Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хок Мозли (№1) - Майами Блюз

ModernLib.Net / Полицейские детективы / Уилфорд Чарлз / Майами Блюз - Чтение (Весь текст)
Автор: Уилфорд Чарлз
Жанр: Полицейские детективы
Серия: Хок Мозли

 

 


Чарлз Уилфорд

Майами Блюз

Хайку

Пять лучей солнца

Сквозь решетку темницы

Пронзают мне грудь.

Ф. Дж. Френгер-младший

Посвящаетя Бетси

Глава 1

Фредерик Джей Френгер-младший, жизнерадостный калифорнийский психопат, попросил у стюардессы, обслуживавшей пассажиров первого класса, еще один бокал шампанского и письменные принадлежности. Стюардесса тут же принесла бутылку охлажденного шампанского, откупорила ее и поставила перед Френгером. Затем, ненадолго отлучившись, вернулась со стопочкой писчей бумаги, украшенной фирменным знаком авиакомпании «Пан Американ», и белой шариковой ручкой. Весь следующий час Фредди, потягивая шампанское, упражнялся в подделывании подписей Клода Л. Байтелла, Рамона Мендеса и Германа Т. Готтлиба.

Подписи на кредитных карточках, водительских правах и прочих документах весьма трудны для копирования, но примерно через час, прикончив бутылку шампанского, Фредди решил, что поддельные автографы уже достаточно похожи на оригинал, и принялся за ленч: мартини, бифштекс с картошкой, салат, шоколадный кекс и два бокала красного вина.

Фредди знал, конечно же, что наилучший способ подделывания чужой подписи — это перевернуть копируемый документ или чек и срисовать автограф с обратной стороны, но этот способ хорош лишь в тех случаях, когда у тебя есть время и за тобой никто не наблюдает. Крадеными же кредитными карточками придется пользоваться на виду у всевозможных клерков и продавцов, поэтому нужно научиться подписывать бланки кредиток так непринужденно, чтобы ни у кого не вызвать подозрений.

На самом деле поддельные подписи Фредди были далеки от совершенства, но он всегда руководствовался принципом «сойдет и так». Френгер был беспечным парнем, а уж заниматься каким-то одним делом целый час для него было равнозначно подвигу, поскольку мысли Фредди обычно скакали, и он не мог ни на чем сконцентрироваться.

Фредди принялся изучать украденные бумажники, пытаясь составить по ним представление об их прежних владельцах. Один из бумажников был из кожи угря, второй из кожезаменителя, имитировавшего кожу страуса, а третье портмоне было из простой воловьей кожи, и в нем прежний владелец хранил несколько цветных фотографий совершенно невзрачных детей. Зачем носить с собой снимки таких некрасивых подростков? И зачем покупать бумажник из поддельного страуса, если натуральный страусовый бумажник стоит всего на пару сотен долларов дороже? Вот бумажник из кожи угря — это совсем другое дело: он мягок на ощупь, долговечен, и чем дольше ты носишь его в заднем кармане, тем мягче он становится. Фредди решил оставить себе именно этот бумажник. Он переложил в него кредитные карточки из двух остальных бумажников, на всякий случай сунул туда же фотографии детей, а пустые бумажники спрятал в кармашек на спинке переднего кресла, прикрыв их фирменным буклетом авиакомпании.

Сытый и довольный, слегка опьяневший от мартини и вина, Фредди вытянул ноги, устроился поудобнее и, обняв подушечку, выданную стюардессой, засопел в две дырки. Его разбудила все та же стюардесса. Она вежливо попросила Фредди пристегнуться привязными ремнями, поскольку самолет пошел на посадку в международном аэропорту Майами.

Багажа у Фредди не было, поэтому он отправился бродить по громадному аэропорту, прислушиваясь к объявлениям, доносившимся из многочисленных динамиков. Диктор сначала произносил длинный монолог по-испански, потом повторял то же объявление по-английски, и оно получалось вдвое короче. Френгеру хотелось как можно быстрее взять такси и отправиться в какую-нибудь гостиницу, но для начала он решил разжиться каким-нибудь приличным чемоданом. Лучше бы, конечно, стырить портплед, но и «вуиттон» на крайний случай сойдет. Фредди остановился, закурил и ощупал взглядом длинную очередь из белых туристов и тщедушных индейцев, ожидавших посадку на рейс до полуострова Юкатан. Белые отпускники держались впритык к своим чемоданам, а багаж индейцев состоял из больших картонных коробок. Здесь поживиться нечем.

Вдруг навстречу Фредди шагнул кришнаит, неумело пытавшийся замаскироваться под обычного пассажира. Для этого кришнаит оделся в джинсы, футболку и синюю ветровку, а на голову напялил чудовищный коричневый парик. Вплотную приблизившись к Френгеру, кришнаит воткнул в лацкан его пиджака красно-белый леденец на заостренной палочке. Пиджак этот Фредди приобрел днем раньше за двести восемьдесят семь долларов в Сан-Франциско, воспользовавшись краденой кредитной карточкой на имя Клода Л. Байтелла. И вот теперь этот придурок проткнул лацкан пиджака, безнадежно испортив классную вещь. Можно, конечно, вынуть этот дурацкий леденец, но дырочка-то от него все равно останется. Фредди рассвирепел.

Кришнаит, между тем, начал заливаться соловьем:

— Я хочу стать вашим другом, и...

Френгер резко ухватил кришнаита за средний палец правой руки, и начал его заламывать. Кришнаит взвыл от боли. Фредди надавил сильнее и сломал кришнаиту палец. Кришнаит завизжал, издавая странные булькающие звуки, и упал на колени. Френгер отпустил безвольно повисший палец, и кришнаит рухнул на пол, продолжая скулить. Парик слетел с его головы, обнажив бритую макушку.

Двое мужчин, явно родственники, наблюдавшие за этой сценой, захохотали и начали аплодировать. Какая-то женщина средних лет в колумбийском пончо, услышав, как один из туристов произнес слово «кришнаит», вытащила из сумочки металлическую трещотку в виде сверчка, сунула ее под нос корчившемуся от боли кришнаиту и стала стрекотать игрушкой что есть мочи. Напарник пострадавшего кришнаита, отличавшийся от коллеги только черным цветом парика, отошел от очереди отпускников, у которых он выклянчивал милостыню, и принялся стыдить женщину, стрекотавшую «сверчком». Тогда один из хохотавших мужчин — тот, что постарше, — подкрался к кришнаиту сзади, сорвал с парня парик и швырнул его поверх стремительно образовавшейся толпы зевак.

Фредди тем временем незаметно ретировался, зашел в туалет рядом с баром в секции Д, и вытащил леденец из лацкана пиджака. Глядя в зеркало, он ногтем поскоблил ткань вокруг крохотной дырочки, и она стала почти незаметной. Фредди думал, что пиджак будет выглядеть гораздо хуже.

Он сунул леденец в карман, помочился, вымыл руки и вышел из туалета.

Молодая женщина спала, громко посапывая, устроившись на пластиковых сиденьях в зале ожидания. Рядом молча сидел большеглазый двухлетний пацан, обнимавший игрушечную панду. Мальчишка пускал слюни и постукивал пяткой по синему чемодану от Кардена. Фредди остановился перед ребенком, снял обертку с леденца и с улыбкой протянул конфету мальчишке. Тот улыбнулся в ответ, застеснялся, но все же взял леденец и тут же сунул его в рот. Френгер молча забрал чемодан, спустился на эскалаторе на первый этаж, вышел из аэропорта и остановил такси. Шофер-кубинец ни слова не говорил по-английски, и облегченно улыбнулся, когда Фредди, оставив наконец попытки объясниться, сказал просто:

— Отель. Майами.

Таксист зажег сигарету и, управляя автомобилем одной левой, резко рванул с места в карьер, едва не сбив какую-то бабулю с внучкой. Влившись в поток машин, он подрезал «тойоту», водителю которой пришлось заглушить мотор, чтобы избежать столкновения, и вырулил на Долфин Экспрессуэй. Через двадцать две минуты такси уже стояло перед отелем «Интернешнл» в самом центре Майами. На счетчике набило восемь долларов тридцать семь центов. Фредди вручил таксисту десятку, достал из багажника чемодан, отдал его носильщику и вошел вслед за ним в гостиницу. Зарегистрировавшись как Герман Т. Готтлиб из Сан-Хосе, штат Калифорния, Фредди снял номер за сто тридцать пять долларов в сутки и внес аванс, расплатившись карточкой Готтлиба. Толстый коридорный-латинос вошел вместе с Френгером в лифт и нажал на кнопку 7 этажа. Как только лифт пошел вверх, коридорный учтиво произнес:

— Если вам что-то понадобится, мистер Готтлиб, вы только дайте мне знать, и я все устрою.

— Спасибо, мне пока ничего не нужно.

— Я имел в виду... — Коридорный деликатно кашлянул.

— Я понял, что ты имел в виду, но сию минуту мне девки не нужны.

Номер был двухкомнатный. Спальня оказалась маленькой, зато гостиная была очень просторная, со вкусом обставленная: диван и легкое кресло, обитые сине-белой полосатой материей, кофейный столик со стеклянной столешницей, небольшой бар с двумя высокими стульями, холодильник, в котором стыли водка, джин, виски, шампанское и прохладительные напитки. Цены напитков были указаны на листке, прикрепленном к дверце холодильника. Фредди мельком взглянул на листок и ужаснулся, увидев какие-то запредельные цифры. Повернувшись к коридорному, он дал ему на чай два доллара.

— Спасибо, сэр. Что бы вам ни понадобилось, звоните в регистратуру и попросите к телефону Пабло.

— Пабло? Хорошо. Где тут пляж, Пабло? Хотелось бы искупнуться в океане.

— В океане?! Но Майами расположен на берегу залива Бискейн, сэр. До океана далеко. Однако у нас в отеле отличный бассейн на крыше, и сауна имеется. Могу устроить вам массаж...

— Нет, не надо. Я просто думал, что Майами расположен на океанском побережье.

— Нет, сэр. Возле океана расположен Майами-Бич. Это два разных города, соединенные дорогой, проложенной по дамбе. Вам бы не понравилось в Майами-Бич, сэр — там ужасная преступность.

— А в Майами преступности нет, что ли?

— Здесь, на Брикелл-авеню, где находится наш отель, вы в полной безопасности. Это самый фешенебельный район города.

— Я заметил, что на этой улице много магазинов. В каком-нибудь из них можно купить плавки?

— Я сейчас же сбегаю и куплю вам плавки, сэр. Какой у вас размер?

— Не суетись, Пабло. Я потом сам схожу в магазин.

Коридорный ушел. Фредди раздвинул занавески. Напротив возвышалась громада банка «Америкен Ферст», вдалеке виднелись залив, мост через Майами-ривер и небоскребы на Флеглер-стрит. Брикелл-авеню, на которой располагался сам отель, была застроена зданиями с зеркальными фасадами.

В номере было тихо, лишь едва слышно жужжал кондиционер. У Фредди оставалась в запасе примерно неделя — вряд ли украденные кредитные карточки будут отслежены раньше, — но он решил не задерживаться в этом отеле больше суток. С этого момента надо действовать осторожно и осмотрительно, рискуя только ради очень большого куша. Однако пока у Фредди не было никакого определенного плана по срыванию большого куша, и он решил немного отдохнуть, поразвлечься, и сделать кое-какие из тех дел, о которых он мечтал все три года, проведенные в Сан-Квентине.

А вид из окна на чистый белый город Фредди понравился, хотя он был искренне удивлен, узнав, что Майами стоит не на берегу океана.

Глава 2

В зале для особо важных персон было непривычно людно. Эту зону аэропорта Майами иногда называли еще и по-другому — «Золотой салон», поскольку допускались сюда только пассажиры первого класса, обладавшие золотыми карточками, которые выпускались тремя авиакомпаниями — совладельцами этого роскошного зала ожидания. Сейчас, однако, здесь толпились личности, у которых золотых карточек никогда и в помине не было, а один субъект даже лежал на полу, устланном синим ковром. Справедливости ради надо сказать, однако, что он был мертв.

Сержант Хок Мозли из отдела по расследованию убийств полицейского управления Майами угощался уже третьим стаканом бесплатного кофе. Прихлебывая из пластмассового стаканчика, он подошел к подносу, на котором лежали всякие сладости, выбрал себе глазурованный пончик, но потом, поколебавшись, положил его обратно. Насыпав в стакан сахар из пакетика и добавив в кофе сливок, Хок подошел к своему напарнику, Биллу Хендерсону, который сидел на огромном синем диване и читал юмористическую колонку в «Майами Ньюс». Двое мужчин из службы безопасности аэропорта, одетые в одинаковые синие пиджаки, стояли у входа в «Золотой салон», всем своим видом показывая, что они готовы выполнить любую просьбу, от кого бы она ни исходила.

Негр из пресс-службы аэропорта, наряженный в стодолларовую шелковую спортивную рубашку коричневого цвета и в желтые полосатые штаны для гольфа, делал какие-то пометки в обтянутом кожей блокноте, орудуя золотистого цвета карандашом. Записав все, что нужно, он сунул блокнот в карман спортивных штанов и направился в противоположный конец зала, чтобы поговорить с двумя пассажирами, которые представились как Джон и Ирвин Пиплсы из города Уэйкросс, штат Джорджия. Пиплсы метнули на негра сердитые взгляды.

— Господа, прошу вас не беспокоиться, — сказал пресс-атташе. — Мы ждем прибытия прокурора. Как только он появится, я переговорю с ним, и вы сможете вылететь в Атланту ближайшим рейсом. Самолеты туда летают каждые полчаса.

— Нам не нужен ближайший рейс, — сказал Джон Пиплс. — Мы с Ирвином летаем только самолетами компании «Дельта».

— Нет проблем, — с готовностью ответил негр. — В крайнем случае, мы просто высадим с «Дельты» парочку пассажиров, и вместо них полетите вы.

— Я бы на вашем месте не стал давать этим господам никаких обещаний, — вмешался в разговор Билл Хендерсон. Он отложил в сторону газету, снял очки в черной оправе и продолжил: — Вполне может оказаться, что мы имеем дело с непреднамеренным убийством. Возможно также, что это убийство на религиозной почве, и эти двое пассажиров — участники заговора против кришнаита. Не так ли, Хок?

— Я пока воздержался бы от выводов, — ответил Хок. — Подождем, что скажут судмедэксперт и прокурор. Но в любом случае, вам, господа Пиплсы, придется пройти через ряд формальных процедур. Мы обязаны доставить вас в полицейское управление, чтобы снять с вас показания. Более того, поскольку вы являетесь свидетелями кончины этого несчастного, — Хок показал на лежащее на полу тело, — то прокурор может принять решение о необходимости вашего постоянного присутствия в Майами. Естественно, вы, как важные свидетели, будете находиться под надежной охраной, но следствие по таким делам обычно длится несколько месяцев.

Братья застонали. Хок лукаво подмигнул Биллу Хендерсону и уселся рядом.

Второй кришнаит, напарник умершего бедолаги, снова начал плакать. Кто-то вернул ему парик, и кришнаит машинально сунул его в нагрудный карман. Парню было лет двадцать пять, но всхлипывал он и тер кулаками глаза совсем как мальчишка. Его свежевыбритая макушка блестела от пота. Он никогда еще не видел мертвеца, и вдруг — на тебе: его «брат», человек, с которым он вместе молился и вкушал неочищенный рис, лежит мертвец-мертвецом на синем ковре в зале для особо важных персон, укрытый казенным светло-коричневым одеялом, из-под которого торчат его белые носки и стоптанные шлепанцы.

Судмедэксперт Мерл Эванс прибыл вместе с Виолеттой Нюгрен, постной молоденькой блондинкой из прокуратуры. Хок кивнул охранникам, и те пропустили вновь прибывших в зал. Мозли и Хендерсон поздоровались за руку с доктором Эвансом, и вся четверка отошла в дальний угол зала ожидания, подальше от ушей Пиплсов, пресс-атташе и плаксивого кришнаита.

— Я заместитель прокурора, — представилась Виолетта Нюгрен, — но работаю в этой должности всего несколько месяцев. Я только в прошлом году закончила юридический факультет университета Майами, так что пока считаюсь новичком. Но я готова учиться, сержант Мозли.

— Ценю честных людей, — улыбнулся Хок. — Это мой напарник, сержант Хендерсон. Позвольте полюбопытствовать, мисс Нюгрен: если вы служите в прокуратуре, то почему ходите без атташе-кейса?

— Диктофон помещается и в дамской сумочке, — ответила она, показывая на свою кожаную сумку, висящую через плечо.

— Я пошутил, сударыня. На самом деле я очень уважаю юристов-женщин. У моей бывшей супруги адвокат — женщина, поэтому вот уже десять лет на алименты уходит половина моей зарплаты.

— Это мое первое дело об убийстве, — призналась Нюгрен. — Прежде я занималась только грабежами и кражами. Но, как я уже сказала, сержант, буду рада у вас поучиться.

— Может, это и не убийство. Именно поэтому мы и попросили вас приехать с доктором Эвансом. Будем надеяться, что это все-таки несчастный случай. У нас и без того чудовищная статистика. Но окончательные выводы предстоит делать вам и доку Эвансу.

— Откуда такое уважение к нам, Хок? — подозрительно спросил Эванс. — У тебя какие-то сомнения? Что-то не так?

— Дело вот в чем, док. Под этим одеялом лежит кришнаит, — Хок раскрыл свой блокнот: — Мартин Уэггонер, родом из Окичоби. Вон тот кришнаит, приятель покойного, утверждает, что родители Уэггонера и сейчас там живут. Сам Мартин Уэггонер приехал в Майами девять или десять месяцев назад, вступил в общину кришнаитов и жил вместе со своим напарником в новом ашраме на Кроум-авеню в Ист-Эверглейдс. Уже примерно полгода они собирали милостыню в аэропорту. Служба безопасности аэропорта уже пару раз предупреждала их о том, что они чинят неудобства пассажирам. В бумажнике покойного мы обнаружили более двухсот долларов, у второго кришнаита при себе примерно сто пятьдесят долларов. Все эти деньги они собрали за сегодняшний день, начиная с семи утра. — Хок взглянул на часы: — Сейчас только полпервого, а они обычно торчат в аэропорту до восьми вечера, зарабатывая на пару, если верить этому плаксе, пятьсот долларов.

— Ого! — удивленно приподняла белесые брови Виолетта Нюгрен. — Никогда бы не подумала, что за день можно собрать столько милостыни.

— Люди из службы безопасности говорят, что в аэропорту «работают» еще две пары кришнаитов. Мы пока не извещали о случившемся ни общину, ни родителей покойного.

— Вы и нам покамест ничего не сообщили, — буркнул док Эванс.

— У нас проблема со свидетелями, док. Их было человек тридцать — стояли в очереди на посадку, но пока мы сюда ехали, они все улетели в Мексику. Нам удалось тормознуть только двоих, — Хок кивнул на братьев Пиплс, — и то лишь потому, что один из них — тот, который поуродливее, справа, — сорвал с кришнаита-плаксы парик. Служащие аэропорта утверждают, что ничего не видели, поскольку были в запарке. Учитывая, что в этом время шла посадка на рейс в Мериду, служащие аэропорта, скорее всего, говорят правду. Впрочем, я записал имена всех, кто работает в эту смену, так что можно будет поговорить с ними позднее.

— Жалко, что мы упустили даму со сверчком, — огорченно сказал Хендерсон.

— С каким еще сверчком? — удивленно спросила Виолетта Нюгрен.

— Это такая маленькая железяка с пружинкой. Нажимаешь на нее, и она начинает стрекотать. Лучшее средство, чтобы отвязаться от кришнаитов-попрошаек. Стоит им услышать этот стрекот, как они тут же ретируются. Эти стрекоталки продаются в каждом ларьке, в любом киоске. Тут в аэропорту раньше был один кришноненавистник, так он эти стрекоталки бесплатно раздавал. Потом у него то ли стрекоталки кончились, то ли деньги, то ли энтузиазм... Не знаю. Короче, братья Пиплс утверждают, что дама со сверчком была ближе всех к месту инцидента, и не прекращала стрекотать до тех пор, пока кришнаит не затих.

— А что с ним случилось? Как его убили? — спросил док Эванс. — Или вы хотите, чтобы причину смерти назвал я? У меня и без того куча трупов в морге.

— В этом-то и загвоздка, — принялся объяснять Хок. — Я не знаю, можно ли это квалифицировать как убийство. Потерпевший подошел к какому-то парню в кожаной куртке, попросил у него денег, а тот сломал кришнаиту палец, повернулся и был таков. Кришнаит заорал от боли, повалился на пол и минут через пять умер. Люди из службы безопасности перенесли тело сюда, в «Золотой салон», а вон тот черномазый пресс-атташе вызвал полицию. Таким образом, получается, что кришнаит умер от перелома пальца. Что скажете, мисс Нюгрен? Это убийство или нет?

— Никогда не слышала, чтобы кто-то умер от перелома пальца, — призналась Нюгрен.

— Скорее всего, он умер от болевого шока, — сказал док Эванс, — но точную причину смерти я смогу назвать только после осмотра тела... Сколько ему было лет, Хок?

— Если водительские права не врут, то двадцать один год.

— Так я и знал, — сказал док Эванс и сжал губы. — Нынешняя молодежь не умеет переносить боль. Вот мы в свое время... Парень наверняка недоедал, был в паршивой физической форме... Боль оказалась неожиданной, резкой и слишком интенсивной. Это и впрямь чертовски больно, когда тебе заламывают пальцы.

— А то я не знаю, — сказала Виолетта Нюгрен. — Меня брат так все время мучал, когда я была маленькая.

— А уж когда случается перелом в результате таких действий, — продолжил док Эванс, — то боль просто охренительная. Но это всего лишь предположения. Может, в трупе пуля — как я могу сказать без тщательного обследования тела, в чем причина смерти?!

— Пуля — это вряд ли, — сказал Билл Хендерсон. — Вот палец — это да, сломан начисто. Под самый корень. Болтается, как тряпичный.

— Если парню сломали палец случайно, то происшествие можно квалифицировать как нанесение телесных повреждений, — заговорила Виолетта Нюгрен. — Однако если неизвестный в кожаной куртке сломал палец кришнаиту преднамеренно, зная, что тот может умереть от болевого шока, поскольку организм его ослаблен, — тогда речь может идти об убийстве с отягчающими обстоятельствами.

— Ну, это уж слишком, — возразил Хок. — Давайте остановимся на убийстве по неосторожности.

— Все не так просто, — продолжила Нюгрен. — Если вы, допустим, выстрелили в человека и пуля при этом только оцарапала его, но потом в результате осложнений от пустяковой раны человек умер, — то мы пересматриваем дело. Покушение на убийство становится непредумышленным убийством, а иногда и умышленным. Мне придется открыть дело, господа. И мы не сможем его закрыть до тех пор, пока вы не схватите человека в кожаной куртке.

— Это его единственная примета, — сокрушенно проговорил Хок. — Мы даже не знаем, какого цвета куртка. Один из свидетелей говорит, что куртка вроде была коричневая, другому показалось, что куртка серая... Короче, у нас нет ни единого шанса найти его, если только этот парень в куртке не явится с повинной, но это вряд ли. Скорее всего, в эту минуту он уже на пути в Англию, или еще в какую-нибудь страну. — Хок выудил сигарету из мятой пачки «Кулз», зажег ее, сделал одну затяжку и загасил сигарету, ткнув ею в пепельницу. — Труп в вашем распоряжении, док. Мы уже все выгребли из карманов покойного.

Виолетта Нюгрен открыла свою сумочку и выключила диктофон:

— Обязательно расскажу маме об этом происшествии, — сказала она. — Когда я была маленькой, брат все время заламывал мне пальцы, а мама хоть бы раз сделала ему замечание... — Нюгрен нервно рассмеялась: — Теперь я смогу сказать ей, что брат пытался меня убить.

Глава 3

Фредерику Джею Френгеру-младшему, предпочитавшему обращению «Фредди» ласкательное «младшенький», шел двадцать восьмой год, но выглядел он гораздо старше. Жизнь у Фредди задалась трудной, и вокруг его рта легли складки слишком глубокие для человека, которому еще нет тридцати. Глаза у Фредди были темно-синие, а лохматые брови выгорели до белесого цвета. Когда-то Фредди сломали нос, который после перелома сросся крайне неудачно, но некоторые женщины, тем не менее, считали Френгера привлекательным. После долгих часов, проведенных под палящим солнцем в тюремном дворе Сан-Квентина, безупречно чистая кожа Френгера загорела до черноты, а постоянные упражнения со штангой в тюремном спортзале, а также занятия гандболом привели к тому, что плечи, грудь и руки Фредди оказались накачанными до каких-то чудовищных размеров. Брюшной пресс тоже был в полном порядке: Фредди мог, уперев руки в боки, поигрывать мышцами живота, перекатывая их под кожей словно волны. В общем, для человека среднего роста Френгер мог быть сложен и поизящнее.

За вооруженное ограбление Фредди светило от пяти лет до пожизненного заключения, но потом калифорнийские власти скостили ему срок до четырех лет, а через два года отсидки предложили Френгеру досрочно-условное освобождение, но Фредди отказался, предпочтя оттрубить оставшиеся два года в тюряге, чтобы затем выйти на свободу вольной птицей, не обязанной ни перед кем отчитываться. Френгер видел в кабинете у надзирателя свое дело. На палке стоял гриф — «Рецидивист», и Фредди с этим определением был вполне согласен. Он знал, что стоит ему оказаться на воле, как он тут же совершит новое преступление. А если это произойдет во время условного срока, то его мигом упекут обратно за решетку как нарушителя режима досрочно-условного освобождения. И тогда он сначала отсидит за нарушение режима лет восемь-десять, и лишь потом ему впаяют срок за то преступление, которое он совершил, будучи условно освобожденным. Поэтому Фредди решил тянуть срок в Сан-Квентине от звонка до звонка.

Сан-Квентин всегда переполнен, рабочих мест в тюрьме на всех не хватает, поэтому право на работу надо заслужить. Фредди любил работать, и уж если ему было чем заняться, то делал он все умело и смекалисто. Когда после нескольких месяцев безделья Фредди был определен на кухню, он, осмотревшись, написал десятистраничный рапорт начальству, подробно изложив, каким образом можно повысить производительность труда и сократить штаты. Среди прочих мер Френгер, в частности, предлагал некоторых надзирателей заменить, а других и вовсе освободить от должностей. К вящему своему изумлению, Фредди вскоре вновь оказался шатающимся без дела по тюремному двору.

Будь Фредди студентом колледжа, изучающим основы менеджмента, его десятистраничный опус запросто заслужил бы оценку «четыре с плюсом»; в Сан-Квентине же изыскания Фредди обеспечили ему лишь ненависть вертухаев, дежуривших на кухне. Эти тюремщики, имевшие солидные связи с уголовными авторитетами, намекнули кому надо, что Френгера не худо бы наказать за дерзость. И в один прекрасный день двое негров-заключенных загнали Фредди в угол тюремного двора и отколошматили его по высшему разряду. Тюремному начальству, расследовавшему этот инцидент, негры заявили, что Фредди напал на них безо всякой причины, и они лишь пытались защитить себя от психопата-расиста. Поскольку Фредди действительно считался психопатом и социопатом (как и двое черномазых, измочаливших его), бедолагу Френгера отправили на шесть суток в карцер «за неспровоцированное нападение» на невинных чернокожих ангелов. Капитан, который вынес столь беспристрастное решение, тоже был черным, так что перед отправкой в карцер Френгеру была прочитана еще и небольшая лекция о расизме.

Шесть гнетущих дней, проведенных в карцере без курева, на одном хлебе и воде (лишь два раза приносили баланду), заставили Фредди всерьез осмыслить пройденный им жизненный путь, в результате чего он пришел к следующему выводу:

«Моя самая большая ошибка в жизни — присущий мне альтруизм».

Еще будучи малолетним преступником, Френгер организовал в исправительной школе Уиттиера сидячую забастовку прямо посреди столовой, требуя, чтобы по субботам давали двойной десерт (рисовый пудинг с изюмом, который Фредди обожал). Забастовка потерпела крах, и Фредди пришлось тянуть в Уиттиере весь трехлетний срок.

Потом, попав в Престонский институт для несовершеннолетних правонарушителей, что в Айоне, Калифорния, Фредди вновь отличился, разработав план побега для парня, которого звали Инек Сойерс. Отец Инека, застав как-то раз сына занимающимся онанизмом, взял да и кастрировал Инека. Мистер Сойерс был очень набожным человеком, и потому считал мастурбацию тягчайшим грехом. Тем не менее мистера Сойерса арестовали, но благодаря обширным связям в религиозных кругах и положительной характеристике, данной ему приходским священником, мистер Сойерс отделался двумя годами условного заключения. А юный Инек, которому было всего пятнадцать лет, оклемавшись от отцовского хирургического вмешательства, вдруг стал грозой всей округи. Лишившись яиц, Инек превратился в объект насмешек со стороны школьных приятелей, и ему пришлось практически ежедневно избивать до полусмерти этих гадов, чтобы доказать свою мужественность. Инек не ведал боли и страха, и, казалось, не замечал града тумаков, которым его осыпали во время каждодневных драк. В конце концов Инека признали «представляющим угрозу городу Фресно, штат Калифорния», и свое семнадцатилетие Сойерс отмечал уже в Престоне. Здесь он опять был вынужден доказывать свою полноценность, избивая юных узников. Действовал Инек обычно без затей: он подходил к какому-нибудь парню — жертвой мог оказаться любой из заключенных, — и молча бил его правой в челюсть или в живот, продолжая затем молотить несчастного до тех пор, пока тот либо давал сдачи, либо спасался бегством.

В общем, Инек нарушал покой всех арестантов, и Фредди решил покончить с этой проблемой. Для этого он подружился с Инеком и убедил Сойерса в том, что лучший способ раз и навсегда доказать всем свою мужскую состоятельность — это совершить побег. Сбежать из Престона не составляло особого труда, и Инек с помощью Фредди очутился на воле. Через четыре дня Инека схватили в Окленде, где он попытался избить троих чикагских торговцев мясом и угнать их трайлер. Чикагцы, однако, оказались крепкими парнями. Они выбили у Инека уцелевшие в прежних драках передние зубы, скрутили его и сдали полиции. Вернувшись в Престон, Инек рассказал тюремному начальству, что план побега разработал для него Фредди, и Френгеру вместо полутора лет пришлось торчать в тюряге три года. Естественно, как только Инек вновь очутился в тюремном дворе Престона, Фредди был избит до полусмерти.

В карцере Сан-Квентина, глядя на пробивавшуюся из-под двери полоску света, Фредди погрузился в тягостные раздумья о своей жизни. Все его проблемы проистекали из желания сделать добро ближним. Альтруизм Фредди приносил одни лишь беды — как ближним, так и ему самому. И тогда Френгер решил впредь думать и заботиться только о себе.

Для начала он бросил курить: если ты не куришь, то наказание в виде лишения сигарет становится бессмысленным. Выйдя из карцера, Фредди молча присоединился к зэкам, ежедневно «качавшим железо» в спортзале, но, в отличие от качков, решил развивать не только мускулы, но и интеллект. Френгер стал читать от корки до корки каждый выпуск журнала «Тайм», а также подписался на «Ридерз дайджест». Затем он решил отказаться от секса, и уступил свою «жену» — золотисто-коричневого мексиканского педрилу из Лос-Анджелеса — другому зэку за восемь блоков сигарет «Честерфилд» и двести шоколадных батончиков «Милки Вэй». Сигареты («Честерфилд» были любимой маркой черномазых зэков) и сто пятьдесят шоколадных батончиков Фредди дал кому надо на лапу, получив взамен одиночную камеру и лояльность уголовных авторитетов. Одним словом, Френгер обратил свое прежнее бескорыстие в эгоизм, усвоив истину, к которой рано или поздно должны прийти все: то, от чего человек отказывается добровольно, не может быть у него отнято.

Новые жизненные принципы Фредди сработали как нельзя лучше: за примерное поведение его освободили на год раньше положенного. Тюремным властям нужны были свободные камеры для новых зэков, а то, что Френгер считался рецидивистом-психопатом, не имело для тюремщиков никакого значения, поскольку в Сан-Квентине психопатами числились двое из каждых трех заключенных.

В день освобождения заместитель начальника тюрьмы посоветовал Френгеру покинуть пределы штата Калифорния.

— Если тебя поймают в другом штате, — объяснил заместитель, — а тебя обязательно поймают, то, по крайней мере, в том штате тебя будут судить не как рецидивиста, а как человека, совершившего преступление впервые. И помни, Френгер, тебе здесь пришлось не очень-то сладко.

Совет действительно был дельным. Поэтому, ограбив троих прохожих в Сан-Франциско — с такой мускулатурой Фредди не составляло никакого труда заломить жертве руку за спину, а потом стукнуть бедолагу лбом о стену, — Френгер отправился за три тысячи миль от Калифорнии.

Фредди открыл краны, отрегулировал температуру воды, разделся, и, пока наполнялась ванна, принялся изучать всякие инструкции и схемы, висевшие на стене в прихожей. Он выяснил, что расплачиваться за следующие сутки пребывания в гостинице следует до полудня (значит, в запасе у него почти двадцать четыре часа), изучил диаграмму, показывающую, как эвакуироваться из отеля в случае пожара, потом взял со стола меню, кар ту вин и зашел в ванную. Закрыл краны, вернул ся в комнату, достал из бара стакан, налил себе лимонаду со льдом, залез, наконец, в ванну и стал просматривать меню.

Названия вин и годы урожая ему ни о чем не говорили, зато цены просто изумляли. Платить за бутылку сто долларов, пусть даже краденой кредитной карточкой?! Да это сумасшествие! Кстати, с дорогими покупками следует повременить. Фредди знал, что практически ни один из клерков не станет справляться по специальному телефону с статусе кредитной карточки, если с нее снимается меньше пятидесяти долларов. Во всяком случае, такова обычная практика. А в отелях кредитной карточкой вообще не интересуются до выезда клиента. Но Френгер все же забеспокоился: ведь номер, в котором он поселился, стоит сто тридцать пять долларов в сутки. Впрочем, он вспомнил настоящего владельца кредитки, и сразу же перестал нервничать. Мистер Готтлиб был педиком, и Фредди загасил его в темном переулке, так что полицейские, которые не слишком жалуют гомосексуалистов, вряд ли станут вникать в проблемы побитого педрилы. К тому же Фредди так приложился к мистеру Готтлибу, что едва не вышиб из бедняги мозги. Вряд ли контуженный гомосек оклемается в ближайшую пару дней.

Френгер вылез из ванны, вытерся золотистым банным полотенцем и обернул его вокруг бедер. Фредди хотел побриться, но у него не было бритвы. Не то чтобы он зарос щетиной, — просто Френгеру не нравилось ощущение несвежести. Фредди заглянул в кошелек из кожи угря. Семьдесят девять долларов с мелочью. Да, жители Сан-Франциско не привыкли носить с собой наличные... У Френгера было семь кредитных карточек, но сейчас он больше нуждался в живых деньгах.

Фредди решил проверить украденный чемодан — может, там есть хотя бы бритва. Он положил чемодан на кофейный столик и проверил замки. Заперты. Перочинного ножа у Френгера не было, но в баре нашелся штопор. Два замка были вскрыты за пять минут. Фредди облизнул губы, прежде чем поднять крышку чемодана. Это всегда волнительный момент: никогда не знаешь наверняка, что там внутри.

Дорогущий чемодан от Кардена оказался доверху набит женскими вещами: ночнушками, юбками, блузками. Здесь же были домашние тапочки, пара выходных туфель, черное шелковое платье для коктейля и мягкий кашемировый свитер голубого цвета сорок четвертого размера, а также складные солнцезащитные очки от Кардена в футляре из кожи ящерицы. Все вещи были чрезвычайно дорогие, но бритвы в чемодане, увы, не оказалось. Очевидно, прежняя хозяйка чемодана — молодая мама из аэропорта — ноги не брила.

Фредди позвонил старшему портье и попросил к телефону Пабло.

— Это Готтлиб из 717 номера, — сказал Френгер, когда Пабло взял трубку.

— Слушаю вас, сэр.

— Пабло, пришли-ка мне девчонку. Миниатюрную, примерно сорок четвертого размера.

— А какого роста?

— Не знаю. Какой рост у женщин сорок четвертого размера?

— Знаете, они могут быть разного роста — от метра пятидесяти до метра семидесяти, и даже выше.

— Ни фига себе! Как это может платье одного размера подходить и малышке, и каланче?

— Не знаю, мистер Готтлиб. В этих женских размерах сам черт не разберется. Вот у моей жены, например, шляпа двадцать второго размера. У меня голова гораздо больше, а шляпа — седьмой размер.

— Понятно. Ладно, пришли какую-нибудь ростом поменьше.

— Надолго?

— Не знаю. А какая разница?

— Ну, сейчас действует дневной тариф — до пяти вечера. Я могу прислать к вам одну малышку прямо сейчас, но тогда вы должны отпустить ее в пять часов. Или подождите до вечера — тогда получите совсем уж крохотулю.

— Нет, не надо. Присылайте ту, что есть. Я ее отпущу гораздо раньше пяти.

— Отлично. Она будет у вас через двадцать минут. Вас устроит?

— Вполне. И пусть прихватит с собой сэндвич для меня. С пикулями, если можно.

— К сожалению, ей это не позволено, сэр. Но я сейчас же велю официанту доставить сэндвич к вам в номер.

— Спасибо. Тебе я заплачу позднее, ладно?

— Да, сэр.

Сэндвич — большая булка с индюшатиной, беконом, сыром, дольками помидоров и листьями салата — стоил двенадцать долларов. Плюс наценка в один доллар за доставку в номер. Плюс доллар официанту на чай. И хотя к сэндвичу подали пикули, хрустящий картофель, капусту, морковь и бумажные стаканчики с горчицей и майонезом, — Фредди обалдел от цены бутерброда. Что, черт побери, стряслось с экономикой, пока он сидел в тюрьме?

Френгер съел половину сэндвича и пикули, а вторую половину убрал в холодильник. И эта половина стоит шесть долларов — ни хрена себе!

В дверь легонько постучали. Фредди снял цепочку, открыл дверь, и в номер вошла совсем юная девчушка. Она действительно была миниатюрная — даже на высоченных каблуках девчонка едва достигала метра шестидесяти. Выступающие скулы и остренький подбородок придавали ее лицу форму сердечка. Ноги девушки были обтянуты узкими джинсами, причем левая штанина была украшена белыми вышитыми буквами, складывающимися в слово РОЛЛС-РОЙС. В ушах — серьги в виде золотых колец; лиловая футболка; сумка через плечо — вроде той, в каких носят школьные учебники. Фредди прикинул, что девчонке лет пятнадцать-шестнадцать.

— Мистер Готтлиб? — улыбнулась она, обнажив мелкие ровные зубы. — Пабло сказал, что вы хотели со мной встретиться.

— Да, — подтвердил Фредди. — Тебе сколько лет-то?

— Девятнадцать. Меня зовут Пеппер.

— Так я тебе и поверил. У тебя есть при себе какие-нибудь документы?

— Водительское удостоверение. Я выгляжу моложе, потому что не пользуюсь косметикой. Только поэтому.

— Покажи-ка мне свое удостоверение, — попросил Фредди.

— Я не обязана показывать его вам.

— Ты права. Можешь не показывать. До свидания.

— Если я покажу вам водительское удостоверение, вы сразу же узнаете мое настоящее имя.

— Обещаю все равно называть тебя Пеппер.

Девушка вытащила из сумки бумажник и показала Фредди водительские права. Ее звали Сьюзен Уэггонер, и было ей не девятнадцать лет, а... двадцать.

— Значит, тебе двадцать? — изумился Френгер.

Девушка повела плечами:

— Всем хочется казаться моложе...

— И сколько ты берешь?

— С дневных клиентов — до пяти вечера — пятьдесят долларов за полчаса. Вечером — семьдесят пять долларов. Но сегодня я работаю до пяти, так что вам это будет стоить пятьдесят долларов, если только не пожелаете добавки.

— Понятно. Что ж, пошли в спальню.

Пеппер сдернула покрывало с огромной двуспальной кровати, разгладила простыни, скинула туфли, стянула через голову футболку и сняла джинсы. Лифчика она не носила, да он ей был и ни к чему. Сбросив трусики, девушка улеглась на кровати, заложила руки за голову и раздвинула свои худые ноги. В лежачем положении груди ее почти исчезли, превратившись в еле заметные бугорки, увенчанные розовыми сосками. Длинные рыжие волосы, собранные в конский хвост, изогнулись вопросительным знаком на подушке справа от ее лица. Сальные волоски на лобке оказались причудливого желто-коричневого цвета.

Фредди развязал полотенце, обернутое вокруг бедер, бросил его на пол, подошел к кровати, деловито засунул три пальца во влагалище Пеппер, помотал головой и нахмурился:

— Тут для меня слишком просторно, — сказал он. — Видишь ли, я привык трахать мальчиков. Ты в задницу берешь?

— Нет, сэр. Я знаю, что должна, но я как-то раз попробовала, и это было очень больно. У меня просто не получается. Хотите, возьму в рот?

— Спасибо, но меня это не интересует. Ты обязательно должна научиться анальному сексу. Будешь зарабатывать больше денег. Надо только уметь расслабляться...

— Пабло говорит то же самое, но я все равно не могу.

— Ладно. Какого размера платья ты носишь?

— Зависит от страны-производителя. У них у всех разные размеры. Некоторые мои вещи сорок второго размера, но в основном — сорок четвертый или сорок шестой.

Фредди вышел в гостиную и вернулся с черным шелковым платьем.

— Ну-ка, примерь вот это. Только сначала надень туфли. Зеркало в ванной, на двери.

Пеппер буквально скользнула в платье, покрутилась перед зеркалом и улыбнулась:

— В самый раз, правда? Чуть-чуть только ушить в талии...

— Забирай себе за пятьдесят баксов.

— У меня с собой только двадцать. Давайте я лучше бесплатно у вас отсосу.

— Да это подарок! Бесплатно отсосать всегда полно желающих — только свистни. Черт с ним с этим платьем. Я же не торговец. Оставь его себе. И вообще — можешь взять с собой все, что лежит в этом чемодане. Там юбки, хороший свитер из кашемира, куча дорогих вещей... Да и сам чемодан забирай.

— Откуда у вас сколько красивых вещей?

— Из гардероба моей жены. Я забрал их, когда ушел от нее. Все они куплены на мои деньги — какой мне резон оставлять этой суке столько добра?

— Вы ушли от жены?

— Да. Мы разводимся.

— Из-за мальчиков?

— Каких еще мальчиков?

— Ну, вы сказали, что привыкли трахать мальчиков, вот я и подумала, что...

— О Господи! Сколько времени ты работаешь на Пабло?

— С начала семестра. Я учусь в колледже Дейд. Это в центре города. А так я зарабатываю на учебу.

— Первое, чему ты должна научиться, — не задавать клиенту личные вопросы.

— Простите. Я не хотела совать нос в ваши дела... — Пеппер вдруг расплакалась.

— Господи, ты чего плачешь?

— Не знаю. Со мной это иногда бывает. Проститутка из меня неважная, у меня даже с дневными клиентами не всегда получается... Если я не принесу Пабло деньги, то он... он...

— Там, в шкафу, пакет для белья. Возьми его, сложи туда вещи, а Пабло отдай чемодан. Пусть починит замки, и у него будет двухсотдолларовый чемодан. С Пабло я все улажу. Договорились?

Пеппер перестала плакать, вытерла глаза и переоделась в джинсы и футболку. Затем аккуратно уложила подарки в большой пластиковый пакет.

— А что ты делаешь после пяти, когда заканчиваешь с клиентами? — поинтересовался Фредди.

— Еду в центр, обедаю в каком-нибудь кафе, а потом отправляюсь на занятия. Сегодня у меня лекция по английскому. Начинается в восемнадцать пятнадцать, заканчивается без двадцати восемь. Правда, иногда мистер Тэрнер отпускает нас пораньше — особенно когда задает на дом письменную работу.

«Интересно, почему она мне врет?» — подумал Фредди. Да такую дуру ни один колледж на порог не пустит. Хотя... Среди зэков в Сан-Квентине было несколько человек с высшим образованием. Конечно, им доставалась лучшая работа, но в остальном они не особо отличались от других зэков. Может, девчонка и не врет. Фредди был не в курсе требований, предъявляемых к студентам высших учебных заведений, но, возможно, женщинам даются некоторые послабления. К тому же, у девки есть автомобиль. Было бы неплохо, если бы она повозила Фредди по городу, показала, где что находится. А то покамест Майами представлялся ему нагромождением белых зданий, перемежающихся кое-где пятнами зелени.

— Вот что я тебе скажу, Пеппер. Я угощу тебя ужином, а потом дождусь тебя с занятий. Хотелось бы, чтобы ты покатала меня по городу. Раз у тебя есть водительские права, значит и автомобиль имеется?

— Вообще-то это машина брата, но на ней все время езжу я. Сегодня мне нужно заехать к брату в аэропорт в половине девятого. Я должна забрать у него деньги и положить их на наш счет в банке. Он всегда отдает мне дневную выручку, потому что там, где брат работает, сотрудникам не разрешают иметь автомобиль, и в банк езжу я.

— А вы с братом разве не вместе живете?

— Уже нет. Раньше мы снимали квартиру на двоих — когда только приехали сюда из Окичоби, но сейчас я живу отдельно.

— Что ж, можно и в аэропорт прокатиться. Я тебе заплачу, или куплю что-нибудь выпить... Могу в кино сводить. Что скажешь?

Сьюзи улыбнулась.

— Я согласна. Меня еще никто не приглашал на настоящее свидание с тех пор, как я переехала в Майами. А переехала я, мистер Готтлиб...

— Давай перейдем на «ты». Можешь звать меня просто «Младший».

— Младший? Хорошо. А ты тогда зови меня Сьюзи. Пабло велел мне взять псевдоним Пеппер,[1]чтобы клиенты думали, будто я — страстная натура. Пабло мой менеджер, и он здорово разбирается в этих делах. Ты знаешь, почти все мужчины начинают смеяться, когда я говорю им, что меня зовут Пеппер. А ты, Младший, не засмеялся. И мне кажется, что ты ужасно симпатичный.

— Я и впрямь симпатичный, Сьюзи. И ты мне очень нравишься... Я вот что придумал. Оставь пакет с одеждой здесь, и отдай Пабло пустой чемодан. Тогда он не узнает о том, что тебе досталось столько клевых вещей. А пакет вынесу из отеля я сам.

— Я обычно ужинаю «У бабули». Это ресторан здорового питания прямо напротив студенческого городка, в восьми кварталах отсюда. Я пойду туда пешком, потому что оставила машину на стоянке возле колледжа, но ты можешь доехать на такси. Все таксисты знают этот ресторанчик — даже те, кто не говорит по-английски, — сказала Сьюзи, вручая ему пакет с одеждой.

— Значит, увидимся «У бабули» в пять часов? — уточнил Френгер.

— Давай в пятнадцать минут шестого. Я постараюсь освободиться пораньше.

— Договорились. Удачного тебе дня, Сьюзи.

— Спасибо. Только не говори ничего Пабло, хорошо? Нам нельзя назначать свидания клиентам вне отеля — вот почему я не хочу, чтобы он видел нас выходящими из отеля вместе.

— Пабло — обыкновенный засранец. Суну ему десятку, и он будет прыгать от радости. Не бойся, ругать он тебя не станет. А про свидание я ему ни слова не скажу. Будь уверена.

Сьюзен зарделась и застенчиво потупила взор:

— Можешь чмокнуть меня в щечку, чтобы скрепить обещание поцелуем? Тогда я буду уверена, что ты придешь на свидание. Я знаю, что вы, мужчины, не любите целовать нас в губы...

— Отчего же? Я с удовольствием поцелую тебя в губы.

— Правда?

Фредди прильнул к ее губам легким, нежным поцелуем, а потом проводил до дверей. Сьюзен одарила Фредди улыбкой и помахала ему на прощанье рукой. Фредди закрыл за нею дверь, навесил цепочку... Ну, конечно! Она забыла взять чемодан, а ему еще пакет с одеждой тащить. Фредди решил, что отдавать десять долларов Пабло он не станет, а вместо денег вручит этому засранцу чемодан.

Поскольку пакет с одеждой остался у Френгера, он не сомневался в том, что Сьюзи придет на свидание.

У него еще была куча времени для того, чтобы совершить небольшую вылазку в магазины.

Глава 4

По уставу сержантам полиции полагалось иметь отдельный кабинет, запирающийся на ключ, поэтому Билл Хендерсон и Хок Мозли ютились в крохотном закутке, деля один — правда, большой, — стол на двоих. Гораздо уютнее сержантов чувствовали себя младшие по званию детективы, сидевшие в просторной комнате, в углу которой и притулился кабинет Хендерсона и Мозли. Три из четырех стен кабинета были стеклянные, а единственную нормальную стену украшал большой плакат, изображавший руку с револьвером, нацеленным на зрителя. Надпись под револьвером гласила: «ПОЧУВСТВУЙ СЕБЯ КОРЕННЫМ МАЙАМЦЕМ».

Весь день Хендерсон и Мозли составляли отчет. Братьев Пиплс пришлось допрашивать по-одному, поскольку четыре человека в стеклянный кабинет попросту не помещались. Пиплсы отвечали на вопросы раздраженно и вообще вели себя недружелюбно, поэтому обратно в аэропорт они отправились не на патрульной машине, а на такси.

Хок подбросил монетку. Выпала «решка», а это означало, что Билл Хендерсон проиграл, и именно ему придется звонить в Окичоби отцу умершего Мартина Уэггонера, чтобы сообщить печальную новость. Пока Хендерсон звонил старшему Уэггонеру, Хок спустился в буфет и купил два кофе в пластмассовых стаканчиках. Свой кофе он выпил прямо в буфете, а второй стакан взял с собой — для Хендерсона. Билл отхлебнул глоток успевшего остыть напитка, закрыл стаканчик пластмассовой крышечкой и выбросил его в мусорное ведро.

— Мистер Уэггонер сказал, что Мартин жил в Майами вместе с сестрой. Говорит, не поверю в смерть сына, пока его не опознает моя дочь. Говорит, Мартин был очень религиозным мальчиком и никогда не ввязывался ни в какие стычки. Я ему сказал, что никакой стычки и не было, объяснил, как все произошло, а он ответил, что я чего-то не договариваю. Вот бедняга... Могу себе представить, каково его состояние. Я сам чувствовал себя лжецом, когда говорил, что его сын умер от перелома пальца.

— Билл, он умер не от перелома пальца. Он умер от шока.

— Ну да. — Хендерсон пожал плечами. — Я так и сказал. Процитировал ему дока Эванса... Короче говоря, я свое дело сделал, так что можешь ехать за девчонкой. Пусть опознает брата.

— Постой-постой... Ведь это ты проиграл по жребию!

— И позвонил мистеру Уэггонеру. Насчет сестры уговора не было. Тем более, меня жена ждет к ужину. У нас сегодня гости. Ты человек холостой, одинокий...

— Не холостой, а разведенный.

— Все равно — одинокий. Не связан никакими обязательствами...

— Я выплачиваю алименты бывшей жене и двум несовершеннолетним дочерям.

— Хок, ты разбил мое сердце! У тебя же все вечера свободные. Тебе нечем заняться, у тебя нет друзей...

— А мы с тобой разве не друзья?

— Друзья. Именно поэтому ты должен заняться сестрой Мартина Уэггонера, пока я буду ужинать со своей деспотичной женой, сыном-балбесом и прыщавой дочкой. И при этом мне еще предстоит угощать выпивкой и развлекать беседами гостей — семейную пару, которая так нравится моей жене, и которую я на дух не переношу.

— Ладно. Раз уж ты рассказал мне о радостях жизни, которых я лишен, то так и быть, съезжу за девчонкой. У тебя есть ее адрес?

— Есть. Я уже навел кое-какие справки. Записывай. Она живет в Кендалле, жилой комплекс «Сосенки», 157-я авеню, дом 6, корпус «Восток», квартира 418.

— Кендалл? Да это же у черта на рогах! — возмутился Хок, записывая адрес к себе в блокнот.

— Ты везунчик, Хок. Серьезно. Ее сейчас нет дома. Сьюзен Уэггонер учится в колледже Дейд, и сегодня у нее занятия, которые начнутся в шесть пятнадцать. Я уже звонил в колледж, тебя там ждут. Зайдешь в учебную часть, и девчонку вызовут прямо с занятий. Так что у тебя еще есть время пропустить стаканчик-другой.

— Ты хочешь сказать, что все устраивается наилучшим образом? Билл Хендерсон едет домой ужинать, а я везу истеричную девчонку в морг, чтобы она полюбовалась на дохлого братишку. Потом, скорее всего, придется везти ее домой в этот чертов Кендалл и там еще приводить девчонку в чувство. А потом переться обратно. Если мне крупно повезет, то успею к одиннадцатичасовому выпуску новостей.

— Что ты ноешь, Хок? Тебе же заплатят сверхурочные.

— Не сверхурочные, а компенсационные. Сверхурочные я в этом месяце уже получил.

— Какая разница?

— Компенсационные на двадцать пять баксов меньше. По-моему, мы уже обсуждали этот вопрос, Билл.

— Точно. В прошлом месяце. Ты тогда поехал домой спать, а я торчал в этой растреклятой скобяной лавке до четырех утра.

— Что ты ноешь, Билл? Тебе же заплатили сверхурочные.

— Не сверхурочные, а компенсационные.

— Какая разница?

— Компенсационные на двадцать пять баксов меньше.

Оба дружно расхохотались, но чувствовалось, что смех Хока Мозли натянутый. Он не мог решить, что хуже — сообщать отцу о смерти сына, или сестре — о смерти брата, но все же был рад, что ему не пришлось сегодня делать и то, и другое.

Глава 5

Вот теперь Фредди выглядел как коренной житель Майами. Он купил себе светло-голубую рубашку навыпуск, белые полотняные штаны, украшенные многочисленными вышитыми теннисными ракетками, летние мокасины с кисточками из патентованной белой кожи, ремень с хромированной пряжкой в виде дельфина и светло-голубые носки в тон рубашке. Приодевшись, он постригся и побрился в гостиничной парикмахерской, что стоило ему 28 долларов. Фредди попросил парикмахера приплюсовать эти деньги к счету за проживание, что тот и сделал с радостью, поскольку Френгер одарил его щедрыми чаевыми. В общем, Фредди стал похож на истинного флоридца — или, по меньшей мере, на туриста из Пенсильвании, который провел в Майами весь отпуск.

Он приехал в ресторан «У бабули» около пяти и заказал стакан чаю, ароматизированного женьшенем. Фредди никогда еще не пробовал женьшеневый чай. Напиток показался ему горьким, но он добавил в стакан три ложки сахара, и неприятный привкус исчез. Толстозадая официантка-кубинка подошла к Фредди, чтобы принять заказ, но он ответил, что ждет подружку и сделает заказ после того, как она придет. Названия блюд ни о чем Френгеру не говорили, и он решил, что закажет те же блюда, которые выберет Сьюзен.

Даже несмотря на три ложки сахара, женьшеневый чай показался Фредди отвратительным, но он был все же лучше того мерзкого пойла, которое официантка назвала обычным чаем. Френгер решил покурить, но обнаружил, что сигареты кончились. С момента выхода из тюрьмы он выкурил одну пачку «Уинстона». Фредди подозвал официантку и попросил принести пачку «Уинстона-100», но кубинка ответила, что «У бабули» не курят, и вообще «сигареты отравляют организм».

Фредди не очень-то огорчился, поскольку на самом деле курить ему не хотелось. Он вспомнил, с каким трудом бросал курить. Все началось с шести суток в карцере. Выйдя из каменного мешка, Фредди уже не чувствовал потребности в куреве, но психологически отказаться от табака было очень трудно. В тюрьме практически невозможно остаться наедине с собой, поэтому заключенные очень ценят перекуры. Сигарета не только позволяет убивать время — курильщику есть чем занять руки. Те несколько дней, когда Фредди без дела шатался по двору, превозмогая желание затянуться сигаретой, были самыми тяжелыми в его тюремной жизни. Потом, слава Богу, он начал качаться, и стало полегче. Тем не менее, выйдя на свободу, Фредди первым делом зашел в табачную лавку на автовокзале в Сан-Франциско и купил пачку «Уинстона». Эти сигареты нравились ему из-за ярко-красного цвета пачки. Курение ассоциировалось у Фредди со свободой, и только сейчас ему пришло в голову, что на самом деле пристрастие к табаку — разновидность рабства. Фредди решил, сидя в ресторане, завязать с курением окончательно. А то ведь можно опять привыкнуть к сигаретам — мучайся потом в тюряге по новой...

Сьюзен появилась буквально пару минут спустя. Она помахала рукой с порога и направилась к столику у стены, где ее ждал Фредди. Когда Сьюзи садилась, ей пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой кашпо с зачахшим папертником. Она была очень рада встрече.

— Ты забыла чемодан, — сказал Френгер, — но я сам отдал его Пабло. Пакет с одеждой под столом.

— Я оставила чемодан нарочно. Почти все служащие отеля знают, чем я там занимаюсь, и почти всем я не нравлюсь. Они вообще не любят проституток, потому что мы зарабатываем больше них.

Если бы какая-нибудь горничная увидела меня с чемоданом, она сразу настучала бы начальнику охраны — мол, проститутка стащила чей-то чемодан. И даже если бы я сказала начальнику охраны правду, он непременно захотел бы проверить мои слова. Значит, он поднялся бы к тебе в номер. А у тебя нет никакого багажа, кроме этого чемодана. Могли возникнуть проблемы. Мне кажется, что ты, уходя от жены, второпях просто перепутал чемоданы... Я права?

— Пожалуй. Ты меня удивила, Сьюзи. Не думал, что ты умеешь логически мыслить.

— Я не всегда была такой. Когда я еще жила в Окичоби и училась в школе, меня интересовали только развлечения. Но здесь, в колледже, учителя требуют от нас умения самостоятельно мыслить.

— Окичоби? А где это?

— Рядом с озером. Это к северу от Майами, по дороге в Диснейуорлд.

— С каким еще озером?

— Озером Окичоби! — засмеялась Сьюзи. — Это самое большое озеро на юге. Вся питьевая вода поступает в Майами из Окичоби.

— Я ведь из Калифорнии, поэтому ни хрена не знаю про Флориду.

— А я ни хрена не знаю про Калифорнию. Так что мы квиты.

— В Калифорнии тоже есть большие озера. Тахо, например. Слышала про такое озеро?

— Слышать слышала, но не знала, что оно находится в Калифорнии.

— Ну, не совсем в Калифорнии — через него проходит граница между Калифорнией и Невадой. В Неваде разрешены азартные игры. Там полно казино.

— Во Флориде азартные игры запрещены. Можно только делать ставки на конных и собачьих бегах, на матчах по хай-алай...[2]Да, еще можно ставить на собачьих и петушиных боях, но для этого надо знать, где они проводятся. Все остальные азартные игры губернатор штата считает аморальными.

— Он что, иезуит?

— Иезуиты — это католики, да?

— Образованные католики, насколько мне известно.

— Нет, он протестант. Католикам тут делать нечего.

— Расскажи-ка мне про Окичоби и о том, почему ты перебралась в Майами.

— Ну, во-первых, в Окичоби гораздо жарче, чем в Майами. И все время идут дожди — потому что озеро рядом. Окичоби — маленький городок, но там полно всяких развлечений — танцы, кегельбан, отличная рыбалка... Но если у тебя нет вкуса к сельской жизни, то в Окичоби делать нечего. Женщине там карьеру не сделать. Единственный способ устроить свою жизнь — выгодно выйти замуж, но лично ко мне никто не сватался. Я выполняла роль домохозяйки, прибиралась, готовила для папы и брата... А потом забеременела и приехала в Майами, чтобы сделать аборт. Папа сказал, что я поступила омерзительно, и велел не возвращаться...

— Я читал в «Ридерз дайджест», что примерно сорок процентов забеременевших женщин не состоят в браке. У тебя, наверное, суровый отец?

— Мой брат, Марти, разругался тогда с отцом вдрызг. Он сказал, что судить людей может только Господь, а у папы нет никакого права осуждать меня. Отец так рассвирепел, что Марти тоже пришлось уехать со мной. Папа и ему велел никогда не возвращаться. Марти очень религиозный, а отец вообще ни во что не верит.

— И вы с братом приехали в Майами?

— Ага, — кивнула Сьюзи. — На автобусе. Мы с Марти очень близки. Он всего на десять месяцев старше, и всегда заступался за меня перед отцом.

Сьюзен перебила подошедшая официантка:

— Принести еще чаю, или будете что-нибудь заказывать?

— Мне, как обычно, салат «Цирцея», — сказала Сьюзен.

— Мне тоже, — кивнул Фред д и.

— Отличный салат, тебе понравится, — заверила его Сьюзи и продолжила: — Папа очень вспыльчивый человек, но он быстро отходит. Думаю, вернись мы с Марти домой, отец бы нам и слова не сказал. Но мы тут так хорошо устроились, что возвращаться в Окичоби нет смысла. Мы откладываем деньги, чтобы накопить на закусочную «Бургер Кинг». Марти хочет в будущем заключить договор франчайзинга с этой компанией и открыть закусочную в Окичоби. Он бы стал дневным менеджером, а я — ночным. Заработаем денег, построим дом на берегу озера, купим катер...

— Я смотрю, Марти все рассчитал.

Сьюзен кивнула:

— Именно поэтому я пошла учиться в колледж. Вот сдам английский и социологию, и буду специализироваться по менеджменту.

— А что по этому поводу думает ваша мама? Как она реагировала на ваш отъезд?

— Я понятия не имею, где сейчас мама. И отец не знает. Она сбежала от нас, когда мне было пять лет, с водителем-дальнобойщиком, который зашел пообедать в придорожную забегаловку, где она работала официанткой. Отец нанял частного детектива, чтобы тот отыскал маму, и он проследил ее путь до Нового Орлеана, но там потерял все следы... А мы с Марти здесь очень хорошо устроились. Марти вступил в общину кришнаитов, собирает подаяние и каждый день отдает мне не меньше ста баксов, а я кладу их в банк на наш счет. Конечно, Марти приходится гораздо тяжелее, чем мне — он не имеет права ночевать вне ашрама, подъем у него в четыре утра... Но он готов работать без выходных — сто баксов в день ведь совсем неплохие деньги! Марти просит милостыню в аэропорту.

— Я сегодня как раз видел одного кришнаита в аэропорту. Что-то я не врубаюсь во все эти кришнаитские дела. Откуда они взялись? Название у них какое-то странное, неамериканское...

— Ну, это что-то вроде религиозной секты, которая образовалась в Индии. Они профессиональные попрошайки, собирают милостыню по всему миру. В Штатах их тоже полно. Наверняка они и в Калифорнии есть.

— Может быть. Просто я раньше о них не слышал.

— Марти сразу просек, что это очень выгодное дело — легальное попрошайничество. — Сьюзен перегнулась через стол и понизила голос: — Марти один доллар отдает кришнаитам, а второй кладет к себе в карман. Поскольку кришнаиты — религиозная организация, то им можно собирать милостыню в аэропортах. Если бы Марти вздумал попрошайничать сам по себе, его бы тут же упекли за решетку.

— Иначе говоря, твой брат втихаря обчищает кришнаитов.

— Ну да. Он сказал, что если в ашраме узнают об этом, то его тут же выгонят. Но вряд ли им это удастся. Мы встречаемся с Марти возле почтового ящика перед входом в отель при аэропорте. Я делаю вид, будто опускаю письмо в почтовый ящик, а Марти в это время незаметно кладет деньги в мою сумочку. Кришнаиты всегда собирают милостыню вдвоем, чтобы напарники следили друг за другом, но Марти может отлучиться на минутку, сказав, что ему нужно в туалет... Я другого не могу понять: некоторые пассажиры дают Марти пять, десять, а иногда и двадцать баксов. Представляешь. Марти говорит, что они просто испытывают чувство вины за какие-то грехи. В общем, он неплохо зарабатывает на чужих грехах.

Официантка принесла две порции салата «Цирцея»: листья салата, дольки апельсина, пророщенные зерна пшеницы, побеги фасоли и тертая мякоть кокоса, заправленные ванильным йогуртом и муссом из сахарного тростника и женьшеня. Подали эту пищу богов в фарфоровой чашке в виде раковины моллюска.

— Никогда еще не обедал в ресторане здорового питания, — осторожно сказал Фредди.

— Я тоже, пока не приехала в Майами. Если тебе не нравится — можешь не есть.

— Я не люблю женьшень. Они что, во все блюда его кладут?

— Почти. Женьшень повышает потенцию, поэтому его и добавляют — вместо мяса. Ресторан ведь вегетарианский.

— Уж лучше бы я мяса поел... М-м... Неплохой салат. Если бы не женьшеневый привкус... Как твои сегодняшние успехи?

— Заработала пятьдесят баксов. Обслужила двух клиентов — одного колумбийца и еще какого-то старикана из Огайо. Если приплюсовать одежду, которую ты мне подарил, то день для меня был вполне удачный. Кроме того, я сегодня познакомилась с тобой. Ты самый классный парень из всех, с кем я имела дело.

— Ты мне тоже нравишься.

— У тебя красивые руки.

— Никто мне еще такого не говорил, — удивился Фредди. — Возьми, доешь мою порцию.

— Но ты даже йогурт не попробовал!

— Чего? Йогурт? А я думал, это несвежее мороженое.

— Нет, это йогурт. Он и должен быть кисловатым.

— Чего-то он мне не понравился.

— Извини, Младший. Надо было пригласить тебя в «Бургер Кинг». Это рядом с колледжем, прямо через дорогу.

— Да я не голоден. Пообедал сэндвичем перед тем, как отправиться по магазинам.

— У тебя рубашка прямо под цвет твоих глаз. Ты ее специально так подбирал?

— Нет. Мне понравилось, что у нее много карманов. Пиджак в такую жару не наденешь, а мне нужно много карманов для дела. Тут всегда такое пекло?

— Это еще цветочки. Двадцать восемь градусов — обычная для октября температура. Вот летом здесь действительно жарко. А в Окичоби еще жарче. И москиты еще ко всему. Летним днем в Окичоби вообще ничем невозможно заниматься. Разве что ночью сходишь в открытый кинотеатр — и то сидишь, потеешь, глушишь пиво, чтобы не помереть от жажды, и все время прыскаешь репеллентом.

— Репеллентом?

— Ну, аэрозолем против комаров. Кстати, помогает здорово. Москиты, конечно, все равно жужжат над ухом, но на тело не садятся. Надо только как следует побрызгаться. Правда, есть такие дезодоранты, что если слишком сильно побрызгаешься то может начаться раздражение. Но на это никто не обращает внимания — у всех и так потница от жары... Слушай, нам уже пора, а то я опоздаю на семинар.

— Что ж, пошли. Дай мне счет, я расплачусь.

— Нет-нет, сегодня угощаю я. Кстати, если хочешь, можешь поприсутствовать на семинаре. Там в аудитории кондиционер работает, а мистер Тэрнер наверняка примет тебя за студента. Он сказал, что ему незачем запоминать имена всех студентов. Отличников и двоечников, мол, я все равно вычислю, а остальные меня не волнуют. У меня по английскому одни «трояки», так что мистер Тэрнер меня ни разу даже к доске не вызывал.

Не считая Фредди, в аудитории собралось тридцать пять студентов. Френгер сел за последнюю парту, возле стены — сразу за Сьюзен. Окон в аудитории не было, а все стены покрывали панели из пробки. Звукоизоляция была идеальной, с улицы не доносилось ни шороха. Студенты — в основном черные и латиносы — молча наблюдали, как преподаватель выводит оранжевым мелом на зеленой доске слово ХАЙКУ.

Написав это слово, мистер Тэрнер — крепко сложенный бородач лет сорока пяти — повернулся к классу, дождался тишины и, не утруждая себя перекличкой, заговорил хорошо поставленным голосом:

— Хайку — это стихотворение из семнадцати слогов, известное в Японии на протяжении нескольких веков. Я не знаю японского, но, судя по всему, в английских переводах хайку теряют почти всю свою прелесть. Английский язык крайне неудобен для рифмотворчества, поэтому три четверти всех англоязычных поэтов пишут нерифмованные стихи. Испано-язычным студентам, наверное, этого не понять, потому что в их родном языке ситуация прямо противоположная — трудно подобрать нерифмованное слово, поскольку практически все слова оканчиваются на одинаковые гласные... Как бы там ни было, вот вам образчик хайку.

Мистер Тэрнер подошел к доске и написал:

Солнце Майами

Встающее в Эверглейдс -

Котлета в булке.

— Это хиленькое хайку я сочинил, сидя в баре у Джонни Раффа, перед самым семинаром. Великий японский поэт Басе — будь он жив и знай он английский, — вряд ли посчитал бы мое творение изящным. Но ему пришлось бы признать, что я сочинил именно хайку, поскольку в первой строке пять слогов, во второй — семь, а в третьей — снова пять. Если сложить количество всех слогов, то мы получим в сумме семнадцать, что и является необходимым условием для хайку. Более того, все эти семнадцать слогов служат для того, чтобы в концентрированном виде выразить одну идею. Вы, наверное, недоумеваете: с какой стати преподаватель английского разглагольствует о японской поэзии? Сейчас объясню. Я хочу, чтобы вы научились при помощи простых предложений — подлежащее, сказуемое, дополнение, — употребляя конкретные слова, выражать определенную мысль. Я понимаю, что мои испано-язычные студенты обладают весьма незначительным багажом английских слов, но это потому, дорогие мои, что вы, едва выйдя из моей аудитории, переходите на испанский, — вместо того, чтобы практиковаться в английском. Отсюда — сплошные двойки в журнале. Я ничем не смогу вам помочь, если вы будете продолжать игнорировать мои советы. И пожалуйста, пользуйтесь словарями, выполняя домашние задания. Отыщите там конкретные понятия и постарайтесь, чтобы сочиненные вами творения заставляли читателя думать.

В задних рядах раздалось чье-то фырканье.

— Басё творил в семнадцатом веке, — продолжил мистер Тэрнер, — но его хайку до сих пор пользуются в Японии огромной популярностью. Там издаются более двухсот журналов, посвященных хайку, и практически в каждом из них ежемесячно появляются статьи, посвященные наиболее знаменитым стихотворениям Басе. Сейчас я приведу вам дословный перевод одного из самых известных хайку, сочиненных Басё. Естественно, количество слогов в таком переводе не будет соответствовать каноническим семнадцати.

И мистер Тэрнер вывел на доске:

Старый пруд.

Прыжок лягушки.

Плеск воды.

— Итак, — сказал мистер Тэрнер, почесывая бороду куском мела, — что мы имеем? Старый пруд. Прыжок лягушки. Плеск воды. Тут, конечно, не хватает ономатопеи плеска воды, но смысл стихотворения абсолютно ясен. Кто же мне скажет, каков этот смысл?

Преподаватель окинул взглядом аудиторию. Все студенты угрюмо уставились в учебники и тетради, лежащие перед ними на партах.

— Я не тороплюсь, — напомнил мистер Тэрнер. — Вы уже знаете, что я могу ждать, пока среди вас объявится доброволец, минут пятнадцать. Жаль, конечно, что потом наступает предел моему терпению — ведь пока я жду, мне не нужно вас ничему учить.

Мистер Тэрнер скрестил руки на груди, но тут молодой парень в драных джинсах, выцветшей майке и стоптанных кроссовках на босу ногу, оторвал свой правый локоть примерно на пять сантиметров от парты.

— Прошу вас, — сказал преподаватель, указав на парня куском мела.

— Ну, я думаю, что в стихотворении говорится о старом пруде, — начал студент. — А эта лягушка хочет попасть в воду. Поэтому она прыгает в пруд, и при этом раздается плеск воды.

— Очень хорошо! — сказал мистер Тэрнер. — Вы довольно точно изложили содержание стихотворения. Однако неужели вы полагаете, что серьезные японские литературоведы стали бы писать чуть ли не ежемесячно статьи про это хайку, будь его смысл именно в этом? Впрочем, спасибо вам, молодой человек. По крайней мере, благодаря вам у нас есть дословный пересказ знаменитого стихотворения.

А теперь представьте себе, что старый пруд — это Майами. Почти все вы приехали в Майами откуда-то еще. Приехали, чтобы, так сказать, прыгнуть в этот пруд. В этом пруду уже обитает порядка полутора миллионов человек, поэтому всплеск от вашего прыжка вряд ли заметят. Или все-таки заметят? Все зависит от лягушки. Боюсь, что кое-кто из вас способен на очень сильный всплеск, и мы еще все его услышим. Хотя большинство прыгнет в пруд так, что плеск не услышит даже ближайший сосед. Но, по крайней мере, все мы в одном пруду, и...

В это время раздался стук в дверь. Мистер Тэрнер раздраженно направился к двери, открыл ее и выглянул в коридор.

Фредди перегнулся через парту и шепотом поделился впечатлениями с Сьюзен:

— Классно мужик базарит! Ты поняла, о чем он говорит?

Сьюзи отрицательно покачала головой.

— О нас! О тебе, о твоем брате, обо мне. Кстати, что означает слово «ономатопея»?

— Звукоподражание. Например, когда лягушка прыгает в пруд, то ономатопеей будет слово «бултых!».

— Я так и думал! — У Фредди заблестели глаза. — Мы с тобой, Сьюзен, устроим грандиозный «бултых» в этом городе.

Глава 6

Мистер Тэрнер заглянул в класс, откашлялся и спросил:

— Сьюзен Уэггонер сегодня присутствует?

Сьюзи подняла руку.

— Выйдите, пожалуйста, в коридор. И возьмите с собой вещи.

Сьюзен сложила учебники в сумку и направилась к двери. Фредди, подхватив пакет с одеждой, последовал за ней. Мистер Тэрнер, увидев Френгера, отрицательно покачал головой:

— К тебе это не относится, сынок. Иди на место.

— Если это относится к Сьюзен, значит, относится и ко мне, — парировал Фредди. — Мы с ней помолвлены.

Хок Мозли, который стоял, уставившись в пол, молча кивнул, когда инспектор курса, сопровождавшая его, спросила, может ли она быть свободна.

— Сьюзен, — по-отечески обратился мистер Тэрнер к студентке Уэггонер, — можешь не приходить на занятия, пока не уладишь все дела. Когда вернешься в колледж, зайдешь ко мне на кафедру, и мы с тобой пройдем все темы, которые ты пропустила. — Мистер Тэрнер пристально посмотрел на Фредди и произнес сурово: — То же касается и вас, молодой человек. Вы и без того пропустили несколько занятий.

Мистер Тэрнер вернулся в аудиторию и закрыл за собой дверь.

Хок показал Сьюзен и Фредди свой жетон:

— Сержант Мозли из отдела по расследованию убийств. Мы можем где-нибудь присесть и поговорить?

Хок не ожидал увидеть такую молоденькую девушку. Она скорее походила на школьницу, чем на студентку колледжа. Но если она обручена с этим здоровяком, то наверняка старше, чем выглядит. Хок обрадовался присутствию ее жениха: может, ему не придется везти девчонку к черту на рога, в Кендалл. Жених отвезет.

— Внизу, на втором этаже, есть курилка. Можем пойти туда, — сказала Сьюзен. Я ничего плохого не сделала. Правда, Младший?

Хок улыбнулся:

— Я знаю. — Он двинулся к лифту. — Давайте спустимся на второй этаж.

Они уселись на шатких стульях вокруг столика со стеклянной столешницей, Хок закурил сигарету, протянул пачку Фредди и Сьюзен, но те отказались. Сделав одну затяжку, Хок бросил сигарету в жестянку из-под кока-колы.

— У меня для вас печальные новости, мисс Уэггонер. Именно поэтому я хотел, чтобы вы присели. Ваш брат, Мартин, умер в результате несчастного случая, произошедшего сегодня в аэропорту. Мы уже известили вашего отца, и он сказал, чтобы мы попросили вас опознать тело. Напарник вашего брата уже подтвердил, что умерший — Мартин Уэггонер, так что ошибки быть не может. Тем не менее, необходимо, чтобы покойного опознал кто-либо из родственников. После вскрытия мы можем выдать тело вам или вашему отцу. Вам ведь уже есть восемнадцать лет?

— Мне девятнадцать, — ответила Сьюзен.

— Двадцать, — поправил ее Фредди.

— Только что исполнилось, — пояснила Сьюзен. — Я не могу поверить... Как это произошло?

— Неустановленный пока молодой человек сломал вашему брату палец, и Мартин умер от полученного болевого шока. — Хок поджал губы. — Такое иногда случается.

— Сержант, пожалуй, я все-таки закурю, — сказал Фредди. — Можно попросить у вас сигарету?

— Конечно. — Хок протянул ему пачку и поднес огоньку.

Сьюзен озадаченно покачала головой:

— Жуткое место, этот аэропорт. Знаете, на брата уже пару раз нападали. Сначала какой-то дядька поставил ему фонарь под глазом — прямо в туалете, а потом какая-то дама, улетавшая в Цинциннати, заехала брату коленом в пах. Мартин потом три дня ходил раскорячившись. Он, кстати, заявил оба раза в службу безопасности аэропорта, но там его подняли на смех.

— Ничего удивительного, — сказал Хок. — Твой брат был кришнаитом, а администрация аэропорта много раз пыталась выдворить их со своей территории, даже подавала на кришнаитов в суд, но проиграла дело. Вполне естественно, что служба безопасности недолюбливает кришнаитов и закрывает глаза на выходки их обидчиков. Хотя, надо признать, кришнаиты и сами ведут себя довольно агрессивно. Многим пассажирам это не нравится.

— Что же нам делать, Младший? — спросила Сьюзен.

Фредди бросил окурок в банку из-под кока-колы.

— Думаю, надо ехать опознавать труп. Может, это и не Марти. Я уверен, что сержант тоже заинтересован в том, чтобы мы поскорее опознали тело. Наверняка он хочет успеть домой к ужину.

— Моя машина стоит во внутреннем дворике, — сказал Хок и направился к эскалатору. Сьюзи и Фредди последовали за ним.

Старенький «леманс» 1974 года выпуска действительно стоял прямо посреди внутреннего двора. Хок, отчаявшись найти место на стоянке, въехал на тротуар и остановился буквально в двух шагах от эскалатора.

На скамейках, расположенных по периметру дворика, почивали алкаши. Еще два старика похрапывали на расстеленных на земле картонках. Парочка бомжей глумливо заржала, увидев Хока, и поприветствовала копа поднятыми вверх средними пальцами. Хок пошарил под левым передним крылом и отключил сигнализацию. Потом открыл машину и убрал с приборной доски плакатик «Полиция». Сунув его под сиденье, Хок открыл дверцу для Фредди и Сьюзен.

— Садитесь оба впереди, — сказал он. — А то на заднее сиденье наблевал вчера один придурок, и я не успел еще его отчистить.

Сьюзен села посередине, следом за ней влез в салон Фредди.

— Почему колледж позволяет этим алкашам шляться по его территории? — спросил он удивленно, опуская стекло.

— Во Флориде бродяжничество уже несколько лет как разрешено. Мы не имеем права задерживать бродяг, а если бы даже могли их арестовывать, то бродяг все равно сажать некуда. Мало того, что зимовать во Флориду съезжаются со всей страны восемь тысяч бомжей, так у нас на шее сидят еще двадцать тысяч никарагуанских беженцев, десять тысяч гаитянцев и двадцать пять тысяч мариелитос.

— Что еще за мариелитос? — поинтересовался Фредди.

— Ты что, с луны свалился? — не слишком любезно ответил Хок. — Наш слизняк — экс-президент Джимми Картер в 1980 году распахнул свои объятия кубинским беженцам, и обнял их целых 125 тысяч штук. Большая часть беженцев — вполне законопослушные граждане, многие воссоединились с родственниками, которые давным-давно обосновались во Флориде. Но Кастро ведь тоже не лыком шит: он открыл ворота тюрем и психушек, и экспортировал в США двадцать пять тысяч отъявленных негодяев, педерастов и маньяков. Их отправной точкой на Кубе стал порт Мариель, поэтому у нас их и называют мариелитос.

Хок выключил полицейскую рацию и уже хотел трогаться, как вдруг в окошко забарабанил замызганный латинос и принялся орать:

— Деньги давай! Давай деньги!

— Видите? Вот это я и имел в виду. — Хок повернулся к сидевшей рядом девушке. — Когда вы едете по Майами, Сьюзен, всегда держите окна закрытыми. Иначе у вас запросто могут стащить сумочку.

— Я так и поступаю, — сказала Сьюзен. — Меня брат предупредил.

Хок осторожно выехал со двора задом, отчаянно сигналя до тех пор, пока ему не уступили дорогу.

Хок вырулил на Бискейн-бульвар и направился в сторону городского морга.

— А ваш тарантас классно ездит, — заметил Фредди. — По внешнему виду нипочем не скажешь, что машина — зверь.

— Я поставил новый двигатель. Это не полицейская машина, а моя собственная. Полицейскому управлению принадлежат только рация и мигалка. Если детективы пользуются собственными автомобилями, то управление платит за пробег — пятнадцать центов за милю. Конечно, это не покрывает расходы, зато не надо ждать по полчаса, пока освободится патрульный автомобиль, в котором может не оказаться бензина, или у которого проколота шина. Вот я и езжу на своем драндулете. Конечно, вмятины на кузове выглядят не очень симпатично, но выпрямлять их нет смысла — на следующий день вся машина опять будет покорежена. Двадцать процентов водителей Майами не способны сдать экзамены на права, поэтому ездят вообще без них.

Морг располагался в приземистом одноэтажном здании. Поскольку помещение морга было не очень просторным, то часть трупов хранили в припаркованных рядышком трайлерах-холодильниках. Хок въехал на стоянку, высадил своих пассажиров, и они втроем направились к дверям морга. Доктор Эванс уже ушел, но его ассистент, доктор Рамирес, провел троицу в мертвецкую и показал тело.

— Да, это Мартин, — еле слышно произнесла Сьюзен.

— Я не был знаком с братом Сьюзи, сержант, — сказал Фредди, — но, наверное, он был хорошим парнем. Мартин совсем не похож на тебя, Сьюзи.

— Сейчас нет, но когда мы были маленькие, люди принимали нас за близнецов. — Сьюзен взглянула на Хока. — Мартин выглядит гораздо старше меня, хотя родился всего на десять месяцев раньше.

По щекам Сьюзен покатились слезы, и она неловко смахнула их рукой.

— А это правда, что у человека даже после смерти продолжают расти ногти и волосы? — спросил у Хока Фредди. — Я заметил у Марти щетину на подбородке.

— Не знаю, хотя вообще я тоже об этом слышал. Доктор Рамирес, волосы и ногти продолжают расти после смерти?

— Нет, конечно, — ответил Рамирес. — Покойный, скорее всего, брился рано утром, и эта щетина отросла за день. Ногти у него тоже перестали расти, особенно на среднем пальце правой руки. Палец парню оторвали начисто. Мы еще не делали вскрытие, но Пузан осмотрел тело и не нашел никаких других повреждений.

— Пузаном у нас за глаза называют доктора Эванса, — пояснил Хок. — Из-за солидного животика.

— Простите, — извинился доктор Рамирес. — Я хотел сказать «доктор Эванс». Будете ли вы подписывать какие-нибудь бумаги, мисс?

— Я могу лишь удостоверить, что это действительно мой брат. Остальные бумаги — свидетельство о смерти, похоронные документы — пусть подписывает отец. Я этого делать не стану.

Пройдя в небольшой кабинет, Сьюзен подписала протокол опознания, доктор Рамирес снял с него ксерокопию и вручил ее Хоку. Хок сложил бумагу вчетверо и сунул в блокнот. Попрощавшись с доктором Рамиресом, они вернулись в машину. Хок предложил Сьюзен и Фредди заехать куда-нибудь перекусить.

— Я бы не отказался, — сказал Фредди. — Только давайте заедем туда, где подают сэндвичи.

— Хорошо. Я знаю одну бразильскую котлетную на Бискейн. У них лучшие сэндвичи в городе.

В котлетной им сразу же освободили столик. Хок заказал ром с кокой, Фредди — бокал красного вина, а Сьюзи попросила сделать ей коктейль «Ширли Темпл», поскольку она никогда не пьет ничего крепче пива, а пиво может не пойти со съеденным в обед йогуртом. Официант-сальвадорец, почти не говоривший по-английски, не знал, как готовится «Ширли Темпл». Пришлось Хоку самому рассказывать рецепт коктейля бармену-костариканцу.

Даже не взглянув в меню, напечатанное по-португальски, Хок заказал два сэндвича и три пирога с сыром. Сэндвичи, от которых исходил острый чесночный запах, принесли одновременно с десертом.

Фредди схватил стакан с жидким заварным кремом и в три глотка осушил его, лишь после этого принявшись за сэндвич.

— Ты где сидел? — спросил Хок. — В Мариэнне или в Рейфорде?

— Сидел? Я? С чего это вы взяли?

Хок пожал плечами:

— Ты с такой жадностью вцепился в пирог и десерт... Съел их раньше сэндвича... Сколько ты отсидел в Мариэнне?

— Я даже не знаю, что это такое.

— Местная исправительная колония: Ты что, не местный?

— Из Калифорнии. Санта-Барбара. Приехал сюда изучать менеджмент в колледже Майами-Дейд. Мы с Сьюзен собираемся приобрести небольшое кафе «Бургер Кинг», когда закончим колледж. Заключим с этой компанией договор франчайзинга, я буду дневным управляющим кафе, а Сьюзен — ночным. Она тоже изучает основы менеджмента... Я понял, почему вы решили, будто я сидел в тюрьме. Но я начал с десерта потому, что рос сиротой. Меня взяли на воспитание приемные родители, у которых жили еще три пацана примерно моего возраста. Кто не успевал сразу съесть десерт, оставался без сладкого.

— В Рейфорде тоже нужен глаз да глаз, чтобы у тебя не утащили десерт. Так что если ты когда-нибудь туда угодишь, у тебя будут преимущества перед другими зэками. Я не запомнил, как тебя зовут. «Младший»... А фамилия?

— Рамон Мендес.

— Надо же. А говоришь совсем без акцента. У тебя вид на жительство хоть есть?

— Я не какой-то там мексиканец, а гражданин США. Могу показать вам свое удостоверение. Если у человека испанское имя, то это вовсе не означает, что он беженец. Так уж случилось, что у отца фамилия Мендес, зато мама была англосаксонских кровей и такой же белокожей, как вы. Кроме того, я уже говорил вам, что вырос в чужом доме в компании белых подростков!

— Не кипятись, Рамон. Мы с тобой просто мило беседуем. Ты говоришь по-испански?

— Немного. Я ходил в школу в Санта-Барбаре, и в нашем классе было полно чиканос... Знаю несколько фраз, которым обмениваются игроки во время бейсбольных матчей. Знаете, как подбадривают чиканос игрока, когда тот бежит с базы на базу? «Арриба, арриба!»

— Я смотрю, ты и штангой занимался?

— Немного. Могу толкнуть 147,5 килограммов. Но вообще-то я к высоким результатам не стремлюсь. Тягаю железо просто в свое удовольствие.

— Бицепс в окружности сколько сантиметров?

Фредди пожал плечами.

— Когда-то был 54 сантиметра. Но это было давно. Сейчас, наверное, поменьше.

— Впечатляет! — признался Хок.

— Только не подумайте, что я — один из этих самовлюбленных культуристов. Я уже говорил, что качаюсь только для зарядки.

Хок повернулся к Сьюзен.

— Как вам «Ширли Темпл», мисс Уэггонер? Может, лучше заказать кофе? Вам черный или капуччино?

— Нет, спасибо. Очень вкусный коктейль... Я должна была сегодня встретиться с братом в аэропорту. В половине девятого. Он обещал дать мне двести долларов, чтобы я заплатила очередной взнос за машину. Вы можете вернуть мне бумажник Мартина?

— Позвоните отцу, и если он даст добро, то я с удовольствием вручу вам и бумажник, и деньги. Там, кстати, больше, чем двести долларов. Бумажник у меня в сейфе.

— А отцу звонить обязательно? Разве вы не можете просто отдать мне бумажник брата?

— Нет. Распоряжаться имуществом покойного будет ваш отец. В том числе и всеми деньгами Мартина.

— Отец ни за что не согласится отдать их мне, а мне нужно срочно за машину платить... Он что, может и машину у меня отобрать?

— Она зарегистрирована на имя брата?

Сьюзен кивнула и начала плакать.

— Это нечестно! Мы с братом столько работали, чтобы купить эту машину в рассрочку. Внесли первый взнос, платили каждый месяц по двести долларов, а теперь отец заберет ее себе...

— Может, брат оставил после себя завещание?

— Завещание?! Ему же только двадцать один год. Он не собирался умирать от перелома пальца. Разве от этого умирают? Никогда не слышала, чтобы кто-то умер от сломанного пальца.

— Я вам сейчас все объясню, — сказал Хок, доедая последний кусок сэндвича. Вытерев рот салфеткой, он продолжил: — Доктор Эванс — лучший патологоанатом Америки. И лучший дантист, кстати. Он сказал, что дело не в самом переломе, а в болевом шоке, который был вызван этим переломом. А уж если доктор Эванс поставил диагноз, то он верен на все сто процентов. Я вам сейчас расскажу, что это за чудо-доктор. Примерно год назад у меня вдруг стали нарывать зубы. Жевать я мог только одной стороной рта, склонив голову к плечу. Как-то раз во время ленча меня увидел в этой позе доктор Эванс. Сразу после ланча он отвез меня в морг, вкатил мне лошадиную дозу новокаина и выдернул все мои зубы. Все до единого. Потом сделал с них слепки, отдал своему знакомому технику, и тот смастерил для меня отличную вставную челюсть.

Хок вынул изо рта вставную челюсть, положил ее на салфетку и передал Сьюзен:

— Называется «Пасть дельфина». Дело в том, что тот техник изготовляет еще и сувенирные накладки на зубы — в виде дельфиньей пасти.

— Надо же! А я и не заметила, что у вас фальшивые зубы, — удивилась Сьюзен. — А ты, Младший?

— Нет, я тоже не заметил, — признался Фредди. Можно взглянуть на них поближе?

Сьюзен передала вставную челюсть Фредди, тот внимательно осмотрел ее со всех сторон и вернул хозяину.

— Классная вещь, — сказал он.

Хок побрызгал на вставную челюсть водой из стакана, вставил ее на место, щелкнул разок "дельфиньей пастью и сказал:

— Вот таков наш доктор Эванс. Причем ни цента с меня не взял. Я, говорит, сделал это ради эксперимента. Когда он мне выдрал все зубы, я пошел домой, выпил полбутылки бурбона и стал как огурчик... Однако вернемся к завещанию. Поскольку Мартин связался с кришнаитами, те вполне могли заставить его завещать все имущество ашраму. Насколько мне известно, вступая в кришнаитскую общину, каждый неофит отписывает ашраму все свое имущество. Надо будет мне проверить эту версию.

— Вы хотите сказать, что в таком случае машина и двести долларов достанутся кришнаитам? Похоже, я окажусь при любом раскладе в дерьме, — пришла к грустному выводу Сьюзен.

— Все может быть. Напарник Мартина наверняка уже сообщил о случившемся в ашрам, так что если ваш брат завещал имущество кришнаитам, то они уже завтра заявятся ко мне в кабинет. Возможно, им ничего не известно про автомобиль, но уж про деньги-то они точно знают. Я, на всякий случай, не стану им говорить про автомобиль. Кришнаиту ведь не положено иметь машину, не так ли? Значит, будем считать, что у Мартина ее не было. А отец знает про автомобиль? — спросил Хок.

— Вряд ли.

— Ну, тогда вам не о чем беспокоиться. Не говорите про автомобиль никому и продолжайте платить взносы. А через несколько месяцев спокойно переоформите машину на свое имя. — Хок вытащил бумажник, пошарил в нем и выудил визитную карточку. — Будете переоформлять машину, воспользуйтесь услугами Изи Штейнмица. Он, конечно, стоит недешево, но юрист отличный. — Хок улыбнулся. — Он ведет и уголовные дела. Можете обратиться к нему, если будете не в ладах с законом.

— Возьми визитку, Сьюзен, — поддакнул Фредди. — Нам понадобится юрист, когда будем покупать кафе.

Официант принес счет. Хок оставил для него на столе три доллара чаевых и направился с чеком к кассе.

Менеджер расплылся в улыбке, разорвал чек пополам и вернул Хоку кредитную карточку.

— Сержант, ваша кредитка в нашем заведении к оплате не принимается. Что-то давненько вы к нам не захаживали...

— Я теперь в дневную смену работаю, а живу в Майами-Бич. Загляну еще как-нибудь. Спасибо, Агилар. Пока.

— Как это мило со стороны менеджера — порвать счет, — подначил Фредди Хока, когда они вышли на улицу.

— Заметьте, однако, — невозмутимо ответил Хок, — что я готов был заплатить. Агилар хороший парень. Мы с ним тыщу лет знакомы, и я как-то раз оказал ему небольшую услугу.

— Какую услугу?

— Позвонил ему по телефону. Где мне вас высадить, Сьюзен?

— На углу Второй и Бискейн, если можно.

Хок высадил парочку там, где просила Сьюзен и уже собирался было развернуться в неположенном месте, чтобы ехать к дамбе на Майами-Бич, но потом передумал. Он не хотел возвращаться домой. Ему никогда не хотелось возвращаться домой. Хок поехал по бульвару к отелю «Дюпон Плаза».

Странная парочка. Он пытался вывести их из эмоционального равновесия и устроил представление со вставной челюстью, а Сьюзен и ее жених проявили лишь вежливое любопытство. Необщительные они какие-то... Этот спортсмен наверняка из бывших зэков, а Мендес — явно липовая фамилия. Он скорее похож на арийца, загоревшего под солнцем Африки. У него именно загорелая, а не смуглая кожа. Кроме того, парень не ориентируется в окружающей обстановке и текущих событиях, — короче, он на какое-то время явно выпадал из жизни. А как он вцепился своими ручищами в десерт — кому, на фиг, мог понадобиться его десерт? Мало того, что Картер наводнил город латиносами, теперь еще Рейган начал импортировать бывших зэков из Калифорнии. Даже если иммиграция вдруг прекратится, Майами еще лет двадцать будет приходить в себя.

А эта девчонка? Она смотрела на умершего брата, словно на кусок мяса. Правда, она пустила слезу в морге, но, похоже, плакала больше о двухстах долларах и о машине. Интересно, как такой недалекой девушке удалось поступить в колледж?

Хок въехал в гараж отеля «Дюпон Плаза» и припарковал машину прямо на пандусе. К нему со всех ног бросился служащий отеля, отвечающий за парковку. В одной руке у парня-кубинца был парковочный жетон, а в другой — недопитый стакан кофе.

— Давайте ключи, сэр, — сказал он, протягивая Хоку парковочный жетон. — Я поставлю вашу машину.

Но Хок показал ему свой жетон, запер двери, положил ключи в карман и сказал:

— Полиция. По служебному делу. Машина должна стоять здесь. Если подъедет кто-то еще, то поставишь его машину позади моей.

Хок вошел в бар, где был накрыт шведский стол, положил на бумажную тарелочку куриные крылышки, фрикадельки и оливки, и направился к стойке, где с большой неохотой заказал бутылку пива. Дело в том, что в гостиничном баре бутылка пива стоила столько же, сколько полдюжины бутылок той же марки в обычном супермаркете. Зато закуска была бесплатная, что почти компенсировало дороговизну хмельных напитков. Хоку нравился этот бар. В нем играла тихая музыка, а из-за столиков у окна открывался вид на реку со снующими по ней посудинами. Публика в баре собиралась солидная, с иголочки одетая, и на этом фоне синий поплиновый костюм Хока, конечно, бросался в глаза. Но это не помешало ему как-то раз завести приятную беседу с сорокалетней вдовой из Цинциннати, закончившуюся приглашением подняться к ней в номер.

Хок сунул под нос бармену полицейский жетон и потребовал телефон. Бармен вытащил из-под стойки белый аппарат и поставил его перед Хоком. Таксофонами Хок Мозли не пользовался из принципа. Он набрал номер Реда Фарриса, который помнил наизусть.

— Привет, Ред! Это Хок звонит. Давай сходим куда-нибудь, развеемся.

— Хок! Хорошо, что ты позвонил, а то я тебя уже и на работе разыскивал, и в отель к тебе звонил. В отеле, кстати, так никто и не снял трубку.

— Надо было подождать подольше. Иногда администратор отлучается куда-нибудь из-за стойки.

— Я ждал десять гудков.

— В следующий раз дождись двадцати. Я весь день проторчал в аэропорту. Убийство.

— А чего это в аэропорт погнали вас, а не муниципалов?

— Расскажу, когда подъедешь. Занятное, кстати, дельце.

— Хок, тут такое дело... Я чего тебе звонил-то сегодня — у меня новости. Хорошие. Ты готов? Я сегодня уволился.

— Уволился?! Ты что, разыгрываешь меня?

— Нет, Хок. Помнишь, я говорил тебе, что разослал свои резюме по всему штату? Короче, шеф полиции Себринга предложил мне должность сержанта в канцелярии, и я согласился.

— Это же опять в униформу влезать, Ред!

— Ну и что? Зато я уеду, наконец, из этого растреклятого города. Знаешь, Хок, никогда еще я не чувствовал себя так хорошо, как в тот момент, когда печатал рапорт об увольнении.

— А какую тебе предлагают зарплату?

— Не очень большую.

— Сколько? Вряд ли в Себринге могут угнаться за нашими окладами.

— Ты прав, Хок. Мне предлагают четырнадцать тысяч в год, а у нас мне платили тридцать одну тысячу. Но знаешь, тамошний шеф обещает добавить мне пару тысяч в год, когда утвердят новый бюджет.

— Господи, Ред, это же в два раза меньше твоих нынешних заработков!

— Я знаю, Хок, и мне на это наплевать. Жизнь в Себринге не такая дорогая, как в Майами, к тому же у меня появляется шанс умереть от старости.

— Ред, в Себринге вообще ничего не происходит. Раз в год скачки — и все.

— Я знаю, Хок. Именно это меня и прельстило. На прошлой неделе я ехал по Овертауну, и какой-то мальчишка швырнул кирпичом прямо в ветровое стекло моей машины. Он меня чуть не убил.

— Ты же знаешь, что по Овертауну нельзя разъезжать в собственном автомобиле.

— Я был в патрульной машине, Хок. Мы с Нельсоном отправились туда арестовать скупщика краденого, но его, конечно, по указанному адресу не оказалось. А потом этот мальчишка швырнул в меня кирпичом, и чаша моего терпения переполнилась. Я тогда еще сомневался, стоит ли соглашаться на новую работу. Из-за денег и всего прочего... Сам понимаешь. Но после этого кирпича я сразу же позвонил в Себринг и дал свое согласие. Шеф полиции Себринга очень хороший парень, Хок. Он тебе тоже понравится. Раньше он работал в Ньюарке. Это в Нью-Джерси.

— Господи, Ред, я знаю, где находится Ньюарк.

— Не сердись, Хок.

— Я не сержусь, Ред. Просто немного удивлен. Я точно знаю, что жизнь в захолустном городке не для тебя. Слушай, давай встретимся с тобой прямо сейчас и обо всем поговорим.

— Не могу, Хок. У меня еще куча дел, и я обещал забрать Луизу с работы.

— А когда ты уезжаешь, Ред? Надеюсь, мы еще успеем с тобой повидаться?

— О чем речь, Хок! Я задержусь в Майами еще на недельку, как минимум. Надо же квартиру продать. Если не получится, сдам ее внаем. Обязательно увидимся, Хок. Отметим мой отъезд.

— Ладно, Ред. Я сейчас в «Дюпоне». Если получится, заскочи перед тем как поедешь забирать Луизу.

— Извини, Хок. Сегодня не получится.

— Ладно. Звякни мне тогда.

— Обязательно позвоню.

— Я рад за тебя, Ред. Ты действительно хочешь переехать в Себринг?

— Спасибо, Хок. Я действительно хочу уехать из Майами.

— Звони.

— Позвоню.

Хок положил трубку, и бармен тут же убрал телефон под стойку.

— Еще пива, сэр? — спросил он.

— Да. И двойной виски «Эрли Таймс». И уберите, пожалуйста, мою тарелку. Я больше не буду есть.

Прихватив стакан с виски и бутылку пива, Хок сел за столик возле окна. Он искренне огорчился, узнав, что Ред Фаррис уходит из управления. Ред был холостяк, поэтому почти всегда с радостью составлял компанию Хоку. А однажды Ред спас Хоку жизнь. Они поехали разбираться с отпущенным под залог преступником, который жестоко избил жену. От полученных побоев женщина скончалась, и, таким образом, нанесение тяжелых телесных повреждений автоматически превратилось в непредумышленное убийство. Взять убийцу не составило никакого труда. Увидев, что жена умерла, он впал в оцепенение и не оказал никакого сопротивления. Хок надевал на него наручники, когда из соседней комнаты вдруг выбежал двенадцатилетний сын убийцы и пальнул в Хока из ружья 22-го калибра. Ред успел выхватить ружье из рук мальчишки до того, как тот успел спустить второй курок, а Хок полтора месяца провалялся в госпитале с продырявленным левым легким. У него до сих пор болела грудь, стоило сделать глубокий вдох. Если бы тогда Ред не отнял у подростка ружье... Теперь тот мальчишка находился в каком-то сиротском приюте, его отец отбывал срок в Рейфорде, а мать покоилась на кладбище. В Майами семьи распадаются так быстро, что глазом не успеешь моргнуть.

Раньше, когда Хок еще был женат, в Майами все было по-другому. Люди дружили семьями, устраивали пикники прямо на лужайках перед домом, жарили мясо на вертеле, угощались пивом. Потом женщины уединялись в гостиной, рассказывая друг дружке о том, какими тяжелыми были у всех первые роды. Отцы семейств в это время резались на кухне в покер, дети постарше смотрели телевизор, а малышей укладывали спать. Именно таким был флоридский стиль жизни, но постепенно Майами из белого города превратился в цветной. Только за последний год из управления уволились шестеро детективов — и все покинули Майами. А теперь и седьмой уезжает — Ред Фаррис. Конечно, изредка можно будет вытаскивать из дому Билла Хендерсона, но он женат, и вечно торопится вернуться к супруге пораньше.

Хок взглянул на реку. Река теперь тоже не та, что была раньше. Хок выпил бы еще виски, но не по такой ломовой цене. Он вышел из бара, подошел к машине и открыл дверцу. В нос шибануло запахом блевотины. "Попрошу какого-нибудь кубинца отчистить эту пакость, как только доберусь до отеля «Эльдорадо», — решил Хок. Этот отель, в котором он жил, кишмя кишел кубинцами.

Глава 7

Миновав ярко освещенный отель «Колумб», Сьюзен свернула с Бискейн-бульвара на узкую неосвещенную улицу с раскуроченным тротуаром. Прохожих на этой улице почти не было.

— Далеко еще до гаража? — спросил Фредди, беря Сьюзен за руку.

— Четыре квартала. Я не хотела, чтобы этот полицейский увидел мою машину. Жалко, что я вообще рассказала ему об автомобиле. Стоит ему хоть словечком обмолвиться про машину в присутствии отца, и папа сразу же отберет ее у меня.

— Этот полицейский умен как черт. Если он и скажет что-нибудь твоему отцу, то сделает это намеренно. Он ведь меня чуть не расколол, но я, по-моему, вполне правдоподобно соврал ему про десерт. Дело в том, Сьюзен, что я и вправду какое-то время жил у приемных родителей в Санта-Барбаре... Хотя, конечно, у него все равно остались подозрения. Чтобы накачать такие мускулы, как у меня, нужно тренироваться по шесть часов в день. Естественно, на воле такую роскошь могут позволить себе немногие — все ведь работают.

— А почему ты сказал ему, что тебя зовут Рамон Мендес? Ты совсем не похож на этих кубинцев. — Сьюзен указала на четырех бомжей, которые, спрятавшись между двумя припаркованными машинами, разворачивали большой тюк с одеждой.

— Я назвался Мендесом, потому что вселился в гостиницу под именем Готтлиба, расплатившись краденой кредиткой. Мне нужно было замести следы... Пойдем, посмотрим, что у этих бродяг в тюке.

— Не надо! Пожалуйста, не связывайся с ними, Младший. Наверняка они все это откуда-то украли. — Сьюзен вцепилась в руку Фредди.

— Ладно, оставим их в покое. Просто мне всегда любопытно взглянуть, что у воришек в узлах. Никогда не знаешь, что там может оказаться.

— Все кубинцы ходят с ножами. Они запросто могут пырнуть тебя из-за любого пустяка. — Сьюзен остановилась у перекрестка, потому что зажегся красный сигнал светофора. — Если ты не Готтлиб, и не Мендес, то как же тебя звать на самом деле?

— Я же тебе сказал — «Младший». А моя настоящая фамилия — Френгер. Думаю, я по происхождению немец, хотя не могу этого утверждать, потому что совершенно не помню родителей. Я рос в разных семьях, но никто ни разу не сказал мне, что случилось с моими настоящими родителями. Мне говорили, что я круглый сирота, но, скорее всего, это ложь. Может, мои папа с мамой до сих пор живы. Приемные родители ведь всегда врут, понимаешь? Я так думаю, что отец был важной шишкой, иначе с какой стати он стал бы давать сыну собственное имя? По крайней мере, я не внебрачный ребенок. Вряд ли отец даст свое имя незаконнорожденному сыну. Как ты считаешь?

— Я так расстроена, Младший, что не могу сейчас ни о чем думать. Еще этот мистер Тэрнер... Наверняка заставит нас сочинять хайку, а у меня это вряд ли получится.

— По-моему, это плевое дело. Семнадцать слогов. Пять в первой строке, семь — во второй, пять — в третьей... Я сочиню тебе парочку. Положишь листок со стихами к себе в сумку, а когда он даст тебе задание, просто перепишешь эти хайку своим почерком.

— А если он попросит объяснить их смысл?

— Я все тебе расскажу.

— Серьезно?

— Конечно. Мы ведь помолвлены, разве не так?

— Ты что, всерьез говорил об этом Тэрнеру?

— Конечно. У меня никогда еще не было подружки.

Они дошли, наконец, до шестиэтажного гаража.

Сьюзен показала пропуск сидевшему за пуленепробиваемым стеклом охраннику, тот снял с большой доски нужные ключи, приподнял на сантиметр импровизированную заслонку и протолкнул ключи на обитую пластиком стойку.

— Я плачу за парковку восемьдесят долларов в месяц. У них здесь скидки для студентов, а в других гаражах дерут по три доллара за час парковки. Там такие деньги загребают, что сдавать бокс на месяц им просто не выгодно. — Сьюзен с Фредди зашли в лифт, она нажала на кнопку пятого этажа, и продолжила: — Этот гараж, конечно, меня устраивает больше других, но здесь действует идиотское правило — если не припарковаться с самого утра, то твое место может оказаться занятым, даже несмотря на то, что ты внес аванс. Это несправедливо.

— Забудь про это слово.

— Про какое слово?

— "Справедливость". Тебе уже двадцать лет...

— Всего месяц назад исполнилось.

— ... так что пора уяснить, что ничего на свете не может быть «справедливым» или «несправедливым».

— Но есть ведь такие вещи, как...

— Нет таких вещей. Господи, этот шикарный автомобиль — твой?!

Сьюзен открыла дверцу белого «трансама» 1982 года выпуска. На капоте машины красовалась жар-птица, а крылья были украшены всполохами пламени.

— Пока еще мой. Эта машина — наше с братом первое серьезное приобретение. Марти был просто помешан на автомобилях. Правда, эту он водил всего пару раз. Он хотел произвести впечатление на друзей, когда мы вернемся в Окичоби. Мечтал устроить всем сюрприз. Поэтому я уверена, что Марти не сообщил отцу про автомобиль. Он хотел всех удивить. Знаешь, сиденья обиты настоящей кожей. Самого высокого качества. Хочешь сесть за руль, Младший?

— Нет. Я, конечно, умею водить, но не очень хорошо. Потом, я совсем не знаю Майами — куда ехать, где сворачивать? И, к тому же, у меня нет прав. Есть, правда, три краденых водительских удостоверения, но стоит патрульной машине остановить нас и взглянуть на фотографию в удостоверении, как полицейские тут же поймут, что я не тот, за кого себя выдаю.

Фредди буквально утонул в мягком кожаном кресле — передний обзор, тем не менее, был прекрасный. А вот заднее и боковые стекла были затемнены почти до черноты.

Сьюзен завела мотор.

— Через пару секунд включится кондиционер. Знаешь, если врубить его на полную мощность, то в салоне можно замерзнуть. Серьезно.

— Тебе бензин понадобится? — спросил Фредди. — У меня есть специальная карточка для оплаты бензина. На имя Рамона Мендеса.

— Эта машина жрет бензин как зверь. Одного галлона хватает всего на девять миль. Наверное, что-то с карбюратором.

— О бензине можешь впредь не беспокоиться. Я могу доставать сколько угодно «бензиновых» карточек.

Автомобиль плавно скатился по спиралевидному пандусу на первый этаж, выехал из гаража, и Сьюзен повернула в сторону Восьмой улицы, чтобы выскочить затем на Саут Дикси. Вела она машину уверенно, даже агрессивно, но на Саут Дикси, как всегда, была пробка, и вплоть до пересечения с Сансет-драйв они тащились как черепахи. На Сансет стало попросторнее, Сьюзен прибавила газу, и автомобиль помчался в западную часть Майами.

— С улицы через такие темные стекла, пожалуй, не разглядишь, что отворится в салоне, так? — спросил Фредди.

— Если и можно что-то увидеть, то лишь прижавшись лицом к стеклу.

— Да и отсюда почти ничего не видно. Я хотел поглядеть на город.

— Ночью все равно ничего не разглядишь. Я тебя завтра покатаю по городу.

Сьюзен заехала на бензоколонку. Заправщик залил полный бак, и Фредди протянул ему кредитную карточку Готтлиба. Служащий бензоколонки вписал номер автомобиля в чек, отдал его Фредди, а копию оставил себе.

Френгер раздраженно хлопнул себя по лбу.

— Черт, я забыл, что они вписывают в чек регистрационный номер! Придется завтра раздобыть либо новую машину, либо новые номера. Надо было тормознуть на шоссе, прежде чем заезжать на бензоколонку. Я бы свинтил номера с какой-нибудь тачки.

Услышав это, Сьюзен выскочила из машины и побежала догонять заправщика. Она попросила вернуть копию чека и расплатилась за бензин наличными. Потом вернулась в машину и разорвала чек пополам.

— Может, у меня и отберут машину, но я хочу пользоваться ею как можно дольше, — сказала она.

— А ты быстро сориентировалась, Сьюзен! Молодец! Я уже так привык расплачиваться кредитками, что про наличные даже не подумал.

— А я всегда плачу наличными. Но больше пятидесяти долларов стараюсь с собой не носить.

— Завтра откручу номера с какого-нибудь автомобиля из другого штата, и завтра же постараюсь раздобыть местные кредитные карточки. Я и тебе достану, чтобы ты могла делать покупки, когда меня нет рядом.

Жилой комплекс «Сосенки» в Кендалле состоял из тридцати четырехэтажных многоквартирных домов, однако лишь шесть из них были обитаемы. Остальные дома стояли недостроенные — неокрашенные бетонные коробки с зияющими глазницами черных оконных проемов. Строительство комплекса заморозили год назад. Даже в готовых домах многие квартиры не были заселены. Их владельцы внесли первоначальные взносы, когда дома только начинали строить. Тогда, в 1979 году, во Флориде царил настоящий строительный бум, но сейчас, осенью 1982 года, цены на жилье резко подскочили, и лишь очень немногие владельцы квартир могли позволить себе взять кредит на жилье под 17 процентов годовых.

— Одно время тут бесчинствовало местное хулиганье, — сказала Сьюзен, въехав на полупустую стоянку возле дома, — поэтому комплекс обнесли забором и наняли охранника-кубинца, который патрулирует по ночам на джипе. После этого хулиганов почти не стало, но по ночам тут на улицах все-таки страшновато.

Сьюзен жила в восточном крыле дома номер 6. Посреди внутреннего двора возвышался столб, увенчанный пятью круглыми фонарями, которые освещали кипарисы, высаженные по периметру двора. В воздухе приятно пахло хвоей и жасмином.

Сьюзен занимала угловую квартиру с двумя спальнями и двумя ванными комнатами. В квартире, кроме того, имелась закрытая мелкой сеткой лоджия, выходившая на Эверглейдс. Полы во всех комнатах устланы бледно-желтым ковролином, на кухне — линолеум с узором в виде белых кирпичей. Обе ванные комнаты облицованы синей и розовой плиткой. В гостиной стояла плетеная мебель, в большой спальне — широкая железная кровать, а в маленькой — узкий топчан и плетеный столик. На окнах — белые вертикальные жалюзи.

Пока Фредди ходил по квартире, Сьюзен вытащила из холодильника две бутылки пива, позвала Френгера в лоджию и вытянула руку в сторону Эверглейдс.

— Сейчас ничего не видно, но днем отсюда открывается вид на знаменитые болота Эверглейдс. Прямо за дорогой начинаются томатные и огуречные поля — они тянутся мили на четыре. Потом ноля пересекает Кроум-авеню, а дальше до самого горизонта — болота, кишащие аллигаторами. «Сосенки» — последний жилой квартал в Кендалле. За Кроум-авеню стоить дома уже невозможно — для этого надо осушить болота. Может быть, со временем что-нибудь построят на месте этих полей — в Кендалле ведь стараются строить на любом пятачке, потому что этот район считается самым шикарным в Майами.

— Квартира, по крайней мере, точно шикарная.

— Во всяком случае, хозяйке она стоила целое состояние. Она вложила в нее все до цента, но жить сама в такой дорогой квартире не может, поскольку работает всего лишь секретаршей в какой-то юридической конторе. Поэтому она решила сдать ее внаем — вместе с мебелью. Четыре месяца безуспешно искала клиентов, пока в конце концов не появились мы с Мартином. Мы предложили ей всего четыреста долларов, но она и этому была рада. Представляешь, ей приходится добавлять еще своих четыреста пятьдесят долларов к нашим четыремстам, чтобы заплатить ежемесячный взнос в погашение кредита.

— А где же она живет?

— Ей пришлось вернуться к родителям в Хеллендейл. А девчонке-то уже двадцать пять лет. Представь? Если бы мне пришлось вернуться к отцу, я бы на себя руки наложила.

— Классное пиво. — Фредди решил переменить тему.

— "Сан-Мигель". Темное. В Майами это самое лучшее. Его импортируют с Филиппин. У меня знакомый продавец в «Краун», он всегда оставляет для меня несколько бутылочек... Четыреста долларов — это только квартплата. Еще за электричество набегает двести баксов.

— Ни хрена себе! Серьезно?

Сьюзен кивнула.

— Кондиционер ведь все время включен. Говорят, скоро электроэнергия еще подорожает. Вчера передавали по десятому каналу. Ты знаешь, это меня очень беспокоит. Марти, сам понимаешь, зарабатывать уже не может, а одна я такие расходы не потяну.

— Не переживай. Я, как-никак, твой жених. Сумею о тебе позаботиться.

Фредди взялся руками за сетку, ограждающую лоджию, и задумался. В аэропорту он сломал палец именно Мартину, в этом нет никаких сомнений. Фредди не хотел убивать бедного кришнаита, он намеревался просто сломать ему палец, чтобы не портил людям пиджаки. А этот несчастный пиджак в Майами оказался на фиг не нужен. Все-таки тесен мир. Случайно убил парня, а потом познакомился с его глупышкой-сестрой.

Фредди стоял, обдаваемый порывами липкого влажного ветра, и смотрел на огромную автостоянку, где было припарковано всего шесть машин. Белый «трансам» стоял в шестом ряду, на пронумерованном месте. Фонари на стоянке не горели — видимо, в целях экономии электричества, — луна еще не взошла, и потому за оградой «Сосенок» царил непроницаемый мрак. Фредди ощутил себя стоящим на краю бездны. Капли пота побежали из подмышек по его телу.

— Давай вернемся в комнату, — сказал Фредди. — Неужели жара даже ночью не спадает?

— Чуть-чуть. В четыре утра температура опускается примерно до двадцати трех градусов, но резко возрастает влажность.

Фредди снял рубашку и разулся. Сьюзен уселась на кушетку в сине-зеленую полоску и включила телевизор.

— Что будешь смотреть, Младший? — спросила она.

— Ничего. Мне надо позвонить. Где у тебя телефонный справочник?

— Под кофейным столиком. Там два справочника. А телефон...

— Я вижу, где телефон.

Фредди отыскал номер отеля «Интернешнл», позвонил в регистратуру, выписался из отеля и попросил, чтобы все его счета, включая счет от парикмахера, оплатили кредитной карточкой мистера Готтлиба.

— Да, мне очень понравилось в вашем отеле, — сказал Фредди на прощанье и повесил трубку.

Потом уселся на кушетку и попросил Сьюзен принести ножницы. Разрезав кредитную карточку и водительское удостоверение Готтлиба, он высыпал мелкие кусочки пластика в пепельницу.

— Все, — сказал он. — Мистер Готтлиб выехал из Майами.

Фредди хлопнул ладонью по кушетке, приглашая Сьюзен сесть поближе.

— Мне понравилось, как стойко ты вела себя в морге, Сьюзен, — сказал он. — О чем ты думала, глядя на мертвого брата?

— Я вспомнила, как он в детстве заламывал мне пальцы, когда хотел заставить меня что-то сделать. Это было очень больно, так что вскоре ему стоило лишь пригрозить мне — мол, пальцы заломаю, — и я готова была выполнить любую его просьбу. Брат был очень религиозный, но довольно злой. Все говорил, что хочет оказаться на небесах. Надеюсь, теперь его мечта сбылась. — Сьюзен на минуту задумалась, а потом вдруг встрепенулась, что-то вспомнив: — Завтра первым делом поеду в банк и сниму все деньги со счета. У нас с Марти лежит на общем счету десять тысяч долларов, а проценты, которые за месяц набегают с этой суммы, мы откладывали на чековый счет. Там накопилось около четырех тысяч. Мне нужно закрыть эти счета и положить деньги в другой банк. Я не хочу, чтобы они достались отцу или кришнаитам.

— Правильно, — одобрил ее план Фредди. — Мы вместе этим займемся. Мы с тобой теперь будем жить в гражданском браке. Знаешь, что это такое?

— Ага, — кивнула Сьюзен. — Я смотрела по телевизору «Дни нашей жизни». Там главная героиня, Бетти, жила в гражданском браке с адвокатом. Я тоже хочу жить в браке. По ночам мне бывает так одиноко. Я терпеть не могла Марти, но все равно жалела, что он не может ночевать дома.

— А почему ты его не любила? Он же был твой брат.

— Помнишь, я тебе говорила, что у меня никогда не было парня? Это все из-за Марти. Я ведь от него забеременела. Думаю, отец об этом тоже догадался — потому и выгнал нас из дому. Мы приехали в Майами, я сделала аборт, а Марти долго не мог найти работу. Он пытался устроиться коридорным в отеле «Интернешнл» и познакомился там с Пабло. Это брат заставил меня стать проституткой. Я ненавижу это занятие. Видел бы ты сегодня этого старика из Огайо. Он был просто омерзителен.

— Тебе больше не придется торговать собой. Ты теперь живешь со мной.

— Ты не знаешь Пабло. Он улыбается, расшаркивается перед постояльцами, но на самом деле он очень жестокий человек. И он знает, где я... где мы живем.

— Забудь о Пабло. Я его беру на себя... Помнишь песню Боба Дилана про женщину, лежащую поперек железной кровати?

— Нет. Может, и слышала когда-то, но не помню. Сам знаешь, Дилана теперь редко передают по радио.

— Это неважно. Вот что ты сейчас сделаешь. Пойдешь в спальню, разденешься и ляжешь ничком, подложив под живот две подушки. Я выпью еще бутылочку пива и присоединюсь к тебе.

— Ты хочешь трахнуть меня в задницу, нравится мне это или нет?

— Именно.

— Ладно. Тогда схожу, принесу тебе пива.

...Потом они лежали на широкой железной кровати. Взошла луна, и лучи блеклого света, пробивавшиеся сквозь жалюзи, легли желтыми полосами на безволосой могучей груди Фредди. Сьюзен лежала, тесно прижавшись к Френгеру, положив голову на его вытянутую руку. Вдруг Фредди кашлянул, а потом довольно хмыкнул:

— Помнишь хайку, которое написал мистер Тэрнер?

— Нет, — ответила Сьюзен.

— "Солнце Майами

Встающее в Эверглейдс -

Котлета в булке".

Я засмеялся, потому что вспомнил эти строчки. Теперь я понимаю, что они означают.

Глава 8

Когда Хок приехал на работу, Билл Хендерсон уже сидел в стеклянном закутке с каким-то мужчиной средних лет. Хок проверил свою ячейку для корреспонденции и помахал рукой Хендерсону — мол, я уже тут. Хендерсон улыбнулся и жестом пригласил Хока войти. Почти на всех передних зубах Хендерсона были серебряные коронки, что делало его улыбку похожей на зловещий оскал. Хок и Билл были напарниками уже четвертый год, и всякий раз, видя улыбку Хендерсона, Хок не мог удержаться от мысли, что именно так выглядит то злое существо, которое скрыто в каждом человеке. Просто из Хендерсона оно вылезает при каждой улыбке.

— Я схожу за кофе, Билл. Вернусь через минутку, — сказал Хок, приоткрыв дверь в стеклянный кабинет.

— Я уже купил кофе. — Хендерсон показал на пластмассовый стаканчик, стоявший на столе. — Позволь представить тебе мистера Уэггонера. Мы уже начали беседу. Думаю, тебе будет интересно к нам присоединиться.

Хок обменялся рукопожатием с Уэггонером и сел за стол.

— Я — сержант Мозли. Напарник сержанта Хендерсона.

— Клайд Уэггонер. Отец Мартина.

Уэггонер был одет в брюки цвета хаки, голубую рубашку и белый галстук из вискозы. Через его левую руку была перекинута нейлоновая ветровка. Короткие темно-русые волосы выбриты на висках на армейский манер. Землистого цвета лицо со следами солнечных ожогов, а на носу и на скулах даже виднеются рубцы, оставшиеся после удаления омертвевшей от солнечной радиации кожи.

— Я полагаю, вы хотите забрать вещи сына, — сказал Хок, открывая ящик стола. — Простите, что я немного задержался сегодня, но мне нужно было заехать в химчистку.

Мистер Уэггонер посмотрел на свои стоптанные штиблеты, издал какой-то странный горловой звук и заплакал. Слезы, катившиеся по его обожженным щекам, были абсолютно искренние. Хок недоуменно уставился на Хендерсона. Тот вновь одарил его своей брутальной улыбкой и обратился к Уэггонеру:

— Пожалуйста, расскажите моему напарнику то, о чем уже поведали мне. Я бы мог и сам все вкратце пересказать, но боюсь упустить какие-нибудь важные детали.

Мистер Уэггонер высморкался в голубой платок, скомкал его и сунул в карман брюк. Затем утер слезы ладонью и заговорил:

— Конечно, у меня нет никаких доказательств, сержант. Я уже сказал об этом сержанту Хендерсону. Все, что я скажу — всего лишь предположения, и я буду только рад, если окажусь не прав. У меня и так очень неважно идут дела в фирме, так что скандал мне абсолютно ни к чему. Окичоби — совсем небольшой городок, и тамошние представления о морали существенно отличаются от стандартов Майами. Знаете, как у нас называют Майами?

— Нет. Но вряд ли этот отзыв окажется лестным.

— Вы правы, сержант Мозли. Майами у нас называют «городом греха».

— Вы, случайно, не священник?

— Нет, сэр. У меня в Окичоби небольшой магазин бытовой техники. Видеоигры, компьютеры, прокат телевизоров и видеофильмов.

— У моего отца тоже свой магазин скобяных товаров. В Ривьера-Бич, — сказал Хок.

— Значит, ваш отец дальновиднее, чем я. Видите ли, открывая магазин, я надеялся на то, что многочисленным рыболовецким компаниям, ведущим промысел на озере, а также фирмам, выдающим лицензии на лов рыбы, позарез будут нужны компьютеры. Дело в том, что правительство ввело квоты на отлов рыбы, и мне казалось, что компьютерный учет количества выловленной рыбы станет насущной необходимостью. Опять же, можно сразу узнать, не перебрал ли ты квоту. Но в прошлом году озеро сильно обмелело и ловлю рыбы практически запретили. Во всяком случае, сетями ловить не разрешают. Поэтому почти все компании свернули свою деятельность. К тому же оказалось, что для такого учета нужны специальные компьютерные программы, которых пока просто нет в природе. Короче говоря, мои компьютеры в Окичоби никому не нужны.

— Значит, вы на грани банкротства?

— Ну что вы! Текущая торговля в полном порядке. Просто в свое время я решил расширяться и взял кредит, а поскольку с компьютеризацией Окичоби я прогадал, то проценты по кредитам приходится покрывать за счет проката видеофильмов. Естественно, прибыль значительно уменьшилась... Но я приехал сюда обсуждать не проблемы бизнеса. Видите ли, я уже говорил сержанту Хендерсону, что смерть моего сына не случайна.

— То есть?

— Это был не несчастный случай. Мартина убили.

— Значит, это убийство войдет в историю, поскольку еще никто никого не убивал таким способом.

— Не перебивай мистера Уэггонера, Хок, — сказал Билл Хендерсон. — Лучше послушай.

— Мартина убили таким способом именно потому, чтобы никто не заподозрил убийство. Я регулярно смотрю передачу Джима Рокфорда, и знаю, что самые изощренные убийства всегда выглядят как несчастный случай.

— Почему вы решили, что это убийство?

— Вы не представляете, как мне больно говорить об этом. Я ведь все-таки отец Мартину. Но я еще и добропорядочный гражданин и потому ратую за то, чтобы свершилось правосудие и восторжествовала справедливость, какою бы горькой она ни была для меня и для всей моей родни. — Уэггонер опять заплакал и потянулся за платком.

Хок снял крышечку с пластмассового стаканчика и отхлебнул кофе. Напиток оказался холодным.

— Ты когда его принес? — спросил Хок у Хендерсона.

— Ну, я сегодня пришел пораньше, — начал оправдываться Хендерсон. — Кто же знал, что ты опоздаешь на полчаса?

Хок вернул крышечку на место и выбросил кофе в мусорное ведро. Потом зажег сигарету, затянулся разок и затушил сигарету в пепельнице. Выпустил дым через нос и спросил:

— Значит, вы считаете, что неизвестный, который сломал палец вашему сыну, хотел убить Мартина? Я вас правильно понял, мистер Уэггонер?

— Да, — ответил тот, снова высморкался, посмотрел на платок и положил его в карман. — Я полагаю, что этот неизвестный — наемный убийца. Вот так.

— Убить человека, сломав ему палец, очень трудно. От такой травмы может умереть, наверное, один человек из тысячи. Правда, я не владею точной статистикой, но... Довольно глупо нанимать убийцу, зная, что шансы на успех мизерные.

— Возможно, вы и правы. Но если кто-то нанял кого-то, чтобы тот причинил намеченной жертве увечье, которое оказалось смертельным, — то разве это нельзя квалифицировать как заказное убийство?

— Допустим. И кто же так яростно ненавидел вашего сына, что нанял убийцу? Тысячи пассажиров, которые не слишком жалуют кришнаитов, не в счет.

— В том-то все и дело, сержант Мозли, — тяжело вздохнул мистер Уэггонер. — Как это ни прискорбно, но убийцу, скорее всего, наняла моя дочь.

Хок вынул из блокнота сложенную вчетверо копию протокола опознания, развернул листок и положил его на стол перед Уэггонером.

— Вы имеете в виду Сьюзен, которая по вашей просьбе опознала тело, или у вас есть еще дочери?

— Нет, других дочерей у меня никогда не было. И сын у меня был только один. Я признаю, что мы плохо ладили друг с другом. Да, я выгнал дочь, узнав, что она беременна, и сына — потому что именно от Мартина Сьюзен и забеременела... Но она не имела права убивать его, моего единственного сына. Сьюзен порочна, как ее мать. Я почти уверен, что она сама соблазнила бедного мальчика...

— Мистер Уэггонер опустил голову и произнес упавшим голосом: — Мужчины — слабые существа. Я знаю это по собственному опыту. Мы не можем устоять перед женщинами. Даже вы, джентльмены, не устоите. Женщине нужно лишь раздвинуть ноги — и дальше она может вить из нас веревки.

— Давайте вернемся к сути дела, сэр, — сказал Хок. — Итак, вы утверждаете, что ваша дочь Сьюзен забеременела от вашего сына Мартина, а затем, чтобы отомстить ему, наняла убийцу, который и убил Мартина. Я вас правильно понял?

— Да, сэр.

— А где же ребенок?

— Сьюзен сделала аборт. Я дал ей восемьсот долларов и отправил в Майами, чтобы она прервала беременность. Вы легко можете это проверить. Мартин взялся сопровождать ее, обещав вернуться. Но, как видите, обманул меня.

— А вы уверены, что она забеременела именно от Мартина?

— Абсолютно уверен. Они оставались одни в доме каждый день, и, кроме того, Мартин не разрешал сестре дружить с другими парнями. Сначала я не догадывался, в чем дело. Мне казалось, что он, как старший брат, пытается оградить сестренку от всякого хулиганья. Уже потом, когда они уехали в Майами, я устроил небольшой обыск в их комнатах и кое-что обнаружил. Мартин, который прикидывался таким набожным и благочестивым, хранил в старой школьной тетрадке французские презервативы. Я нашел их в шкафу. Были и другие улики... — Уэггонер опустил голову и произнес шепотом: — Странные звуки, доносившиеся из комнаты Сьюзен по ночам... Вы понимаете, о чем я? В глубине души я, конечно, подозревал, чем они занимаются, но не хотел в это верить, внушая себе, что это обычные ночные шорохи.

Я не боюсь ни бога, ни черта. Единственное, чего я боюсь — это волосатой штуковины, которая спрятана между ног женщины. От нее все беды. Зная это, и зная, что за девка Сьюзен, я почти уверен, что именно она наняла убийцу. Однако у меня нет доказательств. Я лишь изложил вам свою версию. Надеюсь, вам удастся доказать, что я не прав.

— Если я сейчас составлю протокол, изложив в нем вашу гипотезу, вы подпишете его? — спросил Хендерсон.

— Нет, подписывать я ничего не буду. Я дал вам устные показания, и считаю, что этого вполне достаточно. Вы можете выдать мне вещи Мартина? За них я готов дать расписку.

— К сожалению, учитывая те обстоятельства, о которых вы только что рассказали, нам придется оставить вещи Мартина у себя вплоть до окончания расследования, — сказал Хок Мозли.

— Что, и деньги? — удивился Уэггонер. — Сержант Хендерсон говорил, что вы нашли в кошельке Мартина больше двухсот долларов.

— Да, и деньги тоже. Ваш сын мог оставить завещание, и тогда тот, кому причитаются деньги, сможет получить их только после утверждения завещания судом.

— Понятно. Вот как отплачивают человеку за то, что он выполняет свой гражданский долг... А когда я смогу забрать тело?

— Как только патологоанатомы составят заключение о причине смерти. Впрочем, вы можете поручить все эти скорбные процедуры похоронному бюро. В похоронном бюро «Нептун», например, тело вашего сына могут кремировать, а прах развеять над океаном.

— А мне они прах могут отдать? Я бы хотел развеять его над озером. Мартин очень любил наше озеро — с малых лет.

— Конечно. Вы можете поступать с прахом, как вам заблагорассудится. Учтите только, что в некоторых похоронных бюро вам могут навязать перед кремацией бальзамирование трупа. Вы имеете полное право отвергнуть это предложение. Спасибо за визит, мистер Уэггонер, — сказал Хок, вставая со стула.

Вслед за ним поднялся и Уэггонер.

— Вы дадите мне знать, как продвигается расследование? — спросил он.

— Нет. Мы обязаны хранить тайну следствия. Расследование ведь может ни к чему не привести, поэтому было бы глупо с нашей стороны заранее давать делу огласку. Вы можете не беспокоиться — о рассказанных вами фактах никто не узнает.

— Возможно, чисто внешне по мне это незаметно, но мне очень стыдно, — признался мистер Уэггонер. — Я стыжусь того, о чем рассказал вам. Спасибо вам за терпение.

— Я провожу вас до лифта, мистер Уэггонер, — сказал Хендерсон. — В этом здании легко заблудиться.

Хендерсон достал из ящика стола пончик, разломил его и предложил меньший кусок Хоку. Тот отрицательно помотал головой, и Хендерсон приступил к трапезе один.

— Ну, как тебе рассказец мистера Уэггонера, Хок? — спросил он, жуя пончик.

— Лирическое отступление про волосатую штуковину было в высшей степени познавательным.

— Согласен. Хотя я и раньше знал, что мне трудно перед ней устоять. Ты когда-нибудь был в Окичоби?

— Давным-давно. Я тогда еще жил в Ривьера-Бич. Мы с отцом ездили несколько раз рыбачить на озеро, но в сам город заезжали только дважды. Там не на что смотреть. Во всяком случае, десять лет назад это был захудалый городишко у обочины шоссе. Я бы ни за что не подумал, что в Окичоби может быть магазин, торгующий компьютерами. Хотя, скорее всего, за десять лет Окичоби разросся раза в три — и по территории, и по населению. Ты же сам знаешь, что творится во Флориде последние несколько лет. Будь я любителем рыбалки, не отказался бы переехать туда, выйдя на пенсию.

— Там, наверное, с женщинами напряг. Иначе с какой стати брат стал бы трахать родную сестру?

— Знаешь, Билл, я вчера весь вечер провозился с этой Сьюзен Уэггонер, и могу сказать, что в словах ее отца может быть доля правды.

— Не пори чушь. Если тебе надо кого-то проучить, то ты нанимаешь профессионала, орудующего велосипедной цепью, и он отделает кого надо за милую душу... Как ты себе это представляешь? «Сэр, возьмите, пожалуйста, пятьдесят баксов. И сломайте палец моему брату». Так, что ли?

— Может, девчонка не хотела, чтобы брату причинили серьезные увечья.

— Все может быть. Хочешь проверить эту версию? У нас других дел полно. Гораздо более серьезных.

— Она была со своим парнем, Билл. Я почти на сто процентов уверен в том, что он — бывший зэк. Это такой громила, что он запросто сломает тебе не только палец, но и руку. Он назвался Рамоном Мендесом — это явно липовое имя, и я не знаю, почему он так поступил. Значит, у парня могут быть какие-то причины для того, чтобы скрывать свое настоящее имя.

— А ты проверил по картотеке? Может, он и вправду Мендес.

— Ты что, смеешься?! Помнишь, как мы пытались вычислить Хосе Переса? Пересов тогда набралось двадцать семь душ. У этих латиносов фамилии по меньшей мере тройные, а имен вообще штук шесть, причем одно из них непременно должно принадлежать какому-нибудь святому. Выбирай любое из данных тебе имен и называйся, как тебе больше нравится... Но дело даже не в этом, Билл. Этот приятель Сьюзен — не латинос. Помнишь того спецагента из Джорджии, который вел в прошлом году семинар по технологии разведки?

— Еще бы! Этот сукин сын сразу запомнил мое имя и вызывал меня отвечать на каждом занятии.

— Так вот, у приятеля Сьюзен такие же голубые глаза, как у того спецагента — пытливые и невозмутимые. Он не отводит взгляд. Я попытался на него надавить, но потом понял, что это бесполезно. Он не сдрейфит и не расколется. Если Сьюзен попросила именно его, то он мог не задумываясь свернуть шею ее братцу, не то что палец сломать. Он явно сидел, а может, даже и в бегах. Мне он сказал, что приехал сюда из Калифорнии учиться менеджменту в колледже Дейд.

— Ну и что? В Дейд приезжают учиться со всего света.

— Но только не из Калифорнии. В Калифорнии бесплатное образование. Зачем человеку переться за три тысячи миль, да еще платить при этом за учебу по высшей ставке, поскольку он житель другого штата?

— А что, в Калифорнии действительно бесплатное образование?

— Во всяком случае, степень бакалавра можно получить бесплатно.

— Так съезди в Дейд и узнай, числится ли он у них. Какие проблемы?

— Обязательно съезжу. Только сначала мне надо узнать его настоящее имя, — сказал Хок, вставая.

— Ты что, прямо сейчас поедешь?

— Нет. Схожу в буфет, возьму себе кофе и пончик.

Глава 9

На завтрак Сьюзен поджарила копченые колбаски и приготовила яичницу с зеленым перцем. Поев, Фредди прихватил с собой чашку кофе и вышел на закрытую сеткой лоджию. Коричневые перепаханные поля тянулись на несколько миль, там их сменяли пыльно-зеленые полосы, простиравшиеся до самого горизонта, где они превращались в сплошное темно-зеленое марево. Земля была настолько ровной и плоской — ни единой ложбинки, ни одного оврага или пригорка, — что глазу не за что было зацепиться. А ведь до линии горизонта, если учесть, что Фредди смотрел с четвертого этажа, — миль двадцать, двадцать пять. Не меньше.

Квартира Сьюзи располагалась в западном крыле здания, поэтому по утрам солнце в окна не било, но Фредди знал, что днем в квартирах на этой стороне будет пекло.

В самой квартире, оборудованной кондиционером, царила приятная прохлада, но на балконе температура уже зашкаливала за тридцать градусов, так что Фредди внезапно обдало липким влажным зноем. Ощущение было не из приятных, но Фредди решил, что жара ему нравится. Белье под брюки Фредди надевать не стал, поэтому полотняные штаны прилипли к его ногам, едва он уселся в пластиковое кресло-качалку. Сьюзен, в белых шортах и светло-голубом купальном лифчике, вышла на балкон с кофейником и подлила Фредди горячего кофе. Голые худые ноги придавали Сьюзен вид тринадцатилетней девчонки.

— Расскажи-ка мне еще раз про банк, — попросил Фредди.

— Это не банк, а сберегательная касса. Хотя работает она точно так же, как банк. Я не знаю, в чем там разница, но в сберегательной кассе более высокие проценты. У нас с Марти там депозитный счет на десять тысяч долларов, и в конце каждого месяца набежавшие проценты автоматически перечисляют на чековый счет. Там уже прилично накопилось — больше четырех тысяч. Вот я и хочу снять деньги и открыть новый счет в другой сберкассе. Тогда все деньги будут положены на мое имя, и никто не сможет их конфисковать.

— Нет, это глупо, — покачал головой Фредди. — У этих кришнаитов хорошие адвокаты. Они могут вчинить тебе иск и арестовать ваш с братом счет до решения суда. А там еще неизвестно, что именно решит суд. Ты лучше сними все деньги и при-тарань их сюда. У меня они целее будут.

— Но такие суммы наличными просто опасно иметь при себе. Здесь, в Майами, их у тебя запросто могут стащить.

— Я арендую сейф в банке, и мы положим деньги туда. Оставим себе только на карманные расходы. Так что не переживай. Если у человека ничего нет, то у него ничего и не конфискуешь. — Фредди допил кофе и передал пустую чашку Сьюзен. — Теперь, когда мы с тобой стали платонической семьей, я должен заботиться о тебе. И не забивай себе голову процентами и прочей ерундой. Если ты что-то хочешь — не обязательно, чтобы тебе это было нужно, — если тебе чего-то хочется, то попроси меня, и я тебе это достану. — Фредди увидел на автостоянке садившегося в новенький «бьюик» мужчину в темно-синем костюме-тройке, и спросил у Сьюзен: — А это что за парень?

— Сосед из 214-й. Не знаю, как его зовут, но как-то раз он помог мне донести покупки, и сказал, что занимается предварительной продажей недвижимости. И поэтому ему всегда приходится ходить в костюме и при галстуке.

— Что еще за предварительная продажа недвижимости?

— Не знаю. Но он именно так сказал. Он был очень вежлив. Сказал, что у него дочка моего возраста. Учится в школе, в Огайо. Ну, я не стала ему говорить, сколько мне лет, или там предлагать ему себя... Мне кажется, неразумно трахаться с клиентами у себя на дому.

— Понятно. Слушай, не надо тянуть с поездкой в сберкассу. Так что иди, переоденься, — и вперед.

— Я и так одета. Тут у нас, в Кендалле, не принято расфуфыриваться. Все женщины ходят в шортах и купальниках.

— А ты не будешь. Я не хочу, чтобы моя женщина ходила по улицам, одетая как подросток. Надень платье, чулки и туфли. И волосы прибери, а то разлохматилась вся...

— А ты со мной не поедешь?

— Нет. Мне нужно как следует изучить карту Майами. Пойдем с тобой прогуляться, когда вернешься.

Фредди дождался, пока Сьюзен выехала с парковки, надел рубашку, и, не обуваясь, спустился по пожарной лестнице на второй этаж. Повернул ручку на входной двери в 214 квартиру, насколько она поворачивалась, надавил на дверь плечом, легко открыл ее и вошел внутрь.

В Библии, лежавшей на ночном столике, он обнаружил две стодолларовые купюры, а в выдвижном ящике столика — заряженный револьвер тридцать восьмого калибра в кожаной кобуре. Перейдя в гостиную, Фредди занялся письменным столом. Верхний выдвижной ящик оказался запертым, но ключ от него лежал в отделении для карандашей. Открыв ящик, Фредди обнаружил в нем кейс из воловьей кожи, в котором лежали, аккуратно разложенные в специальные пронумерованные кармашки, пятьдесят серебряных монет. Это была коллекция, и каждая монета, конечно же, стоила гораздо дороже своего номинала в пятьдесят долларов. «Когда я арендую сейф, — решил Фредди, — то положу туда эту коллекцию. Пусть хранится на черный день, если вдруг придется резко рвать когти из города». Выудив из-под мойки коричневый бумажный пакет, Фредди сложил туда наворованное добро, стащил из платяного шкафа две пары черных шелковых носков, и, прихватив из холодильника упаковку свиных отбивных, вернулся к себе.

Одежда, которой был набит платяной шкаф, к сожалению, была слишком велика для Фредди, но он, тем не менее, остался доволен уловом, особенно револьвером. Фредди выложил отбивные на стол, чтобы они оттаяли к ужину, потом побрился одноразовым женским станком и залез в ванну.

Отмокая в ванне, Фредди принялся изучать, квадрат за квадратом, карту Майами — от Перрина до Норт-Бей Виллидж. Большой Майами представлял собой узкую ленту, тянущуюся вдоль океанского побережья и залива. Расти вширь городу было некуда — для этого пришлось бы осушить бескрайние болота Эверглейдс; прибрежная полоса тоже была застроена до предела, и, таким образом, Майами мог строиться лишь ввысь.

Фредди понял, что человек, который удирает от полиции в Майами, может двигаться только на юг и на север. Через болота Эверглейдс были проложены два шоссе, но перекрыть их полиции не составит никакого труда. Если бежать на юг, то тебя, в конце концов, перехватят в Ки-Уэст, если же направляться на север, то копы легко сцапают тебя на сужающихся, словно бутылочное горлышко, участках шоссе при выезде из города. Легче всего угодить в ловушку, если ехать по Саншайн Паркуэй.

Значит, единственный способ уйти от погони — устроить три-четыре «малины» в разных концах города. Одну — в центре, другую — в северном Майами, а третью — в Майами-Бич. Лишь улегшись на некоторое время на дно и переждав, пока стихнет шум вокруг того, что он натворит, Фредди сможет выбраться из Майами. Как только за ним перестанут охотиться, Фредди просто доедет до аэропорта на такси, возьмет билет куда душа пожелает — и потом ищи ветра в поле.

«Что ж, — подумал Фредди, — одна симпатичная берлога в Кендалле у меня уже есть».

Сьюзен вернулась еще до полудня с двумя пакетами продуктов и 4280 долларами в пятидесяти— и двадцатидолларовых купюрах. Фредди уселся за неприбранный после завтрака стол и начал считать деньги. Сьюзен тем временем выкладывала продукты из пакетов.

— Здесь не хватает десяти тысяч, — сказал Фредди, пересчитав банкноты.

— Это потому, что я положила их на новый счет в отделении сберегательной кассы на Миллер Сквер. У нас и без того куча денег на расходы — еще и останется, что в сейф положить. Зачем терять ежемесячные проценты с десяти штук? Мне и так пришлось платить пеню в четыреста долларов за то, что закрыла счет прежде срока. В старой сберкассе набегало за месяц 1,32 процента, а в новой гарантируют только 0,92 процента в месяц... — Сьюзен взяла в руки упаковку свиных отбивных и наморщила лоб: — Странно, я вроде не...

Не вставая со стула, Фредди врезал ей по физиономии. Сьюзен упала, выронив отбивные, и упаковка с мясом заскользила по линолеуму. Сьюзен ухватилась за мгновенно распухшую щеку и заплакала.

— Живя в браке, — принялся объяснять Фредди, — ты должна научиться в точности выполнять то, что тебе скажет муж. Я тебе не папочка, которого можно игнорировать, и не придурковатый брат, которым можно манипулировать. Ты хоть знаешь, что означает слово «манипулировать»?

Сьюзен кивнула и ответила, всхлипывая:

— Ага... Я... я... однажды смотрела телепередачу про это... С Филом Донахью...

— Я ведь не дурак. Возможно, ты и права насчет процентов и прочего — я в финансах не очень разбираюсь. Но не в этом дело. Суть в том, что ты не сделала того, что я тебе велел. И не проценты тебя волновали, а я. Ты не сняла со счета десять тысяч потому, что не доверяешь мне. И не надо мне возражать. Ни слова. Я не хочу слушать твое вранье. Пусть эти десять кусков лежат в сберкассе. Сейчас они не нужны ни мне, ни тебе, и мне понятно, что так тебе спокойнее... А сейчас подбери с пола отбивные, пусть они оттают. Приготовишь их на ужин с каким-нибудь гарниром.

— Печеная картошка подойдет?

— Решай сама, готовка по твоей части. А почему ты меня не спросишь, откуда эти отбивные?

— Я думаю, меня это не касается...

— Вот именно. Молодец, быстро учишься. — Фредди открыл сумочку Сьюзен и достал оттуда ключи от машины. — Я сейчас съезжу в отель, улажу твои дела с Пабло. Потом покатаюсь по городу, чтобы хоть немного сориентироваться на местности. Вернусь часам к шести — если, конечно, не заблужусь. Хотя я смотрел по карте: если ездить только по стритам и авеню, то заблудиться трудно.

— Но у меня сегодня лекция по социологии. Английский по понедельникам и средам, и социология — по вторникам и четвергам...

— Нет, на лекцию ты сегодня не пойдешь. Позвони преподавателю и скажи, что у тебя умер брат. Профессор Тэрнер ведь уже в курсе? Ну вот. И вообще, я еще подумаю, стоит ли тебе продолжать учебу. — Фредди отсчитал тысячу долларов, свернул их в трубочку и сунул в правый карман. Остальные деньги он положил на стол и подвинул стопку в сторону Сьюзен. — Возьми эти бабки и схорони где-нибудь в квартире.

Уже взявшись за ручку входной двери, Фредди обернулся:

— И вот еще что: позвони в слесарную мастерскую, пусть установят на нашей входной двери засов. А то этот хилый замок — все равно что пригласительный билет грабителю.

— Я и сама уже думала об этом, даже выясняла, сколько это будет стоить. Шестьдесят долларов. По-моему, дороговато. Разве нет?

Фредди показал на пачку денег, лежащую на столе:

— Что хуже — потерять шестьдесят долларов или всю эту кучу?

Потом вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Сьюзен, слегка очумевшая, открыла холодильник, несколько секунд тупо смотрела в него, потом закрыла дверцу, вынула из пакета рулон туалетной бумаги, взглянула на него, бросила обратно, двинулась было в ванную, но внезапно передумала, кинулась к телефонному столику и лихорадочно принялась листать справочник в поисках телефона ближайшей слесарной мастерской.

Глава 10

Особняки с двумя спальнями, расположенные в престижном районе Майами, называвшемся Таити-Виллидж, стоили 189 000 долларов. Дом номер 11К, однако, обошелся его владельцам гораздо дороже, поскольку спален в нем было три, и к тому же вся обстановка по заказу хозяев была выдержана в стиле латинского барокко. Окна первого этажа были забраны витиеватыми коваными решетками, а в интерьере преобладала пурпурно-розовая гамма цветов. Ковры в комнатах были темно-пурпурного цвета, а тяжелые портьеры на окнах, висевшие на карнизах, выполненных в виде заостренных с обеих концов копий, как бы вторили коврам лиловым эхом.

На полу в гостиной лежали ничком двое мужчин явно латиноамериканского происхождения. Руки и ноги у них были связаны медной проволокой, а в затылках зияли огнестрельные раны. Выстрелы изуродовали лица латиноамериканцев до неузнаваемости. На полу в коридоре, ведущем на кухню, лежала еще одна жертва преступника — молодая темноволосая женщина в белом фартуке и чепчике. Она также была убита выстрелом в затылок. Руки и ноги горничной убийца связал той же медной проволокой. В ванне плавал труп двухлетнего мальчишки. Ребенка тоже убили выстрелом в затылок, правда, руки-ноги ему не связывали.

В доме было полно народу. Над трупами суетился фотограф, двое сотрудников снимали отпечатки пальцев со всех предметов, находящихся в доме, а судмедэксперт Мерл Эванс делал какие-то пометки в своем блокноте, присев у кофейного столика.

Из обитателей дома в живых осталась только хозяйка. Во время кровавой бойни она находилась в супермаркете по соседству. Вернувшись из магазина, она обнаружила трупы мужа, брата, малолетнего сына и служанки. Женщина была родом из Колумбии, и почти не говорила по-английски. Она успела вызвать полицию, прежде чем впасть в истерику. Когда на место преступления прибыл доктор Эванс, он незамедлительно сделал женщине укол и отправил ее на «скорой» в госпиталь «Америкен».

Хок Мозли и Билл Хендерсон, мельком взглянув на место преступления, отправились опрашивать соседей — Хок стучался в дома на четной стороне улицы, а Хендерсон — в дома с нечетными номерами. Обойдя все близлежащие особняки, Хок и Билл вернулись в 11К, устроились в гостиной на узком диванчике, обитом розовым шелком, и принялись сверять свои записи.

— Никто из опрошенных ничего не слышал, — сказал Хендерсон.

— У меня тот же результат. Пострадавшие жили очень уединенно, никто из соседей ни разу с ними не разговаривал. Владели они только испанским, почти не показывались из дому. Изредка служанка водила малыша купаться в бассейн, но взрослые члены семьи в бассейн не ходили. А именно в бассейне местные жители чаще всего и знакомились друг с другом. Управляющий жилым комплексом сказал, что домом 11К владеет какая-то колумбийская компания, которая оплачивает все счета, а жильцы в доме постоянно меняются. Вселяясь, они предъявляют менеджеру необходимые документы, и он вручает жильцам ключи от дома. Выезжая, они просто возвращают менеджеру ключи. Управляющий сказал, что у него не возникало никаких проблем с обитателями 11 К. Все жильцы — очень порядочные, спокойные люди. Так, во всяком случае, говорит менеджер.

— Ты выяснил у него, как их зовут?

— Нет. Он показал мне их ордер на вселение, но в нем имена не указаны. Документ составлен на предъявителя. Правда, ордер на испанском языке, но у меня нет оснований не верить управляющему.

— У меня тоже, — сказал Хендерсон. — Но, на всякий случай, надо попросить кого-нибудь из наших перевести документ на английский... Знаешь, Хок, мне не верится в то, что никто не слышал ни одного выстрела.

— Ну и слава Богу, что никто не слышал. Представляешь, что было бы, прибеги кто-нибудь на выстрелы? Этому храбрецу наверняка прострелили бы черепушку.

— Но кто-то же должен был что-то слышать?! Я думаю, они просто не хотят связываться с полицией.

К Хоку и Биллу подошел доктор Эванс.

— Смерть наступила около двух часов назад, — сказал он. — Я могу ошибаться, но лишь минут на пятнадцать.

Хок кивнул.

— Это соответствует показаниям хозяйки. Она отлучалась примерно на пару часов, и когда уходила из дому, все члены семьи были в добром здравии. Надеюсь, при вскрытии вы обнаружите следы героина, док, потому что в самом доме никаких наркотиков найти не удалось. Значит, мы не можем пока утверждать, что убийства связаны с героином. Конечно, мы можем предположить, что они связаны с наркотиками, но, согласитесь, это не одно и то же. Если убитые занимались наркобизнесом, то всем будет на них наплевать, но если латиносов прикончили вооруженные грабители, то вся округа встанет на уши. Паника тут будет страшная.

— Думаю, можно с уверенностью утверждать, что здесь поработали профессионалы, — сказал док Эванс. — Зря они только мальчишку убили. В таком возрасте дети еще не умеют идентифицировать людей.

— В колумбийских наркосемьях свои законы, док, — сказал Хендерсон. — Они обычно убирают всех, невзирая на возраст. Для них это производственная необходимость. Если бы они оставили малыша в живых, то он, повзрослев, отомстил бы за своих родственников... Я хотел бы съездить в больницу и допросить хозяйку. Когда это можно сделать, док?

— Да хоть сейчас. Она, может быть, еще не окончательно пришла в себя, но говорить уже способна. А чего тебе приспичило ее допрашивать?

— Так... Есть у меня одна версия. Думаю, она знает, кто убийцы. Более того, я считаю, что она их сообщница. Скорее всего, она ездила не в магазин, а в аэропорт — отвозила туда преступников. Посадила их на самолет и, убедившись, что они вне досягаемости, позвонила в полицию.

— Господи, Билл! — воскликнул Хок. — Ты что, всерьез полагаешь, что женщина станет помогать убийцам своего сына?!

— А откуда тебе известно, что это ее сын? — возразил Хендерсон. — Может, мальчишку купили или просто выкрали. В Колумбии с этим просто. Возможно, мальчуган был заложником... Есть у меня еще кое-какие соображения. Короче говоря, я еду в больницу. Возьму с собой Мартинеса, чтобы переводил.

— Ладно. Я тебя здесь подожду, — сказал Хок. — Вот-вот должен подъехать с ордером на обыск автомобиля Косовски из отдела по борьбе с наркотиками. Пошуруем в «кадиллаке» колумбийской леди. Если она ездила в магазин, то где же покупки? В доме ничего не нашли, в салоне автомобиля тоже никаких пакетов... Если у нее и в багажнике пусто, то твоя версия может оказаться правильной. Я позвоню тебе в госпиталь, как только мы завершим обыск.

— Я на нее надавлю как следует, — сказал Хендерсон, вставая с дивана. — Может, в багажнике и паспорта найдутся. В доме мы ни одного документа не обнаружили.

— Скорее всего, паспорта прихватили с собой убийцы. Ладно, езжай. Может, накопаешь чего-нибудь.

Косовски приехал через несколько минут в сопровождении прокурора и привез ордер на обыск. Вместе с Хоком Косовски обшарил всю машину, которая оказалась арендованной, но ничего не нашел. В багажнике оказался лишь набор гаечных ключей, в бардачке обнаружили аккуратно сложенную карту Майами, на которой не было никаких пометок, а в пепельнице — изжеванный огрызок сигары.

— Такой осмотр ничего не даст, Хок, — сказал Косовски. — Отбуксируем машину в управление, и если в автомобиле спрятан хоть один гран героина, то я его отыщу.

— Отлично. Можешь забирать «кадиллак». А я пока позвоню Биллу. — Хок набрал номер госпиталя и попросил дежурную разыскать сержанта Хендерсона. Тот нашелся в реанимации. — Билл, — сказал Мозли, когда Хендерсон взял, наконец, трубку, — обыск ничего не дал. Косовски решил пропылесосить машину, и забрал ее в уравнение. В багажнике не было никаких пакетов или свертков. Пожалуй, тебе стоит повыкручивать даме руки.

— Пытаюсь, Хок, но она только твердит по-испански «Ничего не знаю, ничего не знаю» — и все.

— Узнай, чем занимались в Майами ее муж и брат.

— Она говорит, приехали в отпуск.

— Это явная ложь.

— Мартинес говорит, что надо ее припугнуть — мол, сдадим тебя ребятам из Службы эмиграции, а они засадят тебя — как лицо, незаконно находящееся на территории США, — в лагерь к гаитянским беженцам... У нее ведь нет никаких документов, Хок.

— Ты не просто угрожай, но и приводи угрозы в действие. Если она не заговорит, то действительно сдай ее в Службу эмиграции. Скажешь ребятам, что она может нанести себе увечья — пусть они ее подержат связанной в одиночке.

— Ладно. Как только ее переведут из реанимации в отдельную палату, начну на нее давить. У нее в сумочке девятьсот баксов, так что в госпитале только рады будут продержать даму в отдельной палате несколько деньков.

— Хорошо, Билл. Как бы ты ни решил действовать, я заранее все одобряю. Ребята в доме уже закругляются, сейчас Эванс заберет трупы, и я опечатаю дом. Ближе к обеду заеду в морг, а потом тебе перезвоню.

Через два часа после этого разговора Хок сидел в ресторане «Кендалл Лейк». Утром он съел свой обычный диетический завтрак (яйцо-пашот, сухарик и чашка кофе), и с тех пор у него маковой росинки во рту не было, а время уже близилось к половине пятого.

С питанием у Хока были большие проблемы. В прошлом году он сбросил почти десять килограммов веса и не хотел набирать их снова, в связи с чем сел на довольно суровую диету. Впрочем, раз в три дня чувство голода пересиливало, и Хок наедался до отвала мясом и картошкой. Не простаивать же без дела такой замечательной вставной челюсти.

После мучительного изучения меню Хок решил сделать компромиссный заказ: вместо жареной картошки он велел принести омлет с сыром, от хлеба вообще отказался, но зато попросил яблочный десерт.

Официант отправился на кухню, а Хок тем временем раскрыл свой блокнот, чтобы спланировать ближайшие дни.

Он вычеркнул из блокнота Рональда И. Франса. Старику уже ничем не помочь. Суд присяжных вынес ему обвинительный приговор. Старик смертельно ранил двенадцатилетнего мальчишку, истоптавшего цветник перед его домом. Франсу было семьдесят два года, он плакал, когда Хок надевал на него наручники. Соседи в один голос утверждали, что Франс очень хороший и добрый старик, но это никак не вязалось с его диким поступком. На суде мистер Франс заявил, что он хотел только шугануть мальчишку, и поэтому пальнул в него из двенадцатизарядного дробовика. Тогда зачем надо было стрелять в мальчишку крупной дробью? В общем, Хок вычеркнул старика из блокнота, оставив, впрочем, его адрес. Родители убитого мальчика жили по-соседству, так что у миссис Франс, семидесятидвухлетней старушки, впереди были беспокойные времена.

Маршалл Фишер. Самоубийца. С этим делом все предельно ясно, но расследование еще не закончено, и Хока, обнаружившего тело, могут вызвать для дачи показаний. Хок поставил в блокноте галочку — надо просмотреть все бумаги по этому делу, чтобы освежить память.

Три убийства в ночных магазинчиках. По этим делам следствие зашло в тупик. В ночных магазинах специально развешивали объявления на английском и испанском, которые уведомляли посетителей о том, что владельцам магазинов разрешено иметь в кассе не больше 35 долларов, но кубинцы готовы были пристрелить кого угодно и за тридцать пять долларов. Впрочем, они предпочитали отстреливать торговцев-соотечественников — все трое управляющих были кубинцами. Тюрьмы кубинцы не боялись: после застенков Кастро американские исправительные учреждения были для них просто курортами. Если в редких случаях и находился свидетель убийства, то он обычно был так напуган, что отказывался что-либо говорить.

Следующая запись в блокноте озадачила Хока. «Кенд. Ж.К.С. 157ав. 6В 418». Что бы это значило? Голодный Хок соображал обычно туго. «Кенд.» — это, конечно, Кендалл, но Хок не мог припомнить никого, кто жил в этом районе. Лишь через минуту он вспомнил, что это адрес Сьюзен. 157-я авеню находилась на территории округа Дейд и не подпадала под юрисдикцию полицейского управления Майами, поэтому Хок редко бывал там, но сейчас он находился поблизости и решил после обеда навестить Сьюзен. Может, удастся выудить из нее какую-нибудь информацию про «Мендеса-младшего».

Хок, конечно, ни на секунду не поверил предположениям Клайда Уэггонера, будто Мартина убили по заказу Сьюзен — тем более, таким изощренным способом. У девчонки просто мозгов не хватает, чтобы додуматься до такого. А вот ее дружка не худо бы прощупать. Если этой парочке удалось поступить в колледж на факультет менеджмента, то Хоку с Хендерсоном, пожалуй, следует поступить в семинарию. Классные из них выйдут доктора богословия.

Недостроенные дома «Сосенок» напомнили Хоку кадры из итальянских неореалистических кинофильмов. Охранник-сальвадорец объяснил Хоку, как проехать к дому номер 6, и Хок двинулся по извилистой дороге к паркингу, объезжая бугры-ограничители скорости по газону. По совету охранника он оставил машину на стоянке для гостей, зашел в подъезд и поднялся на лифте на четвертый этаж.

Сьюзен бросилась открывать дверь после первого же стука, но немножко замешкалась, поскольку новенький засов ходил довольно туго.

— У меня для вас почти никаких новостей, мисс Уэггонер, — сказал Хок, — но я проезжал мимо и решил заглянуть к вам на пару минут.

Сьюзен была вся в черном — туфли на высоком каблуке, колготки и платье, которое было ей велико. Губы ярко накрашены, на скулы наложены румяна, а тонкую шею украшает нитка фальшивого жемчуга. Хок подумал, что Сьюзен похожа на маленькую девочку, которая надела мамины вещи.

— Хотите пива, сержант? Или, может быть, кофе?

— Нет, спасибо. Я только что с ленча.

— Ленч? Но уже половина шестого!

— Ну, тогда назовем это ранним ужином. Если честно, то ленч я пропустил. Но я действительно только что перекусил в «Кендалл Лейк».

— Я часто там обедаю. У них отличная пицца по-мексикански.

— Не пробовал.

— Очень вкусно. Особенно пицца с сыром.

— Надо будет как-нибудь попробовать. Сегодня утром ко мне заходил ваш отец. Просил отдать ему двести долларов, найденные у Мартина.

— Я так и знала.

— Но я пока оставил их у себя. Хотел заехать сегодня в ашрам, но пришлось срочно заняться другими делами. Отец звонил вам?

Сьюзен отрицательно покачала головой:

— Он не позвонит. Но я все равно решила не ехать на похороны.

— Ваш отец собирается кремировать Мартина и развеять его прах над озером Окичоби.

— Мартину бы это пришлось по душе. Ему очень нравилось озеро.

— Ваш отец остановился в отеле «Ройялтон», так что можете связаться с ним, если хотите.

— Нет, не хочу.

— А где Мендес?

— Кто?

— Рамон. Ваш жених.

— Ах, вы про Младшего? Его действительно зовут Рамон Мендес-младший, но он терпеть не может, когда к нему обращаются по имени. Он предпочитает, чтобы его называли Младший.

— Где вы с ним познакомились?

— В колледже, на уроке английского. Он помог мне сочинить хайку.

— Хайку? А что это такое?

— Японское стихотворение.

— Понятно. Значит, вы познакомились в колледже и обручились.

— Да. Но сейчас мы уже живем в гражданском браке.

— Ага. Значит, он тоже в этой квартире ночует?

— Да. Он, наверное, скоро придет. Если вы хотите что-то узнать о Младшем, то вам лучше поговорить с ним самим.

— Чем это так вкусно пахнет?

— Это я ужин готовлю. Свиные отбивные с грибами, с луком и коричневой подливкой. А на гарнир — картошка, фасоль и салат из огурцов и помидоров. Как вы считаете — может, мне еще крекеры испечь?

— А Младшему нравятся крекеры?

— Не знаю. Но, по-моему, всем мужчинам нравятся крекеры. Пожалуй, все-таки испеку. Вы останетесь на ужин?

— Нет. Я же сказал, что недавно обедал... У вас чудесная квартира, мисс Уэггонер.

— Я ее снимаю. Она сдавалась уже с мебелью.

— Трудно вам, небось, совмещать учебу с работой?

— Да нет. Работа у меня несложная, к тому же в ночную смену я не выхожу.

— А где вы работаете?

— В отеле «Интернешнл».

— Вы горничная?

— Ну что вы! — засмеялась Сьюзен. — Горничным платят сущие гроши, а я с каждого клиента получаю пятьдесят баксов. Половину отдаю Пабло, а другую забираю себе. Пабло мой менеджер. Вернее, бывший менеджер. Я от него ушла. Младший сказал, что не позволит своей гражданской жене работать на Пабло. Я думаю, Пабло не очень-то расстроится. У него полно девочек.

— Так ты проститутка?

— А вы разве не знали? Вы ведь меня не арестуете, сержант?

— Нет, я из другого отдела. Занимаюсь расследованием убийств. Я в полиции пятнадцать лет — три года работал в Ривьера-Бич, и вот уже двенадцатый год как служу в Майами, — и, слава Богу, ни дня не провел в полиции нравов. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить... Во сколько должен вернуться Младший?

— Не знаю. Обещал быть к шести, но может и задержаться. Но я не переживаю. Отбивные почти готовы, картошка уже пожарена, а салат я за пару минут сделаю.

Хок вручил Сьюзен визитку.

— Попроси Младшего позвонить мне, когда он вернется. Это визитная карточка отеля «Эльдорадо» в Майами-Бич. Я там живу. Там указан телефон регистратуры, но меня подзовут. Пусть только не вещает трубку, если к телефону долго не будут подходить. Ночью в отеле дежурит только один портье, и он может отлучиться от стойки на пару минут. Рано или поздно кто-нибудь ответит.

— Хорошо. Я передам ему вашу просьбу, но не гарантирую, что он вам позвонит.

— Ты просто передай ему, что я видел его фотографию в альбоме.

— В каком еще альбоме?

— Он поймет, — сказал Хок и направился к двери.

— Сержант Мозли! — окликнула его Сьюзен. — Вы не сказали отцу про автомобиль?

Хок мотнул головой.

— Нет. Он не спрашивал — я и не сказал.

На Норт Кендалл и на Дикси были чудовищные пробки, так что в центр города Хок добрался уже после семи. Он заехал на бензоколонку и позвонил оттуда в управление, попросив дежурного офицера передать сержанту Хендерсону, чтобы тот перезвонил сержанту Мозли домой.

Потом Хок позвонил в морг и выяснил, что аутопсию колумбийцев будут производить только завтра во второй половине дня.

Расплатившись за бензин, Хок положил копию чека в блокнот и решил ехать домой. Отчет он напишет завтра утром. Может, к тому времени Хендерсону удастся выудить из женщины какую-нибудь информацию.

Хок выехал на дамбу и направился в Майами-Бич. Однако на полпути он решил заглянуть в бар «Майк-Ирландец». Майк выставил на стойку стакан виски и бутылку пива «Миллер», подождал, пока Хок осушил стакан виски и хлебнул пива из горлышка, и спросил:

— Как всегда, записать на ваш счет, сержант?

— Ага. Включи туда еще одну порцию виски. Не глушить же одно пиво...

— А вы знаете, сколько уже набежало на ваш счет, сержант?

— Нет. Сколько?

— Восемьдесят пять долларов. — Майк налил в стакан еще одну порцию виски. — Это не считая сегодняшние два виски.

— Ничего себе! А я и не знал, что так много задолжал.

— Тем не менее, это именно так. Когда ваш долг достигнет ста долларов, сержант, я перестану обслуживать вас до тех пор, пока вы не выплатите всю сумму. Не стану возражать, если часть долга вы погасите прямо сейчас.

— Я бы с радостью, Майк, но сейчас я на мели. Принесу тебе пятьдесят долларов в день получки. А ты, пожалуйста, не допускай впредь, чтобы мой долг вырастал до таких размеров.

— Он вырастает до таких размеров не по моей вине, сержант.

Майк скрылся в кладовке, а Хок, улучив момент, хлопнул вторую порцию виски, допил пиво и вышел из бара. У Хока и без того было неважное настроение, но 85 долларов долга расстроили его окончательно. Вообще-то, Хок не злоупотреблял алкоголем — просто он не любил пить один, дома, а в барах цены были просто бешеные. К счастью, в отеле у него припасена бутылка «Эль Президенте», и сегодня он, так и быть, напьется в одиночку.

Хок сел в машину и поехал в «Эльдорадо».

Глава 11

Прежде чем выехать из «Сосенок», Фредди запер револьвер в «бардачке» автомобиля, а на переднем пассажирском сиденье разложил карту Майами. Выехав на Кендалл, он двинулся в восточном направлении, потом свернул на шоссе Хоумстед и поехал на север, в центр Майами. Вплоть до пересечения с Долфин Экспрессуэй шоссе было свободно, но потом поток машин увеличился, и Фредди пришлось внимательно следить за дорожными указателями, чтобы случайно не очутиться на полосе, которая вела в Майами-Бич, поскольку перестроиться из ряда в ряд было практически невозможно. В конце концов ему удалось съехать с трассы в нужном месте, чтобы затем вырулить на Бискейн-бульвар. Фредди обалдел от манеры езды, практиковавшейся в Майами. Если бы так ездили в Лос-Анджелесе, то к вечеру на улицах громоздились бы горы трупов. Френгер не считал себя хорошим родителем, но по сравнению с майамцами он был просто асом.

Повинуясь внезапному импульсу, Фредди свернул к торгово-гостиничному комплексу «Омни» и долго плутал по многоэтажному гаражу, пока отыскал свободное место. Каждый этаж в «Омни» имел свой цветовой код, чтобы посетители легче ориентировались в громадном комплексе. Фредди оставил автомобиль на третьем этаже гаража и написал на выданной ему квитанции три слова — «Третий этаж. Фиолетовый», — чтобы не забыть, где потом искать машину.

Сунув квитанцию в карман, Фредди отправился за покупками. Он приобрел пару спортивных рубашек с коротким рукавом, расплатившись за них карточкой Мендеса, потом зашел в итальянский бутик и купил за 350 долларов наличными костюм из тончайшего поплина. Правда, продавцу пришлось подбирать к пиджаку 52-го размера брюки 46-го. В соседнем магазинчике Фредди опять воспользовался кредиткой Мендеса, прикупив два двадцатипятидолларовых галстука, и, наконец, завершил поход но магазинам, отдав в «Балли» 150 баксов наличными за пару кожаных туфель. Вернувшись на автостоянку, он сложил покупки в багажник, запер его, и отправился пообедать в кафе «Раз картошка, два картошка». Он умял мясо под острым соусом, поданное с картофелем, маслом и тертым сыром, запив все это стаканом газировки со льдом.

Теперь оставалось купить комплект белых рубашек и какой-нибудь подарок для Сьюзен. Похоже, ей никто еще не делал никаких подарков, поэтому девчонка будет рада любой безделице. Она и в постели походила на бревно — так что вряд ли кто-нибудь из клиентов оставлял ей чаевые.

Трехэтажный универмаг «Омни» был соединен переходом с одноименным отелем, и Фредди решил наведаться и в гостиницу.

Он направился в дальний конец универмага, откуда можно было перейти в отель. По дороге его внимание привлек толстый дядька в белом костюме, зачарованно уставившийся на витрину. Фредди решил подойти поближе и посмотреть, что так заинтересовало толстяка. Вдруг откуда-то возник смуглолицый коротышка с копной курчавых волос, толкнул толстяка, вежливо попросил прощения и пошел дальше. Толстяк даже не заметил, как коротышка вытащил у него бумажник из заднего кармана брюк. Зато это не ускользнуло от цепкого взгляда Фредди, который тут же направился вслед за коротышкой. Возле эскалатора коротышка незаметно сбросил бумажник в сложенную газету «Эль Диарио», которую держал в руках высокий мужчина с длинными черными бакенбардами. Затем коротышка как ни в чем не бывало продолжил свой путь, а высокий с бакенбардами поехал на эскалаторе вниз.

Фредди пристроился за ним. Высокий миновал магазин игрушек «Остров сокровищ», карусель, спустился еще этажом ниже, неторопливо прошел мимо бутика «Единорог», магазина спортивных принадлежностей, маленького кафе и, наконец, направился в мужской туалет. Фредди постоял немного у дверей в туалет, сосчитал до тридцати и тоже вошел в уборную. Высокий с бакенбардами изучал содержимое украденного бумажника. Он лишь мельком взглянул на Фредди, а затем вновь сосредоточился на кошельке.

Фредди молча ухватил его за левую кисть, одним движением заломил высокому руку и двинул его физиономией об стену. Мужчина заверещал по-испански и попытался выхватить нож из правого кармана брюк. Тогда Фредди резко дернул вверх заломленную руку карманника, послышался хруст, и сломанная рука латиноса повисла плетью. Высокого вырвало, и он повалился на пол. Фредди врезал ему по уху, и латинос потерял сознание.

Френгер поднял упавший бумажник, сунул его к себе в карман, а потом быстро обыскал свою жертву. В правом кармане брюк у латиноса был кнопочный нож с перламутровой ручкой, в левом — свернутые в толстую трубку банкноты, перехваченные резинкой, а во внутреннем кармане пиджака отыскался еще один бумажник. Фредди быстренько рассовал все по карманам и, открыв кран, стал мыть руки. В это время в туалет вошел подросток, одетый в джинсы и майку с изображением рок-группы «Клэш», увидел пускающего кровавые слюни мужика, прошел мимо него и встал у писсуара.

— Что это с ним? — поинтересовался парнишка у Фредди.

— А ты у него спроси, — ответил Френгер, вытирая руки бумажным полотенцем.

— Очень мне это нужно, — буркнул пацан и расстегнул ширинку.

Фредди вышел из туалета и поднялся по лестнице на второй этаж. Зашел в «Бэронз» и купил себе три белые рубашки. Потом заглянул в кофейную лавку, приобрел там кружку, на которой готическим шрифтом было выведено имя СЬЮЗИ, и двухсотграммовый пакетик колумбийского кофе. Он попросил продавщицу упаковать кофе и кружку в подарочную обертку, что стоило ему лишних полтора доллара. Эти покупки Фредди тоже положил в багажник, потом сел в машину, завел двигатель и включил кондиционер. В кошельке, украденном у толстяка, оказалось 322 доллара. Во втором бумажнике было 809 долларов. Свернутые в трубку банкноты составляли сумму в 1200 долларов, причем внутри этой трубки оказалась еще более тугая трубочка мексиканских денег на сумму в 10 000 песо. Итак, даже не считая мексиканскую валюту, Фредди стал за сорок минут богаче на 2 331 доллар. Никогда еще Френгер не зарабатывал столько за один день. Кроме денег, Фредди разжился двумя новыми кредитными карточками толстяка в белом костюме. В бумажнике карманника Френгер нашел вид на жительство в США на имя Хайме Фигераса. Это означало, что мексиканец находился в Майами на законном основании, вот только деятельность его вряд ли можно считать столь же законной. Он не заявит о случившемся в полицию.

Если бы этот чертов мальчишка не вошел в туалет, Фредди дождался бы коротышку и устроил ему тот же трюк, что и высокому с бакенбардами. Впрочем, все что ни делается — все к лучшему. Несколько раз у Френгера возникали проблемы, когда он задерживался в общественных уборных, дожидаясь подходящей жертвы. В туалеты ведь то и дело наведывались люди из полиции нравов, прикидывавшиеся гомосексуалистами. Стоило кому-нибудь клюнуть на псевдопедрилу, как бедолага тут же оказывался в наручниках. Полицейским ведь тоже нужно выполнять план по арестам. Иногда, кстати, они наводили шмон и без педерастического маскарада.

Фредди заплатил за парковку на выезде из гаража, потом свернул на Бискейн-бульвар, чтобы кратчайшим путем доехать до отеля «Интернешнл». Он хотел встретиться с Пабло, и теперь мысленно проговаривал заготовленную заранее речь.

Доехав до «Дюпон Плаза», Френгер вдруг решил изменить свои планы. Пожалуй, с Пабло пока лучше не встречаться. Вполне может статься, что в отеле уже узнали про то, что кредитные карточки на имя Готтлиба ворованные. Отель, конечно, никаких убытков не понесет, поскольку застрахован, но Пабло может использовать известные ему насчет карточки сведения в качестве контраргумента. Значит, разбираться с Пабло пока не стоит. Надо просто предупредить Сьюзен, чтобы не подходила к телефону, а если Пабло вдруг вздумает сам нанести им визит, то Фредди встретит его во всеоружии. А может, к тому времени все образуется само собой.

Фредди развернулся возле отеля «Дюпон Плаза» и вернулся в «Омни» — только на сей раз не в универмаг, а в отель. Он отдал служащему парковки ключи от машины, предварительно сняв со связки ключ от багажника, взял у него жетон и зашел в отель. Он снял номер на имя мистера и миссис Уэггонер, отсчитал тысячу долларов (которых хватило, чтобы оплатить восьмидневное проживание в апартаментах, стоивших 120 долларов в сутки), взял ключи от номера и сказал портье, что вселится попозже, когда встретит в аэропорту жену.

— Нет, я не знаю, сколько мы у вас пробудем, — ответил он на вопрос портье. — Напомните нам за сутки до истечения оплаченного срока проживания, и мы либо доплатим, либо выедем из гостиницы.

Отказавшись от услуг коридорного, Фредди поднялся на лифте на нужный этаж и вошел в номер. Спрятав бумажники и 10 000 песо в прикроватной тумбочке, Фредди спустился вниз, отдал жетон служащему парковки и, когда тот вывел машину со стоянки, дал ему на чай двадцать пять центов. Сев в машину, Фредди выключил оглушительно орущее радио, завел мотор и в который уже раз выехал на Бискейн-бульвар. Если бы этот придурок с парковки не врубил радио в его машине, то Фредди дал бы ему на чай не двадцать пять центов, а доллар.

Переехав на противоположный берег реки Майами, Фредди повернул на Брикелл. Он был очень доволен собой. Во-первых, у него уже две «малины»: одна в Кендалле, другая в отеле «Омни». Во-вторых, универмаг «Омни» оказался просто находкой для грабителя. Не пыльно, не жарко... Если грабить только карманников, то в универмаге можно «работать» неделями, не опасаясь, что на тебя заявят в полицию. Конечно, территория универмага уже поделена между преступными группировками, и появление нового конкурента их не обрадует. Но Фредди был готов к схватке. Он вообще любил конкуренцию. Как сказала муха, пролетая сквозь зеркало, — «на это просто надо взглянуть с другой стороны».

Фредди припарковал машину на самой крыше многоэтажного гаража и отправился на прогулку вдоль «мили чудес» на Корал Гейблз. Все бутики и магазины на этой улице принадлежали белым, но ассортимент владельцы подбирали, ориентируясь на вкусы латиноамериканцев. Женская одежда была кричащих цветов, отделанная рюшами и воланами, а мужские костюмы были сшиты из синей или голубой ткани в тонкую полоску. Похожие на вывешенные в витринах рубашки и галстуки Фредди видел давным-давно, когда ходил на бега в Санта-Аните. Публика на бегах предпочитала именно такие рубахи и галстуки. Вообще, улица Корал Гейблз напоминала Фредди восточную часть Лос-Анджелеса, — только Лос-Анджелес гораздо беднее и грязнее.

Фредди зашел в магазин спортивных товаров и купил три пластмассовые «летающие тарелки». Потом вернулся на крышу гаража, где оставил машину, содрал с «летающих тарелок» целлофановую упаковку и запустил их по очереди через улицу. «Летающие тарелки» покатились по асфальту, подпрыгивая под колесами снующих по Лежен-роуд автомобилей. Фредди видел раньше «летающую тарелку» только в Сан-Квентине. Два зэка вечно перебрасывались ею в тюремном дворе. Фредди любил наблюдать за ними. Они начинали смеяться, если вдруг кому-то из них удавалось поймать «летающую тарелку» на лету. Если же один из них промахивался, то зэки хохотали еще громче. Фредди тогда очень хотелось хоть разок бросить «тарелку». Но те два зэка никому не давали свою игрушку. И, естественно, никто не осмеливался попросить их одолжить на минутку «летающую тарелку».

Однако сейчас, запустив целых три «тарелки», Фредди не испытал никакой радости. Возможно, эта игрушка все-таки предназначена для двух человек.

Фредди заплутал в университетском городке, еле выбрался оттуда и с трудом нашел Миллер-роуд. В итоге домой он добрался только в половине седьмого. Он сбросил свои покупки на кушетку, вручил Сьюзи подарок, получил он нее поцелуй в щеку, потом заметил новый засов, проверил его и велел Сьюзи купить машинное масло, чтобы засов стал ходить посвободнее.

Сьюзен рассказала Фредди о визите сержанта Мозли и вручила ему оставленную сержантом визитку. Френгер попросил Сьюзи повторить фразу сержанта про фотографию в альбоме слово в слово.

— А он не уточнил, какой именно альбом — «федеральный» или «местный»?

— Нет. Он сказал, что ты поймешь, что он имел в виду.

— Зря ты ему рассказала про свою работу и про Пабло.

— Я думала, он об этом и без того знает.

— Сьюзи, лучший способ общения с полицейскими — молчание. Запомни это. Пабло тебе не звонил?

— Нет. Вернее, не знаю. Было два звонка, но я не стала снимать трубку. Я не знала, что говорить, если это окажется Пабло.

— Хоть что-то ты сделала правильно. Бери свою сумочку. Мы едем на встречу с сержантом Мозли.

— А как же ужин?

— Возьмем его с собой. Поедим в машине.

Фредди отыскал в шкафу большую картонную коробку с рыболовными снастями, принадлежавшими Мартину, вытряхнул ее содержимое на пол вручил коробку Сьюзен, а сам пошел принимать душ. Сьюзен быстренько сложила кастрюльки и столовые приборы в коробку, управившись раньше, чем Фредди вышел из ванной. Он переоделся в новый костюм и новые туфли, и сунул в карман пиджака револьвер 38-го калибра. Он знал, что пола у пиджака оттопырится, но ему было на это наплевать. Заткнутым за пояс он револьвер никогда не носил. У него был один приятель в Сан-Диего, который носил «пушку» за поясом, и однажды с ним приключился очень неприятный инцидент.

Фредди собирался, — как говаривали черномазые в Сан-Квентине, собираясь кого-нибудь взгреть, — «выбить, в натуре, этому ублюдку все зубы, на хрен!»

Глава 12

Как только Хок вошел в вестибюль отеля «Эльдорадо», навстречу ему кинулся, вскочив со своего потрепанного кресла, старик Цукерман. Он вручил Хоку аккуратно сложенную салфетку, улыбнулся беззубым ртом и снова уселся в кресло, которое стояло у самого входа. Хок поблагодарил старика и сунул салфетку в карман. Старику Цукерману было уже под восемьдесят, и он днями напролет дежурил у входа, всучивая салфетки каждому, кто переступит порог отеля — в том числе и владельцу гостиницы, мистеру Беннету. Эту «работу» старик придумал себе сам, просто чтобы ощущать себя живым. Запас салфеток у старика был неиссякаем, поскольку он тырил их из близлежащей забегаловки, куда ходил обедать.

Отель представлял собой обветшавшее здание в стиле арт-деко, которое вот уже десять лет как собирались снести. Планом реконструкции Майами предусматривалось разрушить весь южный Майами-Бич, однако дальше плана дело пока не пошло, и владельцы предназначенных к сносу строений плюнули на все: гостиницы не ремонтировались и не убирались. Хозяева старались следить только за тем, чтобы не нарушались правила пожарной безопасности. За свой номер Хок ничего не платил, поскольку в свободное от основной работы время бесплатно выполнял в «Эльдорадо» работу охранника. Несмотря на «халявное» жилье, Хок намеревался через пару месяцев слинять из «Эльдорадо». Надо только поднакопить немного деньжат.

С деньгами у Хока Мозли было туго. Половина зарплаты уходила на алименты жене и дочерям. Еще он ежемесячно платил страховые взносы и отчислял изрядную сумму в пенсионный и профсоюзный фонды. После всех этих вычетов Хоку оставалось на жизнь примерно 1 000 долларов в месяц. Он и на эту сумму мог бы жить припеваючи — за жилье платить не надо, кредит за машину выплачен, — если бы не медицинские счета. Месяц назад бывшая жена прислала Хоку счет от ортодонтиста, который исправлял прикус двум дочерям Мозли. Счет оказался на какую-то чудовищную сумму, и Хок поначалу решил похерить его, но тогда экс-супруга пригрозила подать на Хока в суд. Хок сдуру согласился при разводе взять на себя расходы на лечение дочек, но исправно оплачивал все счета от врачей. Исправление прикуса Хок считал не медицинской, а косметической процедурой, но судиться с бывшей женой не хотел, и потому отправил ортодонтисту чек на пятьдесят долларов, письменно заверив его, что со временем обязательно погасит оставшийся долг в 1 750 долларов.

Задрипанный вестибюль производил гнетущее впечатление. Восемь старух сидели полукругом перед телевизором, который был наглухо прикручен к стене. Четверо кубинцев, которые резались в углу вестибюля в домино, почтительно вскочили со стульев, когда в гостиницу вошел Хок, и робко закивали ему. Хок великодушно махнул в ответ рукой, и мариелитос вернулись к игре. Мозли мельком взглянул на экран телевизора. Отвратительного вида змея с аппетитом обедала зеленой лягушкой. «Образовательная программа», — сразу догадался Хок. Портье Эдди Коэн куда-то отлучился, поэтому Хок сам зашел за регистрационную стойку и проверил свою ячейку для писем. Пусто.

Хок решил сегодня ограничиться беглым осмотром гостиницы. По пути на свой восьмой этаж он просто останавливал лифт на каждом этаже и, не выходя из кабины, бросал беглый взгляд на безлюдные коридоры. На пятом этаже Хоку не повезло: по коридору в одной ночнушке бродила миссис Фридман. Заблудилась, как водится. Хок вышел из лифта и отвел старушку в ее номер. У миссис Фридман было совсем худо с памятью, и она никак не могла запомнить номер своей комнаты. Владелец отеля, по слухам, собирался свернуть доставку обедов в номер, и Хок всерьез опасался, что миссис Фридман в этом случае грозит голодная смерть. Она ни за что не найдет дорогу в близлежащее кафе. А если вдруг и найдет, то заблудится на обратном пути.

Хок расстроился из-за миссис Фридман. Вообще, сегодня день выдался грустный. Гораздо сильнее миссис Фридман его расстроила Сьюзен Уэггонер. Хок даже предположить не мог, что она окажется проституткой. Возможно, Билл Хендерсон, три года проработавший в полиции нравов, раскусил бы Сьюзен Уэггонер с одного взгляда, но для Хока это открытие было неожиданным и неприятным. Господи, четырнадцатилетняя старшая дочь Хока была сложена гораздо лучше и выглядела гораздо сексуальнее, чем Сьюзен Уэггонер. Как на такую дурнушку клюют мужчины?!

Огорчился сегодня Хок еще из-за убитого малыша. Он, наверное, еще и говорить-то как следует не умел. Горничную тоже жалко — девушке было лет девятнадцать-двадцать. Двух других убитых колумбийцев Хок не стал бы оплакивать. Неясно, за что их убили, но, по крайней мере, эти двое мужчин успели пожить зрелой жизнью. Да и прикончили их, скорее всего, по делу. Если убитая служанка окажется жительницей Майами, то, возможно, опросив ее знакомых, удастся выйти на след убийц. Хотя, скорее всего, она тоже колумбийка. Одним словом, дело гнилое.

Хок решил подняться на крышу отеля. Единственное достоинство отеля «Эльдорадо» как раз и состояло в том, что с его крыши открывался чудесный вид. Хок закурил и стал рассматривать город на противоположной стороне залива. Белые здания, которые вблизи походили на торчащие зубы, превращались при взгляде с крыши «Эльдорадо» в подобие белозубой улыбки. Тогда закат можно считать розовой верхней губой. Над Эверглейдс повисли слоистые темные тучи, похожие на стопку тысячедолларовых фишек для покера. Похоже, там шел дождь. Возможно, к ночи тучи достигнут и Майами-Бич, и дождь немного остудит раскаленный, изнывающий от зноя город. Хок докурил сигарету, подошел к краю крыши и выбросил окурок в плавательный бассейн, расположенный за отелем. Сейчас бассейн был наполнен песком. Так мистер Беннет экономил на ремонте труб и очистке бассейна. Постояльцы «Эльдорадо» накидали туда столько мусора, что он уже сыпался через край бассейна. Хок решил напомнить Беннету, что эта свалка пожароопасна. Пусть вывозит все это барахло.

Спустившись на восьмой этаж, Хок зашел к себе в номер и щелкнул выключателем. В маленькой комнате пахло несвежим бельем, грязными носками, ромом и табачным дымом. Ховард Беннет, владелец-скряга, заходил в комнату, пока Хок был на работе, и выключил кондиционер, чтобы сэкономить электричество. Хок сунул вилку кондиционера в розетку и врубил его на полную мощность.

Потом стянул с себя пиджак, выложил на крышку старенького комода револьвер, наручники и короткую дубинку, включил портативный черно-белый телевизор и плеснул в стакан, в котором по ночам хранил вставную челюсть, немного бренди. По телеку показывали «Семейную вражду», и Хок в очередной раз задумался о том, что вкладывают в понятие «семья» американцы. Надо же так назвать семейную викторину! В соревнующихся командах было по пять человек, но ни в одной из них не было ни отцов, ни матерей. Были дяди, кузены, супруги кузенов, а в одной из противоборствующих команд даже числился подросток, который настолько отличался от остальных игроков, что, скорее всего, приходился им не родственником, а соседом.

В дверь к Хоку постучали. Он вздохнул, спрятал стакан с бренди позади фотографии, на которой были изображены дочки, и поплелся к двери. В предыдущий раз к нему стучалась миссис Голдберг из 409-й. Она пришла жаловаться на бывшего мужа, который тайком пробрался в ее комнату, пока миссис Голдберг смотрела телевизор в вестибюле, и похитил расческу с перламутровой ручкой, доставшуюся миссис Голдберг в наследство от матери. Хок тогда спустился в номер миссис Голдберг и отыскал расческу в нижнем ящике комода.

— Он специально ее туда спрятал, — сказала миссис Голдберг.

Когда Хок доложил об этом инциденте мистеру Беннету, тот лишь расхохотался в ответ. Оказывается, муж миссис Голдберг умер пятнадцать лет назад.

Хок повернул дверную ручку.

Глава 13

За руль села Сьюзен. Дороги были свободны, и Сьюзи довольно лихо промчалась по Киллиан, свернула на Олд Катлер — зеленую улицу с густой тропической листвой, — миновала Фейрчайлд Гарденс, на которой по крыше автомобиля захлестали низко нависшие ветки, выехала на Коконат Гроув и повернула на север.

Проехав Вискайю, она повернула на Саут Дикси, затем через Брикелл-авеню выбралась на Бискейн-бульвар и по дамбе направилась в Майами-Бич. Отель «Эльдорадо» находился неподалеку от ресторана «Стоун Крэбз», а этот ориентир был хорошо знаком Сьюзен, поэтому она без труда отыскала старый отель на берегу залива.

— Жди меня в машине, — сказал Фредди, когда Сьюзен припарковалась позади «Эльдорадо».

— Ты скоро?

— Не знаю. Если он дома, то вернусь через пару минут, если нет — то буду его дожидаться. Ты просто сиди и жди.

— А радио можно включить?

— Нет. Не надо привлекать к себе внимание. Перестань задавать глупые вопросы.

Фредди вошел в вестибюль, где старик Цукерман всучил ему бумажную салфетку. Френгер кивком поблагодарил старика, тот опустился в кресло, закрыл глаза и тут же задремал. Какие-то старушки собрались перед телевизором в дальнем конце вестибюля, а в противоположном углу четверо латиносов стучали костяшками домино по старому раздолбанному столику, освещенному старомодной настольной лампой с абажуром в виде огромных розовых лепестков с золотистыми прожилками. Все мужчины были одеты в грязные футболки и джинсы. У одного из игроков лицо было обезображено шрамом, который тянулся через левую щеку от виска до подбородка. Очевидно, бедолагу пытались зарубить мачете. Пальцы и руки кубинцев были испещрены татуировками.

— В каком номере живет сержант Мозли? — Фредди протянул десятку человеку со шрамом.

— Последний этаж. — Кубинец ткнул пальцем в потолок. — Номер 809. Грасиас, сеньор.

— Он дома? — спросил Фредди, а затем повторил свой вопрос по-испански: — А каза?

Кубинец проигнорировал вопрос, поджал губы и уставился на костяшки домино. Фредди схватил его за запястье, разжал пальцы кубинца и забрал десятку обратно.

— Си, сеньор, — спохватился человек со шрамом. — А каза.

— Крутой парень, — сказал Фредди, возвращая кубинцу десятку, и опять перевел свои слова на испанский: — Ун омбре дуро!

— Деспотико! — кивнул человек со шрамом, и кубинцы дружно засмеялись.

Фредди пересек тускло освещенный вестибюль и вызвал лифт.

Подойдя к двери 809-го номера, Фредди вытащил револьвер, постучался и, отпрянув в сторону, прижался спиной к стене. Хок Мозли открыл дверь и, никого не увидев, выглянул в коридор. Фредди размахнулся и врезал Хоку по челюсти рукоятью револьвера. Хок начал заваливаться набок. Фредди еще раз двинул Хока кулаком по физиономии, и вставная челюсть Хока, выпав изо рта, запрыгала по пыльному линолеуму. Фредди положил вставную челюсть в карман пиджака и втащил бесчувственное тело в комнату. Закрыв за собой дверь, он ударил Хока ногой, сломав тому здоровую челюсть. У Хока изо рта и из носу потекла кровь.

Фредди снял пиджак и присел на неприбранную кровать. Надо немного остыть. Рубашка его вся взмокла от пота, а Фредди не хотел портить новый пиджак. Жужжавший в окне кондиционер производил больше шума, нежели холодного воздуха.

Здесь, в Майами, была такая высокая влажность, что любое телодвижение сопровождалось обильным потоотделением. Чтобы взмокнуть до такого состояния в Калифорнии, нужно по меньшей мере полчаса тягать штангу. У Фредди было такое ощущение, будто ему приходится дышать через мокрое полотенце.

В комнате царил чудовищный беспорядок. «Ну и свинья», — подумал Фредди. Грязный бежевый ковер был покрыт кофейными пятнами и усыпан крошками, сальные простыни посерели, корзина для белья, стоявшая в углу, не вмещала всю грязную одежду, и она громоздилась неопрятной кучей возле раздвижной балконной двери, которая была затянута фольгой, чтобы отражать палящие солнечные лучи. Судя по температуре в комнате, экран из фольги был бесполезен.

В платяном шкафу Фредди обнаружил два комплекта полицейской униформы в пластиковых мешках, выходной черный костюм и еще два костюма из поплина. На «плечиках» висело с полдюжины чистых рубашек, одна выходная сорочка белого цвета и три галстука.

В нижнем ящике комода оказались одноконфорочная электроплитка, маленькая кастрюля, нож, вилка, три банки консервированного супа с лапшой, пакетик соленых орешков, полбуханки ржаного хлеба, четыре яйца в коричневой картонке, банка растворимого кофе и бутылка острого соуса. В других ящиках лежали аккуратно рассортированные по папкам газетные вырезки, трусы фирмы «Фрут оф зе Лум», черные фильдекосовые носки, несколько футболок, потертые шорты и пара красно-синих кроссовок. Похоже, у копа единственная пара обуви — черные туфли, в которые Мозли сейчас обут. Хотя, сообразил Фредди, он может хранить вторую пару на работе, в личном шкафчике.

Как бы там ни было, полицейский жил исключительно бедно, что привело Фредди в недоумение, ибо на крышке комода лежал пропуск к богатству: полицейский жетон. Тут же валялись наручники, удостоверение личности в потертой кожаной обложке, небольшая дубинка и револьвер 38-го калибра в кобуре. Обыскав карманы Хока, Фредди обнаружил в них ключи, пачку сигарет «Кулз», коробок спичек, восемьдесят центов мелочью и бумажник, в котором были несколько визиток, восемнадцать долларов и кредитная карточка «Мастеркард». Там же в бумажнике находились два маленьких фотоснимка, на которых были изображены те же девочки, что и на фотографии, стоявшей на комоде, — только на маленьких снимках девочки были младше. Во внутреннем кармане пиджака нашелся блокнот, но Фредди, пролистав его, не смог ничего попять, поскольку Мозли пользовался одному ему известными сокращениями.

Фредди снова присел на кровать и, взвесив в руке короткую дубинку, легонько ударил себя по ладони. Даже этот легонький удар оказался чрезвычайно болезненным. Двадцатисантиметровая дубинка была наполнена внутри крупной дробью.

Как-то раз, в Санта-Барбаре, какой-то полицейский огрел примерно такой же дубинкой Фредди по ноге. Причем бить Фредди было не за что: он сидел, закованный в наручники, в коридоре полицейского участка. Коп ударил Фредди потому, что ему так захотелось. Походя. Фредди было очень больно. Вся нога онемела, и он еле сдержал тогда слезы.

Не поднимаясь с кровати, Фредди взмахнул дубинкой и ударил Хока по правому бедру. Мозли застонал, заелозил по ковру, пытаясь вцепиться в бежевый ворс пальцами. Фредди пожал плечами. Бить бесчувственное тело было неинтересно.

Он до сих пор не мог понять, за что его тогда огрели дубинкой в Санта-Барбаре. Наверняка у всех полицейских есть какой-то врожденный изъян в сознании. Поэтому нормальному человеку непонятны мотивы их поступков.

Отыскав в шкафу коричневый бумажный пакет, Френгер сложил туда револьвер с кобурой, жетон, удостоверение и дубинку. 18 долларов, найденные в бумажнике Хока, он оставил на комоде. Более того, он прибавил к ним пять двадцатидолларовых купюр из собственного кармана. Пусть эта свинья помучается, терзаясь догадками, когда очухается.

Фредди закрыл дверь, которая автоматически защелкнулась на замок, спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу через открытое французское окно, чтобы его не увидели доминошники и бабули-телезрительницы. Конечно, кубинцы могут его опознать, но вряд ли испещренные тюремными татуировками латиносы станут помогать полиции. Они это сделают при одном условии: если кто-нибудь посулит им десятку. Фредди улыбнулся. Он знал, что ни один детектив не предложит бывшим зэкам ни цента за информацию.

Фредди велел Сьюзен ехать в отель «Омни». Когда они проезжали по острову Дилидо, Фредди попросил Сьюзен на минутку остановиться возле моста. Выйдя из машины, он выкинул искусственную челюсть Хока Мозли в залив, вернулся в автомобиль и снова сел на переднее сиденье.

— Что ты выбросил? — полюбопытствовала Сьюзен.

— Не твое дело. Сколько раз я просил тебя не задавать глупых вопросов?

— Извини. Я забыла.

Они оставили автомобиль на гостиничной парковке и вошли в отель. Фредди показал портье брелок от ключей с номером комнаты, и тот, кивнув, что-то сказал коридорному. Через несколько минут коридорный привез на небольшой тележке в номер к Сьюзен и Фредди кастрюльку со свиными отбивными, которые Сьюзи приготовила давеча к ужину. Фредди позвонил в ресторан и попросил доставить к ним в номер бутылку шампанского, кофе и столик на двоих. Они поужинали при свечах, любуясь через окно прекрасным видом на залив.

Фредди поблагодарил Сьюзен за прекрасный ужин, хотя и отбивные, и гарнир давно остыли.

Если у Сьюзен и были какие-то вопросы к Фредди, то она предпочла оставить их при себе.

Глава 14

Хок шевельнул ногой, и по всему телу тут же прокатилась волна адской боли, на секунду заслонившая собой тупую ноющую пульсацию в челюсти. Несмотря на боль, Хок обрадовался — значит, ногу он все-таки чувствует. Голова Хока была зафиксирована с боков двумя подушками, а руки привязаны бинтами к койке, чтобы он не прикасался к лицу и не мог сорвать повязки. По обе стороны койки стояли капельницы, и в руки Хока по пластиковым трубочкам стекала какая-то прозрачная жидкость. При каждом вдохе у Хока начинала кружиться голова, — вернее, полголовы, если можно так выразиться, поскольку нижнюю часть своего лица Хок совершенно не чувствовал.

Поскольку Хок был стеснен в движениях, то с больничной койки ему видна была только часть противоположной стены, из которой торчала какая-то непонятная металлическая конструкция. Хок пытался понять, для чего она предназначена, но лишь через два дня сообразил, что это — кронштейн с подставкой для телевизора. Оказывается, стоило Хоку подписать какую-то бумажку, и ему тут же поставили бы в палату телевизор. Согласитесь, что смотреть телевизор гораздо интереснее, чем днями напролет изучать металлический кронштейн.

К концу недели, когда Хоку разрешили сидеть в постели и даже самостоятельно ходить в ванную комнату, он решил-таки взять телевизор, но в последнюю минуту передумал. По телеку то и дело передают рекламу всяких вкусностей, а постоянно голодному Хоку не хотелось подвергать себя кулинарным пыткам. Ему и без того все время снился двойной чизбургер с беконом.

В палате стояло четыре койки, но Хок был единственным пациентом. Сюда клали только тех пациентов отделения челюстной хирургии, у которых были особенно серьезные патологии. Правда, на одну ночь к Хоку подселили четырнадцатилетнего еврейского юношу — «принца», как его любовно называла сердобольная мамаша, — которому должны были удалить зуб мудрости, но потом Хок снова стал единоличным хозяином палаты. Ему не нравилась эта белая комната, он ненавидел эту больницу, его тошнило от медбрата-педрилы, который похоже, испытывал оргазм, ставя Хоку клизмы.

Хока прооперировал хирург-ортодонтист Мюррей Голдштейн, которому ассистировал личный дантист Хока, доктор Дэвид Рубин. Доктор Рубин всегда испытывал симпатию к Хоку, хотя никак не мог простить ему тот знаменитый поход в морг, когда док Эванс выдернул у Хока все зубы. Тем не менее, доктор Рубин искренне переживал за Хока, и буквально возликовал, когда выяснилось, что в изуродованный рот его пациента все-таки можно будет втиснуть новую искусственную челюсть. Хотя до этого момента было еще далеко, поскольку челюстные переломы срастаются долго, а потом еще из десен будут извлекать многочисленные осколки зубов. Пока же рот Хока был в буквальном смысле подвязан проволочкой, так что есть он мог только жидкую пищу, принимая ее через стеклянную соломинку. Синяк на правом бедре был размером с футбольный мяч, и еще несколько дней после того, как Хоку разрешили вставать с постели, он ходил сильно прихрамывая.

Первыми его навестили Ред Фаррис и Луиза. Хок тогда еще не совсем отошел от наркоза, поэтому запомнил лишь нависшие над кроватью рыжие усы Фарриса и испуганное бледное лицо Луизы в дверном проеме. Хок не слышал, что ему говорил Ред, но тот догадался оставить ему записку, которую Хок позднее обнаружил на прикроватной тумбочке. Записка была приложена к бутылке «Смирновской» и кексу, который был обернут золотистой фольгой, и гласила:

Этой водкой можно полоскать рот. От нее не бывает перегара.

Луиза испекла тебе кекс. Когда я обживусь в Себринге, приглашу тебя в гости. Поохотимся на голубей.

Выздоравливай.

Ред

Больше его Фаррис не навещал, и Хок понял, что Ред уже уехал в Себринг. Он также понял, что никакой охоты на голубей не получится. Люди, уезжавшие из Майами, обрубали за собой все концы, и Ред знал об этом не хуже Хока.

Затем пришел Билл Хендерсон. Хок был очень рад видеть напарника, хотя поболтать с ним как следует не удалось: из-за проволоки, опутывавшей челюсть, Хок еле ворочал языком. Хендерсон сообщил, что убийство четырех колумбийцев раскрыто.

Билл, не мудрствуя лукаво, переодел одного из своих подчиненных в форму носильщика из аэропорта и попросил его опознать в колумбийской даме ту женщину, которая подвозила на розовом «кадиллаке» в международный аэропорт Майами двоих мужчин. И колумбийка раскололась. Оказывается, убитый мальчишка был не ее ребенком, а сыном служанки. Малыша не должны были убивать, поэтому колумбийка искренне опечалилась, когда дело приняло такой оборот. Она чувствовала себя виноватой, и Хендерсон, пользуясь этим, быстренько додавил колумбийку. Она рассказала что убийцы улетели в Картахену, и назвала их имена. Мексика преступников не выдавала, но Хендерсон был доволен уже тем обстоятельством, что эти двое убийц в Майами больше никогда не появятся.

— Когда ты позвонил мне и сказал, что багажник машины пустой, — рассказывал Билл, — у меня не осталось никаких сомнений в том, что эта леди — сообщница убийц. Если у женщины есть девятьсот долларов, то она просто не может вернуться из магазина без покупки... Ты знаешь, ей до сих пор не предъявлено обвинение. Чует мое сердце, что ее отпустят на все четыре стороны за сто тысяч долларов залога. И она тут же вернется в Колумбию. Ты ведь знаешь всю эту механику...

Хок кивнул и выразил Хендерсону свое молчаливое восхищение, соединив в кольцо большой и указательный пальцы. Хендерсон придвинул свой стул поближе к койке.

— У тебя есть какие-нибудь предположения насчет того, кто мог на тебя напасть, Хок? — спросил он.

Хок, забыв, что башка его зафиксирована подушками, хотел отрицательно покачать головой, но вместо этого у него получился кивок.

— Кто? — встрепенулся Хендерсон.

Хок опять кивнул, но потом догадался пожать плечами. Он очень устал и хотел, чтобы Хендерсон поскорее ушел.

Билл встал со стула и подошел к окну.

— Я... я был у тебя в отеле, Хок, — сказал он, не оборачиваясь от окна. — Слушай, Хок, тебе надо выбираться оттуда. Там же одни пенсионеры и кубинцы. От них сплошная депрессуха, Хок. Когда выпишешься из больницы, я заберу тебя к себе. Поставлю тебе раскладную кровать на веранде; опять же, будет кому за тобой присмотреть. Мария с радостью поухаживает за тобой, пока ты окончательно не оклемаешься. Ну как, поживешь у меня пару недель?

— Нет ответа, — с трудом выговорил Хок и закрыл глаза.

Через несколько секунд Хендерсон уже тормошил его, дергая Хока за плечо. Хок открыл глаза.

— Ладно, старик, — сказал Билл. — Если надумаешь, то милости просим. А сейчас я пойду, пожалуй... Отдыхай. Если что-то понадобится — ты только свистни.

Когда Хендерсон ушел, Хок развернул оставленный им подарок. В бумажном пакете оказались пачка сигарет «Кул» и пластмассовая «биковская» зажигалка. Хок вдруг поймал себя на том, что впервые может смотреть на сигареты абсолютно спокойно. Ему не хотелось курить. Если повезет, то, быть может, ему вообще уже не захочется сигарет.

Третьим гостем Хока стал капитан Уилли Браунли. Он, оказывается, уже дважды заглядывал к Хоку, когда тот лежал под наркозом. Чернокожий Браунли, шеф отдела по расследованию убийств, на службе появлялся только в форменной одежде, причем в любую погоду китель его был застегнут наглухо. Впервые за десять лет Хок увидел своего шефа в гражданской одежде. В лиловых вельветовых джинсах, подпоясанных белым ремнем розовом вязаном джемпере и очках в золотой оправе Браунли походил скорее на дантиста, чем на офицера полиции. На заре своей карьеры Хок служил под началом Браунли в дорожной полиции, но потом перевелся в отдел по расследованию убийств. Браунли назначили начальником этого отдела значительно позднее, причем он оказался явно не на своем месте. Но в дорожной полиции у Браунли не было никаких шансов дослужиться до майора, а в отделе по расследованию убийств такая перспектива была вполне реальной. В управлении решились на этот перевод, дабы отвязаться от темнокожих профсоюзных боссов, давно настаивавших на том, чтобы в полиции Майами появился хотя бы один черный майор полиции.

Браунли положил свой кейс на кровать, раскрыл его и вручил Хоку кекс в золотистой обёртке, перевязанный золотистым же шпагатом.

— Моя супруга испекла тебе кекс, Хок, — сказал капитан. — Он долго не черствеет, так что можешь съесть его позднее, когда челюсть срастется. Ребята просили передать тебе вот это, — добавил он, протягивая Хоку открытку с надписью «Выздоравливай». На обратной стороне открытки стояли автографы сотрудников отдела по расследованию убийств.

Хок машинально сосчитал подписи. Сорок штук. А в отделе сорок семь сотрудников. Значит, семеро не желают ему скорейшего выздоровления, подумал Хок, но тут же устыдился своих мыслей. Мало ли, какие могут быть у людей причины: может, кто-то заболел, или ушел в отпуск, или работал в другую смену...

— Поначалу мы очень за тебя беспокоились, — сказал Браунли, — но потом доктор Голдштейн сказал, что с тобой будет все в порядке. Хок, у меня к тебе одно неотложное дело. Ты должен письменно изложить, при каких обстоятельствах лишился табельного оружия и жетона. Мне не хотелось бы сейчас тревожить тебя, но это надо сделать ради твоих же интересов. Я взял с собой все необходимые бланки, и ты можешь начать заполнять их прямо сейчас. Последний раз полицейский жетон в нашем отделе пропадал шесть лет назад, но главная беда не в этом, а в том, что ты живешь в Майами-Бич, а не в городе. Я знал, что ты проживаешь в гостинице «Эльдорадо», и даже давал согласие на твое временное там обитание, но ты торчишь там уже целый год, что ставит и тебя, и меня в затруднительное положение. Ты ведь знаешь, что сотрудники полиции Майами не имеют права проживать за пределами города...

— Я знаю по меньшей мере десяток сотрудников, которые живут за городом, — возразил Хок.

— Я таких знаю гораздо больше, Хок, — включая комиссара, который живет в Бока-Ратон. Но официально он зарегистрирован в Майами, и к нему не придерешься. Мы, кстати, можем повторить тот же трюк. Хендерсон сказал мне, что ты можешь указать в качестве официального адреса его дом, так что заполняя все эти бланки, указывай в них адрес Хендерсона.

— Я ни за что не соглашусь переехать к Хендерсону.

— Я тебя об этом и не прошу. Просто укажи его адрес в бумагах, чтобы не получить новых приключений на свою задницу. Во-первых, тебе нужно написать заявление потерпевшего, чтобы в отделе по борьбе с грабежами смогли завести дело. Во-вторых, ты должен кратко, но подробно изложить обстоятельства, при которых на тебя было совершено нападение. И, наконец, необходимо, чтобы ты заполнил вот этот бланк — «Об утере оружия и жетона». Как только ты это сделаешь, я смогу внести номера твоего револьвера и жетона в компьютер. Ты, пожалуйста, сам этот листок не заполняй, а запиши ответы на все пункты вот в этот блокнот. Я потом велю впечатать их в бланк, и мэрия выдаст тебе новое оружие и новый жетон совершенно бесплатно, потому что ты лишился их в результате нападения. Я же постараюсь сделать все возможное, чтобы в управлении не начали расследование по поводу твоего места жительства.

— Вы же знаете, капитан, что этот запрет нарушают все кому не лень. Народ живет аж в Кендалле и даже в Хайлее.

— Ты можешь нарушать этот запрет только до тех пор, пока тебя не засекли, Хок. После этого дело принимает совершенно иной оборот. Чернокожий начальник отдела не имеет права на ошибку, сержант. Я разрешил тебе пожить в Майами-Бич временно, а ты торчишь там целый год. Наверное, это мое упущение — мне следовало проверить, переехал ли ты в Майами... Как бы там ни было, в результате мы имеем преступника, который разгуливает по округу Дейд с твоим револьвером и жетоном. Если он сообразит, какие преимущества ему это дает, то скоро у нас будет куча неприятностей.

Хок пожал плечами и потянулся за ручкой.

— Когда вы хотите получить от меня эти бумаги, капитан?

— Я бы хотел, чтобы ты начал заполнять эти бумаги прямо сейчас. А я пока схожу в буфет, чтобы не стоять у тебя над душой. — Браунли обернулся, дойдя до двери, и спросил: — Тебе принести кофе?

Хок помотал головой и придвинул поближе к кровати столик на колесиках.

— Ну, тогда я пошел, Хок. Вернусь примерно через час. Постарайся успеть все сделать за это время. Понимаешь, мне нужно ввести данные в компьютер. И пригляди, пожалуйста, за моим кейсом — ну, чтобы там медсестра какая-нибудь или врач к нему не прикасались.

Хок заполнил бланки и составил краткий отчет о нападении. В принципе, полицейского, который жил за пределами Майами, могли на время отстранить от службы без сохранения содержания, но обычно на такие вещи закрывали глаза. Хок решил, что Браунли сгущает краски, и вообще слишком нервничает по пустякам. Хотя, наверное, капитана можно понять. Он ждет не дождется, когда его произведут в майоры, поэтому всякие чрезвычайные происшествия в отделе ему ни к чему.

Может, действительно выехать из этого чертова «Эльдорадо»? Но только не к Хендерсону. Хоку не нравилась Мария Хендерсон, а детей Билла он вообще терпеть не мог.

Когда капитан Браунли вернулся, Хок попросил его передать супруге «спасибо» за кекс.

— Обязательно передам. Тебе, часом, посетители не надоели?

— Если честно, капитан, то мне не хотелось бы в ближайшие дни принимать гостей. Во-первых, я ужасно выгляжу. Во-вторых, мне трудно говорить.

— Понятно. Я передам ребятам, чтобы они не докучали тебе визитами, но сам еще разок появлюсь. Это будет неофициальное посещение. Да, Хок, чуть не забыл: у тебя будет новый напарник, когда ты выйдешь на службу. Я поставил Хендерсона к тебе в пару, потому что вы отлично работаете вместе, но в отделе грядут перемены, так что я не могу позволить себе роскошь держать в напарниках двух сержантов. Я принял на службу пятерых новых сотрудников. Они все кубинцы, и все владеют двумя языками. Поскольку ни ты, ни Билл не говорите по-испански, я прикреплю одного из кубинцев, Лопеса, к Хендерсону, а еще кого-нибудь к тебе. Впрочем, мне пришлось бы разбить вашу замечательную пару, даже если бы вы с Хендерсоном владели испанским в совершенстве. У меня слишком мало профессионалов, чтобы ставить их в напарники друг к другу.

— Ясно, — ответил Хок. — Капитан, вы знаете, что Ред Фаррис уволился?

— Это тот, что работал в «Грабежах»?

— Да. Он там десять лет отпахал. Раньше, кстати, он работал в отделе по расследованию убийств еще до того, как вы к нам перешли.

— Я был знаком с Редом. Конечно, не близко, но несколько раз мы с ним беседовали. Он хороший человек. Мы теряем слишком много хороших людей, Хок.

Хоку пришлось освежить память, чтобы заполнить принесенные капитаном бумаги, и теперь он мучительно пытался восстановить те детали, которые никак не мог до сегодняшнего дня вспомнить. Кто-то постучал к нему в дверь. Сколько раз — два или три? Хок не помнил. Как стучали — вежливо или настойчиво? Кто стучал — женщина или мужчина? Хок смутно припоминал, что, открывая дверь, ожидал увидеть женщину. Он ведь взялся тогда за ручку двери автоматически, словно знал, кто именно стоит за дверью. Хок вспомнил, что прежде чем пойти открывать, он спрятал бутылку виски позади фотографии с изображением дочерей. Почему? Черт подери, он имеет полное право потреблять алкогольные напитки в собственном доме! Почему же он не хотел встречать неизвестного посетителя с бутылкой в руке? С уверенностью Хок мог сказать только о двух вещах: во-первых, стучалась к нему явно не горничная — Хок безошибочно угадывал ее три робких постукивания; во-вторых, за дверью тогда находился не мистер Беннет. Если бы этот ублюдок имел что-либо против Хока, то прислал бы разбираться платного профессионала. А платные громилы обрабатывают почтенных граждан исключительно аккуратно.

Значит, его отделал какой-нибудь кубинец — причем кубинцев, проживающих в отеле, следует из числа подозреваемых исключить. Когда Хок только поселился в «Эльдорадо», кубинцы доставляли мистеру Беннету неисчислимые хлопоты. Их было человек двадцать, и все они жили в одном номере, укладываясь спать на разложенных по полу матрацах, которыми их за три доллара в сутки обеспечивал мистер Беннет. Кубинцы напивались до чертиков, дрались, орали друг на дружку, водили к себе женщин, наводя панику на бедных евреев-пенсионеров. Пару раз Хок устраивал в номере кубинцев шмон, конфисковав револьвер 32-го калибра (никто из кубинцев не знал, как оружие оказалось в номере) и три ножа. Потом Картера сменил Рейган, который лишил беженцев ежемесячного пособия в 115 долларов, и безработным кубинцам, которые были не в состоянии платить ежедневно по три доллара за матрац, пришлось из «Эльдорадо» съехать. Затем Хок убедил мистера Беннета выселить наиболее хулиганистых из оставшихся мариелитос, и сейчас в отеле жили только шестеро кубинцев. Хока они уважали, потому что время от времени Мозли поручал им какую-нибудь мелкую работу — помыть машину, сбегать в кафе за сэндвичем, — и платил за это пару долларов.

Итак, если нападавший был кубинцем, то это, наверняка, кто-нибудь из выселенных. Но латиносы мстят по-другому. У них свой почерк. Они хотят, чтобы жертвы знали, кто и за что будет их сейчас «мочить», и потому долго и обстоятельно объясняют несчастным мотивы предстоящего избиения.

Хок знал, что у него есть враги. У какого полицейского их нет? Мозли отправил за решетку изрядное количество народу, но почти всех досрочно-условно освобождали, так что на Хока они не должны быть в обиде. Те, кто отбывали длительные сроки, вряд ли могли лелеять мечту о мести столько лет. Тюрьма охлаждает самых пылких. За решеткой поневоле начинаешь рефлексировать, и со временем злоба мало-помалу иссякает — если не исчезает вовсе. Хок, как и все мужчины, считал себя классным парнем, и потому не мог понять, за что ему так досталось.

В итоге он пришел к выводу, что напали на него по ошибке, и весь этот неприятный инцидент — всего лишь чудовищное недоразумение.

И еще одна вещь смущала Хока: почему кекс от Луизы и кекс от капитана Браунли были в одинаковой упаковке? Через несколько дней, когда Хок решил немного размяться и отправился ковылять по больничным коридорам, он случайно набрел на небольшую лавку в вестибюле больницы. Одна из полок в этой лавке была уставлена пирамидой кексов в золотистой обертке. Ценник гласил: Кекс «Грей Леди» — 4 доллара 95 центов.

Глава 15

Сон Фредди отличался весьма своеобразной чуткостью. В Сан-Квентине он мог дрыхнуть без задних ног, пока соседи по камере орали друг на друга во всю глотку. Громкие голоса сон Фредди не тревожили. Не могли его разбудить и лязгающие засовы. Но если вдруг к этим привычным звукам примешивался еле слышный незнакомый шорох, то Фредди мгновенно просыпался, озирался, словно испуганный зверь, по сторонам, пытаясь понять, в чем дело, и если поводов для беспокойства не отыскивалось, то он столь же мгновенно засыпал.

Он проснулся в половине пятого утра, прислушался, но не расслышал ничего, кроме урчанья кондиционера. Сьюзен тихо спала рядом, сунув в рот большой палец. Фредди посмотрел на ее хилое обнаженное тело, едва прикрытое простыней, и решил спать дальше, но вдруг ощутил легкое покалывание в желудке — словно там скреблась мышь. В горле у Фредди пересохло, на лбу выступила испарина, — хотя в номере было довольно прохладно. Левая нога вдруг начала непроизвольно подергиваться, и Фредди справился с тиком только через несколько секунд. Откинув простыни, он присел на кровати. К своему удивлению Фредди обнаружил, что у него кружится голова. Он налил в стакан воды из графина, стоявшего на тумбочке, и отломил кусочек от плитки шоколада, которую оставила — в качестве ежедневного подарка от гостиницы — горничная, менявшая постельное белье.

Фредди одолевало беспокойство, но он не мог понять его причину. Взяв в руки часы, он стал считать пульс. Семьдесят ударов в минуту. Это его расстроило, поскольку обычно количество ударов не превышало пятидесяти пяти. Фредди подошел к туалетному столику, достал револьвер 38-го калибра, отнятый им у Хока, взвел курок и заглянул во все шкафы, а также в ванную. Никого. Фредди вернул курок в безопасное положение и положил револьвер в кобуру. Ему захотелось курить. Стоило Фредди снять трубку телефона, и ему через пару минут принесли бы сигареты. Но он не стал никуда звонить. Грешникам в аду тоже иногда хочется испить ананасового соку. Только проблема в том, что в аду нет ананасового сока. А проблема Фредди иного свойства: он может получить все, что ему заблагорассудится, вот только не знает, чего именно он хочет.

Курить ему точно не хочется. Ему только показалось, что он нуждается в сигаретах. Ничего ему сейчас не надо. Вообще ничего. Сидя в тюрьме, он мысленно составлял списки вещей, которые он приобретет, выйдя на свободу. В этих «списках» было все — от молочного коктейля до «кадиллака» с откидным верхом. Но молочные коктейли его разочаровали, поскольку после них во рту оставался кисловатый привкус, а машины с откидным верхом были во Флориде ни к чему — в них можно изжариться под палящим солнцем, если только не закрыть верх и не включить кондиционер. Но тогда это уже не автомобиль с откидным верхом.

Фредди наконец понял причину своей тревоги. У него не было никакой цели в жизни. Значит, нужно поставить перед собой какую-нибудь цель, а потом попытаться достичь ее, тщательно рассчитав все свое действия.

Френгер усадил спящую Сьюзен на кровати.

— Сьюзи, ты проснулась? — спросил он.

— Кажется, да.

— Тогда открой глаза.

— Не могу.

Фредди налил в стакан воды и плеснул в лицо Сьюзен. Она потерла глаза кулаками и заморгала.

— Я уже проснулась.

— Расскажи мне подробнее про договор франчайзинга.

— Про что?!

— Про договор франчайзинга с компанией «Бургер Кинг». Что это такое — франчайзинг? Каков его механизм? Сколько нужно денег, чтобы заключить договор? Вспомнила? Вы с братом хотели купить кафе...

— Я не знаю всех тонкостей. Это была идея Марта. Он сказал, что для начала требуется примерно пятьдесят тысяч. Тогда можно взять в кредит еще пятьдесят тысяч. С этими деньгами отправляешься в компанию «Бургер Кинг». Они говорят, какие кафе выставлены на франчайзинг, и ты либо покупаешь приглянувшееся заведение, либо берешь его в аренду. «Бургер Кинг» разрешает тебе использовать торговую марку компании при условии, что ты будешь управлять кафе в соответствии с правилами, разработанными «Бургер Кинг». Марта хотел построить кафе в Окичоби. Он даже выбрал для него место.

— Но зачем ему это надо было?

— Чтобы зарабатывать на жизнь. Для чего же еще? Можно нанять на работу в кафе старшеклассников, платить им гроши и получать хорошую прибыль. От менеджера только и требуется, что ходить по залу, следить, чтобы в кафе было чисто, и подсчитывать прибыль. Возвращаешь через пару лет банку ссуду, и дальше все, что заработаешь — твое.

— А тебе брат какую роль отводил?

— Ну, он сказал, что владельцам заведения все время нужно присутствовать на рабочем месте, чтобы старшеклассники-официанты не обворовывали кафе. А поскольку мы решили, что наш «Бургер Кинг» будет работать круглосуточно, то Марти сказал, что он будет дневным менеджером, а я — ночным.

— А тебе нравилась эта идея?

— Не знаю. Я об этом не очень-то задумывалась. Вот Марти, тот очень любил поговорить про наше будущее дело. А мне, честно говоря, все равно, каким способом зарабатывать на жизнь. Главное, чтобы денег хватало.

— Мне кажется, затея с «Бургер Кинг» никуда не годится. Какой смысл ночами напролет торчать в забегаловке, какие бы она тебе доходы ни приносила? Знаешь, почему я считаю эту затею дурацкой?

— Нет.

— Я тебе скажу, почему. Потому что вся твоя жизнь будет зависеть от случайных людей, которым вдруг захотелось скушать гамбургер.

— Понятно. Можно я теперь посплю?

— Можно. Я пойду прогуляюсь. Никого не впускай, пока меня не будет. Тебе что-нибудь купить?

— Не-а... — Сьюзен уже спала.

Фредди прицепил к поясу кобуру с револьвером, наручники и короткую дубинку сунул в карман пиджака, жетон Хока Мозли — в правый карман брюк, после чего спустился вниз на лифте, вышел из отеля и отправился по Бискейн в сторону открытого круглые сутки кафе «Сэмми». Предрассветный воздух был влажен, но свеж, и в нем чувствовался привкус соли, поскольку ветер дул с залива.

На углу в руку Фредди вцепилась тонкими длинными пальцами темнокожая проститутка.

— Не хочешь ли развлечься? — развязно спросила она.

Фредди вынул из кармана полицейский жетон.

— Ну-ка, дуй отсюда!

— Есть, сэр! — испуганно выпалила проститутка, перебежала улицу, не дождавшись зеленого сигнала светофора, и, дробно застучав каблуками, скрылась во тьме.

Добравшись до «Сэмми», Фредди вошел в ярко освещенный, чистенький зал и сел за столик в угловой кабинке. «Вот она, власть!» — подумал Фредди. Не будь у Френгера полицейского жетона, ему пришлось бы долго препираться с проституткой, и отвязаться от нее было бы непросто. Может быть, даже пришлось бы врезать ей пару раз. А это, в свою очередь, могло обернуться для Фредди какими-нибудь неприятностями. Конечно, неприятностей он не боялся, но они Френгера раздражали... А так — стоило показать жетон, и...

К Фредди подошла длинноногая рыжеволосая официантка.

— Мне, пожалуйста, кофе, — попросил Френгер. — Должен ли я заказать что-нибудь еще, или вы можете принести мне просто кофе?

— Вообще-то, почти все посетители заказывают что-нибудь к кофе, но делать это необязательно.

— Понятно. Тогда принесите еще кусочек пирога.

— Какого?

— Все равно. Я ведь не стану его есть.

— Хорошо, сэр.

Фредди и кофе-то не хотелось. Но долгая прогулка немного успокоила его, и он решил помозговать над тем, что делать дальше. Для начала надо разработать план действий, хорошенько подготовиться и только потом приниматься за дело.

Хайку про лягушку, которая собирается устроить в Майами «бултых», теперь представлялось Френгеру чрезвычайно поучительным и мудрым стихотворением. Чтобы сделать что-то в одиночку в незнакомом городе, нужно сначала выяснить, что именно ты намереваешься делать. Вообще-то, намеревался Фредди как можно быстрее избавиться от Сьюзен, но теперь, похоже, ему придется с ней помаяться. Он из чистой случайности, сам того не желая, прикончил ее глупого братца. Конечно, этот придурок сам напросился, но сути дела это обстоятельство не меняло. Теперь, когда Сьюзен лишилась брата и осталась одна-одинешенька, Фредди придется взять ее под свою опеку. Отец ей помогать не станет, в этом нет никаких сомнений. Так что ее единственная надежда теперь — Фредди. Френгер начала намеревался купить Сьюзен это несчастное кафе, но потом отказался от первоначального замысла. Ей это неинтересно, к тому же она просто не сможет управлять таким заведением, как «Бургер Кинг». Скорее всего, придурочный братец Сьюзен тоже не справился бы с должностью управляющего.

Фредди отхлебнул глоточек кофе и принялся считать орешки, которыми был обсыпан кусок пирога. От пирога исходил приятный аромат, но Фредди так плотно поужинал, что еще не успел проголодаться.

Вдруг дверь в кафе распахнулась, и в зал вбежал ниггер в шляпе-федоре. Он схватил в охапку рыжеволосую официанту и заломил ей руку. Официантка завизжала, а ниггер, выхватив нож, приставил острое лезвие к ее горлу. На шее девушки выступили капельки крови. Ниггер, заорав, велел официантке открыть кассу.

Сидевшую рядом с Фредди супружескую пару буквально парализовало от страха. Пара была из Канады, они приехали во Флориду по туристической путевке, зашли с утра пораньше позавтракать в кафе, потому что им еще ехать и ехать в Ки-Уэст, — и вдруг на тебе... Очевидно, грабитель не заметил Фредди — или не стал принимать его в расчет, — поэтому все свое внимание сконцентрировал на кассе. Вдруг грянул выстрел, ниггер завизжал, отпустил официантку, выронил нож и грохнулся оземь с простреленным левым коленом. Он продолжал верещать, лежа на полу, до тех пор, пока Фредди не огрел его дубинкой по уху.

Спрятав револьвер в кобуру, Фредди подошел к официантке.

— Все в порядке, милая, — сказал он, показывая жетон. — Я офицер полиции. — Фредди поднял жетон повыше, чтобы его увидели и супруги-канадцы: — Полиция. Все в порядке. Можете продолжать свой завтрак.

Официантка бессильно опустилась на стул, спрятала лицо в ладонях и заплакала. Фредди обыскал потерявшего сознание грабителя, вынул из кармана его брюк бумажник и сунул его к себе во внутренний карман пиджака. Потом вытащил наручники, решил, что обойдется без них, и попросил супружескую пару оставаться на месте, пока он будет вызывать «скорую помощь» по автомобильной рации. По-прежнему пребывавшие в оцепенении супруги лишь закивали в ответ.

Фредди расплатился за кофе, оставив на столе доллар, вышел из кафе и вернулся в отель «Омни». Входя в вестибюль, он услышал сирену, оглянулся и увидел патрульную машину, мчащуюся по Бискейн в сторону «Сэмми». Фредди присел в одно из вестибюльных кресел и вынул из кармана бумажник грабителя. Восемьдесят долларов. И три водительских удостоверения на разные имена, но с одной и той же фотографией. Водительские удостоверения и бумажник ему ни к чему, а вот восемьдесят долларов пригодятся. Фредди сунул удостоверения обратно в бумажник и выбросил его в кадку с пальмой. Потом зашел в лифт и нажал на кнопку нужного ему этажа. Теперь он знал, как разобраться с Пабло.

Фредди растолкал Сьюзен и отправил ее в душ. Снял трубку телефона и попросил принести в номер кофе, апельсиновый сок и булочки. Завтрак принесли как раз в ту минуту, когда Сьюзен, помывшись и одевшись, вышла из ванной.

— Я заказал тебе завтрак, — сказал Фредди. — Ешь, а я буду тебе говорить, что ты должна сегодня сделать.

— А ты не будешь завтракать? — спросила Сьюзен, жуя булочку.

— Если бы я хотел завтракать, заказал бы две порции.

Фредди велел Сьюзен вернуться в Кендалл и забрать из квартиры все сделанные накануне покупки. Объяснил ей, где спрятаны коллекционные монеты и попросил захватить их с собой. Кроме того, Сьюзен необходимо взять себе что-нибудь из одежды, поскольку несколько дней им придется пожить в отеле.

— Впрочем, из-за одежды можешь не переживать. Если ты что-то забудешь взять из квартиры, то мы спустимся в универмаг и купим все, что ты захочешь. Главное, чтобы ты привезла мои вещи и монеты. Постарайся не столкнуться по пути с Пабло. Хотя в такую рань он вряд ли будет наносить визиты. Если на обратном пути заметишь за собой «хвост», то постарайся уйти от него. Ни в коем случае не приводи его за собой в «Омни».

— Младший, за нами кто-то следит, да?

— Не за нами, а за мной. Я вообще мало кому нравлюсь, так что привык к слежке. Поскольку ты сейчас живешь со мной, то это означает, что следят и за тобой.

— Я ничего не поняла из того, что ты сейчас сказал.

— Это не имеет значения. Если ситуация потребует того, чтобы ты имела о ней четкое представление, то я тебе все разложу по полочкам. А сейчас допивай кофе — и вперед. Вот тебе вторые ключи от номера — на всякий случай. Да, вот еще что: дома переоденься в юбку и блузку. И обуйся в босоножки.

— У меня нет босоножек. Может, обуть кроссовки?

— Хорошо. Босоножки купим позже. Нужно, чтобы ты выглядела как студентка колледжа. Вот разберусь с Пабло, и сходим за покупками.

— Я не хочу встречаться с Пабло. Я его боюсь.

— Он тебя трахнул, когда принимал на «работу»?

— Нет. Я всего лишь отсосала у него, и все. Он хотел удостовериться, умею ли я делать фелляцию. Даже дал мне несколько дельных советов, как лучше отсасывать. Пабло в этих делах мастак.

— Тебе никогда больше не придется встречаться с Пабло. Я это гарантирую. Постарайся управиться как можно скорее и возвращайся в отель. Если меня не будет, откроешь дверь ключом, который я тебе дал. Никуда из номера не выходи до моего возвращения. Сиди и смотри телевизор. Проголодаешься — закажешь обед в номер.

Сьюзен уехала. В горле у Фредди по-прежнему было сухо, поэтому он допил оставшийся апельсиновый сок. Беседы с Сьюзен выматывали Фредди, к тому же он опасался, что она что-нибудь перепутает. Справедливости ради надо сказать, что до сегодняшнего дня она в точности выполняла все указания Френгера, и не выдала его, когда он вешал лапшу на уши полицейскому в бразильской котлетной. Правда, у девчонки дурная привычка все время говорить правду, причем часто себе же во вред. Ей не стоило сообщать Хоку Мозли о том, что она проститутка. По внешнему виду Сьюзен ни одни смертный не догадался бы, чем девчонка зарабатывает на жизнь. Надо будет побеседовать с ней позднее и объяснить, о чем следует говорить, а о чем — нет. Иначе могут возникнуть серьезные проблемы у них обоих.

Фредди позвонил портье и выяснил, что парикмахерская откроется только в половине девятого. Приняв душ, он до восьми смотрел по телевизору утренний информационный выпуск, потом оделся, вышел из номера и вызвал лифт. Когда лифт пришел, в нем уже находились семь человек: старушка с волосатой бородавкой на подбородке и семейка латиносов с четырьмя детьми. Фредди едва не задохнулся от запаха мускуса и чеснока, а лифт, как назло, останавливался на каждом этаже, потому что малолетние уроды нажали разом на все кнопки.

Парикмахерская была уже открыта. Фредди побрился и попросил парикмахера как следует причесать его.

— У вас чудные волосы, — сказал парикмахер, — только коротковаты немного. Сейчас в моде более длинные волосы.

— У меня волосы нормальные. Это у вас они длинноваты, — парировал Фредди. — Вам необязательно носить длинные волосы, чтобы дать понять окружающим, что вы педераст. Этой серьги в вашем ухе вполне достаточно.

Фредди вышел из отеля и сел в одно из такси, которых перед отелем было припарковано великое множество. За рулем таксомотора сидела пожилая дама.

— В отель «Интернешнл», — сказал Фредди.

— Это тот, что на Брикелл? — спросила бабуля.

— А что, в Майами много отелей «Интернешнл»?

— Я слыхала только об одном...

— Значит, это тот, что на Брикелл.

— Ну, а я чего говорю?

Люди торопились на работу, поэтому все улицы были запружены автомобилями. Цифры на счетчике менялись со скоростью света. Когда такси доехало, наконец, до отеля «Интернешнл», Фредди сказал таксистке:

— Подождите меня, пожалуйста. Я ненадолго. Отвезете меня в Майами-Бич.

— Пойдет. Это даже лучше, чем «ходка» в аэропорт. Я выключу счетчик, если вы сейчас расплатитесь.

— Вы что, не доверяете мне?

— А вы мне?

— Не выключайте счетчик, — сказал Фредди и вручил бабуле четыре двадцатки: — Если натикает восемьдесят баксов раньше, чем я вернусь, то можете меня не ждать.

— Есть, сэр.

Фредди неторопливо обошел огромный вестибюль отеля. Здесь были расположены три ресторана, три бара, кофейная лавка и дюжина магазинчиков, торгующих сувенирами и пляжными принадлежностями. Рядом с «Занзи»-баром была дверь, за которой находился небольшой конференц-зал. На двери висела небольшая табличка:

ИНСТИТУТ САХАРНОЙ СВЕКЛЫ Начало семинара в 11.00 Платный завтрак в «Занзи»-баре в 10.00

«Занзи»-бар еще не открылся, так что и в конференц-зале никого не оказалось, хотя к семинару уже все было готово: расставлены стулья, повешен экран, оборудована кафедра для лектора. Фредди снял трубку внутреннего телефона и попросил соединить его с дежурным портье.

— Будьте добры, попросите Пабло Льосу подойти в конференц-зал рядом с «Занзи»-баром, — сказал он.

— Какие-то проблемы, сэр? — встревожился портье.

— Никаких проблем. Я сегодня провожу здесь семинар по сахарной свекле и должен сказать, что конференц-зал просто замечательный. Если бы у меня возникли проблемы, то я обратился бы к менеджеру, а не к Пабло.

— Я сейчас же пришлю его к вам, сэр.

Пабло, в котором было больше ста килограммов веса, пришел через три минуты. Нижние две пуговицы форменной куртки были расстегнуты, поскольку куртка просто не сходилась на огромном животе. Фредди закрыл двери и со всего маху врезал запыхавшемуся Пабло в солнечное сплетение. У Пабло перехватило дыхание, он покачнулся, но удержался на ногах. В его правой руке сверкнуло лезвие ножа. Фредди вынул жетон Хока Мозли:

— Убери нож, Пабло.

Тот сложил нож и сунул его в карман.

— Я не Готтлиб, Пабло. Меня зовут Хок Мозли. Сержант Хок Мозли из полицейского управления Майами. Девочке, которую ты тогда прислал ко мне в номер, всего четырнадцать лет. У тебя большие проблемы, Пабло.

— Но ее брат сказал, что...

— Ее брата уже нет в живых, и он тебе солгал. Его убили в аэропорту, об этом уже сообщали по телевизору. Ты, Пабло, один их подозреваемых... Это ты убил Мартина Уэггонера, не так ли?

— Нет! Что вы! Я... я даже не знал о том, что его убили.

— Сьюзен Уэггонер подписала признание о том, что ты был ее сутенером. Ты по уши в дерьме, Пабло.

— Она врет, сержант. Ей девятнадцать лет. Я все проверял. Сержант Уилсон в курсе, что у меня есть несколько девочек. Я с ним обо всем договорился. Можете сами у него спросить, если мне не верите. Я каждую неделю ему плачу. Свяжитесь с ним и поговорите.

— Уилсон не знает, что ты заставляешь заниматься проституцией несовершеннолетних. Сьюзи рассказала мне о том, как ты ее учил оральному сексу.

— Клянусь Богом, сержант! — Пабло торжественно поднял вверх правую руку. — Брат Сьюзен показывал мне ее водительское удостоверение.

— Брат мертв, а удостоверение ничего не стоит подделать. Пропала твоя кубинская задница, Пабло.

— Я не кубинец. Я из Никарагуа. Майор национальной гвардии. Сержант Уилсон сказал мне, что... Вы знакомы с Уилсоном?

— Да пошел он на хрен, этот Уилсон! Сколько ты ему платил?

— А кто сказал, что я ему платил?

Фредди вытащил дубинку и двинулся на Пабло. Тот поднял руки и отступил на шаг.

— Не надо. Пожалуйста. — В голосе Пабло послышалась мольба. — Я плачу ему пятьсот баксов в неделю.

— Так-то лучше, — сказал Фредди и убрал дубинку. — Дарую тебе свободу, Пабло. Отныне будешь отстегивать Уилсону двести пятьдесят баксов. А другие двести пятьдесят станешь отдавать мне. В запечатанном конверте. С доставкой на дом. На конверте будешь писать: "Сержанту Хоку Мозли. Отель «Эльдорадо». Отправлять деньги только с нарочным. Все понял?

Пабло замотал головой:

— Сначала мне нужно поговорить с сержантом Уилсоном.

— Забудь о Уилсоне. Письменное признание Сьюзен Уэггонер находится у меня, а не у него.

— Похоже, вы все-таки не знаете сержанта Уилсона. Он не потерпит посягательств на его долю.

— Тогда тебе придется отстегивать не пятьсот долларов, а семьсот пятьдесят. Я тоже не потерплю посягательств на мою долю.

— Ради Бога, не берите меня за горло, сержант!

— Разве я беру тебя за горло, Пабло? Я ведь могу прямо сейчас упечь тебя за решетку. На улицах Майами полно совершеннолетних девиц, а ты растлеваешь детей, гад.

— Я не знал, что ей четырнадцать! Сука такая... Я специально уточнял у Марти, сколько ей лет, потому что выглядит она, действительно, годков на четырнадцать. Марти божился, что...

— Марти Уэггонер мертв, Пабло, и ссылаться на него бесполезно. Можешь начать платить мне уже сегодня. Жду к десяти часам вечера конверт с деньгами в отеле «Эльдорадо».

— Это в Майами-Бич?

— Да. Ближе к заливу, в трех кварталах от ресторана «Стоун Крэбз». Оставишь конверт у ночного портье и попросишь, чтобы он положил конверт в сейф.

— Хорошо. Но я должен буду сообщить обо всем сержанту Уилсону. Он наверняка захочет с вами встретиться.

— Нет проблем. Скажешь ему, что я буду ждать его в отделе внутренних расследований. Так и передай — слово в слово.

— Зря вы меня ударили, сержант.

— Я подумал, что у тебя может оказаться при себе нож, — и не ошибся. До свидания, Пабло.

Никарагуанец хотел что-то сказать, но промолчал. Повернувшись, он вышел из конференц-зала, оставив дверь открытой.

Сегодня он точно пришлет деньги, решил Фредди. Правда, потом, переговорив с Уилсоном, Пабло может послать «Хока Мозли» куда подальше... Хотя, возможно, магические три слова — «Отдел внутренних расследований» — припугнут Уилсона, и тот не станет брыкаться. Даже самые честные полицейские боятся внутренних расследований, так что возможен любой поворот событий. Но это не столь важно. Главное — Пабло не будет искать встреч с Сьюзен. Наоборот. Старина Пабло постарается как можно скорее забыть о девушке по имени Сьюзен Уэггонер.

Такси все еще стояло у входа в отель. Бабуля курила ароматизированную сигарету и внимала радующему ухо тиканью счетчика.

— Можете его выключить, — сказал Фредди, садясь на заднее сиденье. — Это мерное тиканье всегда навевает мне мысли о минутах, безвозвратно уходящих в прошлое... Плачу еще сто баксов, если устроите мне обзорную экскурсию по Майами-Бич. Потом отвезете меня в Бел-Харбор и высадите у агентства по торговле недвижимостью.

Фредди протянул таксистке пять двадцаток.

— Красота! — сказала бабуля и, задрав подол своей футболки, на спине которой красовалась цифра 22, спрятала деньги в лифчик.

Глава 16

Новые зубы Хока оказались гораздо хуже «дельфиньей пасти». Доктору Рубину и доктору Голдштейну пришлось отказаться от первоначального плана, потому что изуродованная челюсть Хока не могла удержать искусственные зубы стандартного размера. Пришлось их делать более легкими, а значит, и более хрупкими. Когда челюсть Хока зажила — а зажила она на удивление быстро, — Рубин и Голдштейн вынули изо рта Мозли все проволочки и запихнули туда формочку с розовым гипсом, который имел просто тошнотворный вкус. Потом по гипсовым слепкам смастерили искусственные зубы, и уже через двадцать три дня после несчастного случая, приключившегося с Хоком, он стал обладателем полного комплекта желтоватых зубов. Хок просил, чтобы ему поставили зубы белого цвета, но доктор Рубин сказал, что белоснежные зубы выглядят фальшиво, и, к тому же, людям его возраста более свойственны желтые зубы.

Но Хок все равно боялся разглядывать себя в зеркале — желтые зубы тоже выглядели фальшиво, что было особенно заметно на осунувшемся лице сержанта.

Питаясь в больнице одними соками, Хок похудел на 12 кило и стал весить 71 килограмм. Последний раз он был в этой весовой категории, когда учился в школе. Впалые щеки и седая борода делали его похожим на шестидесятилетнего пенсионера, хотя на самом деле Хоку было 42 года. Морщинки вокруг глаз и вокруг рта на исхудалом лице проступили столь явственно, словно их вдавили туда прессом. Угрюмое выражение лица, присущее ранее Хоку, тоже претерпело изменения. Теперь его желтозубая улыбка была не менее брутальной, чем знаменитый оскал Хендерсона.

Впрочем, причин для улыбок у Хока не было.

Медицинская страховка покрыла примерно 80 процентов стоимости пребывания в больнице, но Хок по-прежнему оставался должен госпиталю и двум врачам больше 10 000 долларов. Поскольку он все время, за исключением одной ночи, находился в палате один, больница выставила ему счет за отдельную палату-люкс, исключив, правда, из счета ту ночь, когда рядом с Хоком оказался еще один пациент — еврейский юноша с зубом мудрости. Палаты категории «люкс» под страховку не подпадали, к тому же пребывание в них стоило на 10 долларов в сутки дороже, чем в стандартной палате. Хок яростно опротестовал этот счет, а перед самой выпиской разругался с больничным юристом, который пытался согласовать с ним сумму, которую Хок должен будет вносить ежемесячно в счет погашения долгов. Хок настаивал на цифре в 25 долларов, заявив, что платить больше он просто не в состоянии.

Забирать Хока из больницы приехал Билл Хендерсон. Хок собрал свои манатки и уже выходил из больницы, когда его догнала медсестра. Она вручила ему пакет, в котором оказалось судно и шприцы. Медсестра сказала, что поскольку все это оплачено, Хок может забрать пакет с собой.

Хендерсон отвез Хока прямиком в «Эльдорадо», чтобы Мозли забрал свой автомобиль. Из машины, оказывается, пропали аккумулятор и рация.

— Новую рацию управление тебе выдаст, — сказал Хендерсон, — согласно «Положению об утерянном и поврежденном имуществе», но аккумулятор, похоже, придется покупать самому, Хок.

— Еще пятьдесят баксов долой...

— Да не ной ты, Хок! У тебя, во-первых, сто восемнадцать долларов, которые грабитель забыл прихватить — или просто не захотел брать из твоего номера; во-вторых, два чека, которые дожидаются тебя в кабинете капитана Браунли.

— Один из этих чеков уйдет к моей бывшей супруге, — напомнил Хок Хендерсону. — И я не понимаю, откуда в моей комнате взялись сто восемнадцать долларов! Я точно помню, что в бумажнике у меня было меньше двадцати баксов. Иначе я отдал бы полсотни Майку из бара. Я ему должен около девяноста долларов.

— Может, грабитель тебя пожалел. Бумажник-то исчез. Значит, он специально выложил деньги на комод.

— У таких уродов пет чувства жалости. Пойдем, поговорим с мистером Беннетом. Ты не обижайся, Билл, но я к тебе жить не поеду. Я привык все время быть один, мне не хочется стеснять Марию и твоих детишек. И вообще, пару недель мне хочется побыть наедине с собой.

— Я предполагал, что ты мне это скажешь, поэтому уже поговорил с мистером Беннетом. По правде говоря, будет лучше, если ты побеседуешь с ним один на один. Дело в том, что... Короче, я на него наорал, и он согласился перевести тебя из этой каморки на восьмом этаже в квартиру на втором. Номер 207. Там последние одиннадцать лет жила какая-то старушка, но она померла, пока ты валялся в больнице.

— Миссис Шульц умерла?!

— Да, кажется, старушку именно так и звали. После нее в квартире осталась кое-какая мебель — очень приличная, кстати, — и Беннет не стал ее трогать. Я велел там все почистить, прибрать и все такое... В отеле по тебе все просто истосковались. Старики перебздели со страшной силой, когда на тебя напал этот неизвестный урод. Я думаю, мистер Беннет наконец дотумкал, что негоже держать человека, отвечающего за безопасность отеля, в какой-то конуре, когда освободилась двухкомнатная квартира.

— Значит, ты с самого начала знал, что я к тебе не перееду?

— Догадывался. Я не обижаюсь, Хок. Главное, что мне удалось зарегистрировать тебя по моему адресу. Теперь ты официально живешь в Майами. Очень тебя прошу, указывай во всех официальных бумагах в графе «место жительства» адрес моего дома. Я перевез все твои вещи к себе, но потом, поняв, что ты не захочешь уезжать из «Эльдорадо», сложил их в багажник. Так что все твои причиндалы тут, в машине.

— Пойдем со мной, Билл. Наплевать на мистера Беннета.

Эдди Коэн — старик, который нес вахту за регистрационной стойкой отеля «Эльдорадо» круглые сутки, лишь ненадолго отлучаясь по делам, — был очень рад возвращению Хока. Он поскреб свой заросший щетиной подбородок и ткнул пальцем в седую бороду Хока.

— А вы похожи на доктора Фрейда, сержант, — сказал Эдди Коэн.

— Со вставной челюстью или без? — поинтересовался Хок, пожимая старику руку.

— И с челюстью, и без челюсти. Вы немного похудели, как я погляжу.

— На двенадцать кило, — улыбнулся Хок.

— И зубы у вас чудесные! Просто чудесные!

— Спасибо, Эдди! Вы знакомы с сержантом Хендерсоном?

— О, да! Мы с ним разговаривали на днях. Мистер Беннет велел передать вам привет, мистер Хендерсон. Он уехал на выходные в Палм-Бич. Вы знаете о том, что у вас новая квартира, сержант Мозли?

— Да. Сержант Хендерсон уже сообщил мне эту новость.

Эдди сокрушенно покачал головой:

— Бедная миссис Шульц... Она умерла во сне. Посмотрела очередную серию «Магнума» по телевизору, поднялась к себе в номер, а на следующее утро миссис Фини обнаружила ее мертвой в постели.

— Она у нас была главным экспертом по сериалу «Главный госпиталь», не так ли?

— Точно. И «Даллас» тоже знала наизусть.

— Я, пожалуй, вселюсь прямо сейчас. Мои вещи в багажнике у сержанта Хендерсона. Какая-то сволочь украла из моей машины рацию и аккумулятор...

— Только рацию, — уточнил Коэн. — В то утро я, как всегда, совершал обход территории и заметил, что у вас украли рацию. Тогда я попросил Гутьерреса снять аккумулятор и положить его в кабинет к мистеру Беннету — чтобы и аккумулятор не свистнули. Так что не переживайте. — Коэн повернулся к Хендерсону: — Видите ли, «Эльдорадо» построили в 1929 году, когда люди пользовались в основном гужевым транспортом, а в Майами-Бич добирались либо поездом, либо пароходом. Поэтому у нас тут нет нормального гаража, как в новых отелях... Сержант Мозли, чуть не забыл: у меня тут для вас деньги.

Эдди Коэн зашел в свой кабинет и вернулся с двумя конвертами, заклеенными скотчем.

— Я вскрыл их сразу же, — признался Эдди Коэн. — Думал, вдруг это какая-нибудь важная или срочная корреспонденция. Но в конвертах были деньги. По двести пятьдесят долларов в каждом. Я, естественно, тут же доложил мистеру Беннету, и он велел запереть конверты в сейф. Может, не надо было их вскрывать?

— Не переживайте, Эдди. Вы поступили правильно, — успокоил его Хок, разглядывая конверты, на которых заглавными буквами было выведено: СЕРЖАНТУ ХОКУ МОЗЛИ. Надпись была сделана черным фломастером. — А кто доставил эти конверты?

— Какой-то кубинец на мопеде. Он попросил положить конверты в сейф и передать их вам, как только вы появитесь в отеле. Он не просил у меня никаких расписок. Больше мне ничего не известно, — ответил Эдди.

Хок высыпал содержимое конвертов на стойку. Все купюры были мелкого достоинства: засаленные пятерки, десятки и двадцатки.

— Что происходит, Хок? — недоуменно спросил Хендерсон.

— Понятия не имею. Пойдем-ка к «Ирландцу Майку» и пропустим по стакану, Билл.

— Такие бабки просто так с неба не падают, Хок.

— Знаю, Билл. Давай поговорим об этом в баре у Майка. Эдди, могу я попросить вас перенести мои вещи из багажника в номер? Мы с Биллом отлучимся ненадолго.

— Нет проблем. Гутьеррес тут болтается где-то поблизости. Как только он подойдет, я передам ему вашу просьбу, и он перенесет ваши вещи, сержант.

— Ты говорил, что все еще неважно себя чувствуешь, Хок, — напомнил Билл. — Тебе не вредно разгуливать под палящим солнцем?

— Ничего, тут всего-то идти два квартала. К тому же что-то во мне адреналин взыграл. Надо немного успокоиться.

Войдя в бар, Билл с Хоком устроились у стойки. Майк поздоровался с Хоком за руку, взглянул на него неодобрительно и сказал:

— Борода у вас просто чудовищная, сержант.

— Врачи сказали, чтобы я не брился еще пару недель, — объяснил Хок. Вынув из внутреннего кармана пиджака один из конвертов, Хок отсчитал сто долларов и положил их на стойку. — Это в счет погашения моего долга. Сдачу оставь себе в качестве аванса.

— Ну зачем вы так, сержант. Вы же знаете, что мы всегда рады обслужить вас в кредит. Я сейчас проверю, сколько вы должны, а остальное верну.

— Нет-нет. Хоть раз хочу почувствовать себя человеком, который заплатил за выпивку вперед. «Эрли Таймс», пожалуйста. Неразбавленный. Воду отдельно.

— Мне то же самое, — кивнул бармену Хендерсон.

Майк налил им виски и отправился в другой конец бара обслужить белобородого старичка.

— Ты считаешь, что старые долги можно оплачивать деньгами, происхождение которых неизвестно? А, Хок? Или известно?

— Что известно?

— Известно, откуда деньги. Это большие бабки, Хок. Надеюсь, ты не скрываешь от меня какие-то темные делишки?

— Я не знаю, откуда эти деньги, и мне на это наплевать. Может, вы всем отделом скинулись, чтобы помочь попавшему в беду коллеге...

— Разбежался. Хок, посуди сам: сначала у тебя на комоде оставляют сотню баксов, потом какой-то аноним присылает тебе полштуки в конверте... Наверняка это дело рук одного человека — того, кто на тебя напал.

— Будем надеяться. Но это не откуп, Билл. Может, этот ублюдок все-таки чувствует себя виноватым, потому что по ошибке измочалил не того человека. Когда я лежал в больнице, то проанализировал все дела, которые вел за последние десять лет. Времени для размышлений в госпитале всегда предостаточно, сам знаешь... Так вот. Я не знаю, кто бы это мог сделать. Есть, конечно, несколько мерзавцев, которые с радостью прикончили бы меня — но они хотят именно прикончить меня, а не искалечить. Банальное избиение Хока Мозли их не удовлетворит.

— Я бы на твоем месте все же поостерегся сорить деньгами, которые непонятно откуда взялись.

— Какая, на хрен, разница, откуда они появились! Деньги мне нужны, и я этими нежданными подарками воспользуюсь. Браунли сказал, что он мне дает двухнедельный отпуск для восстановления после болезни. Именно этим я и займусь. С понедельника, когда получу зарплату... Как тебе твой новый напарник?

— Лопес, что ли? Одно слово — кубинец. Посмотрел недавно по телеку «Французского связного», и теперь носит револьвер в кобуре, прикрепленной к лодыжке. Подражает главному герою.

— Серьезно, что ли?! — Хок расплылся в желтозубой улыбке.

— Ей-Богу! Давай еще по одной? — Хендерсон попросил Майка принести еще виски и полез в карман за бумажником.

— Убери ты свои деньги, Билл! Я за все заплатил авансом.

Гутьеррес к возвращению Хока успел перенести всю его одежду в номер, где и разложил ее аккуратно по полочкам. Номер, хоть и состоял из двух комнат, был очень небольшой. К тому же, гостиная была буквально забита мебелью, которую миссис Шульц регулярно приобретала на распродажах. За одиннадцать лет миссис Шульц разжилась удобным викторианским креслом, бюро с выдвижной крышкой, вращающимся стулом и двуспальной кроватью.

Хоку обстановка понравилась. Из кресла удобно смотреть телевизор, в выдвижные ящики бюро можно положить папки и бумаги; наконец-то можно обедать и работать за нормальным столом, а то в комнатенке на восьмом этаже Хоку приходилось пользоваться раскладным столиком, доставая его из-под кровати по три раза на дню. А на такую двуспальную кровать не стыдно и дамочку какую-нибудь завалить.

Новая челюсть пока все-таки раздражала Хоку десны, и потому он, вынув свои желтые зубы, опустил их в пластмассовый стаканчик с «полидентом». Доктор Рубин сказал, что потребуется некоторое время, пока Хок привыкнет к новой челюсти. Если же челюсть все-таки будет причинять ему неудобства, то доктор Рубин приладит ее как следует во время следующего визита Хока.

Хок удрученно уставился на свое отражение в зеркале. Без вставной челюсти он выглядел совсем кошмарно, а седая борода делала Хока похожим на персонаж комикса. Пожалуй, насчет «завалить дамочку» он погорячился. С такой рожей шансов на успех у женщин практически нет. Значит, обновить шикарную двуспальную кровать в ближайшие дня не удастся. Хок вздохнул огорченно и вышел из ванной. Он уже пять месяцев не трахался.

В спальне работал кондиционер, зато в гостиной стояла жара. Если Хоку не удастся выцарапать у мистера Беннета второй кондиционер, то, пожалуй, придется раскошелиться на подвесной вентилятор.

Хок только сейчас сумел как следует разглядеть картину, висевшую над письменным столом. Живописец изобразил трех белых коней с выпученными глазами и раздутыми ноздрями, запряженных в пожарную цистерну. «Вот это вещь! — подумал Хок. — И стоит, небось, бешеных денег!» Как это мистер Беннет прохлопал такую красоту! Оставил ее висеть на стене, а ведь мог бы и про...

В дверь к Хоку постучали. Три уверенных, властных удара.

Хок запаниковал. Он бросился к столу, ободрал себе пальцы, пытаясь выдвинуть ящик, вспомнил, что револьвера у него нет, и стал лихорадочно соображать, чем бы защититься от непрошеного гостя. Обрадовался, увидев тяжелое пресс-папье, схватил его и встал справа от двери, прижавшись спиной к стене.

— Кто там? — осторожно спросил он.

— Сержант Уилсон, — басом ответили из-за двери. — Полицейское управление Майами.

— Просуньте под дверь ваше удостоверение.

— Вы что, шутите?

— Хотите проверить? Или вы предъявляете удостоверение, или я стреляю через дверь. И тогда последним звуком, который вы услышите перед смертью, будет грохот выстрела!

— О, Господи! — В голосе Уилсона послышалось отвращение.

Через мгновение из-под двери показалась пластиковая карточка с цветной фотографией. Хок поднял ее с пола. Уилсон, цвет кожи — черный, рост 187 сантиметров, вес 110 килограммов, сержант полиции нравов города Майами. Уродлив до невозможности. Уши боксера, приплюснутый широченный нос... Кошмар.

Хок снял дверную цепочку и впустил Уилсона. Тот выхватил свое удостоверение из рук Хока и сунул его в бумажник, а потом спрятал и жетон, который он все это время сжимал в левой руке.

— Что с вами, сержант? — спросил Уилсон. — Чего вы так боитесь? Может, совесть замучила?

— Я только сегодня выписался из больницы.

— Знаю. Я о вас справлялся. Я прошу вас вернуть то, что принадлежит мне.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сержант Уилсон. Я впервые вас вижу.

— А я вас и раньше видел. Я работаю в полиции нравов. Вы вторглись на мою территорию. Верните мне, пожалуйста, конверты. — Уилсон протянул свою широченную ладонь.

Хок был в полном замешательстве. Получается, Хоку вручили деньги, перепутав его с Уилсоном. Но как можно перепутать Хока Мозли с сержантом Уилсоном?! Либо тот, кто поневоле сталкивает Хока и Уилсона лбами, страдает дальтонизмом, либо его жестоко разыграли.

— Вы имеете в виду конверты, адресованные мне? — уточнил Хок.

— Адресованные вам, — подтвердил Уилсон.

Хок вручил чернокожему сержанту два конверта. Уилсон пересчитал деньги.

— Здесь не хватает ста долларов.

Хок смущенно кашлянул.

— Я их потратил.

— Покажите мне ваш бумажник.

— Да пошел ты! — сорвался Хок.

Раскрыв ладонь, Уилсон толкнул Хока на вертящийся стул и без видимых усилий буквально пришпилил его к сиденью. Хок решил было брыкаться, но понял, что еще слишком слаб, и утихомирился. Уилсон вынул из кармана Хока бумажник, отсчитал себе сотню баксов и бросил бумажник на стол. Положил деньги в нужный конверт и спрятал его в нагрудный карман своей бежевой спортивной куртки.

— Пабло требует вернуть девочку назад, старик. Доставишь девчонку в отель «Интернешнл» к десяти часам утра завтрашнего дня, и я все забуду. Не прощу, но забуду. В противном случае... — Уилсон окинул оценивающим взглядом комнату и продолжил: — Я понимаю, что ты нуждаешься в деньгах, иначе не стал бы жить в такой дыре, — но зариться на мою долю?! Ты не в своем уме, приятель!

Уилсон заглянул в спальню и в ванную, потом заметил покоящуюся в стакане с «полидентом» вставную челюсть, слил жидкость в раковину, открыл окно и выбросил челюсть на улицу.

Хок едва не воскликнул: «Какую еще девчонку?!» Но вдруг понял, о ком идет речь. Сьюзен Уэггонер. Теперь Хок знал, кто отправил его на больничную койку. Он не понимал, почему с ним так поступили, не знал, зачем ему прислали деньги, — но он твердо решил все выяснить.

Уилсон вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь.

Хок минут двадцать ползал под окнами отеля, прежде чем обнаружил свою вставную челюсть в зарослях кустарника. Слава Богу, челюсть не пострадала. Хок вновь наполнил стакан «полидентом», опустил туда многострадальные искусственные зубы и стал думать о том, что же ему теперь делать, черт подери?!

Глава 17

Бабулю-таксистку звали миссис Фримен. Она показала Фредди Колинз-авеню, потом остановилась на Линкольн-роуд, чтобы Френгер взглянул на некогда знаменитый, а ныне запущенный торговый комплекс. Фредди предложил миссис Фримен заехать куда-нибудь перекусить.

— Вы никогда не обедали в «Мэнни»? — спросила миссис Фримен. — Там подают крабовый омлет с горячими булочками, маслом и медом. И это единственное место в Майами-Бич, где кофе доливают бесплатно.

Кафе «Мэнни» было зажато между четырехэтажным кошерным санаторием и двухэтажным складом. Миссис Фримен припарковалась возле склада, и они вошли в кафе, в котором пахло морем и рыбой. Миссис Фримен заказала крабовый омлет, а Фредди вдруг передумал.

— Принесите-ка мне лучше омлет по-денверски, — попросил он официантку.

— А что это за блюдо? — спросила она.

— Омлет, в который добавлена ветчина, зеленый перец и лук.

— Милая, принесите ему омлет по-западному, — выручила официантку миссис Фримен.

— Да, омлет по-западному у нас есть, — подтвердила официантка и отправилась на кухню.

— В Калифорнии это блюдо называют омлетом по-денверски, — сказал Фредди.

— Значит, вы из Калифорнии? — спросила миссис Фримен.

— С чего вы взяли?

— Вы же только что сказали: "В Калифорнии... "

— То, что я был в Калифорнии, еще не означает, что я из Калифорнии, не так ли? Что за манера у всех делать поспешные выводы? Так ведь недолго и превратное мнение составить о человеке.

— Значит, вы живете в Майами? — невозмутимо предположила миссис Фримен и тряхнула седыми кудряшками. Взгляд у нее был необыкновенно ясный, а сероватые зубы казались полупрозрачными.

— Ага, — кивнул Фредди. — Кстати, ездим мы с вами по Майами-Бич потому, что я хочу купить или снять небольшой домик. Но пока из всего виденного мне ничего не приглянулось. Если поехать на север, то можно что-нибудь подыскать?

— Если поехать сейчас на север, то мы сперва минуем Бел-Харбор — район, где живут исключительно белые, потом сплошняком пойдут гостиницы и туристические комплексы — «Тандерберд», «Ацтека», ну и так далее... В этих местах обычно отдыхают не слишком богатые туристы из Канады и Британии, а также американские семьи из Нью-Йорка, Нью-Джерси и Пенсильвании... Но если вам нужен небольшой домик, то, миновав отели, мы попадем в Дэнию, где таких домов как раз полно. Городок чистый и тихий. Единственная достопримечательность — стадион для хай-алай.

— Давайте туда съездим.

— Там полно магазинов, торгующих антикварной мебелью. Они стоят вдоль шоссе номер 1. Весь антиквариат почти поддельный, но современная мебель, выдаваемая за антиквариат, даже крепче подлинных вещей.

— Мне нравится современная мебель.

— Ну, тогда Дэния — то, что вам нужно. Купите там новодельную обстановку.

Фредди понравилось в Дэнии. Небольшие оштукатуренные дома напомнили ему юго-западные пригороды Лос-Анджелеса. К тому же шоссе номер 1 вело прямо в Майами, где плавно переходило в Бискейн-бульвар. Фредди попросил миссис Фримен ехать помедленнее, и стал пристально вглядываться в утопающие в зелени окрестности в поисках табличек «Сдается» и «Продается». Первые несколько домов, предлагавшихся внаем, Фредди не понравились, но потом он велел миссис Фримен остановиться возле небольшого белого домика, обнесенного белым же штакетником. Перед домом росли два манговых дерева, а вдоль всего фасада была посажена герань. К дому прилегал гараж.

Фредди постучался и переговорил с хозяйкой. Она недавно овдовела, и теперь хотела, продав дом перебраться в Цинциннати к дочери и зятю. Продать или сдать дом она вынуждена, чтобы хватило денег на переезд.

— Я пока не знаю наверняка, куплю ли я ваш дом, но могу вам предложить вот что: я сниму у вас дом на пару месяцев, и если мне тут понравится, то я его куплю. Если же я откажусь от покупки, то у вас, по крайней мере, останутся деньги, которые я вам заплачу за аренду. Но жилье мне нужно срочно. Сколько вы просите за аренду? И когда сможете выехать в Цинциннати?

— Я плохо ориентируюсь в ценах, — призналась вдова. — Надеюсь, цифра в двести пятьдесят долларов в месяц не покажется вам слишком большой?

— Двести пятьдесят долларов — это мизер. Я буду платить вам по пятьсот долларов в месяц, причем аванс могу внести прямо сейчас. Но только вы должны уехать в Цинциннати сегодня же вечером. Мебель вы, естественно, оставляете.

— Вряд ли я сумею собраться так быстро... — замялась вдова.

Тогда Фредди выложил на каменную скамью из поддельного мрамора тысячу долларов.

— ...но я постараюсь уложиться к вечеру, — поспешно добавила женщина, хватая деньги.

Фредди получил от нее расписку, и вдова заверила его, что к десяти вечера уже выедет из дома. Ей всего-то надо позвонить в пару мест. Ключи она оставит у соседки.

Фредди вернулся в такси и сообщил миссис Фримен, что снял домик.

— С обстановкой или без? — поинтересовалась бабу ля Фримен.

— С обстановкой.

— Сколько спален?

— Одна, наверное. Не знаю. Я ведь внутрь не заходил. Но веранда с обратной стороны точно есть.

— Не подумайте, что я сую нос в чужие дела, мистер, просто мне не хочется, чтобы вас надули. Вы выглядите таким наивным... Сколько она запросила?

— Вам-то какое дело? — осадил таксистку Фредди. — А вы, оказывается, старая любопытная крыса, миссис Фримен. Вам это никто еще не говорил?

— Тыщу раз... Надо было мне поприсутствовать при ваших переговорах с хозяйкой. Городишко ведь назван так потому, что его основали датчане. А перехитрить потомка датчан может только еврейка. Вот что я имела в виду.

— Я никогда не торгуюсь. В Майами очень легко раздобыть много денег, поэтому тут и цены высокие.

— Раз вы не любите торговаться, мистер, то я ловлю вас на слове, — тряхнула седыми кудряшками миссис Фримен. — С вас десять долларов на чай.

Когда такси подъехало, наконец, к отелю «Омни», Фредди вручил бабуле Фримен 10 долларов чаевых и сказал:

— Небось думаете, что перехитрили меня? А ведь я собирался дать вам на чай двадцатку.

Миссис Фримен разразилась оглушительным хохотом.

Когда Фредди открыл дверь в номер своим ключом и вошел в комнату, Сьюзен обедала. В одной руке у нее был сэндвич с тунцом, в другой — бутылка газировки. Окна были зашторены, постель убрана, а в комнате царила приятная прохлада.

— Ты почему не смотришь телевизор? — поинтересовался Фредди.

— Я смотрела. Даже позанималась утренней гимнастикой и аэробикой. Ричард Симмонс вел урок аэробики по телевизору. А больше смотреть было нечего. Я отправила твою голубую рубашку и брюки с теннисными ракетками в чистку. Посыльный сказал, что вернет почищенные вещи в три часа.

— Очень хорошо. Я покатался по окрестностям и присмотрел нам с тобой домик в Дании.

— Возле стадиона для хай-алай?

— В восьми кварталах от него. Может, как-нибудь и сходим на матч. Я еще никогда не видел, как играют в хай-алай. В Калифорнии про эту игру, по-моему, никто не знает.

— В первый раз игра кажется очень интересной, хотя на самом деле хай-алай довольно скучное зрелище. Не интереснее собачьих бегов.

— Понятно... Но разок-то все равно нужно посмотреть... Можно мне хлебнуть газировки из твоей бутылки? На улице просто сумасшедшая жара. Вот о чем я хотел у тебя спросить, Сьюзи, — Фредди допил газировку и утер губы: — помнишь, ты говорила, что почти все твои подружки из Окичоби только и мечтали о том, чтобы выйти замуж?

— Помню. И многие уже осуществили свою мечту. Остальные либо уехали из Окичоби, либо смирились с участью старых дев. Сидят по домам, занимаются хозяйством. Выбор невелик. В Окичоби трудно найти работу.

— А что делают те, кто вышли замуж?

— То же, что и все остальные женщины: ведут хозяйство, ходят по магазинам, готовят... У моей бывшей одноклассницы Сью-Эллен уже трое детей.

— А ты хочешь иметь детей?

— Уже нет. Раньше очень хотела, но после аборта у меня нет никакого желания заводить ребенка. Я принимаю противозачаточные пилюли и пользуюсь спермицидиновой пенкой, если только клиенты не против. Может, ты хочешь, чтобы я перестала пить таблетки и применять пенку?

— Нет. Я тоже не желаю иметь детей. Просто меня интересовало твое мнение. Если бы тебе хотелось завести ребенка, я возражать не стал бы. Хотя меня вполне устраивает анальный секс. У тебя это стало хорошо получаться.

Сьюзен зарделась:

— Хочешь доесть сэндвич? А то я уже наелась.

— Нет, спасибо. Я недавно пообедал. Съел омлет по-западному. А что еще делают твои замужние подруги в Окичоби?

— Даже не знаю. На работу их не пускают мужья, поскольку считается несолидным, если мужчина не в состоянии содержать семью в одиночку. Так что деньги зарабатывают только те девчонки, у кого есть свое дело, или которые владеют каким-нибудь бизнесом на пару с мужем. Остальные ходят в гости, по магазинам, иногда катаются на роликовых коньках. По выходным жарят перед домом мясо на вертеле. Мне кажется, замужние женщины моего возраста делают все то же самое, что делали в старших классах. Только трахаются не со всеми парнями, а с одним. Причем нынешние мужья как раз одни из тех, кто трахал их в старших классах. Есть, правда, у замужних женщин одно огромное преимущество — им не нужно жить с родителями. И можно спать допоздна. Если бы не Марта, я, наверное, тоже была бы сейчас замужем.

— Ты и так замужем. Мы же с тобой живем в браке — пусть в гражданском, но в браке. Значит, ты хотела бы вести жизнь домохозяйки? Прибираться в доме, готовить, ходить по магазинам? Готовишь ты хорошо. Мне очень понравились свиные отбивные.

Сьюзен улыбнулась и опустила глаза.

— Я все время готовила отцу и Мартину. Ты еще не знаешь, как я готовлю баранью лопатку! Я тушу ее в кастрюльке с луком, молодым картофелем, добавляю туда мелко нарезанный сельдерей, пастернак, потом заправляю все соусом, добавляю хереса и щепотку сухого молотого карри. Эта щепотка придает неповторимую пикантность бараньей лопатке.

— Звучит неплохо!

— А вкус у этого блюда — еще лучше!

— Я никогда еще не был женат. — Фредди снял пиджак и разулся. — Однажды я на пару месяцев сошелся с женщиной — уже не помню, как ее звали. Готовить она совершенно не умела, в доме не прибиралась — в общем, не делала ничего. Но мне было все равно приятно осознавать, что вот сейчас вернешься домой, и тебя там ждут. Но в один прекрасный день ее и след простыл. А вместе с ней исчезли и пятьсот долларов, которые мы вместе прятали под ковер. Сначала я хотел разыскать ее и проучить, но потом сообразил: да мне радоваться надо тому, что от нее удалось избавиться малой кровью. Она ведь, ко всему прочему, была наркоманка. После нее я некоторое время жил с филлипинским мальчиком, но он оказался жутко ревнивым и любопытным. Все время задавал мне вопросы. А я не люблю, когда мне задают вопросы.

— Знаю.

— Мне бы хотелось, Сьюзи, жить нормальной человеческой жизнью. Хочу утром — или ночью — уходить на работу, а потом возвращаться в уютный дом, угощаться вкусным обедом, заниматься сексом с любимой женой. Детей мне не надо. Этот мир слишком жесток, и я не желаю плодить обреченных на страдания отпрысков. Я человек ответственный. Ниггерам и католикам на все это наплевать. Ты понимаешь, что я имею в виду, Сьюзи? Ты справишься с ролью такой жены?

Сьюзен кивнула и принялась плакать.

— Да... Конечно, да... — проговорила она, всхлипывая: — Я тоже всегда мечтала о такой жизни. Я буду хорошей женой, Младший. Вот увидишь!

— Ну и замечательно. Я пойду приму душ, а ты перестань плакать, собери вещи, — и мы поедем. Увидишь, какой я тебе снял домик в Дэнии. Красота!

Сьюзен вытерла слезы.

— А как же твоя рубашка и брюки, которые я отдала в чистку?

— Попрошу коридорного повесить их в шкаф. Я оставляю этот номер за нами, Сьюзен. Здесь будет находиться мой офис. Ведь работать мне в основном придется в универмаге «Омни».

На самом деле все сложилось не так удачно, как предполагал Френгер. Вдова смогла уехать только через два дня. За это время Фредди и Сьюзен купили все необходимое для своего нового дома, включая микроволновую печь. Когда они, наконец, въехали в белый домик, оказалось, что в нем отключены вода и электричество. Сьюзен все утро убила на то, чтобы выяснить, каким компаниям надо заплатить деньги, дабы в доме снова появились свет и вода. Газовый баллон тоже был практически пуст, так что пришлось раскошелиться и на его заправку.

Потом Сьюзен не смогла обменять в банке те десять тысяч мексиканских песо, которые Фредди отнял у карманника в «Омни». Служащий банка сказал, что они не меняют мексиканскую валюту на американскую.

— Он посоветовал мне съездить в аэропорт и попытаться продать песо кому-нибудь из пассажиров, улетающих в Мексику, — рассказала она Фредди о своей неудаче. — Мне поехать в аэропорт?

— Нет, не надо. Там слишком опасно. К тому же, приставание к пассажирам чревато неприятными последствиями. Забыла, что случилось с твоим братом? Лучше спрячь их в коробку из-под печенья с остальными деньгами.

Все лишние вещи и ненужную мебель Фредди вынес в гараж. Сьюзен попросила его поставить в доме телефон, но Фредди был против.

— Кому мы будем звонить? — резонно поинтересовался он.

— Мастеру по ремонту стиральных машин. Ты видел стиральную машину? Она классно работает, но после стирки на полу образуется лужа. Наверное, надо прокладку заменить... А вдруг тебя посадят в тюрьму, Младший? Как ты сможешь со мной связываться, если в доме не будет телефона?

— Типун тебе на язык!

— Извини! Просто следить за частным домом гораздо труднее, чем за квартирой. Если у тебя что-то испортилось в квартире, то стоит только сказать об этом менеджеру, и он пришлет кого надо. А в доме ты за все ответственен сам. Ты видел эту ярко-зеленую траву под манговым деревом? Она такого цвета оттого, что под ней находится канализационный отстойник. Конечно, для травы это полезно, но представь себе на минуту, что отстойник засорился. Ведь дерьмо польется из унитаза и затопит весь дом. Что тогда делать?

— Ладно, ставь телефон, — покорился Фредди. — Только регистрируй его на свое имя.

Еще одна проблема была связана с автомобилем. Машина нужна была и Сьюзен, и Фредди. В конце концов они сошлись на том, что Сьюзен будет отвозить Младшего в «Омни» к девяти часам утра, и потом забирать его оттуда в Данию в четыре пополудни.

Приехав в отель, Фредди поднимался в номер и переодевался в кроссовки, штаны и длиннополую спортивную рубашку. Он специально подбирал эту рубашку, поскольку длинный ее подол маскировал кобуру, которую Фредди прицепил к брючному ремню сзади, и наручники, также висевшие на ремне. Жетон и удостоверение Фредди носил в нагрудном кармане, а короткую дубинку — в правом кармане брюк.

Он досконально изучил каждый этаж универмага и постоянно держал в памяти все пути отступления, если вдруг надо будет быстро ретироваться из универмага. Через несколько дней Фредди уже отличал латиносов-туристов от коренных жителей Майами. Туристы-мужчины ходили исключительно в темных костюмах, а у женщин из Южной Америки были гораздо более аккуратные попки, чем у кубинок и пуэрториканок. Если Фредди не мог с первого взгляда определить туристов, то он просто подходил поближе и вслушивался в их речь. Туристы из Южной Америки говорили гораздо медленнее и спокойнее, чем кубинцы.

Только теперь Фредди понял, что в первый раз ему просто крупно повезло с мексиканскими карманниками.

В универмаге было полно людей из службы безопасности, в том числе и агентов в гражданском платье. По одному из агентов службы безопасности можно было сверять часы: человек в джинсах, цветастой рубахе и кепочке проводил на каждом этаже ровно пятнадцать минут, и дважды в день — в 10.30 ив 15.30 — отправлялся на те же пятнадцать минут отдохнуть в специальную комнату для сотрудников. Обедал он все время на третьем этаже, и неизменно заказывал в кафе дежурное блюдо.

Фредди понимал, что других агентов засечь гораздо труднее. Многих из них просто невозможно выделить из толпы. Впрочем, Фредди не очень-то их боялся, поскольку располагал жетоном сержанта Мозли. Конечно, Фредди знал, что номер утерянного жетона уже известен каждому полицейскому в Майами, но копы, как правило, не делятся подобной информацией с частными охранными агентствами, которые обслуживают универмаги вроде «Омни». Поэтому в универмаге Фредди с помощью жетона мог выйти сухим из воды практически в любой ситуации.

За первые три дня «работы» ему удалось украсть лишь один сверток из незапертой машины, припаркованной на втором этаже гаража. Когда позднее, вернувшись в отель, Фредди распаковал сверток, он обнаружил в нем две пары детских джинсов. Фредди подарил их горничной. Четвертый день тоже получился неудачным. Вернувшись в Данию и поужинав, Фредди сел в машину и отправился на ночную вылазку. Покружив по улицам городка, он решил вломиться в магазин бытовой техники на 37-й авеню. Фредди подошел к двери черного хода и разбил затянутое проволокой смотровое окошко, швырнув в него кирпичом. В ту же секунду включилась сирена. Фредди просунул руку через разбитое оконце и открыл дверь изнутри. Схватив цветной телевизор и два электронных будильника, Фредди бросился вон из магазина. Через сорок минут он проехал мимо магазина еще раз, чтобы посмотреть, что там делается. Сирена продолжала завывать, но полицейских машин не было и в помине.

Сьюзен подключила добытый Френгером телевизор к внешней антенне. Изображение было отличное, только на втором канале вместо картинки все время шел «снег». Будильники оказались, по всей видимости, бракованные: ни один из них не показывал точное время.

На пятый день Фредди улыбнулась, наконец, удача. В туалете на втором этаже универмага он застукал двоих торговцев наркотиками, которые отчаянно спорили, деля деньги. Ни один из них даже не взглянул на Фредди до той минуты, когда Френгер, наставив на них револьвер, крикнул:

— Всем оставаться на своих местах! Полиция!

Наркоторговцы застыли словно вкопанные. Фредди забрал у них кошельки и шесть унций марихуаны в пластиковом пакетике, потом завел их в туалетную кабинку и приковал обоих одними наручниками к стояку. Он бы оставил ключи от наручников в туалете — вне досягаемости наркош, естественно, — но у Френгера их просто не было. Конечно, накроторговцы расскажут о том, что с ними приключилось, первому же человеку, который войдет в туалет, но за это время Фредди уже успеет смыться.

Вернувшись в номер, Френгер стал изучать свой улов. В двух кошельках набралось триста долларов наличными. Кроме того, в одном из бумажников были четыре дорожных чека на 50 долларов каждый, а в другом — прелестный золотой медальон. Кредитных карточек у наркоторговцев не оказалось, а водительское удостоверение имел только один из них — Анхель Саломе. Сами бумажники были дрянные — они, как и водительское удостоверение, Френгеру ни к чему. Золотой медальон будет прекрасным подарком для Сьюзен, а незаполненные дорожные чеки — просто находка, поскольку в них можно вписать любое имя и обналичить на предъявителя.

Сьюзен очень быстро вошла в роль домохозяйки. Она готовила Френгеру обильные завтраки, удивляя его французскими тостами, бельгийскими вафлями с миндалем, яйцами-пашот и прочими вкусностями. Потом она отвозила Фредди в отель, а сама отправлялась по магазинам. Вернувшись в Дэнию, Сьюзен прибиралась в доме и стряпала ужин. Как-то раз ей удалось купить на рыбном рынке зубатку, выловленную в Окичоби, и она зажарила ее, подав к столу с гарниром из картошки и зелени. Рыба оказалась костистой, поэтому Френгеру не понравилась. Зато все остальные блюда — и в особенности десерты, — Сьюзен готовила просто превосходно.

Сьюзен стирала, гладила, подметала, мыла полы... Посадила позади дома, во дворе, огурцы и редиску, а вдоль самого забора — помидоры. Она завела знакомство с соседкой, миссис Эдной Дамрош, которая работала продавщицей в антикварном магазине по средам и субботам.

В остальные дни она составляла компанию Сьюзен и женщины смотрели по телевизору мыльные оперы, обсуждая затем сюжет и персонажей.

Как-то раз Сьюзи приготовила к ужину жареного цыпленка. Она хотела подать его под молочным соусом, но тут обнаружила, что в доме нет молока. Сьюзен схватила сумку и попросила у Фредди ключи от машины. Тот сидел, голый по пояс, перед телевизором. В гостиной кондиционера не было, поэтому приходилось ходить в одних джинсах.

— А куда ты собралась?

— В магазин. Мне нужно купить пакет молока.

— Купи лучше сок.

— Мне молоко для соуса нужно.

— Понятно. Слушай, давай я сам съезжу. А ты присмотри за цыпленком, чтобы не подгорел.

Фредди вышел, как был, в одних джинсах, из дома, сел в машину и отправился в магазин, расположенный в шести кварталах от дома. Зашел в молочный отдел, постоял в нерешительности, не зная, какой пакет молока брать — литровый или пол-литровый. Потом все же потянулся за большим пакетом, и...

И в это время в магазин вошел невысокий, крепко сбитый парень, направил на менеджера револьвер и потребовал по-испански очистить кассу. Парню было лет двадцать с небольшим. Он явно нервничал, поскольку револьвер в его руке прямо ходил ходуном.

Испуганный менеджер выгреб из кассы 36 долларов и, ни слова не говоря, протянул их испанцу. Грабитель сунул деньги в карман и направился на выход к двухстворчатой стеклянной двери. Сунув револьвер за пояс, он прихватил по дороге четыре блока сигарет с полки, и тут впервые заметил Фредди. Раскрыв от удивления рот, испанец выронил сигареты и снова потянулся за револьвером. Фредди повинуясь мгновенному импульсу, схватил с полки банку консервированного супа и запустил ею в грабителя. Тот успел увернуться, и банка, просвистев над его плечом, разнесла вдребезги стеклянную витрину.

Треугольный осколок стекла лишь слегка чиркнул испанца по шее, но царапина начала обильно кровоточить. Обескураженный грабитель выронил револьвер, схватился руками за горло и бросился бежать к дверям. Фредди погнался за ним, но испанец успел запрыгнуть на пассажирское сиденье «шевроле-импала». Тяжелая машина, рванув с места, въехала на тротуар и помчалась прямо на стеклянную двухстворчатую дверь магазина. Фредди понял, что к чему, но слишком поздно: он достиг дверей одновременно с передним бампером «шевроле». Стеклянная дверь рухнула на пол, погребя Фредди под многочисленными осколками. «Шевроле» дал задний ход и, развернувшись на дороге, понесся прочь. Менеджер бросился на помощь Френгеру. Он приподнял упавшие створки, и Фредди с трудом поднялся на ноги. Пока менеджер вызывал по телефону «скорую» и полицию, Фредди кое-как доковылял до машины и поехал домой, так и не купив молока.

Он вручил ключи от машины Сьюзен, написал ей список всего, что необходимо купить, и отправил в аптеку. Потом выключил конфорку и направился в ванную посмотреть на свои раны. Левое запястье зверски болело, но, похоже, перелома все же не было. Возможно, появилась микроскопическая трещина в кости, но Фредди решил, что этим все и обойдется. Лицо его покрывали многочисленные порезы. Еще больше ран было на груди. Но больше всего Френгера беспокоила рассеченная бровь, лоскутом повисшая над правым глазом. Придется накладывать швы. Все остальные раны на его лице были тоже очень глубокие, но швов не требовали. Фредди решил, что они скоро затянутся сами по себе.

Когда Сьюзен спустя пятнадцать минут вернулась из аптеки, Фредди попросил ее принести самую тонкую иголку. Прижав рассеченную бровь ко лбу, он начал зашивать рану. Сьюзен при виде этого зрелища стошнило в унитаз.

— Это мне никак не поможет, — мрачно пошутил Фредди. — Иди ложись в постель.

Шов получился не очень ровным, бровь Фредди теперь была удивленно приподнята, но Фредди был доволен, что хоть глаз остался цел. Он знал, что к полуночи оба глаза заплывут синяками, поэтому торопился обработать раны привезенной Сьюзен перекисью водорода. Залив раны на лице перекисью, он залепил их пластырем, который придал Френгеру чрезвычайно патриотичный вид, ибо все лицо Френгера теперь покрывали звездно-полосатые полоски бактерицидной ткани.

Запястье левой руки стремительно распухало. Пришлось поднимать Сьюзен с кровати и снова отправлять в аптеку за гипсом. Тем временем сам Фредди разрезал на полосы марлю. Когда Сьюзен вернулась, они вдвоем развели гипс водой, и Сьюзен, окуная в гипсовый раствор полосы марли, крепко обмотала ими руку Фредди. Самодельная гипсовая повязка получилась не очень эстетичной, но Фредди знал, что если трещина в кости микроскопическая, то такой повязки вполне хватает. Выпив три таблетки буфферина, Фредди решил поужинать, хотя аппетита у него не было.

— Ты мне что-нибудь расскажешь, Фредди? — осторожно поинтересовалась Сьюзен.

— О том, какой я дурак? — не без самоиронии заметил Френгер, жуя цыпленка. — Видишь ли, Сьюзен, я на минуту забыл о том, что нахожусь в Майами. Я не взял с собой в магазин ни револьвер, ни дубинку. Я нарушил установленное мною же правило и решил проявить альтруизм. Я на секунду стал добропорядочным гражданином — и вот результат.

— Но что именно произошло?

— Меня чуть не переехали машиной.

Сьюзен понимающе кивнула:

— Я так и думала, что с тобой случилось что-то в этом роде.

Глава 18

Мария Хендерсон была активисткой майамского отделения Национальной организации женщин и давней подписчицей журнала «Мисс». Когда Билл Хендерсон впервые сказал об этом Хоку, тот не поверил. Но потом Билл принес в офис экземпляр «Мисс», к которому была прилеплена наклейка с адресом и именем подписчицы. Подписчицей была Мария Хендерсон.

Увидев эту неопровержимую улику, Хок мрачно покачал головой.

— Охренеть можно.

— Это точно, — кивнул Билл. — Теперь ты понимаешь, с какой женщиной мне приходится жить?

Хок припарковался у обочины рядом с домом Хендерсона. Машины Билла в гаражном боксе не было. Хок с явной неохотой направился к двери и постучал. Может, Билл отлучился ненадолго.

Мария Хендерсон — тридцативосьмилетняя высокая женщина с копной темно-русых вьющихся волос, — похоже, искренне обрадовалась Хоку. Она пригласила его войти, усадила в удобное хозяйское кресло и спросила, не хочет ли Хок чего-нибудь выпить.

— С удовольствием, — кивнул Хок. — «Эрли Таймс», если он у вас есть.

— Есть, конечно. — Она подошла к бару, взяла бутылку виски и два стакана и поставила их на кофейный столик перед Хоком. Потом зашла на кухню и принесла оттуда воды и льда. — Билл пьет неразбавленный виски, а потом запивает его водой. Думаю, ты делаешь то же самое.

— Точно. Так крепче пробирает.

— Догадываюсь, — улыбнулась Мария. — А ты совсем неплохо выглядишь, Хок. Билл говорит, ты был страшнее смерти, когда попал в больницу. Бороду только не худо бы подровнять.

— Доктора не разрешают пока ее сбривать.

— Но подровнять-то можно. Знаешь, на кого ты похож с бородой? На Рея Милленда. Помнишь тот фильм, где он играл инвалида в коляске? У него еще была дочка-библиотекарь, и он ее изводил своими капризами. А потом оказалось, что инвалидная коляска ему была ни к чему. Он симулировал паралич ног, чтобы превратить дочь в рабыню. А в конце фильма она сбросила отца со скалы и унаследовала все его деньги, которые он, оказывается, прятал под своей кроватью в коробке из-под сигар. Ты смотрел этот фильм?

— Нет.

— Не огорчайся — ты не много потерял. Его показывали по кабельному пару месяцев назад. Если вдруг фильм будут повторять, я тебе сообщу.

— У меня нет кабельного телевидения. Я видел Рея Милленда в «Истории любви». Он там тоже играл отца, но, честно говоря, я уже забыл, как он выглядел.

— Тогда он был красавец. Но это же было несколько лет назад. А теперь он действительно очень на тебя похож — особенно когда ты улыбаешься.

— Спасибо за комплимент. Билл скоро вернется?

— Поехал играть в кегли. Когда в команде «Грин Лейкс» не хватает игрока, ребята просят поиграть Билла. У него коэффициент попаданий — 1,30, так что к услугам Билла стараются прибегать только в крайних случаях.

— Он говорил мне, что регулярно катает шары в кегельбане.

— Два раза в месяц по два часа — вот что он называет регулярными занятиями спортом.

— Ясно. Может, я тогда пойду? Заеду к вам попозже.

— Сиди, не дергайся. Он вот-вот подъедет. Налей себе еще.

— А как детишки поживают?

— Уехали на выходные к моим родителям. Слава Богу, хоть немного отдохну от них.

Хок успел выпить еще две порции виски до приезда Хендерсона, но беседа с Марией у него не клеилась. Им просто не о чем было говорить.

Как только Хендерсон переступил порог дома, Мария встала из кресла и удалилась на кухню. Хок поднялся навстречу Биллу. После трех стаканов виски он немного захмелел.

Хендерсон бросил сумку с кроссовками и кегельным шаром на пол, подошел к бару и достал оттуда еще один стакан.

— Капитан Браунли уже с тобой связался? — спросил он у Хока, наливая себе виски.

— Нет. Я у тебя уже целый час торчу.

Билл одним махом опорожнил стакан.

— Я пытался до тебя дозвониться, перед тем как ехать в кегельбан. Но никто не снял трубку даже после пятнадцати гудков. Что у вас за отель хренов, Хок?

— Эдди ведь крутится как белка в колесе, иногда ему приходится отлучаться от стойки. Я уже говорил Беннету, что кто-то обязательно должен все время дежурить у стойки, но тот сказал, что старикам в отель звонят не так уж и часто. В «Эльдорадо», наверное, самый малочисленный штат сотрудников на всем побережье. А что ты мне хотел сообщить, Билл?

— Я подумал, что ты приехал ко мне после звонка Браунли. Погоди минутку, ладно? Я сейчас вернусь. — Билл вышел из комнаты, через минуту вернулся с большим коричневым пакетом и вручил его Хоку.

Хок осторожно вскрыл его. В пакете лежали наручники.

— Твои? — спросил Билл. — На правом наручнике лаком для ногтей написана буква "М".

— Да, мои, — кивнул Хок. — Помнишь Бэмби — женщину, с которой я спал пару лет назад? Как-то раз мы решили ночью побаловаться с наручниками, и... Короче, я воспользовался ее лаком для ногтей и пометил наручники. Где ты их нашел?

— В отделе по борьбе с грабежами. Они у них там несколько дней провалялись. Представляешь, кто-то приковал к стояку твоими наручниками двух придурков. Это случилось в общественном туалете, который находится в универмаге «Омни». Потерпевшие заявили, что какой-то сумасшедший коп отнял у них все деньги и приковал к трубе прямо в одной из кабинок туалета. Ребята из отдела грабежей решили, что те два придурка — садомазохисты, и отпустили их на все четыре стороны. А через пару дней кто-то из детективов увидел букву "М" на наручниках и вспомнил про памятку об утерянных тобою табельных вещах. Он отослал наручники капитану Браунли по служебной почте. А капитан отдал их мне. Все очень просто.

— Нет, Билл. Все совсем не просто.

Хок рассказал Биллу про визит сержанта Уилсона, и про то, что к завтрашнему утру он должен доставить в отель «Интернешнл» Сьюзен Уэггонер.

Об эпизоде с выбрасыванием челюсти из окна Хок скромно умолчал.

— Этот парень хочет доконать тебя, Хок. Но я не уверен, что преследует тебя именно приятель Сьюзен. Может, это кто-то другой? Тут другое странно. Я ведь одно время работал в полиции нравов, поэтому хорошо знаю Уилсона. Он мерзкий сукин сын. Жестокий и прямолинейный. Но мне трудно поверить в то, что Уилсон сшибает левые деньги с сутенеров. Впрочем, я не виделся с ним два года, а за два года с человеком многое может случиться.

Хок поскреб бороду.

— С человеком многое может случиться и за две секунды...

— Что ты собираешься делать с Уилсоном? — спросил Билл.

— Не знаю. Я могу, конечно, нажаловаться Браунли, но как я объясню происхождение этих пятисот долларов?

— Тебе просто нужно изложить, что произошло — и ты будешь вне подозрений. Я же был свидетелем, когда тебе вручали конверты... Пожалуй, ты все-таки прав. Скорее всего, проделки с конвертами и с наручниками — дело рук этого... Как его звали?

— Мендес. Только это не настоящая его фамилия.

— Неважно. Почерк у парня своеобразный. Подставил тебя с деньгами, приковал твоими наручниками каких-то бедолаг к унитазу... Если хочешь, я пока не стану ничего докладывать Браунли. Вместо этого я поговорю с Уилсоном.

— Если сможешь, убеди его в том, что он не за тем зайцем охотится.

— Постараюсь. Но сделать это будет нелегко — ты же тратил его деньги.

— Я же не знал, что они принадлежат Уилсону. К тому же, он свои пятьсот баксов назад получил. А девчонку бы я в отель не вернул, даже если бы знал, где она находится.

— Ладно, Хок. Я с ним поговорю. Я знаю, как общаться с такими придурками.

— Спасибо, Билл.

— Тебе револьвер уже выдали?

— Нет еще. Браунли сказал, что и жетон, и револьвер я смогу получить в следующий понедельник.

— Могу одолжить тебе свой хромированный «кольт» 32-го калибра. Автоматический. Я когда-то носил его с собой, патрулируя улицы — чтобы было, что выкинуть, если вдруг тебе приставят дуло к виску и крикнут «Брось оружие!» «Пушка», конечно, так себе, но в магазине семь патронов.

— Я верну его тебе в понедельник. Как-то неуютно себя чувствуешь на улицах Майами без оружия.

— Могу себе представить.

Билл вытащил «кольт» из буфета и вручил его Хоку. Мозли вынул магазин, проверил затвор, потом вернул магазин на место. Дослал патрон в патронник, поставил револьвер на предохранитель и сунул его в карман брюк.

— Хок, я забыл сказать тебе, что отдал вещи Мартина Уэггонера его отцу, когда тот забирал тело в Окичоби. Я открыл твой стол своим ключом.

— Правильно сделал. А не боишься, что кришнаиты потребуют отдать вещи Мартина им?

— Не боюсь, — улыбнулся Билл. — Я подождал пару дней, а кришнаиты в управление все не идут. Тогда я сам позвонил их «командиру». После разговора с ним у меня создалось впечатление, что Мартин еще не стал настоящим членом секты, а проходил что-то вроде испытательного срока. По-моему, они собирались вышвырнуть его из ашрама.

— Он тебе прямо так и сказал?

— Нет, но судя по интонациям «командира» и по некоторым фразам... Он даже не выразил желания участвовать в похоронах, хотя я рассказал ему о планах мистера Уэггонера на этот счет.

— Мартин, скорее всего, обирал своих «братьев». Вот семейка, да?! Инцест, проституция, религиозный фанатизм, компьютеры... Охренеть можно! Ладно, Билл, отправлюсь-ка я домой. Я сегодня впервые после больницы весь день провел на ногах, так что устал, как черт.

— Хочешь, я тебя отвезу?

— Ты что, Билл?! Я просто устал, а так — в полном порядке.

— Будь осторожен, Хок. Этот ублюдок Мендес — или как там его, — скорее всего форменный псих. Стоит ему узнать, что ты вышел из больницы, — жди нового визита.

— Не переживай за меня, Билл. Я буду осторожен.

Теперь Хок был почти уверен, что его подставил этот чертов калифорниец. Он только не мог понять, почему этот ублюдок на него так взъелся. Хок почувствовал себя в относительной безопасности лишь после того, как вернулся домой и запер за собой дверь на замок.

Почти все воскресенье Хок провалялся в постели. В полдень он, правда, встал, чтобы пообедать в близлежащем кафе, поскольку по воскресеньям там подавали фирменного тушеного цыпленка, но вернувшись, снова лег и проспал до шести вечера. В шесть он совершил свой дежурный обход гостиницы и увидел, что на всех пожарных выходах висят амбарные замки. Хок зашел в офис к Беннету, попросил у него ключи, снял замки и цепи со всех пожарных выходов и сложил их в старом чулане возле давно не функционирующей кухни. Потом написал отчет о сегодняшней проверке отеля и положил его на стол мистеру Беннету, напомнив владельцу гостиницы на словах, что за такое серьезное нарушение правил пожарной безопасности отель могут запросто прикрыть.

На ужин Хок разогрел на плитке банку консервированного супа, потом посмотрел по телевизору шоу Арчи Банкера, а ближе к ночи созвонился с Хендерсоном.

— Все в порядке, Хок, — сказал Билл. — Я вчера вечером разговаривал с Уилсоном, объяснил ему что к чему, и теперь он жаждет самолично взять этого Мендеса за задницу.

— Билл, я устал повторять, что Мендес — это не настоящая фамилия.

— Я понял, Хок. Но как же тогда прикажешь его величать?

— Извини, Билл. Давай, действительно, называть его пока Мендесом.

— В общем, Уилсон хочет отыскать его и укатать на полную катушку. Оказывается, Мендес так напугал Пабло — сутенера из «Интернешнл», — что тот теперь собирается возвращаться в Никарагуа. Я сказал Уилсону, что мы не станем заявлять на него в отдел внутренних расследований. Еще не хватало, чтобы в отделе по расследованию убийств заботились о моральном облике сотрудника полиции нравов. Хок, Уилсон просил передать, что сожалеет о том, что выбросил твою челюсть в окно.

— Я тоже об этом сожалею. Теперь приходится заправлять соусом чили все блюда, чтобы почувствовать хоть какой-то вкус.

— Ты себя нормально чувствуешь?

— Да, все в порядке. Утром зайду к Браунли за револьвером и жетоном, так что увидимся.

— Вряд ли, Хок. Нам с Лопесом поручили расследовать дело той тетки, которая убила собственного сына, придавив его своим телом. Я решил отдать всю инициативу в руки Лопеса, но постоянно приглядываю за ним.

— Что еще за дело, Билл?

— Об этом писали в газетах. Одна мамаша постоянно третировала своего шестилетнего сына. Как-то раз она взяла и села на мальчишку. А весу в ней было сто двадцать кило. Она просто раздавила ребенку грудную клетку. Пацан умер, и теперь мамашу обвиняют в убийстве. Но, скорее всего, все кончится статьей «Жестокое обращение с детьми». Как бы там ни было, мы с Лопесом идем завтра опрашивать соседей.

— Думаешь, она сделала это преднамеренно?

— Ага. Правда, Лопес считает по-другому. Ты же знаешь, кубинцы никогда не наказывают детей, что бы те ни совершили. Поэтому Санчес считает, что произошел несчастный случай. Завтра опросим соседей, и сразу все выяснится. Кстати, я узнал, кто будет твоим новым напарником. Ее зовут Эллита Санчес. Знаешь такую?

— Диспетчер, что ли? Девчонка с арбузными грудями?

— Ничего себе — «девчонка»! Ей лет тридцать, Хок. И она уже шесть лет работает в управлении.

— Ага, диспетчером. Что она понимает в убийствах?! Черт, зря я тебе позвонил.

— Как это — «зря»?! Я отмазал тебя от Уилсона. Разве это плохая новость? Санчес, между прочим, умеет писать по-английски. А Лопес — нет. К тому же у Санчес, в отличие от Лопеса, действительно обалденные груди. Я бы не глядя махнулся с тобой партнерами, но, боюсь, Мария не обрадуется, узнав, что в напарниках у меня женщина.

— А я-то думал, что твоя супруга придерживается прогрессивных феминистских взглядов...

— Она-то придерживается. Это у меня другие взгляды на жизнь.

— Ладно, Билл. Я положу «кольт» в ящик твоего стола.

— Лучше оставь его пока при себе. Мне он все равно не нужен.

Капитан Уилли Браунли — в привычном темно-синем мундире с наглухо застегнутым кителем, — сидел за столом, который был завален ворохом всевозможных бумаг. Он прочел Хоку небольшую лекцию о том, сколь внимательно надо относиться к сохранности оружия и жетона.

— В своем рапорте вышестоящему начальству я подчеркнул, что вы утеряли револьвер и жетон, будучи в бессознательном состоянии, вызванном жестоким нападением. Так что с этим у тебя проблем не будет. Но тут возникла другая проблема, Хок. Эллита Санчес наотрез отказывается идти к тебе в напарники. Я, говорит, готова работать с кем угодно, но только не с сержантом Мозли. Понимаешь, она кубинка, и очевидно считает, что в тебе недостаточно мачизма, раз ты потерял револьвер и не смог противостоять преступнику.

— О, Господи! Вы разве не рассказали ей о том, как это все происходило?

— Она в курсе. Но говорит, что хочет сделать карьеру в качестве детектива, и потому просит прикрепить ее к любому другому сержанту. Я ей отказал, но хочу, чтобы ты знал, как она к тебе относится. Так тебе будет легче поставить ее на место. Ты старше ее по званию, поэтому Санчес придется выполнять все твои приказы.

— Но учтите, капитан, что я собираюсь использовать свой двухнедельный отпуск полностью.

— Конечно, сержант. Я пересажу Хендерсона и Лопеса в другое место, а Санчес перекочует в твой офис. Может, она приведет в порядок какие-нибудь старые бумаги, пока ты в отпуске.

— Хорошо. Увидимся через две недели, капитан.

— Только чтобы через две недели я этой бороды не видел. С бородой вы похожи на Хосе Феррера. Это пуэрториканский актер.

Хок съездил в оружейный магазин, купил новую кобуру и пару наручников, расплатившись кредитной карточкой «Мастеркард», выпущенной одним чикагским банком, в котором довольно либерально относились к проверке платежеспособности своих клиентов. Это была единственная кредитка, которой владел Хок, и потому он очень аккуратно отсылал в Чикаго ежемесячные 10 долларов — плату за банковские услуги.

Из магазина Хок направился в отель «Интернешнл», оставил свой автомобиль на стоянке такси прямо перед входом в гостиницу и отправился разыскивать Пабло Льосу. Он предъявил ему свое удостоверение и жетон, и попросил Пабло уделить ему несколько минут. Пабло предложил уединиться в раздевалке для сотрудников, которая находилась в подвале. Когда они спустились туда, Пабло открыл свой шкафчик, сняв два висячих замка, и вынул их него дорогой пиджак.

— Он оставил этот пиджак в номере, — объяснил Пабло. — Дело в том, что он выписался из отеля, позвонив откуда-то по телефону, и расплатился кредитной карточкой. Он был зарегистрирован у нас под именем Германа Т. Готтлиба из Сан-Хосе, штат Калифорния. Буквально вчера выяснилось, что карточка была украдена у владельца. Больше мне о нем ничего не известно. Мне этот пиджак маловат, но он буквально с иголочки, и очень дорогой. Пожалуйста, отыщите этого негодяя, лейтенант...

— Сержант.

— Да, сэр. Он просто псих, сержант. Видели бы вы его глаза!

— Имел такое удовольствие.

— Мне кажется, что он — наемный убийца, и его специально выписали сюда из Калифорнии.

— Почему вы так решили?

— У него повадки киллера, сэр, — сказал Пабло. — У меня нет никаких доказательств, но я очень хорошо знаю, как выглядят профессиональные убийцы. Я десять лет прослужил в никарагуанской национальной гвардии и повидал на своем веку немало ублюдков.

— Мы обязательно его поймаем, Пабло. А вы, если вдруг увидите его снова или что-нибудь о нем узнаете, позвоните мне домой. — Хок вручил Пабло свою визитную карточку. — Когда наберете номер, не вешайте трубку, пока не насчитаете пятнадцать гудков. Иногда дежурный отлучается ненадолго. На работу мне, пожалуйста, не звоните. В ближайшие две недели я буду в отпуске.

— А вы уже проверяли квартиру девчонки? — спросил Пабло. — Нет? Может, они там скрываются. Я на днях попросил приятеля съездить туда, но он никого в квартире не застал. Но ведь они могут туда вернуться, не так ли? Я могу вам дать ключи от квартиры Сьюзен, если вы хотите туда съездить.

— Откуда у вас ключи от ее квартиры? — поинтересовался Хок.

— Приятель подарил. У него есть ключи от всех замков Майами. Возьмите себе пиджак, сержант. Возможно, в плечах он вам будет великоват, а так — точно ваш размерчик.

— А почему вы не хотите оставить его себе? Это же дорогая вещь.

— Мне в этот пиджак нипочем не влезть.

— Спасибо. Я обязательно отыщу его, Пабло.

— Чем быстрее вы это сделаете, тем будет лучше. Я ужасно не люблю преступников и вообще преступность.

— Понятно... — улыбнулся Хок. — Поэтому вы и уволились из национальной гвардии, не прослужив и десяти лет.

Хок позвонил из вестибюля «Интернешнл» в управление — приятелю из отдела информации — и попросил проверить, нет ли каких-нибудь данных на Германа Т. Готтлиба из Сан-Хосе.

— Отчего же не проверить, Хок.

— Сколько у тебя на это уйдет времени? — спросил Хок.

— Это зависит от уймы причин. Перезвони мне через пару часов, ладно? — попросил приятель.

— Договорились.

Хок решил поехать в Кендалл. Подойдя к дверям квартиры Сьюзен, он вытащил револьвер, взял его наизготовку, и постучал. В квартире никого не было. Хок воспользовался ключом, который дал ему Пабло, вошел в квартиру и осмотрел все помещения. Трудно сказать, живут ли Сьюзен с приятелем по-прежнему здесь, или уже съехали. С одной стороны, никаких следов какой-либо одежды. Все платяные шкафы пусты. С другой стороны, холодильник полон, кондиционер включен, а двуспальная кровать в спальне не прибрана. На тумбочке рядом с кроватью — баночка крема и бутылка газировки. Других напитков, не считая дюжины бутылок «Сан-Мигеля» в холодильнике, в квартире также не нашлось.

Хок понимал, что находиться в этой квартире без ордера он не имеет права. Но он был уверен, что стоит снять отпечатки пальцев с любого из предметов, находящихся здесь, — и следы их владельца отыщутся в Калифорнии. Но как получить ордер на обыск? Он не сможет убедить прокурора, что именно Мендес напал на него. У Хока нет никаких улик.

По дороге домой Хок заехал пообедать в мексиканский ресторан. К черту эту диету! Ему необходимо снова набраться сил. Вернувшись домой, Хок принял душ, вышел из ванной и открыл пачку «Кулз». Он с наслаждением втягивал в себя ментоловый дым. Глупо совсем отказываться от куреня. Одна сигарета, всего одна сигарета в день вряд ли повредит здоровью.

Спустившись в вестибюль, Хок позвонил в отдел информации. Герман Т. Готтлиб стал жертвой ограбления. Его в бессознательном состоянии обнаружили на Ван-Несс авеню в Сан-Франциско. По дороге в госпиталь он скончался в машине «скорой помощи».

Хока эта новость не удивила. Взяв в руки телефонный справочник Майами, он раскрыл его на букву "М". Мендесы занимали полторы страницы справочника. Рамонов среди них оказалось пять человек. Нашлась даже одна Рамона. Хок рассмеялся и вернул справочник на стойку. По этим телефонам звонить бесполезно, потому что теперь Хок уже точно знал, что фамилия «Мендес» — липовая.

Еще он знал, что липовый Мендес вооружен и очень опасен. И что он, Хок Мозли, должен этого преступника поймать.

Глава 19

Несколько дней после происшествия в ночном магазине Фредди пребывал в унынии. Запястье болело постоянно, и хотя он не признался в этом Сьюзен, ноющая боль не давала ему спать по ночам. Кабельного канала у них не было, но Фредди допоздна засиживался у телевизора, изо дня в день настраиваясь на «Чэннел 51», по которому регулярно показывали фестивальные фильмы. Когда кинокартину прерывала реклама, Фредди начинал хмуриться и тихо ругаться про себя. Около четырех утра, когда легкий атлантический бриз начинал шевелить занавески на окнах, Фредди выключал телевизор и ненадолго забывался беспокойным сном. Внезапно наступившая тишина обычно будила Сьюзен, и она, на цыпочках пробравшись в гостиную, укрывала уснувшего Фредди одеялом.

После короткого сна Фредди принимал душ, завтракал, а потом садился на заднем крыльце и смотрел через противомоскитную сетку на двух ящериц, избравших себе местом жительства засохшую кокосовую пальму, которая непристойно торчала посреди двора. По всему периметру двора тянулся штакетник, заросший кустарником. Сьюзен забросила свой маленький огород, и все помидоры завяли.

Одна из ящериц все время пребывала в движении, носясь по голому стволу пальмы и энергично поедая москитов. Вторая ящерица — та, что потолще — практически не двигалась. Застыв на месте, она раздувала свою пупырчатую лиловую шею и терпеливо ждала, когда поблизости окажется москит, и — хоп! — насекомому тут же приходил конец. Шустрая ящерица была не только более хилой — у нее, к тому же, не было кончика хвоста.

Фредди счел наблюдения за ящерицами весьма поучительными.

Он вспомнил старину Майлза Даррела, на которого когда-то работал в Лос-Анджелесе. Майлз разрабатывал и субсидировал ограбления, забирая себе половину улова. Если вдруг нанятых им грабителей ловили, то Майлз просто списывал в убыток выданный незадачливым бандитам гонорар, и начинал планировать очередную операцию. Хотя такое случалось крайне редко.

Сам Майлз никогда не участвовал в ограблениях, но, тем не менее, разработанные им планы почти всегда срабатывали. Наемные грабители уважали Майлза, и ни один из них, попав в тюрьму, не выдал Даррела. За грабеж, как правило, давали не более двух лет, и каждый из угодивших в тюрьму подопечных Майлза знал, что когда он выйдет на свободу, старина Даррел поможет ему встать на ноги и обеспечит работой.

Фредди еще на заре своей преступной карьеры понял, что работать лучше всего в одиночку. Когда работаешь командой, то стоит одному попасть за решетку, и следом за ним, рано или поздно, следуют остальные члены шайки. Либо их выдаст арестованный «братишка», либо их заметут, как знакомых и друзей свежеиспеченного арестанта.

Хотя, с другой стороны, Майлз ведь так ни разу и не сидел. Но он довольствовался только половиной добычи. Поэтому идеальным Фредди представлялся иной метод: когда ты сам себе разработчик преступления и сам же его совершаешь. Тогда на тебя никто не настучит, и если все пройдет удачно, то вся добыча достанется тебе одному.

Сейчас главное — вычислить, как можно разом сорвать солидный куш, чтобы награбленного хватило на несколько лет полубезмятежной жизни. Абсолютно безмятежная жизнь развращает, и человек начинает терять классификацию. Поэтому время от времени в любом случае надо ходить на «дело». Но если разжиться солидным первоначальным капиталом, то можно не торопиться, и выискивать следующее выгодное дельце месяцами — как Майлз. Девяносто процентов разработанных им ограблений прошли без сучка, без задоринки.

Вообще-то Фредди весьма пессимистично смотрел на свое будущее. Он в глубине души понимал, что рано или поздно его засадят в тюрьму пожизненно — и будет он, седобородый старик, слоняться по тюремному двору, чего-то бормоча себе под нос, и стрелять у всех сигареты.

Однако все же это не фатальная перспектива, и если спланировать одно, всего одно идеальное ограбление...

Но у Фредди не было никаких достойных внимания идей. Существовал лишь зародыш будущего преступления. Френгер понимал, что разрабатывая это преступление, нужно максимально использовать те преимущества, которые ему дает полицейский жетон Хока Мозли. Жетон уже гарантировал Френгеру бесплатный проезд в транспорте и практически бесплатную еду. Но ведь его можно использовать и как орудие шантажа. Надо только найти такого человека, который, испугавшись, отстегнет Френгеру кругленькую сумму.

После ленча Фредди обычно дремал на заднем крыльце, устроившись в плетеном кресле. Часа через два он просыпался, весь мокрый от пота. Потом десяток раз отжимался от пола одной здоровой рукой и шел в душ. Бриться он, естественно, не мог из-за многочисленных порезов, которые через несколько дней начали гноиться. Пришлось Фредди отлепить свой патриотический пластырь.

Однажды он очнулся от послеполуденной дремоты потому, что его сильно знобило. Фредди хотел привстать с плетеного кресло, но у него вдруг закружилась голова. Безвольно упав в кресло, он попросил Сьюзен принести ему несколько таблеток буфферина и лимонад.

Сьюзен сходила за лекарством и лимонадом, потом куда-то ушла, вернувшись через пару минут с миссис Дамрош — невысокой женщиной средних лет, которая умела говорить, растянув губы в фальшивой улыбке торговки.

— Сьюзен сказала мне, что вы отказываетесь вызывать врача, и что меня вы тоже можете прогнать. Не бойтесь. На меня можно положиться. Я, конечно, не врач, но мне пришлось три года присматривать за больным мужем, пока он не умер. Могу и за вами присмотреть — хотя умирать вам вовсе не обязательно, — сказала миссис Дамрош и сунула Фредди в рот термометр. — Совсем неплохо, — констатировала она через несколько минут, взглянув на градусник. — Температура не очень высокая, так что мы можем сбить ее при помощи антибиотиков. У меня дома полная аптечка лекарств.

Затем она нацепила на нос очки и принялась разглядывать раны Френгера, не прекращая при этом улыбаться.

— В некоторых ранках остались осколки стекла, — сказала миссис Дамрош, закончив изучать лицо Френгера. — Я сейчас вернусь, только сбегаю домой за лекарствами.

— Сьюзи, иди с ней, — велел Фредди. — Проследи, чтобы она не вызвала врача.

Однако у миссис Дамрош этого и в мыслях не было. Она действительно вернулась через пару минут, принеся с собой какие-то мази, таблетки, пинцет и бритвенное лезвие.

— Сейчас вам будет больно, — сказала она жизнерадостно и принялась колдовать над ранами Френгера.

Надрезав раны крестообразно лезвием, она с помощью пинцета вытащила из них все осколки. Затем сняла с рассеченной брови грубые швы, наложенные Френгером, и залепила несросшиеся места липким пластырем. Две самые глубокие раны на щеках Фредди она залепила тем же пластырем, а остальные велела ничем не закрывать, чтобы они быстрее подсохли.

Взяв Фредди под руки, женщины помогли ему доплестись до спальни. Там Эдна Дамрош велела Фредди выпить полный стакан джина, уложила Френгера на кровать и принялась обтирать его мускулистое тело губкой, смоченной в водном растворе спирта. Когда Эдна Дамрош начала расстегивать джинсы Френгера, Сьюзен выхватила у нее губку и сказала:

— Здесь я сама все сделаю!

Эдна засмеялась:

— Я бы на твоем месте поступила так же.

Эти решительные меры, предпринятые Эдной Дамрош (она, кроме всего прочего, снабдила Фредди таблетками пенициллина, приказав принимать их каждые четыре часа) помогли Френгеру справиться с болезнью, и к полудню следующего дня он уже сидел в кровати, с аппетитом уплетая сэндвич с ростбифом. По настоянию Эдны, он еще два дня оставался в постели, а на третий день уже смог самостоятельно принять ванну.

Взглянув на себя в зеркало, Фредди с трудом различил свои раны, поскольку зарос густой щетиной, которая — в отличие от светлых волос на голове — оказалась почти рыжей над губами и иссиня-черной на щеках. В принципе, Фредди мог уже бриться, но он решил оставить бороду. Во-первых, она скрывала шрамы, во-вторых, существенно меняла внешность Фредди, что тоже было немаловажно, поскольку его уже наверняка разыскивала полиция Майами. Но ищут-то они гладко выбритого блондина, а не человека, заросшего черно-рыжей бородой. И щетина, и заживающие раны жутко чесались, но Фредди стойко переносил нестерпимый зуд. В результате у него начался тик обеих щек, но это, как ни странно, уменьшило мучения, связанные с зудом. На следующий день Фредди разбил молотком гипс. Запястье и предплечье слегка атрофировались, поэтому Фредди стал разрабатывать мышцы левой руки, используя в качестве эспандера теннисный мячик. Целыми днями, сидя перед телевизором, он стискивал желтый мячик левой ладонью.

Спустя три недели после инцидента в ночном магазине Фредди оделся в итальянский костюм, сел в машину и отправился в центр Майами. Изучив телефонный справочник и рекламную полосу в «Майами геральд», Фредди, наконец, разработал план ограбления. Он обошел несколько нумизматических магазинов, пока не набрел на самый престижный из них, располагавшийся на Флеглер-стрит, главной улице Майами. Движение на этой улице было односторонним, стоянка машин на Флеглер-стрит запрещалась, но буквально на углу Флеглер и Майами-авеню была выгорожена небольшая зона для разгрузки. Если Сьюзен припаркуется здесь и будет ждать его в машине, от которой до нумизматического магазина не больше тридцати метров, то у Фредди есть шанс...

Владелец магазина Рубен Вульгемут оборудовал свое заведение бронированной дверью и пуленепробиваемой витриной. Посетители в магазин не допускались. Если кто-то хотел оценить монеты или что-то продать, то он, оставаясь на улице, клал монету в лоток вращающегося окошечка. Во внутренние владения Вульгемута допускались только постоянные клиенты. Но Фредди знал, как проникнуть в магазин.

За ужином, жуя спаржу, Фредди объяснил Сьюзен ее роль в операции. Она была минимальной, но очень существенной. Сьюзен почувствовала смутную тревогу, поскольку не знала, чем будем заниматься Френгер, пока она будет в точности выполнять то, что он ей сказал. Похоже, Младший и не собирался посвящать ее в более подробные детали.

— Я знаю, что ты не любишь отвечать на вопросы, Младший, но я хочу исполнить свою роль как можно лучше, и поэтому...

— Я готов ответить на любые твои вопросы, Сьюзен, — сказал Френгер, доедая спаржу с ее тарелки, — кроме глупых.

— Ты не сказал мне, что у тебя на уме. Если бы я знала, что ты собираешься сделать, то поняла бы, почему мне нужно делать то, что ты мне велел. Тогда бы я не боялась ничего напутать.

— Как тут можно что-то напутать?! — возмутился Фредди. — Ты останавливаешься на углу Флеглер и Майами-авеню, не выключая двигатель. Я выхожу из машины и иду разбираться с нумизматом. Если к тебе подойдет регулировщик или полицейский, ты им скажешь, что ждешь мужа, который совершает важную сделку в нумизматическим магазине за углом. Все здешние полицейские знают, что Вульгемут не впускает посетителей в магазин, а следовательно, разговор с ним не займет много времени, поэтому остановиться в неположенном месте на пару минут, скорее всего, разрешат. Конечно, они могут приказать тебе немедленно уехать, но тогда ты просто объезжаешь квартал на максимально допустимой скорости, возвращаешься назад и вновь паркуешься на углу Флеглер и Майами-авеню. Только не забудь, проезжая мимо магазина, нажать на клаксон. И не отпускай его две минуты. Я буду в магазине, но тебя услышу.

— Зачем мне дудеть две минуты, если я миную нумизматический магазин за пару секунд? — спросила Сьюзен.

— Ты нажмешь на клаксон, как только въедешь на Флеглер и не будешь отпускать его еще целый квартал после того, как проскочишь мимо магазина. Вот что я имел в виду, говоря, что сигналить нужно две минуты без перерыва. Думай, Сьюзи, думай. Если на тебя вдруг станут обращать внимание, сделай вид, что с клаксоном что-то не в порядке, и ты тут ни при чем.

— Вот так? — спросила Сьюзен, открыв рот и вытаращив глаза.

— Точно! — рассмеялся Фредди.

— Ты смеешься! Я ни разу не видела тебя смеющимся, даже когда по телевизору показывают что-нибудь веселое.

— Я не смеялся, потому что ты не делала ничего смешного. А над телепередачами я не смеюсь потому, что они насквозь фальшивые.

— Значит, я паркуюсь. Оставляю включенным двигатель. Если все будет тихо, то я просто дожидаюсь тебя в автомобиле. Ты возвращаешься, садишься в машину, я сворачиваю на Бискейн, потом по дамбе переезжаю на остров Уотсон и паркуюсь там.

— Не «там», а возле японского сада. Мы ждем наступления темноты, а потом едем в Дэнию через Майами-Бич. Японский сад разрушили какие-то вандалы, он закрыт на реконструкцию, поэтому на парковке практически никто не останавливается.

Одни рыболовы да влюбленные парочки. Если за нами не будет погони, то мы сможем спокойно отсидеться до темноты. Надо только захватить с собой в машину термос с холодным чаем и немного еды.

— А если за нами будет погоня? Кстати, почему за нами может быть погоня?

— Не забивай себе голову всякой ерундой. Если даже за нами будет погоня, я с преследователями разберусь. Но погони не будет. На второй твой вопрос я отвечать не стану, потому что он глупый.

— Извини.

— Что у нас на десерт?

— Сладкий картофель.

— Никогда не пробовал.

— Он похож на вкусу на тыквенный пирог. Если бы я тебе не сказала, ты решил бы, что это тыква. Но сладкий картофель даже лучше тыквы.

— Что ж, попробуем. Я люблю тыквенный пирог.

— Тебе со сливками?

— Конечно.

После ужина они поехали посмотреть матч по хай-алай. Пока Сьюзен покупала билеты, Фредди прокрался на автостоянку, снял канзасские номера с «форда-эскорта» и спрятал их к себе в багажник. Вечером эти номера надо будет поставить на «трансам».

Фредди наблюдал за игрой с интересом, но он не знал достоинств тех или иных игроков, и потому не стал ни на кого ставить.

Сьюзен же, поставив на всех игроков, которых звали Хесусами — таких испанских Иисусов в тот вечер на площадке было трое, — выиграла 212 долларов 35 центов.

Глава 20

Хоку пришлось оставить «кольт» Хендерсона при себе. Он хотел запереть револьвер Хендерсона в выдвижной ящик его стола, но увидев, что на месте Билла уже сидит Эллита Санчес, передумал. Санчес, тем не менее, он рассмотрел пристально. У дамы действительно был внушительный бюст, хотя он и маскировался свободной шелковой блузкой и шелковым же шарфом, повязанным вокруг шеи. Черные волосы Санчес были пострижены очень коротко — как у маленьких китайских детей. А на затылке волосы, похоже, вообще выбриты. На носу у Санчес сидели затемненные очки, и она с недовольным видом просматривала какие-то бумаги, постукивая по столу желтым карандашом. Если Хок сейчас зайдет в стеклянный офис, то Санчес наверняка начнет задавать вопросы про документы и разные файлы. Санчес была грозного вида женщиной, и Хоку не слишком-то улыбалась перспектива совместной с ней работы. Поэтому он покинул управление, не побеседовав со своей напарницей.

Однако приехав домой, Хок сразу же вспомнил про Эллиту Санчес. Дело в том, что он сейчас очень тщательно обдумывал каждый свой шаг. Хок не хотел вмешивать в это дело сержанта Уилсона из полиции нравов, и всячески старался избежать любых юридических ошибок, чтобы этого ублюдка Мендеса не выпустили под залог, прицепившись к какой-нибудь крохотной ошибке Хока, допущенной при его поимке. Хок намеревался упрятать Мендеса за решетку навсегда.

Он уже не сомневался в том, что именно Мендес ограбил несчастного Готтлиба, воспользовавшись затем краденой карточкой Готтлиба, чтобы поселиться в отеле «Интернешнл». Но у Хока не было никаких доказательств. Он не мог требовать ордера на арест Мендеса, поскольку предположения сыщиков в прокуратуре уликами не признают. Мендес может сказать, что купил эту карточку у какого-нибудь бродяги. На автобусной станции Майами за пятьдесят долларов вам могут предложить на выбор сотни краденых кредиток.

Хок подошел к письменному столу и плеснул в стакан из-под вставной челюсти изрядное количество виски «Эрли Таймс». Слишком большая получилась порция. Хок сцедил полстакана обратно в бутылку. Пальцы у него дрожали, поэтому немного алкоголя пролилось на пол. Сердце Хока колотилось как бешеное. Чем больше он думал о Мендесе, тем сильнее его охватывало чувство страха. Нет, это не паранойя. Если кто-то тебя избил, и ты знаешь, что он может избить тебя еще раз, то страх — признак не паранойи, но здравого ума.

Единственный способ прищучить Мендеса — это найти его и устроить за ним слежку. Если в момент задержания при этом ублюдке окажутся жетон и револьвер Хока, то Мендеса можно обвинить в покушении на убийство. Даже при самом плохом для Хока раскладе, Мендеса можно пару дней помариновать в камере и лишь потом назначить сумму залога. За двое суток можно снять отпечатки пальцев и отослать их в Калифорнию. Если на этого ублюдка заведено досье, — в чем у Хока не было никаких сомнений, — то, скорее всего, Мендеса сейчас разыскивают и в Калифорнии. Если он ничего не натворил в Калифорнии, то зачем ему переть через всю страну в Майами?

Хок немного успокоился. Алкоголь оказал на него столь благотворное воздействие, что Хок решил осушить еще один стакан. Руки у Хока перестали дрожать, он спокойно закурил «Кулз» и снял трубку телефона. После шестнадцати гудков к телефону подошел, наконец, Эдди Коэн.

— Регистратура, — сказал он.

— Эдди, это сержант Мозли. Соедините меня, пожалуйста, с полицейским управлением. Наберите номер моего рабочего телефона.

Эллита Санчес ответила после первого же гудка.

— Отдел по расследованию убийств. Детектив Санчес.

— Здравствуйте, Санчес. Это ваш новый напарник, сержант Хок Мозли. Я сегодня заходил к капитану Браунли, видел вас на новом рабочем месте, но вы были так заняты, что я не осмелился вас беспокоить. Капитан Браунли сказал, что...

— Кто? Вам нужен капитан Браунли?

— Нет, — осекся Хок. Санчес говорила по-английски почти без акцента, но Хок догадался, что за беглой английской речью она не поспевает. — Это сержант Мозли. Ваш новый напарник.

— Слушаю вас, сержант.

— Мы с вами отныне будем работать вместе. Вы и я. Так мне сказал капитан Браунли, когда я заходил к нему.

— Да.

— Я хочу попросить вас оказать мне небольшую услугу.

— Что?

— Надо лишь сделать несколько телефонных звонков. Если не удастся выяснить это по телефону, то я попрошу вас съездить в департамент электрификации и в телефонную компанию. И в водопроводную компанию тоже. Возможно, кстати, лучше всего начать именно с водопроводной компании.

— Это по какому делу? Разве я не должна предварительно ознакомиться с ним?

— Нет, это необязательно. Запишите, пожалуйста...

— Капитан Браунли уведомил меня, что вы находитесь в отпуске и вернетесь только через две недели. Если вы в отпуске, то почему вы работаете над новым делом? И почему утаиваете от меня информацию? Я этого понять не могу. Поэтому прежде чем выполнять ваши просьбы, сержант Мозли, я обязана связаться с капитаном Браунли, и выяснить...

— Ну-ка заткнись, — сказал Мозли, еле сдерживая ярость.

— Что?

— Заткнись и слушай внимательно, потому что дважды я повторять не буду, Санчес. Да, мы с вами действительно напарники, но я — сержант, а вас еще не произвели даже в детективы. Так что пока вы диспетчер с латиноамериканской фамилией. Вам представился шанс поработать в паре со мной только потому, что вы латиноамериканского происхождения. Вам крупно повезло, потому что вашим напарником будет спокойный и рассудительный сыщик, который научит вас всем премудростям жизни. Однако хочу предупредить, что если вы, под каким бы то ни было предлогом, будете согласовывать свои действия с капитаном Браунли, минуя своего непосредственного начальника, то я гарантирую вам, что вы будете безумно рады, если останетесь после этого в управлении хотя бы диспетчером. Но это вряд ли. Я постараюсь, чтобы вас навсегда перевели в ночную смену по охране стадиона «Орэндж Боул». Итак, если вы не желаете посвятить свою карьеру проверке надежности замков на торговых автоматах, то берите карандаш, лист бумаги и следуйте моим инструкциям. Вы меня поняли, или мне повторить еще раз?

— Я все поняла, сержант.

— Отлично. Итак, выясните в водопроводной компании, телефонной компании и в департаменте электрификации, не оплачивал ли счета этих компаний человек по фамилии Мендес, или некая Уэггонер. Диктую по буквам: У-Э-Г-Г-О-Н-Е-Р. Записали? Первую фамилию, надеюсь, диктовать не надо? Отлично. Меня интересуют только счета, оплаченные за последние три недели. Счета на воду, электричество и телефон, за последние три недели. Если по этим трем адресам вам не дадут никакой информации, то позвоните еще в газовую компанию: возможно, кто-то из упомянутых мною людей оплачивал заправку газового баллона. Вопросы есть?

— Нет. Я все поняла.

— Тогда перезвоните мне в отель «Эльдорадо» до пяти часов вечера и доложите, что вам удалось выяснить. Не вешайте трубку, пока не прозвучит двадцать гудков. У портье туго со слухом. Если вы не позвоните до пяти, то я сам перезвоню вам в половине шестого. Все понятно?

— Да.

— Тогда прощаюсь с вами до пяти.

— Да.

Хок поднялся из-за стола и направился к столику возле викторианского кресла, на котором оставил бутылку «Эрли Таймс».

Наверное, капитан Браунли все-таки имел в виду не это, когда говорил, что Хок должен поставить Эллиту Санчес на место. Она заявится к Браунли раньше, чем я успею выпить этот стакан виски. Когда я буду наливать себе вторую порцию, она уже будет объяснять Браунли, что я ее дискриминирую, во-первых, как латиноамериканку, и, во-вторых, как женщину. Потом она поведает капитану о моих угрозах, и мне придется привести эти угрозы в действие. Конечно, на ночное дежурство в «Орэндж Боул» перевести ее вряд ли удастся, но уж вытурить из отдела по расследованию убийств не составит никакого труда. Мне столько людей из управления обязаны, что стоит только сделать пару звонков... Куда бы ее перевести? О! В полицию нравов. К сержанту Уилсону. Он же чувствует себя виноватым передо мной. Выбросил, гад, в окно мою челюсть! Надо позвонить ему. Пусть забирает ее к себе. Побегает эта милочка пару месяцев по 79-й улице, отлавливая сутенеров, поработает с придурком вроде Уилсона пару недель — и всю жизнь будет жалеть, что не выполнила вежливую просьбу старого доброго Хока Мозли...

Хок прикончил бутылку виски, зажег сигарету, докурил ее до самого фильтра и бросил окурок в пепельницу с фирменным логотипом отеля «Фонтенбло». Интересно, почему ему до сих пор не позвонил капитан Браунли?

В половине пятого задремавшего Хока разбудил телефон. Эллита Санчес сообщила, что за последние три недели счета водопроводной, телефонной и прочих компаний оплатили два Мендеса, один Угнер, один Уэгнер, и одна Уэггонер. Сьюзен Уэггонер. Правда, она проживает не в округе Дейд, а в Дэнии, округ Броуард. Она оплатила счета за воду, электричество, газ и телефон.

Хок не просил Санчес узнавать данные по другим округам. Но, похоже, он так ее напугал, что пробудил в бедной женщине инициативу.

Глава 21

В половине четвертого утра дождик только накрапывал, но уже через полтора часа засверкали молнии, зарокотал гром, и над округом Дейд разразился ливень. Хок выругался и поднял боковое стекло машины, чтобы не промокнуть до нитки. Стекло мгновенно запотело, и Хоку пришлось время от времени протирать его носовым платком.

Автомобиль Хока стоял в сени тропических деревьев с четырех утра. Нависшие ветки с огромными листьями делали автомобиль Хока практически незаметным. Он припарковал его в ста метрах от дома Сьюзен Уэггонер, на противоположной стороне улицы. Дождь, пожалуй, облегчит задачу Хока. Он собирался приклеиться «хвостом» к машине Сьюзен и поездить за ней пару дней. Вполне может статься, что Мендес живет в одном доме с Сьюзен, и тогда слежка просто не понадобится. Но если Мендес обитает в каком-то другом месте, то Сьюзен рано или поздно выведет Хока на него. Надо лишь проявить немного терпения.

Честно говоря, Хок удивился, когда в пятнадцать минут седьмого в доме зажегся свет. Он не предполагал, что девчонка встает в такую рань.

Достав заранее припасенную банку из-под кофе, Хок помочился в нее, закрыл крышку и сунул теплую жестянку под переднее пассажирское сиденье. Хоку очень хотелось курить, но он не рискнул зажигать сигарету, потому что Сьюзен могла разглядеть в темноте ее огонек. Вывести Хока на Мендеса могла только мисс Уэггонер, и он не хотел ее спугнуть. Белый «трансам» с канзасским номером легко различить в любом потоке машин, тогда как побитый «понтиак» Хока моментально сливался с другими автомобилями, снующими по дорогам Майами. Единственное, что по-настоящему тревожило Хока — это страх перед Рамоном Мендесом, но в нужный момент он надеялся пересилить это чувство...

Фредди проснулся в шесть утра, принял душ и пошел будить Сьюзен. Он очень обрадовался дождю и спросил у Сьюзен, которая суетилась на кухне, сколько может продлиться такой ливень.

Сьюзен выглянула из окна, посмотрела на небо и сказала:

— Сейчас как раз конец сезона ураганов, так что дождь может идти три-четыре дня подряд. А может прекратиться через пару часов. Судя по тучам, лить будет весь день.

Сьюзен намазала маслом шесть тостов, положила сверху куски говядины, полила тосты молочным соусом, выложила их на тарелку и поставила перед Фредди. Фредди подцепил тост вилкой и отправил его в рот.

Сьюзен, отступив на шаг, наблюдала, как он жует, прикрыв глаза от удовольствия.

— Очень вкусно, — сказал Фредди. — Только мясо лучше подавать не на тостах, а с жареной картошкой. А тост тогда можно съесть с мармеладом. Этот соус такой густой, что я почти не ощущаю вкуса масла.

— Я сейчас поджарю картошку. На это уйдет не больше двух минут. У меня в холодильнике несколько вареных картофелин, так что мне надо лишь нарезать их кружочками и бросить на сковородку...

— Не надо. Это я на будущее тебе говорил. Я люблю плотно позавтракать перед ответственным делом. Плотный завтрак придает человеку энергии.

— Как твоя рука? — спросила Сьюзи.

Ни слова не говоря, Фредди встал из-за стола и отжался от пола больной рукой. Потом снова сел за стол, морщась от боли, и сказал:

— Одно отжимание. Завтра постараюсь сделать два.

— Я хотела узнать, болит ли у тебя рука, — уточнила Сьюзи.

— Немного, когда отжимаюсь. Я думаю, перелома все же не было, иначе рука не зажила бы так быстро. Скорее всего, сильный вывих.

— Дождь не может повлиять на твои планы? — осторожно поинтересовалась Сьюзен.

— Дождь — это очень хорошо. В дождливую погоду снижается видимость на дорогах. Ты уже приготовила ленч, который мы возьмем с собой?

— Сэндвичи с тунцом, остаток уксусного пирога, яблоки, бананы. Два пакета чипсов, чай в термосе, шесть банок лимонада. Я уже все сложила в машину.

Фредди кивнул и налил себе еще одну чашку кофе.

— Этого вполне достаточно. Скорее всего, после такого обильного завтрака мы даже не успеем проголодаться, но когда часами сидишь в машине, то все время хочется чего-нибудь погрызть. Не забудь положить в салон пустую банку из-под кофе.

— Зачем?

— Сьюзи, ты хотя бы иногда думай, прежде чем задавать глупые вопросы. Как ты думаешь, куда в конце концов денутся шесть банок газировки и чай?

— Банка из-под кофе нужна, чтоб в нее писать?

— Видишь, как все просто.

Сьюзен нахмурилась. Между бровей легла глубокая вертикальная складка, крепко сжатые губы побелели.

— Если тебя что-то тревожит, то скажи об этом прямо, — раздраженно произнес Фредди. — Мне не нравится твое сегодняшнее настроение.

— Нечестно с твоей стороны заставлять меня заниматься неженским делом.

— Как это?!

— Ты же сам говорил, что в семье все роли должны быть четко разделены. Ты говорил, что будешь добывать деньги, а мне надо будет лишь вести хозяйство. Теперь ты пытаешься вовлечь меня в какие-то свои дела, и мне страшно.

— Чего тебе бояться? Тебе всего-то надо отвезти меня на Флеглер-стрит, постоять немного на углу Флеглер и Майами-авеню и дождаться, когда я вернусь.

— Мне кажется, что ты задумал какое-то преступление, и если я стану помогать тебе, то буду считаться сообщницей. Зачем мне эти проблемы? Я отказалась от учебы ради того, чтобы выйти за тебя замуж, заботиться о домашнем очаге, и я вовсе не обязана...

— Кто вбил тебе в голову всю эту чушь? Эдна Дамрош, небось?

— Когда я боюсь, мне не нужны ничьи советы. Никто не может указывать мне, чего я должна бояться, а чего — нет. Мне страшно, потому что ты хочешь заставить меня делать то, чего я не хочу.

— Значит, если я расскажу тебе о том, что собираюсь сделать, ты перестанешь бояться?

— Да.

— Я хочу ограбить нумизматический магазин Вульгемута. Коллекция монет, которую я возьму с собой, поможет мне проникнуть в магазин. Думаю, эти монеты стоят пару штук баксов, но я оставлю их на прилавке магазина, и заберу только наличность, которая хранится в сейфе у Вульгемута. Ему каждый день приходится иметь дело с золотом и большими деньгами, так что в сейфе у него должна храниться кругленькая сумма. Вот и весь мой план. Так что можешь успокоиться.

— Успокоиться?! Да я теперь боюсь пуще прежнего.

— Вот видишь! Поэтому я тебе и не говорил о том, что собираюсь делать. Я знал, что ты отреагируешь именно так. Пожалуйста, думай только о своей роли. Ты паркуешься. Ждешь. Уезжаешь. Ничего страшного в этом нет.

— И у меня не будет никаких неприятностей?

— Абсолютно никаких. Я обдумал ситуацию со всех точек зрения. Мы заработаем столько денег, Сьюзен, что хоть завтра сможем отправиться в круиз по Карибскому морю.

— А почему ты не можешь ограбить нумизмата в одиночку, без моей помощи?

— Потому что автомобиль могут отбуксировать к черту на рога, пока я буду находиться внутри магазина. Кто-то должен все время быть в машине.

Сьюзен кивнула и принялась собирать грязные тарелки.

— Оставь все как есть. Помоешь посуду, когда вернемся.

Сильнейший ливень стал причиной нескольких аварий на шоссе, в результате образовались пробки, так что Хоку Мозли не составило труда удержаться за «трансамом» на запруженном Дикси Хайвэй.

Время близилось к половине десятого, хотя из-за мрачных туч и сильного дождя Майами потемнел как в предрассветные часы. Водители с включенными фарами и «дворниками» еле ползли по затопленным улицам, стараясь держаться поближе к середине дороги. Некоторые беспрестанно сигналили просто ради того, чтобы посигналить. Когда Сьюзен дважды сорвалась с места на желтый свет, Фредди попросил ее впредь не торопиться.

— Спокойно, Сьюзен. Неважно, во сколько мы доберемся до магазина. Пусть хоть в полдень. Я дважды проверял — Вульгемут никуда не ходит обедать. Он весь день сидит один в своем магазине. Скорее всего, приносит обед с собой.

— Прости, Младший. Я немного нервничаю, только и всего. Кроме того, стоит в Майами хоть чуть-чуть зазеваться на желтом сигнале светофора, как в тебя въедет сзади какой-нибудь придурок.

— Я могу понять твое волнение. Но я же сказал тебе уже раз десять: ничего не бойся. Ты просто припаркуешься на углу Флег...

— Да поняла я! Ты тоже не переживай. Со мной все будет в порядке.

Зона, специально размеченная для машин, встающих под разгрузку, оказалась свободной. Здесь запросто могли уместиться три легковых автомобиля или одна легковушка и большой грузовик. Когда Сьюзен остановилась, Фредди велел ей немного сдать машину назад, чтобы не оказаться случайно заблокированной другими автомобилями.

— Вот так. Отлично, — похвалил Френгер Сьюзен. — Теперь перед тобой вполне хватает места для грузовика — если вдруг он подъедет разгружаться в этот магазин в ближайшие полчаса.

Сьюзен огляделась по сторонам: справа был расположен магазин, торговавший кубинской одеждой, рядом с ним впритык стоял двухэтажный дом, на верхнем этаже которого располагался магазинчик с чучелом ламы в витрине. Надпись на витрине утверждала, что здесь продаются подлинные товары из Перу. На первом этаже здания был другой магазин. Его витрины были заставлены дешевыми наручными часами и колечками с цирконием в черных бархатных коробочках. На углу располагалось кубинское кафе, которое торговало и на вынос.

Кожаный кляссер с монетами лежал у Фредди на коленях. Он вытащил свой револьвер, проверил его и сунул в правый карман пиджака.

— Ты... ты же не собираешься убивать Вульгемута? — испугано спросила Сьюзен, облизывая пересохшие губы.

— Нет. Если только он сам меня не вынудит. — Фредди вдруг оскалился кровожадной улыбкой:

— Как твой брат. Он приставал ко мне, и мне пришлось сломать ему палец.

— Так это ты убил Мартина?! — Глаза Сьюзен округлились от ужаса.

— Я никого не убивал. Я лишь сломал ему палец. Только и всего. Я могу и тебе свернуть шею, если ты что-нибудь напутаешь. Поняла?

Фредди вышел из машины и заказал в кафе на углу два стаканчика кофе. В три глотка осушив свой стакан, он отнес второй бумажный стаканчик Сьюзен. Та приспустила боковое стекло, чтобы взять стакан, но руки ее так дрожали, что она пролила почти весь кофе себе на джинсы. Губы у Сьюзен побелели. Фредди раздраженно покачал головой.

— Принести тебе новый кофе?

Сьюзен замотала головой. Теперь побелели и костяшки пальцев, сжимавших руль.

— Ну, тогда я пошел. Смотри, не засыпай. Держи двигатель включенным. Я буду минут через десять.

Взяв кляссер с монетами в левую руку, Фредди двинулся прочь от машины.

Хоку пришлось остановиться на красный сигнал светофора, а Сьюзен успела проскочить перекресток, и теперь Хоку оставалось только надеяться на то, что он ее не упустит из виду. Однако ему повезло. Сьюзен остановилась на углу Флеглер и Майами-авеню, заехав на специально обозначенное место для разгрузки грузовиков. Других мест для парковки на улице просто не было. Сзади послышались настойчивые автомобильные гудки. Хок опустил стекло и махнул рукой водителю стоявшей позади машины — проезжай. Водителю пришлось сначала подать машину назад, поскольку дистанцию он явно не соблюдал. Проезжая мимо Хока, он обложил его матом и пригрозил кулаком.

Хок увидел, как из «трансама» вышел Мендес и направился к кафе. Через минуту он уже возвращался к автомобилю, неся в руке бумажный стаканчик. Неужели они остановились только для того, чтобы выпить дрянного кофе? Хок не знал, что делать. Сзади опять послышались гудки. Хок пропустил и эту машину.

Когда через секунду он вновь посмотрел в сторону «трансама», Мендес уже сворачивал на Флеглер. Как только он пропал из виду, «трансам» вдруг сорвался с места в карьер и помчался вниз по Майами-авеню. Хок последовал за Сьюзен Уэггонер. Он сразу догадался, что Мендес отправился в один из магазинов на Флеглер, а «трансам», сделав круг по кварталу, вернется через несколько минут и подберет Мендеса у магазина, чтобы бедолага не мок под дождем.

Догадка Хока оказалась неверной.

Вот почему полицейскому трудно без напарника. Если бы рядом сейчас находился Билл Хендерсон — или хотя бы Эллита Санчес, — то один из напарников отправился бы на машине вслед за Сьюзен, а второй пошел бы за Мендесом.

Когда Хок сообразил, что «трансам» перестроился в тот ряд, который вел в сторону шоссе И-95, прочь от Майами, он, плюнув на все правила дорожного движения, перестроился сразу через три ряда и повернул влево на Ферст-стрит. Проехав по этой улице один квартал, Хок еще раз повернул налево и вновь оказался на Флеглер-стрит. Машины двигались с черепашьей скоростью. Хок два раза останавливался на красный свет, но все же мало-помалу продвигался по улице, всматриваясь в пешеходов, которые двигались по тротуару короткими перебежками от одного навеса к другому, спасаясь от дождя.

Перед оптовым магазином, который снабжал провизией выходцев из Венесуэлы и Колумбии, толпились латиносы с огромными сумками. Хок притормозил у тротуара и стал рассматривать толпу. Нет, Мендеса здесь не было. На фоне одетых в темные костюмы латиносов Мендес смотрелся бы белой вороной в светлом поплиновом костюме. Хок вытащил револьвер из кобуры и положил его на переднее пассажирское сиденье. Потом по привычке протянул руку к рации, но наткнулся лишь на зияющую в приборной доске дыру. Вспомнив, что рацию украли, Хок плюнул от досады и выматерился. Сзади опять начали сигналить нетерпеливые водители. Его единственный шанс найти Мендеса — выследить этого ублюдка в толпе. А сделать это практически невозможно. В глубине души Хок даже надеялся на то, что не сумеет обнаружить Мендеса.

Пока Фредди шел от угла Флеглер и Майами-авеню к нумизматическому магазину Вульгемута, он промок до нитки. Добравшись, наконец, до магазина, Фредди нажал на кнопку звонка и приветливо улыбнулся Вульгемуту, увидев его встревоженное лицо позади витрины. Вульгемуту было слегка за пятьдесят, но лысина делала его гораздо старше. Из волос на голове Вульгемута остались лишь седые клочки над ушами. Обвислые щеки и нос картошкой были испещрены шрамами от давних прыщей.

Фредди наклонился к переговорному устройству.

— Я из полиции. Поверните, пожалуйста, лоток.

Пуленепробиваемое окошечко развернулось вокруг своей оси, Френгер положил в лоток кожаный кляссер с монетами, удостоверение личности Хока Мозли и полицейский жетон.

Окошечко повернулось еще раз, и лицо Вульгемута исчезло.

Фредди не ожидал увидеть на Флеглер-стрит столько людей в такую мерзкую погоду. Скорее всего, местные жители привыкли к таким переменам погоды. Дождь был теплый, а температура воздуха, если верить укрепленному на фасаде банка гигантскому термометру, — 25 градусов. Рядом с термометром светились электронные часы. Четыре минуты одиннадцатого. Циферблат внезапно погас, и на нем высветилась надпись, состоящая из зеленых точек:

«АМЕРИКАНСКИЙ ПУТЬ» — ЭТО И. Р. А. НА АМЕРИКАНСКИЙ ЛАД

Фредди не мог понять, что означает эта фраза. «Интересно, что такое И. Р. А.?» — погрузился в раздумья Френгер, но тут услышал, как в очередной раз повернулось вокруг оси пуленепробиваемое окошко. В лотке лежали жетон и удостоверение, но кожаный кляссер исчез. Зато в окне вновь замаячило лицо Вульгемута.

— Вы по какому делу, сержант? — раздалось из переговорного устройства.

— По служебному, — ответил Фредди. — Хотел проконсультироваться у вас насчет этих краденых монет, а также задать вам несколько других вопросов. Откройте, пожалуйста, — попросил он, забирая из лотка удостоверение и жетон.

Лицо Вульгемута в очередной раз исчезло, но на сей раз сразу вслед за этим зажужжал электронный замок, раздался щелчок, и Фредди, взявшись за ручку, толкнул дверь. Жужжание прекратилось, как только Фредди ступил за порог.

— Закройте дверь! — крикнул из глубины магазина Вульгемут.

Фредди прикрыл дверь, толкнув ее ногой. Принесенный Френгером кляссер лежал на дальнем конце прилавка.

— Вы говорите, что эти монеты похищены? — спросил Вульгемут.

— Да. Они сейчас являются вещественными доказательствами. Мы изъяли монеты у скупщика краденого. Если бы вы помогли нам установить владельца коллекции, то, возможно, нам удалось бы через него выйти на новых подозреваемых... А это вообще ценная коллекция? — спросил Фредди.

Вульгемут пожал плечами.

— Тут не может быть речи о какой-то конкретной цене. Если коллекция кого-то заинтересует, то он выложит за нее, естественно, больше суммарной номинальной стоимости монет. Насколько больше — зависит от меня. Эту коллекцию я назвать редкой не могу. Но она может отличаться по цене от другой аналогичной коллекции. Все зависит от того, в каком состоянии монеты.

— А вы прежде видели эту коллекцию? — спросил Фредди.

— Именно эту — нет. Но я видел много аналогичных собраний, — ответил Вульгемут и, в свою очередь, спросил: — А что у вас с глазом, сержант?

— Автомобильная авария.

— Я бы на вашем месте подал в суд на хирурга, который накладывал вам швы.

— Врач сказал, что все будет в порядке, когда швы заживут.

— Он вам солгал. Кстати, мои монеты продаются в других кейсах, — сказал Вульгемут, протягивая кожаный кляссер Френгеру.

Фредди взял его в руки и сказал, собираясь прощаться:

— Что ж, похоже придется мне обойти все нумизматические магазины Майами... А вы мне можете показать парочку ваших кляссеров для монет? Мне хотелось бы убедиться, что они отличаются от этого краденого кейса.

— К сожалению, у меня их сейчас нет под рукой.

— Даже в сейфе нет?

— Нет. Тех, что предназначены для хранения серебряных долларов, у меня в данную минуту нет.

— А вы не знаете, в каком магазине монеты укладывают в такие кейсы, как этот?

— Боюсь, вы на ложном пути, сержант. Кейсы для монет можно купить отдельно в любом универмаге. Вам их могут прислать даже наложенным платежом — хоть дешевенький из кожезаменителя, хоть фирменный из страусовой кожи. Могу украсить его вашей монограммой, если пожелаете.

— Понятно.

— Сержант, а почему кражами занимается сотрудник отдела по расследованию убийств?

— Я не могу ответить на ваш вопрос. Это конфиденциальная информация. Я, кстати, зашел еще и для того, чтобы посмотреть, насколько вы обезопасили себя от возможного вооруженного ограбления. Мы получили кое-какую информацию о готовящихся налетах на нумизматов. Возможно, нам придется выставить охрану перед вашим магазином. Вы, наверное, слышали об участившихся налетах на нумизматические магазины?

— Что значит — «слышал»?! Да меня грабили чуть ли не трижды в месяц, пока я не поставил пуленепробиваемое стекло. Лично мне охранники сейчас не нужны.

— Почему? — улыбнулся Фредди и, опустив руку в карман пиджака, нащупал револьвер.

— Потому что у меня есть Педро! — Вульгемут обернулся назад и крикнул в полумрак: — Педро!

В дальней стене с треском распахнулась дверь, и на ее пороге показался невысокий широкоплечий мужчина с темной шевелюрой. Он взглянул на Фредди бесстрастными глазами и направил на него двустволку.

— Педро все это время наблюдал за вами через дверной глазок, — рассмеялся Вульгемут. — Все в порядке, Педро. Я просто хотел представить тебя сержанту Мозли из полиции Майами.

Педро опустил ружье, повернулся и пошел обратно к потайной двери. Фредди рывком выхватил из кармана револьвер и выстрелил Педро в спину. Тот рухнул ничком через порог, выронив ружье. Оно грохнулось оземь, но, слава Богу, не выстрелило. Фредди в нерешительности уставился на упавшего Педро. Он не знал, надо ли стрелять в охранника еще раз, или тот уже мертв. В эту секунду Вульгемут одним движением выхватил из-под прилавка мачете и, взмахнув им, начисто оттяпал Френгеру средний, безымянный палец и мизинец на левой руке. Сила удара была такова, что мачете разрубил даже кейс, который Фредди как раз хотел взять левой рукой с прилавка. Фредди молча выстрелил Вульгемуту прямо в физиономию. Над верхней губой Вульгемута появилась аккуратная дырочка. Вульгемут издал какой-то булькающий звук и упал навзничь, стукнувшись лысиной о кафельный пол. Он был еще жив, когда стал заваливаться назад, но на пол упало уже бездыханное тело.

Несколько секунд Фредди недоуменно рассматривал окровавленные обрубки пальцев. Сначала вся левая рука онемела, но секунду спустя по ней растеклась волной жгучая пульсирующая боль. Как ни странно, крови было немного. Фредди обернул изуродованную руку платком, зашел за прилавок и попытался открыть сейф. Но огромный несгораемый шкаф был оборудован кодовым замком, шифр к которому Фредди не подобрал бы и за год. Тогда Фредди кинулся к кассовому аппарату. Спрятав револьвер в карман, Фредди выгреб из кассы десятки и двадцатки, потом подошел к трупу Вульгемута, перевернул его одной правой и вытащил из кармана его брюк толстый бумажник. Сунув бумажник и деньги во внутренний карман пиджака, Фредди пошел к выходу.

Он не смог открыть дверь. Пришлось вернуться к стойке. Фредди наугад сунул в специальную прорезь запирающего устройства пластиковый ключ, который лежал тут же, на прилавке. Раздалось жужжание, щелкнул замок, и Фредди вышел, наконец, из нумизматического магазина. Он попытался закрыть за собой дверь, но она не захлопнулась, поскольку открывать и запирать ее можно было только изнутри. Теперь в магазин мог зайти любой прохожий. Но Фредди не боялся того, что трупы вот-вот обнаружат. У него еще оставалась уйма времени в запасе. Фредди спрятал раненую руку в карман брюк и, борясь с желанием пуститься наутек, медленно пошел к пересечению Флеглер и Майами-авеню.

На разгрузочной площадке стоял грузовик марки «Тойота». Белого «трансама» и след простыл.

Фредди резко развернулся и направился обратно на Флеглер-стрит. Пожалуй, не стоило рассказывать Сьюзен про палец Мартина. Кто-нибудь другой решил бы, что Фредди шутит: вероятность того, что ты убьешь человека, а потом в тот же день заведешь роман с его сестрой, встретившись с ней совершенно случайно, — такая вероятность ничтожно мала. Но Сьюзен поверила Френгеру, потому что он никогда до этого ей не лгал. Правда, он практически ничего ей о себе и не рассказывал, так что лгать Сьюзен просто не было нужды.

Да, выдержка изменила сегодня Френгеру. Его вывело из себя нытье Сьюзен, вот он и не сдержался, ляпнул лишнее.

Куда же она делась? Наверное, Сьюзен все-таки попросили убрать машину с места, где парковка запрещена. В таком случае, она вот-вот должна появиться на Флеглер-стрит. Фредди стал вглядываться сквозь дождь в медленно плетущуюся по улице вереницу машин. Вдруг одна из машин резко остановилась прямо посреди дороги. Это был потрепанный «леманс».

Фредди и Хок увидели друг друга одновременно. Хок, выставив в окно машины револьвер, заорал:

— Ни с места! Полиция!

Фредди нырнул за спину трем женщинам с зонтиками, которые стояли на краю тротуара, показал Хоку оставшийся средний палец и пустился наутек. Он знал, что полицейский не станет стрелять по прохожим. Копам можно применять оружие только в том случае, если их жизнь подвергается смертельной опасности. Фредди перебежал улицу на красный свет, лавируя между отчаянно сигналившими ему машинами, и помчался в сторону универмага «Бэрдин». У входа в магазин он оглянулся через плечо. Погони не было. Фредди торопливым шагом пересек весь универмаг и вышел через запасной выход на Ферст-стрит. На автобусной остановке образовалась очередь из десятка человек. Фредди, увидев приближающийся автобус, растолкал всю очередь, первым вошел в салон автобуса и, продемонстрировав жетон водителю, сказал:

— Я из полиции. Ищу негра с магнитофоном. Водитель ткнул большим пальцем через плечо.

— Там, сзади, целых три ниггера с магнитофонами.

Автобус был переполнен, так что Фредди пришлось расталкивать всех пассажиров. На заднем сиденье действительно сидели три негра с магнитофонами. Но только один из них — негритос в вязаной шапочке цвета хаки, надвинутой на лоб по самые брови, — нарушая правила пользования общественным транспортом, завел свою шарманку на полную катушку. Из динамиков доносилось ритмичное рэгги, в такт которому ниггер покачивал головой. Фредди показал ему жетон и велел выключить магнитолу. Ниггер нехотя чуть-чуть убавил громкость.

— Я сказал: «Выключи!» — тихо повторил Фредди.

Очевидно, ниггер увидел в глазах Фредди нечто такое, что мигом привело черномазого в чувство. Магнитофон умолк, и несколько пассажиров наградили Фредди аплодисментами.

Фредди проехал на автобусе три квартала, потом посигналил водителю, и тот открыл ему заднюю дверь. Едва Фредди вышел из автобуса, как магнитофон вновь зазвучал на полную громкость.

Хок вышел из машины и увидел, как Мендес бежит на противоположную сторону улицы, лавируя между автомобилями. Потом Фредди нырнул за спину трем пожилым женщинам с зонтиками, и Хок потерял его из виду. Хок поглядел по сторонам, надеясь увидеть хоть одного полицейского. Обычно на углу стоял регулировщик, но сегодня, похоже, он укрывался от дождя в каком-нибудь кафе. Машины, которым автомобиль Хока перегородил дорогу, буквально захлебывались воем клаксонов. Хок не мог бросить машину посреди улицы и пуститься вдогонку за Мендесом. Делать было нечего. Он сел в машину и двинулся вдоль тротуара, пристально вглядываясь в лица прохожих. Надежды на успех у Хока почти не было. Мендес мог скользнуть в любой из тридцати магазинов, включая громадные «Вулворт» и «Бэрдин».

Сьюзен, скорее всего, поехала в сторону шоссе И-1, чтобы срезать дорогу в Дэнию. По шоссе И-1 туда можно добраться в два раза быстрее, чем по Саут Дикси. Придется ехать туда допрашивать девчонку. Если она откажется назвать Хоку настоящее имя Мендеса, то он припугнет ее каталажкой. Припугнуть-то припугнет, но сделать ничего не сможет: Дэния находится на территории округа Броуард, и потому не подпадает под юрисдикцию полицейского управления Майами.

Хок выехал на Шестую улицу, свернул направо и втиснул свою машину на стоянку перед табачным магазином. Войдя в магазин, он предъявил свой жетон продавцу и попросил разрешения позвонить по телефону. Сам аппарат стоял позади стойки, но у трубки был чрезвычайно длинный шнур. Продавец — седовласый латинос с хриплым голосом — протянул Хоку трубку.

— Скажите номер. Я наберу. Никто не должен заходить за прилавок. Я наберу.

Хок продиктовал латиносу номер своего служебного телефона. Трубку на противоположном конце сняла Эллита Санчес.

— Здравствуйте, Эллита. Это сержант Мозли. Нет ли там поблизости Билла Хендерсона?

— Он куда-то отлучился. По-моему, пошел в буфет за кофе.

— А у вас случайно нет знакомых полицейских в Дэнии?

— Нет. Я никогда не была в Дэнии.

— Понятно. Передайте, пожалуйста, Хендерсону следующую информацию: я хочу, чтобы меня встретил какой-нибудь полицейский из округа Броуард. Я направляюсь в Дэнию по адресу Поинсиана, 246. Вы должны помнить этот адрес, поскольку вчера сами раздобыли его для меня.

— Мой кузен работает в полиции Гулливуда. Я могу позвонить ему, если хотите.

— В принципе, он сгодился бы, поскольку Гулливуд тоже находится в округе Броуард. Но лучше бы меня встретил в Дэнии кто-нибудь из местных. Поговорите с Хендерсоном. Он что-нибудь придумает. Но если Хендерсон не отыщется, то я все же попрошу вас связаться с вашим кузеном. Передайте Хендерсону, что у меня появился шанс взять Мендеса.

— У вас нет права арестовывать кого бы то ни было на территории округа Броуард.

— Я знаю, Санчес. Именно поэтому мне и нужен полицейский из Дэнии. Я там никого не знаю, а копу-незнакомцу придется слишком долго объяснять, что к чему. Передайте, пожалуйста, Хендерсону мою просьбу. Вы меня поняли?

— Я сейчас же спущусь в буфет.

— Умница.

Хок вернул телефонную трубку седовласому кубинцу. Тот улыбнулся и поднял вверх два пальца.

— В прошлом месяце я два раза ездил в Дэнию на матчи.

— Потрясающе! — сказал Хок. — Спасибо за телефон.

Рядом с табачной лавкой было маленькое кафе. Хок зашел туда, заказал двойной кофе и купил на дорогу два горячих бутерброда.

Глава 22

Когда габаритные огни автобуса скрылись за дождевой пеленой, Фредди пересек наискось автостоянку и зашел в аптеку. Купил там бинт и лейкопластырь и снова вышел под дождь. Раненую руку Фредди держал в кармане, что есть силы сжимая уцелевшие два пальца, в которых ритмично пульсировала боль. Онемение мышц прошло, но боль осталась. Она вспыхивала то там, то сям, словно испорченная неоновая реклама.

Под навесом возле полуразрушенного магазина стоял бородатый мужчина лет тридцати в грязной желтой футболке, то и дело прикладывавшийся к бутылке, которая была завернута в коричневую бумагу.

— Ты пьян? — спросил у него Фредди.

Мужчина помотал головой:

— Пока нет.

— Дам тебе пять долларов, если окажешь мне одну услугу.

— Годится.

— Перевяжи мне руку.

Фредди вручил бородачу пакет, купленный в аптеке, зашел через выбитую дверь в бывший магазин, вынул руку из кармана и развязал платок.

Алкаш осторожно поставил бутылку на землю и вытащил из пакета бинт и лейкопластырь. Фредди вытянул перед собой израненную руку. Алкаш покачал головой и сочувственно хмыкнул:

— Сурово!

Он туго перевязал ладонь Фредди, оставив свободным лишь большой палец.

— Без свободного большого пальца ты не сможешь ничего делать, — объяснил он.

На повязку был израсходован весь бинт и лейкопластырь, потому что у алкаша не оказалось ножа, и лишние концы нечем было обрезать. У алкаша тряслись руки, но повязку он наложил почти профессионально.

— Думаю, продержится, пока ты будешь добираться к врачу, — сказал алкаш, завершив работу.

Фредди вручил алкашу десятку.

— Но здесь же десять долларов, — удивился алкаш.

— Пятерка — за работу. Еще пять баксов — за то, что ты сейчас вызовешь мне такси.

— Сейчас все сделаю, — сказал алкаш. Потом попросил, слегка замявшись: — Приглядите за бутылкой, чтобы никто не стащил.

Слегка приволакивая ногу, алкаш двинулся под проливным дождем в сторону Флеглер-стрит.

Фредди поднял с пола бутылку и приложился к ней долгим глотком. Мускатное вино. Сладкое до приторности. Но Фредди все равно допил вино и поставил бутылку на прежнее место. Увы, дешевое вино нисколько не облегчило его страдания. Рука болела зверски. Такую боль можно заглушить только виски. А еще лучше лекарствами. Надо добраться до Дании и принять «дарвон».

Теперь Фредди жалел о том, что столь поспешно покинул нумизматический магазин. Надо было прихватить с собой отрубленные пальцы. Черт! Полицейские же снимут с них отпечатки. Значит, Френгеру светит обвинение в двойном преднамеренном убийстве. Пора сматываться из Майами. Он попросит Сьюзи отвезти его в Окичоби. Наверняка у нее там есть знакомые врачи. Как только Фредди подлечит руку, они двинутся на север. Укрыться можно в любом из отелей, расположенных вдоль шоссе И-95. Когда же Фредди оклемается окончательно, они улетят в Лас-Вегас. Там есть чем поживиться.

Возле обочины остановилось такси. Из него вылез давешний алкаш, и Фредди вручил ему еще одну пятерку.

— Я допил твою бутылку, — объяснил Фредди. — Купи себе новую.

— Я не в обиде, — ответил алкаш. — Я просил постеречь бутылку от посторонних людей, а ты имел полное право к ней приложиться. Спасибо.

Френгер забрался в такси. Его начало лихорадить, он весь покрылся холодным потом, к горлу подкатила тошнота. Фредди едва успел податься вперед, и его вырвало на пол таксомотора. Салон наполнился запахом молочной подливки и мускатного вина.

— Вам придется за это заплатить, мистер, — брезгливо заметил таксист.

— Вот, держите. — Фредди протянул водителю двадцать долларов. Тот в мгновение ока цапнул купюру пальцами и положил к себе в карман.

— Езжайте по Дикси на север. Я скажу, где остановиться, — попросил Фредди.

— Хорошо, — ответил таксист. — Но учтите, что эта двадцатка — плата за чистку, а не за проезд.

Когда они доехали до Дэнии, Фредди попросил остановиться возле неработающей бензоколонки. Френгер заплатил таксисту в два раза больше, чем набило на счетчике, но водитель не сказал в ответ ни слова благодарности. Развернувшись прямо на шоссе, такси поехало обратно в Майами.

Дом находился в двенадцати кварталах отсюда, идти предстояло под дождем, но поскольку на Фредди теперь висело двойное убийство, он не хотел, чтобы таксисту стал известен его адрес. Господи, как быстро все это случилось! Он ведь раза три проходил мимо нумизматического магазина, готовясь к ограблению. Вульгемут всегда был один.

Кто же знал, что он прячет в кладовке придурка с ружьем?! Поделом этому Педро. Поделом Вульгемуту. И поделом трем отрубленным пальцам Френгера. Сьюзен, должно быть, уже дома. Правда, она могла неправильно понять Френгера и уехать на остров Уотсон, к японскому саду. С нее станется. Хотя вряд ли она совсем уж полная дура. Скорее всего, ей велели выехать с зоны разгрузки, и она проехала мимо магазина слишком рано, когда Фредди еще находился внутри. Или слишком поздно — когда Фредди уже ретировался. Вполне возможно, что эта дурочка до сих пор там кружит вокруг квартала. Рано или поздно она все равно вернется домой.

Фредди плелся под дождем, промокший до нитки. Как только он доберется домой, примет таблетку «дарвона» и выпьет немного молока с шоколадом, чтобы успокоить желудок. Потом можно позвать Эдну Дамрош — пусть осмотрит руку. Нет, к Дамрош обращаться нельзя. На сей раз она точно вызовет врача. Значит, надо просто принять «дарвон», выпить несколько таблеток пенициллина, и завтра же двинуться в Окичоби. Боль он сумеет вытерпеть. Дело не в этом. Просто теперь у Френгера появилась на всю жизнь особая примета: «На левой руке отсутствуют три пальца».

«Трансама» возле дома не было. Вот ведь дура! Наверное, до сих пор кружит по кварталу, ищет Френгера. Надо было поставить ей жесткие временные рамки — покружишь по кварталу до такого-то времени, а потом езжай домой. Как раз сейчас, когда Сьюзен нужна Френгеру позарез, она болтается черт знает где.

Фредди вошел в дом. Странно, свет на кухне горит. Он же вроде выключил утром все лампочки. Фредди зашел в ванную, проглотил две таблетки «дарвона» и запил их водой из-под крана. Дверцы шкафа в прихожей были распахнуты. Куда-то исчезли два чемодана с вещами Сьюзен и ее черное платье. Фредди кинулся в кухню, вытащил спрятанную среди продуктов коробку из-под печенья и сорвал с нее крышку.

Деньги исчезли. Все. Даже 10 000 мексиканских песо, которые невозможно обменять на доллары. Фредди истерически захохотал. Значит, Сьюзен все-таки «кинула» его. Собрала манатки, стащила все его деньги — и была такова. Фредди знал, что Сьюзен очень нервничала — она сама ему в этом призналась, но он не предполагал, что Сьюзен была напугана до такой степени. Может, она думала, что Фредди хочет убить нумизмата? Что ж, в таком случае, она оказалась права.

Наверное, она смоталась сразу после того, как Френгер свернул за угол. Понять Сьюзен можно. Просто для Фредди ее бегство стало полной неожиданностью. Значит, планы меняются. Надо добраться до Окичоби, выследить Сьюзен, вернуть себе деньги, а потом избавиться от трупа. Оставлять Сьюзен в живых нельзя. Он не может больше ей доверять. Она в любую минуту может продать его с потрохами. Фредди в очередной раз убедился в том, что доверять нельзя никому. Особенно шлюхам.

Фредди вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник Вульгемута и украденные из кассы нумизматического магазина деньги — пять двадцаток и восемь десяток. Еще у него около семисот долларов своих денег. Жалко, конечно, что он оставил коллекцию монет в магазине, но ведь у Фредди еще есть целая куча кредитных карт. Фредди еще повоюет, он еще всем...

В это мгновение в кухню вошел Хок Мозли и направил на Фредди револьвер.

Френгер уставился на Мозли, разглядывая его седую щетину, мокрый обвислый пиджак и револьвер в руке...

— Подними руки до уровня плеч, — приказал Хок.

— А если не подниму? Что ты станешь делать, старик? Пристрелишь меня? Что ты вообще делаешь в моем доме? У тебя есть ордер?

— Подними руки, — повторил Хок.

Фредди ухмыльнулся и медленно поднял руки.

— Где Сьюзен? — спросил Хок.

— Откуда мне знать, старик?! Может, ты мне скажешь, где ее искать? — Фредди задрал подбородок. — Я хранил все свои деньги в этой коробке из-под печенья. Она сбежала, не оставив мне ни цента.

— Почему она так внезапно уехала, высадив тебя на Майами-авеню?

— Послушай, у меня болит рука, мне нужен доктор. Можно мне опустить хотя бы левую руку? У вас тут в Майами везде одни психи. Я зашел в нумизматический магазин Вульгемута, хотел продать несколько монет, а этот ублюдок вместе со своим охранником набросились на меня, пытаясь зарубить мачете. Вы из-за этого приехали, да? Я сам собирался пойти в полицию и обо все рассказать. Только сначала мне необходима медицинская помощь.

Хок был искренне удивлен.

— А что произошло в нумизматическом магазине?

— Я же вам только что рассказал. — Фредди прижал перебинтованную руку к груди. — Мне хотелось оценить несколько коллекционных серебряных долларов. Я решил зайти к Вульгемуту. Я собирался продать ему эти монеты, если бы он назначил за них хорошую цену. А этот сумасшедший вместе со своим придурочным охранником-кубинцем решили меня ограбить. Охранник наставил на меня ружье, а сам Вульгемут оттяпал мне три пальца мачете. Я сейчас помру, в натуре! Вызови «скорую».

— А что было потом? — спросил Хок.

— Когда?

— Когда респектабельный нумизмат вдруг взбесился и напал на тебя.

— Я взял такси и поехал домой. Сьюзи ведь меня не дождалась...

— А до этого? Что произошло перед тем, как ты покинул магазин?

— Мне просто повезло. Я успел выхватить револьвер Вульгемута из-под стойки и защитил себя.

— Ты их застрелил?

— Понятия не имею. Я просто начал палить во все стороны, они попрятались за стойкой, а я, улучив момент, сбежал оттуда. Вряд ли я в кого из них попал... Мне просто хотелось поскорее выбраться оттуда и вызвать врача, — Фредди вдруг качнулся в сторону Хока Мозли.

— Назад! Повернись и стань лицом к стене! Расставь ноги!

Фредди покачал головой:

— Не могу. Я упаду в обморок. У меня отрублены три пальца на руке, я в любую минуту могу умереть от шока... — Голос Фредди стал не громче театрального шепота: — Темнота перед глазами, все плывет...

Колени у него подкосились, и Фредди упал, успев сгруппироваться, на правую руку. Он жалобно заскулил, перекатился на левый бок и полез в карман за револьвером. Как только револьвер 38-го калибра показался из кармана Френгера, Хок выстрелил ему в живот. Фредди застонал, снова перекатился на другой бок, пытаясь одновременно подняться на ноги и вытащить револьвер из кармана. Хок выстрелил ему в спину. Фредди перестал трепыхаться. Хок нагнулся к распростертому на полу телу и выпустил еще одну пулю прямехонько в затылок Фредди.

Потом опустился на стул и бросил свой револьвер на кухонный стол. Когда в дом через незапертую дверь ворвались Билл Хендерсон, Эллита Санчес и ее кузен — полицейский из Гулливуда, — Хок все еще сидел на стуле, докуривая третью сигарету.

Глава 23

— Ты в порядке, Хок? — спросил Хендерсон.

— Я не ранен, если тебя интересует именно это. — Хок выбросил сигарету на пол, встал с кресла и раздавил окурок подошвой.

— Оставайся на месте, — сказал Хендерсон. — Сядь.

Обернувшись к офицеру в униформе, Хендерсон велел ему отправляться на веранду и не впускать в дом никого.

— Не обязательно мокнуть под дождем, Мендес. Просто включите свет на крыльце и встаньте у двери с внутренней стороны.

— Мендес? — переспросил Хок, опять вставая с кресла.

— Ага, — ответил Хендерсон. — Он кузен Санчес, работает в дорожной полиции Гулливуда. Ты почему не дождался нас, Хок?

Санчес, опустившись на колени рядом с трупом Френгера, достала из сумочки швейцарский армейский нож и принялась маленькими ножницами разрезать повязку на левой руке Френгера. Хок наблюдал за ней с нескрываемым интересом.

— Я боялся, что он уйдет, Билл. Все выглядело так, будто он собирается спасаться бегством. Откуда мне было знать, что у него револьвер? Я не хотел его убивать, но он потянулся за револьвером... ну и...

— Ты знал, что он пристрелил Вульгемута и его охранника?

— Он сказал, что выстрелил несколько раз из револьвера, но ни в кого не целился. Сказал, что эти двое напали на него, и ему пришлось защищаться, чтобы унести от них ноги.

— Полная херня. Об этом инциденте уже успели передать по радио. Ты что, не включал радио в автомобиле, когда ехал за ним в Дэнию?

— У меня в машине нет ни радио, ни рации, Билл. Или ты запамятовал? У меня свистнули из машины радио и рацию, пока я валялся в больнице.

— Но ты же видел, как он выходил из нумизматического магазина? Разве не так?

— Причем с оружием в руке, — подала голос Санчес и, приподняв левую руку Фредди, улыбнулась. — Видите? Нет трех пальцев. Как только судмедэксперт приложит отрубленные части к культям, сержант Мозли будет отмечен за молниеносное раскрытие двойного убийства.

Хок покачал головой:

— Я не видел, как он выходил из нумизматического магазина. Я просто следил за ним, пытаясь найти хоть какой-нибудь повод для его задержания. Ему, как бывшему уголовнику, не положено иметь при себе оружие. Я хотел его немного потрясти, но потерял из виду. Потом мы с ним встретились снова — на углу Флеглер и Майами-авеню.

— Слушай меня внимательно, Хок, — сказал Билл Хендерсон. Он сел на стул напротив Хока и посмотрел ему прямо в глаза. — Если ты не изложишь все, что с тобой произошло, предельно просто и ясно, то у тебя могут возникнуть некоторые проблемы юридического свойства. Слушай внимательно, как развивались события. Итак, ты за ним следил, но затем на некоторое время потерял его из виду. Так? Потом ты увидел его выходящим из нумизматического магазина. В руке у него был револьвер. Он как раз прятал его в карман. Ты, решив, что он ограбил нумизмата, позвонил в отдел Санчес и попросил, чтобы к тебе прислали на помощь полицейских из округа Броуард, а сам отправился по домашнему адресу преступника. Разве не так все было?

— Примерно так, — сказал Хок.

— Не «примерно», а именно так.

— Уговорил. Именно так все и произошло.

— Когда ты позвонил Санчес, она перезвонила мне, мы съездили на Флеглер-стрит и обнаружили в нумизматическом магазине два трупа. Санчес позвонила своему кузену, и он поспешил к тебе на помощь на собственной машине. Поскольку мы знали, что тебе угрожает серьезная опасность, было решено действовать незамедлительно. У нас не было времени даже на то, чтобы связаться с шерифом округа Броуард. Ты знал, что преступник вооружен, потому что видел его с револьвером возле нумизматического магазина. Будучи офицером полиции, находящимся в отпуске, ты начал преследовать преступника, предварительно уведомив об этом — через Санчес — вышестоящее начальство.

— Кроме того, я подозревал его в одном преступлении, совершенном в Калифорнии.

— Годится. Такова твоя история. Ты не должен изменять в ней ни слова. Я созвонюсь с капитаном Браунли и доком Эвансом. Браунли, в свою очередь, свяжется с шерифом округа Броуард, а док Эванс — с судмедэкспертами того же округа. Отчет будет памятником крючкотворству.

— А что будем делать с девочкой? — присоединилась к беседе Санчес, садясь за кухонный стол. — Забыла, как ее зовут.

— Сьюзен Уэггонер, — напомнил ей Хендерсон. — Составим ее словесный портрет, передадим всем патрульным машинам... По такому дождю она далеко не уедет. Позвоню сначала Браунли, а потом займемся и девушкой.

— Хотите, я позвоню? — вызвалась Эллита Санчес.

— Нет, я позвоню сам. А вы сделайте нам кофе. Вечер обещает быть долгим.

— Я сделаю кофе, — сказал Хок, вставая со стула.

— Несите кофейник, — улыбнулась Санчес, открывая кран. — Мы сварим кофе вместе.

Капитану Браунли и шерифу округа Броуард удалось прийти к компромиссу. Не стали артачиться и местные судмедэксперты. Все признали, что гораздо более важно было раскрыть по горячим следам двойное убийство, а не улаживать юридические тонкости. Молодой лейтенант из полицейского управления Дэнии, замещавший начальника местной полиции, отправившегося охотиться на волков в Канаду, был преисполнен такого трепетного благоговения перед высшими полицейскими чинами округов Дейд и Броуард, что готов был лезть из кожи вон — лишь бы тело Фредди как можно скорее покинуло пределы Дэнии. Убийства очень вредят деловой репутации маленьких городков.

Сьюзен Уэггонер была задержана дорожным патрулем возле Бель Глейд. Поскольку автомобиль Сьюзен был там арестован, в Майами ее доставил дорожный патруль. Инспектор, арестовавший автомобиль, еще и выписал штраф за то, что стекла в «трансаме» были в два раза темнее предельно допустимой нормы.

Хок, Хендерсон и Санчес все еще трудились над совместным рапортом, когда Сьюзен доставили, наконец, в отдел по расследованию убийств. Они отвели Сьюзен в комнату для допросов, и Хендерсон зачитал девушке ее права.

— Вы поняли, что можете пользоваться услугами адвоката? — переспросил ее Хок. — Вы имеете право не отвечать на наши вопросы, но нам все же хотелось бы прояснить кое-какие вещи.

— Я вообще не понимаю, чего тут разгорелся такой сыр-бор? — удивленно произнесла Сьюзен. — Тонировщик стекол уверял, что такие затемненные стекла разрешены. По Майами разъезжает куча машин, у которых стекла еще темнее.

— Да стекла тут ни при чем, — сказал Хок Мозли. — Я ехал за вами сегодня от самой Дэнии до центра Майами. Я видел, как вы припарковались на разгрузочной зоне на углу Флеглер и Майами-авеню. Потом ваш приятель вышел из машины...

— Младший?

— Младший. Так вот. Он вышел, а вы сразу же уехали прочь. Вы знали о том, что он собирается грабить нумизматический магазин?

— Не-е-т... Зачем ему грабить магазин? Он просто хотел продать несколько серебряных долларов. Он так и сказал. Хотел, чтобы я пошла с ним, но шел такой дождь... Я сказала, что подожду его в машине. А он вдруг рассвирепел. Именно тогда Младший и признался, что это именно он убил моего брата в аэропорту, сломав Марти палец. Помните про этот случай?

— Он прямо так и сказал?

— Да. Я готова дать письменное признание. Мы с ним и раньше ссорились, а однажды он меня даже ударил, но я не хотела уходить от него, потому что у Младшего много достоинств. Но узнав о том, что это он убил Марти, я страшно испугалась. Я поняла, что он представляет для меня угрозу, и испугалась. Он ведь сознался при мне в убийстве. Значит, теперь он может прикончить меня в любую минуту как нежелательного свидетеля. Вот я и не стала его дожидаться. Поехала в Дэнию, забрала свои вещи и деньги, и решила вернуться в Окичоби. Но по дороге меня остановил дорожный патруль.

— И какие же у Младшего достоинства? — поинтересовалась Санчес.

Сьюзен задумалась, выпятила губы и сказала:

— Ну, во-первых, он хороший кормилец. Ему нравилось, как я готовлю... В общем, много чего в нем хорошего, но я с ним больше жить не стану.

— Младший мертв, Сьюзен, — сказал Хендерсон. — Ты знала, что у него был револьвер?

— Да. Но он не собирался никого грабить. Револьвер он носил для самозащиты. Его чуть не убили несколько дней назад в ночном магазине. Поэтому револьвер ему нужен был для самообороны. Так он мне сказал. Он что — правда умер?

— Да, — сказал Хендерсон. — Его убили.

— Значит, револьвер ему не помог, — грустно констатировала Сьюзен. — Мне его искренне жаль. Я не желала ему зла. Я не собиралась доносить на него... ну, насчет Мартина. Я не хочу, чтобы меня как-то связывали с убийством Младшего. Я просто хочу вернуться в Окичоби. Здесь, в Майами, я не видела ничего хорошего с того самого дня, как сделала аборт. Если бы вы спросили, что я думаю о Майами, то я бы ответила, что одинокой девушке в таком городе лучше не находиться.

— Господи Иисусе! — воскликнул Хок. — Билл, выйдем-ка отсюда на минутку.

Хок и Хендерсон вышли в коридор.

— Билл, боюсь что мне придется подтвердить ее показания. Она уехала сразу же после того, как высадила этого ублюдка. Я ехал за ней до развилки на И-95. Ты же не можешь обвинить ее в том, что она подвезла в центр города своего гражданского мужа? Если она утверждает, что не знала о его намерении ограбить магазин, то мы не можем подозревать в ней соучастницу.

— Она на самом деле такая дура, или прикидывается? — спросил Билл.

— Одно другому не мешает. Давай примем у нее заявление о причине смерти Марти Уэггонера, а потом посадим на автобус до Бель Глейд, чтобы она забрала там свою чертову машину.

— То есть ты предлагаешь ее отпустить?

— Боюсь, что у нас нет другого выбора. Если она напишет заявление, то мы сможем закрыть дело об убийстве Мартина Уэггонера. Захочешь ее вызвать — звякнешь в Окичоби, и все дела. Мы можем велеть ей не покидать пределов Окичоби. Или запретить приезжать в Майами.

— А может она все выдумывает! У нас ведь по-прежнему нет доказательств того, что именно Младший убил Мартина. Или, во всяком случае, сломал ему палец.

— Мы отошлем его фотографию тем братьям из Джорджии. Может, они сумеют идентифицировать его по снимку. Я, во всяком случае, обязательно извещу прокурора о заявлении Сьюзен Уэггонер. Ей решать — закрывать дело или нет. Мы тут ни при чем.

Хендерсон и Санчес вернулись в комнату для допросов, чтобы получить письменное заявление от Сьюзен, а Хок отправился к себе в кабинет, отыскал в телефонном справочнике номер Виолетты Нюгрен и позвонил в прокуратуру.

— Здравствуйте, — сказал женский голос в трубке. После чего сразу умолк — и следующие пять минут Хоку пришлось слушать музыку, которую в конце концов прервал уже мужской голос: — Спасибо, что дождались. Чем могу вам помочь?

— Это прокуратура? — на всякий случай спросил Хок.

— Да. С кем имею честь?

— Это сержант Мозли из отдела по расследованию убийств. Мне нужно поговорить с мисс Виолеттой Нюгрен. Она оставила мне этот номер телефона.

— Боюсь, что у нас тут таких нет.

— Я уверен, что есть. Она ведет дело о несчастном случае в аэропорту. Парню сломали палец, и он умер от болевого шока. Его звали Мартин Уэггонер.

— Но я не слышал, чтобы у нас работала такая сотрудница. Как, вы говорите, ее зовут?

— Нюгрен. Н-Ю-Г-Р-Е-Н. Она совсем недавно у вас работает. Закончила юридический факультет университета Майами.

— Понятно. Погодите минуточку, я сейчас все выясню.

— Жду.

— Простите, — сказал мужчина из прокуратуры, когда снова взял трубку. — У нас в штатном расписании Виолетта Нюгрен не числится. Если хотите, я могу навести справки. А потом перезвоню вам. Я сам не знаком с половиной сотрудников. У нас одних заместителей прокуроров — семьдесят один человек.

— Так много? А я-то думал, человек сто, не больше, — пошутил Хок.

— В прошлом году у нас бюджет был побольше. Но текучка все равно страшная. Новые люди появляются чуть ли не каждый день. Вам перезвонить попозже или вы подождете у телефона?

— Я подожду. Обожаю слушать музыку.

— Тогда мне придется переключить вас на другую линию. По этому телефону музыка не играет.

— Не надо меня переключать. Просто попытайтесь выяснить, куда подевалась Виолетта Нюгрен.

Хок закурил, прижал трубку плечом и стал изучать свои руки. Они у него по-прежнему дрожали, но Хок решил, что вскоре будничная работа поможет выветрить из сознания неприятные мысли. Он успел выкурить сигарету, прежде чем в трубке вновь послышался человеческий голос — на сей раз женский.

— Алло? Вы меня слушаете?

— Слушаю-слушаю, — ответил Хок.

— Тим попросил меня рассказать вам про Виолетту. Вы ведь сержант Мозли, не так ли?

— Да.

— Виолетта уволилась пару недель тому назад. Она вышла замуж, и я не знаю ее теперешнюю фамилию. Она вышла замуж за хиропрактика из Кендалла. Если хотите, я выясню ее новую фамилию к завтрашнему дню. Я не была с ней близко знакома, но Виолетте здесь не очень нравилось. Думаю, она уволилась бы в любом случае, даже если бы не вышла замуж. Ну, вы понимаете...

— Думаю, что да. Но это неважно. Наверняка она кому-то передала свои дела. Я тогда пришлю вам служебную записку, а вы уж там сами разберетесь, кому ее переадресовать.

— Хорошо. Извините, что не смогла вам ничем помочь.

— Вы мне очень помогли. Спасибо большое.

Хендерсон и Санчес оправились с отчетом к капитану Браунли, а Хоку отказали составить им компанию, заявив, что он пойдет на ковер к начальству один.

Офис у Браунли тоже был стеклянный, так что Хоку была отлично видна вся троица. Браунли всегда очень въедливо читал рапорты своих подчиненных, и Хок понимал, что если капитан отыщет в рапортах какие-либо несоответствия, то у него, Хока Мозли, могут возникнуть серьезные неприятности. Хок решил сходить в туалет, где двое молодых сотрудников отдела по расследованию убийств кинулись поздравлять его с такой горячностью, что спускаться в буфет Хок не решился. Заметки про убийство на Флеглер-стрит и последовавшее вслед за этим убийство главного подозреваемого займут на страницах газет не больше десяти строчек, но в отделе по расследованию убийств такие новости относили к разряду наиважнейших.

Хок пошел к себе в офис и решил наконец разобраться в своих смешанных чувствах по поводу этих громких новостей. Хок пришел к выводу, что Фредерик Джей Френгер-младший, он же Рамон Мендес, просто довел до логического завершения игру, в которую он играл всю жизнь. Он не очень-то дорожил своей жизнью, когда предпринимал последнюю отчаянную попытку выиграть партию. Да, пожалуй, из него получился бы неплохой шашист или шахматист. В шашках и шахматах часто побеждают более слабые игроки, у которых агрессивный, нацеленный только на победу стиль игры. Младший был именно таким игроком. Стоило его сопернику на секунду отвлечься от доски — чтобы глотнуть кофе или закурить, — как Младший мог просто-напросто спереть с доски несколько шашек. Младший не обязан был играть по правилам, а Хок эти правила нарушать не мог. Тем не менее Хок решил не распространяться на счет этой «шахматно-шашечной» теории. Как бы он ни пытался подвести под свой поступок рациональную базу, в глубине души он подозревал, что убил Фредди Френгера за то, что тот как-то раз ворвался в его комнату и измочалил Хока. Если он один раз совершил такое, то мог сделать то же самое и во второй раз, и в третий. С другой стороны, сводить поступок Хока к простой мести тоже нерезонно. В конце концов, Френгер пытался вытащить из кармана револьвер, поэтому Хок стрелял, стремясь сохранить свою жизнь: третью пулю он выпустил в затылок Френгеру для надежности. Утешался Хок одним: теперь, когда Фредди Френгера не стало, по улицам Майами станет ходить безопаснее...

Дверь в кабинет Хока распахнулась, и на пороге показались Хендерсон с улыбающейся Эллитой Санчес.

— Твоя очередь, Хок, — сказал Хендерсон.

— Мы будем ждать вас в буфете, — добавила Санчес.

— Только не в буфете! — отчаянно замотал головой Хок. — Не хочу, чтобы вокруг нас собралась толпа. — Мозли взглянул на часы: — Господи, уже четыре утра! Ребята, почему бы вам не отправиться по домам? Не надо меня ждать.

— Мы подождем тебя на автостоянке, — настойчиво повторил Хендерсон, — а потом пойдем попить пивка.

Хок не успел ничего возразить, потому что Хендерсон с Эллитой уже спускались вниз.

Капитан Браунли разговаривал с кем-то по телефону. Хок нерешительно топтался перед дверью в офис капитана, но Браунли наконец увидел его и выставил левую руку ладонью вперед, прося Хока немного погодить. Хок закурил, изо всех сил стараясь не смотреть на Браунли.

Наконец капитан повесил трубку, встал из-за стола и жестом пригласил Хока войти.

— Присаживайся, Хок. Вижу, ты снова куришь? — Браунли сел и уперся локтями в столешницу.

Хок придвинул к себе пепельницу и выудил из пачки сигарету.

— Я никогда и не прекращал курить, капитан. Я только на некоторое время воздерживался.

— Как ты себя чувствуешь, Хок? — спросил Браунли.

— Уже лучше. Правда, руки еще иногда дрожат, но со мной все будет в порядке.

— Я в этом уверен, Хок, — сказал капитан Браунли. — Однако квалифицированному офицеру полиции, каковым ты являешься, негоже выкидывать такие трюки. Почему ты не дождался группы поддержки? Брать такого преступника, как Френгер, надо при поддержке спецназа!

— Я боялся, что он может уйти...

— Это не может служить тебе оправданием. Может, ты не знал, что он убил Вульгемута и его охранника, но тебе было известно, что он вооружен.

— Может быть, мне следовало немного подождать, чтобы...

— Помолчи, Хок! Как я смогу тебя вздрючить, если ты все время будешь меня перебивать? — Браунли нахмурился, достал из коробки сигару и начал снимать с нее обертку.

Лицо капитана было испещрено тысячами мельчайших морщинок. Оно напоминало Хоку лоскут черного шелка, который сначала скомкали в кулаке, а потом разгладили. Вот только лицо у чернокожего капитана посерело от усталости, да в усах появились седые волоски — этих седых волос Хок прежде не замечал. Интересно, сколько лет капитану? Сорок пять, сорок шесть? Но уж никак не больше сорока семи. А выглядит лет на шестьдесят.

Браунли зажег спичку и начал раскуривать сигару, не спуская глаз с Хока. Взгляд у капитана был совершенно непроницаемый. Хок впервые заметил, что белки его глаз отдают желтизной.

— Я только что разговаривал с начальством, — приступил, наконец, к сути дела Браунли, — и мы согласились на компромисс. Я объявляю тебе выговор с занесением в личное дело.

— Я это заслужил, — покаянно сказал Хок, откашлявшись.

— Еще как! А шеф объявит тебе благодарность. Возможно, его благодарственное письмо покажется тебе двусмысленным — но это благодарность. Благодарность тоже заносится в личное дело.

— Я не заслужил благодарности, — сказал Хок.

— Я знаю. Но теперь Шефу будет о чем рассказывать на заседании университетского клуба. К тому же, это письмо будет тебе подспорьем во время слушаний. И уж если говорить начистоту, то ты вполне заслуживаешь благодарности. Это был блестящий ход — вызвать через Эллиту Санчес Рамона Мендеса...

— Кого?!

— Рамона Мендеса. Двоюродного брата Санчес, который работает в полиции Гулливуда.

— Ах, да! Я запамятовал на минутку. Дело в том, что это было одним из имен Френгера.

— Я знаю. Присутствие на месте происшествия полицейского из округа Броуард — большой для нас плюс. Это помогло избежать обвинений в наш адрес о якобы имевших место нарушениях юрисдикции. Это все политика, Хок, не имеющая никакого отношения к нашей непосредственной работе. Я объявлю благодарность офицеру Мендесу, Хендерсону и Санчес. А твой выговор будет выдержан в сдержанных тонах, потому что шеф только что присвоил мне звание майора. — Браунли пыхнул сигарой. — Тебе как главному герою дня предоставляется право первым поздравить майора Браунли.

— Я вас поздравляю, Уилли! — улыбнулся Хок.

— Майор Уилли! — Браунли вынул из коробки сигару и предложил ее Хоку, но тот отказался.

— Я привык к сигаретам, майор... И что же теперь со мной будет?

— Ну, какой-то стандартной процедуры не существует. Обычно мы отстраняем офицера, застрелившего преступника, от службы вплоть до начала слушаний. Или переводим его на канцелярскую работу. Если офицер убил кого-то по неосторожности, или его поступок больше смахивает на убийство, то ему грозит увольнение. С тобой все проще. Поскольку ты и без того находишься в отпуске, то просто сиди дома и дожидайся начала слушаний.

— Но мне нужно кое-что уточнить по этому делу. Я хотел позвонить в Сан-Франциско, и...

— Иди домой, Хок. И чтобы я тебя не видел тут до начала слушаний. Поручи текущие дела Санчес. И ни в коем случае не разговаривай с прессой — или с кем бы то ни было еще — об этом деле. Не думаю, что у тебя возникнут проблемы во время слушаний. Уже установлено, что смертельная угроза наличествовала, так что твои действия квалифицируют как необходимую самооборону.

— Хорошо. Я тогда позвоню Санчес. Думаю, с текущими делами она справится. Она молодец.

— Ты ей тоже нравишься. Конечно, я имел в виду несколько другое, когда советовал тебе поставить ее на место. Бахвалиться снайперскими выстрелами — пижонство, но, по крайней мере, она на своего непосредственного начальника не жалуется.

— Конечно, работать с ней не так легко, как с Биллом Хендерсоном. Но Санчес, например, печатает со скоростью восемьдесят пять ударов в минуту, а Билл печатать не умеет вовсе. Так что кое в чем она его превосходит.

— Иди к черту, Билл! Мне еще надо сделать кучу звонков.

— Я бы хотел провести несколько дней в Ривьера-Бич, у отца, — сказал Хок, поднимаясь со стула.

— Добро. Просто звони на службу каждый день.

Они пожали друг другу руки, и Хок покинул офис.

Хендерсон и Санчес ждали Хока на автостоянке. Утренний воздух был зноен и влажен, и Хок почувствовал, как открываются поры его тела. Но после кондиционированного воздуха зной был даже приятен, так что Хоку было наплевать на струйки пота, побежавшие по спине.

Эллита Санчес сняла свой синий пиджак, но над ее верхней губой все равно образовались капельки пота. Огромные плечи Билла Хендерсона как-то ссутулились под бременем забот, а глаза покраснели от бессонницы. Хок знал, что каждый из них предпочел бы пиву сон, но в душе надеялся, что они так же рады чувствовать себя частью команды, как этому рад он.

— Как все прошло, Хок? — спросил Хендерсон.

— Я по-прежнему в отпуске. Мне велено не показываться на службе до начала слушаний. Браунли не возражает против моей поездки в Ривьера-Бич. Пожалуй, я все-таки съезжу навестить отца.

— Сколько ты уже там не был?

— Примерно год. С тех пор как отец женился. Помнишь?

— Давайте зайдем в магазин, — предложила Санчес. — Вы можете взять себе пива, а я куплю виноградного сока. Что-то не хочется мне завтракать пивом.

— Я согласен, — сказал Хендерсон. — Можем поехать на моей машине.

— Давай лучше прогуляемся, — предложил Хок. — Хотя бы один квартал, чтобы размять ноги.

Они направились к магазину по узенькому тротуару — Хендерсон немного впереди, а Хок с Эллитой рядышком.

— Ты была когда-нибудь в Ривьера-Бич, Эллита? — спросил Хок.

— Никогда. Только в Палм-Бич.

— Палм-Бич расположен через залив от Сингер-Айленд, а Сингер-Айленд как раз входит в муниципалитет Ривьера-Бич. Там — лучшие пляжи во Флориде. Я вырос в Ривьера-Бич, но лет до двадцати не знал, как правильно называется мой родной город. Все коренные жители говорят — Ривера-Бич. Смешно, правда?

— Многие жители Майами тоже коверкают название города, называя его — Маяма.

— В Ривьере всегда можно отличить местного жителя от туриста именно благодаря тому, что аборигены говорят — Ривера.

Они добрались, наконец, до магазина. Санчес попросила приготовить ей виноградный напиток, а Хок с Хендерсоном подошли к холодильнику с пивом. Хендерсон выбрал «Будвайзер», а Хок — «Курз». Каждый расплатился за себя, и они снова вышли на улицу, поскольку все предпочитали поглощать напитки на улице. В трех кварталах от магазина возвышалась башня, в которой располагались все правоохранительные учреждения города. Над башней кружились грифы, тренируясь перед относительно дальним полетом на городскую свалку.

— Эта желтая «нова» стоит здесь уже третий день, — сказала Санчес, показывая на пыльную машину, припаркованную возле мусорного контейнера.

— Наверное, машина владельца вон того магазинчика, — предположил Хендерсон. — Больше здесь — ни души.

Санчес подошла к автомобилю поближе:

— На машине мичиганские номера.

Хендерсон приоткрыл стеклянную входную дверь магазинчика. Менеджер читал расстеленную на прилавке газету «Стар».

— Вы из Мичигана? — спросил Хендерсон.

— Чего?

— Вы приехали в Майами из Мичигана?

— Мичиган? Нет. — Менеджер покачал головой. — Понсе. Пуэрто-Рико.

— Это ваша машина? Желтая «Нова»?

Пуэрториканец вновь покачал головой:

— Мою машина водит жена. Привозит меня сюда утром, а вечером забирает домой. Эта машина там уже третий день стоит.

— Эй, ребята! — крикнула вдруг Санчес. — Подойдите-ка сюда!

Хок и Хендерсон подошли к Эллите, которая склонилась над багажником «Новы».

— Чувствуете запах? — спросила Санчес.

Хендерсон нагнулся, принюхался к багажнику и широко улыбнулся Хоку Мозли:

— Понюхайте, сэр! Сделайте такое одолжение!

Хок присел на корточки и втянул в себя воздух, прильнув к багажнику. В нос ему ударило неповторимым запахом нечистот и смерти. Выпрямившись, он улыбнулся Хендерсону такой же брутальной улыбкой.

— Вы остаетесь здесь, — сказал Хок, — а я пока вызову патрульную машину.

— Не выйдет, — сказал Хендерсон. — Иди-ка ты домой, Хок! Мы сами обо всем позаботимся. Ты сейчас в отпуске. Помнишь?

— Он прав, Хок, — поддакнула Санчес. — Мы тут провозимся не меньше часа. Пока патруль приедет, пока получим ордер... Иди домой. Пожалуйста!

— Но я хотел посмотреть...

— А то я не знаю! — сказал Хендерсон, озорно толкнув Хока в плечо.

— Ладно, — покорился, наконец, Хок. — Пойду. Позвоните мне завтра, Санчес. Мне надо кое о чем с вами...

— Я позвоню, — пообещала Санчес. — Но сейчас бы вам действительно не мешало отправиться домой.

— Билл, звони и ты!

— Позвоню, позвоню... Пока, Хок!

Хок вернулся на автостоянку, сел в машину и поехал домой. Эллита Санчес прислонилась к багажнику «Новы», а Хендерсон вернулся в магазинчик — скорее всего, чтобы позвонить.

Хок направился на Бискейн-бульвар, потом повернул на север и по дамбе отправился в Майами-Бич. Хок чувствовал себя немного виноватым: он едет домой, а Хендерсон и Санчес торчат у машины с трупом. Хок опустил щитки, чтобы утреннее солнце не било в глаза, и помчался к отелю «Эльдорадо», где его на входе уже поджидал со свежими салфетками старик Цукерман.

Нижеследующая заметка была напечатана в «Окичоби Байуикли Ньюс»:

УКСУСНЫЙ ПИРОГ ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ

Окала. — Миссис Фрэнк Мэнсфилд, в девичестве Сьюзен Уэггонер, выиграла главный приз на конкурсе кондитеров, который состоялся вчера в Окале. Вот рецепт пирога, признанного лучшим кондитерским изделием:

Необходимые ингредиенты:

1 чашка измельченного изюма без косточек 1/4 чашки мягкого масла

2 чашки гранулированного сахара 1/2 чайной ложки корицы 1/4 чайной ложки гвоздики 1/2 чайной ложки разных специй

3 яйца

3 столовые ложки пятипроцентного уксуса

1 щепотка соли

Масло взбить с сахаром, добавить специи и все тщательно перемешать. Взбить желтки. Всыпать туда измельченный изюм и размешать деревянной ложкой. Взбить белки с щепоткой соли и осторожно ввести их в сахарную массу. Выпекать в специальной кастрюле в духовке, предварительно разогрев ее до 200 градусов. Через пятнадцать минут уменьшить огонь до 150 градусов и выпекать еще 20 минут до образования золотистой корочки. Внутри кондитерское изделие представляет собой желеобразную массу.

Охлаждать два-три часа и подать к столу.

Получая главный приз (чек на 50 долларов США), миссис Мэнсфилд призналась: «Я еще не встречала мужчину, которому бы не понравился мой уксусный пирог».

Примечания

1

Перец (англ.).

2

Игра в мяч.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13