Очнулся я уже в этом селении. Как выяснилось, к тому моменту прошло уже несколько недель – все это время я был в горячке. Бежать отсюда в одиночку практически невозможно, к тому же долгое время трикстеры держали меня на цепи. Однако впоследствии это рыжее чучело – тут Ловалонга скорчил такую гримасу, что Каэ не выдержала и покатилась со смеху, – обнаружило, что я не выношу трикстерских женщин, считая их грубыми, невежественными и похотливыми грязнулями. Тогда он приказал расковать меня и поставил охранять своих жен. Но как вы попали сюда?
      – Трикстеры захватили в плен караван, который шел в ал-Ахкаф. Я и мои спутники путешествовали с этим караваном, намереваясь достичь Урукура в самый короткий срок...
      Каэтана не успела договорить, ибо рыцарь перебил ее:
      – Но когда я уезжал из замка, вы были не совсем... – он замялся и наконец подобрал наиболее деликатный оборот, – не совсем здоровы. Прошу прощения, ваше высочество, если я заговорил на запретную тему...
      Было видно, что его раздирают сомнения и он хочет задать ей множество вопросов, но его сдерживают железная дисциплина и повиновение. Похоже, он до сих пор считал себя подданным эламского герцога.
      – Можешь говорить свободно, – сказала Каэ после недолгого раздумья. – И спрашивать обо всем, чтобы тебе было легче понять, а мне рассказать. Но сначала ответь, каким временем мы располагаем?
      Ловалонга быстро прикинул и ответил:
      – Около двух часов, ваше высочество.
      – Успеем, – кивнула Каэ. – Надеюсь, что за это время с моими спутниками ничего не случится?
      – Абсолютно ничего. Сейчас готовят погребальный костер, пиршество и произносят заклинания, чтобы призвать Муругана. Все это время ваши спутники будут в безопасности. Располагайте мной, ваше высочество. Я буду счастлив умереть за вас.
      – Глупо, – ответила Каэтана резко. – Глупо умирать и быть счастливым от этого. Высшая доблесть, рыцарь, – Уметь прожить так, чтобы выполнить все тебе предначертанное. Спрашивай же скорее.
      На лице воина отразилось изумление, но он быстро правился с собой:
      – Вы окончательно пришли в себя?
      – Окончательно. Но цена этому – то, что я не помню вообще ничего из прошлого. Моим знаниям о мире всего около недели. Поэтому можно сказать, что ко мне вернулся разум в обмен на память. Знаю только, что герцог Арра погиб вместе со всеми слугами и воинами.
      На подвижном лице Ловалонги отразилось смятение и горе, но он тут же взял себя в руки. Глаза его сухо блестели.
      – Как это произошло, ваше высочество?
      – В замке побывал тот, кого Воршуд, один из моих спутников, зовет К Ночи Непоминаемым. Арра тогда только что вызвал меня из другого, моего мира, и я вообще ничего не понимала. Он погиб у меня на глазах, завещав мне идти в ал-Ахкаф, что мы до сего дня и пытались сделать. А теперь расскажи, что знаешь ты.
      – Немногое, ваше высочество. Около десяти лет тому Высокий герцог уехал в странствие, а возвратился только недавно и привез вас с собой. К сожалению, вы были не в разуме. Герцог Арра доверял мне настолько, что иногда оставлял вас на мое попечение, если ему было необходимо отлучиться. Крайне редко вы приходили в себя и начинали кого-то искать. Я всегда рассказывал герцогу об этих проблесках вашего сознания, и он светлел лицом. Он надеялся, что сможет вылечить вас. Но я ничего не знаю о вашем мире.
      – Я бы подумала, Ловалонга, что была больна и этот мир является плодом моего воображения, но слова, сказанные Аррой после его смерти – он явился ко мне в зеркале, – свидетельствуют о том, что я никогда не сходила с ума. Скорее была разделена на две части. Одна Я – эта Я – жила в другом мире, а вторая Я – точная копия меня – находилась в замке. Потом Арра осуществил слияние, и мы соединились в одно целое. Но кто я, почему меня никто не знал в Эламе до прошлого года, чем я так помешала богам, что они за мной охотятся, не знаю, но предупреждаю тебя, что, становясь рядом со мной, ты становишься поперек дороги Новым богам.
      – Я готов, – просто ответил Ловалонга.
      – Тогда давай все обсудим в другой раз, а сейчас я бы хотела освободить своих друзей.
      – У меня есть идея, ваше высочество.
      – У меня тоже. Называй меня, пожалуйста, Каэтаной.
      Когда два часа спустя Маннагарт явился, чтобы увести Каэтану за пиршественный стол, она была гораздо более ласкова и поведала ему, что давно уже мечтала выйти замуж за могучего вождя, чтобы произвести. на свет еще более могучих вождей, которые завоюют земли Западного мира и на века прославят имя великого Маннагарта.
      Все, что говорила странная женщина-воин, музыкой отдавалось в ушах рыжебородого. Ему казалось, что он и сам всегда так думал и это было его предназначением с первых минут жизни. Просто раньше никто не мог так легко и ясно выразить великие и очень умные мысли, которые прятались где-то в глубине его большой головы. Разве эти коровы, которые отравляли ему жизнь, могли понять величие человека, родившегося в лесах Аллефельда? Он, Маннагарт, сын ящера Муругана, станет великим королем и... как там говорит его новая жена?
      Вождь с интересом прислушался к тому, что вдохновенно несла Каэтана, осененная единственной идеей – обхитрить рыжее чучело и добиться свободы сегодня же.
      – О тебе будут слагать песни и легенды, ты будешь властелином половины Варда, и все короли приползут к тебе, чтобы поклониться твоему величию.
      – А вторая половина Варда? – обиженно спросил Маннагарт.
      – А вторую половину Варда оставь своим детям и внукам, иначе они передерутся между собой.
      – Э! – глубокомысленно заметил вождь. Ему нравилось, что в присутствии новой жены его голову посещают разные мудрые мысли. «Надо будет проводить с ней побольше времени», – решил он про себя. Единственное разочарование, которое постигло рыжего, заключалось в том, что, по обычаям родины невесты, нареченным не позволялось выказывать друг другу никаких нежных чувств до первой брачной ночи – а, напротив, выглядеть суровыми и строгими.
      – Тем сильнее будет страсть, которая вспыхнет ночью, – пояснила Каэ, – и дети, зачатые в такой любви, будут прекрасны.
      Покивав, Маннагарт согласился и с этим.
      – А как тебе твой сторож?
      – Ненавижу его, а он ненавидит меня. Хочу, чтобы охранял только он, – быстро ответила Каэ.
      – Ничего не понимаю, – честно сказал вождь. – Почему хочешь, если ты ему не нравишься, а он – тебе?
      – Потому что лучше, когда охраняет мужчина, который не будет на меня пялиться в твое отсутствие, и ты не будешь его ревновать ко мне. Ведь это ты все так умно придумал, а я только покорно следую за тобой.
      Услышав слова покорности из уст этой дикой кошки, Маннагарт окончательно растаял. В этом блаженном состоянии он даже не задумался над странными просьбами новой жены и тут же приказал принести оружие пленников, как она распорядилась, а их самих привести к месту празднества задолго до того, как велит обычай.
      За стенами поселения на полных парах шли приготовления к празднику, и вождь находился в самом центре событий. Он ухитрялся раздавать направо и налево десятки бестолковых указаний, пинал нерадивых слуг, несколько раз затевал потасовку с самыми непокорными воинами и гордо поглядывал на всех и каждого.
      Ни от кого не укрылось, что на этот раз Маннагарт почти не обращал внимания на чужих жен и девушек – так, щипнул пару раз, но без воодушевления. Зато то и дело он подходил с каким-нибудь вопросом к новой жене, и вскоре даже самые непонятливые уразумели, кто будет править племенем в ближайшее время.
      – Змея, – шипели женщины трикстеров, глядя на хрупкую барышню, которая заняла почетное место во главе стола, установленного прямо на траве. Каэ сидела на месте воина – по правую руку от мужа, – и голова ее была гордо поднята. Когда кто-то из военачальников Маннагарта указал ему на это упущение, рыжебородый даже не удостоил его ответом. Он только проследил удовлетворенным взглядом, как тонкая рука новой жены произвела скользящее движение к уху трикстера и тот мешком повалился рядом со своим вождем. Военачальник был крепким, поэтому почти сразу пришел в себя и мутными, налитыми кровью глазами уставился на Каэтану.
      – Я не люблю, когда перечат моему мужу – великому и могущественному Маннагарту, запомни это, – произнесла она ледяным тоном.
      Троих пленников привели на место праздника и поставили за спиной у Каэтаны, подчиняясь ее распоряжениям.
      – Хитра госпожа! – восхищенно шепнул Джангарай.
      – Почему хитра? – удивился простодушный Борудонкай.
      – Теперь Маннагарт, хочешь не хочешь, вынужден ее поддерживать. Нет, как ловко! – Джангарай, наблюдая за действиями своей госпожи, уже не беспокоился ни о собственной судьбе, ни о судьбе своих друзей. Он был уверен, что у Каэ есть какой-то диковинный план, иначе она не стала бы так кокетничать с рыжим чучелом.
      А ведь кокетничала. Странно было видеть, сколько женской хитрости, очарования и обаяния растрачивается на безмозглого варвара, совершенно ошалевшего от новой «супруги».
      Она ластилась к нему, расхваливала его мыслимые и немыслимые достоинства, краснела и бледнела, когда это было необходимо, и даже замкнулась в гордом молчании, когда Маннагарт попытался сравнить ее с предыдущими женами. Впрочем, вопрос о большом количестве жен она тоже решила с ходу.
      – Бедняжка мой, – прошептала она, поигрывая рыжими космами мужа, – красавец мой, как же ты намучился!
      – Намучился, – подтвердил Маннагарт. – А почему?
      – Что же это за мерзавки, если они не смогли быть тебе достойными женами? Когда женщина не в состоянии дать своему мужу то блаженство, которого он заслуживает, бедный мужчина вынужден искать себе все новых и новых женщин...
      – Вынужден, – расстроился Маннагарт.
      – А если бы они справлялись со своими обязанностями, если бы ласкали мужа так, чтобы он не думал о других, если бы мужу завидовали все окрестные власти, и военачальники и воины, что у него такая женщина, которую достоин иметь только великий владыка, – вот тогда мужчина счастлив.
      – Только тогда, – постановил рыжий.
      – Как же тебе было тяжко с твоими коровами, если ты так много раз женился!
      – Злые, жирные и глупые, – нажаловался Маннагарт.
      – Когда ты завоюешь обширные земли, тебе будет нужно управлять ими, – щебетала Каэ, – и ты будешь нуждаться в заботе, внимании и понимании.
      – Буду, – уверенно заявил вождь.
      – Эля великому Маннагарту! – неожиданно рявкнула Каэ так, что стоявший за ее спиной альв подпрыгнул. – Вы что, олухи, не видите, что ваш вождь хочет эля?
      Вождь, который постоянно хотел эля, восхитился:
      – Как ты догадалась, женщина?
      – По твоим глазам, прекрасный мой. Они ясно сказали мне, что ты хочешь эля, чтобы над большим кувшином обдумать новые мысли, которые только что при-шли тебе в голову.
      – Да... – немного растерялся вождь. – А какие именно мысли мне стоит обдумать раньше всего?
      – Смотри-ка, – восхитился Джангарай, – как общение с госпожой действует на этого тупицу. Он же скоро как человек заговорит!
      – Я думаю, ты понял, как глупо устроена церемония. Сначала Отец Муруган сжирает пленника, а потом на полный желудок сражается с воином. Ты любишь сражаться на полный желудок?
      – Нет! – уверенно ответил Маннагарт. – Лучше есть после доброго сражения, чем сражаться после доброго обеда.
      – Так за чем же дело стало? Пусть сначала воин позабавит Отца Муругана, а затем мы поднесем ему вкусную еду – уже после сражения.
      – Я мудрый, – громко возвестил вождь. – И я хочу доставить много-много радости нашему могучему Отцу. Пусть он сначала легко убьет этого могучего воина, а затем с удовольствием съест вот это мясо. – И он ткнул пальцем в покачнувшегося от ужаса альва.
      Трикстеры на поляне взорвались приветственными криками – новшество, предложенное вождем, им явно понравилось.
      Маннагарт выбрался из-за стола и, не расставаясь с кувшином эля, отправился к своим военачальникам, чтобы обсудить новые мудрые мысли.
      Каэ, воспользовавшись мгновением, в сопровождении Ловалонги подошла к пленникам. Несколько трикстеров, охранявших их, изнывали от жары и скуки. При виде Каэ они зашевелились. На их лицах отражалась борьба двух противоположных мыслей – с одной стороны, надо было оказать все знаки почтения супруге Маннагарта, поскольку она сейчас забирает власть в свои руки. С другой стороны, варварам претило обращаться с женщиной с уважением, и они топтались на месте, не зная, как себя повести и что предпринять. Они переводили взгляд с бесстрастного лица Ловалонги на. Каэтану и обратно.
      Однако Каэ быстро разрешила эту проблему.
      – Привяжите пленников друг к другу! – приказала она и, видя замешательство трикстеров, добавила:
      – А сами пойдите выпейте, закусите. Что на жаре стоять – вы же не пленники!
      Этот аргумент оказался настолько убедительным, что воины поспешили выполнить ее приказание.
      – А если вождь?.. – начал было один из них.
      – Если мой прекрасный супруг, – с неподражаемой интонацией произнесла Каэ, – захочет узнать у вас, почему вы покинули свое место, то скажите ему, что это я послала вас попросить его не пить стоя на солнце, потому что к вечеру у него будет болеть голова. Пусть пьет эль в тени деревьев. И еще – прикажите слугам переставить столы в тень, на ту сторону поляны.
      – Но ведь они всегда стояли здесь, – заволновались воины.
      – И что в этом хорошего? – искренне удивилась Каэтана. – Голова-то всегда на следующий день разламывается.
      Воины покивали, подтверждая: да, разламывается, да еще как!
      – Ну вот, выполняйте!
      Трикстеры справедливо рассудили, что выпить прохладного эля гораздо лучше, чем стоять на жаре, и со всех ног поспешили выполнить распоряжение супруги вождя пока она, чего доброго, не передумала. Мудрая, однако, жена у Маннагарта.
      Каэтана приблизилась к своим друзьям и произнесла:
      – Будьте готовы в любую секунду сбежать. Это, – она кивнула в сторону Ловалонги, – наш друг. Все объясню потом. Бордонкай, тебе придется сразиться с Муруганом, – не знаю, что оно такое. Я помогу. Когда начнется паника – бегите. Оружие лежит прямо за мной на земле. Подойдете поближе, мы перережем вам веревки. Знаком будет...
      – Покашливание, – невинно заметил Джангарай, глядя в небо.
      – Значит, покашливание, – улыбнулась Каэ. – Ничего банальнее не придумалось?
      – Нашли когда пикироваться – воскликнул альв. – Мной сейчас обедать будут.
      – Не сейчас, – прогудел Бордонкай, – а потом. А потом обедать будет некому.
      Военачальники что-то горячо втолковывали Маннагарту. Каэ увидела, что на другом краю поляны разгораются дебаты, и поспешила на помощь «мужу». Ей совсем не хотелось, чтобы все пошло не по плану.
      – Почему ты приказала переставить столы? – набросился на нее длинный усатый трикстер, увешанный бляхами и побрякушками.
      – Я думаю о людях, которые всегда должны быть здоровы и веселы под властью моего мудрого мужа и вашего вождя, – немедленно ответила она. – Кому нужны воины, мучающиеся с утра похмельем? Злые, неразговорчивые и вялые? Чтобы завоевать мир, нужны бодрые и веселые герои.
      Военачальники замерли с открытыми ртами – о перспективе завоевания мира они слышали впервые.
      Маннагарт напыжился, гордо выпрямился и высоко поднял руку с зажатым в ней кувшином.
      – Я стал гораздо мудрее, чем прежде, – возвестил он на всю поляну. – Мне пора совершать великие походы и завоевания! Нечего моему народу жить в болотах и лесах – мы, новые покорители Варда, вольем свою кровь в жилы этих раскрашенных болванов!
      – Кто это – раскрашенные болваны? – спросила Каэ у Ловалонги.
      – Не важно, госпожа. Это же тронная речь.
      – И то верно.
      Никто не заметил, что Ловалонга легким движением пододвинул оружие поближе к альву и Джангараю. Каэтана протянула руку назад, и талисенна вложил в нее оба клинка, на которые ему кивком указал ингетвон. Почувствовав тяжесть мечей Гоффаннона, Каэтана успокоилась. Она сама не могла определить, когда мечи Гоффаннона стали ее частью, ее плотью, продолжением рук, но теперь очень остро чувствовала это странное родство.
      Двое пленников по-прежнему занимали свое место за спиной Каэтаны, стоя в тени деревьев на самом краю прогалины. Шумная толпа воинов уселась за длинными столами. Тут же крутились дети и собаки в надежде урвать лакомый кусок. Толстые веселые женщины сновали вокруг пирующих, разнося невероятное количество всякой снеди и выпивки. Изредка какой-нибудь воин притягивал к себе на колени приглянувшуюся ему «красавицу» и смачно целовал ее.
      – Смотри внимательно, – наклонился Маннагарт к «жене». – Сейчас должен прийти Отец Муруган. Готовьте воина! – крикнул он слугам.
      Бордонкая развязали, вручили ему Ущербную Луну и вывели на середину прогалины, развернув лицом к лесу. С десяток воинов выстроились на значительном удалении от исполина и натянули луки, всем своим видом давая понять, что если тот использует оружие нет для поединка, то будет тут же поражен стрелами.
      Воспользовавшись тем, что все лесные люди раскрыв рты следили за гигантом, который спокойно разминал затекшие мускулы, и ожидали появления своего Отца, Ловалонга незаметно перерезал веревки альву и Джангараю.
      Из чащи леса донесся страшный треск.
      – Сейчас, – возбужденно толкнул Каэтану рыжий вождь. – Отец уже идет.
      Трикстеры, державшие Бордонкая под прицелом своих луков, отступили еще дальше, когда из чащи леса донесся громоподобный рык.
      – Отец Муруган! – хором возвестили военачальники.
      Бордонкай, не выказывая ни страха, ни замешательства двинулся в ту сторону, откуда доносилось рычание.
      Каэтана напряглась, понимая, что удобная для побега минута может наступить в любой момент и тогда ее нельзя будет упустить.
      Однако она слегка оторопела, когда из чащи леса на поляну выбрался зверь, которого трикстеры называли Отцом Муруганом. Такого Каэ не ожидала. Огромный ящер, гигантская рептилия – причем явно хищная, покрытая толстой морщинистой кожей, с немигающими холодными глазами убийцы, – Муруган производил жуткое впечатление.
      Был он в полтора человеческих роста высотой и около пяти метров в длину. Голова его состояла в основном из громадной пасти, в которой блестел частокол страшных зубов. При его появлении легкий ветерок донес до сидящих на другом конце поляны особый запах, присущий рептилиям, – резкий, густой и неприятный. Чем больше Каэтана вглядывалась в него, тем больше он вызывал у нее смутных ассоциаций, пока она наконец не догадалась, что Муруган похож на предка тех животных, которых трикстеры используют вместо лошадей. При воспоминании о конях ее мысли потекли совсем в другом направлении. Она потянула Маннагарта за край плаща:
      – А где наши кони?
      – Молчи, женщина, это же Отец Муруган!
      – Мы бы принесли их в жертву.
      – Продали, продали мы коней и верблюдов, молчи! – Маннагарт находился в смятении, не зная, чей гнев сулит ему больше неприятностей – женин или Отца Муругана. Но супруга успокоилась быстро – Каэтана искренне сожалела об отсутствии коней, однако на скакунов трикстеров ее не заставили бы сесть ни за какие коврижки.
      Ловалонга наклонился к самому ее уху и прошел
      – Если удастся, то будем уходить через болота, без коней. У За Бордонкая Каэтана не волновалась. Скорее ее интересовала реакция трикстеров на предвидимый ею исход поединка. Дело в том, что Муруган действительно выглядел весьма устрашающе и на парализованную страхом жертву мог нападать безбоязненно. Но сейчас, впервые за все время, перед ним стоял гораздо более грозный противник, нежели он сам. Если Джангараю, Ловалонге или Каэ пришлось бы туго в поединке с ящером из-за того, что они должны были полагаться на быстроту реакции, и только, то у Бордонкая было еще преимущество в силе. А в легкости и быстроте движения ящер и подавно уступал гемерту.
      Исполин Бордонкай двигался легко, как кошка. Он пошел прямо, на ящера, вращая над головой огромной секирой, и трикстеры, как один, шумно вздохнули: они еще не поняли, чем грозит закончиться этот поединок, ибо слишком привыкли к могуществу Муругана, но уже теперь оценили в Бордонкае великого воина.
      Ящер неловко вертел головой на неподвижной шее. Чтобы как следует разглядеть добычу, ему нужно было разворачиваться всем корпусом, – он казался громоздким и неповоротливым. А тут еще снопы солнечных лучей, отражаясь от лезвия секиры, попадали прямо в глаза, мешая Муругану как следует разглядеть свою жертву. Ящер остановился посреди поляны, выпятил мощную грудь и издал трубный рев. Его хвост метался по траве, оставляя в ней глубокие борозды. Зрелище было воистину великолепным и впечатляющим, но Каэтана уже не сомневалась насчет исхода битвы.
      Бордонкай перепрыгнул через хвост, пронесшийся у самых его ног, и оказался справа от ящера. В тот же миг секира со свистом опустилась на бок зверя, слегка соскользнула по шее, ободрав толстую кожу, и со смачным хрустом вонзилась в правое предплечье, почти полностью отрубив переднюю лапу. Не прекращая движения, Бордонкай выдернул из страшной раны свое оружие и, уже весь забрызганный кровью противника, вонзил острое навершие секиры в глаз Муругана, после чего совершил громадный прыжок в сторону – и вовремя. Ящер забился, истошно заревел от невыносимой боли и попытался повернуть обратно в лес.
      Трикстеры ахнули, не понимая еще, что происходит. На их глазах разыгрывалась страшная трагедия – пришлый воин уничтожал их божество, а они бездействовали, потому что закон и ритуал предполагали честный поединок. Только никто не мог подумать, что найдется человек, способный противостоять звериной мощи Отца.
      Бордонкай не дал ящеру скрыться в чаще. Он в два прыжка догнал его, держась правой стороны – там, где пустая глазница истекала кровавыми слезами, – и ударил секирой по могучей шее. Даже такой гигант, как Бордонкай, не смог с первого удара перерубить ее, но страшная зияющая рана появилась на теле ящера. Он еще раз заревел в смертельной муке, споткнулся неловко на раненой лапе и упал. Его голова бессильно уткнулась в, траву, а тело забилось в агонии, за которой неминуемо должна была последовать смерть.
      Истошный крик, одновременно вырвавшийся из сотен глоток, пронесся по поляне. Трикстеры привстали, подаваясь всем телом в сторону места битвы, и в этот миг Каэ закашлялась. Более нелепого знака она не могла себе представить, – единственное благо, что на ее кашель ошалевшие от ужаса лесные люди не обратили внимания.
      Правда, Джангарай и альв, зачарованные зрелищем поединка, тоже не отреагировали, – Ловалонге пришлось дернуть ингевона за руку. Тот моментально опомнился, схватил свои мечи, потянул за собой альва, и они бросились к Бордонкаю.
      Все происходило в считанные доли секунды. Как рассудили в самом начале Каэ и талисенна, самыми опасными для друзей были лучники, с двух сторон оцепившие прогалину. Правда, сейчас, опешившие от неожиданности, они опустили луки, но времени у пленников все равно было слишком мало. Поэтому, когда, добежав до Бордонкая, Каэтана дернула его за руку и прохрипела:
      «Падайте!» – Джангарай, альв и исполин не раздумывая послушались ее. Каэ тоже ничком рухнула на землю в тот миг, когда Ловалонга во всю мощь своих легких рявкнул:
      – Стреляй!
      Страшное напряжение последних минут, охватившее трикстеров, разрядилось в одну секунду благодаря этому повелительному окрику. Прежде чем кто-либо успел что-нибудь сообразить, лучники вскинули луки и выпустили стрелы, не среагировав на то, что их жертвы стали падать до залпа. Теперь у друзей было несколько секунд, пока варвары наложат на тетиву новые стрелы, прицелятся... Этого времени было невероятно мало, но все же лучше, чем вообще ничего.
      – Бежим!!! – Ловалонга потянул Каэтану за руку.
      Она, еще не успев надеть перевязь с мечами, неловко поднялась, подвернув ногу, и, хромая, побежала за талисенной. Остальные кинулись следом.
      Благо они находились у самого края прогалины, поэтому первые стрелы, взвизгнувшие в воздухе, уже не могли их достать, – беглецы оказались в гуще деревьев. Стрелы свистели над их головами, впиваясь в стволы, срезали ветки и осыпали друзей листьями.
      Судя по раздавшимся сзади крикам, трикстеры опомнились и бросились в погоню.
      – Дрянь дело, – сообщил запыхавшийся Джангарай, петляя между деревьями. – Они в этом лесу каждый кустик знают.
      – Будем уходить врассыпную? – предложила Каэ.
      – Нет! – воспротивились хором Ловалонга и Бордонкай. – Только вместе.
      – Но вместе нас перебить легче...
      Громкий рев разъяренного Маннагарта перекрыл в эту минуту все остальные звуки:
      – Брать только живыми!
      – Ну, во второй раз это будет сложнее. – Каэ остановилась и прижалась спиной к стволу гигантского хвойного дерева.
      Друзья последовали ее примеру, и каждый выбрал себе более или менее удобную позицию.
      – Мы дорого продадим свои жизни, – пообещал госпоже Ловалонга.
      – Еще чего! Наши жизни не продаются, – хищно улыбнулась она. – Мы обязаны выжить. Только я не представляю, как это сделать.
      Шумная ватага трикстеров высыпала из зарослей и растерянно остановилась. Сражаться в лесу варварам было не очень-то привычно, когда речь шла о таких искусных воинах, как их теперешние противники. Над Бордонкаем незримо сиял ореол победителя Муругана, и к нему относились больше чем просто с почтением, – человек, уничтоживший божество, вызывает суеверный Ужас. Трикстеры с радостью бросили бы преследование, но потеря новой жены довела вождя до исступления. Багровый от ярости, растрепанный, исцарапанный колючими ветками, Маннагарт рвался захватить пленников.
      – Ты от меня не уйдешь! – завопил он, едва заметив Каэ, стоявшую спиной к дереву с двумя обнаженными клинками в руках.
      – Я с тобой развожусь! – крикнула она в ответ. Несмотря на трагичность ситуации, альв захихикал.
      – Вперед! – скомандовал вождь, указывая огромным мечом на беглецов.
      Его воины, однако, топтались в нерешительности. Умирать не хотелось никому. Рассказы о том, скольких людей захваченные накануне пленники зарубили насмерть или изувечили, еще не выветрились из тупых голов трикстеров.
      – Сам лови свою жену, – наконец буркнул самый храбрый воин. – Нам такая ведьма ни к чему.
      Маннагарт зарычал, брызгая слюной. Жену он терять не хотел, но собственная голова тоже представляла для него значительную ценность. Он видел, как сражается Бордонкай, помнил, как дерется Каэтана, и боялся рисковать. Отступить же ему мешала гордость. Да и недолго он оставался бы вождем после того, как варвары увидели, что их предводитель спасовал. Битва была неизбежна.
      Когда Маннагарт осторожно двинулся вперед, прикидывая, кто из спутников его жены первым встанет на ее защиту и нападет на него, трикстеры оживились. Если только беглецы откроют тыл, увесистые дубины снова сослужат верную службу. Однако друзья понимали это не хуже варваров.
      – Не отходите от деревьев! – скомандовала Каэ. – А с ним я разберусь сама.
      Вождь с его неловкими движениями и замедленной реакцией не вызывал ни малейших опасений. Вот только ей очень не хотелось его убивать.
      – Пойдем домой, – неожиданно произнес вождь. – Я всех прощу и тебя колотить не буду. Пойдем, а?
      Каэтана замерла. Если бы он угрожал ей мечом, она, ни секунды не сомневаясь, убила его, как чудовище, бездушное и жестокое, стоящее между ней и свободой. А так – на смешного, нелепого, глупого – ей не хотелось поднимать руку.
      – Я не могу, – попыталась она объясниться, понимая всю бесполезность разговора.
      – Ты же обещала, что я буду управлять половиной Варда, – жалобно, как ребенок, сказал рыжий. – Пойдем.
      – С половиной Варда придется повременить, одернул его Джангарай.
      – Почему? – растерялся вождь.
      Каэтана опустила руки: только этого и не хватало – семейный скандал по-трикстерски с участием родственников и знакомых с обеих сторон... Неизвестно, чем бы закончилось это нелепое положение. Вероятно, кровопролитной схваткой, когда рассвирепевший вождь забыл бы обо всем, исполненный желания отомстить за собственный позор и гибель Муругана, но все изменилось в считанные доли секунды.
      Из чащи леса вышел человек, прихрамывающий на правую ногу и закутанный в длинный плащ грязно-бурого цвета. Он не был ничем примечателен – обычный человек, каких тринадцать на дюжину.
      – Брось меч, – негромко сказал он Маннагарту, и тот, к удивлению беглецов, повиновался, затем склонил голову и отошел в сторону.
      – Они убили Отца Муругана, – подал голос кто-то из трикстеров, но хромой ответил ровным бесцветным тоном:
      – Я присутствовал при его смерти.
      – Вон тот исполин, – не унимался трикстер, указывая рукой на Бордонкая. – Накажи его, если ты наш покровитель. Накажи на наших глазах!
      – Ты слишком много говоришь, – так же ровно и бесстрастно молвил человек, махнув рукой в сторону варвара.
      На лице последнего отразилось удивление, а спустя миг он уже рухнул на землю.
      – Пусть идут, – сказал человек, поворачиваясь к трикстерам, – я даю им час жизни. Через час вы можете Делать что хотите. Даже преследовать их, хотя я бы не советовал.
      – Она моя жена, – сказал Маннагарт, показывая на Каэтану.
      – Она не может быть твоей женой, – спокойно ответил человек.
      – Почему?
      – Она не хочет. Все бывает только по доброй воле. Пусть идут, – терпеливо повторил хромой. – А вы останетесь здесь.
      Повинуясь его голосу, варвары не тронулись с места даже тогда, когда беглецы стали пятиться и наконец исчезли в чаще леса.
      – Как ты думаешь, кто это был? – спросил Джангарай у Бордонкая.
      – Какая разница, если он нам помог, – прогудел тот, широко шагая по плотному ковру из опавшей хвои и листьев. – Главное, чтобы они потом не стали нас преследовать.
      – Трикстеры упрямы, глупы и мстительны, – негромко сказал Ловалонга. – Они обязательно пойдут по нашему следу.
      – Так кто же ты? – недоверчиво спросил Джангарай, разглядывая талисенну с ног до головы.
      – Я один из военачальников эламского герцога и верный слуга госпожи.
      – Неплохо сказано, и хорошо, если бы это было правдой.