственной ошибки ты…
      – Боюсь, наш брак был бы еще одной, и притом более серьезной ошибкой. Теперь я в этом уверена.
      – А как ты пришла к такому выводу? – Он посмотрел на нее с подозрением. – Может, и ты мне изменила? Я не хотел об этом говорить, Лиззи. Я был готов унижаться, только чтобы вернуть тебя. Но может быть, тебе следует перестать играть роль обманутой жертвы и рассказать мне, чем ты занималась во время своего отпуска?
      – На что ты намекаешь?
      – Ах, не разыгрывай из себя святую невинность. Неужели ты и вправду надеялась, что Дункан Уайт не проболтается? Он просто дрожал от нетерпения, чтобы поделиться со мной сведениями о том, что ты вовсе не была одна в той глухой деревушке. Я тогда ему не поверил. Но теперь… – Помолчав, он спросил: – Так кто это был, Лиззи? Кому ты плакалась в жилетку и кто предоставил тебе убежище в своем уютном домике?
      – Ты хочешь сказать, что Дункан не снабдил тебя именем и полными анкетными данными? – саркастически спросила Лиз. – Похоже, этот подонок теряет квалификацию.
      Значит, Дункан ее выслеживал, с бьющимся сердцем подумала Лиз. Ее даже стало подташнивать. Она вспомнила, как Рубен неожиданно залаял на пляже и позже, когда они были в бунгало Джуда. Пес предупреждал их, что они не одни, что кто-то следит за ними.
      – Я задал тебе вопрос, – зло сказал Марк.
      – Никто. Он был никто. Незнакомец, появившийся из темноты.
      «О, Джуд… Джуд, любовь моя». Она постаралась овладеть собой.
      – Во всяком случае, тебя это не касается.
      Марк неожиданно побледнел. Вид у него был жалкий.
      – Боже мой, Лиззи! Ты сама-то понимаешь, что делаешь? У нас с тобой была жизнь… а ты вот так… из чувства досады… сгоряча…
      – Нет, – твердо и спокойно ответила она, – я беру свою жизнь обратно из чувства самосохранения.
      Она ушла, а он так и остался стоять, пока она не закрыла за собой дверь.
      На следующий день она подыскала себе новое жилье. Квартира была вдвое меньше прежней и гораздо дальше от места работы, но чистой, со всеми необходимыми удобствами, а главное – она могла сразу же в нее переехать.
      Это будет временным жилищем, думала Лиз, пока она не решит, что делать дальше.
      Между тем на этот вечер ее старая квартира была в полном ее распоряжении, потому что Марк сказал утром, что не будет обедать дома и вернется поздно, если вообще вернется.
      Лиз гадала, не являлось ли это его способом заявить о том, что в его жизни снова появилась Зоя или кто-то совершенно другой и что она должна пожалеть о том, что делает.
      Красная лампочка на автоответчике мигала не переставая, но она не обращала на нее внимания. В дальнейшем она постарается жить без этого, технического устройства. Тем более что все сообщения наверняка предназначались Марку.
      Она приготовила себе салат, отрезала кусок пирога с мясом и поставила варить кофе, когда зазвенел дверной звонок.
      Она удивилась, увидев за дверью Клайва Трента, своего шеф-редактора.
      – Давно пора, – проворчал он, проходя мимо нее в гостиную. – Я слышал, что ты вернулась. Тебе твоя религия не позволяет отвечать на телефонные звонки или что?
      – Строго говоря, я все еще в отпуске. Кофе хочешь?
      – Если только нерастворимый. – Клайв уселся на диван, бросил на пол портфель и достал из него сигары. – С тех пор как запретили курить в общественных местах, офис превратился в сущий ад.
      С видимым наслаждением раскурив сигару и взяв из рук Лиз чашку кофе, он откинулся на спинку дивана и посмотрел на нее.
      – Твой отпуск закончился, Лиз. Мне надо было, чтобы ты вернулась в редакцию еще вчера. Разве Марк тебе это не передал?
      – Да вроде он упоминал об этом. Но моя голова была занята совсем другим.
      – Представляю себе. Эта пожирательница мужчин Зоя снова вышла на охоту. Этим и знаменита. Вся такая милая и пушистая, а потом – раз! – и ловушка захлопнулась! – Он покачал головой. – Но никто не ожидал, что ей удастся обработать Марка.
      – Это лишний раз доказывает, что люди иногда могут здорово ошибаться, – пожала плечами Лиз. – А та вакансия в парижском отделении газеты, о которой ты говорил, еще не занята? Можно мне временно занять это место?
      «Пока я разберусь, есть ли другие предложения», – добавила Лиз про себя.
      – Думаю, что можно. Но это действительно то, что тебя интересует? – усомнился Клайв.
      – Я пока не могу получить то, что хочу. Так что сейчас мне бы подошло и это.
      Клайв состроил недовольную гримасу:
      – Неужели вы с Марком не можете что-нибудь придумать? Простить и забыть? Спрячь подальше свою гордость, если он тебе дорог, и постоянно напоминай себе, что все мужики – слабаки. Со временем ты это переживешь.
      – Я так и собираюсь сделать. Но заметь: в то, что я хочу, Марк никоим образом не вписывается.
      Клайв посмотрел на нее и расхохотался:
      – Ты молодец! Надеюсь, месть показалась тебе сладкой.
      – Я даже не допускала, что такое когда-нибудь может случиться. И я не собираюсь мстить.
      – Признаю свою ошибку. – Клайв взглянул на нее сквозь сигарный дым. – Выходи на работу, Лиззи, напиши хорошую статью. Это лучшее лекарство от личных проблем. Можешь мне поверить, я знаю, о чем говорю.
      – И у тебя, конечно, есть для меня хорошая тема для этой статьи, я угадала?
      – Да. – Он с удовольствием потер руки. – Настоящий эксклюзив. Притом такой, за которым наши конкуренты гонялись целый месяц, а нам он как с неба свалился. Они будут просто скрежетать зубами.
      – Честь нам и хвала, – довольно сухо заметила Лиз. – Ты и дальше будешь хвастаться или расскажешь мне, о чем идет речь?
      Клайв попыхивал сигарой.
      – Что ты, дорогуша. Я просто хотел подстегнуть твое любопытство. Ты уже знакома с историей похищения, случившейся в Эль-Кристобале?
      – Признаюсь, мы говорили о ней вчера вечером, но деталей я не знаю. – Лиз наморщила нос. – Насколько я понимаю, Льюис Доулиш ввязался туда, куда не следовало, его похитили, и пришлось его спасать.
      – Верно. – Клайв подался вперед, его глаза заблестели. – Вообще-то это все, что пока нам известно. Никто не знает деталей ни похищения, ни освобождения. На пресс-конференции, которую Доулиш дал после своего возвращения, с ним случился нервный срыв, его срочно увезли в какую-то частную клинику, и с тех пор к нему никого не пускают.
      – И тебя это удивляет?
      – Нет. Пусть поправляется после своего нервного срыва, – великодушно разрешил Клайв. – Пока мы не добудем детали этой истории. – Клайв подмигнул. – Ходят слухи, что все, включая министерство иностранных дел, предупреждали его не ездить в Эль-Кристобаль, поскольку обстановка там нестабильная. Власть Моралеса висит на волоске, а его карликовая армия вооружена всяким старьем.
      – А кто должен его заменить?
      – Какой-то рохля-интеллектуал – университетский профессор, которого привезли для отвода глаз. Но никто, если он в своем уме, не станет ради него свергать Моралеса. – Клайв помолчал. – На одном закрытом обеде мне сказали под большим секретом, что Доулиш заслужил, чтобы быть взятым в заложники, и ему еще повезло, что его просто не расстреляли.
      – Значит, насколько я поняла, ты хочешь, чтобы я взяла интервью у Доулиша и узнала, что он думает обо всей этой истории? – Лиз не ожидала, что настолько заинтересуется предложением Клайва.
      Бедняга Марк! Какая ирония в том, что именно ей придется выбить краеугольный камень из-под задуманной им новой серии телепередач «Из первых рук»!
      – Это еще не все. – Усмехнувшись, Клайв помахал сигарой. – У нас эксклюзивный контракт с его загадочным спасителем. Все хотели его заполучить, но он пришел к нам сам и предложил свою историю. Сейчас он в Лондоне, занимает номер в отеле «Маджестик» и готов все рассказать. Он твой.
      – Но Южной Америкой у нас занимается Джерри Лейн, – запротестовала Лиз. – Разве не ему по праву принадлежит это интервью?
      – Я с ним поговорил, и он согласился, что этим следует заняться тебе. – По небрежному тону Клайва Лиз поняла, что несчастного Джерри скорее всего заставили согласиться. – У меня на этот счет есть свои соображения, Лиззи. Доверься мне.
      – Я ненавижу, когда ты так говоришь. А Джерри возненавидит меня еще сильнее.
      – Чего я от тебя ожидаю, – ничуть не смутившись, продолжил Клайв, – так это такого же впечатления сиюминутности происходящего и личной заинтересованности, какое производили твои репортажи из лагеря беженцев. Я хочу, чтобы наши читатели пережили те же моменты страха, что и Доулиш, узнали волнующие подробности его спасения. – Клайв выдержал драматическую паузу. – Читатели должны понять, что заставляет человека ставить под угрозу собственную жизнь ради кого-то, кого он никогда не знал.
      – Что ж, я вижу, ты все уже продумал. – Она вдруг вспомнила, какое определение Роб дал вчера спасителю Доулиша: помесь Рэмбо и святого Франциска Ассизского. Не очень-то привлекательный тип, если подумать. Но вслух она сказала: – Надеюсь, ваш герой говорит по-английски, а то я не слишком сильна в испанском.
      – Никаких проблем. – Клайв быстро выпил свой кофе и достал из портфеля толстую папку. – Здесь материалы об Эль-Кристобале и история похищения. А также досье на самого Доулиша и его роль спасителя мира, которую он самовольно себе присвоил. Я слышал, ему собираются предложить безопасное местечко на следующих выборах.
      – Вот как? А я думала, он гордится тем, что не принадлежит ни к одной из политических партий.
      – Возможно, он подыскал себе что-нибудь, сидя в тюремной камере. Прощупай его на этот предмет, когда встретишься с ним. Но главное – ты должна встретиться с таинственным спасителем. Он живет в номере 301, и с ним охранник на случай, если появится кто-нибудь из наших оппонентов. О номере спрашивай только у портье, и вот тебе пароль, по которому ты сможешь войти. – Клайв передал ей сложенный клочок бумаги.
      – Какие предосторожности! – саркастически заметила Лиз. – Уж не хочешь ли ты, чтобы я запомнила пароль, а потом съела бумажку?
      – Только если ты голодна. Между прочим, – бросил он через плечо, уходя, – тебя ждут к десяти часам завтра утром.
      – Спасибо, что не даешь мне скучать. – Она сунула листок в свою визитницу.
      Оставшись одна, она сварила себе еще кофе и уселась читать досье, оставленное ей Клайвом.
      Вряд ли кого-нибудь могло удивить, что кто-то начал расследование насквозь коррумпированного режима Моралеса и его отношений с оппозицией. Удивительным было другое: почему Льюис Доулиш посчитал, что именно ему под силу во всем разобраться. И именно это заинтересовало Лиз, когда она просматривала вырезки из газет и компьютерные распечатки.
      Хулио Моралес правил своим запуганным и нищим народом уже десять лет и пользовался дурной славой душителя даже малейшей критики в свой адрес. Поэтому совершенно непонятно, как он позволил Льюису Доулишу проехать так далеко в глубь страны.
      Она стала с любопытством рассматривать фотографии Доулиша. Это был высокий тучный мужчина с копной седых волос. Широко улыбаясь, он позировал, стоя перед своим внушительных размеров загородным домом с неизменными двумя лабрадорами у ног и такой же неизменно хорошенькой женой, которую он любовно обнимал за плечи.
      Одними из наиболее часто цитируемых его высказываний были следующие: «Филантропия, возможно, вышла из моды, но меня это не волнует». И еще: «Я на стороне человека с улицы» и «Я думаю, что следует говорить правду».
      Он просто ходячее клише, раздраженно подумала Лиз. И кто-то должен остановить его, прежде чем он наделает бед.
      Возможно, то, что случилось с ним в Эль-Кристобале, послужит ему уроком, и ей придется брать интервью у совсем нового, более скромного Льюиса Доулиша, но почему-то в это не верилось.
      Лиз разглядывала фотографии, сделанные после его возвращения, и решила, что испытания, которым он подвергся, мало отразились на его физическом здоровье. Правда, он слегка похудел, но его уверенный взгляд никак не вязался с человеком, который якобы был на грани нервного срыва.
      – Интересно, почему он мне так не нравится? – вслух произнесла она, оторвавшись от досье.
      Неожиданно папка упала на пол, и по ковру рассыпались вырезки из газет и журналов. Лиз нагнулась, чтобы собрать их, и вдруг замерла, увидев лицо на фотографии у своих ног. Это был Доулиш, прилетевший в аэропорт Хитроу, но человек позади него… Она узнала бы его из тысячи!
      Фотография была нечеткая, и к тому же этот человек отвернулся от камеры и поднял руку, чтобы закрыть объектив. Его лицо, покрытое черной щетиной, было напряженным, глаза скрыты за темными очками. Он выглядел изможденным… усталым, но она узнала бы его, где бы ни увидела.
      Дрожащей рукой она подняла фотографию и прочла короткий текст:
       «Сэр Льюис Доулиш по прибытии в Лондон вместе со своим таинственным спасителем Джудом Дэрроу. Мистер Дэрроу, отказавшийся разговаривать с репортерами, покинул Хитроу в арендованном автомобиле и уехал в неизвестном направлении».
      Она стала читать другие вырезки.
       «Эй, Джуд, – гласил один заголовок, – где ты?», другой – «Освобождение Доулиша вызвало много вопросов», третий – «Кто этот человек и почему он скрывается?».
      Подобных заголовков было немало. Судя по ним, газеты предполагали что Джуд исчез, чтобы скрыть какую-то дискредитирующую его тайну.
      «Я только хочу поблагодарить его», – сказал Льюис Доулиш перед тем, как потерял сознание на пресс-конференции.
      Лиз сложила вырезки в папку и встала, дрожащими пальцами откинув с лица волосы. От нервного возбуждения у нее побежали мурашки по коже.
      Джуд… Джуд. Она не может ждать до утра. Она должна увидеть его немедленно.
      – Сегодня же вечером, – прошептала она, прижимая ладони к горящим щекам.
      Она схватила жакет и сумочку. Потом вынула из визитницы клочок бумаги, на котором был написан пароль.
      – «Баклан», – прочла она. – Ну конечно. Какой же еще может быть пароль!
      Не зная, плакать ей или смеяться, она выбежала из дома.

      Поднимаясь в лифте на третий этаж, Лиз дрожала как осиновый лист.
      «Я похожа на пугало, – думала она, глядя в зеркало, услужливо предложенное посетителям в лифте отеля «Маджестик». – Никакой косметики, даже не причесалась. Но… он видел меня такой и раньше – когда я проснулась в его объятиях».
      При этом воспоминании она перестала дрожать, а по телу разлилось восхитительное тепло.
      Ей все еще не верилось, что вчера вечером ни Марк, ни их гости не упоминали имени Джуда, а ей и в голову не пришло, что между Льюисом Доулишем и Джудом могла быть какая-то связь.
      Но вчера она думала не как журналист, а как влюбленная женщина – и к тому же одинокая.
      Она ожидала, что на стук в дверь номера 301 ей откроет Джуд, и слегка опешила, увидев незнакомого рыжеволосого мужчину – такого крупного, что, казалось, он способен спасти целую дюжину заложников одной левой рукой.
      – Меня зовут… – начала она, и он кивнул:
      – Да, Лиз Арнолд из «Ежедневного курьера». Мы ждали вас только завтра утром, но он согласился встретиться с вами сейчас.
      Его рукопожатие было теплым, но карие глаза внимательно оглядели ее с головы до ног.
      – Меня зовут Джинджер Брент, я составил компанию нашему парню. Он очень горяч, хотя пока не доставлял нам особых хлопот. – Он посмотрел через плечо и, повысив голос, проговорил: – Я буду внизу, в кафе, если понадоблюсь.
      Лиз устремила взгляд мимо Брента и увидела в дверях спальни неподвижную фигуру Джуда.
      Казалось, что он занимает собой весь дверной проем, а его плечи под обычным темным костюмом выглядели еще шире. Его портрет моментально отпечатался у нее в мозгу – белоснежная рубашка и безупречно завязанный фирменный галстук.
      Взгляд его серых глаз был настороженным и не был похож на взгляд ее возлюбленного, который ходил, смеялся, ел и спал с ней всего лишь несколько дней назад.
      А уж от неряшливого бородатого незнакомца в камуфляжной куртке, которого она встретила на берегу, он был далек на несколько световых лет.
      За исключением враждебности. Ее она почувствовала сразу, словно это было реальное существо, тянувшееся к ней через разделявшее их пространство. Она чувствовалась в его осанке, широко расставленных ногах, в упертых в бока руках, во вздернутом подбородке и упрямо сжатых неулыбчивых губах.
      Она услышала, как ушел Джинджер, закрыв за собой дверь. Теперь они остались одни.
      Ей очень хотелось броситься к нему, но что-то в его молчаливой фигуре ее удержало.
      Он первым нарушил звенящую тишину.
      – Привет, Бет. – Его голос был спокойным, лишенным всяких эмоций. – Хотя теперь я знаю твое имя. На самом деле ты Лиз – Лиз Арнолд, журналистка.
      – Я откликаюсь на оба этих имени… – Она облизала языком пересохшие губы. – Я… я рада снова видеть тебя.
      Он улыбнулся, но взгляд оставался суровым.
      – Я в этом уверен. Но по плану мы должны были встретиться завтра.
      – Верно. У меня не хватило сил ждать до утра. Я… я должна была тебя увидеть. – Он вежливо склонил голову. – Так что же произошло? Почему ты решил это сделать? – торопливо начала она.
      – Ты именно так хочешь вести интервью? Задавая вопросы, на которые тебе уже известны ответы?
      – Но это не интервью, – в замешательстве возразила она. – И я не знаю всех ответов. – Она вопросительно посмотрела ему в лицо: – Ты и вправду спас Доулиша?
      – А если бы ты этого не знала? Тебе не кажется, что уже поздно играть в эти игры?
      – Я понятия не имела, кто ты. Когда началась вся эта история с похищением Доулиша, я была в Африке. Мы были отрезаны от всего мира. Мне с трудом удавалось передавать в газету даже свои репортажи.
      – Разумеется, – согласился он. – Святая Бет, покровительница голодающих. Но ты была там не для того, чтобы помочь, правда, дорогая? А для того, чтобы урвать себе кусок у тех, кому нечего было есть, подавать несчастья людей как сенсацию и тем самым увеличивать тираж твоей газеты.
      Каждое его презрительное слово было как удар хлыста по ее натянутым нервам.
      – Ты волен относиться к этому, как тебе вздумается. – Она заставила себя говорить спокойно. – Но я пыталась помочь по-своему. Единственным доступным мне методом. В результате опубликования моих статей был учрежден Фонд помощи лагерям беженцев. Туда уже отправлены тысячи долларов в качестве пожертвований…
      – А какова была твоя доля – тридцать сребреников? Или это была твоя премия за то, что ты меня выдашь, мой прекрасный Иуда? – Он покачал головой. – У тебя даже не хватило смелости сделать это самой. Ты послала вместо себя этого отморозка, своего так называемого коллегу, чтобы он сделал за тебя твою работу. Неужели ты думала, что он тебя не выдаст?
      – Дункан Уайт?.. – злым, надтреснутым голосом спросила она. – Я пыталась до тебя дозвониться… предупредить тебя…
      – Ну конечно. – Он начал к ней приближаться. В его взгляде светилась угроза. Но она не отступила. – Почему ты решила звонить мне из Лондона? Почему не осталась и не встретилась со мной в гостинице? Почему у тебя не хватило смелости сказать, кто ты на самом деле и что у тебя на уме?
      – Ты мне поверишь, если я скажу, что хотела тебя защитить?
      – Нет, – отрезал он. – Интересно, когда ты поняла, кто я такой?
      – Меньше часа назад. Когда мне принесли досье по Эль-Кристобалю. А уехала я… вернулась в Лондон… чтобы тебя не увидел Марк.
      – В это я еще могу поверить. Тебе пришлось бы признаться, что и у тебя была интрижка, а это было бы неловко. Пропало бы высокое нравственное начало, не так ли?
      – Все было совсем не так. Марк приехал неожиданно, я его не ждала и была неприятно удивлена, когда он вдруг появился.
      – Воссоединение произошло на удивление стремительно. По словам Сильвии Барнс, ты упаковала вещи и уехала с ним меньше чем через час.
      – Он не соглашался уезжать без меня. Он работает на телевидении. Я боялась, что он тебя узнает.
      – Это мне тоже известно. Твой друг ведет новости на телевидении. Мистер Уайт просветил меня на этот счет. И тебе не хотелось рисковать. Не дай Бог, кто-нибудь перехватит у тебя эксклюзивный репортаж, ведь так, дорогая? Даже человек, которого ты любила. Не меня ты хотела защитить, а свой капитал. Надо было торопиться, чтобы твое дело выгорело.
      – Джуд, никакого дела не было, – в полном отчаянии возразила Лиз. – И не могло быть. Я никогда никому и словом не обмолвилась о тебе, тем более ничего не говорила этому хамелеону Дункану Уайту. Он нагло шпионил за мной, а ты случайно попал в поле его зрения. Но не думаю, что он нас вычислил – во всяком случае, не тогда. Он просто искал, за что бы зацепиться. – Она попыталась улыбнуться. – Когда я прочла досье и поняла, кто ты… и что ты сделал, я была потрясена.
      – Со мной произошло примерно то же самое, – более мягко произнес он, – когда я как идиот явился в гостиницу и узнал, что ты уехала со своим любовником. Понимаешь, у меня создалось впечатление, что между тобой и Марком все кончено, но в тот момент мне стало ясно, что ты и тут мне соврала.
      – Я тебе не врала. Джуд, пожалуйста, поверь мне. Я никогда тебе не врала.
      – Ты просто играешь словами, Лиззи Арнолд, но это именно то, в чем ты сильна. Ты мне не лгала, но ты не говорила и правды, а по моему мнению, это так же плохо, как врать. Почему ты не сказала, что работаешь в газете?
      – Ты тогда только что предложил мне свою дружбу, и я испугалась. Я боялась, что ты меня оттолкнешь, а я не хотела рисковать. Тогда не хотела. А потом… Я просто ждала подходящего случая.
      – Это была не просто дружба, – процедил он ледяным тоном. – Было доверие. А как насчет примирения с твоим заблудшим дружком? Ты ждала удобного момента, чтобы рассказать мне и об этом?
      – Никакого примирения нет и не будет. – Она вдруг почувствовала, как силы оставляют ее. – Все кончено.
      – У меня просто сердце кровью обливается за вас обоих. Значит, он узнал, что ты его тоже предала?
      – Я тебя не предавала! Я бы никогда не смогла это сделать!
      – Нет? – презрительно улыбнулся он.
      Лиз расправила хрупкие плечи.
      – Тебе нужна вся правда? Изволь. Я ничего не сказала… ничего не сделала… потому что это было бы так, будто я предала половину себя.
      Что он на это ответит? Она застыла, моля Бога, чтобы произошло чудо.
      «Скажи же что-нибудь», – молча просила она. – Подойди ко мне. Обними меня…»
      Но он в ответ тихо засмеялся, и она посмотрела на него в отчаянии и замешательстве.
      Он не сдвинулся с места. Расстояние между ними по-прежнему оставалось огромным и таким же страшным, как пустыня.
      – Браво! – зааплодировал он, цинично улыбаясь. – Вот это было представление! Ты сыграла почти так же хорошо, как и в постели. В журналистике твой талант пропадает, дорогая. Тебе надо идти на сцену.
      Она не могла поверить, что он может так ее оскорбить.
      – И это все? Это действительно все, что ты хочешь сказать?
      – Ни в крем случае. Я приберегу остальное для завтрашнего интервью.
      – Меня здесь не будет, чтобы выслушать тебя. – Она говорила медленно, через силу. – Меня кто-нибудь заменит.
      – Никто тебя не заменит. Я дам интервью либо тебе, либо не дам никому! Об этом мы договорились с твоим боссом. А уж он постарается, чтобы интервью состоялось. Потому что я еще не покончил в вами, леди, вовсе нет.
      Какое-то мгновение она стояла, застыв и глядя на него в упор. Потом всхлипнула и бросилась вон из комнаты.
      – Я не могу туда идти. – Лиз сидела напротив Клайва за письменным столом в его кабинете, спрятав в карманах сжатые кулаки.
      – Не глупи. – Клайв откинулся на спинку кресла и нахмурился. – Ты выполняла, и более трудные задания и не приходила ко мне в слезах. Что это с тобой?
      – Назови это несовместимостью характеров.
      – Чепуха!
      – Тогда назови, как тебе будет угодно. Только не заставляй меня брать это интервью, пожалуйста. – Голос Лиз дрожал.
      Клайв хмурился все сильнее.
      – Извини, Лиззи. Я ничего не могу поделать. Он попросил прислать именно тебя – он даже настаивал на этом! Только тебя и никого другого. Очевидно, он большой поклонник твоих репортажей…
      – Он в жизни не прочитал ни строчки из того, что я написала, – в отчаянии прервала она Клайва.
      – Возможно, но твое имя ему определенно знакомо. Он сказал, что, кроме тебя, интервью никому не даст. Что мне оставалось делать? Я согласился. Мне необходимо это интервью. Не знаю почему, но оно меня страшно интригует. – Он помолчал и посмотрел на нее с любопытством: – Да и ты сначала за него ухватилась. Иначе зачем ты побежала к нему вчера вечером?
      – Я тоже была заинтригована. Но теперь это прошло, и я хочу выйти из игры, Клайв. А Джерри с удовольствием заменит меня, ты же знаешь.
      – Остановись! – Тон Клайва стал суровым. – Я выбрал тебя для этого задания, и ты его выполнишь, Лиззи. Если ты меня подведешь, можешь забыть о парижском бюро и о любой другой работе в этой газете.
      У Лиз не было оснований ему не верить. Клайв был отличным редактором, но он всегда требовал результата и становился безжалостным, если ему перечили.
      Ей хотелось послать его ко всем чертям. Положить заявление об уходе ему на стол и уйти. Но она осталась одна, и надо было платить за квартиру, так что она не могла позволить себе такого широкого жеста.
      – Любой в этой газете оторвал бы с руками такое задание. Так почему я?
      – У него спроси. – Клайв пожевал незажженную сигару. – Мне жаль, что ты так расстроена, Лиззи, но как только Доулиш упомянул вскользь его имя на своей пресс-конференции, мне было приказано его купить. Все за ним охотились, держа наготове чековую книжку, но он выбрал нас. – Он пожал плечами. – А в цену входило одно условие: интервью он даст только тебе.
      – Боже мой, мне следовало догадаться. – Она рассмеялась сквозь слезы. – Какой же надо быть глупой и наивной! Могу я спросить, сколько заплатят Джуду Дэрроу за эксклюзивные права на его интервью?
      – Тебя это не касается. Ты репортер, а не бухгалтер.
      – Мне необходимо это знать. – Лиз встала.
      – Много. И я надеюсь, он стоит этих денег. А ты нам поможешь. Так что прекрати спорить и начинай отрабатывать собственный гонорар. – Посмотрев на бледное, взволнованное лицо Лиз, Клайв счел своим долгом предупредить: – И не наскакивай на него, Лиззи. Просто разговори его, а свои личные переживания спрячь подальше.
      – Напротив, я уделю им особое место, – ответила она и вышла, закрыв за собой дверь.
      Она немного постояла в коридоре, чтобы перевести дух. Зря она рассчитывала, что Джуд так легко ее простит.
      Она провела ужасную ночь, ворочаясь с боку на бок, снова и снова возвращаясь к тому, что сказал ей Джуд. Когда она наконец погрузилась в неспокойный сон, ее почти тут же разбудил приход Марка, который безуспешно пытался открыть дверь без помощи ключа.
      Он был пьян и к тому же, видимо, страшно обижен тем, что Зоя, судя по его громогласным и мстительным замечаниям, прогнала его. Сдерживая злость, она отвела его в их бывшую спальню, а потом безуспешно пыталась снова заснуть.
      Утром она чувствовала себя отвратительно. Ей пришлось прийти в редакцию намного раньше обычного, чтобы застать Клайва, прежде чем начнется утренняя редакционная летучка, и сказать ему, что она согласна взять интервью у Джуда.
      Ее тошнило от злости и разочарования. Джуд посмел поставить под сомнение ее порядочность! Он назвал ее Иудой – говорил о тридцати сребрениках, а сам согласился дать интервью тому, кто больше заплатит.
      Лицемер.
      А она-то, дура, позволила ему издеваться над ней, чтобы почувствовать себя виноватой только за то, что в него влюбилась!
      «Имей мужество признаться, что это было всего-навсего минутное увлечение, – со злостью сказала она себе. – А самая большая ошибка… самое невероятное безумие – думать, что это была любовь».
      Больше она влюбляться не будет.
      С этой минуты она просто журналист. И она возьмет у него интервью и напишет статью.
      На этот раз дверь номера 301 открыл сам Джуд. Он изучающе посмотрел на нее, насмешливо подняв брови.
      – Стало быть, ты передумала, – хмыкнул он. – Добровольно?
      – А разве это имеет значение? – парировала она. – Я профессионал, а твоя история – самая большая сенсация недели. – Она одарила его ослепительной улыбкой. – Не вижу смысла упускать такую возможность.
      – Действительно. Начнем сразу, или хочешь сначала выпить кофе?
      – Ничего не надо. Спасибо. – Лиз подошла к столу у окна и села, достав бумагу, ручку и небольшой диктофон.
      – А это зачем? – нахмурился Джуд.
      – Можно прокрутить назад, если что-то будет непонятно. Главное, чего я не хочу, так это неправильно тебя процитировать или ошибочно истолковать твои слова.
      – Боже упаси! – взмахнул он руками. – Жаль, что твоего диктофона не было с тобой, когда мы были в бунгало. Это могло бы сэкономить нам обоим время.
      – Я тогда не работала, а была в краткосрочном отпуске по разрешению редактора.
      – Ты считаешь, что заслужила его? – Он откинулся на спинку стула. – Ты считаешь, то, чем ты занимаешься, имеет какую-то ценность?
      – Я считаю свою работу такой же необходимой, как и та, которую выбрал ты, чтобы заработать на хлеб, – отрезала она. – Мы оба наемные работники. А ты теперь выставлен на продажу. В чем разница?
      – Что ты имеешь в виду, говоря, что я выставлен на продажу?
      – Я говорила с человеком, который подписывает чеки, и тебе, и мне. Может, начнем оправдывать деньги, которые он нам платит?
      – Можно и так. – На его скулах появилась краска – он явно начинал злиться. – Так как же ты определишь то, что проделывала со мной в бунгало? Как сверхурочную работу?
      – Как неизбежное зло. – Его слова глубоко ее задели, и ей захотелось нанести ответный удар. – А как вы определите гонорар, который получите за свою историю, мистер Дэрроу? Как заработанный кровью? Вам ли говорить о тридцати сребрениках? – с презрением добавила она. Вставив кассету в диктофон, она открыла блокнот. – Можем мы наконец перейти к делу?
      – Думаю, что можем.
      – Прекрасно. Давайте начнем с некоторых личных деталей. Что вам нравится из еды?
      – Вы знаете об этом почти все – или уже забыли? – Его тон жалил ее как оса.
      – Тогда прошу вас освежить мою память для протокола.
      Она очень надеялась, что, как только они начнут говорить, все пойдет как надо. Что ее профессионализм возьмет верх и ей удастся отодвинуть на задний план их личные отношения.
      Однако резкие односложные ответы Джуда не способствовали тому, чтобы напряженная атмосфера хотя бы немного разрядилась.
      Наконец она отложила ручку и выключила диктофон.
      – Я передумала насчет кофе.
      Джинджер спустился в кафе и принес им кофе в номер.
      – Как идут дела, дорогая? – тихо спросил он, когда она открыла ему дверь.
      – Хуже некуда, – ответила она одними губами.
      – Этого я и боялся. С тех пор как вы вчера ушли, он места себе не находит. Но если бы я прошел через тот ад, через который прошел он, я бы тоже не хотел, чтобы мне об этом напоминали.
      – Ему за это хорошо заплатят.
      – Это что-то меняет?
      Лиз невольно сжалась под его испепеляющим взглядом.
      Джуд сидел, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза. Она разлила кофе по чашкам и поставила одну перед ним.
      – Нам надо поговорить.
      – Я думал, мы уже говорим, – пожал он плечами.
      – Нет, я задавала вопросы, а ты отгородился от меня стеной. Если таков твой план, мне следует напомнить тебе, что никто тебя не заставлял брать деньги у нашей газеты. Ты мог продолжать молчать или скрываться до тех пор, пока журналисты от тебя не отстанут.
      – Но, как ты уже догадалась, деньги оказались слишком притягательной силой. Я смогу перестать быть героем и для разнообразия начать читать о подвигах других людей, может быть, даже в твоей газете.
      Лиз натянуто улыбнулась:
      – Но если ты не пожелаешь сотрудничать с нами, то и денег не получишь. Я уверена, что ты подписал контракт. Настоятельно рекомендую тебе внимательно прочитать то, что в нем написано мелким шрифтом.
      – А вам не кажется, дорогая мисс Арнолд, что вы просто не умеете брать интервью?
      – Ну, это легко исправить. Позвоните моему редактору и потребуйте, чтобы меня заменили.
      – Сомневаюсь, что он это сделает. Придется нам с вами исправно нести службу вместе.
      – Не понимаю почему. К тому же мне не нравится ваш способ ведения войны.
      – Уж не пацифистка ли вы? В таком случае мы можем прекратить войну и вернуться к нашим великолепным методам мирного урегулирования.
      – Урегулирования? – повторила она в недоумении, но потом увидела его улыбку и полный чувственных воспоминаний взгляд серых глаз.
      Кровь бросилась ей в лицо.
      – Ты негодяй! Да скорее ад покроется льдом, чем я…
      – Зачем же так злиться? Тебя ведь не мучили угрызения совести, когда ты легла ко мне в постель. Я думаю, что это идеальный компромисс – мое сотрудничество в ответ на твое. – Он кивнул в сторону спальни: – Там огромная кровать. Почему бы нам не воспользоваться ею прямо сейчас? Если ты меня хорошенько попросишь, я даже разрешу тебе положить включенный диктофон на подушку.
      Лиз закрыла блокнот и швырнула его в сумку.
      – Куда-то собрались?
      – Ага. Я только что вспомнила, что у меня назначена встреча.
      – Вы же не бросили свой лагерь беженцев, когда там стало слишком неспокойно?
      – Нет. Но мне очень хотелось. И этот лагерь останется со мной – буду ли я спать или бодрствовать – на всю жизнь. Но я не жду, что вы это поймете.
      Он был в ярости, но все еще сдерживал себя.
      – Только не надо говорить это мне, леди. Никогда не смейте так говорить – и вы знаете почему. Вы были со мной ночью, обнимали меня и утешали. А потом продали этому грязному подонку Дункану Уайту! Так что вы от меня ждете? Рекомендации на повышение в должности?
      – Я никогда не говорила про вас Дункану, даже имени вашего не упоминала! И если бы я знала, что он за мной шпионит, я бы и близко к вам не подошла. Хотите верьте, хотите нет, сейчас это уже не важно. Дункан не имеет никакого отношения к вашей сделке с Клайвом. Вы сами себя продали.
      – И за хорошие деньги. Может, лучше объявим перемирие?
      – На каких условиях на сей раз? И каков будет мой интерес?
      – Возможно…
      – Кстати, как насчет процентов от пары сотен тысяч фунтов? Об этом тоже стоит подумать.
      – В первую очередь.
      – Не знаю, каким экстравагантным титулом вы сами себя наградили, но я предпочитаю термин «наемник». Он вам подходит как нельзя лучше.
      – Давайте обсудим терминологию, когда придет время.
      – Только без меня.
      – Ошибаетесь. Потому что вы не уйдете. Во всяком случае, не навсегда. Вы ведь не только журналист, Лиззи. Вы женщина, и у вас есть вопросы, не имеющие никакого отношения к газете, но на которые вы хотели бы получить ответ.
      Его взгляд задержался на ее лице.
      – Сейчас вы, возможно, уйдете из гордости, но любопытство приведет вас обратно, леди.
      Она молчала, опасаясь, что эмоции выдадут ее.
      – Приходите завтра. И я расскажу вам все – ничего не утаю.
      Здравый смысл подсказывал ей, что следует отказаться от его предложения. Потому что любой способ общения с ним все равно будет сопряжен с оскорблениями, унижением и болью.
      «Он был моим, а я скрывала от него правду. Мы в расчете. Мы ничего не должны друг другу. И мне надо просто уйти из этого номера и из его жизни. Навсегда».
      Но она знала, что не сделает этого. И причиной тому было не любопытство – личное или профессиональное.
      Виной были холод и невыносимое одиночество, которые подразумевало слово «навсегда». Спать и просыпаться одной всегда…
      Ладно. Она попробует еще раз.
      Она положила диктофон в сумку.
      – Очень хорошо, до завтра, – сухо проговорила она и не спеша направилась к двери.
      Только оказавшись в коридоре, она бросилась бежать, спотыкаясь и заливаясь слезами.

      Лиз наполнила доверху картонную коробку своими книгами и перевязала ее скотчем. Она работала всю ночь не покладая рук, стараясь успеть сложить все свои вещи в сумки и коробки до того момента, как нанятый ею небольшой грузовичок прибудет, чтобы перевезти ее на новую квартиру. Странно, но когда-то она думала, будто предательство Марка – это конец света. То, что сделал Джуд, было во сто крат хуже. Сначала он ее вылечил, заставил полюбить его и поверить в их дружбу. А теперь опять стал чужим.
      Она присела на корточки. За последние сорок восемь часов их отношения сильно изменились. Взаимная перебранка кончилась. Он по крайней мере стал с ней разговаривать и, насколько ей казалось, отвечал на ее вопросы довольно откровенно. Но он отвечал только на вопросы. От себя, по собственной воле говорил очень мало. Он все еще скрывал очень многое вопреки ее осторожному прощупыванию, а может, из-за него. Ей не удалось добраться до сути, и она это знала. Возможно, ей это вообще не удастся.
      «Вот если бы мы гуляли по пляжу, – неожиданно подумала она. – Или сидели на кухне за бутылкой вина, в духовке жарилось бы мясо, а на коврике между нами храпел бы Рубен… Или лежали бы в постели…»
      Эту непрошеную мысль Лиз тут же с гневом и ожесточением отбросила. Она не может позволить себе такую роскошь, как слабость или сожаление.
      Тем более что Джуда слабым никак не назовешь. Он никогда не позволял сердцу брать верх на разумом. Она даже не была уверена, что он действительно скрывается. Возможно, он просто выжидал, чтобы, когда настанет его час, максимально повысить гонорар за свое интервью?
      И к чему, были нужны все эти слова про предательство? Может, он с самого начала догадался о ее профессии? Может, просто ждал, когда она сделает ему предложение? Как долго он еще притворялся бы, не появись Марк?
      «Да брось ты, – устало заклинала она себя. – Ты же не веришь всей этой чепухе – сама знаешь. Ты хочешь состряпать против него обвинение, а фактов-то у тебя нет!»
      И статья у нее не получалась…
      Она без конца слушала пленку и перечитывала снова и снова свои записи, но все казалось неинтересным и не имеющим отношения к реальной жизни. Джуд упорно оставался одномерной, безжизненной фигурой.
      Она разговаривала с представителями организации, на которую он работал, и узнала о других переговорах, которые он проводил, причем с неизменным успехом.
      – Вообще-то наша задача – улаживать конфликты, – объяснял Джуд. – Мы подчищаем грязь, которую оставляют после себя правительства. Когда у людей возникают трудности, мы пытаемся убедить их, что их проблема решаема. Мы не носим оружия, и наша единственная борьба – это борьба умов. В связи с этим нам доверяют в ситуациях, когда необходимы посредники.
      – Полагаю, Льюис Доулиш видит себя в аналогичной роли, – предположила Лиз. – Тогда почему, как вы думаете, его похитили?
      Джуд молчал несколько минут. Потом лишенным каких-либо эмоций голосом произнес:
      – Думаю, что Доулиш слишком долгое время ходил по тонкому льду, и в конце концов лед под ним подломился.
      Инстинкт подсказывал Лиз, что если это и была правда, то не вся. Но это было все, что он готов сказать в данный момент.
      В ходе очередной встречи ей пришло в голову, что хорошо бы поговорить с его родителями, но пока она не смела об этом даже заикнуться.
      – Что ты делаешь?
      Лиз вздрогнула. Она так глубоко задумалась, что не заметила появления Марка.
      – А на что это похоже? – спросила она.
      – Как будто ты собираешься съезжать. – Марк был явно в плохом настроении. – Я надеюсь, что в этих коробках только твои вещи?
      Это хамство резануло Лиз по сердцу, но она сдержанно ответила:
      – Не беспокойся. Я была предельно внимательна. Хочешь провести инвентаризацию?
      – Есть вещи, которые нельзя внести в список. Идеи, например.
      – Это какие же?
      – Не притворяйся. Ты слышала, как мы с Робом и Пиппой говорили о передаче «Из первых рук». И что же я узнаю? Ты интервьюируешь таинственного спасителя Доулиша в номере гостиницы! Кроме того, ты не удосужилась рассказать мне, что была с ним в какой-то хижине на берегу моря. Ну и как он? Был хорош в постели после долгого воздержания?
      Лиз закусила губу.
      – Марк, мы когда-то любили друг друга. Давай разойдемся без всех этих гадостей.
      – Ты думаешь, я обижен? Поговори с Дунканом Уайтом. Он был так занят, шпионя за тобой, что не узнал темноволосого незнакомца, с которым ты резвилась. Во всяком случае, не сразу. Он догадался лишь тогда, когда увидел его в пабе и узнал, что он пообещал тебе эксклюзивное интервью. После этого Дункану ты стала неинтересна.
      – Это самая хорошая новость за весь день.
      – И именно поэтому ты с такой неохотой согласилась уехать со мной. Зоя была тут абсолютно ни при чем. Ты боялась, что в твое отсутствие до него доберется кто-то другой. Вернувшись в Лондон, ты стала разыгрывать из себя оскорбленную невинность.
      – Ничего я не разыгрывала, – тихо буркнула она, понимая, что незачем терять самообладание из-за Марка. – Я понятия не имела, кто он. Ни там, в деревне, ни когда вы обсуждали с Робом похищение Доулиша. Джуд сам обратился в «Ежедневный курьер» после того, как на него вышел Дункан. Джуд, очевидно, разделяет мое мнение об этом грязном подонке.
      – Боже, как много ты мне рассказала! – ядовито усмехнулся Марк. – И все же тебе придется поделиться кое-чем со мной. Возможно, ты обеспечила себе интервью с Джудом, но Доулиш все еще мой. Если Клайву надо знать мнение обеих сторон, ему придется заключить со мной сделку.
      – Это касается Клайва и бухгалтерии. – Она услышала звонок в дверь и вздохнула с облегчением. – Это приехали за моими вещами.
      – Переезжаешь к нашему герою?
      – Нет.
      – Ты ему уже надоела, да? Не могу сказать, что я удивлен.
      – Я его об этом не спрашивала. – Лиз взяла чемоданы и направилась к двери. – Прощай, Марк.
      Ей хотелось сказать, что она желала бы, чтобы они расстались друзьями, но это было бессмысленно, а возможно, и неискренне.
      С этого момента ее жизнь принадлежит только ей. И это было не так уж плохо.
 
      К вечеру она уже более или менее устроилась на новом месте. Она надеялась, что со временем ее жилье станет более уютным, но возможно, сейчас все дело было в плохом настроении.
      Квартира была скудно обставлена, а удобства минимальны. Ей придется купить книжный шкаф и стол под компьютер. А также новое постельное белье. На сегодняшнюю ночь она расстелет на кровати свой старый спальный мешок.
      Рядом с домом было несколько небольших ресторанов и точек быстрого питания. Позже она выйдет и купит себе что-нибудь поесть.
      Она развешивала в шкафу свои вещи, когда в дверь постучали.
      Она открыла ее на длину цепочки и увидела Джуда.
      – Вы? – вдруг охрипшим голосом спросила она. – Что вы здесь делаете?
      – Я хотел с вами поговорить. Ваш босс сказал мне, что вы сегодня переезжаете.
      – Он не имел права сообщать вам мой адрес.
      – Может, и так, но он вложил в меня столько денег, что готов сделать все, чтобы я был счастлив. Вы меня впустите, или я так и буду стоять на лестнице и мы будем говорить через дверь?
      Лиз разрешила ему войти.
      Он долго осматривал комнату, а потом произнес:
      – Не густо.
      – Особенно если сравнивать с роскошью вашего номера в отеле «Маджестик». – Она встала перед ним, скрестив на груди руки.
      Он прошел через гостиную и, распахнув дверь в спальню, внимательно оглядел незастеленную кровать с единственной подушкой, скатанный спальный мешок и сумку с туалетными принадлежностями.
      – Похоже, вы уезжали в большой спешке. – Он обернулся к ней. – От чего вы бежите?
      – По-моему, это я вас интервьюирую, а это не даёт вам права задавать вопросы мне. – После паузы она продолжила: – А теперь, пожалуйста, скажите, что вам нужно, и уходите. Я должна распаковать вещи.
      – Это может подождать. – Он поднял с кровати ее сумку. – Полагаю, здесь есть зубная щетка и смена белья? – добавил он и направился к двери.
      – Что, черт возьми, вы делаете?
      – Я пришел сказать, что сдал свой номер в отеле.
      – Но вы не могли так поступить!
      – Дело сделано. Я больше ни минуты не мог оставаться среди этого бездушного великолепия. Моя машина внизу, и я уезжаю домой.
      – Вы хотите сказать, что возвращаетесь в свое бунгало?
      – Нет, бунгало было временным пристанищем. И к тому же вернулся мой крестный. Я благодарен ему за то, что он разрешил мне пожить в его доме, но теперь ему нужен покой. Разве вы не помните? У меня есть свой дом.
      – А как же интервью?
      – Если вы хотите его закончить, вам придется поехать со мной. – Он моментально пресек ее возражения: – Я уладил все с Клайвом Трентом. И я гарантирую, что в моем доме вам будет более уютно, чем здесь.
      – У меня даже не было возможности устроиться.
      – Когда мы с вами закончим, – пожал он плечами, – у вас будет на это сколько угодно времени. Ну что? Вы идете?
      «Сколько угодно времени».
      Лиз вдруг представила, каким оно будет – серым, пустым и одиноким. Что-то внутри ее болезненно сжалось.
      – Вы не оставили мне выбора. – Поколебавшись, она спросила: – А сколько спален в вашем доме?
      Ни один мускул не дрогнул на его лице.
      – Нам хватит.
      Она схватила свой блокнот, диктофон и, надев плащ, последовала за Джудом.
      – Не понимаю, как Клайв на это согласился, – потрясение произнесла она, пока он заводил мотор.
      – У него тоже не было выбора. Я сказал ему, что отель действует на меня… угнетающе. И на вас тоже. И поэтому у нас не получается интервью. – Джуд искоса взглянул на нее. – Ведь это правда?
      – Да, – согласилась она. – Но признайтесь, дело не только в отеле. Если вы не захотите раскрыться, смена обстановки вам не поможет. Зачем вы вообще дали согласие на это интервью, если вы – и это абсолютно ясно – не хотите ничего рассказывать?
      – Я думал, что это сможет помочь. – Но не помогает.
      – Нет. Мешают другие факторы.
      Лиз вдруг поняла, что он, должно быть, имеет в виду Микаэлу. Она поспешила сменить тему:
      – Вы предупредили своего крестного, что к нему может явиться Дункан Уайт, чтобы что-нибудь о вас разнюхать?
      – Тогда ему придется иметь дело с Рубеном. Мне кажется, он ему не понравился: он ни разу ему не улыбнулся.
      – А, значит, мне повезло. Разрешено ли мне будет поинтересоваться, куда мы едем?
      – В местечко, которое называется Уиллоуфорд. Я абсолютно убежден, что вы никогда о нем не слышали.
      – Судя по названию, это не на побережье.
      – Да, это в нескольких милях от моря. Маленькое тихое местечко. Надеюсь, местные жители простили меня за то, что им пришлось выдержать осаду репортеров.
      – А как вы об этом узнаете?
      – Отопление будет включено, а холодильник полон.
      – У вас есть ангел-хранитель?
      – Да, Мойра – моя ближайшая соседка.
      – О, – только и могла сказать Лиз.
      – Мы договорились оказывать друг другу услуги. У Мойры артрит, а покойный муж почти ничего ей не оставил. Поэтому, когда я живу дома, я колю ей дрова и чиню, если что надо.
      – Что ж, это по-честному.
      – Все дело в том, что я редко бываю дома.
      Они помолчали.
      – Если вы не возражаете, – начала Лиз, – мне бы хотелось вернуться к самому началу.
      – К тому моменту, когда я вытащил вас из моря? – Он бросил на нее вопросительный взгляд.
      – Нет, я имею в виду начало нашего интервью. – Она почувствовала, как зарделись ее щеки. – Только это имеет значение, а обо всем остальном следует забыть. Считайте, что ничего не было. Мы с вами общаемся на профессиональном уровне.
      – Вы считаете, что это возможно? – вежливо осведомился он.
      – Я считаю, что это единственно возможный путь. Я бы даже сказала – единственно существенный.
      – То есть мы встретились как незнакомые люди, – задумчиво произнес он. – Никаких небылиц, никакого вранья?
      – Именно так.
      – Согласен. Так и поступим. Однако не могли бы мы отложить этот новый стиль интервьюирования до того, как приедем домой? Мне необходимо сконцентрировать внимание на дороге.
      Лиз молча кивнула.
      «А что будет потом?..» – подумала она, отчаянно стараясь подавить в себе тяжелое чувство утраты.
      Он ни словом не обмолвился об их отношениях в будущем. Хотя полный разрыв – это лучше всего. После того как она закончит свое интервью, у них не будет повода для дальнейших встреч.
      Она взглянула на него украдкой, но он упрямо смотрел на дорогу, а когда заговорил, то только для того, чтобы спросить, не хочет ли она посмотреть, какие у него есть диски, и послушать музыку. Она выбрала фортепьянную музыку и погрузилась в свои невеселые мысли.
      В конце концов она, наверное, задремала, потому что вдруг почувствовала, что машина еле ползет.
      – Где мы находимся? – встрепенулась она.
      – Почти приехали. Как раз пересекаем брод.
      Лиз посмотрела в окно и увидела, что внизу блестит вода.
      – Значит, здесь действительно есть брод? А ивы тоже есть?
      – Да, здесь есть все, что только сердце пожелает.
      Они свернули в длинный узкий переулок, освещенный лишь светом из-за задернутых занавесками окон.
      В конце переулка Джуд остановил машину перед высокой изгородью из бука.
      Лиз медленно спустилась на землю, потягиваясь и расправляя затекшие мышцы. Было уже довольно темно, и она ничего не видела, кроме очертаний большого коттеджа.
      – Осторожнее, – предупредил Джуд, когда она споткнулась о гравий дорожки, и взял ее под руку.
      От его прикосновения у нее перехватило дыхание.
      – Как вы обходитесь без уличных фонарей? – спросила она, когда к ней вернулся дар речи.
      – Легко. У нас глаза как у кошек.
      Он отпер дверь и зажег верхний свет. Лиз вошла следом за ним и очутилась в просторном холле, пол которого был выложен каменными плитами. Слева были две двери, справа наверх вела изящная деревянная лестница.
      Джуд поставил ее сумку на пол и открыл одну из дверей. Он и здесь зажег свет, и Лиз огляделась. Это была большая уютная комната с красивым камином, по обе стороны которого стояли глубокие мягкие кресла, обитые дорогой тканью. Буфет и сервировочный столик были явно антикварными.
      – Как… красиво!
      – А вы чего ожидали? Камышовые циновки на полу и гамак?
      – Да, что-то в этом роде.
      – Мне нужно было место, куда бы мне хотелось возвращаться. – Он смотрел мимо нее, его взгляд был устремлен куда-то вдаль. – В плохие времена этот дом был для меня как путеводная звезда.
      Он впервые позволил ей заглянуть в свой внутренний мир. Совсем немного, но все же это могло стать началом.
      Он показал на двойные деревянные двери:
      – Эти двери ведут в столовую, а кухня находится по другую сторону холла. Я покажу вам, что у меня на втором этаже, а потом посмотрим, что Мойра оставила нам на ужин.
      Лиз пошла за ним на второй этаж, задержавшись взглядом на отполированных перилах лестницы. Возможно, он действительно очень давно здесь не был, но дом содержался в идеальном порядке, и всюду чувствовался запах натертых воском полов.
      Неудивительно, что он не одобрил спартанский вид ее новой квартиры и возненавидел безликую роскошь отеля, если его ждала такая красота.
      – Вы будете спать здесь. – Он открыл одну из дверей. – Рядом со спальней есть душ. – Он поставил ее сумку на кровать, застеленную зеленым покрывалом. – Я сейчас принесу вам полотенца.
      Лиз осмотрела спальню, отмечая полное отсутствие беспорядка, свойственного женщинам, затем подошла к встроенному шкафу и, заглянув внутрь, обнаружила рубашки, джинсы, белье, а на вешалках – пару костюмов.
      На столике возле кровати лежали какие-то книги. Среди них – «Записки о маленьком острове» Билла Брайсона и «Отверженные» Гюго на французском языке.
      – Это ваша комната, да? – спросила Лиз, когда Джуд вернулся с полотенцами.
      – Пока вы здесь – ваша. – Он положил полотенца рядом с сумкой.
      – Но это неправильно. Вы ведь даже не хотите, чтобы я вообще находилась здесь. Не могу же я вас выгнать из вашей собственной постели!
      – И что вы предлагаете? – Он явно насмехался. – Чтобы мы спали в ней вместе?
      – Конечно, нет. – Она не могла себе простить, что покраснела как девчонка, и только надеялась, что он этого не заметит.
      – Я так и думал. В любом случае это не предмет для обсуждения. – Он отвернулся и добавил: – Пойду готовить ужин. А вы спускайтесь, когда будете готовы.
      «Но я не готова, – подумала Лиз, умываясь и причесываясь. – Ни к чему не готова. Особенно к тому, чтобы спать в его постели и вообще в его комнате среди его вещей. И при этом знать, что он где-то совсем рядом – а может, и за тысячу миль отсюда».
      Она задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале – бледное лицо, темные круги под глазами – и медленно пошла вниз.
      Из кухни доносились восхитительные ароматы. Она приоткрыла дверь и увидела Джуда, стоявшего у плиты и что-то помешивающего в кастрюле.
      – Мойра оставила мне овощной суп, – пояснил он не оборачиваясь, – тушеное мясо и свежий хлеб.
      У него что, есть глаза на затылке?
      – А она не будет против, если вы накормите одну из презираемых ею журналисток? – Лиз села за чисто выскобленный сосновый стол.
      – Во искупление мне придется наколоть ей побольше дров. – Джуд разлил суп в керамические миски и поставил их на стол.
      – Думаю, вам придется здорово потрудиться. – Лиз попробовала суп. – М-м-м… как вкусно! – Она оглядела большой буфет с отмытой до блеска посудой, сверкающую плиту, и раковину, и ряд деревянных шкафчиков, покрытых керамической плиткой. – Неужели она и убирает у вас?
      – Нет. Мы с ней оплачиваем пополам некую изумительную Дорис, а ее муж Альф следит за нашими садиками.
      – Чудно! Вы неплохо организовали свою жизнь.
      Он удивленно посмотрел на нее и пробурчал:
      – Мы с вами прекрасно знаем, что это не так.
      – А ваши родители в курсе, что вы вернулись?
      – Я им только что позвонил. И объяснил, что не смогу навестить их в ближайшие два-три дня.
      – Они, должно быть, очень за вас беспокоились, зная, в какой вы опасности?
      – Давайте говорить только обо мне, Бет. Не приплетайте сюда мою семью. – Тон его голоса был мягким, но не терпящим возражений.
      Лиз опустила глаза. Да, нелегко ей здесь придется. Лиз съела суп и большую порцию мяса и в притворном ужасе подняла руки, отказываясь от сыра и фруктов.
      – В таком случае, – заявил Джуд, убирая со стола, – я принесу кофе в гостиную, и мы сможем начать. Ни вы, ни я не хотим, чтобы интервью тянулось бесконечно, ведь так?
      – Да. – И быстро добавила: – Пойду принесу блокнот и диктофон.
      У себя в комнате она достала из сумки блокнот, набор любимых ручек и миниатюрный диктофон. С минуту она держала его в руках, потом сунула обратно в сумку и спустилась в гостиную.
      Поднос с кофе стоял на низком столике между двумя диванами, и Джуд уже наполнял чашки. Лиз заняла место напротив него, взяла из его рук чашку с кофе и коротко поблагодарила.
      – Сливки? – Он протянул ей молочник.
      Она покачала головой:
      – Я предпочитаю черный. Он помогает мне не расслабляться и быть начеку.
      Увидев, что она открывает блокнот, Джуд удивился:
      – Вы не будете записывать на диктофон?
      – Мне кажется, без него нам будет легче. – Она начала раскладывать ручки, не поднимая на него глаз. – Возможно, именно из-за него у нас ничего не получилось в отеле. Это было слишком формально. Я подумала, может быть, мы просто поговорим обо всем как друзья.
      – Не думаю, что это возможно, – после паузы ответил он. – Уже не получится. Слишком многое изменилось.
      У нее сжалось сердце, но она постаралась не показывать, что его ответ ее огорчил.
      – Что ж, может, бы и правы, но давайте все же попробуем. Я, конечно, дам вам потом прочесть все, что написала.
      – Разумеется. С чего вы хотели бы начать?
      – Предлагаю опять вернуться к самому началу. – Подвернув под себя ноги и откинувшись на спинку дивана, Лиз устроилась поудобнее. Вечер предстоял длинный, так почему бы ей не расслабиться. – Почему для этих переговоров выбрали именно вас?
      – Потому что я уже бывал несколько раз в Эль-Кристобале. У меня были контакты с обеими противоборствующими сторонами, хотя оппозиционеры были больше готовы к переговорам. – Выражение его лица оставалось бесстрастным. – Я предполагал, что кому-нибудь поручат заключить со мной сделку относительно освобождения Доулиша, и считал, что дело окажется довольно легким.
      Голос Джуда был монотонным, взгляд – отрешенным.
      – Но когда я приехал в столицу, никто ничего не знал и потому не мог предложить мне хоть какую-либо помощь. Создавалось впечатление, что похищение совершила какая-то никому не известная организация, действующая якобы от имени лидера мятежников Ксавьера. В столице было неспокойно, тревожно… Все понимали, что похищение – результат бессмысленной ярости, которая могла нанести урон делу, и клялись, что Ксавьер никогда бы не дал команду на подобную акцию.
      Джуд покачал головой.
      – Мне надо было бы тогда повернуться и уехать. Я доверял этим людям, их интуиции. Если они говорили, что дело подозрительное, мне следовало им поверить.
      – И одной из них была Микаэла? – Лиз даже сама удивилась, каким ровным был ее голос.
      – Да. Она хотела, чтобы я все бросил и уехал, но те, кто похитил Доулиша, грозились убить его, если не будет выплачен выкуп. Я сказал себе, что мне поручено дело и я не могу просто так взять и не выполнить его. Бросить Доулиша.
      – Да, это мне понятно.
      – Но это было еще не все. Если бы я смог выполнить свою миссию, это бы повысило престиж пославшей меня организации. К тому же я и сам хотел остаться и победить. Поэтому, когда эта группа наконец пошла на контакт, я решил действовать. Микаэла понимала, что я рискую, и заручилась поддержкой местных партизан. А потом, в последний момент, когда уже было поздно что-либо менять, я узнал, что она пойдет с нами.
      – Как вы думаете, почему она на это решилась? Кроме того, что она хотела быть с вами?
      – Она сказала, что должна увидеть своими глазами, кто были эти люди и можно ли иметь с ними дело. Я предположил, что Ксавьер просто нанял дополнительные силы, но она набросилась на меня чуть ли не с кулаками. В первый раз мы с ней были готовы поссориться. Она все время повторяла: «Он этого никогда не сделает».
      Опустив глаза, Лиз уставилась на чистый лист бумаги.
      – В результате все обернулось трагедией, – с горечью произнес он. – Начало было плохим, а продолжение – еще хуже. Нервы у всех были на пределе, а дорога просто ужасной. Через пару часов нам пришлось бросить джипы и идти пешком. – На щеке Джуда заходили желваки. – И тогда они на нас напали…
      – Без всякого предупреждения?
      – Вдруг стало очень тихо. Даже птицы умолкли. А потом прогремел выстрел, и я увидел, как упал наш проводник. Дальше все произошло как при замедленной съемке. Они вышли из джунглей с обеих сторон, все в камуфляжной форме, и наставили на нас автоматы. Микаэла шла сзади. Я мог только крикнуть: «Беги!» Она побежала, но пуля настигла ее, и я увидел, как она упала. Двое парней, что были с ней рядом, тоже были сражены наповал.
      Голос Джуда стал хриплым, напряженным.
      – А потом они меня схватили и надели на голову мешок. Пока меня уводили, я слышал выстрелы и крики раненых. И вдруг опять наступила тишина – страшная тишина.
      На лбу Джуда выступила испарина. Он закрыл лицо руками.
      Лиз сидела окаменев. Вот это ей и было нужно – эмоции, которых не было до сих пор. Но почему это не доставляет ей удовлетворения? Почему она чувствует себя так, словно вторгается туда, куда нельзя вторгаться?
      Она с трудом сдерживалась, чтобы не броситься к нему, не прижать его голову к своей груди и не утешить его.
      Минуты тянулись бесконечно. Наконец он выпрямился. Даже под загаром было видно, как он бледен, но лицо его было спокойным.
      Интуиция подсказала ей, что надо продолжать задавать следующий вопрос.
      – И Ксавьер все это допустил? Почему?
      – Я сам все время себя об этом спрашивал. Но единственное, что приходило мне в голову, так это то, что он устал разыгрывать из себя великого благородного вождя сопротивления и решил, что можно добиться большего, если стать таким же жестоким и продажным, как Моралес. И тогда я понял, что это я виноват в смерти Микаэлы и многих храбрых воинов. – Он ударил кулаком в ладонь другой руки. – Я не хотел их слушать. А их всех хладнокровно расстреляли лишь потому, что я поставил себе целью вызволить Доулиша из плена живым и невредимым.
      – Но вы ведь вызволили его? Это у вас получилось!
      – Нет.
      – Но если бы не вы, его бы тоже расстреляли. Еще одной загубленной жизнью стало бы больше.
      – Эти аргументы я и сам себе приводил. Но они не помогали. К тому же я давно понял, что Льюис Доулиш не стоит таких жертв.
      – Но… он делает много добра… по-своему, я так думаю.
      – Значит, и вы его не любите?
      Она пожала плечами:
      – Мое отношение к нему двойственно. Для того чтобы по-настоящему его не любить, я недостаточно его знаю. С другой стороны, я думаю, что есть люди, которые делают не меньше, но не купаются в лучах славы, как он. А его имя, когда его взяли в заложники, снова замелькало в заголовках газет. – Поколебавшись, она добавила: – Вам известно, что на телевидении собираются делать о нем передачу?
      – Меня даже пригласили принять в ней участие, – брезгливо скривился Джуд.
      – И вы согласились?
      – Это будет зависеть от нескольких факторов. Я пока еще не решил. – Он встал. – Не хотите немного бренди?
      – Нет. Я хочу, чтобы голова оставалась ясной.
      – Вот это деловой подход, – насмешливо фыркнул он, наливая себе кофе.
      – По-моему, мы именно об этом и договаривались.
      – Нет, я сказал, что мы не можем работать как друзья.
      – Не вижу причины, почему это невозможно.
      – Это доказывает только то, что у вас плохая память, моя прекрасная Бет. – Он снова сел напротив нее, заставив посмотреть ему в глаза и почувствовать, что совершенно другие эмоции вдруг передались от него к ней. – А вот я, напротив, не забыл ничего. Я помню тепло вашей кожи, ваш запах… и вкус.
      – Не надо…
      – Почему? Вы тоже начали вспоминать?
      – Нет. Вы… вы поступаете нечестно.
      – При чем тут честность? Или нечестность? Или даже порядочность? Иногда на тебя что-то находит средь бела дня или ночью, чему ты не можешь противиться. И не говорите мне, что с вами такого не случалось. Мы почувствовали это уже при нашей первой встрече у моря.
      Внутри у Лиз все дрожало. Но ей удалось совладать с собой, и она сказала ровным голосом:
      – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать это. Нельзя ли вернуться к нашему интервью, пожалуйста?
      Она сразу же поняла, что последнее слово было лишним: уж слишком оно было похоже на мольбу. Джуд это понял и усмехнулся:
      – По-моему, сегодня мы поработали достаточно. И у меня есть свои вопросы, на которые я хотел бы получить ответы.
      Он встал и, обойдя столик, рывком поднял ее с дивана. Он так крепко прижал ее к себе, что она услышала громкое биение его сердца.
      – Вы не выпили бренди, – в отчаянии пробормотала она.
      – Я предпочитаю другое стимулирующее средство. – Его взгляд остановился на ее дрожащих полуоткрытых губах.
      – Джуд… мы не за этим сюда приехали.
      – Неужели? – Его руки скользнули по бугоркам сосков, по талии, по округлостям бедер, вызывая в ней мучительный трепет.
      Он наклонил голову, чуть коснувшись ее губ.
      – Тогда скажи мне, что ты этого не хочешь. Что ты не хочешь меня.
      Она знала, что это безумие. Сегодня вечером он встретился с демонами из своего прошлого, а теперь собирается с ее помощью их изгнать. Поэтому ей надо сейчас же вырваться, подняться наверх в свою комнату и лечь одной в огромную холодную постель…
      – Скажи же, Бет, – шептал он. – Скажи одно слово, и я тебе поверю.
      Она услышала свой тихий, дрожащий голос:
      – Я не могу…
      А потом не было ничего, кроме жаркой, трепещущей тишины.

      Прерывистое, хриплое, почти неистовое дыхание. Шуршание торопливо срываемой одежды.
      Его руки. Ее губы. Прикосновение обнаженных тел.
      Потом мягкость ковра под спиной, а над ней Джуд, его сильная плоть. Он входит в нее и заполняет ее целиком. Заставляет ее стонать и требовать еще и еще. И как можно больше.
      Она прижималась к нему, обняв его руками и ногами, отдаваясь ему со всей неистовостью страсти. И Джуд брал то, что она ему предлагала, но ему и этого было мало. Его мощное тело безжалостно гнало их все дальше и дальше, к самому краю темной бездны.
      Лиз вскрикнула от невероятного наслаждения и не узнала собственного голоса. Только почувствовала, как содрогнулось тело Джуда, когда и он достиг вершины.
      Потом Лиз казалось, что она куда-то плывет и что ее удерживают только его руки. Она подставляла губы для поцелуев, забыв обо всем, кроме того наслаждения, которое они оба только что испытали.
      – Я хочу, чтобы ты знала: я это заранее не планировал, – наконец признался он.
      – Ты жалеешь, что это случилось?
      – Нет. Я никогда об этом не пожалел бы. Но существует многое другое… тени прошлого… с которыми мне надо сначала покончить.
      – Понимаю.
      Лиз немного подвинулась и посмотрела на крошечные голубые язычки пламени, лизавшие дрова в камине. Она знала, что он имеет в виду Микаэлу, и ей вдруг стало холодно.
      Он это сразу заметил.
      – Ты замерзла?
      – А ты как думаешь? – Она чуть улыбнулась, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.
      – Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду. Но мне кажется, что нам будет удобнее в постели.
      – Может быть. – Она чуть-чуть к нему придвинулась. – При условии, что это будет одна постель на двоих.
      – А ты в этом сомневалась?
      – Я не совсем была уверена, скажем так. Все так быстро меняется…
      – Одно не изменится никогда, – тихо прошептал он. – Ты нужна мне, Бет. Встреча с тобой вернула меня к жизни, и я всегда буду тебе благодарен.
      – Мне нравится твой способ возврата долгов. – Она провела пальцами по его мускулистому плечу.
      Он схватил ее пальцы и поднес к губам.
      – И когда вы рассчитываете получить следующий взнос, мэм?
      – Может быть, нам лучше начать переговоры наверху?
      – И как можно скорее. – Джуд сел и откинул со лба влажные волосы. – Но пожалуй, сначала надо забрать все наши вещи, – проговорил он, вставая. – У Мойры есть свой ключ, и я не хочу, чтобы она испытала шок, если вдруг ей захочется меня навестить.
      – Правильно. К тому же может наступить момент, когда нам все же придется во что-то одеться.
      – Это в отдаленном будущем, я думаю. – Он с любовью посмотрел на распростертую на ковре Лиз. – Эту картину я не забуду никогда. Ты так… так прекрасна.
      – И ты… ты тоже, – прошептала она и протянула к нему руки.
      Он поднял ее и, заключив в объятия, поцеловал в теплые губы..
      Их следующая близость была не такой яростной, как первая. Не такой дикой. Они медленно и осторожно изучали друг друга.
      – Я так сильно тебя хочу, что боюсь причинить тебе боль, – признался он смущенно.
      – Не беспокойся. Такого не может быть никогда.
      Но на самом деле она знала, что это не так. Даже одно его слово может разбить ее сердце на мелкие кусочки. А вернее сказать, отсутствие тех слов, которые она так хотела от него услышать. Слов, которых ей не хватало.
      Он говорил, что она нужна ему, что он ее хочет, но ни разу не сказал, что любит. Может, еще слишком рано, а она слишком нетерпелива?
      – Ты хочешь спать?
      – Думаю, это не помешает. Завтра нам предстоит работа. Ты ведь заметил, что сегодня я была мало похожа на профессионала?
      – Ты хочешь сказать, что не сумела меня обработать и я не открыл тебе все свои тайны?
      – Я не знала, что у тебя еще остались тайны.
      – У каждого человека есть что-то, о чем он никому не рассказывает. То, в чем он не хочет признаться даже самому себе.
      – Я уже догадалась, что это, – сонным голосом сказала Лиз, прижавшись щекой к его плечу. – Ты хочешь скрыть тот факт, что совершил подвиг. Что ты герой.
      Она почувствовала, как он напрягся.
      – Если бы это было правдой… Это могло бы оправдать то, что произошло. Но в том, что случилось в джунглях Эль-Кристобаля, не было никакого героизма.
      – А что же тогда? – У нее закрывались глаза.
      Она с трудом заставляла себя сосредоточиться на том, что он говорил.
      – А об этом, сладкая моя, – он поцеловал ее, – я уже очень давно размышляю. А теперь спи. Завтра поговорим.
      Лиз спала крепко, без снов и проснулась лишь тогда, когда бледный солнечный свет начал пробиваться сквозь занавески. Джуда рядом с ней не было.
      Может быть, он спустился вниз, чтобы приготовить кофе, подумала она, с наслаждением потягиваясь. Но минуты проходили, а он не появлялся, и из кухни не доносился звон посуды.
      Лиз откинула одеяло и спустила ноги на пол. Вчерашняя рубашка Джуда висела на стуле. Она надела ее и застегнула на все пуговицы, чтобы выглядеть прилично.
      Сначала она зашла на кухню, но Джуда там не оказалось. Не видно было и каких-либо приготовлений к завтраку. Лиз налила воды в чайник и поставила его на газ.
      Дверь в гостиную была закрыта, но оттуда доносились голоса. Лиз сначала решила, что это какой-то посетитель, но, взглянув на часы, поняла, что для визитов еще слишком рано.
      Господи, да он смотрит телевизор в такую рань!
      Она распахнула дверь, приготовившись сказать что-то шутливое по поводу плохого обслуживания в номерах, и остановилась как вкопанная.
      Для шуток момент был явно неподходящим. По телевизору передавали какое-то срочное сообщение. Джуд сидел на краешке дивана в напряженной позе и слушал слова диктора.
      Лиз увидела на экране дым, груды камней и услышала пулеметные очереди.
      – Сообщения из столицы Эль-Кристобаля не позволяют делать окончательных выводов, – говорил диктор, – но стало известно, что крупные силы повстанцев захватили радиостанцию и телевидение. Переворот возглавляет профессор Руй Доминго, бывший вице-президент. Хулио Моралес, диктатор, удерживавший власть в этой южноамериканской стране в течение последних шести лет, находится под домашним арестом. Ворота всех тюрем открыты. Объявлена всеобщая амнистия для политзаключенных.
      – Когда это все случилось? – спросила Лиз. – И как ты вообще об этом узнал?
      – Твой редактор Клайв позвонил и сказал, что об этом будут передавать по спутниковому телевидению. – Джуд на нее даже не посмотрел. Его голос звучал отрывисто. – Он хочет, чтобы ты закончила интервью и передала ему сегодня же.
      – Да. Да, конечно.
      Она поняла, что эти новости вернули Джуда в прошлое, напомнили ему о ночных кошмарах. Ей хотелось подойти к нему, сесть рядом и дотронуться до его лица, до его рук и вывести его из этой напряженной неподвижности. Но она не могла сдвинуться с места, на сердце у нее словно лег камень. Она все ждала, когда же он повернется к ней, притянет ее к себе. Но он не отрываясь смотрел на экран.
      Картинка поменялась, и она увидела Льюиса Доулиша.
      «Каждый, кто верит в свободу, – вещал он, – должен радоваться новостям из Эль-Кристобаля. – Доулиш выглядел изможденным. – Зная не понаслышке о зверствах режима Моралеса, лично я почувствовал облегчение, услышав, что этот человек получил по заслугам».
      – Аминь, – тихо прошептал Джуд.
      – Но это же хорошая новость, – так же тихо сказала Лиз. – Не правда ли?
      – Конечно, кончится все хорошо.
      – Тогда… в чем же дело?
      – Как раз перед тем, как ты вошла, я увидел человека около президентского дворца. Человека, которого я видел всего лишь раз, да и то мельком. – После паузы он добавил: – Теперь я знаю, как выглядит Ксавьер.
      – Тот человек, который похитил тебя и Доулиша? Джуд, кто он?
      – Новый президент Эль-Кристобаля – Руй Доминго.
      – Ты в этом уверен?
      – Об этом говорили в новостях. Тихий интеллектуал, который на деле оказался вожаком партизан.
      – О Господи, значит, Эль-Кристобаль перешел из рук одного коррумпированного диктатора в руки другого. – Лиз провела языком по пересохшим губам. – Что ты собираешься делать?
      – Сначала я собираюсь закончить интервью, а потом сразу же поеду в Лондон и выступлю по телевидению. Только что звонили из телекомпании твоего бывшего дружка. Они намерены выпустить свою передачу «Из первых рук» в живом эфире сегодня вечером. Мы с Доулишем должны будем обменяться мнениями относительно прошлых событий. Рассказать, как на самом деле было организовано наше похищение.
      Ей хотелось крикнуть: «А как же мы?» Неужели их только-только наладившиеся отношения будут сметены ураганом политических событий? Видимо, так. И это отравляло ей жизнь.
      Но она взяла себя в руки и спросила:
      – Ты не знал… кем в действительности был Ксавьер?
      – У меня были смутные подозрения. Но я старался себя убедить, что такого не может быть по разным причинам. Но теперь все наконец встало на свои места.
      Лиз улыбнулась:
      – Новый президент наверняка жалеет, что не приказал тебя убить, когда у него был шанс это сделать.
      – Думаю, что очень многие будут об этом жалеть еще до того, как закончится сегодняшний день.
      То, что она услышала в его голосе – категоричность и жестокость, – заставило ее содрогнуться. Джуд встал и затянул пояс махрового халата.
      – Я приготовлю кофе.
      – Не надо. Я сама. А потом мы продолжим интервью. Постарайся наконец избавиться от призраков прошлого.
      – Но не от всех. – Его губы упрямо сжались.
      – Конечно, нет.
      Лиз вышла, закрыв за собой дверь. Остановившись в холле, она глубоко вдохнула. Она примет душ, оденется, а потом сварит кофе и поджарит тосты. После завтрака они будут работать. Она снова станет всего лишь сторонним наблюдателем – беспристрастным профессионалом.
      «Я люблю его, – с горечью призналась она себе. – А для него это просто эпизод, который его утешает и помогает забыть прошлое. Жизнь продолжается, но для меня все кончено. Останутся только мои воспоминания».
      – Я уже почти потерял надежду, – говорил Джуд. Они снова сидели друг против друга в гостиной, и Лиз включила свой диктофон. – Во время прогулок я прикидывал, каким образом можно сбежать. Но за мной слишком пристально наблюдали. И у меня не было возможности контактировать с Доулишем, хотя его держали в соседней хижине. Я пытался связаться с ним с помощью азбуки Морзе, используя свою миску для еды, и громко пел по-французски, но не получал никакого ответа. Я даже пытался просто его позвать, но охранники тут же пресекали мои попытки.
      – Тебе было известно, что его избивают. Тебе не приходило в голову, что он уже может быть мертв?
      – Приходило.
      – И что они и тебя могут убить?
      – Об этом я думал очень часто. Я знал, что даже если выкуп будет выплачен, они могут нас не отпустить. А потом как гром среди ясного неба все круто изменилось. Старая охрана была заменена новыми людьми. Человек, который отвечал за меня, не перестал быть жестоким, но в то же время было ясно, что ему эти перемены не нравятся. А если человек сомневается, он уязвим – с ним можно договориться.
      – И ты уговорил его помочь вам? Но как?
      – Я пообещал ему такие деньги, каких он сроду не видывал. Даже крошечная часть выкупа, которая выпадет на его долю, была для него целым состоянием. Я убедил его, что стоит рискнуть.
      – Как его звали?
      – Диего. Диего Ароза. Когда-то он был сторонником Моралеса и сожалел, что перешел в оппозицию. Он, видимо, решил, что, помогая мне, вернет себе доверие существующего режима. Впервые мне удалось передать сообщение Доулишу и предупредить его, чтобы он был наготове. Мне оставалось только надеяться, что он будет в состоянии бежать со мной. В лагере ожидался приезд какого-то важного начальника – одного из тех, кому не нравилось, что процесс выкупа слишком затянулся, и он решил принять решительные меры, чтобы ускорить его.
      – Меры против тебя?
      – Ароза был твердо в этом уверен. Он сказал мне: «Если вы хотите жить, сеньор, вам надо бежать, и поскорее. Ксавьер страшно зол и велит застрелить вас, чтобы заставить друзей того седого сеньора платить».
      – А каким образом планировался твой побег?
      – В честь приезда Ксавьера устраивался большой прием, как бывало раньше, – много выпивки, много бахвальства и пальба из всех ружей. Ароза взялся устроить так, чтобы по периметру лагеря не было охраны.
      – Он же страшно рисковал! А мог и предать тебя, – разволновалась Лиз.
      – Но тогда ему бы не заплатили. Ему было выгодно сделать так, чтобы мы благополучно добрались до города и до нашего посольства. К тому же он должен был бежать вместе с нами. – Джуд немного помолчал. – Они привезли с собой женщин. Весь лагерь был освещен, словно рождественская елка. Громкое пение, крики и визг женщин разносились по всему лагерю. Мы воспользовались этим и выбрались на свободу.
      – Как?! Неужели это было так просто?
      – Сработало как часы. Если не считать Доулиша, который был на грани потери сознания. Арозе пришлось нести его на руках практически всю дорогу до джипа.
      – Джипа? – встрепенулась Лиз. – У него был наготове джип? Просто не верится.
      – Он очень хотел заработать эти деньги. И наверняка надеялся даже на прибавку.
      – Что-то я не понимаю, – всплеснула руками Лиз. – Можно было предположить, что они удвоят охрану, а не позволят напиться оставшимся и дать вам уйти.
      – В то время я был слишком благодарен судьбе, чтобы задуматься над этим. Реальное положение вещей я осознал позже. Вот почему мне было необходимо скрыться – побыть одному и во всем разобраться.
      – Что ты сейчас и сделал?
      – Переворот все поставил на свои места. Обнаружились недостающие звенья.
      Наконец он посмотрел на часы.
      – Ты не хочешь вернуться вместе со мной в Лондон? Наверное, тебе удобнее написать свою статью в офисе.
      «Я бы и здесь могла написать, – подумала она. – А потом отослать по электронной почте. И ждать тебя здесь, когда ты вернешься. Но ты этого не хочешь, не так ли? Желаешь подвести черту под той частью твоей жизни, в которой была я. И мне придется это принять и уехать. Я не должна просить. Не должна умолять. Потому что и мне надо как-то жить дальше, но мне потребуются все мои силы, чтобы уйти с достоинством…»
      Ей удалось улыбнуться.
      – Сейчас соберу вещи. – Она глянула на темный экран телевизора. – Интересно, есть еще какие-нибудь новости?
      – Думаю, все то же. Но если хочешь, посмотри.
      Лиз нашла спутниковый канал. Перед ликующей толпой, одетой в камуфляжные куртки и размахивающей автоматами, стоял корреспондент.
      – Ветер перемен дует в Эль-Кристобале, – говорил он. – За последний час из секретных военных казарм в пригороде столицы освобождена очередная группа заключенных, среди них – одна женщина.
      На экране появилась группа изможденных небритых мужчин. Камера остановилась на стоящей среди них девушке с длинными, ниспадавшими на плечи черными волосами и гордо вздернутым подбородком.
      – Как вы себя чувствуете на свободе? – спросил кто-то девушку.
      – Свобода только начинается. – Миндалевидные глаза смотрели с вызовом. – Впереди у нас еще долгий путь.
      Только сейчас Лиз заметила, что Джуд стоит рядом, побледнев и застыв словно статуя.
      – В чем дело? Кто это?
      – Не может быть, – прохрипел он. – Этого не может быть. Это галлюцинация.
      Лиз пыталась заговорить, но имя, которое застряло у нее в голове, никак не хотело сходить с губ.
      И тут зазвонил телефон и развеял странные чары, окутавшие их.
      Чертыхнувшись, Джуд схватил трубку:
      – Да? – Послушав, о чем ему говорили, он произнес: – Надеюсь, новость хорошая?
      Лиз видела, как меняется его лицо – сначала оно было хмурое, потом на нем появилось недоверие и недоумение, которые наконец магическим образом превратились в невероятную нежность.
      – Микаэла? О Господи, неужели это ты? – Джуд неуверенно улыбнулся. – Это похоже на чудо. Где ты, дорогая? – И он разразился длинной тирадой на испанском языке.
      Чуть ли не теряя сознание, Лиз собрала блокнот, ручки и диктофон и засунула все это в сумку.
      Он же думал, что она умерла, а теперь знает, что ошибся. И это все меняет. Какие бы чувства он к ней ни испытывал раньше, теперь они будут другими. Джуд, должно быть, был первым человеком, которому Микаэла захотела позвонить.
      «У них было общее прошлое, – думала Лиз, поднимаясь по лестнице. – А теперь и будущее. И мне надо научиться с этим жить».
      Всю дорогу до Лондона они ехали молча. Джуд пребывал в глубокой задумчивости. Его профиль, на который Лиз исподтишка бросала взгляды, был словно высечен из гранита. Ей тоже было о чем поразмышлять.
      Спустившись вниз с вещами, она не стала больше задавать вопросов Джуду, да и он, очевидно, не был в настроении продолжать свой рассказ. Возможно, это к лучшему. Ей и без того было очень плохо.
      Всего несколько часов назад они лежали в объятиях друг друга, испытывая восхитительную близость. Теперь они стали чужими, между ними образовалась вежливая пустота.
      Снова позвонил Клайв, чтобы предупредить о том, что журналисты из конкурирующих газет скоро нагрянут в Уиллоуфорд.
      – Извини за вопрос, – сказала Лиз, когда Джуд запирал дом, – что ты будешь делать? Вернешься в отель?
      – На какое-то время, – с отсутствующим видом ответил он, засовывая сумки в багажник. – Сейчас мне необходимо собраться с мыслями. Однако я предупрежу Клайва, где он сможет меня найти хотя бы в последующие два-три дня.
      – Полагаю, что потом ты вернешься в Эль-Кристобаль?
      – Почти наверняка.
      – А ты расскажешь Микаэле правду о Ксавьере? Я имею в виду похищение и засаду?
      – Я думаю, что она уже знает об этом.
      – Будь осторожен. Ксавьер может решить, что тебе известно о нем слишком много, и захочет тебя устранить.
      – Благодарю за предупреждение. Но я думаю, что сумею избежать опасности. – Он пожал плечами. – А если все пойдет по плохому сценарию, у тебя появится возможность сорвать еще один куш. Я передам тебе эксклюзивные права на освещение моей казни.
      – Ну ты и мерзавец!
      Джуд остановил джип на обочине и проговорил, но уже более мягко:
      – Прости меня, – Помолчав, он взял ее руку. – Бет, я должен тебе кое-что сказать.
      Она отодвинулась подальше, насколько позволял ремень безопасности, и обхватила себя руками, будто защищаясь от него.
      – Нет, – предупредила она, – если только ты не хочешь прочитать об этом завтра утром за завтраком. С этого момента все твои признания теряют конфиденциальность и появятся в газете.
      – Неужели тебе не любопытно? Хотя бы чуть-чуть?
      – Лично мне – нет. – Внутри у нее все дрожало, но она смотрела ему прямо в глаза. – Почему у меня с тобой вечно какие-то проблемы? Ты обладаешь поразительной способностью заставлять меня забыть, что я журналист. Постараюсь, чтобы впредь этого не случалось.
      – А как прошлая ночь вписывается в твой новый кодекс поведения?
      – Никак. Это была просто… прошлая ночь. Мы оба взрослые и поступали по взаимному согласию. Я хорошо провела время. Надеюсь, и ты тоже.
      – И это все, что ты можешь сказать?
      – Извини. Я была недостаточно красноречива? Попробую еще раз. Ты просто великолепен в постели, Джуд. Все делаешь потрясающе. Но я уверена, что тебе уже говорили об этом, и много, много раз. А теперь предлагаю поскорее убраться отсюда, прежде чем нагрянут журналисты. А то мы не сможем уехать.
      – Не беспокойся. Я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем это необходимо.
      После этого они некоторое время ехали молча.
      – Хочешь, чтобы я высадил тебя у твоего офиса, или ты предпочитаешь поехать домой? – Голос Джуда прервал ее печальные мысли.
      Домой? Он имеет в виду эти чужие комнаты, уставленные коробками с вещами? Разве он не знает, что ее дом там, где он? И всегда будет там?
      Но она не дала прорваться горечи.
      – У офиса, пожалуйста. Клайв захочет, чтобы я сразу же написала статью.
      – Надеюсь, у тебя достаточно материала.
      Если бы… Миллионы вопросов, которые она хотела ему задать, вертелись у нее в голове. А сколько запретных территорий, ожидающих исследования? Но она уже не будет иметь к ним отношения. Если Клайву понадобится продолжение темы, пусть найдет кого-нибудь другого.
      А вслух она произнесла:
      – Да, спасибо. Ты был щедр. Наверное, нелегко было пережить снова эти трагические события.
      – Ты права, – согласился он, глядя куда-то мимо нее, словно ее не существовало вовсе. – А главное – они еще не закончились.
      Джуд высадил Лиз у входа в офис, и она еще долго смотрела вслед его джипу. Потом, глотая слезы, душившие ее, толкнула стеклянную дверь редакции.
      В один из дней, очень скоро, она позволит себе выплакаться. А сейчас ей надо работать. В работе, убеждала она себя, предъявляя охраннику удостоверение, ее спасение.
      Возможно, это ее единственное спасение. Она так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови.

      – У тебя получилась замечательная статья, – похвалил ее Клайв. – Одна из лучших, которые ты когда-либо писала.
      Обычно Клайв был скуп на похвалы, и Лиз почувствовала, что краснеет.
      Статья и должна была получиться хорошей, без всякого удовольствия подумала она. Она написана кровью и слезами.
      От портрета Джуда, который она пыталась нарисовать, веяло почти жестокой честностью. Она вложила в него всю силу своей страсти, всю горечь своей боли. Она сумела обнажить и его уязвимость, и его храбрость и беспощадно критиковала его сомнения по поводу собственного героизма.
      Как странно, думала она, что именно в тот момент, когда она его потеряла, она смогла наконец понять его суть и представить его не ходячей схемой, а живым человеком.
      Однако она исключила из своей статьи упоминание о Микаэле. Отношения Джуда и Микаэлы – счастливый конец истории, – несомненно, станут основой для еще одной статьи, на что Клайв уже намекал довольно прозрачно.
      – Пусть ее напишет Джерри, а я уеду в Париж, как только будут выполнены формальности.
      – Но ведь это ты эксперт по всем делам, Лиззи.
      – А Джерри, возможно, увидит все под другим углом зрения. Я выполнила твою просьбу, – настаивала Лиз. – Я не подряжалась писать сериал. И хочу уехать.
      Клайв потянулся было за сигарой, но, вовремя вспомнив, что в редакции курить запрещено, буркнул:
      – Тебе не понравится Париж. Там слишком много самодовольных французов. У меня для тебя полно работы здесь.
      – И здесь меня без всяких проволочек могут уволить.
      – Господи, как с тобой трудно! – пожаловался Клайв, а потом закончил в приказном тоне: – А теперь марш домой и приведи себя в порядок! Машина приедет за тобой в семь тридцать.
      – Машина?.. Зачем?
      – Нас пригласили на телепередачу «Из первых рук».
      Лиз даже рот открыла от удивления.
      – Ну уж нет.
      – У тебя нет выбора, Лиззи. Джуд Дэрроу – наш клиент, и мы должны за ним присмотреть. К тому же он хочет, чтобы мы присутствовали. Сказал, что нам это будет полезно, хотя я не понимаю, что он этим хотел сказать.
      – А если ему удастся и впредь нас так заинтересовывать, это и ему пойдет на пользу, – заявила она, сама удивляясь, почему съязвила.
      – Да расслабься ты. Мы всегда платили своим источникам. В этом нет ничего нового или предосудительного. Так что давай беги, и чтобы к 7.30 ты была готова. – Клайв критически ее оглядел. – И подрумянь щеки, а то ты бледная как привидение. Ты что, не спала всю ночь?
      – Спала, но плохо. Постараюсь выспаться сегодня. И все последующие ночи…
      Новая квартира показалась ей еще более холодной и чужой. Но бесполезно что-то предпринимать, чтобы сделать ее более уютной, так что незачем распаковывать все вещи. Надолго она здесь не задержится.
      «Сдам вещи на хранение или вообще продам, – подумала она. – И поеду в Париж налегке».
      А там она найдет себе квартиру с высокими потолками. Этот момент еще не наступил, но где-нибудь ей захочется пустить корни. А пока она будет все время переезжать с места на место. В этом году она поживет в Париже, на следующий год переберется к Рим. Или в Лиссабон. Или даже в Лос-Анджелес. Новые виды, новые впечатления, новые люди заполнят ее жизнь и вытеснят из памяти ненужные воспоминания.
      На одно мгновение она вспомнила Джуда – его губы на своей груди, тайную ласку его пальцев, и ей стало жарко.
      Ей надо… она должна… перестать думать о нем… об этом.
      Это был всего лишь эпизод, чтобы она могла залечить раны, нанесенные ей Марком, упорно уверяла она себя. А Джуду надо было просто утешиться после потери Микаэлы.
      Он говорил, что не был влюблен в Микаэлу, но перенесенные им страдания, похоже, заставили его взглянуть на все другими глазами. А может быть, этому способствовал и его откровенный рассказ о том, что произошло?
      Он так нежно назвал ее по имени, добавив слово «дорогая», что это было похоже на поцелуй, и Лиз почувствовала себя лишней.
      Вздохнув, Лиз поплелась на кухню, сделала бутерброд и съела его без всякого аппетита. Потом приняла душ и надела двойку: короткое черное платье без рукавов и длинный, до бедер, жакет.
      У нее была масса причин не ездить на телевидение сегодня, думала она, роясь в сумочке. И Джуд был лишь одной из них.
      Потому что там будет и Марк.
      И Льюис Доулиш.
      Казалось бы, к последнему она должна была бы испытывать более теплые чувства. Ведь во время своего плена он пострадал еще больше, чем Джуд, и сейчас он скорее похож на тень самого себя прежнего.
      И все же… Было что-то в Льюисе Доулише такое, что вызывало у нее неприязнь, заставляло насторожиться. А может, ей просто не нравятся люди, которые обожают непременно делать добро?
      Звонок в дверь означал, видимо, прибытие машины, и, крикнув «Иду!», она пошла открывать дверь.
      Изобразив на лице улыбку, предназначенную для шофера, она распахнула дверь и остолбенела от неожиданности. Перед ней стоял Джуд.
      – Добрый вечер, – произнес он без всякого выражения. – Мы все время сталкиваемся, вы не находите?
      – Что вы здесь делаете?
      – Мы едем на телевидение в одной машине. Похоже, ваш босс решил сэкономить на транспорте.
      – Понятно. Передайте ему, что я не смогла приехать.
      – Он велел вам передать, что, если вы сегодня не появитесь на телевидении, про Париж можете забыть. Он сказал, что вы поймете.
      – Прекрасно поняла.
      Джуд прислонился к косяку двери.
      – И что такое происходит в Париже, Бет?
      – Я хочу там работать, хотя это вас совершенно не касается. И перестаньте называть меня Бет. Я Лиз или Лиззи. Определенно не персонаж из «Маленьких женщин».
      – Вы сами себя так назвали, когда мы познакомились. Это тоже было частью вашего большого обмана. А мне это имя нравится, так же как связанные с ним воспоминания.
      – Что ж, придется с этим смириться. К счастью, теперь уже ненадолго.
      – А я думал, что мы оба решили больше никуда не бежать и ни от кого не скрываться.
      – Не припомню, чтобы мы когда-либо принимали подобные решения.
      – Какая у вас короткая память, – покачал он головой. – Прошлая ночь была именно такой, и вы это прекрасно знаете.
      – У вас на все есть ответ, да? – Она упрямо сжала губы.
      – Нет. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Ни у кого нет ответа на все вопросы. Но одну тайну мне по крайней мере удалось раскрыть. Я теперь знаю точно, что произошло в Эль-Кристобале и почему. Я подумал, что и вам это будет интересно.
      – Поговорите с Джерри Лейном, – сухо посоветовала она. – Он теперь занимается этим делом. А я собираюсь жить дальше и заниматься своей карьерой. Если я должна поехать с вами на студию сегодня вечером, я поеду. Но на этом все и закончится. – Она сделала глубокий вдох и добавила: – Что касается меня, то Эль-Кристобаль и все, что произошло там… и после, – это уже вчерашние новости.
      – Включая и то, что произошло между нами? – нахмурился он.
      – Это – в особенности. – Она почувствовала, как сжалось сердце, но заставила себя улыбнуться и пожать плечами. – Ради Бога, Джуд, мы оба свободные люди. Ничего особенного не произошло.
      Наступила тишина. Затаив дыхание, она поймала себя на том, что ждет. Ждет, что он подойдет, обнимет ее, растопит страшный холод у нее в груди.
      – Вы, безусловно, правы, – тихо промолвил он. – Что прошло, то прошло. Что ж, поедем?
      Лиз взяла сумочку.
      – Как будто у меня есть выбор! – С этими словами она прошла мимо пего и спустилась вниз к машине.
      Всю дорогу они молчали. Лиз забилась в дальний угол сиденья и невидящим взглядом смотрела в окно. Когда они подъехали к студии, Джуда перехватил один из продюсеров передачи и повел его гримироваться.
      Клайв хитро ей улыбнулся:
      – Хорошо доехали?
      – Не пытайся разыгрывать из себя Макиавелли, Клайв, – оборвала она босса. – Особенно потому, что ты, возможно, даже не знаешь, как правильно писать это имя.
      – Ты мне нужна на этой передаче, Лиззи. Я подумал, что тебя сможет уговорить только Джуд.
      – Абсолютно неверное предположение, – буркнула она, но отвела взгляд.
      – Жаль. – Он понизил голос. – Он не намекнул тебе хотя бы на то, что может произойти на этой передаче?
      – Вообще-то нет. Полагаю, разговор пойдет о том, что президент Доминго и есть тот самый пресловутый Ксавьер – похититель и террорист, и о том, что произойдет в Эль-Кристобале в его правление.
      – И это все?
      – А что же еще? – хмуро ответила Лиз. – Делать такую передачу по свежим следам, наверное, не стоило. Надо было подождать, пока осядет пыль.
      – Слава Богу, это не наша проблема. – Клайв заметил кого-то из знакомых, среди прибывающей толпы и отошел от Лиз.
      Лиз огляделась. Складывалось впечатление, что декорации на площадке, где должно было состояться обсуждение, были собраны в спешке. Для ведущего передачу было приготовлено большое черное кожаное кресло, а для гостей – темно-красный диван. Сбоку поместили огромный телевизионный экран. Ассистент торопливо поставил на место низкий столик с обязательными вазой с цветами, графином с водой и стаканами.
      Обстановка явно не способствовала откровенному разговору. Да и захотят ли Льюис Доулиш и Джуд Дэрроу сидеть бок о бок?
      Отвернувшись от площадки, Лиз заметила, что к ней идет Марк. Вид у него был такой грозный, что у нее упало сердце.
      – Что задумал твой парень? – с ходу, даже не поздоровавшись, прорычал он.
      – Если ты имеешь в виду Джуда, – устало ответила Лиз, – то он не «мой парень».
      – Ах нет? – издевательским тоном проговорил Марк. – Ходят слухи, что вы крепко спаяны в районе бедер. Или где-то поблизости от этого места.
      Лиз посмотрела на Марка с отвращением.
      – Какой же ты пошляк, Марк! Удивляюсь, почему я этого раньше не замечала. И почему ты думаешь, что Джуд что-то замышляет? Ты хотел, чтобы он участвовал в твоей программе, и ты его заполучил. Так в чем проблема?
      – Он здесь на своих условиях. Он через мою голову договорился с главным редактором текущих новостей изменить формат передачи, который я уже обговорил с Льюисом Доулишем. Теперь он настаивает на прямой спутниковой связи с Эль-Кристобалем. Со мной никто даже не консультировался.
      – Там все меняется каждый час. Так что это неплохая идея – идти в ногу с событиями.
      – Льюис Доулиш другого мнения. Он закатил настоящую истерику. Он практически обвинил меня в том, что я заманил его сюда. Я уже начал бояться, что он уйдет. Мне целых пятнадцать минут пришлось его уговаривать остаться.
      – А с кем Джуд собирается говорить по спутниковой связи? Он хочет обвинить нового президента в похищении и вымогательстве?
      – Это я мог бы еще понять, но, увы, нет! Он хочет говорить с женщиной, о которой я никогда не слышал. С некоей Микаэлой Гомес. – Марк бросил испытующий взгляд на Лиз. – Ты знаешь, кто она такая?
      – Я слышала о ней. – Лиз внутренне сжалась, но не выдала своих чувств. – Она член подпольного оппозиционного движения. Она попала под перекрестный обстрел, когда был захвачен Джуд, но чудом осталась жива. Он считает… что он ей обязан.
      – Хотелось бы, чтобы он расплачивался по своим долгам не во время моего эфира и собственными деньгами, – обиженно заявил Марк. – Не знаю, что теперь будет с нашим бюджетом. Просто не верится, что босс на все это согласился.
      – Возможно, ему понравился чисто человеческий аспект. И это прекрасная концовка всей истории, – предположила Лиз и увидела, как помрачнел Марк.
      – Благодарю, – отрезал он. – И не надо меня учить, как надо вести дела.
      Лиз посмотрела ему вслед и не почувствовала ни капли сожаления. Она и до этого подозревала, что Марк может быть совсем не таким, каким она привыкла его видеть. Комментарии некоторых его коллег и раньше наводили ее на мысль, что он не всегда бывает так обаятелен и предупредителен, а теперь, когда за ней числятся два кардинальных греха – сначала она его разоблачила, а потом бросила, – он не считает нужным притворяться.
      Ей даже пришла в голову циничная мысль: Зоя на самом деле оказала ей большую услугу.
      Публика уже начала рассаживаться по местам. Лиз заняла место в последнем ряду поближе к выходу. Она видела, что Клайв озирается – ищет ее в толпе, – и подняла руку, чтобы он увидел, что она присутствует в студии.
      Лиз пока не знала, как надолго останется. Она разрывалась между желанием еще раз увидеть девушку, сыгравшую столь важную роль в жизни Джуда, и страхом боли, которой будет расплачиваться за свое любопытство.
      Она видела, как Марк почтительно сопроводил Льюиса Доулиша до его места. Джуд шел за ними, засунув руки в карманы. Он выглядел спокойным, но Лиз чувствовала, как он напряжен, так же ясно, как если бы он ее обнимал.
      Она намеренно перевела взгляд на Льюиса Доулиша, лицо которого занимало весь экран монитора, стоявшего рядом с его местом.
      Марк не преувеличивал, призналась она себе. Магнат был бледен, на лбу выступили капельки пота. Не от того же, что у него вдруг появился страх перед камерой!
      Том Хантли, ведущий передачи, занял свое место, и звукорежиссер включил вступительную музыку.
      Лиз поймала себя на том, что сидит сжав кулаки, и постаралась расслабиться.
      Интервью шло по накатанному пути. Льюис Доулиш приветствовал свержение режима Моралеса и с большим чувством говорил о гражданских правах, которые этот режим нарушал.
      – Но изменится ли ситуация при президенте Доминго? – поинтересовался Том Хантли. – Похоже, страна попала из огня да в полымя. – Том подался вперед. – Ведь новый президент на деле оказался тем человеком, который вас похитил, а потом подверг пыткам.
      Доулиш беспокойно заерзал на своем месте.
      – Так кажется на первый взгляд, но возможно и другое. Это могла быть какая-то группа, отколовшаяся от оппозиции и прикрывающаяся ее именем. Не следует спешить с оценкой.
      – Что ж, это весьма великодушная позиция, – помолчав, заявил Том Хантли. Он повернулся к Джуду: – Вы ее разделяете?
      – Полностью, – спокойно ответил Джуд. – Я был бы очень удивлен, если бы узнал, что Ксавьер, более известный его сторонникам как президент Доминго, знал о похищениях. Думаю, он не имел к ним отношения. – Пауза. – Но не существовало и отколовшейся от движения группы, – продолжал Джуд. – Похитителем – и это прекрасно известно сэру Льюису Доулишу – был не кто иной, как экс-президент Моралес.
      Лиз оторопела. Волна недоумения прокатилась по аудитории.
      На мониторе появилось побледневшее лицо Доулиша.
      – Известно мне? Ничего подобного!
      – Значит, когда министр обороны Моралеса генерал Хуан Ортега приезжал в лагерь вы с ним не встречались?
      – Нет, – отрезал Доулиш, – Потому что он не приезжал в лагерь.
      – Приезжал, – тихо и холодно ответил Джуд. – Я его видел. Мне показалось знакомым его лицо, но я не понял, кто это такой, пока не увидел сегодня утром по телевидению, как его арестовывали.
      – Вот вам и объяснение, – сердито вмешался Доулиш. – Вы увидели мельком кого-то другого и ошиблись.
      – Но вы его, конечно, знаете, сэр Льюис?
      – Ортегу? – Доулиш пожал плечами. – Возможно, мы встречались. Я не могу быть уверен.
      – Тогда вы будете удивлены, если узнаете, что все ваши встречи с ним были зафиксированы?
      – Минуточку, – нахмурился Том Хантли. – На что вы намекаете?
      – Все очень просто. В качестве посланника доброй воли сэр Льюис занимался и весьма прибыльными поставками оружия. Поскольку режим Моралеса подвергался жестким торговым санкциям, все эти сделки, были совершенно незаконны.
      – Как вы смеете?! – Лицо Доулиша покрылось красными пятнами. – Это клевета и опасная чепуха! Если я работал со сторонниками Моралеса, зачем им было меня похищать?
      – Чтобы держать вас в безопасности в каком-нибудь тайном месте, пока не закончатся переговоры. Вы вряд ли рискнули бы открыто встречаться с Ортегой или его полковниками. Поэтому вас поселили в удобной хижине в джунглях – при том, что девочки и выпивка всегда были под рукой.
      Камера повернулась и выхватила лицо леди Доулиш, сидевшей в первом ряду. Она была явно поражена, но ее лицо было словно высечено из мрамора.
      – Вас выдавали за заложника, и все считали вас жертвой. А жертвам всегда сочувствуют, – продолжал Джуд. – Вы ведь якобы прошли через ад, а потому надеялись, что вам не будут задавать слишком много вопросов. Полагаю, что и меня считали слишком травмированным, чтобы спрашивать о том, что произошло.
      – Как вы объясните, что и вас взяли в заложники? – спросил Том Хантли.
      – Тем, что я приехал в Эль-Кристобаль слишком рано. Переговоры о продаже оружия были еще в начальной стадии, и они боялись, что я начну свое расследование. С другой стороны, я мог бы пригодиться, когда фарс с похищением закончится. Поэтому меня и похитили.
      – Фарс?! – хриплым голосом вскрикнул Доулиш. – Как вы можете так говорить? Ведь вы тоже там были. Вы знаете, что меня держали в одиночке и избивали.
      – Я видел то, что мне разрешали видеть. Человека в окровавленной одежде и якобы без сознания. Я был прикован цепями в камере, из-за того что в соседней хижине никогда никого не было, разве не так, сэр Льюис? Поэтому-то мне никто не отвечал, хотя я пытался наладить с вами связь. А все потому, что вы были в резиденции Моралеса с Ортегой и их сторонниками. А когда сделка была завершена, нам позволили сбежать с помощью Диего, неожиданно оказавшегося дружелюбно настроенным охранника. – Джуд покачал головой: – Боже мой, нам практически позволили просто уйти чуть ли не с развернутыми знаменами, и это навело меня на размышления. Все было слишком странно. И чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что этому должно быть какое-то объяснение.
      Льюис Доулиш набросился на Тома Хантли.
      – Это возмутительно! – заявил он дрожащим голосом. – Я пришел сюда с уверенностью, что мы проведем серьезную дискуссию. А в результате я неожиданно оказался мишенью всяких вымыслов, наносящих ущерб моей репутации.
      Но Том Хантли слушал что-то, что говорили ему в наушники.
      – Похоже, – заговорил он наконец, – мы имеем возможность перенестись в президентский дворец в Эль-Кристобале и поговорить с одним из главных сторонников нового режима – Микаэлой Гомес.
      Льюис Доулиш вскочил и сорвал с лацкана пиджака микрофон.
      – Я больше ни минуты здесь не останусь и не стану слушать, как еще один террорист начнет лгать! И я уверен, весьма убедительно. – Он зло рассмеялся. – С вами очень скоро свяжутся мои адвокаты, и тогда посмотрим, кому поверит жюри присяжных.
      Он поспешно покинул площадку, увлекая за собой жену.
      – Пошли, Сьюзен. Мы уходим.
      Камера показала крупным планом леди Доулиш. Все увидели, как она вырвала руку и оттолкнула своего мужа. Шок, разочарование и отвращение были написаны на ее лице.
      Более красноречивое обвинение трудно было себе представить.
      Том Хантли требовал от изумленной аудитории тишины, и тут на экране появилось лицо девушки.
      Лиз заставила себя смотреть. Надо рассмотреть ее получше. Признать, что она красива – темноглазая, с длинными черными волосами, ниспадавшими на шелковую блузку. Одна рука висела на перевязи.
      – Сеньора Гомес, насколько я понимаю, вы станете членом нового кабинета при президенте Доминго? – спросил Том Хантли.
      – Да, это так, сеньор.
      – Я понимаю, что пока еще рано говорить об этом, но располагаете ли вы сведениями о нелегальных переговорах о продаже оружия при прежнем режиме?
      – Документы, которые нам удалось перехватить, указывают на то, что такие переговоры проводились регулярно в течение последних трех лет.
      – И вам известно, с кем Моралес вел эти переговоры?
      – Сначала мы считали, что в них замешано несколько компаний. Но теперь мы думаем, что все нити ведут к корпорации, которой владеет сэр Льюис Доулиш.
      – Объясните почему.
      – К нам в руки попали магнитофонные записи его бесед с членами прежнего правительства, доказывающие, что подобные беседы проводились неоднократно. В них также говорится и об успешных сделках с другими странами.
      – Вы располагаете неоспоримыми доказательствами таких сделок? – недоверчиво спросил Том Хантли.
      – Да, – уверенно ответила Микаэла. – У них не было времени их уничтожить. А мы знали, что именно следует искать.
      – А вы намерены представить эти доказательства британским властям?
      – Разумеется. Президент Доминго надеется на открытые и дружественные отношения с вашим правительством.
      Том Хантли покачал головой и обратился к Джуду:
      – Вы хотели бы задать какой-нибудь вопрос, мистер Дэрроу?
      – Да. – Джуд посмотрел на экран. – Привет, подруга. Рад снова тебя увидеть. Я уж думал, что это никогда не случится.
      – Меня не так-то легко убить. И к тому же у меня есть то, ради чего стоит жить.
      – Да, я понимаю, Микаэла. Так когда свадьба?
      Полные губы девушки расплылись в широкой радостной улыбке.
      – Как только ты сможешь приехать, друг. Жду тебя с нетерпением.
      Лиз до боли прикусила губу и услышала, как Том Хантли шепнул:
      – Приятный сюрприз в этот вечер шокирующих разоблачений. Думаю, вас надо поздравить.
      Слушать и смотреть дальше. Лиз уже не могла. Она встала и словно тень выскользнула из студии. А потом скрылась в темноте ночи.

      Лиз не пошла на свою новую квартиру. Она знала, что ее будут разыскивать – Клайв уж точно, – а ей не хотелось, чтобы ее нашли.
      Она не думала, что Клайв захочет, чтобы она написала об этой передаче статью. Скорее всего он сам ее напишет. Но видеться с кем-либо было выше ее сил.
      Лиз поймала такси и попросила водителя отвезти ее в какой-нибудь небольшой, тихий и чистый отель. Она сняла комнату на одну ночь. Войдя в номер, Лиз тут же, не раздеваясь, бросилась на кровать и уставилась в потолок.
      Неужели она была свидетелем этого ужасного вечера? Неудивительно, что Льюис Доулиш чувствовал себя неловко. Он, должно быть, подозревал, что Джуду известна какая-то часть правды. Но он не ожидал, что будет публично разоблачен. Возможно, он рассчитывал на то, что сможет подкупить Джуда. Совершить еще одну сделку.
      Зато теперь ему грозит крах – личный и профессиональный.
      Микаэла осталась жива, но многие погибли, и теперь было ясно, что Доулиш ответственен за засаду.
      «Надеюсь, его посадят в тюрьму», – думала Лиз и вспомнила расстроенное лицо Сьюзен Доулиш.
      Что касается Марка – он планировал начать серию своих передач какой-либо сенсацией, и ему это удалось, хотя не такой, как ему хотелось.
      Утром она пойдет к себе на квартиру и сложит все необходимое в сумку. Потом позвонит Клайву и скажет ему, что берет отпуск за свой счет и уезжает до того времени, когда место ее работы в Париже будет оформлено. В новой стране она, возможно, поймет, что хочет сделать со своей жизнью. Например, останется она в журналистике или нет.
      Ей хотелось подумать об этом прямо сейчас, но мешали образы Джуда и Микаэлы, возникавшие в ее воображении – причем вместе, в объятиях друг друга, стоящие перед алтарем в соборе Эль-Кристобаля.
      Он, должно быть, был очень в ней уверен – да и в себе тоже, – если сделал ей предложение вот так – в прямом эфире.
      Лиз чувствовала себя такой несчастной. Даже когда она закрывала глаза, пытаясь уснуть, эти картинки не исчезали.
      Почувствовав, что дрожит, она сняла верхнюю одежду и забралась под одеяло. Но холод был глубоко внутри ее, наполняя пустые пространства ее души.
      Ей некого винить, кроме себя самой, думала она. Она позволила себе очертя голову влюбиться в Джуда, а он не предложил ей ничего взамен.
      Она не была первой, кто совершает такую ошибку – принимает мимолетную страсть, пусть всепоглощающую, за любовь.
      И теперь ей остаются лишь чувства потери и одиночества. Ей придется научиться как-то с этим справляться. Ждать, пока притупятся острые углы боли.
      На работу она не может вернуться. Во всех газетах напишут о позоре Льюиса Доулиша и о той роли, которую сыграл в этом Джуд Дэрроу. Женщины-журналистки будут готовы лететь в Эль-Кристобаль, чтобы освещать свадьбу – счастливый конец путающей кровавой драмы. Доказательство того, что на смену злу приходит добро.
      Она могла бы написать об этом сама и подозревала, что Клайв, возможно, планирует дать именно ей такое задание.
      Но она ни за что не согласится. Скажется больной, и пусть он думает что ему угодно. А потом она найдет место, где нет ни газет, ни телевидения – и выживет. Она подождет, пока в газетах перестанут писать об Эль-Кристобале.
 
      На следующее утро она встала рано. Все тело болело, в глаза, казалось, насыпали песок. Она расплатилась за комнату и отказалась от завтрака, входившего в стоимость номера.
      Ей надо вернуться на квартиру. Собрать вещи и уехать, прежде чем Клайв – или кто-то другой – начнет удивляться, куда она подевалась.
      Немного вещей, паспорт и билет на самолет – не важно куда. Вот все, что ей нужно. И может быть, ей повезет и она найдет такое место, где ее раны начнут заживать.
      На лестнице, ведущей к ее квартире, было темно. Она доставала из сумки ключи, когда увидела, что какая-то тень возле ее двери зашевелилась, а потом превратилась в мужскую фигуру.
      Она хотела закричать, но голос ее не слушался. Она стала шарить по стене, нашла кнопку и включила свет.
      – Наконец-то ты пришла, – облегченно промолвил Джуд.
      – Ты? Какого черта ты здесь делаешь?
      – Я просидел здесь всю ночь. Я решил, что, если ты дома и не хочешь открывать дверь, тебе рано или поздно придется выйти. А если тебя дома нет, то, возможно, ты все же вернешься. Что ты и сделала.
      – Да, я вернулась, так что тебе больше незачем волноваться. Я уверена, что у тебя есть дела. Я тебя не задерживаю.
      – Где ты была?
      – Это тебя не касается. Но я не пыталась снова утопиться, если ты это имеешь в виду.
      – Я не знал, что и думать. Мне казалось, что ты, как и я, чувствуешь себя одиноко и страдаешь.
      – Ты – одиноко? Ты же был героем дня! – Она усмехнулась, хотя ей хотелось крикнуть: «Что ты знаешь о страдании, если наконец соединишься с женщиной, которую любишь?»
      – Все зависит оттого, что ты понимаешь под одиночеством. Так где ты скрывалась, Бет? Ты так внезапно исчезла.
      – Я неплохо умею это делать. И я собираюсь сделать то же самое снова. Так что, будь добр, уходи и оставь меня в покое.
      – Не получится. Так что можешь отпереть дверь. После того как я провел ночь на этом жестком холодном полу, я считаю, что ты должна по крайней мере напоить меня кофе.
      – Я тебе ничего не должна. Но если чашка кофе – это цена за то, чтобы избавиться от тебя, ты ее получишь.
      Она открыла дверь, и он вошел вслед за ней. Когда она остановилась, чтобы повесить на крючок ключи, он взял ее за подбородок и повернул к себе ее лицо.
      – Ну и вид у тебя! Похоже, ты провела не менее беспокойную ночь, чем я.
      – Наоборот. Я очень хорошо отдохнула, – пробурчала она и, вывернувшись из его руки, пошла на кухню.
      Она поставила на плиту чайник и начала заполнять кофеварку молотым кофе, стараясь унять дрожь в пальцах. Зачем он так внимательно за ней следит?
      – Никто не просил тебя ночевать у меня под дверью.
      Она прошла мимо него в спальню. Достав дорожную сумку, стала запихивать в нее все подряд. Только чтобы чем-то занять руки. И все это время она спрашивала себя, почему – о Господи! – почему она была такой дурой и позволила ему войти.
      Он остановился в дверях. Его лицо было серьезным.
      – Куда ты собираешься ехать?
      – Кто знает, да и кому до этого есть дело? Думаю, Париж мне не светит, так что какая разница? А тебе разве не нужно собираться в дорогу? – спросила она с отчаянием в голосе.
      – Я как раз этим занят. Вот почему я здесь.
      – Так иди в агентство путешествий. Это будет полезнее, чем торчать у меня в квартире. Впрочем, я думаю, у тебя есть свои каналы, которыми ты можешь воспользоваться, чтобы добраться до Эль-Кристобаля.
      – Но на сей раз меня там ждут и даже будут мне рады.
      – Не сомневаюсь. – Она помолчала. – Новому режиму не понадобилось много времени, чтобы установить, что между Моралесом и Льюисом Доулишем существовала связь.
      – Они давно следили за ними. А за последние несколько недель Доминго, не афишируя, раскрыл еще много дел, связанных с коррупцией.
      – А ты знал, что он и есть Ксавьер? – Она ненавидела себя за то, что задала этот вопрос.
      – Нет, не знал. Он многих сумел обмануть.
      – Но не твою… Микаэлу.
      – Нет, она была посвящена в этот секрет с самого начала. – Он улыбнулся: – Неудивительно, что она так рассердилась, когда я обвинил Ксавьера в организации похищения. Но она решила непременно добиться правды, хотя Руй, естественно, пытался ее отговорить. И он был прав, потому что все чуть было не закончилось катастрофой.
      – Ты решил, что ее убили. Как же ей удалось спастись?
      – Как только ее ранили в плечо, она упала на землю. Один из ее охранников был убит и упал на нее, а потому похитители, по-видимому, подумали, что они убиты оба. Во всяком случае, они были больше заинтересованы в том, чтобы схватить меня, чем оказывать помощь раненым и умирающим.
      – И все для того, чтобы обеспечить прикрытие Льюису Доулишу? – Лиз недоверчиво посмотрела на Джуда. – Просто не верится.
      – На самом деле все было логично. Если бы похищение не оказалось настолько глупо спланировано и если бы я не заметил Ортегу, им бы все сошло с рук. Я понимал, что здесь что-то не так, но думал, что просто схожу сума.
      – И вот теперь ты полностью оправдан и готов потребовать вознаграждение. Все хорошие истории должны заканчиваться именно так, – криво улыбнулась она.
      – Я надеюсь. Но это зависит и от тебя.
      – Не понимаю почему.
      – Буду счастлив тебе объяснить. – Он смотрел на ее набитую вещами дорожную сумку, в которую она продолжала запихивать белье. – Кто-нибудь говорил тебе когда-нибудь, что ты совершенно не умеешь паковать, вещи?
      – Обычно я не занимаюсь этим на глазах у публики.
      Она подошла к шкафу и одним махом стянула с плечиков оставшуюся одежду. Кинув ее на кровать, она обнаружила, что там была и ее новая юбка с блузкой, которые она не собиралась брать с собой.
      А он их заметил.
      – Какие красивые вещи.
      – И совершенно не подходят там, куда я еду. – Лиз взяла наряд и направилась к шкафу.
      – Но ты же еще не решила, куда поедешь, – тихо напомнил он. – А для свадьбы этот наряд очень подходит.
      – Я не собираюсь ни на какие свадьбы.
      – Ошибаешься. Ты приглашена на свадьбу в Эль-Кристобаль на следующей неделе.
      – Приглашена… туда? Неужели тебе могло прийти в голову, что я приму приглашение, что я поеду?
      – Почему бы и нет? Ты оказалась вовлечена в тамошние события. Я думал, тебе захочется увидеть, чем они закончатся.
      Слова Джуда потрясли ее. Да как он смеет?! Так он, значит, продолжает мстить ей за то, что она его обманула? Неужели можно быть таким жестоким?
      – Будь ты проклят, Джуд Дэрроу! – Она задыхалась от ярости. – Да, я репортер до мозга костей. Предполагается, что я должна быть объективна, что у меня не может быть вообще никаких эмоций. Но всему есть предел. Убирайся!
      – Я уйду только вместе с тобой. И никак иначе.
      – Разве ты забыл, что есть кто-то, кто ждет тебя? И все еще считается, что третий – лишний?
      – Нас ждут двое, и они хотят видеть нас обоих. Микаэла и ее будущий муж… Руй Доминго. Ты не представляешь, какой будет праздник! В Эль-Кристобале появится новый президент и новая первая леди.
      Лиз уставилась на Джуда непонимающим взглядом.
      – О чем ты говоришь?
      – Микаэла собирается замуж за Руя. Она была его студенткой в университете, и именно тогда они влюбились друг в друга. Но по многим причинам им пришлось это скрывать.
      – Но ты… и она?
      – Было время, когда Микаэла была близка к отчаянию. Этот страшный человек – Моралес – держал страну в железных тисках. И полагаю, что между ним и Доминго были весьма натянутые отношения. Я тоже был несчастлив, и мы утешали друг друга. Но я всегда знал, что ничего другого между нами быть не может. А она была просто рождена для политики. Они с мужем сделают много хорошего для своей страны.
      – Да, я уверена в этом… – пробормотала Лиз, хотя ни в чем не была уверена.
      И возможно, никогда не будет.
      – Ну что? Поедешь со мной на их свадьбу?
      – Я не могу. Мне надо найти работу. Клайв не так-то быстро простит меня за то, что я отказалась писать такую важную для него статью.
      – Я уверен, что Клайв сам хочет написать эту статью. Когда я видел его в последний раз, он был похож на человека, который с ума сходит от счастья. И все из-за этой статьи.
      – Тем не менее, – упорствовала Лиз, – мне предстоит разобраться со своей жизнью.
      – Может, я смогу помочь?
      Лиз уныло посмотрела на кучу своих вещей:
      – Не думаю, что это возможно.
      – Почему? Когда-то мы помогли друг другу.
      – Да, но с тех пор много чего произошло.
      – И то правда, – согласился Джуд. – Ты наконец избавилась от своего неверного бойфренда, а я обнаружил, что я не сумасшедший. Когда я был там, мне действительно казалось, что я теряю рассудок.
      – Меня это не удивляет. Но у нас ничего не получится. Ты же сам видишь.
      – Ничего я не вижу. Поэтому тебе лучше объяснить, почему у нас ничего не получится. От недостатка сна я, похоже, здорово поглупел.
      – Мне следовало сразу тебе признаться, что я журналистка. Боязнь потерять кого-то не может служить оправданием. Сейчас я… я это понимаю. Но ты… Как же ты после этого сможешь мне доверять?
      – Ты, наверное, забыла, что, когда мы с тобой встретились, я назвался Джоном Смитом. Это означает, что и я не сразу выложил все карты на стол. Но я слишком ненавидел журналистов, особенно после того, как они стали преследовать меня в собственном доме. Это порядком портило мне настроение.
      – А сейчас оно улучшилось?
      – Я не совсем уверен. Все зависит от тебя. Поехали со мной, Лиззи. У меня есть особая причина просить тебя об этом.
      Она не смела поднять на него глаза и начала дрожащими пальцами перебирать складки новой юбки.
      – Какая же?
      – Мне надо передать чек. Микаэла организует Фонд помощи детям, осиротевшим по вине режима Моралеса. Я передам в этот фонд гонорары за свои интервью. Я вообще не собирался оставлять их себе, а думал отдать на какие-нибудь стоящие благотворительные цели.
      – Понятно. – Она долго молчала, а потом произнесла: – Я должна извиниться перед тобой, Джуд. Если ты хочешь, чтобы я валялась у тебя в ногах, вымаливая прощение, ты можешь мне об этом сказать.
      – Не болтай ерунды! Я говорил тебе то же самое, а кончилось тем, что мне пришлось за себя краснеть. – Прежде чем продолжить, он сделал глубокий вдох. – Я читал репортажи, которые ты присылала из Африки, Лиззи. От них у меня начинало болеть сердце. И только тогда я понял, свидетелем какой трагедии ты была и что ты не использовала ее, чтобы поднять тираж своей газеты. Эти репортажи заставили меня понять, почему ты набросилась на меня, когда я увидел тебя впервые. Причиной тому была не только измена твоего возлюбленного.
      Его лицо стало серьезным.
      – Теперь я знаю, что ты не врала, утверждая, что не натравливала на меня газетчиков. Что ты действительно не знала, кто я на самом деле. А Клайв сказал мне, что ему фактически пришлось тебя шантажировать, чтобы ты встретилась со мной снова. Ты можешь простить меня за то, что я в тебе сомневался?
      – Это должна была сказать я.
      Он невесело рассмеялся:
      – Ради Бога, дорогая! Неужели мы так и проведем остаток жизни, извиняясь друг перед другом? Нам обоим мешала предвзятость, и мы оба ошибались. Неужели нас это ничему не научило?
      Он подошел к ней и взял из ее рук шелковистую материю и бросил ее на кровать. Она почувствовала на своих плечах его теплые сильные руки, и надежда затеплилась у нее в груди.
      – Вчера вечером я пришел сюда, чтобы извиниться перед тобой за то, что был таким идиотом, и спросить, не могли бы мы начать все сначала. Ты нужна мне. За те несколько коротких дней, что мы были вместе, я по-новому взглянул на свою жизнь. Я почувствовал, что я не просто мужчина. Что я состоялся как человек, чего со мной никогда раньше не было.
      Джуд судорожно сжал ей плечи.
      – Лиззи… я люблю тебя, и ты нужна мне как воздух. Не прогоняй меня, пожалуйста!
      – Да я и не смогла бы… О, Джуд… Джуд…
      Он обнял ее, и они долго так стояли, наслаждаясь теплом и близостью друг друга.
      – Значит, ты поедешь со мной в Эль-Кристобаль? – спросил он наконец.
      – Кто-то же должен за тобой присматривать, – озабоченно ответила она.
      – Микаэла и Руй, по всей вероятности, будут слишком заняты, чтобы присутствовать на нашей свадьбе. А это означает, что, если повезет, нам удастся не привлечь к ней внимания. Я предлагаю пожениться, как только мы вернемся домой.
      – Пожениться? – не поверила она.
      Джуд окинул комнату взглядом.
      – Надо же! В этой комнате есть эхо?
      – Перестань. – Она ткнула его в плечо. – Ты просишь меня… выйти за тебя замуж?
      – Тебе кажется, что мы недостаточно долго знакомы? А я считаю, что мы знаем друг друга всю жизнь и даже дольше. – И добавил: – Если хочешь знать правду, я собирался сделать тебе предложение, когда пришел на нашу встречу в «Рай для рыбака» в тот день. Всю дорогу туда я убеждал себя, что это безумие, что мы только что познакомились и что после того, как я до смерти напугал тебя на пляже, я затащил тебя в свою постель. Я боялся, что, как только я заговорю о женитьбе, я спугну тебя навсегда. А потом я вспомнил, как ты сказала: «Я буду там», – и подумал: может, она говорила правду? Может, она всегда будет там, где я, так же как я всегда буду там, где она?
      Он откинул голову, и лицо его вдруг стало очень серьезным.
      – Когда я обнаружил, что ты уехала, – это был один из худших моментов в моей жизни. По сравнению с ним похищение было детской забавой. До той минуты я не понимал, какую силу имеет над человеком любовь, как она может заставить страдать. Поверь мне, Лиззи, я страдал. Никогда раньше я не думал, что могу ревновать, но я просто сходил с ума, представляя тебя рядом с Марком.
      – Мне это чувство знакомо. Когда я поняла, что на другом конце телефонного провода Микаэла, позвонившая тебе домой после переворота в Эль-Кристобале, мне захотелось умереть. А когда я увидела ее на экране телевизора, я решила, что у вас уже все решено. Я больше не могла оставаться в студии… и сбежала. – Лиз судорожно сглотнула. – А о Марке тебе незачем было беспокоиться. Мне даже думать о нем противно. Особенно после того, как я поняла, как сильно тебя люблю.
      Джуд наклонился и очень нежно поцеловал Лиз в губы.
      – Ты говоришь мне об этом всего во второй раз. В первый раз я вел себя как негодяй.
      – Думаю, это был худший момент в моей жизни, – призналась она. – Я почувствовала, что ты меня ненавидишь. И разрешил мне взять у тебя интервью только для того, чтобы меня наказать.
      – Да, я хотел именно этого. Во всяком случае, я убеждал себя в этом. Но очень скоро я понял, что это был единственный способ снова тебя увидеть. И каждый раз, как ты приходила, я сходил с ума от желания, такого сильного, что еле себя сдерживал. В конце концов я понял, что если не останусь с тобой наедине, я действительно лишусь рассудка.
      – И тогда ты решил отвезти меня в Уиллоуфорд. – Лиз нежно погладила его по щеке.
      – Да. – Он схватил ее пальцы и стал их целовать. – Я решил – пан или пропал: больше не отпущу тебя – не отпущу до тех пор, пока ты не пообещаешь стать моей женой. А потом… – Он тяжело вздохнул. – А потом я услышал о перевороте в Эль-Кристобале – и у меня уже не оставалось времени, чтобы поговорить с тобой.
      – Все хорошо, дорогой, – прошептала она, тронутая мимолетным страданием на его лице. – Теперь мы вместе – остальное не имеет значения.
      – Да, конечно. Но должен признаться, мне не очень нравится жить в Париже. Хотя надеюсь, ты согласишься, что Париж – идеальное место для медового месяца.
      – У тебя есть другое предложение? – Ей хотелось плакать и смеяться.
      – Есть дом возле речушки, окруженный ивами. Ты не успела все хорошенько рассмотреть за тот короткий срок, что там была, и понять, сможешь ли ты жить в такой глуши. Кроме того, там есть верфи, которыми надо управлять. Это семейное дело, и управлять ими должен кто-то из нашей семьи. Раньше я не был готов к этому. А теперь готов. Мы с отцом попытаемся сделать так, чтобы наше дело процветало, потому что это важно для нас обоих. На нас надеются хорошие люди, а потому я не могу допустить, чтобы дело развалилось.
      – Ты действительно этого хочешь?
      – Да. С вольной жизнью холостяка покончено, и я наконец вернусь домой. Я хочу иметь семью. – Его лицо расплылось в улыбке. – Даже собаку. Мой крестный решил перебраться поближе к дочери и спросил меня, не хочу ли я взять Рубена. Но все это будет бессмысленно, если тебя не будет со мной. Мне нужно, чтобы ты была рядом.
      Он взял в ладони ее лицо и заглянул в затуманенные слезами глаза.
      – Не плачь, Лиззи, дорогая моя, моя единственная любовь. Позволь мне попытаться сделать тебя счастливой. Предупреждаю – если ты скажешь «нет», я поселюсь навеки у порога твоей квартиры в этом продуваемом сквозняком коридоре и не уйду, пока ты не изменишь своего решения… или не умру от воспаления легких.
      – В таком случае мне лучше сказать «да», потому что я не хочу, чтобы ты заболел.
      – Очень мудрое решение, – прошептал Джуд.
      И поцеловал ее.