Возможно все
ModernLib.Net / Любовь и эротика / Уилбрик Салли / Возможно все - Чтение
(стр. 3)
Все же у меня хорошая наследственность, ничего подобного у меня нет и никогда не будет! - так думала Милли, разглядывая себя в ванной комнате, закрыв при этом на щеколду дверь. Иногда, возвращаясь из супермаркета в Волчий лог, она заставала такую неприглядную картину: пьяный Реджинальд, сидя в кресле перед телевизором, на чем свет стоит ругал свое руководство. Из динамиков, расставленных по всему дому, неслась при этом еще и громкая музыка, бьющая по мозгам. А по комнатам, на лестницах и в зимнем саду, всюду были разбросаны предметы женского туалета. Вот стыд-то! Неужели Реджинальд мог драться со своими коллегами?! В эти минуты вид у работодателя бывал самый жалкий - маленькие глазки смотрели близоруко, но при этом колюче и зло, а в красных мокрых губах дымился, испуская зловоние, сигаретный окурок, засунутый в янтарный мундштук. Реджинальд тогда напоминал спившегося торговца живой рыбой: у него тряслись руки, не было аппетита, и еще он часами просиживал в туалете, а телефон, надрывавшийся от звонков, игнорировал. Не подходил и не интересовался, кому он, Реджинальд Хоггвардс необходим в этой жизни. Трубку тогда снимала Миллисент и старательно объясняла, а, по сути, врала, что хозяин в настоящий момент отсутствует, будучи вызванный на важное совещание высшим руководством телевизионного канала. На том конце провода шипели голоса многочисленных Лулу, Лили, Розмари и Айрин, они возмущались, иногда ругались. Наверное, эти приятельницы и знакомые звонили гнусному Хоггвардсу пьяными, слыханное ли дело? Когда Милли слышала грубые циничные слова, то сразу бросала трубку. У многих женщин нет гордости, нет понятия о чести, думала девушка. Они сквернословят и пьют! Как можно так унижать себя всего лишь из-за внимания жалкого, жадного, неряшливого человека, почти старика? Алкоголика, которому скоро стукнет целых тридцать пять лет! Дуры! Миллисент отходила от телефона и бросала презрительный взгляд на господина Хоггвардса. Тот частенько засыпал, скрючившись в своем любимом кресле, весь обсыпанный чипсами и пеплом. Под его глазами от безмерно употребляемого пива набухали мешки. Одна запонка торчала в рукаве, другая иногда валялась на ковре или на полу. Тонкие губы были ехидно растянуты в похотливой улыбочке даже во сне. В чуткие ноздри Миллисент сквозь запах пива и табака ударяли приторные ароматы женских духов, которые сохранялись на щеках, заросших двухдневной щетиной, пьяного Реджинальда. Как они могут целоваться с этим уродом! Он же противен, жалок! Зато на утро - ого! Выбритые до синевы щеки, тонкая жилистая шея, стиснутая тугим модным галстуком в полоску, жесткий взгляд черных, блестящих как антрацит, глаз, властные жесты знающего себе цену ведущего режиссера музыкальных программ. И - двусмысленная улыбка на узких губах. Все мужчины, у которых узкие губы, порочны, так говорит мама. Миллисент не сразу догадалась, почему она вызывала у Реджинальда улыбку. Он сам в добрую откровенную минуту рассказал, что улыбается девственной чистоте своей домоправительницы. Она запомнила: "Ты так невинна, так наивна, девочка, что даже воздух вокруг тебя пахнет свежестью". Губы при этом его признании вытянулись, словно хоботок шершня. Девушка, конечно, не придала этим словам никакого значения. Ну и что, она всегда так пахла, что в этом особенного? Как она жестоко ошибалась! Хоггвардс ус-" троил на нее настоящую охоту, - подстерегал, когда Миллисент выходила из ванной комнаты, выхватывал у нее из рук полотенце, прижимал сырую махровую тряпку к лицу, целовал, нюхал! И ноздри его при этом хищно шевелились, а переносица морщилась, как у матерого волка из фильма о жизни дикой природы. Мол, этот лоскут ткани издает диковинный аромат невинного тела, так он успевал прохрипеть. Или проделывал другой трюк: снимал с ее одежды воображаемую нитку, приговаривая, что у него руки дрожат и пальцы не гнутся, когда касаются ее невинного тела... Тело! Это слово постоянно слетало с гнусного языка господина Хоггвардса, как будто он только об этом и думал... Глава 3 Миллисент прислушалась. В доме все было тихо, лишь на крыше под ударами вновь усилившегося штормового ветра грохотало железо. В свете непотушенной лампы проступали контуры обстановки спальни, пачки книг. Девушка посмотрела на дверь. Стул на месте. Это хорошо, но что она будет делать, если незнакомец начнет стучать или ломиться в дверь? Закричит, убежит... Куда бежать, она тут в ловушке. Милли перевернулась с живота на спину, раскинула руки-ноги, уставилась в потолок. Странный все-таки этот незнакомец. Взрослый мужчина, а ведет себя как ребенок. Лезет на чердак ремонтировать кровлю. Зачем? Если у него есть деньги, не лучше ли дождаться рабочих? Говорит, кухня в доме - самое главное. Вот это правильно. Мама тоже так считает. Тут Миллисент вспомнила, вернее, поняла, как и где коснулась ее рука незнакомца, когда он выпроваживал ее из кухни. Его рука дотронулась до талии, или ниже? Конечно, ниже! Он слегка шлепнул ее по попке, как маленькую непослушную девочку. Господи, а почему она тогда не прикрикнула на него, не поставила нахала на место? Миллисент рассердилась на себя. Почему да почему! Что случилось, то и случилось, сама виновата. Получается, незнакомец ее отшлепал! Так ей и надо, можно было и посильнее задать трепку! Мысли девушки вновь потекли в привычном русле. Сколько стараний она приложила, сколько затратила труда, чтобы привести в порядок кухню в запущенном особняке Волчьего лога! Добела отдраила замызганный кафель, до блеска отчистила стены. Отмыла потолок и стены... Реджинальд никогда не заглядывал в холодильник, не интересовался исправностью кухонных приборов, да и любых других тоже. Однажды Миллисент ударило электрическим током, когда сломалась стиральная машина. Претензии после этого случая к работодателю были вполне справедливые, любая девушка на ее месте поступила бы также. Она сказала: "Господин Хоггвардс, меня могло бы убить. Вам следует знать, в каком состоянии находится ваша домашняя техника". И что? Реджинальд лишь глумливо рассмеялся над ее робким замечанием, посоветовал обратиться в сервисную службу, ехидно заверил, что из города обязательно пришлют молодого и красивого механика, который наверняка удовлетворит все запросы капризной и девственной домоправительницы. На столе Хоггвардс держал много разных книг, а с некоторого времени Миллисент стала замечать среди томов и журналы, специально издаваемые для мужчин. Работодатель стал требовать, чтобы она наводила тщательный порядок на его рабочем месте. Но тут она воспротивилась. Тебе надо, ты и наводи, в жизни не прикоснусь к этой гадости! - с омерзением подумала Милли и лишь слегка смахнула тряпкой пыль с груды всей этой ерунды Увы, в договоре о найме на работу был пункт, согласно которому Миллисент обязана была следить за порядком и в кабинете тоже. Девушка с отвращением подумала, что ей пришлось все же прикасаться к этим журналам. Но она никогда их не листала и не читала. В ушах мисс Рич словно наяву прозвучал гнусавый голос Реджинальда Хоггвардса: "Чем же вы занимаетесь в своей спальне, когда закрываетесь от меня на замок, моя милая?" Милая! Девушка ударила кулаком по подушке и вслух произнесла: - Мерзавец! Презираю! Она сейчас ненавидела всех мужчин сразу. Ненавидела их привычки, манеры, одежду, страсть к дурацкому спорту, коньячные запахи дезодорантов, формы мужских причесок, галстуки, моды, ненавидела мужские голоса, имена, - буквально все! И безумно жалела свою бедную маму, которой пришлось в начале весны выйти замуж за нотариуса Франклина Баума. Зачем?! Разве ей было плохо вдвоем с дочерью? Решила, видите ли, что Баум - добрый и порядочный человек. Неизвестно еще, как он себя проявит в дальнейшем. Он мужчина, а значит - непредсказуем. Реджинальд Хоггвардс тоже сначала показался Милли истинным джентльменом... Франклин бреется ужасной бритвой, курит вонючие сигареты, пьет горькое пиво, орет, когда вратарь команды шахтеров пропускает мяч в свои ворота. Ну чем он лучше других эгоистичных, зацикленных на собственных удовольствиях представителях мужского племени? В памяти Миллисент Рич вновь проявились до мельчайших подробностей сцены минувшего вечера. Реджинальд напился после прихода двух музыкальных редакторов - на этот раз они приехали вместе, брюнетка с блондинкой. В домашней студии сразу загремела музыка, раздался смех хозяина. Потом они все вместе спустились вниз, и Роланд попросил ее съездить в город за пивом, хотя пива был полный холодильник. - Какую власть имеет Роли над девичьими сердцами! - сказала громко брюнетка. - Посылать на ночь глядя юную наложницу за пивом, как это жестоко! - Господин режиссер водит нас за нос, Роза! Какая наложница! откликнулась блондинка. - Мне кажется, в этом доме власть Роли не безгранична, он не в состоянии разрушить неприступный Карфаген! Миллисент ничего не поняла в этом разговоре. Что за наложница, какой Карфаген? Рассерженный насмешливым тоном женщин Реджинальд прорычал, дыша в самое ухо девушки: - Тогда не задерживайся, нам тебя сегодня очень будет не хватать, наш невинный цветочек! - Деньги! - потребовала Миллисент. - В прошлый раз я покупала пиво на свои! - Ах, как мы любим деньги! - гримасничая, пропел Реджинальд Хоггвардс, порылся в карманах и вытащил горсть мятых пятифунтовых бумажек. - И не забудь, я предпочитаю имбирное светлое, а коллеги, коллеги любят имбирное темное! Миллисент повезло, до городка ее подбросил Кристофер Джонс, почтальон, на своем стареньком "остине". Обратно девушка добралась на последнем муниципальном автобусе. Денег хватило и на пиво, и на автобусный билет, зато как всегда не хватило, чтобы позвонить матери. Вернувшись, девушка оставила пиво в кухне, поднялась в свою комнату, переоделась, и принялась перечитывать школьный учебник истории, главу о развитии национальных традиций. На курсах менеджеров частенько задавали вопросы по исторической тематике, поэтому неплохо было бы освежить в памяти школьные знания. За окном завывал ветер, вот-вот был готов разразиться ливень. Впереди был долгий субботний вечер, по условиям контракта целиком принадлежавший Миллисент. Конечно, можно было пораньше лечь спать или просто .поваляться, не думая ни о чем, но перспектива остаться к концу лета без денег, без диплома курсов пугала девушку. И чтобы не предаваться мучительным сомнениям, надо было чем-то занять себя. Надо же, как просто попалась она на крючок к Реджинальду Хоггвардсу! Как плохо без денег. Интересно, когда вернется его жена, она выпишет чек или выдаст наличными? Миллисент на мгновение отложила учебник. Нечего унывать, скоро у нее будут деньги, много денег... Она купит подарки матери и ее новому мужу, Франклину Бауму. Только бы мама была счастлива, лишь бы не повторилась история с бывшим отчимом Миллисент! Неожиданно в дверь раздался осторожный стук, кто-то подергал ручку. Странно, Реджинальд всегда соблюдал условия контракта и никогда не беспокоил ее по субботам, когда дневные дела все были выполнены. Кто бы это мог быть? - Миллисент, крошка, можно тебя на минутку? Это я, Роза! - раздался высокий голос, принадлежавший брюнетке-редактору. Милли вскочила с кровати, запахнула на груди легкое тонкое платье, когда-то подаренное матерью, и подошла к двери. Зачем она могла понадобиться? Может быть, у нее хотят спросить мнение по поводу гала-концерта, который транслировался по второму каналу национального телевидения? А что, концерт получился очень славный, без грубых песен с примитивными текстами. Там даже выступала сама Диана Форрествуд. Какая она душка! Ни за что не угадаешь, сколько лет певице... Миллисент открыла дверь, выглянула в коридор и увидела Розу. Глаза брюнетки сверкали, на ее плечах был длинный темно-зеленый шелковый халат, тонкие нервные пальцы левой руки сжимали длинный мундштук с дымящейся сигаретой. В правой руке женщина цепко удерживала за горлышки четыре бутылки с пивом. - Детка, помоги мне, я боюсь! В доме, кажется, никого, только ты да я! Проводи меня в ателье, там, на лестнице, совершенно темно! - А где господин Хоггвардс? - спросила Милли, цепляя на ноги босоножки. - Разве он уехал? - Роли отправился провожать Айрин! У нее неприятности с аккумулятором, честное слово! На лестнице, что вела в ателье, действительно, оказалось совершенно темно, хоть глаз выколи. Девушка в который раз мысленно посетовала, что работодателю безразличен собственный дом - сколько раз она обращала его внимание на скверную проводку, на отвратительный электросчетчик, на ужасные выключатели. Пятно света от электрического фонаря в руке Миллисент перебегало со стены на стену, Создавалось жуткое ощущение, будто стены качаются, и вот-вот готовы упасть. - Видишь, как страшно у вас в вашем Волчьем логу! - брюнетка, повизгивая от страха, стала подниматься по ступеням. - Иди следом, маленькая Миллисент! Открытая дверь в ателье выглядела как вход в преисподнюю - так было темно внутри, что луч фонаря даже не достигал стен. - Входите, Роза, не бойтесь! - вежливо проговорила она и смело шагнула вперед первой. Обхватив крепко Миллисент за талию, через порог ателье робко ступила брюнетка и отчего-то произнесла шепотом: - Погаси, пожалуйста, фонарь! - Пожалуйста... Конечно, это было неожиданно, когда Роза в темноте спросила, девственница Миллисент или нет, но что тут странного? Девушка сама секретничала с подружками только в темноте, поэтому простодушно произнесла в ответ: - Да! - Это замечательно... Встречайте нас! Резко щелкнул замок в двери, вспыхнул яркий свет. Некоторое время бедная мисс Рич стояла, совершенно ничего не видя после темноты. И лучше бы она вовсе ослепла! В кресле, подле уставленного пивными бутылками письменного стола, сидел, заложив ногу за ногу, улыбающийся Реджинальд Хоггвардс. На столе, подбоченясь, стояла блондинка в туфельках на высоких каблуках. И туда же, на стол, старалась забраться брюнетка. Но не это поразило Миллисент! Ее убило то, что все люди кроме нее, находившиеся в комнате, были абсолютно голыми! И мужчина, и обе женщины! Девушка мигом бросилась к двери и упала, запутавшись ногами в валяющемся на полу темно-зеленом шелковом халате. Вскочила, рванула ручку и выбежала на лестницу. Собственное платье Миллисент затрещало по швам, зацепившись о выступ декоративной деревянной панели. Она почувствовала себя облитой грязью, слух ее грубо царапал животный смех Реджинальда и веселые крики его разбитных женщин. Ты в волчьем логове, Милли! Прочь, как можно скорее, прочь отсюда! С неизвестно откуда взявшейся силой девушка рванула платье, схваченное капканом, дернула еще сильнее, и освободилась из плена. Теперь бы выскочить из дома, пусть в ночь, в грозу... Бежать, куда глаза глядят! ...Наверху глухо заскрежетало железо. Казалось, огромный великан карабкается на крышу дома и заглядывает по пути во все окна, разыскивая спальню, где никак не может уснуть бедняжка Миллисент. Да разве тут уснешь?! Девушка вновь приподнялась на постели, оглядела спальню незнакомца. Тоже еще то логово! Живет один, и наврал с три короба про сестру! Да нет у него никакой сестры! Чья же на ней блузка? И где сейчас ее хозяйка? Кто она - блондинка, брюнетка? Живая, мертвая? Хватит, Миллисент, успокойся, не надо себя специально пугать! Сказано было, утром ты познакомишься с хозяином, поговоришь с ним спокойно, он отвезет тебя на автобусную станцию, может быть, одолжит немного денег на билет, а теперь спать! Милли плотно зажмурила глаза, уткнулась носом в подушку. Но сон все не приходил. И вновь ясно представилось, как рука незнакомца дотрагивается до нее чуть ниже талии, легонько шлепает ее. Не мог же он ущипнуть меня там, но почему так живо чувствуется его прикосновение? А что он при этом испытывал сам: чувство превосходства или извращенное удовлетворение? Школьный психолог, человек с колючими маленькими глазками на круглом безусом лице, с жаром утверждал, что маньяки любят испытывать именно извращенное удовлетворение. Девушка постаралась представить себе глаза незнакомца, потом вновь почувствовала легкую тошноту от съеденного через силу миндального печенья. Потом... Потом Миллисент крепко уснула и даже под утро не видела никаких снов, ни плохих, ни хороших. Впрочем, один сон все-таки приснился, страшно дурацкий. Снилось, будто она ночью спустилась в кухню, где на полу храпел ночной незнакомец, прокралась к буфету, и прямо из коробки стала есть миндальное печенье. А затем вдруг упала в обморок. Врачи примчавшейся "скорой" делали промывание желудка, пичкали ее всевозможными лекарствами, однако, ничего не помогало. А на рассвете, когда в кронах лип бодро запели птицы, бедную Миллисент стошнило пахнущей миндалем желчью на прекрасный изумрудный пол потрясающе красивой кухни... Проснувшись, Миллисент в ужасе подпрыгнула на постели. Никого вокруг не было, ни врачей с резиновыми шлангами и клизмами, ни незнакомца. Пыльный пол огромной комнаты был устлан не менее пыльными книгами, в затуманенные окна еле пробивались солнечные лучи. Зато кровать была хороша! Огромная, мягкая! Резную спинку в изголовье украшало распятие из черного дерева, прекрасное белье пахло цветами лаванды, немножко мятой и чуть-чуть гелиотропом. Несмотря на то, что Миллисент уснула под утро и видела жуткие сны, она чувствовала себя выспавшейся, здоровой и молодой, так можно чувствовать себя только в восемнадцать лет. - Миндаль, - отчего-то проговорила тихо Миллисент и не почувствовала тошноты. Удивительно, она в чужом незнакомом доме, а чувствует себя в безопасности. Стул надежно запирал дверь, никто не убил и не изнасиловал Миллисент. Ура! Но что это?! Ручка двери вдруг задергалась, вот поехал вместе с дверью стул, вот показалась голая мужская рука... Миллисент с остановившимся сердцем проследила за тем, как рука положила на спинку стула свернутый халат и полотенце. Хрипловатый голос с той стороны произнес: - Горячая вода в душе на третьем этаже. Ничего себе! Сколько же в доме всего этажей, сколько всего ванных комнат? Ремонт в таких хоромах будет идти лет тридцать, рехнуться можно, поразилась она. С этой минуты Миллисент уже не чувствовала себя в безопасности. Почему это хозяин особняка так запросто открыл дверь? В детстве, когда ей было лет пятнадцать, стул, приставленный к двери, великолепно ее выручал. Тогда названный брат, слава Богу, бывший названный брат, предлагал наивной Миллисент свою дружбу. Сыну Ли Дженкинса - второму мужу мамы, Джорджу, исполнилось двадцать два года. Это был низкорослый крепыш с оловянными глазами-пуговками, думающий лишь о собственной выгоде и заботящийся лишь о красоте своих ногтей. Когда мама вышла замуж за Дженкинса, его сын стал жить сначала в их доме, а когда дом продали, в тесной квартире. Сын во всем походил на отца! Джордж обманом избавился от службы в армии, отлынивал от любой работы и при этом умудрялся получать пособие по безработице. Еще он шлялся по пивным и дискотекам, не пропускал ни одного игрального аппарата, а также ни одной юбки. Подружки Миллисент боялись приходить к ней в гости, им противно было выслушивать сальности в свой адрес. Джордж часами полировал ногти кусочком замши, но странное дело - хоть ногти на руках Джорджа и блестели, как пластмассовые, под ногтями вечно была каемка черной грязи. И вот этот чистюля взял моду приходить в комнату к Миллисент и подолгу с ней разговаривать, а глазами... Буквально раздевал ее, не смущаясь ни на секунду! Липкие взгляды Джорджа ползали по лицу, по груди, по плечам и коленям. Хотелось забраться в горячую воду и тереть, тереть себя мочалкой, чтобы избавиться от мерзкого ощущения нечистоты, страшной чужой воли, гнусного любопытства и нахальства. После такого общения девушка чувствовала себя совершенно разбитой. А однажды... Однажды так называемый брат заговорил с ней о непристойном. Он пригласил ее посетить такой кинотеатр в городке, в котором иногда показывали особенно откровенные фильмы. Некоторые из них были такие, что... Миллисент немедленно выгнала Джорджа из своей комнаты вон и потребовала, чтобы тот никогда больше не заходил к ней. Молодой человек вроде бы покорно принял изгнание. Но потом... Вечером девушка снимала свой любимый розовый джемпер и краешком глаза заметила в зеркале коренастую фигуру возле полуоткрытой двери. Масленые глазки братца Джорджа жадно следили за тем, как сестренка раздевалась, обнажая перед зеркалом свое вполне сформировавшееся здоровое, подтянутое тело. Значит, он следил, подсматривал за ней и раньше! Какая гадость! У Миллисент даже поднялась температура, и никогда в жизни - никогда! - она больше ни о чем не разговаривала с Джорджем. Даже не выходила к завтраку, чтобы не натыкаться на холодный взгляд человека-рептилии! Мама не понимала, в чем дело, пыталась их помирить. Бедная мама, она, к счастью, ничего так и не узнала! Да и зачем было посвящать ее во все это. Она никогда не услышит от Миллисент ни про Джорджа, ни про его отца, ее второго мужа и бывшего отчима дочери. Зачем ей знать эту грязь, она такая чистая, мама! И вот, снова, похоже, начинаются гнусные мужские штучки! Неужели хозяину дома было трудно прежде постучать, а потом уже, услышав ее ответ, вертеть ручку, отодвигать стул? Вот и доверяй этим лисам в штанах, этим животным! Сколько безобразных сцен прошло перед ее глазами, когда ее отчим обвинял жену в скупости, требовал денег на игру, на выпивку! Дженкинс и его сын-оловянные глазки лишили ее маму молодости, отняли у Миллисент детство. Девушка явственно представила лица негодяев, вспомнила их голоса, жесты, поступки. ...Милли передернуло. Тратить прекрасное утро на тяжелые воспоминания? Дудки, пойдет-ка она лучше на третий этаж, в душ! Еще немного, примерно с полчаса, повалявшись в постели, понежившись, она потянулась, выгибая дугой спину, подняла руки, выставляя вперед грудь. И ахнула, когда выбралась из-под одеяла: на модной парижской штучке модной блузке! - отсутствовали все пуговицы! Она же спала одетой, а когда тянулась, как кошка, пуговицы отлетели. Придется выходить к завтраку в том, что принес ее благодетель. Миллисент стащила с себя штаны, накинула на плечи халат, запахнулась и пошла искать лестницу на загадочный третий этаж. Тихо и пусто было в доме, коридоры просторны, лестницы пологи. Конечно, на стенах не было картин, на полу не лежали ковры, но чувствовалось: хозяин стремится создать в доме былой уют. Дубовые панели были украшены резьбой, отполированное дерево манило прикоснуться к себе рукой. Миллисент показалось, что она перенеслась в другой век, в романтические времена париков, кринолинов и шпаг. Третий этаж и впрямь оказался загадочным. Узкие, словно бойницы, окна смотрели на самые далекие холмы. За ними угадывалась полоска белых облаков, она постоянно висела над Атлантическим океаном. Все комнаты на этаже были без каких-либо следов мебели. Стены комнат оказались отделаны деревянными панелями, с потолков свешивались люстры, причем везде разные: где отлитые из бронзы, где изготовленные из хрусталя. Повсюду валялись куски реек, детали резных карнизов... Чувствовалось, ремонт здесь подходит к концу. Лишь на потолке одного из помещений, в которое из любопытства заглянула девушка, расплылось большое мокрое пятно. У стен располагалось огромное количество пустых книжных шкафов, на полу величественно застыли мраморные бюсты знаменитостей. Теперь понятно, это была библиотека. Наконец Миллисент нашла душевую. Вернее, душевых кабинок оказалось на этаже штук пять, но только в одной дверь оказалась открытой. Эту пятую дверь девушка тщательно заперла за собой, подергала, проверив прочность замка, и лишь потом скинула с себя халат. Вот теперь она в безопасности, никто не увидит ее высокую, полную грудь с озорно смотрящими на мир нежными сосками, ее живот с едва заметной родинкой чуть выше пупка, бедра и сильные, стройные ноги. Кафельный пол приятно холодил голые пятки, в широкое окно заглядывало солнце. В душевой комнате, отделанной плиткой цвета снятого молока, на зеркальном столике Миллисент обнаружила все банные причиндалы и - о, радость! - пакет из универмага с прекрасной зубной щеткой. Там же оказались цветные тюбики - пять или шесть видов зубных паст. Зубная щетка была дорогая, с красивой ручкой золотого цвета. Выходит, ты меня обманул ночью, незнакомец, а еще взрослый мужчина, подумала она. В доме все есть! Вот пример коварства мужчин! Миллисент, предвкушая удовольствие, ступила под сильные, пахнущие хвоей и морским воздухом, струи воды. Подставила им лицо, плечи, грудь, спину. Как здорово! Сейчас бег по ночному шоссе уже показался девушке далеким и смешным. Но беспокоил день сегодняшний. В странном оказалась она доме, больше похожем на ловушку, чем на жилье добропорядочного джентльмена, бескорыстно спасающего наивных, попавших в переплет, до смерти перепуганных красавиц! Миллисент не торопясь вымыла голову. Ее светлые, густые волосы, казалось, с благодарностью принимали ласку воды. Мама всегда говорила: "Девочка, тебе повезло. У тебя лунные волосы и глаза-незабудки. Ты похожа на лесную фею. Тебя ждет не иначе как принц, попомни мои слова": Когда Милли наклонилась, чтобы взять со столика фен, то заметила на одной из стеклянных полок заботливо открытые заранее бутылочки с различными соками, хрустальные стаканы. Девушка выбрала апельсиновый сок, сделала небольшой глоток и поставила стакан на место. Ах, мерзавец, мужчина есть мужчина, его не исправить! Миллисент расхохоталась. За бутылочками с соком стояла тарелочка с ароматным печеньем, которое, так показалось девушке, смотрело на нее смеющимися глазами хозяина дома. Благоухающая свежестью мисс Рич спустилась в холл. Он сейчас показался ей не таким страшным, как прошлой ночью. Солнечный свет танцевал на стенах, полу и на всем ремонтном бедламе, наполнявшем помещение. Девушка каждую секунду ожидала увидеть незнакомца и сразить его видом тщательно уложенных лунных волос. Что хорошего можно ожидать от него в ранний час, что он ей скажет? Но в холле было совершенно пусто. Лишь на двери, ведущей в кухню, трепыхался на сквозняке сиреневый лист бумаги. Четким, каллиграфическим почерком были написаны слова довольно обидного содержания: "Прежде всего не знаю, как тебя зовут. Завтрак в кухне. Зубная паста и прочее куплено еще утром. Живи и действуй!". Живи и действуй! Миллисент перевела взгляд на часы: они висели прямо над входной дверью. Шестнадцать сорок. Боже! Какое раннее утро, какое пение птиц... Дура! Девушка пулей влетела в кухню и остолбенела. На столе стоял серебряный поднос, и чего только на нем не было! И маслины с разрезанными на дольки алыми помидорами. И королевские креветки. И семга, и палтус горячего копчения! Благоухали рокфор и камамбер. Так и манили свежие белые булки с нежно-коричневой корочкой. А из серебряного ведерка боязливо выглядывала совсем уж крохотная бутылочка французского шампанского. Миллисент вздохнула. - Шампанское! Значит, определенно все это пиршество ей предоставил большой любитель наслаждений. Но она на эти штучки не купится. Отработает завтрак и убежит. Девушка с большим удовольствием поела, затем решительно встала и принялась за дела. Почти три часа Миллисент работала, как ее мама сказала бы, вкалывала не разгибаясь. А когда взглянула на часы в холле, то ахнула: - Восемь часов вечера! Ничего себе! Гул мощного мотора девушка услышала издалека. Возвращался странный хозяин запущенного ремонтируемого дома. Этот непонятный ей мужчина, от которого одновременно исходило напряжение и, возможно, угроза ее девственности, и который в то же время так трогательно позаботился и о ее сне, и о зубной щетке, и об обильной еде. Вот-вот из-за холма выскочит его автомобиль, вот-вот на ступенях раздастся громкий стук каблуков... Миллисент молча сидела за накрытым кухонным столом. Она тоже не ударила в грязь лицом и кое-что приготовила, а теперь волновалась и ждала, как среагирует на все это хозяин, когда предстанет на пороге. Что, интересно, скажет, оценит ли ее старания? В центре стола красовалось блюдо с яблочным пудингом. Конечно, это мамин коронный рецепт, она выпекала такую же вкуснятину, пока не вышла замуж за проходимца Ли Дженкинса. Отчим номер два, Франклин Баум, не любил выпечку, он обожал пиво и копченую рыбу. На глаза Миллисент навернулись слезы. Конечно, нехорошо хозяйничать в доме без спросу. А что оставалось ей делать? Сам же написал в записке, мол, живи и действуй. Она вовсе не собиралась воспринимать зубную щетку, теплую постель и вкусную еду исключительно как знаки внимания, за которыми последует второй пункт банального мужского сценария, с его непременным ухаживанием, льющимся в бокалы вином и мимолетной животной страстью. Нет, она не похотливая самка, ей все эти "прелести жизни" ни к чему. Пусть он воспринимает ее усилия всего лишь как благодарность за то, что выручил ее... Незнакомец с немым изумлением в глазах спускался и поднимался по бесконечным мраморным лестницам своего бестолкового дома. Он был удивлен! Сражен! Он выглядел обалдевшим от произошедших в доме перемен! Перфораторы, электродрели и шлифовальные машинки были тщательно протерты от пыли, упакованы в коробки и лежали в образцовом порядке на невесть откуда взявшемся стеллаже. Мраморная лестница на второй этаж сверкала в лучах заходящего солнца. На паркетном полу холла - ни пылинки. Ее не было ни в коридоре на втором этаже, ни в других местах... Словно ее вообще больше не существовало в природе, так-то! Но на этом чудесные преобразования в фамильном поместье Харткортворд не закончились. На третьем этаже появилась еще одна спальня. На свой страх и риск Миллисент вскрыла один из мебельных ящиков, самостоятельно собрала кресло-кровать. Судя по чертежам, прилагаемым к нему, возможность осуществления подобной сборки для неопытного человека по степени сложности немногим отличалась от монтажа космического спутника.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
|