Охота за слоновой костью

Борта каноэ поднимались из воды всего на ширину ладони; лодки сидели так низко, что казалось, будто люди находятся прямо на поверхности воды.

Лодочники лихорадочно гребли. Их длинные копьеобразные весла сверкали на солнце, подгоняя лодки к далекому берегу. Передовое каноэ было уже в ста ярдах от зарослей папируса на замбийской стороне.

Исаак развернул катер, отрезая первую лодку от безопасности зарослей, и мотор «ямаха» поднял с зеленой поверхности кружевную пену.

Когда корабли сблизились, Исаак разглядел изуродованное шрамом лицо Сали. Тот сидел на носу, неуклюже изогнув шею, чтобы смотреть на катер, и стараясь не нарушить хрупкое равновесие каноэ.

– На этот раз мы тебя достали, – прошептал Исаак, передвигая указатель на «стоп», и «ямаха» взвизгнула.

Неожиданно Сали встал, и каноэ под ним резко закачалось.

Вода хлынула через борта, и каноэ начало проседать, тонуть. Сали угрожающе крикнул что-то, лицо его исказилось от ярости, он поднял автомат и послал длинную очередь в несущийся на него катер.

Пули застучали о корпус, и один из циферблатов на приборной доске перед Исааком взорвался. Исаак пригнулся, но продолжал курс на столкновение с каноэ.

Сали выбросил из автомата пустой магазин и достал другой. Снова выстрелил. Яркие медные гильзы, вылетая из затвора, горели на солнце. Один из лесничих закричал, схватился за живот и упал на палубу катера, и в этот миг нос катера на скорости в тридцать узлов ударил в каноэ. Хрупкая древесина кигелии разлетелась, а людей в лодке сбросило в реку.

В последнее мгновение перед столкновением Сали бросил автомат и прыгнул в воду. Он старался погрузиться как можно глубже, чтобы избежать столкновения с корпусом катера, полагая, что сможет проплыть последние несколько ярдов до зарослей под водой, не выныривая.

Но его легкие были полны воздуха, и плавучесть не дала ему долго держаться на глубине. Хотя голову и тело он наклонно опустил вниз, ноги оставались всего в нескольких дюймах от поверхности.

Вращающийся на полной скорости винт зацепил его левую ногу. Словно хлеборезка, лезвия обрубили ногу в области щиколотки и продолжали нарезать плоть икры до самой кости.

Катер прошел мимо, Исаак развернул рули, и корабль начал поворачивать. Катер накренился и устремился к следующему каноэ. Ударил по корпусу, расколол, выбросил людей в воду, загнал их под поверхность и, как слаломист между вешками, повернул к следующей лодке.

Люди в третьем каноэ увидели его приближение и бросились в воду за мгновение до того, как корпуса столкнулись; они кричали и бились, а быстрое зеленое течение уносило их.

Исаак развернул катер в другую сторону, и прямо перед ним оказалось следующее каноэ. Люди в нем кричали, умоляли и стреляли куда ни попадя. Пули взбивали пену на воде вокруг приближающегося катера; через мгновение каноэ ушло под воду.

Остальные лодки повернули и отчаянно устремились назад, к южному берегу. Исаак без труда обогнал их и ударил ближайшего в корму. Он почувствовал, как дрожит мотор: вращающийся винт впился в живую плоть, потом освободился, и катер снова ринулся вперед.

Последние каноэ добрались до берега; браконьеры высыпали из них и стали карабкаться на крутой откос. Красная глина крошилась под их пальцами.

Исаак сбросил скорость и повернул нос корабля вверх по течению.

– Я хранитель парка! – крикнул он браконьерам. – Вы арестованы. Стойте на месте. Не пытайтесь убежать, или мы будем стрелять!

Один из браконьеров все еще держал в руке автомат. Он почти добрался до верха откоса, но глина под его руками осыпалась, и он заскользил вниз, к воде.

Сидя в рыжей грязи, он поднял автомат и направил его на катер.

Двое нераненных лесничих стояли у планширя, держа ружья наготове.

– Балула! Убить! – рявкнул Исаак, и они одновременно открыли огонь. Залп пронесся по берегу. Цвет группы по борьбе с браконьерами, отличные снайперы, они ненавидели браконьеров, которые уничтожали стада слонов, убивали их товарищей и угрожали их жизням.

Они смеялись, расстреливая панически разбегающихся по берегу бандитов. Позволяли им почти добраться до верха обрыва, а потом играючи, короткими очередями отбрасывали назад.

Исаак не пытался остановить их. У него самого был немалый счет к этим людям – несколькими годами заключения его было не уровнять по справедливости. Когда последний из браконьеров упал в воду и утонул, Исаак повернул катер и снова поплыл через реку.

Сали, человек со шрамом, – предводитель банды. Остальные просто безмозглые головорезы, пушечное мясо. За четыре доллара на человека Сали легко наберет новую банду, без него вся сегодняшняя работа мало что значит. Если Исаак его не остановит, через неделю или через месяц Сали вернется с новой бандой разбойников.

Он должен раздавить голову этой мамбы, или она ужалит снова.

Он подвел катер к тростникам у северного берега, к тому месту, где утопил первое каноэ. Потом повернул по течению, заглушил мотор и позволил потоку нести катер, иногда заводя двигатель, чтобы удержать корабль в нескольких ярдах от края тростников.

Два лесничих стояли у правого борта и внимательно разглядывали тростники, проплывая мимо них.

Невозможно сказать, далеко ли течение отнесло браконьера, прежде чем он добрался до папируса.

Исаак решил осмотреть берег на милю вниз по течению.

Потом он со своими людьми отправится на сушу и пойдет по северному берегу назад в поисках следа, который оставит Сали, когда выберется из тростников и попытается скрыться. Они будут идти по следу сколько понадобится, пока не настигнут его.

Буква закона не давала Исааку права производить арест на территории Замбии, но он преследует убийцу и известного бандита. Исаак был готов оказать сопротивление, если потребуется, и прострелить пленнику голову, если полиция Замбии вмешается и попытается его отобрать.

В этот миг что-то в зарослях, мимо которых дрейфовал катер, привлекло его внимание. Исаак коснулся руля и удержал катер на одном месте.

Небольшой участок зарослей примят, как будто через него что-то протащили; возможно, тут прополз крокодил или крупная игуана, да только стебли обломаны, как будто за них хватались руками. У крокодилов рук нет. Исаак хмыкнул и стал лавировать, подгоняя катер к подозрительному месту. Здесь что-то происходило совсем недавно: прямо на глазах стебли продолжали распрямляться, занимая прежнее положение. Исаак чуть улыбнулся.

Протянув руку за борт, он схватил такой стебель и подставил его под солнечный луч. Пятно на стебле окрасило его пальцы красным, и Исаак показал это стоявшему за его плечом лесничему.

– Кровь, – кивнул лесничий. – Он ранен… Винт…

Но он не успел договорить: впереди в тростниках закричали. Крик был полон ужаса, и все на мгновение застыли.

Исаак первым пришел в себя и увеличил скорость, уводя катер в густые заросли. Где-то впереди продолжал кричать человек.

Сали, погрузившись в воду, чувствовал, как катер проходит над ним.

Его голову заполнял оглушительный вой винта. Звук не имел направления, он обрушивался со всех сторон.

Потом что-то ударило его по левой ноге и, казалось, разняло бедро; от удара он завертелся в воде и потерял ориентацию. Сали хотел подняться на поверхность, но левая нога не слушалась. Боли не было, только сильное оцепенение, как будто левую ступню залили в бетон и эта глыба тянула Сали вниз, в глубину зеленых вод Замбези.

Он отчаянно дрыгал здоровой ногой, и вдруг его голова вырвалась на поверхность. Сквозь заливающую глаза воду он увидел катер; тот шел по реке, разбивая каноэ и выбрасывая людей в реку. Слышались плеск и крики.

Сали обрадовался тому, что такая смена объекта атаки дает ему передышку. Он знал, у него есть всего несколько минут, а потом катер вернется к нему. И повернул голову.

Край зарослей был совсем близко. Гнев и возбуждение схватки все еще придавали ему сил, и Сали поплыл к растительности. Нога тянула вниз мертвым грузом, этот якорь мешал двигаться и замедлял перемещение, но Сали плыл, делая мощные гребки руками, и спустя несколько секунд смог ухватиться за стебли папируса.

Он отчаянно потащился в укрытие, в тростники, пополз по упругому матрацу из папируса, волоча за собой искалеченную ногу.

В чаще тростников он наконец остановился, лег на спину и посмотрел туда, откуда пришел. И судорожно выдохнул, когда увидел в воде кровавый след.

Он ухватился за колено, поднял раненую ногу над водой и посмотрел на нее, не веря собственным глазам.

Ноги не было, из искромсанной плоти торчала белая кость.

Из разорванных сосудов била кровь. Теперь Сали плавал в краснокоричневом облаке. Маленькая серебристая рыба, привлеченная запахом крови, метнулась в облако, хватая клочки плоти.

Сали быстро опустил здоровую ногу и попытался нащупать дно.

Он уже погрузился с головой, но все не мог коснуться илистого дна Зимбабве. Откашливаясь, задыхаясь, он снова показался на поверхности. Он на глубоком месте и держаться может только за тростники.

Далеко на реке он слышал звуки выстрелов, а потом вой двигателя – катер возвращался. Звук приближался и неожиданно перешел в негромкое гудение. Сали услышал голоса. Он понял, что обыскивают края зарослей, и глубже погрузился в воду.

Кровь вытекала в реку, и Сали начало охватывать холодное оцепенение, но он заставил себя собраться с силами и поплыл глубже в тростники, к замбийскому берегу. И оказался в просвете в зарослях. Просвет был величиной с теннисное поле, его окружал высокий частокол раскачивающегося папируса. Над поверхностью, покрытой круглыми листьями водяных лилий, на стеблях к первым лучам солнца поднимались лазурные цветы. В безветренном воздухе витал отчетливый сладкий, тонкий аромат.

Неожиданно Сали застыл, выставив на поверхность только голову.

Под водяными лилиями что-то задвигалось. Вода вздыбилась, лилии закивали головками в такт вкрадчивому движению под ними.

Сали знал, кто это. Его толстые, цвета печенки губы разомкнулись и задрожали от ужаса. Его кровь лилась в воду, украшенную цветами, и тварь в глубине властно и уверенно пошла на соблазнительный вкус крови.

Сали был смелым человеком и не боялся почти ничего на свете. Но эта тварь была из другого мира, из тайного холодного мира под поверхностью воды. Мышца сфинктера разжалась, кишечник непроизвольно опорожнился. Этот новый запах заставил тварь вынырнуть из воды.

Похожая на бревно голова, черная, с наростами, влажно блестящая, протискивалась между лилиями. Ящеричьи глаза-бусинки были посажены на пеньки, словно из коры. Голова улыбнулась Сали, показав клыки под неровными губами. Венок из лилий, опутавший голову чудовища, придавал улыбке сардонически-угрожающее выражение.

Неожиданно поверхность разорвал большой хвост с двойным гребнем по всей длине; он взбил воду в пену, с поразительной скоростью толкая чешуйчатое тело вперед.

Сали закричал.

Исаак стоял у приборной доски, заводя катер глубже в заросли. Прочные волокнистые стебли наматывались на винт и замедляли продвижение катера, постепенно останавливая его.

Лесничие пробежали на нос; хватаясь руками за стебли, они проталкивали катер глубже в чащу, пока перед ними не показалась полоска открытой воды. Прямо перед носом вода пенилась, в ней что-то билось. В солнечном свете вздымались столбы пены и падали людям на головы.

В воде металось огромное чешуйчатое тело, иногда показывая желтое брюхо. Длинный хвост с гребнем, покрытый чешуей, взбивал воду добела.

На мгновение вверх вскинулась человеческая рука. Это был умоляющий жест, полная ужаса просьба. Исаак перегнулся через борт и ухватился за запястье. Кожа была мокрая и скользкая, но Исаак ухватился обеими руками, откинулся и потянул что было сил. Выдержать общий вес Сали и рептилии он не мог. Запястье начало выскальзывать у него из рук, но один из лесничих подбежал и схватил Сали за локоть.

Вместе дюйм за дюймом они вытащили человека из воды. Как распятый на дыбе, Сали вытянулся между людьми на палубе и ужасной рептилией под водой.

Второй лесничий наклонился через планширь и выпустил в воду автоматную очередь. Летящие с огромной скоростью пули взрывались, касаясь поверхности, словно это была стальная плита, и не производили никакого действия, только швыряли клочья пены в глаза Исааку и лесничему у борта.

– Прекрати! – выдохнул Исаак. – Попадешь в нас!

Лесничий выронил автомат и схватил Сали за свободную руку.

Теперь в ужасном перетягивании каната участвовали трое.

Они медленно вытягивали из воды тело Сали, пока на поверхности не показалась огромная чешуйчатая голова рептилии.

Ее клыки впились в живот Сали. У зубов крокодила нет режущей кромки. Крокодил отрывает руки или ноги: утягивает тело под поверхность и там дергает, пока не оторвет конечность или не вырвет кусок плоти. Когда удалось вытащить Сали на планширь, крокодил хлопнул хвостом и потянул. Живот Сали разорвался. Крокодил не спеша убрал голову, все еще впиваясь зубами в плоть, и потащил за собой внутренности Сали.

Усилие на одном конце уменьшилось, и люди втроем смогли втащить тело Сали на палубу. Но крокодил не разжал зубов. Сали дергался на палубе, а его кишки свешивались за борт, блестящий клубок трубок и лент, словно гротескная пуповина, привязывающая его к судьбе.

Крокодил снова дернул, вложив в рывок весь свой вес и силу длинного хвоста. Лента кишок лопнула, Сали крикнул в последний раз и умер на окровавленной палубе.

Какое-то время на палубе было тихо; тишину нарушало только хриплое дыхание людей, пытавшихся спасти Сали.

Все как зачарованные смотрели на искалеченное тело Сали, пока Исаак не прошептал:

– Я не мог бы выбрать тебе более подходящую смерть. – Он говорил на официальном языке шана. – Не тебе идти с миром, о Сали, злодей, пусть тебя сопровождают в пути все твои злодеяния.

– Пленных нет, – сказал Исаак Дэниэлу Армстронгу.

– Говоришь, нет? – кричал Дэниэл.

Телефонная связь была плохая, слабая, из-за грозы, бушующей над долиной, в трубке постоянно трещало.

– Нет, Дэнни, – повысил голос Исаак. – Восемь трупов, а остальные либо съедены крокодилами, либо убежали в Замбию.

– А что с костью, Исаак? У них были с собой бивни?

– Да, но они утонули в реке, когда лодки перевернулись.

– Черт побери! – выругался Дэниэл. Теперь будет гораздо труднее убедить полицию, что основную массу слоновой кости увезли из Чивеве в рефрижераторах. С каждым часом след Ниня Чэнгуна становился все холодней.

– В лагерь Чивеве направляется полицейский отряд, – сказал он Исааку.

– Да, Дэнни. Сейчас они у нас. Я присоединюсь к ним, как только отправлю своего раненого лесничего в Хараре. Хочу увидеть, что эти ублюдки сделали с Джонни Нзу.

– Послушай, Исаак, я пойду по единственной оставшейся у меня нити. Хочу взять того, кто во всем этом виноват.

– Осторожней, Дэнни. Эти люди не шутят. Тебе может прийтись трудно. Куда ты собрался?

– Пока, Исаак.

Дэниэл не стал отвечать на вопрос. Положив трубку, он направился к своему «лендкрузеру».

Сел за руль и задумался. Он понимал, что это только передышка. Очень скоро полиция Зимбабве захочет снова поговорить с ним, и на этот раз более серьезно.

Есть только одно место, куда он может отправиться, – за пределы страны. Во всяком случае, именно туда ведет след.

Он доехал до таможенного и иммиграционного поста и остановился перед барьером. Естественно, паспорт у него с собой и документы на «лендкрузер» в полном порядке. Формальности заняли меньше получаса, по африканским стандартам почти рекордное время.

Дэниэл проехал по мосту со стальным ограждением, пересекающему Замбези, при этом он отлично сознавал, что въезжает совсем не в рай.

Замбия – одна из самых бедных и несчастных стран Африки наряду с Угандой и Эфиопией. Дэниэл поморщился. Циник мог бы связать это с тем, что Замбия освободилась от британской колониальной зависимости раньше большинства других стран.

Здесь у политики хаотического разграбления было больше времени, чтобы проявились ее последствия.

Большие шахты медного пояса, когда-то находившиеся в частных руках, входили в число самых выгодных предприятий на континенте, соперничая даже со знаменитыми золотыми шахтами на юге. После обретения независимости президент Кеннет Каунда все их национализировал и провозгласил свою антиколониальную политику. Эта политика свелась к увольнению опытных белых инженеров и управленцев.

За несколько лет президенту чудесным образом удалось превратить ежегодный доход во много сотен миллионов в равные убытки.

Дэниэл приготовился к встрече с замбийскими чиновниками.

– Не проезжал ли тут по пути в Малави прошлой ночью мой друг? – спросил он у офицера в мундире, который вышел из помещения таможни, чтобы обыскать «лендкрузер» на предмет контрабанды.

Тот открыл было рот, чтобы заявить протест против попытки выведать закрытую информацию, но Дэниэл опередил его, вытащив пятидолларовую банкноту. Замбийская валюта, квача – это слово означает «рассвет свободы от колониального угнетения», – когда-то приравнивалась к американскому доллару. Многочисленные последовательные девальвации привели к курсу 30 к одному. На черном рынке курс был близок к 300 к одному. Негодование офицера испарилось. Он смотрел на свою месячную зарплату.

– Как зовут вашего друга? – спросил он.

– Мистер Четти Синг. Он в большом грузовике с грузом сушеной рыбы.

Офицер исчез в здании таможни и через несколько минут вернулся.

– Да, – кивнул он. – Ваш друг проехал через таможню вскоре после полуночи.

Не проявляя больше никакого интереса к «лендкрузеру», он поставил в паспорте Дэниэла штамп. И бодро вернулся на пост.

Минуя пограничную заставу и направляясь на север, в столицу страны Лусаку, Дэниэл слегка тревожился. В Замбии закон теряет силу на границе застройки. В буше дороги охраняют полицейские блокпосты, но дорожная полиция не настолько безрассудна, чтобы откликнуться на призыв о помощи одинокого путника.

Холмы и кряжи были словно воздвигнуты в древности руками великанов. Стены и каменные башни выветрились и обрушились, создав живописный хаос. Многочисленные реки глубоки и чисты.

Дэниэл подъехал к первому дорожному посту.

За сто ярдов до поста он сбросил скорость и дальше ехал, держа обе руки на руле. Полицейские нервничают и способны открыть огонь без всякого повода.

Когда он остановился, констебль в мундире и зеркальных темных очках просунул ствол автомата в окно кабины и высокомерно поздоровался:

– Привет, мой друг. – Его палец лежал на курке, а ствол упирался Дэниэлу в живот. – Выходи.

– Куришь? – спросил Дэниэл.

Выходя на дорогу, он сунул в руку полицейскому пачку сигарет «честерфилд».

Констебль убрал ствол, одновременно проверяя, распечатана ли пачка. Потом улыбнулся, и Дэниэл чуть успокоился.

За «лендкрузером» Дэниэла затормозила другая машина – грузовик, принадлежащий одной из компаний, занимающихся устройством охотничьих сафари. В кузове – груда лагерного снаряжения и припасов, а на этой груде сидят следопыты и подносчики ружей.

За рулем профессиональный охотник – бородатый, загорелый, обветренный. Сидящий рядом клиент кажется типичным изнеженным горожанином, несмотря на новую куртку сафари и полоску шкуры зебры на шляпе.

– Дэниэл! – Охотник высунулся в боковое окно. – Дэниэл Армстронг! – радостно завопил он.

И тут Дэниэл его вспомнил. Они встречались три года назад, когда Дэниэл делал документальный фильм об охотничьих сафари в Африке. Этот человек – охотник. Пока он не может вспомнить, как его зовут, но они распили бутылку «Хейга» в лагере в долине Луангвы. Да, и этот светловолосый человек – скорее пьяница, чем охотник. Дэниэл помнил, что тот выпил больше половины «Хейга». Стоффель. Он с облегчением припомнил имя. Ему необходим союзник и защитник. А охотники из компаний, устраивающих сафари в буше, – своего рода аристократия.

– Стоффель ван дер Мерве! – воскликнул он.

Стоффель выбрался из кабины грузовика – рослый, мясистый, улыбающийся.

Как большинство профессиональных охотников в Замбии, он был африкандером из Южной Африки.

– Дьявольщина, приятель, рад снова тебя видеть! – Он забрал руку Дэниэла в свою волосатую лапу. – У тебя здесь неприятности?

Дэниэл ничего не ответил, и Стоффель повернулся к полицейскому.

– Эй, Джуно, этот человек мой друг. Обращайся с ним хорошо, слышишь меня?

Констебль рассмеялся. Дэниэла всегда поражало, с какой легкостью африкандеры и чернокожие находят общий язык на личном уровне, когда не поднимаются вопросы политики: возможно, это потому, что они все из Африки и хорошо понимают друг друга. Дэниэл про себя улыбнулся. Они живут бок о бок уже триста лет и должны бы за это время научиться взаимопониманию.

– Ты ведь хочешь получить свое мясо? – поддразнивал Стоффель констебля. – Будешь цепляться к доктору Армстронгу – никакого мяса.

Охотники движутся привычными маршрутами по территориям охотничьих концессий в далеком буше и за их пределами и знают, что полицейские охраняют дороги лишь номинально. У них установлен постоянный тариф для подарков.

– Эй! – крикнул Стоффель следопыту на верху машины. – Дай-ка Джуно ногу жирного буйвола. Посмотри только, как он исхудал. Надо его подкормить.

Из-под брезента достали ногу буйвола, еще в шкуре, пыльную, облепленную жужжащими мухами. Охотники имеют неограниченный доступ к мясу диких животных, которых вполне законно убивают их клиенты.

– Эти бедняги страдают от недостатка протеина, – объяснил Стоффель клиенту, когда американский охотник присоединился к ним. – За ногу буйвола он продаст вам жену, за две – душу; за три, вероятно, продаст всю эту проклятую страну. И во всех случаях для вас это невыгодная сделка.

Он захохотал и познакомил своего клиента с Дэниэлом.

– Это Стив Корнак из Калифорнии.

– Разумеется, я вас знаю, – перебил американец. – Большая честь познакомиться с вами, доктор Армстронг. Я всегда смотрю ваши телепередачи. Кстати, у меня случайно с собой ваша книга. Я бы хотел показать дома детям автограф. Они большие ваши поклонники.

Дэниэл про себя поморщился от такой цены славы, но, когда клиент вернулся из кабины с одной из его ранних книг, подписал форзац.

– Куда направляешься? – спросил Стоффель. – В Лусаку? Поезжай за мной, я буду вести переговоры. Иначе всякое может случиться. Можешь доехать за неделю, а можешь и вовсе не добраться туда.

Полицейский, по-прежнему улыбаясь, поднял шлагбаум, козырнул, и они проехали. Отныне путешествие превратилось в подобие королевской процессии, и куски мяса регулярно появлялись из-под брезента.

– Розы, розы по всему пути, и дорога, устланная бифштексами из буйволятины.

Дэниэл улыбался, втапливая педаль, чтобы не отстать от грузовика. Они ехали по плодородным землям, орошаемым водами реки Кафи. Это район производства сахара, кукурузы и табака, где фермами владеют почти исключительно белые замбийцы. До установления независимости фермеры состязались друг с другом красотой своих владений. С главной дороги видны были беленые дома и постройки, как жемчужины в зелени, посреди с любовью возделанных полей. Все изгороди аккуратно чинили, и в виду дороги пасся гладкий, сытый скот.

Сегодня намеренная неприглядность ферм была попыткой хозяев уберечься от завистливых алчных глаз. «Если выглядеть слишком хорошо, – объяснил один из фермеров Дэниэлу, – все отберут». Ему не нужно было растолковывать, кто отберет. Золотое правило этой страны: если у тебя что-то есть, не хвастайся. Белые фермеры живут крошечным изолированным племенем в своих маленьких анклавах. Подобно своим предкам-пионерам, они сами варят мыло и производят другие необходимые вещи, которые невозможно найти на пустых полках местных магазинов.

Кормятся они в основном плодами своей земли, но тем не менее живут относительно спокойно в своих гольф-клубах, поло-клубах и театральных кружках. Детей посылают учиться в университеты Южной Африки, употребляя на это те ничтожные количества иностранной валюты, которые им позволяют иметь; они старательно держатся тише воды ниже травы и всячески стараются не привлекать к себе внимания.

Даже власть, воцарившаяся в правительственных залах Лусаки, понимает, что без этих фермеров и так непрочная экономика страны рухнет окончательно. Кукуруза и сахар, которые производят белые фермеры, не дают остальному населению умереть с голода, а их превосходный табак восполняет крошечный ручеек иностранной валюты, который уже не могут питать медные шахты.

– Куда же нам уйти? – задал Дэниэлу риторический вопрос его информатор. – Если уйти отсюда, уйдешь гол как сокол. Нам не позволят взять ни пенни, ни прутика. Вот мы поневоле и хватаемся за любую возможность.

Когда колонна из двух машин приближалась к Лусаке, Дэниэл увидел наглядное воплощение одного из многих безрадостных явлений новой Африки – массовое переселение деревенского населения в города.

Когда они проезжали пригородами Лусаки, Дэниэл чувствовал запах трущоб. Дым кухонных костров, зловоние выгребных ям и груд разлагающегося мусора, запах кислого пива, которое незаконно варят в открытых баках, запах немытых в отсутствие проточной воды тел. Это запах болезней, голода, нищеты и невежества – густой запах новой Африки.

Дэниэл угостил Стоффеля и его клиента пивом в баре отеля «Риджуэй» и, извинившись, направился к стойке регистрации. Ему дали номер, выходящий на плавательный бассейн, и он наконец смыл под душем грязь и усталость последних двадцати четырех часов. Потом взял телефонную трубку, позвонил в британское посольство и успел поймать телефонистку до окончания рабочего дня.

Сноски

1

Военное училище сухопутных войск, находится вблизи деревни Сандхерст графства Беркшир. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Вес пули измеряется в гранах, один гран – 64 миллиграмма.

3

Марка виски.

4

Так в Эритрее, Эфиопии, Кении и Сомали называют преступников и бандитов.

5

Один из языков семейства банту, национальный язык Малави.

6

Особая часть армии Родезии, боровшаяся с террористами.

7

Крик это птицы напоминает слово «уходи» на местном наречии, поэтому ее называю также «птица-уходи».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.