– Я ни минуты не сомневаюсь, что ты именно так думала.

Тон был такой, что стало жутковато. Он вскочил и стал ходить взад и вперед по комнате. Метался как тигр в клетке… Она поднялась, подошла к нему, спросила:

– Джордан, почему ты ни разу до сегодняшнего дня даже не намекнул мне об этом? Я не понимаю, почему ты мне сказал об этом, когда…

Он оттолкнул ее руку так, будто само прикосновение Лайэл было ему ненавистно.

– У меня на это есть причины. А вот почему ты ни разу не обмолвилась, даже виду не подала, что была знакома с человеком по имени Поль?

– Потому что я… Его смерть была для меня таким ударом. Я не могла себя заставить говорить о нем.

– Совесть тебя заела? Хотя вряд ли!

– Совесть? Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Послушать тебя, ты – сама невинность, моя дорогая Лайэл. Не знай я, какая ты великолепная актриса, я бы, может, и поверил тебе.

– Не понимаю, что ты хочешь всем этим сказать?

– Я хочу сказать, что ты прекрасно провела свою партию. А твое нежелание выйти за меня замуж? Я было поверил, что ты искренне не хотела. Правда, единственный раз, когда ты поступила честно, это когда поняла, что твоему дедушке в перспективе будет оказан надлежащий уход. Предположим, что я настоял бы на том, чтобы поместить его в дом инвалидов. Что было бы тогда, Лайэл? Надолго бы хватило этой твоей любви к нему и преданности? Сомневаюсь, чтобы ты упустила шанс стать женой богатого человека.

Лайэл была в полуобморочном состоянии. Вернув себе самообладание, она ответила:

– Ты не должен так говорить. Я выходила за тебя замуж не из-за твоих денег. Не думай так, пожалуйста.

Он рассмеялся.

– Я не думаю, я знаю. С самого первого вечера. Ты сразу стала изображать из себя недотрогу. Конечно, тебя не устраивала любовная интрижка. Любопытно бы сейчас от тебя услышать, а что было бы дальше, если бы я тогда открытым текстом не сказал, что собираюсь на тебе жениться. Допустим, я стал бы делать тебе дорогие подарки? Успокоилась бы ты на этом или нет? Или же, поймав в сети – как ты думала – золотую рыбку, решила бы все-таки дожать, непременно обвенчаться в надежде потом урвать кругленькую сумму при разводе: я бы к тому времени уже разобрался, на ком женился.

– Да ты обыкновенный маньяк! – Лайэл задыхалась и говорила с трудом. – Я, выражаясь твоим языком, тебя не ловила, а, наоборот, это ты меня ловил и поймал. Почему же ты на мне женился? Ведь из того, что ты только что сказал, мне неясно только одно: зачем ты это сделал?

– Ты забыла Поля? – Голос резкий, как свист хлыста.

– Поля? Какое отношение ко всему этому имеет Поль?

– Прямое. Тебе никогда не приходило в голову, что расплата за деяния настигает любого?

– Расплата? – Она заикалась. – Расплата за что?

– Тебя, например, за то, что ты с ним сделала!

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Так и быть, постараюсь тебе объяснить. Он был влюблен в тебя, потерял, можно сказать, голову. А ты пользовалась этим и обирала его до последнего пенни. Однажды деньги кончились, и тогда он впал в отчаяние. И тут ты затянула гайки. Именно тогда он и начал пить. Он и ремни-то не мог отстегнуть, потому что был пьян. И сгорел заживо…

Лайэл опять ясно представила, как это все было. Закрыв лицо руками, она надавила пальцами на веки, чтобы ужасная картина исчезла, но, увы…

– Ты во всем этом виновата. Ты… – обвинял ее Джордан.

– Нет, нет… – Стон вырвался из ее груди. Лайэл и сама часто об этом думала, винила себя, и эта вина гнездилась в ее подсознании и не давала ей покоя.

Он отвел руки от ее лица.

– У тебя соблазнительное тело, красивое лицо, взгляд твоих глаз такой, что дух захватывает! Если бы я не знал, какая ты на самом деле, ты бы и меня околдовала, как беднягу Поля. Он любил тебя, а ты притворялась, что тоже его любишь, пока это тебе было выгодно.

– Не было этого! – выкрикнула Лайэл. – Я не притворялась. Ты ошибаешься.

– Я ошибаюсь? Ты меня будешь убеждать, что он и не любил тебя?

– Нет, не буду. Он говорил мне, что… любит меня. Но я-то не хотела, чтобы он любил меня. Я ничего не могла сделать, чтобы он не любил меня.

– Не хотела, чтобы он ее любил! Ха-ха! Окрутила его, обвела вокруг пальца, пользовалась им, пока у него были деньги!

Да что он такое говорит! Да как он смеет!

– Ничего подобного! Как ты можешь говорить мне это!

Джордан продолжал безжалостно бросать ей в лицо:

– Ты как палач подвергала его нечеловеческим, адским мукам. Ну что ж, теперь твой черед настал.

Лайэл поразило яростное спокойствие, с каким он произнес последнюю фразу. Страх, тяжелый и необъяснимый, сковал ее.

– Вот почему ты так странно смотрел на меня иногда. Все это время ты вынашивал план, как ты сказал, о расплате.

– Именно так. Ну и какова же она, по-твоему, будет, эта расплата?

Лайэл смотрела на него, не отводя взгляда. Не могла вымолвить ни слова, содрогаясь от ужаса. Она молчала. Он продолжал:

– Вот почему я вернулся из Штатов. Вот почему я решил познакомиться с тобой. Поначалу мне просто хотелось жизнь вытрясти из тебя. Но правосудие меня остановило. И тогда я решил жениться на тебе. Теперь твоя очередь настала – страдать так, как несчастный Поль страдал.

Вот в чем дело! Вот, оказывается, ответ на все ее сомнения. Руки и ноги ее были холодные как лед, на лбу выступила испарина.

Нужно спокойно ему все объяснить. Откуда ему знать, что было между ней и Полем.

– Я была тоже влюблена в Поля, и я никогда ничем его не обидела, – сказала она.

Джордан потянулся за курткой, достал из кармана конверт с голубой каемкой. «Авиа». Протянул ей. Размашистый, цветистый почерк. Да, это писал Поль. Лайэл читала письмо, шевеля губами, стараясь вникнуть в смысл. «Я люблю ее, Господи, как я ее люблю. Я не знал, что это может довести меня до такого отчаяния. Я умолял ее быть моей женой. Она отказала мне. Я на коленях умолял ее, а она только смеялась…»

– Нет, нет! – закричала Лайэл. – Это было совсем не так.

– А она только смеялась, – повторил Джордан слова из письма.

– Это неправда, – продолжала она повторять. – Я никогда не пыталась как-то его обидеть. Я искренне говорю. И только из-за этого ты собираешься мне мстить? Наш брак может быть расторгнут и…

– Ну уж нет, – сказал он вкрадчивым голосом. – У нас нет никаких оснований для расторжения брака. Я в этом убедился!

Письмо выскользнуло из ее рук и упало на пол. До нее дошел весь ужас и кошмар ситуации. Он не только не любил ее, но и не искал близости с ней. Он и переспал с ней для того, чтобы брак считался законным.

Лайэл сидела, уставившись в одну точку, положив руки на полированную поверхность стола. Глаза казались особенно большими на мертвенно-бледном лице. Отчаяние, горечь от нанесенной обиды… Это же надо так ее одурачить, втравить в этот самым мошенническим образом подстроенный брак! Хотя, впрочем, почему подстроенный? Он же ни разу не сказал, что любит ее, не искал близости с ней. Он говорил только, что сделает все для дедушки. Нет, это она сама себя одурачила. Где были ее глаза? Но… но она же полюбила его!

Лайэл, как маленький ребенок, заплакала и, всхлипывая, положила голову на руки. Спустя какое-то время она выпрямилась. Отлепила прядь волос от мокрой щеки. Джордан за ней наблюдал. И весь его мрачный вид не сулил ничего хорошего.

Нет сил выносить этот взгляд! Раскалывалась голова. Лайэл встала. Взяла сумочку. Достала бутылочку с аспирином и пошла на кухню. Налила в чашку воды и хотела, открыв пузырек, достать таблетку, как вдруг в кухню вихрем ворвался Джордан. Она отпрянула, бутылочка упала на пол, и белые таблетки рассыпались по кухне. К счастью, бутылочка не разбилась и несколько таблеток в ней еще оставались. Джордан наклонился, взял бутылочку и спросил:

– Сколько нужно?

Голос его срывался. Похоже, что понервничал. Лайэл силилась что-то сказать, двигала губами, но так и не смогла ничего произнести. Он высыпал на ладонь две таблетки и протянул ей. Она отпила из чашки, попыталась проглотить их, но не смогла. Лекарство растаяло, и во рту стало горько.

Джордан собирал с пола таблетки. И тут до нее дошло! Ах вот оно что! Он решил, что она собирается «выскользнуть из западни», в которую он ее заманил, наглотавшись таблеток. Поэтому и ворвался сюда. Ну уж нет! Ничто не заставит ее добровольно уйти из жизни, оставить дедушку одного. Да он сразу же умрет!

Да, ловко Джордан использовал ее любовь к дедушке! И что же будет с бедным стариком теперь? Страх и отчаяние вновь овладели Лайэл. Она все стояла и слегка раскачивалась. Нужно что-то предпринять, но мозги отказывались соображать. Лайэл вернулась в гостиную и опустилась на диван перед камином. Голова по-прежнему раскалывалась. Лайэл откинулась на спинку дивана и плотно закрыла глаза.

Когда она проснулась, то обнаружила, что лежит на диване, под головой – подушка, одеяло плотно облегает ее со всех сторон. Головная боль исчезла, и Лайэл чувствовала себя лучше. Чуть приоткрыв глаза, она увидела, что Джордан сидит перед камином и не отрываясь смотрит в огонь.

Уже сгустились сумерки. За окном шел снег. Мерцал огонь в камине. Было тепло и уютно. Сон пошел на пользу. Лайэл лежала и обдумывала создавшуюся ситуацию. Сначала нужно вырваться отсюда. Когда она окажется среди людей, она уже будет в безопасности: не сможет же он насильно заставить ее вернуться к нему. При мысли, что ей нужно будет все-таки продержаться здесь сколько-то часов, а может и дней, ее охватил озноб. Нужно будет попытаться изобразить подобие нормальных отношений – возможно, ей удастся убедить его, что вины ее в гибели Поля нет никакой и что она всегда щадила чувства Поля. Может быть, Джордан, все это поняв, и сам ее отпустит.

Сбросив одеяло, Лайэл села и, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, спросила:

– Который час?

Джордан взглянул на нее и вместо ответа перевел взгляд на ее часики.

– Они остановились. Я вчера забыла их завести, – объяснила Лайэл, а голос опять предательски дрогнул.

– Что же такое было, что ты забыла их завести? – Он ухмыльнулся.

Лайэл залилась краской и опустила глаза.

– Начало пятого, – добавил он и спросил:

– Чаю или кофе?

– Что-нибудь, пожалуйста.

Не глядя на него, она встала с дивана и аккуратно сложила одеяло. Во рту была такая сухость, что, когда он принес чашку чая, она с жадностью ее осушила.

– Ты съешь что-нибудь? – спросил он таким тоном, будто она пришла в гости, когда ее не ждали.

Лайэл отрицательно покачала головой. Сама мысль о еде была ей невыносима и даже вызвала приступ тошноты.

– А ты хочешь есть? – теперь уже она задала вопрос.

– Интересуешься? Ну как же – супруга! Явное издевательство! Да, становилось все труднее и труднее поддерживать видимость. Но она и раньше не ждала, что с ним будет легко. Хорошо, сейчас она скажет что-нибудь нейтральное, чтобы заполнить затянувшуюся паузу. Но Джордан ее опередил:

– Выходит, ты не спала с Полем. А я-то был уверен, что спала.

– Я ни с кем не спала, – ответила Лайэл, не вкладывая в свои слова никаких эмоций. – А почему ты был уверен, что я спала с ним? – спросила она, помедлив.

– Он мне писал, вернее даже хвастался в одном из своих писем, что ты говорила, будто в постели он – фантастический любовник.

Какое бесстыдство! Но потом вдруг вспомнила обстоятельства, при которых она действительно позволила себе произнести эту реплику, ничего общего не имеющую с тем подтекстом, который отыскал в ней Поль, а теперь и Джордан.

Это было в конце лета. В один прекрасный воскресный день Поль заехал за ней и предложил поехать за город на пикник. Пока Лайэл укладывала провизию в плетеную корзинку, Митч сварила кофе.

– Почему бы тебе не поехать с нами, – предложила ей Лайэл.

Митч элегантно отказывалась:

– Ну вы же знаете старинную поговорку о том, что трое – это уже толпа. К тому же я собираюсь красить кухню.

– Ты, наверное, договорилась с Давидом встретиться? – спросил Поль, сидя на краешке стола и покачивая ногой в джинсовой брючине. Ну совсем мальчишка! Копна белокурых вьющихся волос, весь такой хрупкий в полосатой плотно прилегающей рубашке.

– Давид дуется на меня за то, что я не остаюсь у него на ночь. По правде сказать, ваш брат воображает, что нам прыгнуть к вам в кровать – что зубы почистить.

– Нет, у меня таких проблем нет. – Поль улыбнулся. Перехватив негодующий взгляд Лайэл, он добавил: – Исключая, конечно, Лайэл.

– А другие что, в очередь становятся? – Глаза Митч метали молнии.

Поль ухмыльнулся.

– Моя скромность запрещает…

– Хорошо, оставим в покое твою скромность, – вмешалась Лайэл. – Мы тебе верим. В постели ты неотразим.

– Если ты сомневаешься, не веришь мне на слово, – паясничал он, глядя на Лайэл с вожделением, – я могу это доказать тебе делом.

– Нет, спасибо, – ответила Лайэл тоном, не допускающим вольностей при обсуждении этой деликатной темы. – Прояви свои возможности хотя бы в этом, – кивнула она в сторону корзинки, которая никак не запиралась.

С трудом сохраняя спокойствие в голосе, Лайэл рассказала Джордану, как все было, и добавила:

– Как видишь, в том, что он тебе писал, есть малюсенькая доля правды.

Джордан молчал. Было видно, что он ей поверил. Почему? Может быть, и сам понимал, что Поль просто приврал?

Лайэл от всего этого устала. Откинув рукой назад волосы, она задумчиво спросила:

– Не понимаю одного – зачем ему нужно было обо всем этом тебе сообщать.

Орудуя яростно каминными щипцами, разбивая угли так, что летели искры, он, подбросив еще дров, немедленно отозвался:

– А вот я понимаю. Ему было семнадцать, когда он влюбился. Все было нормально, пока он не привел свою девочку к нам. Я только взглянул на нее, как он сразу же решил, что она предпочла меня… К несчастью, такое случалось с ним частенько.

Бедный Поль! Где уж ему тягаться с Джорданом. Она-то уж знала, какой притягательной силой он обладает. Каким зеленым юнцом выглядел Поль рядом со своим искушенным молочным братом…

Джордан продолжал:

– Но ни разу в жизни он не переживал так, как после знакомства с тобой. Исписывал десятки страниц, рассказывая в письмах, какая ты красивая. Пел тебе дифирамбы. Теперь-то я понимаю, зачем он это делал. Он хотел, чтобы я подумал, что вы близки, что за свою любовь к тебе он получает твою любовь взамен. – Вдруг Джордан резко повернулся и взглянул на Лайэл так, что она отшатнулась. В его глазах полыхала яростная злоба. – Но ты-то ему ничего взамен не давала. Ну хотя бы за его деньги.

– Он мне никаких денег не давал никогда, – ответила Лайэл. Слегка повысив голос, добавила: – И я никогда не брала денег ни у кого, потому что я не продаюсь.

– Продаешься! Если цена достаточно высока – прекрасно продаешься! Похоже, что Поль не смог себе позволить такую дорогу покупку.

– Денег он мне никогда не давал, – продолжала она повторять.

– Не рассказывай мне сказки. Я знаю, сколько у него было денег. Я посылал ему чеки. Вспомни.

– Я его денег не брала. Я не могла себе такое позволить.

– Тогда что же ты брала? Наряды, драгоценности, меха?

– Он дарил мне кое-что. Я не хотела, чтобы он делал мне подарки, но он меня не слушал.

– Если бы ты на самом деле этого не хотела, то уж смогла бы его удержать.

Что же, похоже, он прав! В начале их знакомства он так трогательно, так по-детски радовался, когда дарил ей что-нибудь, что, если бы она отказалась хоть раз, она бы просто его незаслуженно обидела. Когда как-то она попыталась прекратить эти подношения, у него был такой жалкий вид, что сердце ее дрогнуло и она проявила слабость. Джордана все равно убедить не удастся в том, что это было так, именно так.

– Что молчишь? Разубеди меня, – сказал он, читая ее мысли.

И она попыталась его разубедить, слабо надеясь, но от всей души желая покончить с этим кошмаром. И еще не закончив последней фразы, она уже знала, что все тщетно.

– Поверь мне, – говорила она, – все, что я говорю, правда, тем более что его подарки не были бриллиантами!

Сказала она это, как бы желая усилить свою защиту, и, как только произнесла последние слова, сразу же поняла, какую ошибку допустила.

– Ах вот как?! – взорвался Джордан. – Не хочешь ли ты сказать, что он дарил тебе пустячки, бижутерию?

– Да, так это и было.

– Ну тогда покажи мне его подарки.

– Я не могу этого сделать, – прошептала Лайэл и покраснела.

– Почему?

– Потому что… потому что я…

– Ты продала их, – закончил он за нее фразу. И мягким голосом бросил ей в лицо: – Ты просто сучка. Что стоит взгляд твоих наивных будто бы глаз, – говоря это, он хрустел пальцами, будто сдерживая в себе желание взять и сжать ее хрупкое горло.

Лайэл с трудом сглотнула.

– Я не собиралась их продавать, но обстоятельства так сложились… Я еле сводила концы с концами… Мне нужно было… Я должна была немедленно уплатить аванс за три месяца за квартиру, которую подыскала для дедушки.

– Ладно, допустим. А куда же ты потратила то, что осталось от уплаты аванса? На тряпки? А может быть, отложила на черный день?

Лайэл покачала головой.

– Денег совсем не осталось. Джордан наклонился к ней.

– Когда уж тебе совсем станет невмоготу, ты мне скажешь правду.

Голос его звучал вкрадчиво, но чувствовалась плохо скрытая угроза. Сердце Лайэл забилось при виде злобной ненависти, которая полыхала в его глазах, но она нашла в себе силы сказать;

– Но это же и есть правда. Другой правды нет.

И замолчала. А он повернулся и вышел из комнаты с таким видом, словно, останься он cute на минуту, непременно бы ее задушил. Лайэл содрогнулась. Вокруг ни души. И поздно уже. Если он до нее дотронется, она просто не вынесет этого.

Опять паника? Он и вчера-то не дотронулся бы до нее. То, что случилось ночью, это всего лишь брачные доказательства, брачная процедура, так сказать. А уж теперь-то в нем столько ненависти и презрения к ней. Так что вряд ли он будет заниматься с ней любовью. Хорошенький эвфемизм! Она поёжилась. Нужно чем-то заняться. Наедине со своими мыслями действительно можно сойти с ума.

Лайэл подошла к окну. Снег, белый снег… Задернула шторы. Зажгла торшер. Вошел Джордан с охапкой сухих дров. Значит, ходил на кухню.

– Я пойду приму душ, а затем приготовлю ужин, – сказала она, обращаясь к его спине. Он не ответил.

Она хотела поставить чемодан на кровать, как вдруг у нее из рук взяли чемодан и без труда подняли его с пола. Нужно поблагодарить! Но благодарить уже было некого.

Юбка помялась, пока она спала. Достала платье в серо-голубую клетку. Белая ночная рубашка и такой же ажурный халат-неглиже, пара изящных шлепанцев ручной работы – на стул, рядом с кроватью. Бог с ними, с условностями! Славные шлепанцы подарила Митч на свадьбу. Она тогда так прямо и сказала:

– Ну что можно подарить женщине, у которой вот-вот будет все на свете?

Горячий душ укрепил Лайэл физически и морально. Она гладко причесала волосы, собрав их в пучок, оделась. Пошла в спальню – нужно было убрать чемодан с кровати.

Сначала она решила достать только самое необходимое, но потом передумала. Джордан может что-либо заподозрить, а если ей придется выбираться отсюда, тяжелый чемодан все равно с собой не возьмешь.

Свои вещи он уже развесил в шкафу. Прихватил что ни попадя, а все равно видно, что все дорогое. Она тоже стала развешивать свои тщательно отобранные продуманные туалеты. Конечно, они недорогие. Ширпотреб! Вот пусть посмотрит, на какие «тряпки» она будто бы тратила деньги Поля. Всего-то и был у нее один дорогой костюм, сиреневый – она его купила к свадьбе. И шелковая блузка к нему. И то дедушка заплатил.

Джордан, правда, открыл на ее имя счет в банке. Но она решила не тратить ни пенни оттуда, пока они не станут мужем и женой.

В последний свой приезд во Френчем дедушка, когда они остались одни, сказал:

– Я кое-что откладывал и хочу, чтобы теперь ты взяла эти деньги. У тебя должны быть твои собственные деньги, – уговаривал он внучку, когда она отказывалась их взять. – Может быть, нужно будет купить что-то из одежды и свадебный подарок для Джордана.

Она долго решала, что купить Джордану в подарок. Это должна быть такая вещь, глядя на которую он сразу бы понял, что она его любит, как никого на свете.

И как-то, еще не уволившись с работы, она заглянула на аукцион, который устраивала ее фирма. Распродавался антиквариат. И она сразу же увидела то, что отвечало ее требованиям.

– Очень красивая вещица, – сказала она дедушке. – Я куплю ее непременно, если у меня хватит денег.

Покупка оставила ее без гроша за душой. Но зато она купила то самое «снежное» пресс-папье, высотой около восьми сантиметров вместе с черного цвета подставкой. Ну просто прелесть! Внутри, за стеклом, крохотный домик. Дверка с заклепками, из трубы идет дымок… Лайэл раскачивала пресс-папье – каждый раз начиналась «снежная вьюга». Снежинки кружились вокруг домика, почти заметали его, и чудесным образом в окошечках загорелся свет. Осторожно упаковав подарок в бумагу тусклого золота, она положила его в чемодан.

И вот она смотрит на этот сверток, а слезы льются из глаз. Вот уж он бы посмеялся! Сидит и слезы льет. Она встала, хотела спрятать подарок в одном из многочисленных ящичков и вздрогнула, услышав голос Джордана:

– Ну, закончила разборку?

Лайэл обернулась, спрятав руки за спину, как провинившийся ребенок. Он подошел, взял пустой чемодан и забросил его на верхнюю полку, где лежал и его чемодан, с усмешкой спросил:

– Уж не нож ли ты хочешь всадить мне в спину?

– Я… я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Я подумал, не нож ли ты прячешь за спиной.

Лайэл не ответила.

– Ну что там у тебя? Она упрямо молчала.

– Секреты, Лайэл? Между мужем и женой секретов быть не должно.

Издевается и этим наслаждается! Он не успокоится, пока не узнает, что там у нее.

– Это мой тебе свадебный подарок, – призналась Лайэл. И твердо сказала: – Но теперь, когда… теперь уже отпала необходимость в этом подарке.

Прижимая сверток к груди, она вернулась в гостиную.

– Но мне бы хотелось все же его получить. Интересно узнать, что ты выбрала в качестве подарка для меня.

На лице его была откровенная циничная ухмылка. Лайэл протянула сверток. Взял, разорвал упаковку. Внезапно выражение лица его изменилось. Видно было, что он поражен. Однако в следующее мгновение сказал:

– Но как это умно с твоей стороны. Ты даже хитрее, чем я предполагал. Так! Ну и где же ты взяла деньги, чтобы купить эту антикварную вещь?

– Из твоих денег я не потратила ни пенса.

– Вот как? Ну и на чьи же деньги ты это купила?

Лайэл показалось, как будто что-то оборвалось внутри. Вроде как бы все сразу онемело. Во всяком случае, боль сразу исчезла.

– Пойду приготовлю что-нибудь на ужин, – произнесла она голосом, лишенным всяческих эмоций, и пошла на кухню.

Она приготовила изысканную еду, между делом накрыла на стол, поставила два подсвечника. Вставила и зажгла нарядные свечи, которые нашла в шкафу.

Когда все было почти готово, появился Джордан. Спросил:

– Что-нибудь выпьешь?

Лайэл захлопнула духовку. Обернулась – лицо порозовевшее от жара – ответила:

– Да, пожалуйста. Если есть, то сухой херес.

Пока она снимала передник и подавала первое блюдо, Джордан принес бутылку охлажденного «шабли» и разлил вино в рюмки. Он галантно усадил Лайэл за стол, затем сел сам и, глядя на горящие свечи, заметил:

– Трогательное дополнение к медовому месяцу.

Без яда не обходится! Лайэл с невозмутимым видом разложила на тарелки куски рыбного филе в сметанном соусе. Он с аппетитом ел и нахваливал. И камбалу по-веронски, и котлеты по-киевски. А она сидела, наклонив голову. Есть не хотелось. Маленькими глотками отпивала вино из рюмки и делала вид, что ест. Меренги с размороженной малиной и взбитыми славками удались на славу. С трудом проглотила кусочек. Вино она пила на пустой фактически желудок и скоро почувствовала легкое головокружение. Попросила Джордана еще налить ей вина.

Когда она встала из-за стола, чтобы убрать тарелки после ужина, он сказал:

– Посиди. Я займусь этим. А потом сварю кофе.

Нельзя сказать, что походка у нее была твердая, но она добралась до дивана, села, откинулась на спинку и закрыла глаза. Она слышала, как подошел Джордан, со стуком поставил поднос на столик. Открыла глаза. Джордан сидел напротив. Подал ей чашку с кофе. Выпитое вино прибавило ей смелости, и она сказала:

– Ты бы лучше этого не делал, а то рискуешь превратиться в хорошего мужа.

– А я и собираюсь стать идеальным мужем. По крайней мере, в глазах общества. А впрочем, совсем не идеальный, – до сих пор не вручил тебе мой свадебный подарок.

Он вышел и вернулся почти тут же. В руках была черная коробочка, которую он положил ей на колени. Она не пошевелилась.

– Открой коробку, Лайэл. Она покачала головой.

– Меня не интересует, что там. Мне ничего не нужно.

– А я считаю, что ты передумаешь, когда увидишь подарок, – сказал Джордан, взял коробочку и открыл ее.

На белом шелке сверкало изумительной работы колье – виноградная лоза с листьями и гроздьями изумрудных плодов. Лайэл взглянула, но ничего не сказала.

– «Изумруд под цвет твоих глаз» – это самое романтичное, что следовало бы сказать. Но, зная твой утилитарный подход к вещам, могу сказать, что это стоит годового жалованья некоторых.

Реакция последовала немедленно: она захлопнула коробку и швырнула ее ему.

– Мне это не нужно, – звенел ее голос, – мне от тебя ничего не нужно. Если ты такого обо мне мнения, для чего ты это покупал?

– Не дури, – произнес он, – людям же будет интересно узнать, что я подарил своей невесте. И что подумает твой дедушка, если тебе нечего будет ему показать.

– Я его носить не буду, – заявила она весьма категорично.

– Ну почему же! Будешь, – его голос стал твердым, – ты будешь носить это колье, чтобы сделать мне приятное. Я даже заказал такой же браслет и серьги. У моей жены должно быть все, что можно купить. Женщины будут тебе завидовать.

– Завидовать мне? Смешно, – заметила Лайэл с горькой усмешкой, – не трать деньги, а лучше копи их. Ты не можешь купить мне то, что я хочу иметь.

– А как же благополучие твоего дедушки?

– Я не из-за этого выходила за тебя замуж.

– Я, был момент, даже поверил в это, – произнес Джордан вкрадчивым голосом.

– Ты можешь этому верить. Это правда.

– Ну и почему же ты пошла за меня? Хотелось бы услышать твою версию.

– Я была полная дура и воображала, что люблю тебя.

Он рассмеялся.

– Ты, должно быть, считаешь, что и я дурак и поверю этому. Такие, как ты, не способны любить. Конечно, пока не появится счет в банке… И тем не менее сейчас, когда ты перестала притворяться, мой счет открыт для тебя – ты можешь позволить себе все прелести жизни. Ради этого ты, собственно, и вышла за меня замуж.

– Да ничего подобного! Господи, Джордан, я знаю, что ты ненавидишь меня, но нельзя же так относиться друг к другу, – сказала Лайэл с тоской в голосе.

– Но именно так я буду вести себя и дальше, моя дорогая Лайэл! Вспомни Поля. Ты в течение многих месяцев обрекала его на адскую жизнь. Нет уж, так легко ты не отделаешься!

Джордан наклонился к ней, схватил ее за запястье, подтащил к себе и усадил на колени. Сердце Лайэл забилось. Она сидела, окаменев от страха, не в силах произнести ни слова. Он медленно расстегивал пуговицы на ее платье, наблюдая за ней сквозь прищур глаз. Спазмы перехватили горло. Когда же его рука проскользнула в лифчик и остановилась в ложбинке, она вздрогнула телом.

– Тебе не нравится, что я до тебя дотрагиваюсь? – спросил он, усмехнувшись.

– Я чувствую отвращение, – прошептала она.

– Ах вот как, – сказал он вкрадчивым голосом.

Что же она наделала! Нужно было потерпеть. Она сама вложила ему в руки оружие, которое он теперь использует против нее же. Но поправить уже ничего было нельзя.

– Тогда ты сама разденешься или помочь?

– Что ты сказал? – выдохнула она.

– Раздевайся сама, а не то я помогу. Лайэл окаменела. Внутри же у нее все кипело и клокотало. Пусть он катится ко всем чертям! Да, но он же сильнее ее. И если только она станет сопротивляться, то он, конечно, справится с ней. Он только этого и ждет, чтобы насладиться победой.

Встала, сняла платье, сняла нижнюю юбку.

– Красивое у тебя белье. Но я бы предпочел, чтобы ты и его сняла.

Господи, но что же это такое? Ведь он ждет, чтобы она умоляла его отказаться от бредовой идеи. Он хочет унизить ее. Но если она будет взывать к его снисхождению, это еще больше унизит ее.

Сняла все и гордо выпрямилась. Щеки пылали, руки ледяные, Лайэл стояла и смотрела ему в лицо.

На мгновение ей показалось, что в его глазах промелькнуло что-то похожее на уважение к ней. Зрачки глаз его потемнели, и он сказал хриплым голосом:

– Твое тело прекрасно, как и твое лицо. Если бы и твое внутреннее содержание было бы столь прекрасно, то ты была бы той самой женщиной, о которой мужчина может только мечтать… – Он резко себя оборвал и докончил уже с иронической усмешкой: – Но и я, и мы, мы оба знаем, что это утопия.

Он встал и приблизился к ней. Вытащил шпильки. Шелковистые волосы волнами рассыпались по плечам. Неожиданно легко подхватил ее на руки и понес на кровать. Сел рядом и долго смотрел на нее. Потом, улыбаясь, медленно заскользил руками по ее телу.

Внутри все сжалось в тугой комок. Усилием воли она подавила свой бессловесный протест и лежала не шелохнувшись.