- Спасибо, что сообщили, - благодарю ее и кладу трубку.
      Вот черт!.. Кому понадобилось убивать безобидного старика? Ранен! Тяжело! Неужели в него стреляли? Бред! Не могу себе этого представить. Стоп! А если это звонок с целью выманить меня из квартиры? Такой вариант тоже не следует исключать...
      Набираю "09" и узнаю номер справочного Медицинской академии. Звоню туда. Мне отвечают, что Сперанский Афанасий Сергеевич действительно у них, был доставлен два дня назад в довольно плачевном состоянии.
      - Катя! - ору я через комнаты. Девушка выбегает на мой крик с побелевшим лицом. "Болван! Нельзя ее так пугать", - ругаю себя за несдержанность.
      - Извини, Катюша, - говорю, понизив голос, - с моим хорошим знакомым случилось несчастье. Нам нужно срочно ехать к нему.
      Возникает предположение, что с историком расправились обозленные лотерейщики. Катя, не произнеся ни слова, идет собираться. Я вижу, как у нее прыгают губы. Она вот-вот заплачет. Надо же так довести девчонку. Ну, бля, я еще доберусь до этого засранца Белого, он у меня, паскуда, почернеет, не успев посинеть.
      Паршиво, что звонок из госпиталя наверняка зафиксирован людьми Валерия Константиновича. Черт с ним.
      Выходим на улицу. Небольшим приборчиком у меня в руке дистанционно сканирую машину на всех возможных частотах, таким образом проверяю, не прицеплены ли к "БМВ" начиненные толом или пластитом "подарки". Нет, пока порядок. Проверяю, подойдя ближе, под капотом, возле выхлопной трубы, колеса. Все чисто. Катя, поняв смысл моей возни вокруг машины, тихо говорит:
      - Я могла бы тебе и так сказать, что с машиной все в порядке. Опасность не здесь, но где-то рядом...
      Открываю дверцу и помогаю ей сесть в машину.
      - Я, как ты, привык все сам, - смеюсь я.
      Катя кисло улыбается, устраиваясь в кресле впереди, нервно одергивает юбочку. Захлопнув за ней дверцу, обхожу капот "БМВ" и вдруг слышу сзади рев автомобиля. Выработанная за долгие годы реакция заставляет меня броситься на асфальт. Чпоканье выстрелов из автомата почти не слышно - оружие снабжено эффективным глушителем, и удары тяжелых пуль по стоящим у тротуара автомобилям гасятся шумом городского транспорта с Невского проспекта. "Глок" уже у меня в руке, и автомобиль с киллерами, еще не успев поравняться со мной, получает порцию горячего свинца. Лежа на боку, дырявлю обшивку черного "мерседеса" с московскими номерами, проносящегося мимо. Окно правой передней дверцы открыто, но стрелка в нем нет, я застрелил сначала его, и только потом - водителя. Раздается страшный грохот врезавшегося в стену автомобиля. На улице визжит какая-то женщина, вторя ей, заголосила еще одна. Вскакиваю на ноги. Вижу бледное лицо Кати за лобовым стеклом "БМВ". Рывком открыв дверцу, прыгаю за руль.
      - Как ты? - смотрю на девушку.
      - Н-н-нормально... - заикаясь, отвечает она.
      Включаю двигатель и срываю машину с места. Нужно быстро уходить. Игра пошла такая, что живым в ней места почти не остается.
      Влившись в поток транспорта на Невском, сворачиваю на Садовую и, немного проехав, торможу. Выйдя, быстро осматриваю машину. Дырок от пуль в корпусе нет. Только одна задела левую фару, - стекло дало трещину. В общем и целом "бээмвушка" не пострадала, но все равно нужно срочно ее сменить. Еду на улицу Пестеля и сворачиваю на Моховую. Завожу автомобиль в один из дворов. Оставив Катю в машине, снова выхожу на Моховую. Нахожу таксофон и набираю номер. Разговор занимает минуту. Замечаю пеший патруль из трех милиционеров, они шустро сворачивают во двор, где я оставил машину. Полицейские, конечно, уже имеют описание некой "БMB", в которой уходит опасный преступник, и заметили мою тачку, похожую как две капли воды на разыскиваемую. Нагоняю их. У одного милиционера за плечом висит короткоствольный автомат. Они приближаются к машине. Катя сидит к ним спиной. Я понимаю, что в боковое зеркальце она видит приближающихся полицейских. Или, может, чувствует? Не важно. Важно успеть их догнать. Десять шагов до цели, семь, пять...
      Милиционер, шагающий чуть позади остальных, начинает оборачиваться. Самый дальний от меня что-то передает по рации. Тот, кто обернулся, тянется к кобуре с пистолетом, он инстинктивно почувствовал опасность. Его товарищ с автоматом тоже пытается схватиться за оружие, но... Никто из них ничего не успевает. Наводя ствол "Глока" то на одного, то на другого, приказываю:
      - Руки! Лечь!
      Они послушно, даже слишком резво, выполняют команду. Просто физически ощущаю, как уходят драгоценные секунды. Совсем рядом - на Литейном - Главное управление МВД. Патрульные были только что на связи. Накрыть здесь могут элементарно. С Катей мне не уйти. Да и совершенно не хочется вступать в огневой контакт с парнями из милиции. Быстро разоружаю полицейских и привожу рацию в негодность. Вырубаю всех троих. Извините, ребята, так надо. Катя стоит возле багажника "БМВ", прижав руки к груди. Она по-прежнему бледна, но, кажется, начинает привыкать к тому, что происходит. Разряжаю автомат и милицейские пистолеты, зашвыриваю обоймы подальше в глубину двора.
      - Быстро уходим! - говорю Кате. Из окон за нами следят любопытные, и можно не сомневаться, что кто-то уже торопится набрать номер телефона дежурной части ближайшего полицейского участка.
      Выскакиваем на Моховую. Кто придумал эти дурацкие туфельки на шпильках? Наверное, тот, кому никогда не приходилось уходить от погони. Катя подворачивает ногу и цепляется за рукав моего пиджака.
      Напротив через дорогу парень садится в белую "девятку". Подбегаю к машине и рывком выбрасываю его из салона. Хлопок ладони по затылку, - и парень без сознания валится к моим ногам. Катя уже без всяких приглашений забирается в машину рядом со мной. Кроме запаркованных возле тротуаров, других машин поблизости не видно. Где-то на параллельных улицах уже воют полицейские сирены. Выруливаю на Пестеля и еду не спеша в сторону Летнего сада.
      - Через мосты нас могут не пустить, - вдруг говорит Катя, совершенно спокойно глядя на дорогу.
      - Неплохо соображаем в диспозиции, - усмехаюсь, обгоняя старенький "москвич", и перескакиваю перекресток с Садовой под носом уже тронувшихся на зеленый свет машин.
      Вираж на канал Грибоедова - и возле храма Спаса на Крови машину бросаем. Переходим на правую сторону канала и ловим такси. Пока наше бегство протекает успешно.
      - До переулка Гривцова, - говорю таксисту, помогая Кате сесть в машину.
      Усевшись с ней рядом, обнимаю ее за плечи. Чувствую, что девушку сотрясает нервная дрожь. Зато у меня настроение чудесное. Ведь я снова в своей стихии, я снова дерусь... К черту все, один раз живем!
      Через пять минут, выбравшись из такси, остаемся на набережной канала возле небольшого моста. Поджидаю, пока таксист отвалит подальше, и тяну Катю за руку.
      - Ты очень быстро принимаешь решения, - говорит девушка, хмурясь. - Я за тобой не успеваю.
      - И не нужно... - смеюсь я, спускаясь по ступенькам трапа на плотик-причал.
      К плотику как раз причаливает катер с каютой. Хозяин катера с улыбкой встречает нас. Сейчас многие, кто имеет подобные посудины, с началом сезона занимаются водным туризмом, - катают желающих куда угодно, лишь бы платили.
      Прошу хозяина катера доставить нас к яхт-клубу на Петровскую косу.
      - Пятьдесят пять долларов, - назначает он цену.
      Странная цена. Мог бы сказать - шестьдесят. Но это его дело. Разумеется, я соглашаюсь. "Капитан" делает широкий жест, приглашая на свою галошу. Помогаю Кате спуститься в каюту. Устраиваемся на диванчике возле иллюминатора. Посудина вибрирует всем корпусом, и через пару минут мы отчаливаем.
      - Здорово! - говорит Катя, положив голову мне на плечо. - Как в американском боевике, только круче.
      Я смеюсь. Девушка поднимает на меня глаза:
      - А я ведь до сих пор не знаю, кто ты, Гера.
      Я чувствую на щеке ее горячее дыхание, и во мне начинают шевелиться совершенно сейчас неуместные чувства. Усилием воли пытаюсь их подавить. Дизель катера тарахтит довольно громко. Капитан посудины торчит за штурвалом.
      - Думаю, тебе это знать пока ни к чему, - отвечаю ей.
      Девушка словно не слышит меня, она как бы рассуждает сама с собой:
      - Какие-то отрывочные картинки. Война. Странные люди. Еще что-то непонятное... Мне трудно тебя увидеть... Ты не такой, как все... В тебе есть что-то, чего ты сам еще не осознаешь... - бормочет Катя с закрытыми глазами. Через минуту она уже крепко спит, прижавшись к моей груди. Я сижу, уперевшись спиной в стенку каюты, изредка поглядываю в иллюминатор и глажу волосы спящей девушки.
      Каким-то образом москвичи вышли на наш след. Впрочем, может, это и не те, кто охотится за Катей. Поговорить с ребятами из "мерседеса" у меня, к сожалению, не было времени. Да и вряд ли кто-то из них способен был бы говорить. Стрелял я на поражение.
      Трудно с ходу понять, кто именно за нами охотится, но ясно одно: кому-то я стал неугоден, и шмаляют теперь по мне без предупреждения. Впрочем, с этого дня я и сам выхожу на тропу войны.
      Минуем Тучков мост. Нас обгоняет "Метеор", который везет туристов в Петродворец. Я бы тоже с удовольствием отдохнул, сидя на скамеечке у фонтанов, но мне это не светит в ближайшие несколько месяцев.
      Проходим верфи завода "Алмаз" и, забирая вправо, оказываемся в бухте Петровской косы. Бужу Катю. Та, сладко потягиваясь, улыбается и неожиданно чмокает меня в щеку.
      - Уже приплыли? - спрашивает она и, достав платочек, вытирает след от губной помады на моем лице.
      - Плавает знаешь что? - смеюсь я.
      - Ах да! Я же забыла, что в Питере все мореманы. Значит, гюйс с галсом в вашем присутствии путать не следует, - неожиданно выказывает она знание морских терминов.
      Делаю удивленное лицо, качаю головой:
      - Простите, адмирал, не признал-с. Виноват! - Прикладываю руку к виску, как это делают военные всех родов войск. Катя смеется. Причаливаем к небольшой пристани.
      - Яхт-клуб! - кричит хозяин катера. Поднимаемся на палубу. Рассчитавшись с "капитаном", идем к воротам яхт-клуба.
      - Мы теперь будем жить на воде, дорогой? - шутит Катя в своем обычном стиле.
      - Не вижу в таком образе жизни ничего дурного. - Я смеюсь, но глазами четко фиксирую любое движение.
      Нет, все спокойно. Подозрительных людей в радиусе ста метров не видно. Так и должно быть. Полицейские вряд ли догадаются, что мы отправились по воде. Катерок, стуча дизелем, медленно разворачивается и ложится на обычный курс. В воротах яхт-клуба маячит сухонький вахтер пенсионного возраста в засаленном штатском костюме, купленном, наверно, еще до Второй мировой, но с капитанской фуражкой на голове. Из-под фуражки выбиваются пряди седых волос.
      - Здорово, батя! - бодро приветствую вахтера. - Как тут у вас, на катерах и яхтах катают?
      Дедок оглядывает нас с ног до головы и, сделав для себя определенные выводы, строго произносит:
      - Кого-то, может, и катают, а кого-то и нет.
      С каждым годом все больше убеждаюсь, что и наши ветераны переходят на рыночные отношения. Понимающе улыбаясь, достаю стотысячную купюру, на глазах у вахтера сворачиваю ее трубочкой и запихиваю в верхний кармашек его пиджака.
      - Это за билеты, сдачи не надо... - поясняю ему дружелюбно, - Так куда нам пройти?
      Дедок, заметно повеселев, показывает:
      - Вот туда пройдете, сначала прямо, потом влево, а там уже и увидите. У причала найдете яхту, "Весна" называется. Трехтонка по балласту, небольшая, но вам в самый раз. Спросите Степаныча, с ним и договоритесь.
      - Спасибо, батя, - благодарю его.
      - Спасибо и вам. Заходите! - Вахтер очень доволен неожиданным заработком.
      Идем в указанном направлении. Воздух на территории клуба пахнет водой, водорослями, мазутом, смешиваясь с запахами дерева, краски, просмоленных канатов, солярки и еще сотней других, связанных с кораблями.
      Яхта "Весна" действительно небольшая, одномачтовая, метров семь в длину и похожая на крупную белую птицу, присевшую на воду, но готовую в любой момент расправить крылья и взлететь. По узким мосткам подходим к борту яхты. Из каюты выходит крепкого сложения пожилой мужчина в чистой тельняшке и черных матросских брюках, расклешенных книзу. Резкие черты смуглого, гладко выбритого лица и парадная капитанская фуражка с высокой тульей и якорем придают мужчине вид настоящего морского волка.
      - Добрый день! - обращаюсь к нему. - Вы - Степаныч?
      Морской волк молча кивает и смотрит на нас оценивающе.
      - Мы бы хотели нанять вашу яхту до Сестрорецка. Как вы на это смотрите?
      Степаныч глядит сначала на залитую солнцем гладь залива, потом на нас. Затем достает из кармана портсигар, открывает его, вынимает папироску. Прячет портсигар обратно в карман и рассматривает "беломорину", как будто видит ее первый раз в жизни. Наконец закуривает.
      - Можно и до Сестрорецка, - наконец произносит, он хрипловатым голосом, выдохнув дым' после затяжки.
      Катя почему-то смеется. Морской волк, затянувшись еще раз, вдруг расплывается в ответной улыбке.
      Я украдкой слежу за Катей. Не пойму. То ли она действительно услышала что-то смешное в мыслях Степаныча, то ли пытается повлиять на него.
      - Назовите вашу цену, - говорю спокойно, хотя меня начинает злить кривляние "морского волка". Тоже мне Крузенштерн.
      - Проходите на борт. Договоримся, - роняет Степаныч.
      Минут через десять мы с Катей сидим на носу яхты и смотрим, как форштевень режет водную гладь.
      Степаныч выводит свою "Весну" по фарватеру на винтах. Сколько нам будет стоить прогулка, он так и не сказал.
      Переход из Питера до Сестрорецка занял гораздо больше времени, нежели я предполагал. В нашей ситуации изображать из себя беззаботных туристов довольно трудно, но что еще нам остается делать? Катя загорает на корме, наверняка смущая Степаныча своей идеальной фигурой. Я принимаю .солнечные ванны на носу.
      Швартуемся в сестрорецком яхт-клубе, расположенном на территории парка "Дубки". Степаныч запрашивает совершенно смехотворную сумму. Расплатившись, идем с Катей на вокзал. Неподалеку от продуктового магазина вижу телефонную будку.
      Наконец-то я могу позвонить. Выясняю у своего абонента все, что мне нужно, и веду Катю в привокзальную кафешку. Засекаю время по своим часам. Кафе, в котором мы приземлились, скорее напоминает бар. Но так как рабочий день еще не закончился, постоянные посетители отсутствуют. Компания малолеток-переростков, накачиваясь пивом, шумно обсуждает достоинства своих подруг. Байки о том, кто, кого, где и как имел, излагаются, прямо скажем, с избыточным использованием ненормативной лексики.
      Катя морщится, слыша доносящиеся до нас матюги. Наконец она не выдерживает:
      - Гера! Давай уйдем отсюда. Я не могу слушать всю эту грязь!
      Нам еще не принесли заказанное. Чертовски хочется есть после морской прогулки, но слушать откровения захмелевших пацанов действительно неприятно. Улыбаясь, накрываю Катину руку своей:
      - Успокойся, все можно поправить в лучшую сторону...
      Катя, вздрогнув, поднимает на меня глаза. Она поняла, что я хочу сделать, и отрицательно мотает головой.
      - Я тебя прошу, Гера, не надо! Давай лучше просто уйдем.
      - Не понимаю, почему уйти должны мы, а не они? Здесь так уютно. К тому же мы еще не пообедали.
      Поднявшись, подхожу к столику с поддатыми тинейджерами. Те, заметив мое приближение, замолкают.
      - Вот что, малыши, - говорю, обводя теплую компашку недобрым взглядом, - или вы затыкаете свои хавальники, или у вас возникнут проблемы со здоровьем.
      - Че ты... - начинает ближний ко мне и тут же получает тычок в глаз. Охает и сгибается над столом, держась руками за лицо. Остальные порываются броситься на защиту приятеля.
      - Сидеть, суки! - рявкаю на них. - Ша, волчары! Жала повыдергиваю, пыль чердачная! - Три года в зоне общего режима не прошли для меня даром. - Даю, короеды, две минуты на сборы, - бросаю им и возвращаюсь за наш столик.
      Бармен улыбается мне, протирая стаканы салфеткой. Подмигнув ему, усаживаюсь на свое место. Заказ уже принесли, и Катя принимается за еду.
      Притихшие пацаны, не глядя на нас, быстро покидают бар. Тот, кому я повредил "шнифт", отваливает первым, держа у глаза платок. С моей помощью он, надеюсь, теперь понимает, как трудно было дедушке Кутузову на старости лет воевать с французами.
      Официантка приносит нам напитки.
      - Спасибо, - благодарит ее Катя и делает глоток из высокого стакана. Ты всегда так? - спрашивает она, когда официантка уходит. Пожимаю плечами:
      - Только если требуют обстоятельства. В самом деле, как же иначе поступать? Постоянно избегать конфликтных ситуаций? Не получится. В нашем развалившемся государстве на каждом углу теперь можно схлопотать пулю за просто так. Сидеть дома, не вылезая?.. Я не домосед по причине отсутствия собственного жилья. Да и работа у меня такая - постоянно находиться на острие подобных или еще хуже ситуаций. То есть, получается, что обычную жизнь я превратил в постоянную для себя работу.
      Долго не рассиживаемся, - перекусив, выходим на улицу. Нужную машину замечаю сразу. Черная "волга" приткнулась недалеко от автобусной остановки. На ней государственный номер. Направляемся к машине. Водитель, плотный крепыш невысокого роста, заметив нас, открывает дверцы. Усаживаю Катю на заднее сиденье, а сам присаживаюсь рядом с водителем.
      - Девушка едет с вами, - поясняю ему. - У меня еще есть дела в городе.
      Водитель кивает, мол, все понял.
      - Передайте, что мне нужна машина. Стоянка - возле отеля "Европа". Весь "комплект" в машину. И документы. Я позвоню. Водитель все так же молча кивает. Девушка напряженно ждет, что я ей скажу.
      - Катюша, сейчас ты поедешь в одно безопасное место. Я там появлюсь позднее. На днях... - поясняю ей.
      - Гера! Можно мне с тобой? - спрашивает она, умоляюще глядя мне в глаза.
      - Нет, Катя. В складывающихся обстоятельствах ты мне только свяжешь руки...
      Девушка берет меня за руку.
      - Будь осторожен. Я тебя очень прошу, - говорит она нежно. Такого голоса и взгляда я у нее еще не видел. После такого взгляда можно сразу же жениться...
      - Буду, - бурчу я, слегка пожав ее пальцы.
      Вылезаю из машины. "Волга" тут же срывается с места и через несколько секунд исчезает за поворотом. Облегченно вздыхаю. Просто удивительно, насколько быстро Катя вошла в мою жизнь. Лучше об этом не думать.
      На маршрутном такси возвращаюсь в Питер. Первым делом хочу посетить историка. По времени, так сейчас вообще не до визитов - десять вечера. Но у меня имеются кое-какие аргументы, которыми я надеюсь убедить самых строгих врачей...
      На территории Военно-медицинской академии нахожу нужный корпус и отделение. Дежурная сестричка грудью встает на защиту тишины и покоя во вверенном ей отделении, но, увидев серьезные "корочки" моего поддельного удостоверения, вздыхает и проводит меня к дежурному врачу.
      Переговорив с хирургом, отправляюсь в палату к Афанасию Сергеевичу. Его только сегодня перевели из реанимации. Историк лежит в палате, рассчитанной на двоих, но второго больного нет. Историк имеет вид более живой, .чем, я представлял себе после звонка из больницы. Пресекаю взмахом руки его попытку подняться с койки мне навстречу. Поворачиваюсь к сопровождающей медсестре:
      - Спасибо вам большое, а теперь, пожалуйста, оставьте нас одних.
      Девушка идет к выходу из палаты, но, остановившись на пороге, заявляет:
      - Вы слышали, что сказал врач? Не более двадцати минут. Больному нужен отдых! - Дверь за ней закрывается. Усмехнувшись, пододвигаю стул и присаживаюсь рядом с кроватью Афанасия Сергеевича. Ставлю возле тумбочки большой полиэтиленовый пакет. В нем фрукты и соки, которые я купил по дороге. Пожимаю руку историку. Некоторая вялость в его рукопожатии все же чувствуется.
      - Спасибо, что навестили, Гера, - благодарит он.
      Приложив палец к губам, подаю историку удостоверение в раскрытом виде. Он, полулежа на подушках, внимательно разглядывает мои "левые" корочки. Потом с удивлением смотрит на меня. Киваю ему многозначительно и подмигиваю. В удостоверении у меня имя Вадим, а не Герасим. Историк возвращает мне "ксиву".
      - У меня, между прочим, Ге... Вадим Викторович, уже были сегодня господа из милиции. Выспрашивали, что да как... Устал от них... - говорит он, улыбаясь.
      - Что с вами произошло?
      Афанасий Сергеевич хмурится, пытаясь собраться с мыслями:
      - Как только Руше показал мне те материалы, о которых я говорил вам недавно... ах да, вы же до сих пор не знаете, о чем, собственно, идет речь... Так вот, это дневники некоего офицера царской армии. Руше они достались от одной древней старушки, бывшей любовницы этого офицера. Как только Руше познакомил меня с их содержанием, мы немедленно вылетели в Штаты, где в Огайо живут внуки вышеупомянутого офицера. И вот, представьте, у них сохранилась недостающая часть дневников...
      Рассказ Афанасия Сергеевича занимает не меньше полутора часов, но суть его сводится к следующему:
      Два историка выменяли уже изученные ими тетради на ксерокопии неизвестных. Иначе наследники наотрез отказывались даже показать дневники. Сейчас ксерокопии имеются и у историка, и у его друга Руше...
      Когда Афанасий Сергеевич вернулся в Россию, с ним стали происходить странные вещи. Несколько раз ему звонили домой и на работу, но когда он брал трубку, на том конце провода молчали. Затем кто-то побывал в его квартире, причем не таясь, и все перевернул вверх дном. А пару дней назад в дверь позвонил незнакомый мужчина, который представился посыльным от Руше, якобы только что прилетевшим из Франции.
      Афанасий Сергеевич открыл ему, и в квартиру ворвались несколько Человек. Его чем-то ударили, и он пришел в себя, лишь когда налетчики уже уходили. Афанасий Сергеевич выбежал вслед за ними на лестницу, но один из них вдруг обернулся и выстрелил в него из пистолета. Пуля попала историку в бок и по касательной, порвав мягкие ткани, ушла в стену. От мощного удара девятимиллиметровой пули он потерял сознание и скатился по лестнице, - в результате сломана левая рука, легкое сотрясение мозга и множество ушибов. Огнестрельное ранение на этом фоне - пустяк.
      Грабители тщательно перерыли всю квартиру, не оставив ничего не тронутым.
      - Искали какие-то бумаги? - догадываюсь я.
      Афанасий Сергеевич кивает:
      - Искали и частично нашли. Но там было не совсем то, что им нужно... В тот день я забыл копии с продолжением на работе. ..
      Мне трудно сдержать улыбку. Афанасий Сергеевич всегда страдал рассеянностью. На этот раз она ему помогла.
      - У Руше есть копия? - интересуюсь я.
      - Разумеется.
      - Но что же такого важного может быть в дневниках старого эмигранта? Мне действительно интересно, ведь Афанасий Сергеевич еще перед отъездом в Париж намекал на какие-то тайны, связанные с его поездкой за бугор.
      - Это уже отдельная история, Ге... Вадим Викторович, - снова напускает тумана историк.
      Какой, к черту, туман, когда его чуть не убили из-за этих бумажек!
      - Что вы сказали милиции? Историк пожимает плечами:
      - Вчера приходил оперативник, сказал, что все попавшие в больницу с ранениями типа моего автоматически попадают под опеку милиции. Это так? Я киваю, подтверждая.
      - Он заполнял какие-то бумаги с моих слов, - продолжает историк, потом сказал, что еще зайдет. А сегодня с утра объявились двое в штатском и выспрашивали уже все досконально, только ничего не записывали почему-то...
      - И про бумаги? - прерываю Афанасия Сергеевича, догадываясь, что это были за полицейские.
      - Особенно про бумаги, - подтверждает историк. - Когда они узнали, где я оставил продолжение дневников, то почти сразу ушли...
      - Они предъявляли удостоверения?
      - Да, прямо с порога. Но я не смог разглядеть, что там было написано. Один из них сказал, что они из Главного управления и занимаются бандитскими налетами.
      - Вот именно... - бурчу я. - Налетами они точно занимаются.
      - Понимаете, Ге... Вадим... - начинает историк, но я снова прерываю его, выразительно приложив палец к губам.
      Афанасий Сергеевич удивленно замолкает. Быстро осматриваю его кровать, кляня себя за то, что не удосужился это сделать сразу. Проверяю также тумбочку и кровать у противоположной стены. Чисто.
      - Меня сегодня днем переложили на другую кровать, а ту увезли, говорит историк.
      Выхожу в коридор и спрашиваю у дежурной медсестры, где сейчас кровать из палаты историка. Сестра уже, очевидно, поняла, из какого ведомства я прибыл, и без лишних слов ведет меня в конец коридора. Осматриваю две стоящие там кровати.
      - У этой вот не работал подъемник спинки. Ее и заменили, - объясняет дежурная.
      Вытаскиваю из-под нижнего уголка продольной перекладины кровати небольшой прямоугольный футлярчик на липучке. Медсестра удивленно рассматривает мою находку и уже собирается о чем-то спросить, но я делаю ей знак молчать. Оторвав антеннку-паутинку, извлекаю из футлярчика крошечную батарейку. Все, "клоп" обесточен.
      - Никому не рассказывайте... - предупреждаю девушку. - За разглашение особо секретных сведений... - делаю многозначительную паузу.
      Молоденькая медсестра часто кивает головой, боясь проронить хоть слово. Погрозив ей пальцем, возвращаюсь к историку. Девушка семенит рядом.
      - Прямо как в кино про шпионов... - пытается она заглянуть мне в лицо.
      Резко останавливаюсь, сестричка пролетает чуть вперед, но тут же тормозит.
      - Они не шпионы, они гораздо хуже, - говорю ей с нарочито серьезным видом, а сам еле сдерживаю смех.
      Девушка ойкает и прикрывает рот ладонью.
      - Поэтому для вас же будет безопасней забыть обо всем, что вы сейчас видели... - поясняю ей.
      Она, округлив глаза, снова кивает. Иду дальше, оставив ее в замешательстве.
      - Я завтра же уволюсь... - слышу ее тихий испуганный голос.
      - Даже не думайте! - оборачиваюсь к ней. - Это будет крайне подозрительно!..
      Не хватало мне только, чтобы из-за меня сократилось число наших медицинских работников,
      - Я п-по-няла, - бормочет медсестра, в изнеможении падая на свой стул.
      Возвращаюсь в палату Афанасия Сергеевича.
      - Оказывается, есть люди, которым интересно слышать каждое ваше слово, - говорю историку и, присев рядом с ним на стул, показываю миниатюрное подслушивающее устройство.
      По глазам историка вижу: он не понимает, что я имею в виду. Вкратце объясняю ситуацию. Представившиеся ему сотрудниками Главного управления МВД совсем не те, за кого себя выдавали.
      - Так все-таки, Афанасий Сергеевич, почему ваша поездка доставляет вам задним числом столько неприятностей? Что особенного было в тех дневниках, из-за которых вы чуть не лишились жизни?
      . Историк наконец решается быть со мной полностью откровенным:
      - Знаете, Ге... Вадим... Кажется, мы с Руше напали на след пропавшей царской казны... Вернее, частице.
      - Вы в этом уверены?
      Историк смотрит на меня задумчиво:
      - Более чем. Я даже знаю теперь, где ее искать. В бумагах указано место. Разумеется, все было зашифровано, но я провел за компьютером тридцать семь часов без перерыва, и теперь мне точно известно местонахождение сокровищ.
      - Но бумаги... - начинаю я. Историк перебивает меня:
      - Не существенно. Даже если кто-нибудь завладеет материалами, которыми я располагаю, он не скоро в них разберется.
      - Но если удалось вам, то удастся и другим, - возражаю я. Мне ли не знать, какие есть специалисты по дешифровке любых сложных кодов.
      Историк хитро усмехается:
      - Есть один нюанс. Ни у кого нет последней тетради...
      Вот теперь я понимаю, почему он так спокоен.
      - И у Руше?
      Афанасий Сергеевич кивает:
      - И у Руше.
      Ладно. Не клещами же вытягивать из него каждое слово. Захочет, сам расскажет.
      - Я сейчас... - говорю ему и выхожу в коридор.
      Сделав звонок, возвращаюсь к Афанасию Сергеевичу. Минут двадцать мы с ним беседуем ни о чем, пока не появляются люди, присланные генералом.
      Прощаюсь с историком:
      - Выздоравливайте, Афанасий Сергеевич. Пока все не образуется, у вас будет постоянная и очень надежная охрана, - киваю на трех огромных горилл, готовых приступить к выполнению генеральского задания.
      Под мышкой у каждого наверняка здоровенная пушка.
      Иду к выходу, но Афанасий Сергеевич окликает меня:
      - Ге... Вадим!
      Оборачиваюсь.
      - Мне бы хотелось после выписки вместе с вами проверить мою версию.
      Я несколько удивлен. Зачем проверять, когда все уже известно?
      Афанасий Сергеевич поясняет, загадочно улыбаясь:
      - Дело в том, что полковник Генерального штаба, чьи дневники я изучил, был весьма дальновиден... Поэтому для того, чтобы определить конкретное место с точностью до двух штыков лопаты в глубину, необходимо заглянуть в несколько других мест и уточнить координаты по оставленным там знакам...
      Мне остается только развести руками. Историк, оказывается, конспиратор еще тот.
      - Обязательно проверим, Афанасий Сергеевич, и думаю, что уже довольно скоро.
      Выхожу из госпиталя на улицу. Для историка я сделал все, что мог, ну а золото подождет. Теперь первоочередная задача - разобраться с мафиози. Все, что было до этого, - только цветочки...
      Продолжение следует