– Вы не передумаете? – засомневался Дагган. – Это тяжелый труд.

– Я уверена, что справлюсь. Остается узнать, как мне туда добраться и к кому обратиться.

– Я вас подброшу туда по дороге в клинику и заберу обратно в четыре, – сказал Дагган. У него заметно прибавилось энтузиазма. – Вы спросите Эми О'Брайэн, и она вам все объяснит. Кстати, на кухне очень жарко, даже в такую погоду, так оденьтесь полегче. Да, и это снимите, – добавил он, взглянув на перстень с бриллиантом.

– Да, вы правы…

Лайэл замешкалась, раздумывая, куда деть кольцо.

– Уилкес мог бы положить его в сейф, – подсказал Дагган.

Лайэл улыбнулась и пошла искать Уилкеса. А спустя несколько минут, она – в пальто поверх легкой юбки и блузки, – устроившись рядом с дежой в специально приспособленном для его коляски кремовом фургончике, ехала в приют.

Через полчаса они въехали в бедные кварталы. Обшарпанные фасады подслеповатых домов, которые и домами трудно было назвать. Трущо-5ы, подумала Лайэл. Ветер гнал обрывки газет и мусор вдоль узкой улочки. Вот и нужный дом. Построенный в викторианском стиле, с осыпавшейся штукатуркой, он когда-то был школой. Лайэл толкнула дверь, вошла и оказалась в темпом вестибюле.

Она быстро разыскала мисс О'Брайэн, представилась и вкратце объяснила, почему пришла. Сухопарая седая мисс О'Брайэн, или Эми, как она попросила ее называть, сначала очень удивилась, а потом обрадовалась. Она излучала такую энергию, что, казалось, с легкостью выиграет любой марафон или же подобно танку смеет на своем пути любое препятствие.

– Хорошо, что Патрик вас прислал, – сказала Эми. – На него можно положиться. Молодец! Нo не будем терять времени: все должно быть готово к полудню. Фиона и Лиз, слава Богу, здесь уже. Не возражаете, если они займутся картофелем и овощами, а вы всем остальным? Меню сегодня будет такое – бифштекс, слоеный пай с бочками, пудинг с патокой.

– Отлично. А на сколько человек рассчитывать? – спросила Лайэл.

– Чем больше, тем лучше, – ответила Эми. – Пойдемте, я вам покажу кухню.

Все было старенькое, но сверкало и блестело. В центре кухни, на полу, выложенном красной керамической плиткой, в двух просторных раковинах – картофелечистки, на плите – огромная скороварка и медные котлы. Под окном – мойки, вдоль стен – просторные столы для готовки. Комбайны для приготовления теста, мясорубки… видавший виды холодильник был забит провизией до отказа. В узком высоком шкафу – консервированные продукты и крупы. Со стороны бывшего школьного актового зала в стене три проема – раздаточная.

Эми быстренько все это показала и ушла. По всему было видно, что она возлагала большие надежды на новую повариху. Ну что ж, сейчас Лайэл покажет, на что она способна!

С чего же начать? Такие огромные кастрюли-щи… Итак, пай с почками. Лайэл в несколько приемов замесила тесто – машина работала безотказно. Когда она посадила в плиту последний противень, пот тек с лица ручьями. Промокнув лицо, она сразу же принялась за пудинг.

Фиона и Лиз решили выпить кофе и перекусить в половине двенадцатого. Позвали Лайэл. Проглотив кофе, она опять бросилась к скороварке. Славу Богу, пудинг удался!

Ровно в полдень открыли центральное раздаточное окошко, и с этой минуты Лайэл работала как автомат. Фиона и Лиз подавали ей тарелки с едой, которые исчезали мгновенно. А очередь в зале все не уменьшалась. Лайэл вошла в ритм и уже могла различать лица. Мужчины и женщины, молодые и пожилые, пьяницы и наркоманы, странники и бродяги, неудачники и прочий люд, отторгнутый обществом. Самые разные лица в ее сознании слились в одно. И оно, это общее лицо, поразило ее почти животным обликом – скорее заглотить горячую еду, отогреться и ожить. Потом уж она уловила и другое – отрешенность. Они будто отвергали от себя других людей, вернее были отторжены своими же согражданами. Несчастные, бедные страдающие люди! А она все трепыхается со своими проблемами…

Лайэл наконец почувствовала, что больше и шагу не сможет сделать. Боже, да уже четыре! Эми же была на седьмом небе. Да и сама Лайэл тоже: она была счастлива, что приносила пользу. Поэтому, когда Эми спросила, придет ли Лайэл на следующий день, ответила, что обязательно и с удовольствием.

На обратном пути домой Дагган мастерски выбирался из заторов. Священное время Лондонского чаепития!

– Ну, все в порядке?

Лайэл отвечала медленно, словно размышляя:

– Никто не остался голодным. Я увидела столько несчастных людей. Я даже никогда и не предполагала, что…

– Многие не предполагают, – перебил ее Дагган. – К сожалению, очень многие…

Лайэл посмотрела на дедушку. Он выглядел утомленным, но взгляд его был ликующим.

– А у тебя как дела?

– Отлично. Сначала массаж, потом прогревание спины. После обеда я даже бултыхался в бассейне.

И до самого дома Джо с энтузиазмом рассказывал ей о том, какие ежедневные процедуры ему назначены в клинике.

Трудно представить, что было бы с ним, если она уходила на весь день на работу и он в одиночестве, беспомощный, коротал дни в маленькой тесной квартирке. Джордан столько сделал для Джо. Даже то, что и не обязан был делать. И в этом плане он ничего другого не заслуживает, кроме искренней благодарности и признательности. Лайэл долго отмокала в горячей ванне. Потом долго приводила себя в порядок. Долго выбирала туалет к лицу. Остановилась на ярком, крупными цветами платье. Усталости как не бывало. Она была в приподнятом настроении и ждала с нетерпением Джордана.

Пробило семь, Джордана не было. Появился Уилкес и сказал, что ужин накрыт, что Джо и Дагган уже за столом и ждут ее. Лайэл придала лицу жизнерадостное выражение, чтобы дедушка ничего не заподозрил, и, войдя, весело сообщила:

– Теперь я вижу, что Джордан был прав, когда однажды сказал мне, что, когда он занят важными делами, обо всем забывает.

Джо сказал:

– Тебе не нужно было все-таки торопиться домой, Лайэл. Лучше было бы, если бы вы еще отдыхали в Озерах.

Отужинав, Лайэл поцеловала его, пожелала ему и Даггану спокойной ночи и пошла в гостиную. Включив телевизор, несколько минут смотрела какую-то нудную комедию. Выключила. Решила что-нибудь почитать.

Где же Джордан? Уже десять. Не может же он и в самом деле работать. Если бы он пришел сейчас, она бы нашла, что ему сказать. По крайней мере, то, как он к ней лично относится, не идет в сравнение с тем, что он делает для Джо.

Лайэл вздохнула. Ведь были же, хотя и редкие, моменты, когда он был мягким, покладистым и, несмотря ни на что, между ними возникала близость. И сомнений не вызывает то, что, когда он получше ее узнает, наверное, изменит свое мнение о ней. А пока только и остается, сидя у камина, глядя на мерцающий огонь, мечтать, убаюкивая себя призрачными надеждами…

Джордан появился после одиннадцати. Лайэл в это время дремала, свернувшись в клубок на диване. Она сразу встрепенулась, как только услышала клацанье замка в двери.

– Я ужинал с друзьями. Не думал, что ты будешь ждать меня, – проговорил он, снимая пиджак и присаживаясь рядом.

Нужно принять подобающий вид! Лайэл спустила ноги на пол, поправила прическу, расправила платье.

Джордан понял ее маневр и улыбнулся.

– Ну, что новенького у Джо? Что он говорил про клинику?

Лайэл пересказала в подробностях все, что услышала от дедушки, и торопясь, чтобы он не перебил ее, сказала:

– Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты для го делаешь. Ты так добр к дедушке!

Джордан дернулся, будто она в него кирпичом запустила. А глаза стали такие, словно от удара и не продохнуть. Спустя минуту спросил:

– Как ты провела день? Надеюсь, не скучала? Лайэл помолчала, потом ответила:

– Даггану позвонила некая мисс О'Брайэн. Она занимается благотворительной деятельностью, вернее – на ее плечах благотворительный приют в Ист-Энде…

Джордан слушал внимательно, пока она рассказывала о том, чем она занималась в приюте святого Фомы. Думая, что все это ему не понравилось, Лайэл осторожно поинтересовалась:

– Я собираюсь и завтра туда. Ты не будешь возражать?

– Почему я должен возражать против того, чем ты считаешь нужным заниматься в свободное время? Меня удивляет другое. Зачем тебе этот Рабский труд, когда ты можешь позволить себе не работать.

– Но им же нужен повар, а мне нечем занять себя. И при том я думаю, что с меня не убудет.

Наконец, это вовсе не рабский труд, а работа, которая делается во благо ближнего, – волнуясь, проговорила Лайэл.

Джордан посмотрел на нее и медленно произнес:

– Ты просто удивительная женщина! Кажется, больше ты уж ничем удивить не можешь…

Неужели он стал о ней лучшего мнения? Возможно, он даже понял, что ошибался, думая о ней нелестно? Лайэл дотронулась до его руки.

– Возможно, до этого ты все время ходил не с той фигуры?

Он по-своему понял ее жест, взял ее за руку и притянул к себе.

– Я знаю одну фигуру, которая не то что не та, а просто именно та, – сказал он бархатным голосом, глядя прямо ей в глаза.

Джордан обнял Лайэл за плечи, его нервные пальцы торопливо заскользили по ее шее, спине. Такая с виду юная, а какие соблазнительно полные груди!

Лайэл ощутила, как ее неудержимо потянуло к нему. Голова закружилась, как от бокала шампанского. Прижалась к его груди, закрыла глаза в ожидании поцелуя. Джордан коснулся ее губ. Она перевела дух, настраиваясь на страстный и продолжительный поцелуй. Но Джордан взял ее за подбородок и откинул слегка ее голову.

– Не закрывай глаза! – приказал он. – У тебя они потрясающие. Таких выразительных глаз я ни у кого из женщин не видел. И я хочу их видеть. Хочу видеть, что ты чувствуешь, когда я буду любить тебя.

Хмель сразу прошел. Ах вот оно что! Теперь ему хочется заглянуть ей в душу. Он же не верит ни в ее любовь, ни в ее верность. Что же еще он хочет увидеть в ее глазах?

– Любить меня? – спросила она. – Отчего же ты честно и прямо не назовешь вещи своими именами? Твоя любовь – это твоя месть, твое голое желание. Ты хочешь таким образом рассчитаться со мной, унижая меня?

– Ты, значит, полагаешь, что для меня – это голое желание, а для тебя – унижение?

– Да, именно так!

– Ну хорошо. Пусть так и будет! Джордан резко поднялся, подхватил ее на руки и понес в спальню. Положив осторожно на кровать, он снял с Лайэл туфли и с невозмутимым видом стал ее раздевать.

Лайэл не моргая смотрела на него. Пока он стаскивал платье, расстегивал лифчик, она напоминала большую тряпичную куклу. Но как только руки его коснулись груди, ее передернуло.

– Нравится тебе, когда я тебя трогаю?

– Ненавижу. Не прикасайся ко мне, – ответила она сдавленным голосом.

Он улыбался и продолжал раздевать ее с таким видом, будто ел что-то вкусное, смакуя каждый кусочек. Она лежала нагая, а он сидел на краю кровати, пожирая ее глазами. Потом, словно желая убедиться, что глаза его не обманули, что она не мираж, а живая плоть, уже на ощупь изучал, насколько хорошо она сложена, какой аккуратный живот, какая красивая линия бедер…

Лайэл не шевельнула и пальцем. А он стал медленно раздеваться, собираясь сломить это пассивное сопротивление.

Он снял рубашку. Ее глаза – не она! – с одобрением отметили его красивый, сильный и гибкий мужской торс. Хоть и зима, а кожа загорелая, почти бронзовая! Грудь широкая – соски далеко друг от друга. Между ними курчавятся темные волосы, полоской сужаясь к узкой талии и исчезая где-то под ремнем брюк. Горло перехватило, голова закружилась, а глаза закрывать не велено… – расстегивает пряжку, потянул молнию на брюках…

Он передвинул Лайэл, слегка приподняв, на самую середину широченной кровати. Лег рядом. Сердце Лайэл трепыхалось, как большая рыбина на песке. Каждый вдох и выдох давался с трудом. Она старалась не шевелиться – лежала, как мертвая.

Он взял ее за подбородок, повернул голову и, встретив ее отсутствующий взгляд, засмеялся.

– Э нет! Так дело не пойдет! Меня этот взгляд не собьет с толку.

Он наклонился. Его глаза так близко. Лайэл зажмурилась. Пусть берет ее. Но она ему радости не доставит.

Возможно, он и хотел овладеть ею силой, встретив сопротивление, но все-таки не вышло по его. Может быть, даже от этого его пыл поубавился… Он поцеловал ее, голова опять закружилась в хмелю, и поцелуй был так сладок.

Он опять поцеловал ее. Его губы просили ее губы быть нежными и ласковыми. И они послушно раскрылись, и поцелуй был, как теплая убаюкивающая морская волна. Руки его бережно дотрагивались до ее тела, как будто вся она была драгоценный и очень хрупкий сосуд.

– Ты такая сладкая, – шептал он. – Твоя кожа необыкновенная, ароматная, я всю тебя расцелую, каждый сантиметр твоей нежной шелковой кожи.

Руки его уже знали ее, и теперь он целовал ее, касаясь кончиком языка ее живой плоти. Лайэл пыталась сопротивляться, освободиться от требовательного желания тела, но мощная волна страсти расплавила это желание и каким-то всхлипывающими толчками выплескивала его из ее горла, выключая ее сознание и унося все, что мучило ее и терзало. Осталось лишь одно ощущение – желание ласк этого мужчины. И вот эта волна подхватила ее, накрыла и понесла…

Ее похитили, умыкнули… Несчастная! Но отчего так сладко…

Джордан знал, что волна несет ее, несет к нему, и ждал, когда она подхватит и его вместе с ней. И вот она… И Джордан ринулся куда-то вместе с Лайэл и в нее. И она захлебывалась, и он ловил ее губами. И пил это сладкое вино победы, и чувствовал себя победителем.

Но он еще не до конца допил свое вино и, накрыв ее вместе с волной, снова и снова ввергался с ней в пучину, пока наконец не сделал последний глоток и, обессиленный, перевернулся на спину и вынес ее на себе. И она, как утлое суденышко, лежала на мощной тверди его тела.

Его сердце крупно билось под ее щекой. Она слышала его, засыпая. И не скоро оно, наверное, успокоилось.

Лайэл не шевелилась. Хорошо так лежать! Тепло, уютно, легко. Она хотела перевернуться на спину и не смогла. Она и Джордан лежали как две большие ложки в коробке, одна в другой. Его рука, обхватывая ее, крепко сжимала ладонью, как свою собственность, ее грудь. Лайэл почувствовала, как его легкое дыхание колышет пряди ее волос.

Если бы Джордан ее любил, и все было бы у них нормально, она бы сейчас могла улыбнуться ему и сказать: «Доброе утро, дорогой!» Можно было бы даже обнять его, да мало ли что можно…

Опять ее понесло куда-то! И так ведь уже ясно – чем больше себя сдерживаешь, тем сильнее влечет к нему. Она вздрогнула.

– Что, замерзла? – спросил он. И рука, которая только что обнимала, потянула одеяло и поплотнее укутала ее.

Лайэл, поняв, что он не спит, напряглась. Нужно сразу же встать и никаких прикосновений! Но она почему-то продолжала лежать.

Его рука вернулась на свое место и слегка сжала ее грудь.

Лайэл дернула плечом.

– А, я и забыл! Ты же ненавидишь это. – Тон его голоса шутливый и добродушный.

Она молчала, покусывая губу.

Он зарылся носом в ее волосы, целуя в шею.

– Может, сумеешь продемонстрировать свою ненависть?

Теперь уж он знает, чем кончаются все эти демонстрации. Нужно побыстрее выбираться из этих объятий. Славу Богу, отпустил! И даже не сопротивлялся.

Джордан лег на спину и смотрел, как она достала халат, запахнулась и отправилась в ванную.

Когда она вернулась в спальню, при полном, как говорится, параде, он все еще лежал, закинув руки за голову.

И чего это он лежит? Опять что-нибудь задуман?

– Ты собираешься весь день провести в постели? – спросила Лайэл не без ехидства.

– Это зависит от того, как мне будут соответствовать. Не хочешь ли ко мне под бочок? – спросил он и недвусмысленно ухмыльнулся.

– Нет, не хочу, – ответила она, но как-то уж очень нерешительно.

Джордан вздохнул.

– Ну, тогда и мне нужно вставать. Но прежде подойди и поцелуй меня.

Лайэл помедлила. Опять эти опасные игры! Нет уж, встанет и без поцелуя. Хотя, впрочем, когда нельзя, но очень хочется, то можно и поцеловать.

Джордан вроде бы попытался сесть, но потом все же сказал:

– Ну подойди, всего только один поцелуй.

Лайэл медленно подошла к кровати и наклонилась над ним. Он вдруг схватил ее за запястье, и она, вскрикнув от неожиданности, оказалась в его объятиях. Джордан расхохотался и принялся целовать ее. Уже и платье ее распласталось в кресле, уже и подбородок его показался ей необыкновенно чувственным, и туман перед глазами, и голова пошла кругом…

– Что это я? Сказал ведь, всего один поцелуй, – оттолкнул он ее, вылез из-под одеяла и пошел в ванную.

Слышно было, как шумела вода. Лайэл, возбужденная, с трудом сдерживала дыхание. Стала торопливо одеваться. Нужно поскорее уйти из дома, до того как он выйдет из ванной.

Но не успела – завтракали они вместе. У нее все бродило и бурлило в груди, а он сидел и спокойно поглощал яичницу с беконом. Она подала ему кофе. Ни улыбчивых глаз, ни движений с ленцой – собранный деловой мужчина, в строгом сером костюме, рубашка цвета слоновой кости, галстук в тон. Как ему удается так легко переключаться?!

– Вечером у нас ужинают мои друзья. Тебе не придется ни о чем беспокоиться – все сделает Уилкес.

– Можно узнать, кто это?

– Из Штатов приехал в Лондон по делам директор крупнейшего дома моделей Брюс Мантелл вместе со своим главным дизайнером. Оба американцы.

– Ты в Америке с ними познакомился? – спросила Лайэл. Джордан кивнул.

– У меня там много друзей. Жизнь в Штатах бьет ключом.

– Какая жалость, что тебе пришлось вернуться, – заметила Лайэл.

Так просто сказала, вскользь, и пожалела об этом. Выражение его лица внезапно изменилось. Отодвинув тарелку, он порывисто встал и сказал довольно резко:

– Да уж! Уж если и есть о чем сожалеть, то лишь о том, что я туда поехал. Не сделай я этого, Поль был бы жив сейчас.

– Ты что же думаешь, ты бы смог повлиять на ход событий? – спросила Лайэл и внимательно на него посмотрела.

– Будь я проклят, если бы не смог, – отрубил он, и стало ясно, что уж он-то смог бы.

– Тогда и я бы хотела, чтобы ты не уезжал. Или хотя бы побыстрее вернулся.

Джордан побледнел.

– Вот тут ты права. Мне бы следовало поторопиться. Когда я впервые почувствовал, что ты его, несчастного, зацепила, я был обязан немедленно вернуться, – сказал он и наклонил голову, как будто что-то договаривал самому себе. – Я не должен был оставлять его одного. Боже мой! И я виновен в его гибели не меньше, чем ты.

И боль утраты, и вина, и гнев, казалось, жгли его огнем изнутри.

Да, конечно, так это и есть! Джордан как старший, как более сильный давно уже взял на себя ответственность за младшего и менее сильного. И теперь, чувствуя свою вину, он нашел козла, вернее сказать козу отпущения, девочку для битья, тщетно вымещая на ней свою тяжелую, глухую злобу.

И, поняв это, Лайэл почувствовала, как горечь и обиды несправедливых попреков, выпадов против нее исчезли и осталась лишь одна печаль. О, как она его понимает!

Но, предположим, что они оба в какой-то степени и виноваты, однако не взвалил ли Джордан на себя еще раньше тяжелейшее бремя?

– Что же, каждый должен нести ответственность за поступки своего брата?

Лайэл еще даже не осознала, что она произнесла вслух то, что подумала, как Джордан спросил ее в лоб:

– Ты что же, не видишь на мне печати Каина? Ее сердце разрывалось от жалости к нему.

– Нет, – ответила она твердо. – Ты ни в чем не можешь себя упрекнуть.

На секунду он задумался, а потом сказал с еще большей убежденностью в правоте своих слов:

– Не могу, говоришь? А ты разве знаешь, где я был, когда он более всего во мне нуждался? Когда он умер? Я прохлаждался с любовницей на лоне природы.

Ах да! С этой блондинкой. Нэнси ее зовут… Лайэл стиснула пальцы.

– В этом нет никакого преступления. Ты же не мог знать, что случится с ним.

Понимал ли Джордан, что Лайэл права, или хотел убедить ее, что и он виноват перед Полем, или же он просто хотел освободить свою душу от давившей его тяжести, только он продолжал:

– Мы сняли бунгало в Вермонте и решили убежать от суеты цивилизации. Вокруг ни души. Примерно в двух километрах от нас отдыхала еще одна пара. С ними только и общались. Когда я вернулся в Нью-Йорк, Поля уже не было в живых. О Господи, как бы я желал… – Он не докончил и наклонил голову.

Лайэл почувствовала острое желание отвести от него боль, которая не давала ему покою. Она провела ладонью по его щеке.

– Задним числом легко выносить приговор и чувствовать себя виноватым. Но я не уверена, что ты мог бы что-то поправить. Ты не видел его последние месяцы перед его гибелью. Он был очень странным.

Джордан взглянул на нее. – Странно. Меньше всего я ожидал, что ты меня будешь утешать.

– Что же тут странного? Мне ли не знать, как порой необходимы слова утешения. Мне ли не знать, что незачем себя казнить за то, что с ним случилось.

– Что же, всю вину я должен переложить на тебя?

– Не всю, а только часть вины. Мне бы следовало не брать от него подарки, мне бы нужно было сразу понять, что он строит в отношении меня серьезные планы, и немедленно прекратить всяческие контакты. Я постоянно чувствую эту свою вину. Но я отнюдь не бесчувственная сука, как ты изволил меня назвать.

Говоря это, она взяла Джордана за руку.

– Лайэл, я… – начал он, поднеся ее руку к губам и коснувшись ими ладони.

В это самое мгновение в дверь постучали.

– Миссис Джеймсон, вы готовы? – спросил Дагган за дверью. Отворив дверь, он просунул свою рыжую голову и добавил: – Если готовы, то успею вас подбросить до приюта и вернуться, пока ваш дедушка просматривает газеты.

– Да, конечно. – Лайэл улыбнулась, стараясь спрятать за улыбкой досаду из-за прерванной беседы с Джорданом. – Через пару минут можем ехать.

Дагган ушел, но открылась другая дверь, вошел Уилкес и стал убирать со стола.

Джордан что-то невнятно пробормотал, а затем сказал громко:

– Я должен идти. Буду дома не позже семи. Смотри там, не перегружай себя.

Он поцеловал ее и ушел. А она еще долго не могла унять волнение, которое ее охватило при мысли о том, что их отношения, похоже, налаживаются.

Когда Лайэл успокоилась, она решила перед ем, как уехать с Дагганом, навестить дедушку. Он был в постели. Хотя вид у него был бодрый и он заверил, что чувствует себя превосходно, ей показалось, что он недостаточно отдохнул от вчерашнего массажа и прочих лечебных процедур. Вдруг ни с того ни с сего он спросил:

– Что с тобой? У тебя все в порядке с Джорданом?

Стараясь не обнаруживать своего замешательства, она рассмеялась и сказала:

– Только потому что он вчера задержался, ты, конечно, решил…

– Дело не только в этом, – прервал ее Джо. – Глядя на тебя, не скажешь, что ты счастлива.

– Что это тебе взбрело в голову? Конечно, я счастлива, – заверила Лайэл.

И ее ответ прозвучал вполне убедительно – появилась надежда.

– Ты любишь его? – настаивал Джо. Она кивнула. И, подумав, сказала:

– Если он останется без единого пенни, я босиком пойду за ним на край света.

– Такой человек, как Джордан, найдет всегда выход из положения. Безденежье ему не грозит, – сказал Джо. И по тону Лайэл поняла, что он успокоился.

Дагган ждал ее в микроавтобусе и, как только она подошла, распахнул дверцу. По дороге беседовали, как добрые друзья, а когда подъедали к приюту и остановились у подъезда, он вышел и пошел вместе с Лайэл, чтобы повидаться с мисс О'Брайэн. Эми, увидев их, обрадовалась и, обратившись Даггану, сказала:

– Вы моя опора, без вас я бы пропала. Если бы не миссис… – Эми запнулась, – извините, забыла имя. Я вообще-то и раньше с трудом их запоминала, а теперь, с возрастом, моя память как дырявое решето.

– Миссис Джеймсон, – помог Дагган. – А я-то считал, что уж эту фамилию вы запомните. Итак, подъеду за вами к четырем, – сказал он. Попрощался с Эми и, насвистывая, пошел к выходу.

– Миссис Джеймсон, – повторила Эми. Ее будто громом поразило.

– Это я виновата. Вчера я, должно быть, представилась вам как Лайэл Саммерс. Я совсем недавно вышла замуж и не привыкла еще к своей новой фамилии.

– Ваш муж – Джордан Джеймсон? – догадалась наконец старая дева. – Это делает вам честь! А сам мистер Джеймсон заслуживает всяческих похвал. Это святой человек. Только благодаря ему мы и существуем до сих пор.

– Вы хотите сказать, что он финансирует это заведение?

– Я хочу сказать, что он нам помогает практически во всем.

Лайэл была потрясена. Она ему долго, в деталях рассказывала о приюте святого Фомы, а он и виду не подал, что лучше нее знает обо всем этом. И не понаслышке. И здесь Джордан остался верен себе – он не из тех, кто занимается саморекламой.

Эми все никак не могла успокоиться и продолжала расточать похвалы в адрес Джордана:

– В прошлом году, когда было наводнение и нас тоже затопило, он тут вместе с нами и шваброй орудовал, и полы натирал. Таких, как он, в наше время днем с огнем не сыщешь…

Прошло еще несколько минут, а она все вспоминала какие-то эпизоды, хотя все и так было ясно.

Вроде бы только что было десять, но вот, оказывается, уже и четыре. Лайэл по дороге домой не удержалась и спросила у Даггана:

– Что же вы мне не сказали, что Джордан так помогает приюту?

– Я было заикнулся об этом, но потом решил, что не от меня вы должны это узнать. Я подумал, что лучше будет, если он вам сам об этом скажет, – ответил Дагган. Помолчал. Потом без обиняков спросил: – А вы что, против?

– Против чего?

– Вы недовольны, что он такая, скажем, щедрая личность?

Да Господь с вами! Это же просто замечательно!

Помолчали. Лайэл спросила:

– Как дела у дедушки? Мне его вид не понравился сегодня утром. Какой-то он был уставший. – Да уж, вчера был напряженный денек. Я тоже заметил это и решил, что ему сегодня лучше поваляться целый день в постели и не очень перегружать желудок. Но вы не беспокойтесь! С ним все о'кей, все будет тип-топ.

Скоро Джордан придет. Нужно хорошо выглядеть. И Лайэл с удовольствием погрузилась в горячую воду и в свои мечты. Наступит вечер, Джордан выйдет, она услышит его голос, увидит его взгляд, тот, утренний, когда он поцеловал ей руку. Ни дать ни взять – юная Джульетта в ожидании своего Ромео!

Что же надеть, чтобы понравиться ему? По-шуй, фиолетовое с разводами платье – Джордан как-то сказал, что оно ей идет. Лайэл долго возилась с прической, накладывала косметику. Нужно еще и к дедушке заглянуть. Когда она подошла к его двери и, приоткрыв, заглянула в комнату, дедушка спал, мирно посапывая. Рядом лежала книжка. «Трое в лодке»… Джером Клапка Джером… Любимая его книга.

Он часто ее перечитывает. Да и она тоже, потому что он так делает. Улыбнулась, стараясь не разбудить его, прикрыла дверь и направилась в гостиную.

Уилкес хлопотал у обеденного стола, накрывая его на четыре персоны.

– Разве дедушка будет здесь ужинать, вместе с мистером Дагганом? – спросила Лайэл.

– Нет, мадам, – ответил Уилкес, как будто сожалея. – Я полагаю, хозяин пригласил гостей отужинать в вашем доме.

– Ах да, конечно же!

Он же утром ей говорил об этом. Как неловко получилось! Столько всего сегодня – просто голова кругом. Она так ждала этого вечера. Воображала, как они будут сидеть рядом у камина и говорить, говорить… Ну что же делать? Утром поговорят…

Буквально через пару минут Лайэл услышала, как мягко клацнули двери лифта, и направилась в прихожую встречать гостей. Высокого роста белокурая элегантная женщина, выйдя из кабины, продолжала разговаривать о чем-то с плотным приземистым мужчиной. Джордан шел сзади. Где-то Лайэл ее видела? А когда мужчина, обращаясь к ней, назвал ее Нэнси, сомнений не было – это она, та блондинка на фотографии.

Лайэл будто током ударило. Но, не подав и виду, что ей не в радость это знакомство, она улыбалась. Джордан, обнимая Лайэл за талию, представил ее гостям:

– Это моя жена… – И затем, взглянув на блондинку, сказал: – Лайэл, это – Нэнси Джепсон, а это – ее шеф, Брюс Мантелл.

Женщины обменялись вежливыми приветствиями, и Лайэл подумала, что она еще не видела таких красавиц. Ничего искусственного, все натуральное – и роскошные волосы цвета спелой пшеницы, и васильковые глаза, и приветливая очаровательная улыбка, и прелестный цвет лица.

Брюс Мантелл задержал руку Лайэл и на французский манер поднес ее к своим губам. Стриженный ежиком шатен с добродушным взглядом ласковых карих глаз, он чем-то напоминал боксера. Бархатистый сочный тембр голоса и мужское обаяние, которое он излучал, делали его похожим на Саша Дистеля. Одним словом, Лайэл он понравился.

Уилкес помог гостям раздеться, и Джордан пригласил их в гостиную. За аперитивом, сидя у камина, они оживленно беседовали, и Лайэл, слушая внимательно, о чем они говорят, уловила, что это и есть те друзья, с которыми Джордан ужинал накануне. Вообще-то это ей было ясно с самого начала.

Выяснилось, что Нэнси – вдова, что муж ее, Роберт Джексон, был немного старше ее и скончался несколько лет назад от инфаркта. Но она не забыла его, говорила о нем с уважением и сожалела, что его нет с ними.

Нэнси очаровала Лайэл. И она при иных обстоятельствах была бы счастлива продолжать это знакомство, но острая ревность не утихала, а все разрасталась в ее сердце.

Лайэл уже почувствовала, что и Нэнси нелегко. Гостья улыбалась, была оживлена, но ее тоску и печаль трудно было не заметить. Все так понятно! Вас любят, вы любите, надеетесь и ждете, когда станете женой любимого, а он – раз, и женится на другой.

А может быть, Джордан поделился с ней истинным положением вещей в их браке и они продолжают быть любовниками? Лайэл старалась не думать об этом. Ну хорошо, даже если так, наверное, ей неприятно и больно, что она его делит с другой. Но, наверное, когда нет хлеба, то половине ломтя радуешься? Наверное, теперь она старается всеми силами совсем не потерять Джордана.