А самое обидное заключалось в том, что благодаря этой системе костылей и подпорок союз Синтии и Ральфа формально считался семьей, хотя они давно не любили друг друга. Что же было у нее? Практически ничего. Их с Ральфом чувства стояли вне закона, хотя они были намного крепче и естественнее, чем его так называемая семья…
Роксана глубоко затянулась сигаретой, чувствуя, как дым обжигает гортань и легкие. У нее действительно не осталось ничего, кроме горечи, кроме памяти о редких встречах, о счастливых минутах, проведенных вдвоем. Объятия, нежные слова, произнесенные вслух признания – все это было слишком эфемерно, чтобы поддерживать ее сейчас. Краденое счастье – что может быть ненадежнее? Шесть лет, наполненные пустыми обещаниями и тщетными надеждами, проскользнули сквозь пальцы, как песок, как вода.
«Дерево в лесу рушится под напором ветра,– подумала Роксана, уставившись за окно невидящим взглядом.– Мужчина шепчет женщине слова любви. Но если никто не слышал признаний, не значит ли это, что они не прозвучали? И не приснилось ли мне все, что было у нас с Ральфом? Не почудилось ли?»
Вздохнув, Роксана потушила сигарету и решила, что нужно забыть о Купере, забыть о встрече в четверг. Забыть все – это было единственное, чего ей сейчас хотелось.
Закрыв лицо руками, Кэндис сидела на краешке дивана. В голове ее вихрем проносились воспоминания, образы, видения. Вот Хизер со своей всегдашней невинной улыбкой наклоняется к ней и доверительным тоном спрашивает, что для нее важнее всего на свете. Вот она с любовью и благодарностью обнимает Кэндис за талию. А вот они вместе сидят на этом самом диване, обнявшись, словно сестры. Как она гордилась своей новой подругой, как восхищалась ею! Она вбила себе в голову, что, помогая Хизер, искупает грехи отца, и в своем ослеплении не замечала очевидного, не слушала советов подруг. И вот теперь ей приходится расплачиваться за свою глупость и за идеализм.
Эта мысль заставила Кэндис болезненно поморщиться. Ведь она – взрослая, самостоятельная женщина! Как же могла она поверить, что жизнь настолько проста и что люди, которым кто-то когда-то сделал больно, готовы простить и даже подставить другую щеку? Ветхозаветный принцип «око за око» все еще оставался главным законом жизни, а она позволила себе об этом забыть. Нет, ей не может быть никакого оправдания! Подобная наивность и глупость, безусловно, заслуживают самого сурового наказания.
– Какая же я была дура! – пробормотала она вслух.– Доверчивая, наивная идиотка, глядящая на мир сквозь розовые очки… Пора бы уже тебе повзрослеть, Кэндис Брюин!
– Довольно заниматься самоедством,– раздался рядом голос Эда, и Кэндис подняла голову.– Вот тебе лекарство,– добавил он, протягивая ей бокал с какой-то прозрачной жидкостью.– Я уверен, это поможет.
– Что это? – спросила Кэндис настороженно, но бокал взяла.
– Это граппа. Отличная штука, между прочим. Пей давай!
Кивком головы он указал на бокал, и Кэндис послушно глотнула. Огненная жидкость обожгла горло и взорвалась в желудке, словно водородная бомба.
– Черт побери! – с трудом выдавила Кэндис, чувствуя, что все внутри у нее буквально пылает.
– Я же говорил, она тебе поможет.– Эд ухмыльнулся.– Ну-ка, еще глоточек!
Зажмурившись и задержав дыхание, Кэндис выпила еще. На этот раз граппа показалась ей почти приятной. Во всяком случае, у нее не было ощущения, будто она глотает жидкий огонь. Через секунду-другую по всему телу разлилось приятное тепло, и Кэндис вдруг обнаружила, что улыбается Эду.
– З-замечательно! – проговорила она слегка заплетающимся языком.
– Я рад, что тебе понравилось,– отозвался Эд и снова наполнил бокал из бутылки, которую держал в руке.– А ну-ка, еще! Впрочем, нет, погоди минутку. Пока ты еще не окосела, ты должна сделать один звонок.
Он потянулся к телефонному аппарату и поставил его Кэндис на колени.
– Какой звонок? Кому? – удивилась она.
– Позвони Джастину и расскажи ему все, что только что сказала тебе Хизер. А еще можешь добавить, что мисс Трелони отчалила. Ты должна доказать ему, что Хизер – просто психопатка.
Несколько мгновений Кэндис молча смотрела на Эда, потом до нее дошло.
– О боже! – проговорила она медленно.– Ты прав. Ведь ее отъезд все меняет, правда? Джастину придется мне поверить!
Кэндис храбро отхлебнула граппы, потом решительно сняла трубку и набрала номер.
– Алло,– сказала она, как только ее соединили с редакционным коммутатором.– Я хочу поговорить с мистером Джастином Уэллисом.
– Одну минуточку… Кто его спрашивает? – поинтересовалась телефонистка.
– Кэндис Брюин,– отчеканила Кэндис.
Граппа придала ей смелости. Сейчас ей были нипочем десять Джастинов.
– Хорошо,– сказала телефонистка не то насмешливо, не то безразлично.– Я проверю, на месте ли он.
Услышав в трубке знакомый проигрыш, Кэндис поглядела на Эда, который сидел на подлокотнике дивана, нежно прижимая к себе бутылку– Перехватив ее взгляд, он показал ей поднятый большой палец, и она почувствовала себя еще увереннее.
– Джастин Уэллис слушает.
– Привет, Джастин,– сказала Кэндис, накручивая телефонный шнур на пальцы свободной руки.– Это Кэндис.
– Я знаю. Что ты хотела? – сухо осведомился он.
– Я хочу, чтобы ты меня выслушал.– Кэндис старалась говорить быстро, но спокойно.– Я могу доказать все, о чем говорила у тебя в кабинете. Хизер сама призналась, что нарочно меня подставила. С ее стороны это было что-то вроде кровной мести. Жаль, ты не слышал, что она кричала мне на улице.
– Действительно, жаль,– равнодушно произнес Джастин.– Что еще ты хотела мне сказать, Кэндис?
– Тебя, вероятно, заинтересует, что Хизер исчезла. Она забрала из квартиры все свои шмотки и уехала.
– Ну и что?
– Разве это не подозрительно? Ну же, Джастин, напрягись, подумай как следует!
Последовала пауза, потом Джастин вздохнул:
– Ничего подозрительного тут нет. Хизер взяла отпуск за свой счет, а значит, она вольна ехать, куда захочет.
– Да никакой это не отпуск! – воскликнула Кэндис.– Готова спорить на что угодно – ты ее больше не увидишь. Хизер просто сбежала! А перед тем как уехать, она призналась, что подстроила все это нарочно.
– Хизер призналась, что подделала твой почерк? – уточнил Джастин.
– Нет,– честно ответила Кэндис.– Она не сказала этого прямо, но…
Джастин снова вздохнул:
– Боюсь, Кэндис, у меня нет времени разговаривать с тобой. У тебя еще будет возможность представить свою версию, а сейчас будь добра – не звони мне больше. Иначе мне придется предупредить телефонистку, чтобы тебя не соединяли.
– Как ты можешь быть таким тупым? – закричала Кэндис.– Как ты можешь быть таким…
– До свидания, Кэндис,– спокойно сказал Джастин, и в трубке раздались короткие гудки.
– Проклятье! – вырвалось у Кэндис.
– Хочешь, я угадаю, что он тебе сказал? – проговорил Эд.– Он извинился и пообещал тебе прибавку к жалованью.
– Джастин мне не поверил! – Кэндис схватила свой бокал и допила граппу одним долгим глотком.– Этот козел мне не поверил! Но как он мог? Как он мог?
Она встала, уронив телефонный аппарат на пол, и нетвердым шагом приблизилась к окну. От ярости ее трясло.
– Кем он вообще себя считает, этот идиот? – продолжала Кэндис обличительным тоном.– Подумаешь, исполняющий обязанности ведущего редактора! Ундервуд несчастный! Ему дали немножко поруководить, а он вообразил, будто управляет всем издательством! Джастин разговаривал со мной так, словно я… словно я уборщица, а он – президент огромной корпорации.
– Жалкая, ничтожная личность,– согласился Эд.– Обычно так ведут себя мужчины с комплексом маленького члена.
– Член-то у него не маленький,– отозвалась Кэндис, все еще глядя в окно.– Но довольно тонкий. В целом – ничего примечательного…– Обернувшись, она встретилась взглядом с Эдом и неожиданно прыснула.– Господи, я даже не знала, что могу так разозлиться!
– Я тоже не знал. И надо сказать, Кэндис Свирепая нравится мне даже больше, чем Кэндис Святая.
Кэндис покачала головой и улыбнулась, но на самом деле ей вдруг стало не до веселья.
– И как мне теперь быть? – задумчиво проговорила она и машинально провела рукой по растрепавшимся волосам.– Дисциплинарные слушания состоятся через две недели, не раньше. Что же мне, не работать все это время? Ведь я не могу даже зайти в редакцию: Джастин отобрал у меня пропуск.
Эд немного подумал, потом поставил на ковер бутылку, к которой так и не прикоснулся, и встал.
– У меня есть предложение,– сказал он.– Давай поедем на эти две недели за город – в дом моей тетки. Там очень неплохо, уверяю тебя.
– Что-о? – Кэндис удивленно посмотрела на него.– Ты имеешь в виду дом, который достался тебе по наследству?
– Ну да. Там действительно красиво и тихо, к тому же перемена обстановки тебе не повредит. Нельзя же две недели торчать в четырех стенах!
– Но ведь это ужасно далеко,– робко возразила Кэндис.– Ты говорил, твоя тетка жила, кажется, в Уилтшире…
– Ну и что? – Эд посмотрел на часы.– У нас уйма времени. Сейчас только одиннадцать.
– Прямо не знаю…– Кэндис потерла виски.– Я не уверена, что это удачная идея.
– Это отличная идея, Кэн! Кроме того, тебе все равно нечем заняться. Что тебе делать в Лондоне – смотреть в окно и сходить с ума?
Кэндис задумалась.
– Ты прав,– сказала она наконец.– То есть мне действительно нечего делать в Лондоне.
Кэндис посмотрела на Эда и вдруг почувствовала, что губы ее сами собой растягиваются в улыбке. Неужели она действительно сможет уехать, убежать от этого кошмара?
– Ты прав,– повторила она более уверенно.– Едем! И налей мне, пожалуйста, еще траппы, будь любезен. Хотя бы полстаканчика…
Глава 18
Было уже около полудня, когда Джайлс осторожно постучал в дверь спальни и заглянул внутрь. Мэгги продолжала спать, и он постучал громче. Только тогда она приподняла голову и, сонно моргая, уставилась на него.
– Мэгги, вставай, к тебе пришли…– проворковал Джайлс.
Пока Мэгги терла глаза и потягивалась, Джайлс с Люси на руках вошел в комнату. В окна вливался яркий солнечный свет, из кухни доносился аромат свежезаваренного кофе, и Мэгги подумала, что жизнь прекрасна. Она отлично выспалась и совсем не чувствовала усталости. Улыбнувшись, Мэгги села и подумала, что из всех изобретений человечества важнейшим и наилучшим является, конечно, кровать – современная кровать с пружинным матрасом и белоснежными простынями.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовался Джайлс.
– Превосходно! – отозвалась Мэгги и, зевнув, засмеялась.– Правда, я чувствую себя замечательно. А после кормления буду чувствовать себя еще замечательнее. Меня просто распирает от молока!
– Ничуть этим не удивлен,– заметил Джайлс, вручая ей дочь.– Ты проспала четырнадцать часов.
– Четырнадцать часов! – мечтательно повторила Мэгги, расстегивая ночную рубашку.– Я уже забыла, когда в последний раз спала больше тридцати минут подряд.– Она покачала головой.– Странно только, что за все это время я ни разу не проснулась!
– Я решил тебя изолировать,– усмехнулся Джайлс.– Выключил все телефоны и пошел с Люси гулять. Мы вернулись всего несколько минут назад.
– Ты гулял с Люси? – удивилась Мэгги, потом посмотрела на маленькое личико дочери и улыбнулась: – Скажи, разве она не красавица?
– Роскошная женщина,– серьезно подтвердил Джайлс.– Вся в маму.
Он сел рядом на кровать и молча смотрел, как Мэгги кормит ребенка. Через несколько минут она подняла голову.
– А как ты? Тебе удалось поспать?
– Если это можно назвать сном…– Джайлс криво улыбнулся.– По-моему, Люси не очень нравится ее кроватка. Скажи, она вела себя так каждую ночь?
– Почти каждую,– призналась Мэгги, немного помолчав.
– Не понимаю, почему ты ничего мне не сказала.– Джайлс пожал плечами, потом пригладил взъерошенные волосы на затылке.– Мы могли бы нанять няню, на худой конец моя мама могла бы помочь…
– Я знаю.– Мэгги закусила губу и посмотрела за окно, на голубое безоблачное небо.– Наверное, это просто самолюбие. Я не могла признаться, как мне трудно, ведь ты думал, что я прекрасно справляюсь со своими материнскими обязанностями. Ты гордился Люси и мной, и мне не хотелось тебя разочаровывать. Если бы я рассказала тебе, какой это на самом деле кошмар…
– Тогда, может быть, черт с ним, с ребенком? Давай отдадим его обратно,– пошутил Джайлс, и Мэгги засмеялась.
– Спасибо, что дал мне отдохнуть,– сказала она.
– Только не благодари меня, пожалуйста! – воскликнул Джайлс.– Ведь это и моя дочь тоже, и я имею полное право проклинать ее на чем свет стоит, когда она будит меня в три часа утра.
– Этот дурацкий ребенок! – сказала Мэгги, улыбаясь Люси.
– Этот дурацкий ребенок,– повторил Джайлс.– И его глупенькая мама…– Он покачал головой.– Это же надо: наврать патронажной сестре, будто Люси спит, как сурок! Ведь за это тебя могли посадить в тюрьму!
– Вот бы я выспалась! – пошутила Мэгги.– К тому же это не была ложь в полном смысле слова. Я хочу сказать – не корыстная ложь.
– Просто хорошее паблисити,– кивнул Джайлс.
– Точно.– Мэгги иронически улыбнулась.– «Как заявила в интервью нашему корреспонденту миссис Дрейкфорд, недавно признанная Лучшей Матерью Года, нет ничего легче, чем растить ребенка. Она подтвердила, что мисс Люси – сущий ангел, с которым никогда не возникает проблем»…– Мэгги посмотрела на дочь, которая сосредоточенно сосала, потом перевела взгляд на Джайлса.– Мне казалось, все ждут, что я стану такой, как твоя мать, и изо всех сил пыталась этим ожиданиям соответствовать. Но сейчас я понимаю – у нас с ней нет ничего общего.
– Моя мама – настоящий генерал в юбке, ей бы армией командовать,– сказал Джайлс и, комично выпучив глаза, взял под козырек: – «Есть, сэр! Так точно, сэр! Будет исполнено, сэр!» На днях она провела со мной подробный инструктаж по поводу моих обязанностей мужа и отца. Ты не поверишь, но в ее списке было тысяч десять пунктов, не меньше! Знаешь, когда мы разговаривали, я снова почувствовал себя десятилетним мальчишкой, которого нашлепают, если он порвет штанишки или испачкает курточку. И не имеет значения, что на этот раз речь шла о вещах более серьезных и о том, что я давно вырос.
Мама почти открытым текстом сказала, что выпорет меня, если я буду пренебрегать своими отцовскими обязанностями. Она умеет нагнать страху, если захочет!
– Понятно,– усмехнулась Мэгги.– В данном случае я не имею ничего против.
– Ага! – Джайлс принял глубокомысленный вид.– Кажется, тут зреет заговор! Ну что ж, я вынужден уступить грубой силе. Не угодно ли мадам завтрак в постель?
– Мадам очень угодно завтрак в постель! – рассмеялась Мэгги.
– А как насчет юной мадемуазель? Забрать ее или оставить?
– Мадемуазель можете оставить,– ответила Мэгги и осторожно погладила Люси по голове.– Мне кажется, она еще не наелась.
Когда Джайлс ушел, Мэгги снова удобно откинулась на подушки и стала смотреть в окно на сад и зеленеющие поля. Издалека не видно было ни ухабов, ни луж, оставшихся после недавнего дождя, ни зарослей ежевики и шиповника. Яркое солнце светило с небес, над полями повевал теплый ветерок, шевеливший первые листочки, а в живой изгороди шныряла шустрая пеночка. Картина была почти идиллическая, и Мэгги припомнила – что-то в этом роде она воображала, когда думала о том, как подруги приедут к ней на пикник.
– А ты что скажешь? – негромко спросила она у Люси.– Тебе нравится тихая, уединенная сельская жизнь? Тебе нравятся овечки и коровки,– («И навоз»,– добавила она мысленно),– или ты предпочитаешь блестящие авто и шикарные магазины? Выбирай.
Несколько мгновений Люси внимательно смотрела на нее. Потом широко зевнула.
– Совершенно с тобой согласна,– кивнула Мэгги.– Здесь, пожалуй, можно спятить со скуки. Да здравствует Лондон, и нечего тут гадать!
– Вуаля!
В дверях снова появился Джайлс. В руках он держал поднос, на котором стояли стакан апельсинового сока, кофейник с горячим кофе, блюдо еще теплых круассанов и банка абрикосового джема «Бон маман». Несколько секунд Джайлс смотрел на Мэгги, потом поставил поднос на журнальный столик рядом с кроватью.
– Ты прекрасна,– сказал он серьезно.
– Ты считаешь?
Мэгги вдруг почувствовала, что краснеет.
– Да.– Джайлс взял у нее Люси и осторожно положил на ковер. Сам он опустился на кровать рядом с Мэгги и погладил ее сначала по голове, потом по плечам и, наконец, по груди.– Как тебе кажется,– спросил он, тоже краснея, как школьник,– найдется в этой постели местечко и для меня?
Мэгги смотрела на него и чувствовала, как отдохнувшее тело отзывается на его прикосновения.
– Не исключено,– задумчиво ответила она и улыбнулась.
Джайлс наклонился и поцеловал ее. Мэгги блаженно зажмурилась и обвила руками его плечи, целиком отдавшись наслаждению. Когда его губы нашли мочку ее уха, она даже негромко застонала от удовольствия.
– Мы могли бы завести еще и мальчика,– шепнул Джайлс.– Это было бы мило, не правда ли?
– Что-о? – Мэгги оцепенела от ужаса.– Никогда! Ни за что!
– Я пошутил,– быстро сказал Джайлс.– Это просто шутка, понимаешь?
Мэгги слегка отстранилась, чтобы поглядеть ему в глаза.
– Ну уж нет! – возразила она, чувствуя, как колотится в груди сердце.– Не нужно мне таких шуток. Это… это даже не смешно! Это… Это…– Она вдруг хихикнула.– Какой ты испорченный, гадкий… Развратник, вот ты кто!
– Я знаю,– кивнул Джайлс и уткнулся носом в ее теплую шею.– Но ведь это не такой уж большой недостаток, правда?
Автомобиль Эда был очень красивого темно-синего цвета, да к тому же с откидным верхом. Когда мягкая крыша салона вдруг поползла назад, Кэндис даже ахнула от испуга и восхищения.
– Я и не знала, что у тебя такая шикарная машина! – проговорила она.– А какая это марка?
– БМВ,– ответил Эд.
– Ух ты! А почему я никогда ее не видела?
– Я не так уж много езжу. Кэндис слегка нахмурилась.
– Тогда зачем тебе такая шикарная тачка, если ты никуда не ездишь?
– Да хватит тебе, Кэн! – Эд обезоруживающе улыбнулся.– У девочек свои игрушки, у мальчиков – свои.
Кэндис невольно рассмеялась и села на переднее сиденье, сразу почувствовав себя красивой, привлекательной, интересной. Эд тронул машину, и волосы Кэндис заплескались по ветру, а теплый воздух принялся ласкать щеки, на которых еще сохранились кое-где красные пятна и припухлости. Солнце сверкало на блестящих хромированных деталях кузова, и настроение у Кэндис разом поднялось пунктов на десять.
Когда они остановились на красный сигнал светофора, Кэндис заметила молодую женщину примерно своего возраста, которая не спеша переходила улицу. На лице ее играла улыбка, она была хорошо одета и, похоже, возвращалась с обеда в офис – к любимой, хорошо оплачиваемой работе, к коллегам и благосклонному начальству, к безопасному, гарантированному будущему. Глядя на нее, Кэндис подумала, что только сегодня утром она была такой же, как эта девушка,– счастливой, всем довольной, доверчивой, глуповатой, не подозревающей, что ждет ее в ближайшие часы. А потом все изменилось, и она потеряла все, что было ей так дорого, что она привыкла считать своим. Даже в самом кошмарном сне Кэндис не могло привидеться, что кто-то отнимет у нее работу в редакции.
– Наверное, теперь я уже никогда не буду прежней,– вздохнув, сказала она Эду, хотя на самом деле ей очень не хотелось так думать.
Эд повернулся и посмотрел на нее неожиданно серьезно.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Никогда больше не буду никому доверять! – выпалила Кэндис.– Я вела себя как глупая, легковерная дурочка.
– А разве бывают умные дурочки? – удивился Эд.– И это говорит журналист с именем! Ах, Кэндис, Кэндис…
– Я хотела сказать…– Кэндис положила локоть на дверцу и тряхнула головой.– В общем, не придирайся к словам. Для меня это была самая настоящая катастрофа, крушение всего, во что я…
– Не надо,– попросил Эд, и Кэндис повернулась к нему.
– Что – не надо? Не надо жалеть себя – ты это хочешь сказать?
Эд пожал плечами:
– Не надо себя терзать. Ты буквально раздираешь себя на кусочки, а зря. То, что ты сделала для Хизер, было по-настоящему благородно и… щедро. И если бы Хизер оказалась другим человеком, все могло кончиться иначе.
– Пожалуй,– согласилась Кэндис после небольшой паузы.
– И ты не виновата,– продолжал Эд, воодушевляясь,– что она оказалась такой стервой. Откуда тебе было знать? Ведь у нее на шее не висела табличка «Осторожно, кусается!»
– Так-то оно так,– покачала головой Кэндис.– Но и я могла быть осмотрительнее. А я вела себя как самая настоящая идеалистка.
– Конечно, ты идеалистка,– согласился Эд.– Именно это и делает тебя такой… такой…
Он не договорил, оба отчего-то смутились и довольно долго молчали. Кэндис поймала в зеркальце его взгляд и вдруг подумала, что у Эда очень умные и красивые глаза. «Быть может,– великодушно подумала она,– он вовсе не такое ничтожество, каким я его всегда считала».
Позади них загудел клаксон. Все так же молча Эд включил передачу и тронул машину с места, а Кэндис откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, прислушиваясь к стуку собственного сердца.
Когда она снова открыла глаза, они уже мчались по шоссе. На небе появились облака, а ветер стал таким сильным, что разговаривать было практически невозможно. Выпрямившись на сиденье, Кэндис огляделась. Вдоль шоссе тянулись зеленые поля и пастбища, на которых паслись овцы, а упругий ветер нес знакомые и приятные запахи влажной земли и трав. «Интересно, сколько нам еще ехать?» – подумала Кэндис, вытягивая затекшие ноги.
Словно прочтя ее мысли, Эд включил сигнал поворота и свернул с шоссе на примыкающую к нему асфальтированную дорогу.
– Уже скоро? – прокричала Кэндис.
В ответ Эд кивнул, но ничего больше не прибавил, и Кэндис снова стала смотреть по сторонам. Они ехали через какой-то поселок, и она гадала, который из коттеджей принадлежал когда-то тетке Эда. Может, вон тот, с красной черепичной крышей? Или тот, облезлый, сплошь заплетенный разросшимся плющом? Эд ничего не рассказывал ей о доме, и Кэндис даже не знала, большой он или маленький, старый или, наоборот, недавно построенный. Между тем поселок остался позади, и Эд неожиданно свернул с асфальта на узкую грунтовую дорогу, которая убегала куда-то под сень раскидистых грабов. Примерно мили полторы они ехали с черепашьей скоростью, подпрыгивая на каждом ухабе, пока не миновали ржавые железные ворота. За ними началась посыпанная гравием дорожка, которая шла чуть-чуть под уклон. Ярдов через двести машина повернула – и Кэндис наконец увидела дом.
Невысокий, крытый соломой коттедж стоял немного боком к подъездной дорожке, словно стесняясь малознакомых людей. Стены его были выкрашены в теплый персиковый цвет, рамы и ставни были темно-синими, почти фиалковыми, а перед деревянным крыльцом в ярко раскрашенных глиняных горшках росли крупные турецкие гвоздики.
– Какая красота! – вырвалось у Кэндис.– Он похож на сказочный домик фей!
– Что-что? – переспросил Эд и, выключив двигатель, огляделся с деланно равнодушным видом.– Ах, ты об этом… Разве я не говорил – моя тетка была известной художницей и любила, чтобы вокруг все было ярко, красочно. «Терпеть не могу беленые стены и красную черепицу»,– вот как она говорила. Оранжевый, желтый, лимонный – это были ее любимые цвета.– Эд обошел машину и открыл перед Кэндис дверцу.– Ну вот мы и приехали. Проходи в дом – взгляни на него изнутри.
Парадная дверь открывалась в небольшую прихожую, отделанную мореным дубом. С низких стропил свисали букеты сухих цветов.
– Как видишь, он не рассчитан на слишком высоких гостей,– пошутил Эд и посмотрел на Кэндис, которая заглядывала в вымощенную каменными плитами кухню.– Ну как, нравится?
– Очень,– честно призналась Кэндис. Она вошла в кухню, стены которой были выкрашены экстравагантной оранжевой краской, и провела рукой по деревянной столешнице рабочего стола.– Когда ты сказал, что унаследовал от тетки дом, я представляла себе… нечто совсем другое. Более простое, может быть. Стандартное. Заурядное.
– Я жил здесь одно время,– сказал Эд.– Когда мои родители разводились. Помню, я часто сидел у окна в гостиной и играл со своими паровозиками и машинками. Это было не самое лучшее время в моей жизни. Впрочем, у тетки мне нравилось.
– А сколько тебе тогда было лет? – спросила Кэндис.
– Десять.– Эд покачал головой.– Я прожил здесь несколько месяцев, а потом меня отправили в пансион.
Он отвернулся и стал смотреть в окно. Где-то в глубине дома уютно тикали часы, за окном зеленел сад, и было тихо, как может быть только за городом, далеко от шоссе. Через плечо Эда Кэндис видела крошечную пичужку, озабоченно выклевывавшую что-то из большого глиняного горшка, разрисованного красными и желтыми цветами.
– Как ты думаешь, сколько за него дадут? – спросил Эд, снова поворачиваясь к ней.
– О нет, не продавай его! – воскликнула Кэндис.
– Что же мне, стать фермером и поселиться в этой глуши? – поинтересовался Эд.
– Вовсе не обязательно жить здесь постоянно,– возразила Кэндис.– Ты мог бы сохранить его для…
Для уик-эндов? Представляю: два часа тащиться в пятницу вечером по шоссе, застревая в бесконечных пробках, чтобы потом тупо сидеть перед телевизором и стучать зубами от холода? Нет уж, уволь…
– Как хочешь. Это ведь твой дом.
Кэндис посмотрела на висевшую на стене вышивку в деревянной рамке. Красными нитками по серому были вышиты слова: «Любовь в разлуке сильнее». Чуть ниже – тоже в рамке и под стеклом – висел детский рисунок акварелью: три жирных гуся на изумрудно-зеленом лугу. Приглядевшись, Кэндис заметила в левом нижнем углу надпись, сделанную взрослым, очевидно, учительским почерком: «Э. Армитедж, 4 кл.».
– Ты никогда не говорил мне про… про это,– пробормотала Кэндис.– Я не знала, что это было так… так…
Она беспомощно развела руками.
– Ты не спрашивала,– ответил Эд, продолжая смотреть в окно.
– Интересно, что там с моим завтраком,– пробормотала Мэгги, приподнимаясь на локте.
Джайлс лениво потянулся и приоткрыл один глаз.
– Ты хочешь еще и завтрак?
– А ты как думал? Нет, так легко ты не отделаешься!
Мэгги села, давая Джайлсу возможность встать с кровати, потом снова откинулась на подушки. Блаженно щурясь, она смотрела, как он натягивает майку и джинсы. Просунув в штанину ногу, Джайлс неожиданно замер.
– Нет, ты только посмотри на это! – воскликнул он.
Мэгги снова села на кровати и, проследив за его взглядом, увидела, что Люси преспокойно спит на ковре.
– Что ж, очевидно, мы ей не помешали,– заметила она, усмехнувшись.
– Может быть, она вообще предпочитает спать на полу? Интересно, зачем мы тогда покупали ей такую дорогую кроватку?
Джайлс на цыпочках прокрался к журнальному столику и, взяв с него поднос, протянул Мэгги.
– Прошу, мадам…
– Кофе совсем холодный,– немедленно заявила Мэгги.– Я такой не пью.
– Управляющий приносит свои глубочайшие извинения и заверяет, что подобное больше не повторится. Пожалуйста, попробуйте этот свежайший апельсиновый сок и круассаны от нашего лучшего повара. Еще раз извините, мадам.
– Гм…– Мэгги пригубила сок.– Я требую в качестве компенсации ужин на двоих в ресторане. В каком – я сама выберу. Лучше соглашайтесь, а нет – пеняйте на себя!
– Разумеется, мадам. Управляющий с удовольствием пойдет вам навстречу. «Клиент всегда прав, даже если он не прав» – таков наш девиз.
Джайлс взял кофейник и вышел из комнаты, что-то тихонько мурлыча себе под нос, а Мэгги взяла круассан и, разрезав его вдоль маленьким серебряным ножичком, густо намазала обе половинки джемом. Снова сложив их вместе, она откусила большой кусок и подумала, что уже давно не завтракала с таким аппетитом. И никогда еще такая простая еда не казалась ей столь вкусной. Должно быть, усталость подействовала и на ее вкусовые рецепторы тоже, но отдых снова вернул их к жизни.
– Ну вот, так-то лучше,– сказал Джайлс, возвращаясь в комнату и садясь на кровать.– Как ты считаешь?
– Угу,– согласилась Мэгги и, отпив апельсинового сока, откусила еще кусок круассана с джемом.
Когда она ставила стакан обратно на поднос, луч солнца отразился в стекле, и во все стороны брызнули оранжевые зайчики. Сладкий джем. свет и тепло – именно так Мэгги представляла себе счастье! Взгляд ее упал за окно, где зеленели освещенные солнцем поля. Это был настоящий английский рай, и Мэгги вдруг захотелось отправиться на прогулку.
«Грязь, ухабы и ежевика! – напомнила она себе.– Коровы и овцы, а также коровьи лепешки, которые плохо видны в траве. А ведь где-то еще существуют такси, магазины, яркие огни, люди, неумолчный шум огромного города…»
– Знаешь, чего мне хочется? – осторожно начала Мэгги.– Мне хочется вернуться на работу. На днях я об этом думала и решила, что можно попробовать.– Она сделала глоток горячего кофе и искоса посмотрела на Джайлса.– Что ты скажешь?
– На твою старую работу? – уточнил он.– Или ты имеешь в виду работу вообще?
– Конечно, на старую! В «Лондонец». Я ведь была неплохим редактором, и к тому же мне этого не хватает.– Мэгги снова глотнула кофе. Она чувствовала себя хозяйкой положения, и ей это определенно нравилось.– Конечно,– добавила она рассудительно,– это произойдет не завтра и не послезавтра. По закону я могу сидеть с ребенком еще несколько месяцев, а потом… потом Люси подрастет, и мы сможем нанять няню.