Ныряю в толпу возле ларьков и, расталкивая граждан руками, пробиваюсь к перекрестку.
      На моем пути неожиданно вырастают двое милиционеров. Один из них лихорадочно расстегивает кобуру, второй хватается за дубинку.
      Делаю вид, что бросаюсь именно на него. Молодой сержант, чувствуя, что не успеет достать пистолет, пытается нанести мне удар в голову. Чуть приседаю и ухожу вправо, поднырнув под его руку. Второй с размаху бьет дубиной, целясь мне в середину корпуса. Но на этом месте меня уже нет. Дубинка со свистом врезается в живот его напарника. Сержант кхекает и складывается пополам. Носком ботинка правой ноги тут же достаю по уху рядового, держащего дубинку, и, пока он оседает вниз, продолжаю бег.
      Автоматчики, проталкиваясь через народ, - уже рядом. Публика возле ларьков наконец уяснила, что дело пахнет порохом, и с воплями разбегается в разные стороны. Паника получается отличная. Подныриваю под бегущих и встаю за угол ларька.
      Один из автоматчиков пробегает мимо, второй слегка замедляет шаг, запутавшись в скопище мирных граждан. И вот здесь-то я его и вылавливаю, как обезьяна вошку в шерсти. Паренек только пискнул у меня в руках и тотчас затих, рухнув без сознания на заплеванный, в окурках и грязных бумажках асфальт. Отпихиваю ногой его автомат подальше.
      Огибаю ларек и, прикрываясь микроавтобусом, стоящим под разгрузкой, ищу взглядом поверх толпы, куда подевался первый автоматчик. Нахожу. Тот растерянно вертит головой, стоя спиной ко мне. От него до меня шагов пять. Вижу, как парень судорожно стискивает автомат в руках. Сейчас у него такое состояние души, что он шмальнет не задумываясь, как только я появлюсь перед ним. Схватив с ближайшего лотка крупное яблоко, слегка высунувшись из-за автобуса, резко запускаю спелый плод в голову автоматчика, пока он смотрит в другую сторону. В тот момент, когда полицейский поворачивается ко мне лицом, яблоко с чмяканьем врезается ему в переносицу. Теперь разоружать его не требуется. Бойца мгновенно вырубает вчистую. Автомат звеня падает на асфальт, и тут же гремит выстрел. Пуля, ударив в бордюр тротуара, отрикошетив, с визгом уходит в небо, по чистой случайности никого не зацепив. Тем и плох "калаш", что имеет такие вот случайные выстрелы от ударов.
      Выбегаю к перекрестку. Красный свет. Поток машин замирает. Водители и их пассажиры с интересом наблюдают за суетой вокруг ларьков.
      Замечаю среди ожидающих зеленого света автомобилей "мерседес", в котором, кроме водителя, никого нет. Сегодня до кучи не повезет одному из "новых русских".
      Лавирую между машин и, подскочив к "мерсу" с левой стороны, рывком открываю переднюю дверцу.
      Навороченный мен, лет под сорок, в белом костюме-тройке, разговаривает по мобильному телефону. С удивлением и негодованием поворачивает ко мне заплывшее добрым жирком лицо, но сказать ничего не успевает.
      Ударом кулака в нос вырубаю его и вышвыриваю хозяина комфортной лайбы на дорогу. Извини, браток, у меня дела поважнее.
      Прыгаю за руль и давлю на педаль акселератора, протискиваясь между новеньким "фольксвагеном" и древним, полусгнившим "запорожцем". Скрежет сбоку, хлопок - и у "фолькса" отлетает правое наружное зеркальце.
      Выруливаюсь на трамвайные пути и быстренько, помяв заднее крыло тихо плетущемуся через перекресток сорок первому "москвичу", заложив вираж между грузовичком и рейсовым автобусом, несусь к выезду из города.
      Взвывают сирены, и в зеркале заднего вида вижу нерадостную картинку - с перекрестка за мной потянулись сразу две ментовских машины: одна "форд" ГАИ и белая с синими .маяками на крыше "шестерка" патрульно-постовой службы. Таким тачкам тягаться с "мерсом" тяжело на незагруженной трассе, но в городе, и тем более днем, когда движение столь затруднено, что еле умудряюсь не разгромить весь попадающийся мне на пути транспорт, достать меня им будет легче.
      Краску я уже содрал не с одной из идущих по моей стороне машин. На "мерседесе" коробка-автомат, что облегчает вождение в плотном потоке транспорта. Но с проспекта нужно уходить. Где-то впереди полицейские наверняка уже начинают блокировать центральные дороги через район.
      Перед трамвайной остановкой резко сворачиваю вправо и, подрезав какого-то "чайника" на "волге", с ходу преодолеваю по касательной невысокий бордюр. Тут же беру влево, чтобы не зацепить крылом женщину, гуляющую по газону с маленькой собачкой, и сношу к чертовой матери небольшое деревце.
      Прохожие, став свидетелями такого необычного ралли, прячутся в подворотни подальше от возможного направления моего пути.
      Я еще и сам не знаю, куда мне здесь ехать. За мной, также не щадя машины, на газон вылетают ментовские тачки. Веселая у нас пошла заморочка.
      Хочется курить, но времени ползти в карман за сигаретами нет. На скорости под сотню км приземляюсь на дорожку, ведущую под арку панельного дома. Часто давлю на сигнал, отпугивая случайных пешеходов. Двор - проходной. Посредине что-то строится, окруженное дощатым забором. Слева не объехать полно припаркованных машин, справа... Успеваю заметить играющих возле подъезда детей.
      "Мерседес" проламывает дохлый заборчик, за которым, слава богу, ничего пока не построено и даже яма под фундамент не вырыта. Пролетаю огороженное пространство и тараню забор по другую сторону участка. Небольшой кустарник, парочка сломанных молодых березок - и выскакиваю через арку из двора с другой стороны большого дома.
      Менты плотно висят на хвосте. Правда, "жигуль" все же немного отстает от "форда".
      Передо мной достаточно длинный участок дороги без машин и людей. Справа тянется пустырь. Нужно попытаться потянуть до виднеющейся вдали товарной станции. Почему попытаться? Именно потому, что один из ментов показался из окна "форда" с "калашем" в руках. Никакой честной игры, заразы, чуть что, сразу стрелять!
      Втапливаю газ и бросаю машину влево.
      Рушится заднее стекло, и одновременно в лобовом справа от меня и моей головы появляются маленькие дырочки с паутиной трещинок вокруг. Еще несколько выстрелов - и чувствую, что машину повело. Прострелили сученки все-таки покрышки. Мент выпускает по мне целую очередь. Стекло отлетает большим куском вверху, куда вошел рой пуль.
      Лихо парни работают, ничего не скажешь. Мочат только на поражение. Вошли в азарт, охотнички!
      Машину тянет неумолимо вбок, и с грохотом вылетаю на пустырь, который весь горбатится кочками и кучами песка, мусора да ямами всевозможных калибров. Пару раз машину подбрасывает, как на трамплине, и через несколько секунд "мере", разбив капотом груду мусора, останавливается.
      Выскакиваю из машины и, перепрыгивая ямы, несусь к железнодорожным путям, вдоль которых тянется густой, покрытый пылью кустарник.
      Справа от меня вырастают фонтанчики поднятой вверх земли и пыли. Слышится автоматная очередь. Тут же грохаюсь на брюхо. Надо мной с веселым чириканьем проносится смерть.
      Перекат вбок - и снова рывок вперед на несколько метров. Опять падаю и опять пули проходят выше над головой. Чертовы идиоты, наберут же ублюдков в ментовку! Таким психам дай волю, они все нас, блядь, перестреляют!
      Оглянувшись, вижу, что полицейских аж пятеро. Несутся вприпрыжку и, что самое паршивое, догоняют с вредной для моего здоровья быстротой. Спортсмены, мать...
      Ладно, мальчики, пора все-таки охладить ваш пыл.
      Рванув из-за пояска "глок", отвечаю преследователям тремя сериями по два выстрела. Валить пацанов не хочу, в отличие от их намерений. Поэтому луплю в землю у них перед ногами.
      Полицейские пытаются скрыть свои задницы от неожиданного сопротивления предполагаемого сначала зайца.
      Падая, расползаются по щелям. Делаю последний рывок и спрыгиваю, в глубокую пересохшую канаву. Пули запоздало поют над головой. Бегу вдоль сухого русла, через каждые метров десять оглядываюсь. До железнодорожного узла осталось совсем чуть-чуть. Торможу и высовываюсь из канавы.
      Менты перебежками, как на боевых, часто залегая, подбираются к месту, где я спрыгнул. Вот придурки! Я уже отбежал метров на шестьдесят в сторону. Пора слегка еще тормознуть бойцов.
      Жду, когда они снова начинают двигаться.
      Бегут трое. Посылаю им под ноги пятикратное предупреждение. Полицейские снова бухаются на землю, за свои кочки и в ямы. Не знаю, как эти, но опытный боец давно бы понял, что убивать их я не хочу, только лишь отпугиваю. Я стреляю четко у парней перед ногами, а рядом с ними не просвистела ни одна пуля моего "глока". При ином раскладе положить этих сосунков - минутное дело. Хрен с ними - пусть живут.
      Не суетясь, продолжаю путь. Наверняка сюда скоро подтянутся ударные силы ОМОНа. Лучше бы они задержались, иначе придется играть уже в серьезные мужские игры. Просто, как зайца, подстрелить себя я никому не позволю, а для этого мне придется демонстрировать ментам, чему учат в элитных спецподразделениях разведки России.
      Пахнет смолой, соляркой, мазутом и почему-то луговыми цветами. Ныряю в большую дренажную трубу, проложенную под железнодорожной магистралью.
      Слегка пригибаясь, бегу по ней и вскоре оказываюсь по другую сторону рельсов.
      Вдоль насыпи устремляюсь к станции, где стоят в ожидании перевозок груженные песком и щебнем, открытые платформы, рефрижераторные секции и обычные грузовые вагоны.
      Выглядываю из-за насыпи. Пока можно сказать только одно - мама, не горюй!..
      К пятерке легавых присоединяются еще три группы. Из подкативших к станции трех "уазиков" сыплются менты. Сюда же мчится, волоча за собой шлейф пыли, зеленый микроавтобус ОМОНа.
      Сейчас меня начнут обкладывать, как распиздяя духа, отбившегося от своего отряда в горах... Только здесь - горы вагонов и песка со щебнем, а вот что касается веселой охоты - думаю, она после еще долго будет сниться этим воякам...
      Станционные рабочие в оранжевых жилетах, побросав инструменты, с интересом смотрят на вытягивающиеся вдоль станции полицейские силы.
      Проверяю наличие полных обойм к "глоку". Две удлиненные по тридцать три патрона в каждой, правда одна из них уже початая, и две укороченные по девятнадцать зарядов. Ну что же, боеприпасов достаточно. Будем воевать.
      Выбираюсь к ближайшему тупику, где на ветке стоят вагоны, груженные мелким речным песком. Где-то рядом отрывисто подает сигнал маневровый дизельный тягач.
      Станционный диспетчер, как всегда, абсолютно неразборчиво через громкоговоритель отдает какие-то команды рабочим.
      Меня замечает группа ремонтников. Толкая друг друга, они показывают на меня пальцами, улыбаются. Им, видите ли, весело. Что бы они не слишком веселились по моему поводу, грожу им издалека пистолетом. Работяги с криками разбегаются. Сейчас на станции поднимется паника. Вот и хорошо - пусть спрячутся в пристанционных постройках и нос оттуда не высовывают, чтобы не поймать шальную пулю.
      Вижу вдали омоновцев в тяжелых армейских бронежилетах и касках с забралами. "Кадаши", естественно, также при них. То обстоятельство, что парни надели "броники", меня даже радует - пуля, выпущенная из "глока", бронежилет не возьмет, но с ног свалит. Главное, вывести владельца "лифчика" из строя, пусть на время, но этого уже достаточно.
      Омоновцев человек пятнадцать. Ментов - примерно столько же. "Что-то маловато на одного беглого с пистолетом в руке", - усмехаюсь про себя и навскидку, без интервалов, отстреливаю шестерых бойцов ОМОНа. Удары посланных ной пуль из длинноствольного "глока" настолько сильны, что ребята мгновенно валятся на землю без сознания, уяснив себе на будущее, что такое запредельный удар пули по броне. Остальные быстро залегают.
      Прикрываются колесами платформ, но огонь не открывают, так как цели пока не видят.
      Не высовываясь, продолжаю продвигаться вдоль насыпи.
      Метров через пятнадцать осторожно приподнимаю голову над рельсами. Полицейские короткими перебежками приближаются, часто залегая за колесными парами вагонов.
      Сейчас мне стрелять неудобно. Когда бойцы бегут, я вижу только их ноги, а когда залегают - каски и плечи. По головам я, разумеется, стрелять не собираюсь, но по ногам придется, иначе мне живым отсюда не уйти.
      Целюсь более тщательно и, прострелив троим бойцам ляжки, бегу дальше. Впереди огороженная проволочным забором свалка металлолома, а за ней начинается лес. Территория большая, и самое главное, что она дальней своей стороной способна вывести меня из переделки.
      Треск автоматных очередей и свист пуль над насыпью - все понятно: полицейские стрелки применяют обычную армейскую тактику: прикрывают передвижение основной ударной группы.
      Снова высовываюсь, прикрываясь колесом вагона. Посылаю несколько пуль вправо и столько же влево... Еще трое атакующих корчатся на рельсах, держась за ноги.
      Пуля ударяет в щебенку совсем рядом со мной, возле головы, и каменная крошка сечет лицо. Хорошо, что глаза остались целы.
      Втягиваюсь назад, за насыпь. Слепого эти мальчики точно пристрелят. Они же злые и глупые.
      Оцениваю ситуацию: если хвост оцепления продвинется чуть резвее и зайдет мне в тыл, тогда я действительно буду поставлен в трудное положение. А значит, без жертв точно не обойдется. Но никто из ментов не отчаялся пока на такой шаг, и все тянутся цепью, не решаясь провести вышеупомянутый маневр. Парни, я вижу, в герои не лезут. Похоже, они все-таки уяснили, что имеют дело не с простеньким, охреневшим от горя бандитом, и не спешат получить пулю в лоб.
      Делаю спринтерский рывок по канаве и через минуту перемахиваю через невысокое ограждение свалки.
      Перекатившись по земле, шустро отползаю за груду железа. Мой бросок заметили, и пули акаэмов высекают искры из накиданных в беспорядке друг на друга швеллеров и ржавых чугунных колес. В уши бьет противный визг частых рикошетов.
      Выбираю местечко поудобней и, просунув "глок" между железяками, как через амбразуру, методично отстреливаю набегающих. Двоих укладываю попаданиями в бронежилеты, третьему дырявлю ляжку. У патрульных "броники" легкие и ненадежные. "Глок" может их пробить, поэтому не особенно усердствую.
      До меня доносятся отрывистые приказания командира отряда ОМОН, у которого бойцов, годных к строевой, на данный момент почти не осталось. Не думаю, чтобы даже такие крепкие парни способны были быстро прийти в себя после ударов пуль о кевлар. Впрочем, всякое бывает.
      Полицейские, кажется, залегли теперь прочно и лишь слегка постреливают огрызаясь. Но патроны напрасно не жгут. Вот и пусть подумают, полежат...
      - Эй! Стрелок! - орет командир ОМОНа.- Кончай дурить! Бросай пушку, пока серьезных дел не натворил!
      Похоже, прижал я их не слабо. Если бы могли взять наскоком, то не стали бы уговаривать. Заложников у меня нет, можно мочить не стесняясь. Можно, но не получается. Сейчас их старшой начнет давить на психику, тянуть время.
      - Слышишь?! - продолжает омоновец из-за платформы. - Даю тебе пять минут на размышления!
      Смотри какой добрый. Наверняка вызывал подкрепление и дает мне время загнать себя в ловушку. Хрен ты попал, командир. Пора отрываться по-нормальному, пока здесь не появились краповые с вертолетной поддержкой.
      Выпустив очередь по вагонам, перескакиваю пригибаясь от одной кучи металлолома к другой, устремляясь в сторону леса. Меня никто не преследует, но это еще ничего не значит.
      Неподалеку расположена воинская часть, там народу хватит, чтобы прочесать местность.
      Углубляюсь в заросли малины, но уже метров через сто начинается густой ельник.
      Решаю двигаться в направлении ближайшей трассы. Нужно успеть ее перескочить, пока не оцеплен весь район.
      Впрочем, я особо не волнуюсь, так как знаю - полицейским такую акцию своими силами не осуществить, а чтобы раскачать военных на взаимодействие, потребуется часа два-три. За этот интервал я могу добраться хоть до Северного полюса.
      Паршиво, но мой костюм пришел в полную негодность. Весь в мазутных пятнах, ржавчине, глине, и рукав держится на честном слове. В таком виде я, разумеется, в город вернуться не смогу. Придется тогда воевать с каждым полицейским патрулем.
      Через десять минут выхожу к трассе и двигаюсь вдоль нее через лес в направлении города. Пройдя с километр, вижу, что дорога уходит вправо. Лес закончился, теперь до горизонта простираются совхозные поля. На открытое пространство выходить не стоит, значит, рридется делать крюк километров с шесть, не меньше, по краю леса.
      Чертыхнувшись, собираюсь уже пуститься в обход, но тут меня обгоняет и останавливается черная двадцать четвертая "волга". Из нее выбирается солдат и поднимает капот. С правой стороны вылезает офицер с погонами полковника. Больше никого в машине нет. Трасса, прямо скажем, не перегружена транспортом.
      В сторону города пылит только одинокий КамАЗ с прицепом. Дожидаюсь за кустами, пока грузовик проедет мимо. Прогремев металлом кузова и подвесок, КамАЗ уходит за поворот, подняв за собой шлейф пыли.
      Выбираюсь на открытое место и, встав так, чтобы меня заметили сразу, вскидываю пистолет, дабы не было сомнений относительно моих намерений:
      - А ну-ка быстро ко мне! Оба!
      Они, как по команде, поднимают головы от двигателя в мою сторону.
      Собственно, команда и была.
      Полковник в полном замешательстве, рядовой очумело таращится на мой пистолет и украдкой поглядывает на своего командира.
      - Вас что, бля, два раза приглашать?! Бегом сюда!! - рявкаю я.
      Полковник неуверенной походкой идет ко мне, потом останавливается.
      Рядовой семенит рядом.
      Отступаю в кусты, но так, чтобы военные меня видели.
      - Идите туда, - говорю им и показываю кивком на заросли ивняка и рябины.
      - Что вам нужно? - стараясь не уронить достоинства, спрашивает; полковник.
      - Сейчас все узнаете, - отвечаю спокойно. Военные входят в заросли.
      - Стоять! - приказываю им. - Солдату - лечь лицом вниз, руки на голову! Полковнику - раздеться!
      - Вы в своем уме?! - взрывается офицер, но я не даю ему договорить, тычком пальца в печень заставляю принять позу прачки.
      - Я не люблю повторять дважды. Быстро разделся!
      Офицер, пыхтя, начинает снимать с себя форму. Он полноват, но если не вылезать из машины, никто и не заметит, что у меня форма на два размера больше чем следует. Правда, для чина полковника я слишком молод, но это уже предрассудки. У меня в кармане удостоверение офицера ФАПСИ и пластиковая карточка с личным кодом и высоким уровнем допуска к особо секретным государственным документам по обороне. Такие "корочки" есть не у каждого генерала. По удостоверению я майор, но полиция в курсе, что мне дано право надевать форму любых родов войск и носить такие погоны, какие понадобятся. У этого полковника эмблемы ракетно-космических войск. Почему бы и нет?
      - Что у тебя с машиной, пацан? - спрашиваю уткнувшеюся носом в землю солдата, надевая полковничью рубаху и галстук.
      - Трамблер... Бегунок надо менять... - бубнит рядовой.
      - Понял... - смотрю на половника. - Машину вам доставят в часть, господин полковник, не беспокойтесь, пожалуйста. И убедительно вас прошу: потерпите и не заявляйте в милицию... - говорю ему, влезая в форменные брюки. Ботинки приходится оставить свои - у офицера неимоверно огромный размер ступни.
      - Кто вы такой? - спрашивает он, с трудом влезая в мои брюки. - Что все это значит?
      - Обычное недоразумение, какие у нас случаются ежедневно, - поясняю я. - За мной охотятся милиция, ОМОН и бог знает кто еще из питерских силовых структур. К сожалению, у меня нет времени входить с этими парнями в близкий контакт, хотя им этого очень хочется, поэтому приходится использовать столь неординарные способы, чтобы от них оторваться, - улыбаясь, затягиваю узел галстука и облачаюсь в полковничий китель. Перекладываю свои документы и портмоне в карман кителя, а полковнику возвращаю его. - Вы удовлетворены моим ответом? - интересуюсь с усмешкой.
      Полковник молча пожимает плечами.
      - Назовите номер вашей части... - прошу его. - Машину вернут в целости и сохранности.
      Офицер называет, саркастически усмехаясь. Ясное дело, он мне не верит. Убеждать его, что все будет так, как я обещаю, некогда.
      - И все-таки потерпите до утра, не заявляйте в милицию, - говорю ему на прощание.
      В машине просто сбито зажигание. Поворачиваю бочку трамблера на несколько миллиметров вправо и завожу двигатель. Полковник с солдатом так и не вышли пока к дороге.
      Отруливаю от обочины и мчусь в город. По пути меня несколько раз останавливают пикеты ОМОНа, но, рассмотрев мои серьезные корочки, пропускают без лишних вопросов. Из таксофона звоню диспетчеру, сообщаю, где я нахожусь, и прошу, чтобы мне выслали машину. Загнав "волгу" во двор ближайшего дома, включаю музыку в салоне и приготавливаюсь ждать.
      Глава тринадцатая
      - Это же надо такое устроить?! - мечет громы и молнии Степаныч, сидя за своим рабочим столом, его пристальный "генеральский" взгляд прожигает мою грешную оболочку. - Во дворе Сперанского трое убиты. Ранены девять бойцов ОМОНа и пятеро милиционеров группы быстрого реагирования. Вдобавок ко всему, унижен начальник войсковой части..
      - Реагируют они не очень быстро... - бурчу я, с трудом сдерживая смех.
      - Что? - не понимает генерал.
      - Паршивая, говорю, у них реакция. Любого нашего курсанта против них выставить - десяток ментов положат одной левой. Причем не рукой, а ногой.
      Старик хоть и хмурится, но ему, конечно, приятно слышать мои слова.
      - М-да... - тянет он якобы неодобрительно, но в его голосе слышится гордость за своих птенцов. - Учу я вас, учу, а вы все одно как волки, - только в лес и смотрите...
      Сижу молча, не возражаю. Настроение у Степаныча после моей маленькой войны на окраине Питера отличное.
      Старый вояка, прошедший за свою жизнь такое, что многим из нас не снилось даже в кошмарном сне, доволен своими кадрами, хотя старается этого не показать.
      - Ладно, к делу, - после недолгой паузы говорит он. - Когда решил отправляться?
      Вчера вечером, после того как Катя удачно доставила Афанасия Сергеевича на базу, он вдруг объявил, что нужно съездить в одно место и забрать последнюю тетрадь из дневников царского офицера.
      Наверно, никогда за весь период существования базы на ее территории не было столько посторонних людей - аж целых двое!.. Времена меняются, и даже у нас это заметно.
      - Придется съездить со Сперанским, - говорю генералу.
      - Люди нужны? - спрашивает он, еле заметно усмехаясь.
      - Разве что кого-то зарыть там, где мы сначала откопаем... - мрачно шучу я.
      - В уголовном розыске, то бишь, как их там теперь? В криминальной милиции на тех троих, кого ты положил во дворе архивариуса, ничего нет. Они для ментов чистые, но документы у них насквозь фальшивые... Машина была угнана в Варшаве три месяца назад... - Степаныч достает ив стола тонкую папку. - Зато у нас на них кое-что имеется... - самодовольно изрекает он и, надев очки в золотой оправе, бросает на меня исподлобья лукавый взгляд.
      Жду, что он скажет дальше.
      - Судя по данным дактилоскопической экспертизы, один из них поляк, уроженец города Кракова - Юзеф Беленчик. Трижды судим за грабежи у себя на родине. Имеет... теперь уже - имел, небольшую команду, как говорят сейчас преступно устойчивую и тесно связан с автомобильным рэкетом и преступной группировкой некоего Колоскова из Бреста. Второй, Тадеуш Джоша, венгр по национальности, уроженец города Капувар провинции Дьер-Шопрон. Две судимости за бандитизм. Бежал из тюрьмы, находится в розыске. Активный член бандитской группировки белорусского эмигранта Шмелева, двоюродного брата Колоскова из Бреста. Кто такой третий, неизвестно.
      - Неплохо... - одобряю информированность "бати".
      - Все плохо, - недоволен Старик. - Непонятно, кто заказал? Почему? И еще тысяча и один вопрос.
      - Ну, "почему" - это мы в принципе знаем. "Кто" - тоже можно догадаться. Скорее всего, стреляли в телохранителя, а историка хотели похитить... - поправляю Степаныча.
      - Гадают бабки да девицы, а нам нужно знать точно!.. - отбривает меня генерал и, захлопнув папку, убирает ее в стол. - Ты уверен, что там, куда вы сегодня поедете со Сперанским, вас никто не ждет? Может, там уже сшиваются какие-нибудь шведы или австралийцы с богатым прошлым...
      - Думаю, с их бумерангом против нашего гранатомета им ловить нечего, смеюсь я.
      - Думай, думай... - бурчит Старик. - Когда поедете за бумагами? Смотрю на часы:
      - Через час. Сперанский сказал, что его приятель сегодня туда должен подъехать, чтобы соседи не вызвали милицию, когда мы там станем шататься по двору...
      - Можешь идти. Доложишь по возвращении.
      - Есть доложить, ваше преосвященство! - вскидываю руку, дурашливо вывернув ладонь. - В смысле, пардон, ваша светлость... - продолжаю балагурить, стоя на вытяжку перед генералом.
      - Кыш, вольнодумец! - шипит на меня Степаныч, делая страшное лицо.
      Мгновенно испаряюсь из кабинета под его гомерический хохот. Адъютант генерала удивленно смотрит из-за своего стола, когда я метеором проношусь через приемную.
      С Катей я помирился, и ее глаза снова колдовски сияют, в них светится любовь, хотя время от времени и мелькают искорки сарказма.
      Возвращаюсь в коттедж. Катя забралась с ногами на диван и внимательно слушает историка. Тот пересказывает ей содержание дневников царского генштабиста.
      На цыпочках, чтобы им не мешать, прохожу в кухню, наливаю себе уже остывший кофе и возвращаюсь в гостиную. Присаживаюсь в кресло в углу.
      Афанасий Сергеевич расхаживает взад и вперед, он уже завершил свое повествование.
      - А что же тогда в последней тетради? - помолчав, спрашивает Катя.
      - Об этом вы узнаете сегодня вечером, - опять напускает туману историк.
      Любит он все-таки тайны и театральные паузы.
      Меня наконец замечают. Афанасий Сергеевич поворачивается ко мне.
      - Как Андрей? - спрашивает он о состоянии раненого охранника. Киваю ему успокоительно:
      - Через пару недель будет как новенький.
      Историк облегченно вздыхает и опускается на стул возле окна.
      - Как вы думаете, Герасим, - произносит он задумчиво, - сможем мы добраться до этого золота?
      Пожимаю плечами:
      - А почему бы и нет, пуркуа па, как говорят французы. Если только это золото действительно существует...
      Сперанский мотает головой:
      - Я не о том... Ведь если уже сейчас идет стрельба на улицах, то, располагая материалами по дневникам, заинтересованные лица могут до определенного предела идти за нами по пятам...
      Согласен с ним, что так может случиться, и нам будет более чем нелегко.
      - Не исключено... - подтверждаю его предположение.
      - Может быть, следовало бы привлечь больше серьезных и обученных людей?
      - Вопрос, конечно, интересный, Афанасий Сергеевич... - улыбаюсь я его сомнениям и страхам, вполне, разумеется, обоснованным. - Но как вы себе представляете реакцию толпы вооруженных парней перед сотнями килограммов золота?
      Историк удивлен:
      - Разве вы не доверяете своим людям?
      Развожу руками:
      - Не то чтобы не доверяем... Но в настоящее время на базе из старой гвардии только я. Остальные на заданиях. А искушать неискушенных не стоит.
      Историк задумчиво кивает:
      - Что ж, может быть, вы и правы. Может быть... А вы сами-то не боитесь соблазниться? Ведь вам, наверное, никогда не приходилось иметь дело с сокровищами? - вдруг спрашивает он.
      - Ну почему же не приходилось, - улыбаюсь я. - Правда, это были сокровища не в буквальном смысле слова. Однажды я перевозил с товарищем четыреста миллионов долларов в ценных бумагах...
      - Я в нем уверена, - встревает в разговор Катя; - Кто-кто, а уж Герасим - стойкий товарищ... - улыбается она, лукаво глядя на меня.
      - Мне кажется, Катя, что вы абсолютно правы! - легко соглашается с ней Сперанский, сразу повеселев.
      Глава четырнадцатая
      Дача приятеля Афанасия Сергеевича находится в Кавголовском садоводстве у озера Хепоярви.
      - Как думаете, Афанасий Сергеевич, - спрашиваю историка, повернув по его указанию направо, - ваш друг не мог поинтересоваться, что в тетради?
      Афанасий Сергеевич молчал на протяжении всего пути, думая о чем-то своем.
      Катю я оставил на базе готовиться к дальней дороге. Согласилась она очень неохотно, и то лишь после того, как я предложил ей смотаться в Питер и купить все, что может понадобиться женщине в дороге. Получив на руки две тысячи долларов, Катя сдалась и осталась ждать, когда ее вызовут на контрольный пункт, откуда пойдет машина, специально для нее выделенная генералом.
      - Тетрадь запаяна в полиэтилен и в специальном футляре помещена в мешок с удобрением... - говорит историк. - Мой товарищ об этом не знает, а удобрение оставлено мне на осень. Так что беспокоиться нечего.
      Мне приходится признать, что Афанасий Сергеевич поступил как профессиональный конспиратор.
      - Вон тот домик с новой крышей, - показывает Сперанский на одноэтажную дачу, сверкающую на солнце новыми оцинкованными листами железа.
      Через два дома останавливаю машину. Выбираемся на залитую солнечным светом, пыльную улочку.
      Дачники копошатся в грядках на своих участка в шесть соток.
      Нас никто не встречает.
      - Где же ваш друг? - спрашиваю Афанасия Сергеевича, глядя на закрытую дверь дома.
      - Должен был уже приехать... - отвечает историк удивленно. - Обычно он пунктуален. Впрочем, у него нет машины. Возможно, что-то произошло с расписанием электричек.
      Проходим в калитку.
      - А! Он здесь! Замка на двери нет!.. - радостно восклицает Афанасий Сергеевич, убыстряя шаг. - Или спать завалился, или к соседям пошел поболтать... - объясняет он мне отсутствие встречающих.
      Трогаю локтем пистолет за поясом под легкой рубашкой навыпуск. Не нравится мне, когда нужные люди в нужный момент отсутствуют.
      Историк толкает входную дверь, она легко поддается. Заходим внутрь.
      - Всеволод! - кричит историк с порога.
      - Я здесь! - доносится голос из дальней комнаты.
      Афанасий Сергеевич, улыбаясь, поворачивается ко мне и подмигивает, мол, он же говорил, что его приятель пунктуален.
      - Он курит? - тихо спрашиваю историка.