Не думаю, что у них все пройдет гладко. Бросок на пол и перекат в сторону идущего вдоль левой стены. Два точных удара — и автомат у меня в руках, а боец, хрипя, корчится на полу. Я его уже не вижу. Автомат летит, вращаясь, как пропеллер, и попадает затворной коробкой в каску командира омоновцев. Стрелять я не собирался. Бойцы проиграли бы в первые же секунды, как только я воспользовался бы автоматом по назначению. Но мне интереснее. заниматься с ними тренингом. Сделав нырок, хлестко подсекаю одного бойца и, выпрыгнув по касательной, прохожу рядом с четвертым, — тотчас у парня что-то происходит со зрением, он закрывает глаза руками и, пошатнувшись, падает. Перекат по полу, кувырок назад, в падении одной ногой отбиваю автомат последнего из омоновцев, а другой разбиваю бойцу коленную чашечку. Надеюсь, ничего серьезного, мениск ему потом вправят. Ребром ладони бью его по артерии и мгновенно отпрыгиваю в сторону, выполняя перескок «мельницей» поближе к тому, которого я сбил подсечкой. Лодыжку я повредил ему даже через его высокие и плотные кирзовые «берцы». Он, полулежа, пытается вытащить из кобуры на брюхе «макара». На выходе из «мельницы» гашу сознание парня сокрушительным ударом пяткой в голову. Ну вот и все. Концерт окончен. Спасибо за внимание…

Наша питерская милиция за сегодняшний вечерок наверняка безумно меня полюбила и будет, упорно искать со мной встречи. Двое оставшихся целыми и невредимыми братков, лежа на полу (они послушно исполнили команду ОМОНа), все еще смотрят на меня снизу расширенными от изумления глазами. Усмехаюсь и подмигиваю им. Быстро продвигаюсь к выходу.

— Сюда, Герасим! — слышу голос Ольги, она машет мне из дверей служебного хода.

Иду на ее зов и оказываюсь в коридоре.

— Вон туда! — показывает она дрожащей рукой, обрамленной кружевной манжетой. — Там выход на другую улицу!

— Спасибо, малыш, — благодарю ее за помощь. — Сколько я должен за чудесный ужин? — интересуюсь и лезу в карман за деньгами.

Ольга округляет глаза:

— Какие деньги, Герасим! — вскрикивает она. — Все разбежались, не заплатив! Уходи быстрее!

Я вообще-то не тороплюсь.

— Так все же, как насчет нашего свидания? — спрашиваю ее вполне серьезно. — Вы не передумали, Оля?

Девушка чуть не плачет.

— Да уходи же ты! — тянет она меня за руку. — Ну какой же ты все-таки?! Конечно, приеду! Только, ради Бога, уходи сейчас! Быстрее!! Ну я тебя прошу!

Так и быть. Не стоит доводить мою спасительницу до слез. Это я спокоен, как танк на консервации, а для девушки происшедшее — просто из ряда вон.

— Оля, исчезаю! Только не волнуйся так. Поверь мне, все было очень здорово!

Наклонившись, целую ее в щечку. Она поражена моим самообладанием в такой ситуации, ну а я не вижу особого повода для беспокойства. Не спеша выхожу по коридору на улицу. Уже темнеет. Смотрю на часы. До встречи с Ольгой — целый час.

Настроение у меня — лучше некуда. Ловлю первого попавшегося частника. Катим в центр. Лучше подъехать пораньше, а иначе придется потом прорываться через кордоны полицейских. Ставлю себе задачу: во что бы то ни стало я должен прийти на свидание. Это как в полевом тесте на выживаемость — пройти от А до Я и в назначенное время с запасом только в пять минут быть в точке рандеву. Не пойму, соскучился, что ли, по спецподготовке? Трудно сказать, но что-то я чересчур разрезвился. Да и черт с ними. Главное, жизнь идет! Жизнь идет, и мы топаем вместе с ней. Пока можем…

Почти до трех часов ночи мы были с Олей в очень шумном клубе. Я имею в виду его музыкальную программу. Давно я так не отдыхал. Когда Оля появилась на месте встречи, опоздав на полчаса, я обрадовался ей, как ребенок. Я уже не надеялся, что девушка после всего, что произошло у нее на работе по моей вине, захочет поддерживать со мной отношения. Но я ошибся. Ольга взволнованно рассказала мне, какие разборки проводили у них полицейские. Допрашивали всех. Понаехало столько милиции! Какой-то чин в штатском, Оля думает, что он там был за главного, обмолвился, что некий супермен уделал милиционеров не только в этом месте, но и на Гражданском проспекте. По описаниям свидетелей похоже, что это один и тот. же человек. Оля напрямик спросила меня, не я ли тот самый супермен? Со всей скромностью, на какую способен, я признался, что это тоже моих рук дело и никто не вправе приписывать себе мои подвиги.

Ольга так и не поняла, шучу я или говорю серьезно.

Натанцевались мы вволю, одно плохо: под грохот музыки невозможно разговаривать, приходится все время орать друг другу в ухо. Все-таки меня, наверно, устроил бы клуб потише… Оля сказала, что теперь у нее два дня выходных и она может не заботиться о времени на сон. Затем мы съездили еще в одно место, где я накормил Ольгу ужином, учитывая ее вкусы. Здесь мы могли поговорить в спокойной обстановке. Я немного рассказал о себе, и Оля мне поверила. Я не стал утаивать, что сидел. Девушка даже возмутилась, что меня осудили так строго. Она сказала, что того полковника, которому я набил лицо, нужно было посадить вместо меня.

От Оли я узнал, что ее мать погибла в авиакатастрофе, а папа безуспешно пытается пробиться в современной жизни. Папа классный автомеханик и вообще мастер на все руки, он открыл свою мастерскую по ремонту машин, но его все время теснят конкуренты. Сейчас у него большие неприятности с рэкетом. Оля просила его быть осторожнее, но ее папик — отставной офицер бронетанковых войск, а это значит, что он очень упрямый и настырный. Просто бизнес — не его стихия. Вернее, наш, русский бизнес, где все так и норовят сожрать друг друга. Если ее папа военный, и к тому же честный человек, то могу себе представить, как ему тяжело в этой жизни.

Разговаривали мы почти до шести утра.

В начале седьмого, немного прогулявшись по набережной Невы, Оля вдруг вспомнила:

— Герасим, тебе нужно срочно переодеться! Как же я об этом забыла!

Улицы и проспекты в этот час почти пустынны. Тачку не поймаешь.

— Ерунда, — успокаиваю я ее. — Вот отвезу тебя домой, а там что-нибудь придумаю…

— Подожди… Подожди… — хмурится Ольга. — А где ты сейчас живешь?

Пожимаю плечами и делаю неопределенный жест:

— Вот здесь… в этом чудесном и прекрасном Петербурге!

Показываю на Петропавловскую крепость, ее шпиль уже ярко блестит в солнечных лучах нового дня.

— В общем так, капитан! Слушать мою команду! Сейчас едем ко мне. Никакие возражения не принимаются! — говорит Ольга, делая строгое лицо.

— Есть, мой генерал! — отдаю честь, вытянувшись в струнку и щелкнув каблуками.

— Быстро сними куртку и дай ее сюда! — спохватывается Ольга и сама начинает стаскивать с меня уже засвеченную полицией одежду.

Приходиться расстаться с предметом личного гардероба. Прохлады я почти не чувствую. Оля решительно сворачивает куртку и заталкивает ее в свою сумочку. Да и куртка-то — одно название, бумажная, и в кулаке взрослого мужчины способна превратиться в маленький комок. Останавливаем отчаявшегося найти клиентов таксиста (так он сам признался) и едем в сторону Озерков. Удивляюсь еще больше, когда узнаю, что Ольга живет в собственном доме, из тех, которые еще сохранились в черте города.

Домик аккуратный, одноэтажный, с небольшим фруктовым садиком и дворовыми постройками. Низкий декоративный заборчик сделан, видно, ее отцом, — каждая штакетина по-особому выпилена, и все вместе они создают некий объемный рисунок. Рассчитавшись, отпускаю таксиста. Идем в дом,. где, как я успеваю заметить, не меньше четырех комнат.

— Попьем кофе? — спрашивает меня Оля тихо, чтобы н разбудить отца.

Киваю, мол, согласен на кофе. Кухонька небольшая, но очень уютная.

— Этот дом нам достался от бабушки с дедушкой, — говорит Оля, возясь с посудой. — Пока папа скитался с мамой и со мной по воинским частям, у нас никогда не было нормального жилья.

Я устроился на удобном стуле и наблюдаю, как девушка, которая нравится мне все больше и больше, занимается домашним хозяйством. Все, что она рассказывает о жизни военных в нашей стране, я и так отлично знаю. Да и кто теперь не в курсе, как очень хреново живут защитники отечества? Причем именно те, кто при полной неустроенности в быту и нищенской зарплате способны защитить, если потребуется, свободу и честь нашей Отчизны. Именно они, эти неустроенные, не задумываясь и отдадут свою жизнь за Родину. Именно они.

— Ой! — тихо вскрикивает Оля, взглянув на часы. — Папе уже пора просыпаться. Он обычно рано встает, а сегодня что-то припозднился. Пойду его подниму, заодно и позавтракает с нами.

Увидев на столе пепельницу, решаю, что можно и закурить. Ольга, я знаю, не курит, но к дыму относится легко. Она сама говорила, что ей все равно, кто рядом дымит. Оля возвращается какая-то странная.

— Что случилось? — спрашиваю осторожно.

Она пожимает плечами:

— Папы нет… Даже не знаю, где он. Может быть… — говорит она задумчиво, подходя к плите посмотреть за кофейником. — У него, насколько мне известно, нет женщины…

— Может, задержался на работе? Возможен ведь какой-то срочный заказ? — выдвигаю свою гипотезу.

Оля поворачивается ко мне, в ее глазах вспыхивает надежда.

— Как же я не догадалась! Нужно туда позвонить! — говорит она обрадованно и подбегает к телефону.

Пока она набирает номер, я присматриваю за кофе.

Переговорив с кем-то, она снова становится грустной.

— Сторож сказал, что никого еще нет. И что мой папа вчера уехал с работы как обычно. Только дождался, когда приедет Сергей Иванович, и уехал. Сергей Иванович — подполковник в отставке, друг папы. Он сейчас сторожит по ночам папину мастерскую, — поясняет Оля.

Снимаю кофе с плиты. Оля достает из буфета и расставляет на столе чашки, вазочку с печеньем. Я разливаю кофе по чашкам.

— Ну, не волнуйся, — успокаиваю ее. — Все будет хорошо. Может, все-таки у него есть знакомая…

Оля отрицательно мотает головой.

— Я точно знаю, что нет… Он бы сказал об этом, — говорит она, присаживаясь к столу, и, закусив губу, смотрит в одну точку. На улице слышно, как подъезжает к дому машина и тормозит у ворот. Оля подскакивает, словно ужаленная, и спешит в коридор.

— Это папа! — бросает она весело на ходу. Буквально через полсекунды она врывается на кухню, и ее вид заставляет меня подняться и приготовиться к самому худшему.

— Там… — Оля показывает рукой назад, глядя на меня в испуге, — там милиция!! — говорит она почему-то шепотом. — Прячься, Герасим!

Я не двигаюсь с места.

— Не стоит, Оля. Если будет нужно, я сумею от них уйти.

Девушка идет открывать ментам. Я продолжаю сидеть за столом, спокойно пью кофе.

Входит Оля, за ней маячат две милицейские фуражки. У одного на мятых погонах звездочки старлея, у другого капитанские. Капитан более опрятен и выглядит подтянуто. В руках у него папочка. У старлея на боку болтается планшетка. Поднимаюсь им навстречу. Сразу видно, что приехали они не на задержание. Чтобы брать меня, прислали бы машины две ОМОНа, так как уже знакомы с моими возможностями и способностями… Может быть, даже и СОБР прикатил бы. Я бы с удовольствием, кстати, потягался с серьезными ребятами…

— Доброе утро… — как-то не очень уверенно для такого пожелания говорит лейтенант. — Я ваш участковый…

— Здрасте… — поддерживает его капитан. — Старший оперуполномоченный капитан Синицкий… — представляется он.

— Проходите, пожалуйста, — приглашаю их к столу. — Вам сделать кофе? — спрашиваю старшего по званию.

Поколебавшись, он кивает. Оля, предчувствуя беду, встала у плиты, умоляюще глядя на милиционеров.

— Тут вот какое дело… — мнется старлей. — Вы Ольга Владимировна?

— Вы уже спрашивали… Что с папой?!

— Тут вот какое дело… — повторяется старлей, глядя куда-то мимо Ольги. — Вашего отца вчера сильно избили…

Ольга закрывает лицо руками, услышав это страшное известие. Я ставлю кофейник на плиту и подхожу к ней, обнимаю ее напрягшиеся плечи.

— Понимаете, — вступает в разговор капитан, видя, что старлей стушевался, — к нам уже поступали сигналы о том, что вашего отца пытаются запугать. Но информация исходила от людей, у него работающих. Все они — бывшие военные и поэтому, собственно, пытались помочь Владимиру Андреевичу. Но сам-то он до сих пор заявление написать не удосужился. Поэтому мы ничего и не могли предпринять заранее…

— Что с папой?! — всхлипывает Ольга, не отнимая рук от лица, и ее плечи начинают мелко дрожать.

— Он сейчас в больнице, — говорит капитан. — Успокойтесь, пожалуйста. Все будет хорошо. Мы только что оттуда. Состояние вашего отца удовлетворительное. Мы с ним разговаривали. Все у него будет в порядке, так сказал врач, — заверяет Олю капитан.

Она утыкается мне в грудь и плачет, уже не стесняясь милиционеров. Они смущенно переминаются. Отвожу девушку в комнату и оставляю ее пока одну. Возвращаюсь к полицейским.

— Мы собираемся пожениться, — говорю им, входя в кухню, — но ни Оля, ни Владимир Андреевич ничего мне не говорили о своих проблемах. Прошу вас, объясните, в чем дело? Что происходит?

Я говорю четко и уверенно. Милиционеры оживают.

— Беда в том, что отец этой девушки не желает писать заявление, — говорит капитан. — А без этой бумажки, черт бы ее побрал, мы не можем ничего предпринять. Он и сейчас отказался с нами говорить на эту тему. А избили его основательно…

— Но косвенно вы же можете знать, кто это организовал? — спрашиваю его.

— Трудно сказать… — не решается откровенничать капитан.

— Да это Бенгала банда! Тут к бабке не ходи! — встревает в разговор старлей, снимает фуражку и вытирает вспотевший от волнения лоб. — Их это работа!.. Точно говорю!

Капитан молча кивает.

Я достаю чистые чашки, наливаю ментам кофе.

— Спасибо… — принимает чашку капитан. Приглашаю старлея к столу.

— Вы слышали о Бенгале? — спрашивает меня доверительно старлей, прихлебывая горячий кофе.

— Берите печенье, — предлагаю им. — Вроде и слышал что-то похожее, но я живу на Васильевском и здешних бандитов не знаю.

Капитан налегает на печенье.

— Они здесь хозяева!.. — возмущается старлей. — Ни черта с ними не можем сделать. Так… Иногда только мелочь попадется, да и тех почти всегда приходится отпускать. У них все схвачено…

Капитан даже поперхнулся после последних слов коллеги.

— Ни черта у них не схвачено! — резко возражает он.

— А почему тогда мы их никак не можем посадить?! — задиристо спрашивает старлей.

— Не знаю… Но я у них точно не схвачен! — лупит кулаком по столу кэп так, что подпрыгивает посуда.

Смотрю на разошедшихся полицейских. Эти ребята, похоже, честно тянут свою лямку. Без компромиссов.

— А я что — схвачен?! — вскидывается старлей и роняет на пол фуражку. — Да мне уже два раза дверь подпаливали… — говорит он и лезет под стол за своим «аэродромом» .

— А я про тебя и не говорю ничего… — оправдывается капитан, тоже нагибаясь, и шарит руками под столом в поисках закатившейся фуражки приятеля. — Только через нашего начальника ни одна серьезная бумага не проходит почему-то… — говорит он снизу. Мне становится весело. Ребята совсем забыли, что я не из их команды и говорить лишнее при мне не стоит.

Вдруг полицейские одновременно выныривают из-под стола, и капитан пристально смотрит на меня.

— Вы, главное, сами не пытайтесь что-либо предпринимать, — предупреждает он. — Эта команда, о которой мы тут поспорили, на сегодняшнем языке называется «отмороженной»… Это очень опасно…

Я киваю ему. Полицейский, может, и имеет право говорить, что и где опасно, но решать остальное все-таки предстоит мне. И вот мне кажется, что Бенгалу лучше убраться из города, и сделать это как можно быстрее. Но вот беда: никто его о моих мыслях заранее предупредить не сможет… Я же просто мечтаю встретиться с ним и с его отвязанными ребятками, встретиться и поговорить на том языке, который они лучше всего понимают.

— Они хотели отнять у Владимира Андреевича уже налаженное им дело? — интересуюсь у кэпа. Впрочем, тут и так все ясно.

Тот молча кивает, сосредоточенно глядя в свою чашку.

— Я бы этих тварей… — снова не выдерживает старлей, но капитан взглядом заставляет его замолчать.

— Вы вот что… — говорит он, доставая из папки блокнот довольно затрепанного вида, и быстро в нем пишет. — Вот номера моих телефонов: рабочий и домашний… — Он подает мне вырванный листок. — В случае, если у вашей девушки возникнут проблемы, немедленно позвоните. Эти гады будут пытаться запугать до конца. Я удивляюсь, как они до сих пор не нашли сюда дороги…

Кивком даю понять, что мне все ясно.

— А как вас найти в случае чего?.. — интересуется у меня старлей, хрустя печеньем.

— Звоните сюда… — говорю без запинки. — Теперь я не могу оставить девушку без внимания ни на минуту.

Старлей понимающе кивает.

— Будьте осторожны, — говорит капитан. — Простите, как вас зовут?

— Герасим.

— Будьте осторожны, Герасим. Постарайтесь не входить с бандитами в прямой конфликт. Вам одному не выстоять, несмотря на вашу, судя по всему, отличную физическую подготовку. Они кавказцы… Вы меня понимаете?

— Постараюсь… — успокаиваю его.

— Если что, сразу же звоните мне. Или передайте тому, кто будет в тот момент на телефоне. Я предупрежу своих.

— Точно! — поддерживает капитана участковый. — Вот вам и мои телефоны на всякий случай. — Старлей пишет на том же листке свои номера. — Звоните сразу…

— Спасибо. Если что, я непременно этим воспользуюсь, — обещаю полицейским.

Они поднимаются из-за стола, считая разговор законченным.

— Считаю должным поставить вас в известность, дабы вы оценили ситуацию реалистически, — говорит капитан, надевая фуражку и одергивая китель, — на этой банде висит не меньше двенадцати убийств… Но… — он морщится, — доказать это пока невозможно, хотя мы и подозреваем…

— Мы можем только предполагать… — снова встревает в разговор старлей, порывшись зачем-то в своих бумагах и застегивая планшетку. — Не сомневаюсь, если копнуть поглубже, то и трупов за ними отыщется гораздо больше…

— Только никто не копает… — подытоживает мысль участкового капитан и подает мне руку для прощания.

— Спасибо за кофе, — улыбается участковый.

Провожаю их до обшарпанного в постоянных рейдах старого полицейского «уазика».. Возвращаюсь в дом. Оля у себя в комнате стоит у окна и невидящим взглядом смотрит в сад. Подхожу и обнимаю ее слегка за плечи. Она, резко обернувшись, утыкается мне лицом в грудь, но уже не плачет.

— Что же теперь будет, Гера? — тихо произносит она, не поднимая головы.

— Все будет очень и очень хорошо… — говорю ей без всяких сомнений на этот счет. — Ты даже не представляешь, как все у вас будет хорошо и отлично.

Оля поднимает на меня свои большие ясные глаза, в которых я читаю безоговорочную веру в мои слова.

— Правда?

В ее голосе звучит надежда и еще что-то, пока неуловимое для меня.

— Более чем правда… — улыбаюсь я.

Следующие два часа мы провели в дороге и в больнице у отца Ольги. Я познакомился с ее папиком, и мне понравился этот упрямый и честный человек, отставной служака разваливающейся Российской армии. Вместе с ним мы решили, что Ольге пока лучше пожить у сестры погибшей жены Владимира Андреевича. Та обитает на Ленинском проспекте в трехкомнатной квартире с мужем и уже довольно взрослой дочерью. Ольге там будет безопасней. Прощаясь, капитан тоже советовал Ольге, если есть возможность, перебраться пока к родственникам.

— Что ты хочешь предпринять, Герасим? — спрашивает полковник, проницательно глядя на меня.

Ольга, услышав его вопрос, притихла с другой стороны кровати, ожидая моего ответа.

— Все нормально, Владимир Андреевич, — улыбаюсь я. — Просто попытаюсь выяснить некоторые моменты в этом деле…

Владимир Андреевич качает головой, сомневаясь, очевидно, в моих способностях.

— Здесь не война, капитан… — говорит он задумчиво.

Ольга, когда представляла меня своему отцу, тут же выложила все, что сама успела обо мне узнать. Отец отреагировал на услышанное совершенно нормально, только спросил, может ли он знать того полковника, из-за которого у меня не удалась карьера. Я назвал ему фамилию, но, естественно, Владимиру Андреевичу она ничего не сказала.

— Глядя на вас, господин полковник, в такое трудно поверить… — возражаю на его слова, что, мол, не война здесь у нас. А что же? Весь забинтованный, он сейчас больше похож на бойца, попавшего в госпиталь с поля брани, нежели на обычного больного. Полковник улыбается сравнению, но вдруг заходится кашлем, морщась от боли. Ольга быстро наклоняется к нему, я же тянусь к кнопке вызова медсестры. Полковник жестом останавливает мою руку.

— Норма, Герасим… Это ничего… Не смертельно, — говорит он, немного придя в себя.

Выйдя из палаты, я переговорил с его лечащим врачом, и тот заверил, что у полковника все будет в порядке. Ничего опасного для здоровья и жизни. Да и поместили Владимира Андреевича более чем пристойно, в палату на двоих, где второго больного пока нет. Позже я отвез Ольгу к ее сестре на Ленинский. Побыв там с полчаса, собрался уезжать. Оля, провожая меня на лестничную площадку, предложила ключи от их дома, так как я отказался воспользоваться гостеприимством ее сестры. Договорившись, когда я снова подъеду или в крайнем случае позвоню, выбираюсь на улицу. Теплый, солнечный летний день. Узнав от Ольги адрес мастерской ее отца, я на такси еду на Гражданку.

В мастерской я побеседовал с рабочими, друзьями полковника. Получив много полезной информации, еду снова в Озерки, хочу подремать пару часиков. Весь небольшой коллектив, узнав о несчастье своего шефа, собрался после работы навестить его в больнице. Мы договорились, что, если появится кто-нибудь из парней Бенгала, мне тут же откуда-нибудь с улицы сообщат об этом, позвонив по домашнему телефону полковника.

Я проспал два часа, а потом меня разбудила трель телефонного звонка.

— Герасим? — спросил приглушенный мужской голос в трубке.

— Да.

— У нас в гараже гости.

Трубку тут же повесили. Отлично, на ловца и зверь бежит. Мигом собравшись, бегом преодолеваю метров двести до оживленной магистрали и ловлю частника, согласившегося гнать на максимальной скорости до названного мной адреса за солидное вознаграждение. Мужик не соврал, и его старенькая «девятка» летит по улицам так, что мне не раз казалось, что конечной остановкой станет нам городской морг или в лучшем случае больничка. Но водила оказался классный, и через десять минут я уже миновал ворота мастерской, имеющей довольно обширную территорию, обособленную от остального городского мира. Здесь десять больших гаражных боксов. В шести из них ворота открыты, и видны автомобили разных марок. Вдоль дальней стены — несколько машин, принадлежащих, вероятно, рабочим гаража, а посреди двора стоит черная, семисотой модели, «БМВ».

Какой-то работяга, выглянув из бокса, махнул мне рукой в направлении вагончика-конторки. Захожу внутрь — в кабинете Владимира Андреевича шестеро. Двое заместителей полковника и четверо приезжих джигитов.

Все бандиты Бенгала, как говорят теперь, — лица кавказской национальности, но выяснять, откуда именно приехала чернота, мне скучно и неинтересно. Отношение у меня к этим ублюдкам, чувствующим себя королями в нашем городе, совершенно определенное.

— Э! Что хочешь, да?! — Вся кодла смотрит с недоумением, а один из них, по-видимому, старший, заводится с пол-оборота:

— Ты видишь, тут разговор, да? Зачем мешаешь? Подожди, как нормальный человек, на улице!

Гости сидят, расположившись с двух сторон стола, как полновластные хозяева этого заведения, а заместители полковника притулились у окна. Гости нещадно дымят сигаретами.

— Ты, что ли, хозяин здесь? — спрашиваю старшего с издевательской ухмылкой. — Чего пасть открываешь, дарагой, когда тебя никто об этом не спросил?.. Да? — передразниваю его.

— Э-э!! Ну, билядь, ты и наглый! — рычит он угрожающе и медленно поднимается с места. Сидевший рядом с ним крепыш с орлиным шнапаком тоже встает, глядя на меня исподлобья. Двое по другую сторону стола не двигаются, считают, вероятно, что своим участием в разборке окажут мне слишком много чести.

— Не наглый, а справедливый, — ухмыляюсь, не сводя со старшего глаз. Старший взрывается:

— Как ты сказал мнэ?.. А? Повторы? — Он уже готов броситься с «кынжалом». Кавказцы одеты по-летнему, все в цветастых рубахах. Оружия у них с собой нет, разве что перышки в карманах брюк, но это несерьезно.

— «Привет» говорю, козел, — поясняю бестолковому абреку.

Шаг вправо, и ребро правой стопы дробит челюсть этому орлу с непомерно вытянутым клювом. Орел взмахивает крыльями и, войдя в штопор, рушится на пол. Левой стопой припечатываю старшего — вдавливаю ему грудину до позвоночника, и он с грохотом перепархивает через стол. Остальные горцы вскакивают с мест, но сами, наверное, уже поняли, что опоздали. Перепрыгиваю на их сторону и гашу крайнего справа ребром ладони по остро выступающему кадыку. Ударом в пах заставляю присесть четвертого и, схватив за уши, с удовольствием размазываю его морду о поверхность стола. Впрочем, пачкать мебель кровавыми соплями не стоит.

Как половую тряпку, отшвыриваю джигита в угол.

Заместители Владимира Андреевича с ужасом взирают на происходящее. Да, пенсия для военных — это гибель воинского духа.

— Сейчас объясню, что будете делать, — говорю отставникам и обыскиваю кавказцев.

Забрав всю наличку, какая была у черных в карманах, становлюсь обладателем довольно большой суммы денег как в долларах, так и в рублях. Считать некогда.

— Николай Сергеевич, — обращаюсь к заместителю полковника, — подойдите сюда, пожалуйста…

Тот, с опаской обходя валяющихся на полу «гостей», приближается к столу.

— Вот деньги, — указываю ему на две разномастные пачки купюр на столе. — Сейчас поедете в ведомственную охрану. Там заплатите, сколько надо, чтобы с сегодняшнего дня ваш гараж охраняли официально нанятые полицейские… Вы меня поняли?

Тот кивает, потом косится на бездыханные тела. Черные продолжают пребывать в отключке.

— А что делать с ними? — спрашивает он неуверенно. Я улыбаюсь:

— С ними я сам разберусь.

Заместители смотрят на меня недоверчиво.

— Если у вас спросят, приезжали ли к вам эти друзья, скажете, что нет.

Отставники начинают трястись мелкой дрожью.

— Спокойно, господа офицеры! — рычу на них. — Отставить мандраж! Вы на войне!!

Мой резкий тон действует на них положительно. Мужчины подтягиваются и уже тверже смотрят мне в глаза.

— Этих тварей — в свободный бокс. И туда же их машину, — отдаю распоряжение. — Сначала я с ними поговорю, а потом отвезу подальше.

— Понял. Сейчас все сделаем, — говорит Николай Сергеевич и выходит из вагончика.

Второй заместитель присматривается к развалившимся на полу.

— Где служил, сынок? — спрашивает он, с улыбкой поднимая голову. Подмигиваю ему:

— Спецназ, батя.

— Ясно, — хмыкает второй зам. — Живых не будет… — И, наклонившись, проверяет пульс на шее одного из гостей.

После получасовой беседы с джигитами я уже знаю, кого, где и как мне искать. Судя по рассказам моих подопечных, до Бенгала добраться будет трудновато. Абреки были со мной очень откровенны — слава Богу, в гараже нашлись слесарные инструменты, использование коих в «задушевной» беседе облегчило получение интересующей меня информации. Обратно в «БМВ» я загружаю уже трупы. Свернуть шеи этим бойцам не составило особого труда. Обещание, зарок, который я дал себе по приезде в город, уже не имеет силы. Время истекло, и руки у меня развязаны.

Выгоняю «БМВ» на улицу и, проехав в другой конец района, оставляю машину с трупами возле пустыря. Снимаю тонкие резиновые перчатки, без которых, как правило, не работаю, засовываю их в урну. Дворами выхожу к ближайшему проспекту. С пересадками на троллейбусе и трамвае добираюсь до небольшого ресторанчика на Гражданке. Здесь, как мне теперь известно, собираются «гости» нашего города, чтобы обсудить свои финансовые дела. Надеваю предварительно новую пару резиновых перчаток, захожу в ресторан с черного хода. У меня этих резинок как у хорошей хозяйки для мытья посуды. Не в каждой семье есть ведь аппарат для мойки. Проскальзываю мимо полупьяного пожилого грузчика, влачащего тележку, груженную пустыми ящиками, и оказываюсь в узком служебном коридоре.

Машин перед парадным входом я не видел, а во дворе — только один трехсотый «мерседес». Похоже, хозяин этой забегаловки на месте. Поскольку еще не вечер, народу в зале не должно быть много. Замечаю мелькнувшего в коридоре охранника, он открыл дверь и куда-то вошел. Охранник русский. Прохожу по пустому коридору и выясняю, где тут выход к бару, а также двери в кухню. Молоденькая официантка выкатывает из кухни столик на колесиках с приготовленными на нем блюдами. Ныряю в дверь, куда только что зашел охранник. Это помещение для отдыха персонала. Охранник сидит ко мне спиной в кресле и пьет кофе, глядя в телевизор. Услышав шаги, он хочет обернуться и, конечно, не успевает. Слегка придавливаю его рукой и, рывком сбросив на пол, припечатываю коленом спину. Вот так, — мордой в пол. И без глупостей.

— Где шеф? — спрашиваю тихо, специально искажая голос, и одновременно избавляю паренька, от 71-го табельного «ижака» с укороченным пээмовским патроном.

— В семнадцатом кабинете… — хрипит боец.

— Где ключ от этой комнаты?

— На столе…

— Вот и молодец, — хвалю его за готовность помочь и вырубаю надолго. Все, что здесь произойдет в дальнейшем, его не касается. Он всего лишь нанятый рабочий из охранного агентства.

Забираю ключ и выглядываю в коридор. В дальнем конце стоят и болтают, дымя сигаретами, две официантки. Выхожу, закрываю дверь на ключ. Семь шагов до двери с номером семнадцать. Цифры выведены красной масляной краской. Красный цвет скоро будет доминировать в этом помещении. Налегаю на дверь плечом — закрыто. Стучусь, как порядочный. Краем глаза вижу, что девчонки не обращают на меня внимания, судачат о чем-то своем.

— Кто? — голос из-за двери. Даже это короткое слово произносится с характерным акцентом. Забыл спросить охранника, как зовут его шефа. Ладно, хрен с ним, назовемся сами.