Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кахатанна (№4) - Пылающий мост

ModernLib.Net / Фэнтези / Угрюмова Виктория / Пылающий мост - Чтение (стр. 23)
Автор: Угрюмова Виктория
Жанр: Фэнтези
Серия: Кахатанна

 

 


Гуахайока диву давался тому, что происходило у него на глазах. Неподготовленные войска без продовольствия и оружия; разрозненные части, получающие приказы в разное время, отсутствие сколько-нибудь конкретного плана боевых действий – все это смахивало на общее безумие. Однако, когда он отказался в нем участвовать, пытаясь заставить короля Колумеллу остановиться, его попросту арестовали и поместили в башню Черной Крысы – самое отвратительное местечко, какое только его величество мог отыскать в Кайембе.

Очутившись в сырой и холодной камере, Гейерред какое-то время не мог прийти в себя от удивления. Быстрота, с какой все произошло, заставляла его считать все события минувшего дня дурным сном, который вот-вот развеется. Однако текли минуты, складываясь в томительные часы, и он уверился окончательно в том, что все это не сон, а самая страшная явь, которая только могла случиться с ним и со всем его королевством. Гуахайока был человеком смелым, решительным и твердым. И потому талисман Джаганнатхи вызвал у него лишь временное помрачение, которое постепенно проходило вдали от этого источника темных сил. Спустя несколько часов Гейерред не верил ни единому слову Аджи Экапада. У него была масса вопросов к магу, которые следовало задать еще там, на королевском совете. Что делал отряд Коннлайха на территории империи? Отчего Зу-Л-Карнайн отдал приказ тайно напасть на рыцарей Мерроэ и убить их, а не захватил и не отправил в столицу, чтобы вернее уличить Мерроэ в нарушении границ? Если же отряд аиты учинил кровавую резню на землях Мерроэ, то где именно и почему об этом никто не слышал до сего дня? Неужели ни путники, ни местные жители, ни охотники, ни странствующие рыцари – словом, никто ничего не видел? И не мог гуахайока поверить в то, что отряд Коннлайха сдался без боя. Да там такое бы стояло, что в Кайембе было слышно! И это значит, что история, рассказанная Аджой Экападом, – ложь. Ложь от первого и до последнего слова.

Первым и самым естественным движением военачальника было позвать кого-нибудь, чтобы потребовать аудиенции у короля. Колумелле нужно было открыть глаза на происходящее до того, как он обречет своих людей на кровавую бойню. Да и кто поведет войска в сражение? Кто осмелится противостоять гению Зу-Л-Карнайна? Но, немного поостыв, Гейерред рассудил, что к королю его не допустят все равно. А вот Аджа Экапад вполне может предвидеть подобный вариант и уничтожит неугодного гуахайоку – тем более что они всегда были соперниками. И это значит, что нужно искать совершенно другой выход.

Когда-то давно, когда Гейерред был еще ребенком и только грезил о воинской славе и подвигах во имя своей страны, его отец Гелиафар – один из высших военачальников Мерроэ – постоянно повторял:

– Множество славных рыцарей гибнут отнюдь не на поле брани. Они умирают бесславно, в походе, только потому, что их никто не научил выживать. Отбери у рыцаря меч и копье, отними у него секиру, топор и доспехи, лиши его коня и верного лука, и что тогда? Он окажется беспомощнее любого крестьянина, любого разбойника, чья подготовка, может, и хуже, зато более разнообразна. Рыцарям не хватает опыта и знаний. А их не заменит даже высшее воинское мастерство.

Тогда Гейерред отца не понимал. Он считал, что его заставляют заниматься делом унизительным и недостойным; он яростно сопротивлялся любой попытке научить его чему-либо, не относящемуся к схваткам и турнирам. Однако Гелиафар был человеком не только разумным и прозорливым, но и весьма волевым, в чем моментально убедился на своей шкуре его не в меру строптивый сын. Любой каторжник посчитал бы свою участь менее тяжкой, если бы увидал, как отец подолгу заставляет сына искать съедобные корни и питаться ими в течение нескольких дней кряду. Как учит его добывать огонь трением сухих палочек; как требует, чтобы сын научился есть и сырое мясо, и овощи. Это была только часть ежедневных выматывающих тренировок. Зато к восемнадцати годам Гейерред умел многое: не было на всем Варде такого замка, который он бы не открыл в считанные минуты; такой отвесной стены, на которую он бы не взобрался; такого противника, которого он бы не одолел голыми руками. Все могло стать для будущего гуахайоки оружием – ложка, гвоздь, обрывок веревки, подкова, оброненная тряпка и даже пучок соломы. Он знал, как плести сети и ковать оружие и броню, как лепить горшки и охотиться на сурков, ящериц и лягушек. Он мог распознать любые следы, и обоняние у него было как у гончего пса.

Много лет прошло с тех пор, как умер Гелиафар. Давно уже стал Гейерред гуахайокой Мерроэ, высшим воинским начальником в стране; многочисленные навыки и умения немного притупились и подзабылись за ненадобностью. Но теперь, находясь в каменном мешке, в башне Черной Крысы, он вознес благодарственную молитву своему мудрому и дальновидному отцу. А затем приступил к делу.

Растяпа-солдат, гремя ключами, отворил тяжелую и низкую дверь камеры, чтобы просунуть внутрь миску с едва теплой, отвратительного запаха похлебкой, положенной тем смертникам, которых запирали здесь. Башня Черной Крысы служила своеобразным склепом тому, кого казнить было невозможно, убить тайно – нельзя, а оставить в живых король не хотел. Они умирали здесь медленно, и никого нельзя было в этом обвинить.

Страшный удар сбил с ног стражника, и деревянная миска с глухим стуком упала на каменный пол камеры. Пролившаяся похлебка образовала мутную тепловатую лужицу, в которой вскочивший было охранник тут же поскользнулся. Он пытался было закричать, но толстый жгут соломы, сплетенный гуахайокой из части собственной подстилки, настолько сильно сдавил его шею, что он не мог даже пискнуть. Теряя сознание, стражник повалился на пол, и Гейерред придержал его железной рукой, чтобы не звякнули ключи или оружие. Завладев мечом – грубым, с неудобной рукоятью, гуахайока связал стражника и положил его лицом вниз на свою подстилку. Затем взвесил на руке связку ключей и выбрался из камеры.

Ему удалось без особых проблем покинуть башню Черной Крысы, если не считать двух или трех охранников, которые на свою беду попались ему по дороге. Гейерред не убивал их, не имевших никаких шансов сражаться с ним, только оглушал, чтобы они не подняли паники прежде времени. Найдя во дворе тюрьмы конюшню, гуахайока открыто вошел внутрь и придирчиво выбрал самого сильного и молодого коня, от которого в ближайшие сутки должна была зависеть его жизнь. Прежде чем охрана опомнилась и что-либо сообразила, он был уже далеко, несясь во весь опор по дороге, которая вела из Кайембы к храму Тиермеса. Гейерреду повезло в том, что ни король, ни министры, ни сам Аджа Экапад не были заинтересованы в том, чтобы стало известно об аресте гуахайоки, пользующегося уважением и любовью армии и простого люда. Потому большинство солдат, охраняющих тюрьму, даже не посмели окликнуть своего господина – разве что удивились, что он появился в столь странном месте один, без свиты.

В храме Тиермеса Гейерред появился к вечеру следующего дня.


Алан сверкал, как огромный драгоценный камень. Ослепительные снега, блистающие всеми оттенками белизны, были чудо как хороши, и Каэтана с восторгом оглядывалась, невольно прикрывая глаза рукой. Золотые грифоны стремительно неслись над океаном, закованным в ледяной панцирь, над огромными снежными горами, и резкое дыхание вечного холода не могло настигнуть их. Но все же даже здесь, в огненной колеснице Солнцеликого Кэбоалана, чувствовалось, какая лютая стужа царит там, внизу.

– Как тебе нравится Алан? – обернулся Кэбоалан к своей очаровательной спутнице.

– Потрясающе красиво, но не представляю, что здесь кто-то может жить. Континент безлюден и пуст?

– Не совсем, – улыбнулся Солнцеликий. – Нет пустынных континентов, есть населенные в большей или меньшей степени. Конечно, здесь не Вард и не Имана, однако и тут существуют города и селения; большинство из них мы оставим в стороне – они располагаются западнее, по всему побережью Алмазного океана...

– Какого-какого? – переспросила Каэ.

– Океана Меш. На языке здешних народов Меш означает алмаз; и ведь это точно подмечено. Смотри, как искрится и переливается.

– Говори, рассказывай дальше, – потребовала Богиня Истины.

– Да-да, конечно, но можно сперва я спрошу тебя о нескольких весьма важных для меня вещах? Я ведь слишком долго отсутствовал, – извиняющимся тоном добавил Кэбоалан.

Каэтана изобразила на лице внимательное отношение к собеседнику.

– Я почти ничего не понял из сбивчивых пояснений дорогих братцев, но это не самое главное; меня. волнует, что ты помнишь из своего предыдущего превращения?

Интагейя Сангасойя стала серьезной и печальной:

– Почти ничего, дорогой Аэ. С чем бы я ни столкнулась теперь – все мне приходится объяснять заново. Только изредка в памяти всплывают какие-то отдельные сведения, эпизоды, иногда просто цветные обрывки – как картинки. Например, я абсолютно не помнила ни Иманы, ни Джемара. Сейчас выясняется, что и Алан мне совершенно незнаком. Вот так.

– А твои прежние чувства и переживания – они не навещают тебя хоть иногда?

Каэ внимательно всмотрелась в ослепительно прекрасное лицо солнечного бога, и внезапная мысль поразила ее. Эта мысль и заставила юную богиню сперва порозоветь, а затем и вовсе залиться алой краской. Кэбоалан увидел, насколько она смущена, и торопливо заговорил:

– Прости, прости, если я был бестактен или груб. Я вовсе не хотел огорчать тебя или нарушать покой твоей души. Я понимаю, что с тех пор прошло слишком много времени и ты уже почти другая, – я не мог рассчитывать на то, что ты помнишь. Но сам я, в какой бы дали ни находился, как бы ни был затерян в пространстве и времени, никогда не забывал о... о нас с тобой. И я хочу, чтобы ты это знала. На всякий случай. Вдруг всплывет в памяти что-то из тогдашнего? И мне необходимо, чтобы ты была уверена в том, что для меня это действительно и по сей день.

– Спасибо, Аэ. – Она положила теплую ладонь поверх его руки.

Солнцеликий был бы очень удивлен, если бы узнал, что она в этот миг подумала. А подумала Каэ: «Ну и стерва же я, оказывается!»

– А теперь спрашивай, что ты хочешь знать. – Кэбоалан деликатно перевел разговор на другую тему.

– Все хочу знать. Все, что ты можешь сообщить об Алане и том, какие неожиданности нас здесь ждут. К чему готовиться?

Солнечный бог окинул взглядом ее ладную фигурку, закованную в панцирь Ур-Шанаби, посмотрел на шлем, украшенный изображением дракона, на мечи Гоффаннона, висящие за спиной.

– Ты боишься неожиданностей? Скорее это им нужно бояться тебя, прекрасная воительница.

– Оставь, Аэ. Ты прекрасно знаешь, что воительница из меня никудышная – только по необходимости. Конечно, спасибо за комплимент, но лучше поторопись с важными мелочами, если знаешь о таких. Думаю, пока ты сам воочию не столкнешься с силой Мелькарта, ты все равно не осознаешь, насколько страшен этот враг.

– Ты права. Я слушал вас всех внимательно, но меня не покидало ощущение, что меня разыгрывают. Ты ведь знаешь, Тиермес и не на такое способен: будет сидеть с непроницаемым лицом и вещать загробным голосом – поди не поверь. Видишь ли, я просто не могу представить, кто в состоянии противостоять и Древним, и Новым богам. Когда между нами царила вражда, еще допускаю – можно было воспользоваться этой нашей слабостью, стравить нас между собой и поодиночке уничтожить. Но теперь, когда Курдалагон глазам своим не верит, глядя, как Джоу Лахатал и Тиермес неспешно прогуливаются парком, а Траэтаона и Арескои фехтуют на поляне развлечения ради, – кто осмелится сунуться в этот мир?

– Мелькарт, – сухо отвечала Каэ, – страх, зависть, сомнения, горе – он не брезгует ничем, он все подбирает, как стервятник. А потом обращает против нас. Он играет на лучших, и на худших качествах людей, эльфов, гномов, богов...

– Понимаю. Разумом понимаю, но постичь не в состоянии!

– Далеко еще? – спросила богиня.

– Довольно. Грифоны могут лететь и быстрее, но их нужно поберечь, иначе в ответственный момент все может сорваться из-за какой-нибудь мелочи.

– Это справедливо, хотя вызывает удивление, что бессмертные грифоны тоже могут уставать. В легендах говорят, что они могут парить над землей годами – без сна и отдыха.

– В легендах все несколько иначе. Стоит чуть превзойти человека, и он приписывает тебе такие умения и способности, которыми ты отродясь не обладал. Да что я тебе говорю? Ты сама все знаешь.

– Уставшие боги, – хмыкнула Каэ. – Скажи нашим жрецам – не поверят.

– Ну, почтенный Нингишзида, должно быть, поверит.

– Почтенный Нингишзида растерял остатки своей почтенности уже очень давно и теперь пытается определить, кем же он стал после того, как я вторглась в Сонандан вместе с компанией Новых богов, дышащих мне в спину и горящих жаждой убийства.

– Об этом мы посплетничаем подробнее, – сказал Солнцеликий и даже зажмурился, предвкушая. – Джоу Лахатал во главе бесчисленных армий джатов, вместе со своими свирепыми братьями; а потом он же – но уже мягкий и тихий, добросердечный... Нет, такая метаморфоза просто не могла с ним произойти. И поскольку я верю своим глазам, то ты обязана подробнее изложить мне все обстоятельства. Но потом.

– Конечно потом, – внушительно молвила Каэ. – Сначала Алан!

– Что же касается Алана, то это весьма занятный континент. Чем-то он сродни Джемару или Гобиру – такие же невыносимые условия существования, и потому население весьма и весьма своеобразно. Здесь выживают сильнейшие, самые приспособленные, сообразительные и вообще – ты понимаешь. Океан Меш и многочисленные моря континента хоть и холодны – и для нас, жителей теплых краев, невозможна сама мысль о том, что в них может водиться какая-нибудь живность, – однако же весьма богаты рыбой и моллюсками, они способны прокормить вдвое больше людей, чем теперь населяет Вард. А поскольку на Алане отродясь такого количества жителей не было, то они процветают. Овладели искусством плавать среди льдов; кстати, обрати внимание вон на ту огромную скалу, – и Аэ Кэбоалан указал золотистой рукой куда-то вниз и вправо, – это айсберги – плавучие ледяные горы. Невероятная красота отсюда, сверху, и невероятная опасность для тех, кто там, внизу.

– Еще бы! – Каэ крепко взялась за борт золотой колесницы и наклонилась, чтобы внимательнее рассмотреть диковинную сияющую на солнце глыбу.

– На побережье есть несколько укрепленных городов. Правда, меня всегда удивляла сама идея – укреплять эти льды и снега; сюда ведь все равно никто не доберется. Ни один безумец не станет завоевывать это пространство.

– А кто живет в городах?

– О, жители здесь примечательные.

– Разве они не люди?

– Не совсем люди, дорогая Каэ. Эти племена зовутся иши и эдэ. Они вполне цивилизованны, даже более того – любители вкусно поесть, красиво одеться; высоко ценят прически, и парикмахеры здесь – великие деятели. Но все же ты будешь немного удивлена, если столкнешься хоть с одним из них.

– Ты меня заинтриговал, Аэ. Я уже горю желанием встретиться с ними.

– Извини, – шутливо поклонился Кэбоалан, – это не предусмотрено нашим благородным и многознающим проводником.

– Правильно, – моментально отреагировал Ниппи. – Города в стороне, талисман на севере – довольно далеко отсюда.

– Не огорчайся. – Солнцеликий поглядел на Каэтану не без лукавства. – Если тебе мало катхэксинов, хорхутов, мардагайлов и прочих милых созданий, то, надеюсь, Алан прибавит веселых впечатлений и ты наконец будешь удовлетворена.

Город она все-таки увидела. И он ее потряс. Посреди снегов, окрашенных в зеленоватые, голубые, розовые и золотистые тона, высилась над бурным морем ослепительно белая крепость. Из чего были сложены ее стены, Каэ даже не задумалась – настолько она была прекрасна. Высокие, хрупкие, словно сосульки, ее изысканные башни были завершены ярко-алыми черепичными крышами, над которыми развевались диковинные мохнатые флаги. Грифоны специально, словно угадывая мысли своих хозяев, спутались немного ниже, давая Каэтане возможность разглядеть все в подробностях.

На городской площади было людно. Кажущиеся крохотными на таком расстоянии, человекоподобные фигурки сновали взад и вперед; заснеженная площадь была уставлена яркими, разноцветными меховыми палатками.

– Они нас не видят? – осведомилась Каэ.

– Конечно нет, дорогая. Только солнце, стремительно движущееся по небосклону. Как и положено любым смертным.

Интагейя Сангасойя с огромным удовольствием отправилась бы в крепость, чтобы потолкаться среди ее жителей, поболтать о том, о сем, но бешеная колесница, увлекаемая прочь могучими грифонами, была уже очень далеко оттуда.

– Ты заметил, у них флаги меховые? – спросила она у Аэ Кэбоалана.

– И не только флаги и палатки, но и большинство других вещей. Думаю, на обратном пути стоит завезти тебя в это забавное местечко. Когда я в первый раз увидел добропорядочных граждан этого города, чуть со смеху не умер. Скажи, ты никогда не встречала медведей?

– Очень давно, – пожала плечами Каэ.

– Дрессированных или диких?

– Диких, кажется.

– Жаль, тогда ты меня не поймешь. Дело в том, что иши и эдэ сродни медведям – так мне, по крайней мере, представляется. Они косолапые, круглоухие, покрытые короткой, мягкой, но очень густой шерстью и чрезвычайно любопытные. А еще очень разговорчивые.

– Как хортлаки?

– Не совсем. Они не голосят, но ораторское искусство у них почитается превыше всех остальных. Самые известные ораторы в состоянии сутками вещать со своих постаментиков, и огромные толпы собираются, чтобы их послушать. Но рассказывать все равно бесполезно. Просто нужно как-нибудь посетить этот город.

– Хорошо бы дожить до этого момента, – усмехнулась она.

На сей раз никто не препятствовал Каэтане достичь цели ее путешествия. Она полагала, что враг пропустил ее на крайний север Алана вовсе не потому, что смирился со своим поражением, а потому, что сейчас где-то берет реванш. Несколько талисманов, недоступных теперь Ниппи, заставляли ее постоянно находиться в напряжении, хоть она и старалась никого не посвящать в свои смятенные чувства. Какое-то время они парили молча. Почти белое, такое же сверкающее, как и снега под ним, небо было совершенно безоблачным, и солнце стояло почти у самой кромки горизонта. Внезапно Ниппи завопил во весь голос:

– Снижаемся! Снижаемся, это уже рядом!

– Вниз, – негромко приказал Кэбоалан своим диковинным скакунам, и золотые грифоны устремились к указанному месту.

То была высокая ледяная гряда, образованная, наверное, в течение многих лет снегопадами и сильными ветрами.

– Здесь рядом море, – пояснил солнечный бог. – Иногда вскрываются полыньи, и ветер гонит волны прямо на каменный барьер. Некогда он был невысок, однако со временем становился все больше и больше от наслоений льда и замерзшего снега. Здесь ведь никогда не бывает настолько тепло, чтобы растопить эти глыбы. Так где же сам талисман?

– У вас под ногами, если вы пройдете еще несколько шагов вправо и два шага прямо, – моментально откликнулся перстень.

– Пошли, – согласился Солнцеликий.

Он легко соскочил со своей колесницы, повисшей в нескольких локтях над белоснежной поверхностью, и помог выбраться Каэтане. Повинуясь его знаку, грифоны моментально взвились к облакам и застыли там, помахивая крыльями, чтобы на недосягаемой высоте ждать своего господина.

– Это обязательное решение? – удивилась Каэтана.

– Да. Иначе колесница да и сами грифоны прожгут здесь все насквозь, и даже камень.

– Как же мы не сгорели?

Кэбоалан посмотрел на очаровательную богиню с укоризной:

– Когда ты привыкнешь к своему могуществу?

– Никогда. Зато постараюсь не задавать глупых вопросов.

– Договорились, не задавай вопросов, касающихся всевластия и могущества. – Прекрасный бог понизил голос до шепота и признался: – Я и сам ничего в этом не понимаю. Просто привык, что дела обстоят именно так. Эй, перстень-провидец, мы на месте?

– Да, искрящийся!

Солнцеликий хохотнул, затем приобнял Каэтану за плечи одной рукой, а другой вытянул свое копье так, чтобы его огненное золотое острие указывало в нужную точку на белоснежном покрывале. От всего его тела исходило звездное сияние, и волосы извивались, словно языки пламени. Глаза Аэ Кэбоалана разгорались все ярче и ярче, становясь похожими на расплавленное золото. Каэтана услышала шипение и перевела взгляд с лица своего спутника на его копье. Снег за эти несколько кратких мгновений успел не только растаять, но и испариться на довольно обширном пространстве. И теперь они стояли ниже уровня поверхности, в своеобразном ледяном – весьма глубоком – колодце диаметром в пять или шесть длин копья. Под ногами у них был камень; и Каэтана пожала плечами, обращаясь к Ниппи:

– Талисман еще ниже?

– Странно, не понимаю, – протянул перстень. – Кажется, что нет. По моим представлениям, он должен быть прямо тут, но, если ты спрашиваешь, значит, его нет?

– Нет, нет, – резко оборвал его Аэ Кэбоалан. – Ищи.

– А что искать, когда вот он?

– Начинается, – проскрежетала Каэтана зубами. – Ты приготовься, Аэ, сейчас может произойти что угодно.

– Да. – Солнечный бог описал концом копья широкий круг, словно провел в воздухе черту, отделив себя и Каэтану от остального мира. Это странное действие моментально принесло результаты: на каменной поверхности образовалось правильное золотое пятно, по краям которого вздымалась к небесам огненная стена. Небольшие протуберанцы срывались с языков пламени и уносились ввысь. И в этом ослепительном свете стала видна черная тень, словно дыра, выкроенная в пустоте. Тень была обрезана по пояс, и за пределами круга продолжение отсутствовало. Но и того, что проявилось в свете истинного солнца, было вполне достаточно.

Обладатель тени явно пытался прорваться за золотую черту, но это ему не удавалось, и только его бесплотная часть пересекала ее; правда, и тень корчилась в сиянии солнца.

– Сейчас я его уничтожу, – пробормотал Кэбоалан.

Огромные мышцы на его янтарном теле взбугрились и заиграли, на руке, сжимающей копье, проступили голубоватые вены.

– Стой!

Каэ преградила ему дорогу. С подобным она никогда не сталкивалась, но зато догадывалась, что прав был Ниппи, когда предсказывал, что освобожденные врагом талисманы станут вовсю помогать своим собратьям.

– Кто здесь? – спросила спокойно, неуловимым движением обнажая верные клинки.

– Я хранитель талисмана, – прогудел будто бы из-под земли голос, от которого земля под ногами заходила ходуном. – Зачем вы явились сюда, несчастные?

– Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?! – тут же вспылил Солнцеликий.

– А мне все равно, бессмертный, – прогудел голос. – Я узнал тебя, Бог Солнца, но это ничего не меняет.

– Ты?!

– Я, могущественный Аэ Кэбоалан, я...

Задавать лишние вопросы в такую минуту смерти подобно; пререкаться запрещено категорически; мысль должна работать четко и быстро – но какие мысли могли возникнуть в голове, если она понятия не имела, с каким из своих знакомцев повстречался здесь Солнечный бог. И Каэ, кляня себя за идиотское поведение, спросила:

– Кто здесь?

Как она и ожидала, ответил ей сам Кэбоалан:

– Один из бессмертных, которого я, как мне казалось, давно уже уничтожил. Но вот он – измененный, но существующий.

Похоже, Солнцеликий не очень-то и пытался быть кратким.

– Как с ним справиться?

– Кто его знает, – пожал плечами Кэбоалан. – Я-то был уверен вплоть до этого момента, что уже справился.

– Он невнятно рассуждает и плохо объясняет ситуацию, – неожиданно вмешался голос. От его раскатов с ледяных стен колодца откалывались и падали вниз увесистые глыбы, а иногда сыпался подмерзший снег. Правда, ни то ни другое не могло причинить вреда двум бессмертным, окруженным золотым сиянием, – и лед, и снег испарялись без следа, не долетев до них на высоту двух-трех длин копья.

– Некогда вы пришли в этот мир, не имея на него никаких прав, – просто вторглись и захватили, пользуясь тем, как слабы были мы все, истинные хозяева, после Первой войны с Мелькартом, – бесстрастно молвил голос. Однако Каэ моментально распознала за кажущимся равнодушием и скорбь, и не угасшую за тысячелетия неприязнь, и гнев побежденного. – Не я один восстал против вашего правления, когда пришло время, но вы были уже недосягаемо велики и могущественны; нас постигло еще одно поражение. После него вы простили многих и многих, а вот меня – нет. Солнцеликий преследовал меня по всему Арнемвенду, пока не загнал сюда – в эти бесконечные льды и снега. Здесь и состоялось наше последнее сражение. Здесь я пал бездыханным, и славный Кэбоалан приказал вечной мерзлоте поглотить мою телесную оболочку, тогда как дух уже витал в пространстве развоплощенным. Я до сих пор помню свое тело, пронзенное вот этим самым копьем. И помню упирающиеся в белое небо золотые лучи Короны Солнца – ненавистные по сей день лучи.

– Он не кажется мне таким бесстрастным, как в начале разговора, – обратилась Каэ к Солнечному богу. – И по-моему, ему совсем не все равно, кто сюда пришел – мы или другие.

– Он меня слишком ненавидит, – спокойно согласился Кэбоалан. – Как же он выжил тогда – вот чего я не могу понять.

– А за что ты на него ополчился?

– Это божество всепожирающего пламени; он не дает ни тепла, ни света, ни радости – только смерть и разрушения. Я не держал на него зла, однако в те времена, когда мы пришли на Арнемвенд, он был слишком опасен; я не хотел убивать его вначале, но он так отчаянно сопротивлялся, что сражение было неминуемо. Везде, где ни шел наш бой, все живое было обречено; вот почему я и загнал его сюда, во льды. Правда, теперь мне кажется, что все обстояло чуть-чуть иначе.

– В таких делах «чуть-чуть» очень много значит, – буркнула Каэ. – Он прав, невидимый?

– Догадался наконец. – В голосе послышалась насмешка. – Ты воюешь с Мелькартом, девочка. Я тоже когда-то был его противником; я не доброе божество, но Мелькарт казался мне чуждым и страшным. Однако этот солнечный красавец не оставил мне иного выхода: я умирал, и талисман Джаганнатхи позвал меня незадолго до того, как должен был наступить мой конец. Мне не из чего было выбирать, и я последовал его совету – принял свой последний бой здесь, почти на этом самом месте. Узнаешь, Кэбоалан?

– Интересно, чем оно отличается от остальной равнины? Конечно не узнаю.

– Потому что это не ты здесь погиб. Ты убил меня, и я умер. Знаешь ли ты, маленькая богиня, как это страшно – умирать во льдах? Солнцеликий покинул меня здесь, предоставив ветру оплакать меня, но даже ветер не захотел этого сделать. И тогда я согласился на предложение повелителя Мелькарта и принял живительную силу талисмана Джаганнатхи. Правда, до поры я был обречен охранять его – ведь я был развоплощен. Но теперь власть талисманов во много крат увеличилась, и я смогу поквитаться с тобой, Солнцеликий! Выходи из своего круга – все равно он недолго сумеет охранить тебя от моей ненависти и мести.

– Сплошная патетика, – сказала Каэ, обращаясь к бессмертному. – А по сути, есть всего лишь две проблемы: если талисман на нем, то у тебя нет шансов против этого чудовища; если талисман спрятан где-то рядом, то нужно его немедленно отыскать, а чудовище я могу оставить на тебя. Как решать?

– Решать, решать, – забубнил Ниппи себе под нос. – Вы меня совершенно не считаете за человека. Нет чтобы спросить нежно: «Ниппи, умница, где талисман?» Я бы и ответил, что прямо над этой тенью – невидимый, но не беда, отыщем. А так ничего вам не скажу...

– Спасибо, умница, – мягко сказала Каэ. – Скажи, дорогой, как звали этого бога?

– Когда-то его звали Имр, – ответил Кэбоалан. – Ты же не собираешься...

Договорить он не успел, потому что Каэтана не только собиралась, но и сделала широкий шаг, покинув пределы сверкающего золотого круга. Такахай и Тайяскарон звенели в морозном воздухе и огненными сполохами рассекали его.

– Спасибо, – прогрохотал голос. – Ему будет больнее смотреть, как умираешь ты.

– На здоровье, – откликнулась Каэ.

Ей было совсем не страшно, только весело. Она столько раз стояла лицом к лицу с чем-то худшим, чем сама смерть, что теперь воспринимала это как обыденность, как часть своей работы – не более. Видимый или невидимый, воскрешенный силой Зла или собственной ненавистью, Имр не казался ей очень уж опасным противником. Правда, она и не переоценивала собственные силы.

Такахай и Тайяскарон не просто всей душой любили свою госпожу, они умели и многое другое. Чудесные клинки уже привыкли чуять талисман Джаганнатхи, безошибочно узнавая его. У них не было глаз – но это им никогда не мешало, а теперь и вовсе помогало. Каэтана смежила веки и полностью отдалась на волю чувств. Ее руки, обретшие новую способность, воспринимали малейшую дрожь, малейшее колебание клинков как речь, как приказ, как совет. Она танцевала, быть может, самый диковинный танец в своей жизни.

Тайяскарон безошибочно определил нахождение талисмана Джаганнатхи и вонзился точно в центр золотого украшения. Талисман взвыл, застонал, но не умер, как случалось прежде, а просто стал видимым, заодно проявив и своего свирепого хранителя. Это был огромный серебристый демон со странной, уродливой головой – бесформенной, шишковатой и скользкой, словно и она была сделана изо льда. Глазницы были огромными и чрезвычайно глубокими, а глаза... глаза оказались мертвыми и пустыми. Каэтана была уверена в том, что истинный Имр исчез тогда, когда его убил Солнцеликий, а то странное существо, что сейчас пыталось сражаться с ней, всего лишь слепок, жалкое подобие, неумирающая ненависть давно умершего. Громоздкий, но стремительный и ловкий, он возвышался над ней словно скала. В его левой лапе было зажато опасное оружие – цветок, у которого вместо лепестков во все стороны торчали клинки длиной в локоть. В правой было копье.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33