- Что такое?! - с ненавистью спросил Пелон. - Злобишься, Бенито, что не смог меня переиграть, так? А ты, друг мой Маккенна, не можешь признать, что я оказался умнее тебя в данной ситуации?!
      - Ничего подобного, хефе, - отрицательно покачал головой шотландец, заметив бешеный отсверк в глазах бандита. - Просто мы никак не можем поверить неожиданной удаче.
      - Что ж, не могу с вами не согласиться. Я уникален.
      Глен Маккенна посмотрел на него и кивнул.
      - Не скромничай.
      - Опять шуточки, Маккенна?
      - Нет, хефе. Просто "уникальный" какое-то неопределенное, дурацкое слово... Ты заслужил эпитета похлеще.
      - Может у тебя что-нибудь отыщется?
      - Ага. Как насчет "омерзительный до икоты"?
      Предводитель шайки выпрямился в седле и гордо посмотрел на своего пленника:
      - Я знаю, - сказал он высокомерно, - в один прекрасный день моя истинная сущность откроется тебе во всем своем величии.
      - К сожалению, это неизбежно, - признал Маккенна.
      Они ехали сквозь ночь. Чудную. Вокруг пахло так, как может пахнуть только от пустыни после невероятно жаркого дня. Солнце прокалило каждый камешек, каждую песчинку, и измученные растения сменили дневную безвкусицу своих красок на ночные ароматы. Те несколько часов темной прохлады, в течение которых отдыхали почва и воздух, земные запахи соревновались вовсю, уничтожая вонь пыли, поднятой копытами, пропахшей потом седельной кожи и резкими выхлопами лошадиной выработки. Эта смесь называлась "вином бродяг", и люди типа Маккенны и Бена Колла, наслаждались ею, вдыхая полной грудью.
      Пелон и Санчес - убийца и дезертир - тоже были околдованы сменой жаркого дня на прохладную ночь. Как и худощавый Беш, и молчаливый Хачита. Даже сухопарая Салли и Маль-и-пай с лицом мумии не могли надышаться ночным воздухом. Фрэнчи Стэнтон переполнило чувство полной свободы. Восхищение природой превозмогло страх смерти, и она с удивлением призналась самой себе, что не ощущает даже усталости.
      Такая уж это штука - ночной воздух пустыни, которая превращает крестьян в поэтов, мужчин - в мальчишек, а женщин - в девушек и наоборот. Даже бандитов-полукровок из Соноры превращает в философов. А рыжебородых золотоискателей и подозрительных, правда, бывших, помощников шерифа - в искусных политиков и спорщиков. Ночь наполняла тела людей до отказа живительной прохладой. Маль-и-пай отъехала от Пелона, придвинулась ближе к Маккенне и Френчи и, смотря прямо в голубые глаза старателя, выложила ему родословную Эль Хефе вместе с рассказом про настоящего отца Салли - не белого, а воина, дяди Начеза, а также историю печального недоразумения, следствием которого стала утрата носа молодой скво. Маккенна не удивился, услышав, что Салли, как и её милый братец, "хорошая девочка". На самом деле она вела себя вполне лояльно по отношению к мужу, можно даже сказать, была верна ему, просто как-то раз решила показать мужчине, притязавшему на её благосклонность, что его чары никак на неё не действуют. Ни в каком виде. Как на грех, во время демонстрации случился поблизости муж. Не поняв, что Салли на самом деле отбивается от мужика, он отказался слушать объяснения жены и, сказав посетителю, что вовсе не желает лишать его законного мужества, а просто хочет показать, что он упустил, вытащил нож и поставил подруге клеймо позора.
      - Такие вот поспешности и превращают жизнь в скопление несуразностей, сказала старуха. - Если бы мужчины сначала слушали, а уж потом хватались за ножи и ружья, в мире было бы намного меньше слез.
      Маккенна, собираясь спросить, нет ли у Пелона и Салли ещё каких-нибудь полубратцев или полусестриц, был поражен, увидев, что буквально за его спиной скачет огнеглазая героиня только что рассказанной истории. Разумеется, она слышала каждое слово матери и теперь пожирала Маккенну глазами. Шотландец почувствовал, как они раскаленными угольями со звериным упорством впиваются ему в душу. Так как старатель не очень понимал значение этого взгляда, то он испугался. Но когда сухопарая скво мельком взглянула на Фрэнчи, Маккенне стал ясен смысл недоброго полыхания индейских зрачков. В нем читался не только звериный голод по белому мужчине, но и ненависть к белой девушке. И Маккенна понял, что, начиная с этой ночи, он ни на секунду не оставит Фрэнчи наедине с апачской скво. Отдельную проблему представляло то, каким образом он будет избавляться от притязаний Салли на него самого. Так как до сих пор Маккенна не занимался сердечными делами, поэтому не знал, можно ли назвать чувством то, что испытывает к нему Салли. Ее хищная, стремительная манера двигаться говорила о том, что эту женщину следует опасаться, а чтобы получить желаемое, она, не задумываясь, убьет белую девушку. Эти мысли никак не вязались с удивительной ночью, которая, казалось, очаровала всех участников похода и сплотила разноцветную массу искателей приключений в единое целое. Но Маккенна знал, что, как говорится, апачский повод привяжется к любой лошади.
      Наконец, шотландец оторвался от преследовавших его пылающих угольев и поскакал рядом с Беном Коллом, Пелоном и Венустиано Санчесом. Салли отстала и примкнула к остальным - Бешу и Хачите - апачам. Оставшись с белой девушкой наедине, Маль-и-пай, снявшая с Фрэнчи по приказу Пелона все путы, недовольно пробормотала:
      - Жаль, мучача, что ты не говоришь по-испански; я бы могла тебе такое порассказать об этой плосконосой сучке... Ты мне нравишься. Такая же жилистая и тощая, как я, правда, немного посимпатичнее. Лично я никогда не отличалась особой красотой. Может, из-за этого ты мне и нравишься. А, может, из-за того поразительного факта, что Маккенна по-настоящему тебя любит? Неважно, почему... Просто мне бы хотелось, чтобы ты - маленькая симпатичная дурочка меня понимала. Их! Хотя что мне за дело? Ты вполне могла бы плюнуть мне в лицо, если бы узнала, кто я на самом деле такая. В конце концов, ты - белая, а я - коричнево-красная, как плеть из воловьей кожи, которую передержали на солнце. А, черт с тобой! Надеюсь, Салли вырежет тебе яичники живьем!..
      Непонятно от чего разъярившись, Маль-и-пай закончила речь подзаборным апачским ругательством, но Фрэнчи улыбнулась в ответ, наклонилась и ласково потрепала старуху по костистой лапе. Маль-и-пай зашипела, как змея, и отдернула руку с такой поспешностью, словно боялась обжечься. Но в лунном свете Фрэнчи заметила, как слезятся глаза старой матери Пелона Лопеса и, вновь улыбнувшись, ответила тихим, но страстным голосом:
      - Я верю в то, что ты не сможешь причинить мне боль. Не знаю, о чем именно ты говоришь, но почему-то не боюсь.
      На мгновение она нахмурилась, раздумывая, каким образом лучше всего донести до старухи то, о чем она думает и что чувствует. Наконец, её серые глаза радостно вспыхнули. Вытянув руку, девушка дотронулась до груди старухи прямо над сердцем. Затем ткнула и себя в то же место, произнеся всего одно лишь слово:
      - Друзья.
      Где бы, на каком бы языке оно не произносилось, его невозможно спутать ни с каким другим. Старуха изумленно воззрилась на девушку. Глаза их встретились, обменялись сообщениями, разошлись...
      - Не знаю я, - пробормотала старая скво по-испански. - Не знаю...
      "НЕ НРАВЯТСЯ МНЕ ЭТИ СКАЛЛЗ"
      - Осталось всего ничего, - сказал Пелон. - Эй! Вы только понюхайте этот утренний ветерок! Что за ночка была. - Он экспансивно помахал рукой, приветствуя Маккенну выразительной улыбкой. - Признайся, старый, старый друг, что я прав. Ведь тебе, как и мне, безумно хочется добраться до сокровищ, и оторваться от этих придурочных черномазых солдат. Ох, уж мне этот юный Микки Тиббс! Их! Он и в подметки не годится своему отцу - тот был старик, что надо. Я-то думал... Но - увы! У такого хитрющего и смекалистого мужика, как Старый Микки, не могло родиться его полное подобие.
      Он замолчал, вздохнув полной грудью, и причмокнул губами, смакуя свежий воздух пустыни, как хорошее вино.
      - Понимаешь, амиго, так всегда... Двух одинаковых вещей не бывает. И если старик Микки был крутым сукиным сыном, то - ха-ха-ха! - его отпрыск - всего половина крутого сукина сына. Да, именно половинка или серединка на половинку. Что скажешь об этой шутке, Маккенна? Хороша?
      - Не больше той, которую отмочила твоя мать о твоей сестре, - тут же отреагировал белый. - Но признаю, что ты унаследовал от своей старухи ровно половину её таланта рассказчика. Почему ты мне раньше не говорил, что она твоя мать? Разве это тайна?
      - И да, и нет, амиго. Знаешь, если узнают, что она мать Пелона Лопеса, то ей не станет легче жить. - В его ответе внезапно промелькнула все та же искорка сострадания, отсвет обыкновенной человеческой привязанности, которая, как показалось Маккенне, горела и раньше. - Я рассказал о Салли, разве нет? По крайней мере ты должен признать, что я был с тобой наполовину честен. Кроме того, какое это имеет значение?
      Для ответа Маккенна тщательно подбирал слова.
      - Имеет значение, хефе, - наконец сказал шотландец. - Только то, что я о тебе думал. Я видел, как сегодня ночью ты убил двоих и дважды нападал на меня, как безумный, без всякой причины, к тому же просто так ударил Салли. И все же я не считаю тебя похожим на Манки, ты не совсем ещё одичал.
      - А каким?
      - Плохим, конечно, человеком, которому не выпадало случая стать хорошим. Тебе поздно меняться, но семена гордости, которые посеял твой испанский отец, ещё могут дать всходы. Несмотря ни на что. Ты разбираешься в испанской религии, а, Пелон?
      - Ха! Еще бы! Все падре - лживые собаки. Они спят с монашками, крутят мозги детишкам, отбирают деньги у бедняков и отсылают их папе в Рим, - в общем все это так дурно пахнет, что честному разбойнику стало бы дурно. Нет уж, спасибо, лучше спокойно убивать и грабить!..
      - Видимо, - сказал Маккенна, - ты в душе - революционер; подобные мысли высказывал небезызвестный тебе Бенито Хуарес.
      - Я всегда так говорил, - уперся Пелон. - У этого Бенито мозги работали, что надо! Он был настоящим воином. А тебе известно, что в нем текла индейская кровь?
      - Он был чистокровным индейцем, - ответил Маккенна. - Особенно во всем, что касалось церкви. Но ты, Пелон, меня не так понял. Я не собирался узнавать, как ты относишься к религии в целом. Хотел лишь спросить, знакомо ли тебе учение некоего Христа?
      - Христа?
      - Ну, да.
      - То есть, Хесуса, сына Марии?
      - А что, есть и другие?
      - А ты католик, Маккенна?
      - Нет.
      - Тогда зачем спрашиваешь?
      - Пелон, ты можешь ответить на простейший вопрос?
      - Конечно. Ты что меня дураком считаешь?
      - Ни в коем случае. Давай вернемся к нашей теме. Тебе известно, что Иисус учил, что плохому человеку никогда не поздно стать хорошим?
      Пелон запрокинул огромную голову и захохотал.
      - Ох, уж этот мне Хесус! - сказал он. - Хотелось бы мне, чтобы он проехал несколько сотен миль в моем седле. И тогда бы вспомнил, что говорил Бенито Хуарес: доброго изображать легко.
      Маккенна кивнул. Он все больше и больше удивлялся, открывая в жестоком бандите укромные уголки и трещины, в которых прятался незаурядный ум, и эти открытия внушали уверенность, что в конце концов ему удастся использовать лучшую сторону натуры Пелона, если, конечно, он сможет засечь точное её местоположение.
      - Хефе, - сказал он, - неужели в мире нет ничего, что бы ты любил? О чем бы жалел?
      - Еще бы! - бандит грохнул шотландца по плечу. - Люблю виски, мягкую постель и толстых молодух. - Ты что, Маккенна? Да я жалею о тыще миллионов утерянных возможностей!
      - Нет, Пелон. Я не о том. Неужели нет человека или идеи, из-за которой тебе бы стало тошно на этом свете, захотелось бы выть от тоски, измучаться, но попытаться все переделать?
      - А каким это образом, компадре, я могу что-то там переделать? Я обхитрил белого лейтенанта и тридцать его черномазых рейнджеров, вместе с молодой скотинкой - апачской ищейкой и теперь свободно еду в великолепный рассвет, к источнику с хорошей водой, туда, где можно отдохнуть и выпить горячего кофе, причем еду в компании отличных мужчин и даже женщин, которые возьмут на себя заботу обо всей "домашней" работе. Пойми, друг мой, ведь именно ты абсолютно ничего не понимаешь в этой прекрасной жизни. Если бы, кроме всего перечисленного, мне светило ещё что-нибудь, я бы просто свихнулся. А ведь, Господи прости, мы ни слова не сказали о золоте, которое ждет нас в каньоне Дель Оро! Маккенна, ты просто старая баба! Вам бы с Хесусом не помешало поучиться жизни у меня. Ведь именно вы, а не Пелон Лопес, талдычите о том, что жизнь - дерьмо!
      Глен Маккенна, набычившись, покачал головой.
      - Когда-нибудь, Пелон, - сказал он, - я отыщу твою "ахиллесову пяту". Я знаю, что она есть. И верю - с первого дня, как мы встретились, что смогу её найти. Мы, шотландцы, народ упрямый!..
      - Как и мы - сонорцы, - отозвался Пелон. - Больше всего мне хочется, чтобы ты поскорее заткнулся: и так наболтал черт знает чего.
      - Как угодно, - покорно произнес Маккенна. - Но остался вопрос, который мне необходимо тебе задать, хефе: по делу. Можно?
      - Ну, конечно. Для дела время всегда отыщется. Я, насколько тебе известно, - деловой человек.
      - Ладно, ладно. В общем это относительно твоей сестры. Понимаешь, о чем я. Не хотелось быть бестактным...
      - Разумеется, понимаю. Какого черта? Думаешь, я слепой? Говорил же я тебе, что ты запал ей в душу. Говорил? А говорил, что придется-таки её взять? Говорил? Так в чем, черт побери, дело? Ты что - девственник?
      - Я не об этом, - сказал Маккенна. - Ты видел, как она смотрит на белую девушку? Я боюсь за жизнь Фрэнчи.
      - И я ничуть не меньше.
      - Тогда сделай что-нибудь, Пелон, - попросил бородач, дивясь столь пылкому признанию. - Ты же не можешь позволить ей убить девушку. Прикажи Салли по крайней мере держаться от Фрэнчи подальше. Хотя бы это...
      Пелон беспомощно пожал плечищами.
      - Тут, омбре, - сказал он, - я тебе ничем помочь не могу. Мне бы самому не хотелось, чтобы белой малютке перерезали глотку. Но защитить её я не в силах. Тут твое дело. Ты единственный человек на свете, который может удержать Салли в стороне от девчонки.
      - Че-чего? - заикаясь, переспросил Маккенна. - Я? Каким образом?
      Пелон развернул свой огромный череп и уставился на шотландца.
      - Последний раз, - сказал бандит, - предупреждаю тебя, Маккенна: не смей издеваться.
      - Боже мой! Да не издеваюсь я!
      - Нет, издеваешься.
      - Нет же, нет, клянусь! Скажи, как и что сделать и я сделаю!
      - М-да, - покачал головой Пелон, - конечно, трудно поверить в то, чтобы человек, доживя до твоих лет, не знал, как это делается, но, черт побери! возможно всякое. Ладно, слушай. Сначала как-нибудь отведи её в сторонку, ну, не знаю, отыщи укромный уголок где-нибудь на стоянке. Даже такая стервоза, как Салли, чувствует себя лучше без посторонних глаз. В общем, отведи подальше. Ты ведь знаешь женщин: все они в душе шлюхи, но каждая шлюха любит заниматься делом при закрытых дверях, если таковые присутствуют. Так значит, первым делом убираешь её с чужих глаз, ну а потом залезаешь рукой...
      - Прекрати! - крикнул Маккенна, покраснев как рак. - Боже ты мой, да ведь это совсем не то, что я имел ввиду, дурень ты чертов! Об этом знает каждый мужчина!
      - Но ты ведь меня спросил, черт разбери! - разозлился бандит.
      - Да нет же, нет! Я спрашивал, как удержать Салли подальше от...
      Тут он запоздало осекся, и Пелон издал излюбленное хихиканье и вой койота.
      - Ну, амиго! - завопил он. - Вот в чем соль, теперь-то понял. Я знал, что рано или поздно до тебя дойдет. Соображаешь, почему я не могу тебе помочь? Конечно. Ни одному человеку, в жилах которого течет испанская кровь, и в сердце которого бурлит испанская честь, не придет в голову соблазнять собственную сестру. Особенно такую сестру! Так что, дружище, тут дело за тобой.
      Маккенна беспомощно кивнул.
      - Далеко ещё до колодца? - спросил он устало.
      - Через вон тот холм и дальше за нагромождение скал, - ответил Пелон, указывая на крутой откос из песчаника впереди и направо. - Наверное, минут через десять наши лошадки уткнут свои носики в воду.
      Маккенна посмотрел назад через плечо и отметил, что Салли все ещё едет вместе с Бешем и Хачитой. Скво, не мигая, смотрела в его сторону. Взглянув на Маль-и-пай, которая скакала рядом с Фрэнчи Стэнтон, шотландец увидел, что девушка клюет носом, попросту говоря, спит в седле. Старуха, поймав его взгляд, кивнула и махнула рукой, как бы говоря: "Здесь все нормально, я за ней приглядываю". Маккенна немного успокоился. И все же, взбираясь по крутому склону, ведущему к колодцу, Глен почувствовал нарастающий страх, в нем заговорил древний кельтский ужас: где-то затаилась опасность.
      Что-то где-то не состыковывалось. И дело было не в саллиной страсти. И не в убийственных Пелонских выходках. И не в ребяческой доверчивости Фрэнчи Стэнтон.
      Какая-то мерзость творилась с местом и временем, что-то странное и таинственное повисло в воздухе над всадниками.
      БОЙНЯ
      Грянул залп. Кавалеристы били почти в упор и члены бандитского отряда нюхали запах пороховой гари и ощущали во рту привкус жирного дыма. В Скаллз не было перестрелки. Наоборот, в рапортах отмечалось, что бандиты даже не отстреливались. Пелон сразу сообразил, что в битве его отряд будет разгромлен наголову, и даже не стал вынимать из чехла винчестер и стрелять из огромного кольта из-под сонорского серапе. Единственной раздававшейся командой был полубезумный крик "ретирада!" в то самое время, как бандит на всем скаку разворачивал коня. Его товарищи, кто мог, конечно, поспешили за ним. Очутившись в западне, в которую апачи обычно заманивали кавалеристов, и в которую сейчас кавалеристы заманили апачей, каждый стал думать сам за себя. Оставшиеся в живых после первого залпа кинулись врассыпную. Как кролики: белые, красные и коричневые. Спасались все. Опять же - кто мог.
      К несчастью, Маккенна с Беном Коллом ехали завернувшись в одеяла, чтобы защититься от ночного холода пустыни. Одеяла были индейскими и белые закутались до бровей, закрыв лица как это обычно делали мескалерские и мимбренские апачи. И Фрэнчи Стэнтон накинула одеяло, которое дала ей Маль-и-пай, американское армейское одеяло, и, подражая индианке, завернулась им с головой, на апачский манер, но в неверном утреннем свете, подогреваемые клокочущей в жилах африканской, доставшейся от диких предков кровью, негритянским кавалеристам было в высшей степени наплевать, сотканы эти одеяла в деревушке хопи или зуни или содраны с убитого в Белых Горах соплеменника. Они просто били из карабинов по приближающимся индейским пони и по укутанным до глаз фигурам в одеялах или сомбреро. Они знали, что среди этих людей есть женщины. Но поскольку в любом официальном рапорте упоминалось обычно об уничтожении индейцев вообще, женщина оказывалась ничуть не хуже мужчины, а попадись под горячую руку ребятенок - индейский - то и он сошел бы за взрослого. Поэтому Маккенна повернул коня и поскакал вслед за Пелоном Лопесом. Нагнав по пути тяжело груженного мустанга, на котором сидела Фрэнчи Стэнтон, он протянул руку в перчатке и изо всей силы наподдал пони по крестцу. От резкой боли лошадка изумленно заржала и пошла с удивительной для такой малютки скоростью. В тот же самый момент Маккенна взглянул через плечо и заметил распластавшихся людей среди кустов и валунов, огораживающих колодец. Четверо: Санчес, Дэплен, Беш и Бен Колл. Первые трое не шевелились, но Колл был ещё жив. Он полз - трусливо - к черным кавалеристам, размахивая шляпой и крича:
      - Не стреляйте, не стреляйте, это я, Бен Колл!
      Пони дезертира-мексиканца, Рауля Дэплена и стройного с поразительно-звучным голосом внука Кочиза, валялись рядом с их хозяевами, напоминая смятые, перекрученные кучи белья. Песок и камень. Лошадь Бена Колла с хлопавшими по ветру стременами, волочащимися по песку поводьями, не задетая ни одной шальной пулей, удирала к востоку от Скаллз. Эту картину битвы, точнее избиения, Глен Маккенна запомнил навсегда.
      В следующее мгновение его лошадь завернула за спасительный выступ скалы, укрывшись от сыплющихся градом пуль. В ту же секунду его нагнала Фрэнчи Стэнтон. С диким воплем Маккенна дал коню шпоры и, пригнувшись к шее животного, как безумный, поскакал вслед за Пелоном, Хачитой, Салли и старой Маль-и-пай. Белая девушка нагоняла остатки отряда...
      ПРИВАЛ И НАБЛЮДЕНИЕ
      Понимая, что делать больше нечего, Маккенна с Фрэнчи проскакали за бандитами до первых уступов Яки-Хиллс. Нагромождение песчаника за их спинами надежно прикрывало тыл. Если расчеты насчет негритянской кавалерии были сделаны правильно, то солдаты сейчас должны находиться в полумиле за ними. Так как Колл вряд ли сумел добраться до солдат и объяснить белому офицеру все насчет Маккенны и Фрэнчи, то угроза скорой расправы возрастала в прогрессии. Глен решил, что Бен, видимо, умер. Его рана была смертельной. И сейчас он валяется в нескольких ярдах от Беша, Санчеса и Рауля Дэплена такой же мертвый, как и они. Поэтому шотландец не собирался спорить с Пелоном, подгонявшим отставших белых криками: "держитесь" и "быстрее!". Фрэнчи тоже не жаловалась. В этих краях считается нормальным, если человека с крошечного расстояния убивают выстрелом в затылок, поэтому мужчины об этом просто забывают. Женщины же после нескольких недель акклиматизации полностью свыкаются с ружьями и стрельбой - а Фрэнчи жила у Стэнтонов целых пять месяцев. Конечно, её нельзя было назвать несгибаемым пионером диких просторов, но и "хлыщом", с тем уничижительным оттенком, который жители Аризоны используют применительно к приезжим с Востока, - тоже. Поэтому девушка, услышав окрик, только скупо улыбнулась, и Маккенна, почувствовав себя вдвойне счастливым, вздохнул с облегчением. Она не только умно поступала, но и слепо ему доверяла. И этот груз доверия, внезапно свалившийся ему на плечи, старатель-одиночка принял с легкостью, словно всю жизнь ждал чего-то подобного.
      Но мгновение облегчения быстро миновало. Когда задыхающиеся пони взобрались на гребень холма, Пелон приказал остановиться. С навеса, на котором они расположились, отлично просматривался песчаный откос, а за ним - колодец у Скаллз, и, таким образом, через несколько мгновений напряженного ожидания они должны были увидеть посланную за ними погоню.
      Все спешились, чтобы дать коням продышаться. Апачи - Салли, Маль-и-пай и Хачита, - сгрудились вокруг Пелона, который внимательно всматривался в лежащую внизу долину. Маккенна с Фрэнчи встали чуть поодаль. Время и место для первого разговора было выбрано не самое удачное. Но Маккенна, подозревая, что из-за постоянной слежки, которой не гнушались их индейские товарищи, другой возможности может и не быть, решил форсировать события.
      - Я все-таки думаю, Фрэнчи, - начал он нескладно, - что мы должны как-нибудь выпутаться из этой передряги.
      Глен уже вторично называл девушку по имени и на сей раз у него это вышло вполне естественно. Разглядывая её в свете нарождающегося дня, шотландец был поражен её невероятной свежестью и красотой. Едва доставая до его плеча, Фрэнчи была столь физически совершенна и легка, что Маккенна, как и никто другой, не смог бы сейчас подумать о том, что заставило его лицо вспыхнуть тогда, в тупичке "Нежданного Привала". Он просто увидел очень молодую пленницу, захваченную бандой индейцев и полукровок, налетевших из старой Мексики. Шотландцу ранее не доводилось приближаться и разглядывать её при нормальном освещении, так что он впервые любовался ясной чистотой глаз, сверкавших, как озера, полные форели, и пятнышками веснушек, разбрызганных по маленькому носику и загорелым щечкам. Правда, рот Фрэнчи был несколько широковат, с полной нижней губой, а небольшая слабинка её обещала улыбку, за которой угадывалось нечто более серьезное, чем невинность, светившаяся в глазах. Но Маккенна знал, что все это лишь игра воображения, добивающая мужчину, слишком долго и упрямо-одиноко странствовавшего в пустынях Аризоны. Правда, стоя с ней рядом в чистом белом свете пустынного утра, он тут же отказался от такого утверждения. Но стоило старателю, развернув плечи, признать свою ошибку, как "девчонка", невинность которой подвигла его на это признание, вдруг потянулась к нему и, взяв мужскую руку в свою, горячо её пожала.
      - Как скажешь, Глен, - мурлыкнула она.
      Услышав, что его назвали по имени, Маккенна вздрогнул.
      Пока что девушка обращалась к нему только как к мистеру Маккенне. И так, черт побери, и должно было продолжаться, прорычал он молча. Она не имела никакого права с ним фамильярничать. Он был раза в два старше ее... Эта мыслишка требовала подтверждения.
      - Фрэнчи, - сказал он строго, наблюдая одним глазом за Пелоном и его людьми, - сколько тебе лет?
      - Шестнадцать, - быстро ответила она, - а тебе?
      Девушка взглянула ему в глаза и по её интонации Маккенна рассудил, что она поняла скрытый смысл его вопроса, и что её ответный выстрел был направлен в ту же самую цель.
      Может, ей, конечно, и шестнадцать. Но она давно уже не дитя.
      - Это тебе сейчас, - сказал он ядовито ни к селу ни к городу. - Но, если угодно, мне тридцать.
      Девушка кивнула и крепче сжала ему руку.
      - Далеко не старик, - сказала она, и на сей раз без всякой связи с потоком раскаленного солнца, встающего над Яки-Хиллс и начинающего свою сушильную работу. Маккенну тряхануло с такой силой, что кожа покрылась мурашками.
      - Ты чего? - спросила Фрэнчи быстро.
      Маккенна подобрал челюсть и издал могучий вздох.
      - Ничего, - солгал он. - Теперь тихонько наблюдаем за кавалерией, понятно?..
      В тот же самый момент Пелон повернулся и подозвал его.
      Маккенна подошел к вожаку бандитов.
      - Почему-то их не видно, - сказал тот. - Смотри. В воздухе за большой скалой, которая находится между нами и колодцем, пыли нет. А ведь с того момента, как мы начали наблюдение, прошло много времени, так что она должна была появиться.
      - Ты прав, хефе. И что же?
      - Если честно, Маккенна, - понятия не имею. Думаю, этот прохвост Бенито Колл рассказал все солдатам, не упоминая, естественно, о своем участии в этом деле; кавалерия с юным Микки Тиббсом рванула нам наперерез. Снова эти Тиббсы впереди. Чертов Микки. Знаешь, что ему всего семнадцать? Так-то. Когда ему стукнуло всего три годика, его папаша двинул вместе с генералом Круком в мексиканскую Сьерра-Мадре, чтобы добыть Джеронимо и Чирикауа. Это было в 1883-м. Тринадцать, нет четырнадцать лет назад.
      Нахмурившись, Маккенна кивнул.
      - По собственному опыту знаю, - сказал он, - что юнцам доверять нельзя. Современная молодежь слишком быстро взрослеет. Да ты не печалься, хефе. Не ты первый, кого удалось провести ребенку.
      - Твой ребеночек по крайней мере симпатичен. А видел когда-нибудь моего этого заразу Микки? Рожа у него похуже папашиной, а тот был куда уродливей меня. Ух! Санта!
      - Они друг друга стоят. Что ты сейчас намерен делать, Пелон? - спросил Маккенна.
      Вожак банды, прищурившись, изучал лицо Маккенны.
      - Я тебя подозвал именно для этого, - наконец произнес он. - Хотелось посоветоваться. Мы сейчас не в лучшей позиции. В который раз...
      Маккенна глаз не отводил.
      - Это значит, что у тебя сейчас не так много людей, чтобы за мной наблюдать, так, Пелон?
      - Именно. Требуется очередное соглашение. Имея в запасе одного Хачиту, мозг которого не очень-то отличается от мозга ползунка, я не в силах обеспечить постоянную слежку за тобой и девчонкой. К тому же мне приходится наблюдать за Салли, чтобы она не пырнула белую, и - черт! - в общем мне все это не нравится.
      - И мне тоже, - кивнул Маккенна. - Что ты предлагаешь?
      - Мне, амиго, вовсе не хочется с тобой ссориться. Будем же друзьями, как в добрые старые времена.
      - Ну уж нет, хефе, только не это, - испуганно пробормотал Маккенна. Оставайся лучше самим собой и давай не будем о "дружбе"! Потому что когда о ней говорят, на самом деле подразумевают предательство.
      Пелон устало покачал головой.
      - Мне страшно надоело реагировать на твои нападки, - сказал он. - Надо бы по идее открутить тебе башку, но я не стану этого делать. Единственное, что приходит на ум, - отослать девушку к солдатам. Но я не знаю, как это получше провернуть. Придурочные негры запросто могут её подстрелить. Стоит их завести, как они превращаются в шершней: жалят все, что попадается на пути.
      - Если бы точно знать, что Бен дополз до солдат... - задумчиво пробормотал Маккенна. - Но не дано... И не проверить никак... Может, он сильно ранен, а может и нет.
      - Ранен? - фыркнул Пелон. - Бенито ранен? Не смеши меня - и так не смешно. Этот ублюдок специально свалился с коня. Я все видел, но не было возможности его пристрелить. Не бойся, Маккенна, когда надо, он может о себе позаботиться. Такой уж человек. Ни за что бы не стал набиваться к нему в друзья. Потому что Бенито всегда думает только о себе. Вот почему он прожил в этих краях так долго.
      - Не тебе винить в этом. Такова человеческая натура, и уж кто-кто, а ты должен хорошо это знать.
      - Может быть. И все-таки он ублюдок, тебе меня не переубедить.
      - Я и не собираюсь. Слушай, Пелон: если Колл невредимым добрался до солдат, то девушку можно смело отпускать. Он о ней позаботится...
      - Ну уж нет, просто так я её не отпущу. Подыщем ей надежного проводника. Потому что если я хочу заинтересовать тебя второй частью моего предложения, мне выгоднее гарантировать её сохранность.
      - То есть тем, чтобы я поехал с тобой в Сно-та-эй?
      - Ну, разумеется.
      - Ты считаешь это честной сделкой?
      - Если предпочитаешь, чтобы я убил девчонку прямо сейчас, так и скажи.
      - Нет, нет, я совсем не это имел в виду.
      - Так я и думал. Поэтому если у тебя, Маккенна, есть какие-нибудь соображения по поводу того, как безопаснее всего переправить девчонку к солдатам в Скаллз, - говори.
      - Еще бы их не было! - просветлев челом, усмехнулся старатель. - Я сам могу доставить её туда, потому что очень хорошо знаю территорию отсюда до колодца. Я только что по ней проскакал.
      - Ха-ха-ха! - проскрежетал Пелон.
      Маккенна тут же изменил и тон, и тему.
      - Пелон, - сказал он, - а если девушка в целости доберется до солдат, откуда тебе знать, что я сдержу свое слово и приведу вас в каньон Дель Оро?