- Теперь я вижу, - начал он, - что ты все так же хитер, как и прежде. И даже рад этому. Хорошо, согласен с тем, что девчонка имеет для меня некоторую ценность и мне бы не хотелось, чтобы она пострадала, и, кроме того, чтобы твои компаньоны оказывали ей какие-либо знаки какого-либо внимания. Я ясно выражаюсь?
      - Еще бы. Продолжай.
      - Таким образом, мы подошли к тому, что можно назвать своего рода соглашением, - подвел итог белый золотоискатель. - Каждый из нас имеет над другим определенную власть.
      - Все верно. Давай выслушаем твои предложения по этому поводу.
      Маккенна ухмыльнулся. Гримаска произвела крайне неблагоприятное впечатление, так как её компоненты, включающие бронзовую от загара кожу, чистые белые зубы, симпатичные морщинки в уголках теплых голубых глаз, не понравились Пелону Лопесу.
      - Я ведь предупреждал: не вздумай притворяться невинной овечкой! - рявкнул бандит. - Смотри, не переиграй.
      - Я и не собираюсь. Но разве мы не люди чести?
      - Я-то да, - ответно ухмыльнулся бандит. - А вот тебе бы я мог доверить разве что непорочность своей сестры, а по данному пункту ты сам волен выносить суждение. Сестрица моя - вон та, с отрезанным носом.
      Маккенна взглянул на сухопарую апачскуго скво. Женщина, услышав, что говорят о ней, ухмыльнулась белому так, что иссеченная шрамами улыбочка Пелона показалась Маккенне просто материнской. Старатель вздрогнул и отвернулся.
      - Ну как? - спросил Пелон. - Нравится? Она всегда смотрит так, словно обещает бог знает какие утехи. Итак, омбре, давай все же обговорим условия. Я не собираюсь болтать с тобой всю ночь.
      - Эта женщина, - сказал Маккенна, уводя разговор в сторону, - тебе вовсе не сестра. Она ведь чистокровка. Зачем ты мне врешь?
      - Да зачем же мне тебе врать, мил человек? Неужели я сказал сестра? Извини, оговорился. Полусестра. Родственница... по матери. Так, женщина? обратился он к индианке.
      Существо закивало черепообразной головой, делая при этом в сторону Маккенны непристойные пассы руками и даже бедрами, а затем разразилась похожим на смех её полубрата отрывистым лающим хохотом.
      - Видишь, - проговорил бандит, - ты завоевал её сердце, не пошевелив даже пальцем. Великолепно! Если захочешь продолжить с ней разговор после того, как мы договоримся по главному вопросу, то называй её Хеш-ке. Или не называй.
      Нельзя было сказать, что Пелон здорово ободрил Маккенну. Имя женщины по-апачски обозначало безрассудное стремление к убийству. На английский оно переводилось примерно как "женщина-убийца". Для апачей было в порядке вещей даровать подобные музыкальные прозвища, но Маккенна понимал, что Пелон, называя ему столь странное имя, хотел предупредить его об определенной опасности, поэтому лишь мрачно кивнул в ответ.
      - Огромное спасибо, - ответил он, - но я что-то устал сегодня, так что женщина мне вряд ли понадобится. Хеш-ке, думаю, меня извинит, а ты, Пелон, тем более. Ну что, вернемся к нашим условиям, а?
      Сотоварищи Пелона навострили уши. Все они по индейскому обычаю сидели полукругом возле костра, скрестив ноги. Кто-то выковыривал из зубов остатки жаркого, кто-то рыгал, кто-то пукал, кто-то чесался, как собака, но все напряженно слушали пленника, не желая пропустить ни единого слова.
      - Прежде всего, - проговорил Маккенна, - нам придется выработать план, который сможет гарантировать безопасность девушки и мою. Согласны?
      - Согласны, - ответил Пелон.
      - После этого, - кивнул Маккенна, - я, выполняя свою часть соглашения, отведу вас к каньону Дель Оро по карте, которую нарисовал старый Эн. Так?
      - Так.
      - Тогда вот что я предлагаю: пусть в этом походе нас сопровождает столько белых, чтобы их количество уравняло число твоих компаньонов, Пелон. Женщин, естественно, считать не будем.
      - Естественно, - сказал Пелон. - Продолжай.
      - Вас тут шестеро, с тобой пятеро мужчин. Значит, и со мной пойдут пятеро белых. Согласны?
      На сей раз у костра воцарилось долгое молчание. Бандиты, позабыв о Маккенне, смотрели только на Пелона. Вожак понимал скользкость момента и чувствовал, что сейчас следует быть предельно осторожным. Он напряженно думал.
      - И, - резко проговорил он после продолжительной паузы, - каким же образом эти пятеро присоединятся к нам?
      - Ты, верно, знаешь Эла Сибера? - спросил его Маккенна.
      - Еще бы! Славный парень. Ему даже апачи доверяют. Но пальца я бы ему в рот не положил. Настоящий омбре дуро. Дальше.
      - Вообще-то Сибер мой лучший друг. Ему я и предоставлю выбрать четырех остальных.
      - А как мы встретимся с Сибером?
      - Я знаю, что сейчас он в Джила-Сити. Завтра мы должны встретиться, чтобы ехать в Сонору. Возле Форнтироса новая разработка. Может, слыхал?
      - Слыхал. Золота там нет. Дальше.
      - Предлагаю вот что: выбери человека, которому доверяешь, пусть он встретится с Сибером в том месте, которое я укажу. Пусть твой человек скажет Сиберу о том, что у нас есть - я имею в виду карту - и что я согласился отвести вас в каньон. Дальше пусть упомянет о том, будто у нас недостаток людей и припасов и что поэтому я послал за самим Сибером и остальными. Объяснить же мое отсутствие довольно легко. Пусть твой человек скажет, что ты мне не доверяешь, и я, дабы выказать добрую волю и расположение, остался с тобой в лагере. Ну, что ты по этому поводу думаешь?
      Пелон помолчал и взглянул на своих людей.
      - Мучачос, - спросил он, - как вам план?
      На мгновение воцарилась тишина. Потом воин чирикауа - Беш - кивнул.
      - Мы с Хачитой доверяем тебе, Пелон. Поэтому, если ты решишь, что нужно послать за Сибером, мы возражать не станем.
      - Я тоже - за, - буркнул сержант-дезертир федеральной армии Мексики, Санчес. - Путь до каньона Дель Оро неблизкий.
      По тому, как он это сказал, Маккенна понял, что именно имел в виду старый бандит, но сейчас не было времени вдаваться в моральные проблемы. Старатель хотел заполучить как можно больше голосов за свой план.
      - Я присоединяюсь, - сказал Лагуна Кахилл, задействовав в свою акулью улыбочку нижнюю челюсть. - Потому что в Джила-Сити поеду именно я! Айе, Чиуауа! Там есть одна девочка в кантине у реки... - нет, ребята, я в полном порядке, дайте мне только заседлать лошадь!
      - Отдохни! - рявкнул Пелон. - Тебя пока ещё никто никуда не посылал. Не думаю, что доверю тебе даже набрать воды из этого ручья. - Он повернулся к последнему члену шайки. - Твое мнение, Манки? Должны ли мы послать за Сибером и четырьмя белыми?
      Он не сказал "гринго" или "янки", или "американос", как бы произнес, если бы строил предложение обычным образом, но построил фразу, делая упор на "четырех белых". Это сразу привлекло внимание Маккенны. Так же, как и внимание Манки.
      - Еще четырьмя? - переспросил гигант-яки. - Еще четверо "йори" приедут сюда в пустыню? В общем это неплохо, но как узнать, что за ними не протянется длинный хвост? Кто нам это гарантирует?
      - Если угодно, можешь сам все проверить, - быстро вставил Пелон. - Я пошлю Лагуну, которому, пожалуй, единственному из нас в городе ничего не грозит, а ты поедешь с ним вместе и проследишь, чтобы все было, как надо. Договорились, омбре?
      - Конечно. - Живость и притворное рвение, с которыми Манки согласился на предложение Пелона, не ускользнуло от сметливого Беша. Молодой воин чирикауа поднял руку.
      - За этим животным нужен глаз да глаз, - сказал он. - Если он выедет из Джила-Сити даже с сорока "йори", то сюда не доберется ни один. Ты ведь это прекрасно знаешь, Пелон.
      Знания Маккенны в языке индейцев племени яки исчерпывались дюжиной простейших слов. Одним из них было "йори", что переводилось, как "белый человек". Поддерживая протест Беша, Глен кивнул.
      - Точно, Пелон. Должен поехать ещё и третий.
      Бандит с наслаждением усмехнулся.
      - Амиго, - сказал он. - Ты даже не можешь себе представить, насколько это точно. Мы взяли с собой это, - тут он ткнул пальцем в сторону яки, - только чтобы узнать: сколько белых скальпов можно привезти из Аризоны за один наезд. Манки чувствует, что времена индейцев остались в прошлом, поэтому хочет привезти внукам какие-нибудь сувениры. Ты ведь понимаешь, Маккенна. Сентиментальность... Болезнь сердца. Какой человек с этим справится? Так скажи! Неужели я должен отказывать своим мучачос в маленьких привилегиях?
      - Что ты, что ты, - мрачно помотал головой Маккенна. - Ни в коем случае. Значит, дела обстоят так: завтра Лагуна, Манки и ещё кто-нибудь отправятся в Джила-Сити. Кто же будет третьим? Ты, Беш?
      Услышав свое имя, стройный апач поднялся на ноги. Он твердо взглянул Маккенне в глаза.
      - Да, третьим будет Беш, - сказал он сильным проникновенным голосом.
      Если это и был вызов Пелону или кому-нибудь еще, то никто его не принял. Вожак, пожав плечами, махнул рукой, выражая этим свое полное одобрение. Участниками завтрашней поездки были продуманы детали движения как в город, так и из него. Лагерь быстро превратили в подобие спальни, а Маккенну и белую девушку приковали к стоящим в разных концах поляны соснам столетними испанскими цепями, которые старуха выудила из переметных сумок. У пленников не было возможности не только поговорить, но даже обменяться взглядами. Через несколько минут после того, как Пелон объявил об окончании совещания, лагерь погрузился в темноту. В тишине было слышно, как ворочаются на одеялах люди и как стреноженные апачские пони жуют возле ручейка бутелою.
      КУКУРУЗНАЯ КАША И ЖАРКОЕ ИЗ МЯСА МУЛА
      Проснувшись на следующее утро, Маккенна увидел, что проспал все на свете. Лагерь словно вымер, лишь старуха варила на костре кашу-размазню, которая, судя по омерзительному запаху, была основательно сдобрена мульим мясом. Маккенна содрогнулся и от запаха, и от вида самой поварихи, точно зная, что ей обязательно захочется накормить его своей отравой. Чтобы предотвратить беду и попытаться установить местонахождение отсутствующих бандитов, старатель решил пустить в ход свое неотразимое обаяние.
      - Доброе утро, матушка, - ласково начал он. - Красота наступающего дня может сравниться разве что с твоим очарованием. Сантисима! Что это так пахнет? Пиньоль? Замечательно! Прекрасное утро, грациозная женщина и вкусная горячая пища. Айе де ми! Чего ещё может желать человек?
      Старуха выпрямилась. Она смотрела на белого с любопытством песчаной гадюки, наблюдающей за приближающейся мышью. Наконец, ответно кивнула.
      - По крайней мере, - сказала индианка, - эта штуковина должна удержать тебя от необдуманных действий. Не вздумай шутки шутить.
      И подняла лежавший рядом с костром раздолбанный винчестер. Маккенна, притворно ужаснувшись, вскинул руки вверх.
      - Матушка, у меня и в мыслях не было ничего дурного! Ты ж понимаешь. Я просто слушаю пение птиц! Вдыхаю запах хвои! Внимаю призывному кличу ручья! Смотрю, как он вспыхивает на солнце, когда струится, журчит по лугу и когда целует каждый камешек и обломок гранита! Разве это не прекрасно?
      Старуха подозрительно уставилась на Маккенну. Она подошла к дереву, к которому он был прикован, склонила голову: в покрытых пленкой змеиных глазках засветилось нечто похожее на любопытство.
      - Так говорят индейцы, - прокаркала она. - Белым плевать на птиц, ручьи и траву.
      - А белому, которого ты видишь перед собой, - нет. Я, матушка, люблю эту землю.
      - Врешь, ты любишь золото, что в ней лежит. А без него эта земля тебе ни к чему.
      - Неправда, - насупился Маккенна. - Я ищу золото для того, чтобы оставаться и жить здесь. Чтобы покупать еду, одеяла, амуницию и иногда немного виски.
      - У тебя белый язык, - сказала старуха.
      - Нет, - улыбнулся Маккенна, высовывая предмет спора. - Как видишь красный. Как и твой.
      Индианка сделала ещё пару шагов вперед, пристальнее вглядываясь в старателя.
      - Белый, - повторила она. - Его корень посередине, а не внизу, поэтому он может двигаться в разные стороны.
      Маккенна развел руками, грациозно признав неумолимость апачской логики.
      - Правду говоришь, матушка. Мой народ частенько вас обманывал. Но прикинь: разве в этом моя вина? Разве я предавал апачей? Меня зовут Маккенна. Ты обо мне слышала. Скажи: я когда-нибудь лгал?
      Старуха сразу же разозлилась. Как и большинство индейцев, она не знала, что делать, повстречавшись с хорошим белым. Ее опыт был иного качества. Ну и что с того, что этот рыжеволосый, рыжебородый, сладкоголосый старатель хороший человек? Ее это только ещё больше бесило, потому что было правдой и потому что, напомнив об этом, он её смутил.
      - Будь ты проклят! - прошипела она. - Так нечестно! У тебя, действительно, неплохая репутация, и апачи тебе верят. Иначе как бы ты мог остаться в живых, повстречавшись с Пелоном? Но вынуждая меня признать, что не лжешь и не мошенничаешь с моим народом, ты связываешь меня по рукам и ногам. Проклятье! Это подло!
      - Эй-эй, мамаша, - с опаской произнес Маккенна. - Мне вовсе не хочется в столь чудесное утро знакомиться с твоим ружьецом. Ты уж извини...
      Но тут, что было совершенно непоследовательно, старуха внезапно заулыбалась.
      - Эх! - воскликнула она. - Чего уж тут. Мне так же хочется ломать тебе голову, как тебе - мое ружье. Маккенна, видимо все дело в этой ярко-рыжей бороде и голубых глазах. Ты здорово научился находить тропки к сердцам женщин. Но-но! Я заметила твою ухмылку. Думаешь, она, мол, чересчур стара, да? Осторожнее, а то запросто можешь получить прикладом по башке.
      - Да я бы с кем угодно побился об заклад на то, что ты походя разобьешь любое мужское сердце, - галантно откликнулся Маккенна. Но с чего ты взяла, маманя, будто я усомнился в твоей женственности? Чем дальше в лес, тем слаще фрукт, не так ли, мучача?
      - Хи-хи-хи! - Сморщенная скво показала пеньки оставшихся зубов и, словно хорошую собаку, погладила Маккенну по голове. - Ане, ты совершенно прав, хихо! Сейчас угощу тебя пиньолем! А потом поболтаем. Я тебе могу рассказать то, чего не договаривает Пелон. Давай-ка разомкнем эту чертову цепь...
      - Мамаша, - сказал Маккенна, вытаскивая из "браслета" занемевшую ногу, если бы я был на десять, а ты на двадцать лет моложе, то спускать меня с поводка было бы ох как опасно!..
      - Чушь! - фыркнула старуха, но было видно, что ей приятно.
      Присев к огоньку, Маккенна понял, что отступать некуда, впихнул в себя кашу, и чтобы не потерять то расположение, которое только что завоевал, принялся смачно облизываться и рыгать, показывая, что старая корова не только симпатичнейшая из женщин, но и великолепнейшая из поварих.
      Подавившись последней влезшей ложкой, Маккенна помог старухе сделать уборку. Ему пришлось здорово попотеть, потому что четырехфутовое сосновое бревно, к которому приковала его индианка, походило то ли на местного рода якорь, то ли на медвежью западню. Правда, его начальница чуть в обморок не грохнулась, увидев, что мужчина оказывается может выполнять домашнюю работу. Взамен за доставленную возможность поглазеть на столь редкое зрелище, бабуся поведала Маккенне детали его пребывания здесь, в горном оазисе под названием "Нежданный привал".
      Так как это его сильно интересовало, Маккенна позволил старухе болтать, сколько вздумается. Он вставлял в её длинную речь, то тут, то там, вопрос или замечание, чтобы направить стремительный словесный поток в нужное ему русло, хотя в основном индианка в управлении не нуждалась. Ведь в её жилах текла кровь настоящих, чистокровных апачей. Она видела сотни белых, сидящих на том месте, на котором сейчас находился Глен Маккенна, и знала, о чем именно думал белый, который с нехорошими предчувствиями ожидал возвращения бандитов. Как и полагалось человеку, знавшему индейские и, в частности, апачские традиции, он думал только о двух вещах, а фантастические видения близкого освобождения или хотя бы помилования оставлял несмышленым дилетантам. Когда все сказано и сделано, истинное значение имеют: во-первых, жизнь, а во-вторых, смерть. Натуральменте.
      ТАЙНА СНО-ТА-ЭЙ
      Болтливую индианку, к тому же женщину из племени апачей, найти не так просто. Через пять минут Маккенна понял, что со старухой ему здорово повезло. В истории, что она рассказывала, сплелись одиночество, старость, женская хитрость и несомненная симпатия к голубоглазому белому.
      Для начала она ему поведала, радостно набив свою трубку табаком из кисета Маккенны и позволив ему покурить впервые за двенадцать часов, что в этом походе Пелона есть доля и её вины. Она, оказывается, была последним оставшимся в живых ребенком сестры Наны и Эна. Ее мать, разумеется, никакого отношения к тайне каньона Дель Оро, который по-апачски назывался Сно-та-эй, не имела, как, впрочем, и доступа в священное место. Вход туда разрешался только мужчинам.
      В те давние времена, когда была жива её мать, это считалось нормальным. Но времена, а с ними и апачи, сильно изменились. И племянница Наны не захотела мириться со столь явной женской дискриминацией.
      Старая скво замолчала, внимательно изучая своего слушателя. Наконец, видимо, приняв какое-то решение, кивнула. Звали её, продолжала она, Маль-и-най. Это было переделанное испанское слово "мальпаис", что означало сильно пересеченную местность или бэдленд. Рассматривая рассказчицу, Маккенна решил, что имя женщине подобрали совершенно правильно. Ведь апачи всегда называли камень камнем, а жабу - жабой.
      В ответ на столь прямолинейное признание бородач ответно заявил, что у него самого, как говорится, ни рожи ни кожи. Любая проницательная женщина сразу поймет, что в нем больше костей, чем мяса, а жил больше, чем сил.
      Но хорошее впечатление о нем, запавшее женщине в голову, ничуть не поколебалось этим откровением. Просто она ещё раз убедилась, что рыжик и впрямь является тем, за кого себя выдает. Теперь она была готова верить в то, что он может наслаждаться пением птиц, вдыхать свежесть ручья, наблюдать за тем, как растет трава и не обижать братьев меньших. Ну и белый!
      - Знаешь что, Маккенна, - покачала головой старуха. - Как женщина, я отказываюсь признавать твой наговор на себя. Но если даже и признаю, то кто посмеет отрицать, что хорошая порция костей когда-либо мешала мужчине, а? Что ты на это скажешь, омбре? - Она разразилась своим идиотским кудахтаньем, и Маккенна, вспыхнув, согласно кивнул. Через секунду старуха вытерла с глаз слезы, выступившие от непонятной белому радости, и продолжила.
      - Значит так: много лет я ухаживала за старым Эном. Тебе, наверное, известно, что ему было лет девяносто. Если вспомнишь, то Нане, когда он выступил в последний поход против регулярной армии, - а это было лет пятнадцать назад, - стукнуло всего семьдесят. А Эн был помоложе Наны, но не сильно.
      - И вот я готовила и ухаживала за старой развалиной и, поскольку умом меня природа не обидела, в мозгу у меня начало созревать убеждение, что женщина это, по крайней мере, половина мужчины, а значит, мне следует узнать, где находится золотой каньон.
      - Тогда я начала издалека заходить к старому Эну, постепенно сужая круг вопросов. Поначалу он думал, что я болтаю просто так. Но поняв, что я действительно интересуюсь тем, о чем спрашиваю, замкнулся и стал раздражительным и злым.
      - Видишь ли, он понимал, что близится время его ухода, и не знал, что делать со своей тайной. Одна его половина была готова похоронить её в глубине сердца, а вторая всячески противилась, так как считала, что это нечестно по отношению к апачам. Я понимала, что его гнетет и особо не наседала. Но несколько недель назад вдруг поняла, что он сделал неправильный выбор. И мне стало ясно, что если кто-нибудь не вырвет у Эна тайну Сно-та-эй, то она умрет для нашего народа. Я принялась долбить в одну точку, выставляя этот аргумент главным, я говорила, что если белые целиком подчинят себе апачей, то это не умерит скорби индейцев всей страны, но только её увеличит. Через несколько лет нужда в золоте станет куда большей, чем во времена таких вождей, как Нана, Викторио, Мангас Колорадас, Начеза, Голеты и Кочиз - этих великих воинов, сражавшихся за свободу Аризоны и, конечно, Нью-Мексико, тоже.
      Она замолчала, чтобы вытащить кусочек мяса из застывшей кукурузной каши и положить его на остывающие уголья. Потом, засунув объедки в рот, стрельнула глазками в сторону белого.
      - Ставлю свой винчестер против твоего седла, что ты сейчас недоумеваешь: почему среди великих воинов нашего народа я не назвала Джеронимо. Так?
      Маккенне пришлось признаться, что эта мысль, действительно, мелькнула в его голове. Так солдат регулярной армии не понял бы, почему рыжебородого генерала Крука вычеркнули из списков тех, кто вел беспощадные войны с апачами.
      - Ага! - закричала старая карга, - всегда так с вами, белыми идиотами! Невдомек вам, кто истинный краснокожий, а кто нет.
      - Что ж, - признал Маккенна, - здесь ты права. Но я, например, знаю, что и Мангас, и Кочиз никогда не здоровались с Джеронимо. Для них он был трусливым псом. Как и его воины, ушедшие вместе с ним, после того как он нарушил данное слово и сбежал от Крука после сдачи в плен. Каков бы ни был цвет кожи, но подобных мужчин ни ты, ни я не хотели бы видеть среди наших друзей.
      Старуха долго-долго смотрела на Маккенну, а потом выплюнула кусочек шкуры мула, приставшей к её "вкусностям", но с которой обрубкам её зубов было не справиться.
      - Беру назад слова о твоем языке, - сказала она. - Не белый он у тебя. И голос странно звучит для янки. Не так, как ему положено. Это я заметила в самом начале разговора и поневоле задумалась. Маккенна, скажи, ты не настоящий американо?
      - Верно, матушка, я приемный сын этой страны. А родился в далеком краю под названием Шотландия. Отец с матерью привезли меня сюда ещё ребенком, поэтому я в принципе такой же американо, как и любой другой белый, родившийся здесь. Но именно вы, краснокожие, настоящие хозяева Америки.
      Старая ведьма обнажила остатки клыков в некоем подобии, как ей, наверное, казалось, добродушной улыбки.
      - Верно, - сказала она, - все об этом постоянно талдычат, но именно янки, а не апачи, не понимают сути разговора.
      - Верно, мамаша, верно. Но я невольно тебя перебил. Ты рассказывала про Сно-та-эй.
      Маль-и-пай хитро закивала.
      - Кое-что о Сно-та-эй, - поправила она.
      - Ну, разумеется, - сказал Маккенна. - Продолжай, пожалуйста.
      Самое интересное, что расположения каньона никто не знал, и апачи считали, что эта тайна умерла вместе с
      Наной. Старый вождь умер внезапно, поэтому не мог нормально подготовиться к переходу в Страну Вечной Охоты, а, следовательно, и передать доверенному лицу тайну золотого каньона. Но индейцам следовало знать Нану получше. Все эти годы тайна надежно хранилась в племени и, по крайней мере, ещё один апач знал, что она не утеряна. Этим единственным человеком был, разумеется, Эн. Он все время держал тайну в голове, но почувствовав, что пришло время уходить, понял, что придется искать преемника, чтобы передать ему сведения о местоположении каньона.
      Тут Маккенна сказал, что узнал об этом от Пелона, на что получил сердитый ответ, что, мол, рассказ Пелона основывается исключительно на сведениях, полученных от Маль-и-пай, и что если Маккенне не интересно слушать, то надо было сказать об этом раньше.
      - Какого черта я трачу на тебя время? - В сердцах спросила старуха. Неужели ты не понял, что я могу рассказать то, чего не выдаст Пелон?
      Потребовалось целых пять минут лжи и льстивых речей, чтобы перышки на старой вороне улеглись и чтобы она перестала браниться и продолжила рассказ.
      Койот-Эн не нашел в своем клане человека, которому смог бы передать тайну каньона Сно-та-эй. Все дело в том, что он со своей племянницей Маль-и-пай был последним "старожилом" племени: молодые воины никогда в каньоне не бывали, а знали о нем лишь понаслышке. Говорили, - и Маль-и-пай этому верила, - что после смерти Наны в каньоне не побывал ни один апач. Другие считали, что на самом деле тайной каньона владели три клана: чирикауа, где вождем был Кочиз, мимбреньо, во главе которого стоял Мангас Колорадас Старший, и клан Наны. Но так ли это, Маль-и-пай не знала. Ей было доподлинно известно лишь то, что на протяжении её жизни в каньон приходили воины только из клана Наны. Конечно, вполне возможно, что изначально и чирикауа, и мимбреньо тоже знали секрет Сно-та-эй, но к чему теперь эти предположения? Если раньше индейцы этих кланов и знали путь в каньон, то сейчас забыли так же, как и люди Наны. Это была проблема Йосена - Бога. Старую Маль-и-пай интересовало только то, что было известно лично ей.
      А знала она вот что: Эн, не нашедший в племени человека, которому мог бы доверить тайну, в момент старческой подавленности нарушил старинные традиции апачей и рассказал все женщине! Да! Маккенна не ослышался! Женщине!
      - Не стоит, наверное, объяснять человеку со столь проницательным взглядом, - сделала старуха старателю глазки, - какой именно женщине поведал Эн тайну золота, не так ли? Конечно же мне, Маль-и-пай. - Маккенна развел руками и развернул плечи во всеобъемлющем жесте понимания, который перенял у латинян и индейцев этой выжженной земли.
      - А почему нет? - спросил он. - Разве можно найти оллу (сосуд) лучше, чтобы перелить туда столь драгоценную влагу?
      Не принимая во внимание неприкрытую лесть, Маль-и-пай решительно продолжила рассказ. И вот, после того как Эн доверил ей тайну Каньона, старик исчез. Естественно, в племени это вызвало лавину толков и споров. Но недоверие к старинным легендам и сказаниям вовсе не умерило молодого пыла и алчности. Эти современные индейцы - да будут они прокляты до десятого колена! унаследовали от белых поклонение желтому металлу. Они знали, что на него можно купить много виски, хорошей еды, горячих коней и новых винтовок - в общем все то, что необходимо мужчине для счастья. Поэтому они стали считать Сно-та-эй не священной землей, которую следует оберегать от белых и мексиканцев, потому что она принадлежала апачам со времен сотворения мира, а местом, где их ждут горы денег.
      Но с исчезновением Эна открылось непоправимое. Люди различных кланов, считавшие, что кто-то из их племени должен хранить тайну золотого каньона, начали поиски, и поняли, что путь в Сно-та-эй знал только Эн.
      - И можешь мне поверить, - сказала старуха, ткнув Маккенне в грудь когтистым пальцем, - что после этого началось такое столпотворение, которое не утихает и по сей день.
      - По крайней мере, - продолжила она после паузы, - отзвук его донесся по апачскому "телеграфу" до Соноры, где его уловили омерзительные, но чуткие уши Пелона Лопеса.
      Пелон, естественно, тут же помчался в Аризону, собирая по пути банду, и включив в неё предательницу - безобразное и трусливое чудовище по имени Маль-и-пай.
      Услышав эту информацию, Маккенна приоткрыл глаза, а старая скво вытащила черенок трубки из дыры между ещё держащимися пеньками четырех оставшихся зубов. Облизав языком губы, индианка, покивав головой, сплюнула в костер и, сунув руку под юбки, вытащила на свет мешочек, в котором белый распознал своеобразную "аптечку" с хиддентином, или "магическим порошком священной значимости". Взяв большим и указательным пальцами щепотку порошка, старуха швырнула её в огонь. За секунду сменилось голубое, желтое и зеленое пламя, словно сгорала обыкновенная соль, и тут же образовался столб плотного белого дыма, словно от выстрела испанского фитильного мушкета. Темные губы Маль-и-пай беззвучно зашевелились, а глаза с набрякшими веками мельком взглянули на утреннее солнце.
      - Это Йосену, - словно извиняясь объяснила она Маккенне. - Никогда не угадаешь, слушает он тебя или нет. Хитрый старый дьявол.
      Какое-то время она сидела, что-то вспоминая.
      - Ну вот, - наконец продолжила старуха, - что произошло дальше, тебе известно. Пелон, так как его мать была из клана Наны, услышав, что старый Эн улизнул вместе с тайной Сно-та-эй, тут же примчался в Аризону. В ранчерии жила и его сестра по матери. Он рассчитывал выяснить все, что известно о каньоне, если не от простых воинов, то хотя бы от своих женщин.
      - Ты говоришь о женщине по имени Хеш-ке? - спросил Маккенна. - Эта та, которая без носа?
      Старуха запрокинула назад костистую головенку и разразилась квохтаньем, словно гагара на закате.
      - Хеш-ке! - фыркнула она. - Вот еще! Очередная пелонская дребедень. Собачье имя этой девки - Салли. Да-да, не удивляйся, обыкновенное белое имя. Просто её маманя делила свою подстилку с каждым вонючим койотом, забегавшим в ранчерию. Один из этих постельных захватчиков оказался белым. Имени называть не буду, потому что он занимает высокое положение в Аризоне Ну, а так как эта сучья матерь была полной дурой, то, чтобы её выблядку перепали милости от муниципалитета, она заявила, что, мол, белое ничтожество и является отцом девочки. Но ты же по роже этой дряни видишь, каким белым был её жеребчик-производитель. Ха! У меня самой шкура, что твоя седельная кожа, и все-таки я раз в шесть светлее, чем эта сучка. Ну, что ты - белый отец! Диос Мио!
      Маккенна, почувствовав, что старуха наконец-то добралась до сути, никак не отреагировал на это восклицание, и индианка продолжала:
      - Ты, конечно, можешь считать, что во мне сошлись лучи многих добродетелей, но - увы! - только обманешься. Слабостей у меня хоть отбавляй, и главной из них является невозможность противостоять ударной силе тулапай.
      "Тулапай" - это кукурузная апачская самогонка, крепостью раза в два превышающая самодельное приграничное виски. Маккенна, пробовавший её во время своих долгих странствий не на одной ранчерии, прекрасно понял, почему Маль-и-пай так горестно вздыхала. Эта жидкость была незаменимой во многих случаях. Например, ею можно было заправлять лампы. Прижигать раны. Отбеливать одежду. Дезинфицировать "йакаль" после оспы или туберкулеза, а ещё лучше железистой эпизоотии. Ею было хорошо сводить ржавчину со старых ружей. На её основе можно было готовить мазь для втирания в больные конечности хромых лошадей, или коровью микстуру для выведения ленточных червей. Но пить её было нельзя ни в коем случае. Разве только позарез понадобится хорошая дыра в желудке или кишечнике.