Виктория Угрюмова
      Два героя
      - Ну-ка, плесни полную. Уфф... так и до инсульта недолго. Этот, тоже мне, хмырь рогатый, падлюка, сволочь. "Звезды снимешь! Рапорт положишь, а потом я тебя сам, своими руками по стенке размажу!" Дерьмо собачье. Еще посмотрим, кто кого размажет. Меня, боевого генерала, за ошейник не возьмешь, как кутенка какого-нибудь. Я за себя постою.
      Нет, ну ты понимаешь? Он меня спрашивает, как их туда занесло, каким, говорит, ветром. Если бы я это знал, я бы перед ним на ковре Ленку-Еньку не вытаптывал, как медведь базарный...
      Плесни-ка еще! О, то, что надо - в самый раз. Хорошо пошла, голубушка, хорошо. Прямо тепло по душе разливается; я, видишь ли, брат, верю, что душа где-то возле желудка находится. Нет, это точно, без балды. Вот, скажем к примеру, сегодня - этот старый пес на меня орет, и таки душа в пятки уходит; умеет он страху нагнать. И вот спроси меня, спроси, что именно вниз ухает? То-то и оно, что желудок.
      Еще плесни. Плесни, говорю, не жалей. Чай, не свою расходуешь.
      Что стряслось, интересуешься? Ох, я бы и сам хотел знать, что там у них стряслось...
      Ты про новую конструкцию-то хоть слыхал? А, да, ну как же это чтобы ты, и вдруг не слыхал. Пять против одного ставлю, что и в чертежи сумел заглянуть, и на нее, голубушку, в собранном виде полюбоваться успел. Ну, колись, колись, не кокетничай, как институтка на первом балу. Видал?
      Ого! Огогошеньки! Я так и знал, что ты, стервец, недаром в органы пошел. Все-то ты знаешь, все-то видел. Впрочем, мне сейчас твоя осведомленность только на руку: вдвоем легче будет решить. Мне, Борька, твоя помощь во как! - позарез необходима. Потому что такого конфуза в моем ведомстве давненько не бывало. Чтобы вот так взять и запросто угробить единственный эспериментальный экземпляр! Нет, это уму непостижимо. До сих пор поверить не могу, сколько ни стараюсь. Ррраз! И пять лет каторжной работы псу под хвост... А-ах ты ж...
      А какой красавец, какой красавец был! Да что я - ты ж сам видел. Куколка! Бриллиант! Шедевр! Нет, скажи, скажи, правда, шедевр? Произведение, можно сказать, искусства. А техники, а железа в него напихано было! Он только что салон не подметал и кофе не варил, а так все сам мог делать, голубчик. А линии, линии какие четкие. До совершенства доведен был; всем КБ пыхтели сколько лет. Я не преувеличиваю - ему этот Камов с..ный в подметки не годился... И название, по-моему, на уровне - "Королевский скат". Чего лыбишься, дура? Ну и что, что королевского ската в природе нет. В природе много чего нет, зато в нашей родной армии имеется. И не в нашей тоже, к сожалению. И как это нас угораздило защитниками Родины стать, а?
      Колбаски передай. Вот спасибочки...
      Между прочим, я против был, когда решили испытания проводить в боевых условиях. Какие боевые могут быть? Они меня тогда так ехидненько-ехидненько: "Вы, что, господин генерал, не уверены в боеспособности вашей машины?"
      Скажи, Борька, как звучит клево: господин генерал!
      А я им отвечаю, что, дескать, господин генерал во всем уверен, но человек предполагает, а Бог располагает, и неча Ваньку валять. Какого черта на рожон лезть? Знаешь, что меня больше всего пугает: мы, армейские, должны их, гражданских, уговаривать в войну не соваться. Или это всегда так было, что солдаты миролюбивее остальных - просто я об этом не задумывался раньше.
      Слышь, меня Чубатый там к стенке ставит, кричит: "Кастрирую гада!", а я ему так в морду его плоскую и выпалил. Я, говорю, больше твоего души и жизни в эту машину вложил. Ты о ней только отчеты читал, да пару раз на полигон приезжал в трусах бронированных; а я и спал, и ел, и жил там. У этой вертушки вместо керосина моей кровушкой баки заправлены. И нечего меня стращать - у меня горе, не у тебя, долбо...а! Ну, конечно, последнее словцо я про себя промурлыкал: хоть в глазах и темно от злости, а свой предел понимаю. Я, говорю, и дите свое потерял, и двух товарищей боевых, с которыми мы столько войн прошагали, сколько другим и не снилось. Нас с ними через мясорубку пяток раз пропустили, так что теперь и не разберешь, кто есть кто. У меня, говорю ему, считай, что руки-ноги оторвало. А ты меня пугать вздумал! Я ему так и сказал, что после Афгана уже бояться перестал, а ведь Афган-то в моей биографии был далеко не последней "тепленькой точкой планеты".
      Поверишь ли, даже думать всерьез не хочу, что произошло. Ночью вскинусь на подушке, и как волк серый взвою - до того тошно. Что?! Что там не сработало?! И так их странно занесло. Сперва, вроде, точно по курсу шли. Потом передают - дескать, непредвиденные обстоятельства. А я им, дурак, кричу: "Когда же это обстоятельства были предвиденные?"
      Потом треск, шум. И ведь, понимаешь, отключилась эта хренотень, которая их на экран радара выводила. А саму-то вертушку - ну, ты знаешь - проектировали, чтоб ни одна дура засечь не смогла. "Стелс" е...ный! И все, и конец связи. Сушите весла, пишите некрологи.
      Что? Что ты сказал?! Нет, ты еще раз повтори, и членораздельно. Внятно повтори! Я тебе, Борька, давно говорил, что ваши органы из человека сволочь делают за рекордно короткий срок. Как у тебя только язык повернулся такое сказать? И о ком - о своих же друзьях! Да ты хоть знаешь, сколько у них было до того возможностей увести свою машину? Да ты хоть знаешь, что мы вместе прошли?! Дурак ты, Борис, и думки у тебя дурацкие. Даже зла не хватает; и слов нет, одни междометия. И формулировочки какие подобрал, НКВДвские: "переметнулись", "угнали". Психолог недоделанный! Шерлок Холмс! Подумал он... А больше ты ничего подумать не успел?
      Да ладно-ладно, не кипятись, я понимаю. Понимаю, что ты обязан все возможности предусмотреть. Да не заводись ты, Христом-богом прошу, а то ведь друг друга угробим невзначай - оба на пределе. Давай чокнемся по полста. Не бери в голову дурного, а в руки тяжелого. Я понимаю...
      Я и сам, грешным делом, признаюсь, о таком повороте думал. А что такого, в конце-то концов? Денег нет и в ближайшие лет сто не предвидится. Крыша над головой такая хреновая, что смех разбирает. Помнишь, как ее Зинка в молодости называла? "Двухлитровая банка с раздельным санузлом" - вот так. Она теперь по этому самому раздельному санузлу только мечтать может. До генеральши дослужилась, а квартиру купить не в состоянии, потому что состояния нет. Что? Ну, конечно, ругается. Даже не ругается, а как циркулярка пилит - на таких оборотах, что огрызаться не успеваю. Да и совесть не позволяет, откровенно говоря. Что она со мной в жизни видела? Сашку сама вырастила - папка только наезжал; поседела и сморщилась от горя. Помнишь, ей как-то похоронку прислали? Вообрази, я как-то и забыл за давностью лет. Ну, для меня похоронка - это не предел возможностей наших руководителей. Сашка как начнет расспрашивать про войну, не знаю - что и отвечать. Про головы отрезанные, да про то, что по Вавиловской книге в Афгане летали, потому что карт не было?! Да, так Зинка недавно мне и говорит: - "У всех, Лешенька, Отечественная война в 45-ом году закончилась, а у меня до сих пор идет. Сколько же еще?" - И что ей отвечать прикажешь?
      Я-то хоть теперь не летаю. А у ребят жены молодые, и сами они тоже в полном расцвете. И ни тебе денег, ни квартиры, одно чувство глубокого морального удовлетворения и гордости за свою Родину, так ее перетак. А Родина какая-то непривычная, карту каждый день заново изучать приходится, потому вчера это Родина, а сегодня уже оккупированные земли. Черт-те что и сбоку бантик!
      Нет, я правда думал, что могло... чем лукавый не шутит, когда Бог спит. А он, судя по тому, как мы по-собачьи живем, снотворное недавно принял. И так, и сяк я это, Борька, вертел - нет, не сходится. Если они "Ската" сдать решили, что же там вышло не по-ихнему? Он же таких бабок стоит, что при жизни можно себе золотой памятник поставить и еще внукам останется. Ну, предположим - хоть и говорить про это противно, не то что верить всерьез - что каким-то образом они договорились, что пригонят вертушку в целости и сохранности на условное место. Их там с таким экскортом ждать были должны, что никаких случайностей быть не могло. И спецагенты нашего "заокеанского друга" с оплатой за проделанную работу в зубах им должны были ближе мамы родной показаться! С чего бы это они по своим кровным баксам стрелять начали? Вот ты бы, Борька, стал? И я, нет. Или - или, тут третьего не дано.
      Семьи, опять же, дети... Я про убеждения принципиально не говорю, потому что чужая душа - потемки. Да что чужая! Я и в своей-то толком разобраться не всегда могу. Но все-таки, все-таки мне кажется - не такие они ребята, чтобы подобное учудить. Мне сдается, что просто железо чего-то напутало, а когда они поняли, в чем беда, поздно было. Положили, сколько смогли...
      Так что выходит по-всякому - герои они. Как есть, герои. И хоть орденом их не воскресить, но это лучше, чем ничего. Я Чубатому завтра же представление к наградам на обоих, посмертно... К высшим наградам. И пусть он мне попробует это прокомментировать. Что мне терять, а, когда я уже почти все потерял?
      Ну, Борька, старый пес. Давай выпьем с тобой за светлую память новопреставленных рабов божиих - Георгия и Михаила. Пусть им небо будет пухом.
      x x x
      - Вот ты, Ниночка, думаешь, что у нас с ним любовь была. И все так думали. А я не отрицала, потому что неудобно. Недоделанные мы, Ниночка, с самого детства, со школы еще. Нам такие взгляды прививают, что без любви жить вроде как бы и стыдно, и неправдно даже. А какая, к черту, любовь?!
      Нет, когда я замуж за него выходила, я в ЗАГС как на крыльях летела. Господи! Господи! Как же я влюблена тогда была. Ты ведь помнишь, какой красавец на свадебной фотографии?! Высокий, стройный, веселый. Да и потом ничего был, но в молодости... Мне казалось, что никого надежнее на целом свете нет; что я за ним, как за каменной стеной. Мы как-то в парке на компанию одну напоролись... Слово за слово, что-то эти ребята про меня сказали... представляешь, не помню, что именно. Да и стоит ли такой чушью память перегружать? Словом, Миша тогда их разбросал, как лев шакалов. Правда-правда, я тогда в дневнике так и записала: "Он набросился на них, как могучий лев на стаю шакалов".
      Теперь это так смешно и нелепо звучит...
      А потом начались наши мытарства. Знаешь, у меня ведь тетка тоже была замужем за военным; и я, глядя на нее, и себе представляла, что всю жизнь придется по гарнизонам мотаться. И готовилась к этому. Думала, буду терпеливой и любящей супругой, детей буду ему растить и воспитывать правильно, учить их, чтобы они отцом гордились. А он у нас вертолетчик, красавец, умница. Думала, счастливы будем. Оба молодые, образованные, профессии в руках. Знаешь, как я хотела своей жизнью жить! Чтобы не с мамой-папой, а с мужем, с сыном, о дочке мечтала - с косичками рыженькими и с веснушками. И чтобы дом уютный был, и готовить буду всякие вкусности, пироги там, вареники, борщи. Он ведь, как всякий мужик, покушать любил.
      Правильно говорят, что благими намерениями дорога в ад вымощена.
      Я и представить себе не могла, что ничего этого не будет. Нет, поначалу, когда здесь остались, я даже радовалась - все-таки дома. А я еще совсем девочка была, что мы понимаем-то в девятнадцать лет? Все-таки чужие города меня очень страшили, и переездов я побаивалась, а тут все на удивление удачно стало складываться. И комнатка у нас была - не Бог весть что, но не с родителями; ты же знаешь, Ниночка, с мамой у меня никогда доверительных отношений не было. Мишу она сразу невзлюбила, так что возможность совместного проживания отпала сразу. Это уже позже, после папиной смерти, мы на какое-то время съехались; тоже, кстати, была огромная ошибка с моей стороны.
      Но самое главное, что мне и в страшном сне привидеться не могло, что придется мужа с войны домой ждать. И знать не знаешь - привезут ли тебе цинк, или сам в отпуск выберется. А на чем летали! Ниночка! На чем они летали - знала бы ты, ужаснулась! На каких-то допотопных лоханках. И ведь были же, были же машины классные, так нет же! У нас пушечное мясо дешевле всего стоит. Что ты говоришь?.. Может быть, может быть, ты права; наверное, везде так, но у нас еще страшнее, потому что с русской удалью, с российским размахом все делают: и людей губят, в том числе. За просто так губят - теперь уже не за идеи и принципы, а как бы по инерции. И смысла в этом кошмаре нет, и правды, и надо жить как-то, и мозги постепенно вскипают.
      Знаешь, я так думаю - это страх постоянный мне душу выел. Страх и ожидание. Больше же ничего в жизни и не было, если разобраться. Все бабы, как бабы - с мужьями в кино, в гости, в театры ходят. Или не ходят. Тогда ругаются. Я на работе сотрудниц слушала как-то, а они жалуются: мой, говорит, весь день у телевизора просидел; а вторая плачется, что ее муж все выходные что-то там мастерил, а ей - полслова в полчаса. Я слушаю их, а сама думаю - Боже, Боже, они хоть понимают, как счастливы?! Нет, не понимают. А я не то что в выходные, я Костьку рожала одна! Мать в командировку умотала - она всегда была женщина самостоятельная и внука не хотела. А Миша... ты понимаешь государственное задание, оно же превыше всего. Долг, честь и прочее... И вот мне подруги одеяло принесли, потому что мамочка чемодан с пеленками разгрузила, с собой забрала - он самый удобный в доме был. А пеленки в шкаф засунула, и они их найти не смогли... Так, сиротами и поехали домой.
      Вот тогда, Ниночка, я вдруг поняла, что во мне что-то сломалось. Не плакала, не скулила, нет. Наоборот, веселая такая злость поднялась: а я чем хуже других?! Когда Костику год исполнился, папа наш приехал. Целую я его, в глаза заглядываю, и страшно становится. Чужой, совсем чужой человек. Слишком долго его не было.
      Сперва я переживала сильно. Последней сволочью себя чувствовала, предательницей. Он там, где-то, свою кровь проливает, а я тут любить его не могу. Его убить могут в любую минуту, а у меня самая серьезная проблема - это пеленки. Только подобный аутотренинг мне ничуть не помог.
      Устала я. Понимаешь?
      Устала.
      И никто в этом виноват не был: ни он, ни я. Только вот что я осознала - не такая уж я и негодная и пропащая. Не война ведь. Он же где-то летает, где-то. И какое мне до этого дело, в сущности? Сколько я его потом просила, даже на колени становилась. Мишенька, умоляла, ангел мой, да брось ты свою винтокрылую авиацию! Да поживи же как человек, и нам с Костькой дай жить! И в компьютерах разбирался, и в технике - столько дел для него на гражданке было. И друзья его к себе звали - друзей много всегда было, для друзей он ровно святой - и в институт, и в КБ, и после - когда уже рынок наш перекошенный образовываться стал - приезжал бывший его сослуживец на таком автомобиле, что я, Ниночка, просто ахнула. Я по натуре человек не завистливый, без машины обошлась бы - но на одной картошке свихнуться можно. И сильнее всего раздражает эта дикая нестабильность. Не то что там нищие или хотя бы за чертой бедности, нет, конечно. До такого свинства еще не доходило. Но то густо, то пусто - да что я тебе-то это рассказываю? Будто ты иначе живешь... Словом, жить могли, как баре. И покой был бы, вот что главное. Покой и уверенность, что не одна, что с мужем, что живой он. Может, любовь бы и вернулась...
      Нет! Не захотел. Он, видите ли, без этого уже не может.
      И я, Ниночка, тоже уже не могла.
      Пятнадцать лет из жизни вычеркнуто... Помнишь, в школе когда-то тряпкой с доски мел стирали, и оставались такие белые, грязные разводы? Вот и у меня подобное же ощущение от прошлого - одни мутные разводы на черном фоне. И то, что его не стало, это другое, чем просто вдовье горе.
      Да, плакала, как ненормальная. Все глаза выплакала, это правда. Глупо все как-то получилось.
      Он когда из дому выходил в тот день, мы переругались страшно. В усмерть, можно сказать. Им который раз денег вовремя не дали: так, кинули, как кость, какую-то часть. Ну, меня и разобрало, высказалась я. Чего греха таить - не впервые, конечно. И не в десятый раз, и не в сотый. Самой противно, Ниночка, а остановиться не могу. Так мне это осточертело все! И я ему напоследок сказала: зачем, говорю, летите вы с Жоркой? Да мужики вы или нет?! Скажите, что пока денег не дадут, пусть сами летают. Я же не слепая, я же видела, какая шуба у доченьки их Чубатого, а о жене его я вообще не говорю - вся в бриллиантах ходит, как Элизабет Тейлор. А я копейки считаю от зарплаты до зарплаты...
      Господи, прости меня грешную - снова завелась. Извини, Ниночка. Это беспросветное и непреходящее. Кажется теперь, что я родилась с этими проблемами. И все мечталось, что вот потерпим чуть-чуть, а после жить станем; вот потерпим, а потом лучше будет. Куда нам - жизнь к середине подошла, если не две трети проскочило, а воз и ныне там.
      Словом, разругались мы. Он мне кричал, что я меркантильная, скупая, глупая. Что я его всю жизнь давлю, и сына испортила. Да что теперь-то вспоминать худое?! Сама, небось, знаешь, что сгоряча кричат. Но только я увидела вдруг, что и он от меня устал. Что и правда, кроме этих вертолетов и боевых действий, в его жизни нет ничего стоящего. Что я... Словом, страшно сказать, дорогая моя, но это даже к лучшему, что его не стало. На развод мы бы не решились по многим причинам, а так - и ему лучше, и мне. Он много раз повторял, что хотел бы умереть в небе, чтобы... Миша не говорил, почему, но я догадывалась: он себя в душе чувствовал как бы архангелом Михаилом - тоже воин, тоже крылатый.
      Хоть одна его мечта сбылась.
      А мне нужно свою жизнь устраивать, пока я вовсе не выстарилась и не стала похожа на чучело. Ты не смотри на меня, Ниночка, такими глазами. Я не жестокая, не подлая - это меня жизнь такой сделала; суровая наша действительность. И Костику еще жить и жить, мне о нем думать нужно. Теперь только он у меня и остался из всех близких.
      Конечно, Миша погиб как герой, но я тебе скажу по секрету - лучше бы они с Жоркой этот вертолет угнали да американцам передали. Может, их там бы оценили по достоинству; денег бы отвалили, звание серьезное. И работали бы себе в свое удовольствие на своих обожаемых вертушках. Эх, порядочность наша, российская! Героизм! А на кой он сдался?!
      Мне вот пенсию назначили - кот наплакал.
      Зато орден принесли в коробочке. И грамотку. Я в рамочку взяла и на стенку повесила.
      Костик очень отцом гордится...
      x x x
      - А их так и звали все за глаза - два архангела.
      Почему? Нетрудно догадаться. Очень символично: один Михаил, второй - Георгий. Оба летают, оба такие, как с иконы. Нет, ну просто иначе и быть не могло. Даже когда один в компании где появлялся, его так и представляли: Два Архангела. Прозвища - хуже клейма, прилипнут не отскребешь ни в жисть. Вот у нас парень один в полку был, хороший такой, слова поперек не скажет, и летчик отменный; а как прилипло к нему дурацкое Полкармашка, так и на панихиде кто-то ляпнул: "Хороним, - дескать, - дорогого нам всем Полкармашка...", - ну и далее, по тексту.
      А эти всем на зависть друзьями были - не разлей вода. Они еще с Афгана друг к дружке прикипели. Оба еще совсем мальчишки. Мишка тогда только-только женился, а Жорка и не мыслил о таком насилии над своей личностью. На разных вертушках летали. В смысле, не на одном и том же. А так, почти все мы на Ми-8 скрипели и тому, Главнебу, молились, чтобы выдюжила таратайка. Ну вот, я и говорю, что Жоркина как раз и скопытилась, и, как водится, случилось это именно что посреди площади... Если, конечно, то место, где он застрял, можно вообще как-то обозвать. Сидит себе под огнем, скучает, отстреливается. Ну, всякое такое... В носу поковыривает, и мысленно - это он мне сам потом говорил - приводит в порядок все свои земные дела. Потому у него всегда граната была на такой случай приготовлена. Он все твердил: - " Я не такой дурак и не такой герой, чтобы до последнего патрона отстреливаться. С них, духов, и предпоследнего хватит..." - ты понял, о чем он.
      Короче, Мишка за ним смотался туда-назад, из-под "стингера" чудом вывернулся. И Жорку, что называется, спас. Как он это сделать умудрился? До сих пор легенды ходят. Он ведь еще щестерых по дороге подобрал. И не то, чтобы везло ему особенно, а только он не земным человеком родился, а небесным - я тебе точно скажу. И потому Главнебо очень к нему расположено было. По пословице: рыбак рыбака видит издалека.
      Ты вот думаешь, где они сейчас? - То-то, на небе...
      Ну а после, когда новые вертушки появились, они вдвоем летать стали. Вдвоем они вообще, как человек будущего. Они на чем хошь полететь могли, хоть на вентиляторе, хоть на миксере, абы что крутилось и обороты набирало. Я сам не без наград, и опыт какой-никакой имеется, но я тебе по-простому скажу: я человек сухопутный, на меня притяжение действует, как на любой предмет, а они сюда по ошибке запорхнули.
      Потом и Жорка женился, и жены, вроде, лагодные попались, только не про них вся эта жизнь была. Это мы можем ругаться, а тут же и мириться, и любиться, а после снова тарелкой об пол. И ты так можешь, и я, и наш Чубатый, хоть он всему здешнему ведомству начало и конец... А им это невмоготу было - я же видел. И не только я, все ребята знали, что они без дела смурные становились, серые какие-то, пришибленные. А как вызывают их да дают особо опасное "важное государственное", так прямо светиться изнутри начинают. А после полета - другие существа, не идут - порхают. Потом их снова в пыль пригибало, тоже правда, но не они тому виной.
      Они не жаловались никогда. Ребята иной раз соберутся, выпьют по сто-пин-десять, и давай своим благоверным косточки перемывать. Я заметил, кстати, хуже сплетниц, чем мы, мужики, отыскать трудно. Бабам, тем некогда столько языками чесать. А Два Архангела всегда молчали. Только видно было невооруженным глазом, что скучно им тут неимоверно, тоскливо и отчаянно не по себе. И зачем жены им и дети, и вопросы оплаты труда и жилищные удобства - все это невообразимо не умещается в их мир, такой ясный, чистый и всегда красивый.
      Некрасивого неба вообще не бывает...
      Тут вот балачки пошли, что они "Ската" угнать собирались, да только у них чего-то не вышло.Если услышишь от кого такую сплетню, сразу передай, что Хрущ ему мОзги повыбивает за такой треп. За этот треп отвечать надо. И кто скажет-то - новички зеленые. Нет, ты не обижайся, новичок новичку рознь - я понимаю.
      Ты меня слушай, такого в их жизни быть не могло. Они на этой машине помешаны оба были, пылинки с нее сдували и винтики ей вылизывали. Не веришь - кого хочешь спроси. Не бывает так, чтобы ты взял, да, скажем, сына своего продал за бабки - пусть и огроменные. И они тоже не могли.
      Железо это, ну, компьютер во всем виноват. Больше некому. Да что говорить! То вертолет с самолетом столкнутся - совсем вот недавно последний случай был - так экипаж обвиноватили; то самолеты падают, то еще что... Анекдот даже есть такой, не слышал?
      - Столкнулись самолет с поездом.
      - Как это?
      - Загляделись на тонущий пароход.
      Это вполне про нас. Ты тоже заранее не пугайся, но и не рассчитывай на лучшее. Или ты думаешь, что везде разруха, а тут полный порядок, потому что испытательный полигон и секретные машины? Накося-выкуси. Не бывает так, чтобы где-то было хорошо, а везде плохо - закон сообщающихся сосудов. В школе учили еще. Почему, кстати, и на боевые операции на таких вот фифах летаем - потому дешевле, чем испытания здесь проводить. Да разве кто признается?..
      И официальное расследование закончилось быстро. Сразу признали, что сбой был в системе управления; поговаривают даже - у них стрелялку заклинило, а это вообще кранты. Но после они этим сволочам жару дали! А говорят-то, говорят... Они там все покрошили. "Скат" - тоже не игрушечка, живого таракана не останется.
      Ордена им дали. Посмертно.
      И откуда ж ты такой зеленый вынырнул, что о Двух Архангелах не слыхал? Из Сахары, что ли...
      Ты когда лететь будешь, и что не так, проси у них. Мы все у них просим...
      Говорят, когда уж вовсе худо - мелькнет вдруг впереди крыло белое. Я, конечно, в сказки не верю, и в слухи. Но это не сказки и не слухи - это чистая правда, чистая, ей-ей. Ну как спирт медицинский. Мне Волох рассказывал, что лично видел, а его слово верное. Да и не могут Два Архангела своих боевых друзей вот так оставить.
      Ну, давай, блаженной памяти пятьдесят грамм, и лети себе с Богом...
      x x x
      - Мы, Энтони, совершили страшную ошибку, когда всей страной возомнили, что вдруг поняли русских. А надо было обратиться к истории. Наполеон думал, что постиг их, и каков результат?! Бисмарк предупреждал. Пример Гитлера должен был бы всех научить. Но нет же...
      Кажется, что Россия - это одно, а отдельный человек - все равно другое. Да еще после тех изобличений, которые так нашумели во всем мире. Да и экономические трудности... Там же понять ничего нельзя, это же не экономические, и не политические проблемы - это то же самое, что еще при этих, при татарах. Я специально литературой интересовался. То же самое: разброд, разобщенность, глупость повальная, а при этом повальная же гениальность и скособоченное представление о героизме.
      Чтоб им пусто было!
      Летчик его класса у нас бы имел все и даже больше. Вы бы видели его, Энтони. У него машина в руках просто пела. Вы знаете, я отнюдь не романтик, и мне чужд этот сугубо лирический подход к жизни. Я прагматик, и горжусь этим. Но...
      Вы же знаете, чего мне стоило найти к нему ходы, вообще узнать, что он существует на свете. Эти идиоты-режиссеры, когда снимают фильмы о шпионах, даже не задумываются над тем, что тысячная доля трудностей не воспроизводится. Впрочем, что с них взять.
      Я перепахал пол-России, пока не узнал об этих Двух Архангелах. Нет, Вы только вслушайтесь, Энтони, как Вам это прозвище?
      С другой стороны, коллеги говорили, что сейчас там проще - все продается и покупается, так что система секретности дает сбои. Кого-то купить можно. Кого-то... Энтони, мне пришлось покупать всех! Когда шеф увидел счет, у него сделалось что-то вроде удара. С другой стороны, при надежде на успех, он был готов заплатить и вдвое, и втрое.
      Я долго искал, как к нему подойти. Показалось, что нашел единственное слабое место - небо и вертолеты. И когда я окончательно и бесповоротно уверился в этом, я рискнул. Я нарисовал ему такие возможности, я раскинул перед этим русским чудаком такие горизонты... Кстати, русский чудак говорил по-английски, как вот мы с Вами, а по-немецки и по-японски - гораздо лучше... Но это к слову. Просто, я был уверен в том, что это сыграет весьма важную роль в развитии его карьеры. На карьеру ему было, откровенно говоря, наплевать. Но чем выше звание и чин, тем проще летать на его обожаемых вертолетах - я ему это твердо обещал, и уверен, что наше ведомство свое обещание выполнило бы.
      Знаете, Энтони, я сам не считал его перебежчиком. Ну что ему там было терять? Той страны, в которой он родился, давно уже нет, остались сплошные воспоминания, и те растоптаны. Бесцельность многих их войн, позор... То, что теперь называется Россией - разве эта страна думает о таких талантливых своих сыновьях? Разве она что-то может им дать, кроме бесцельных метаний?
      Энтони, я пробыл там слишком долго, чтобы не убедиться самому: они все, все! хотят работать, и не могут этого сделать, хотя работы там невпроворот. Страна парадоксов.
      Словом, Энтони, он согласился. Не сразу, серьезно взвесив все "за" и "против" и задав мне достаточное количество разумных и толковых вопросов - как и полагается деловому человеку, который знает себе цену. Мне было приятно общаться с ним, друг мой. Я наслаждался его обществом, а кому, как не Вам, знать, что со мной это случается редко. Я вообще не склонен доверять людям. Оказалось, что я прав...
      Но в конечном итоге, хоть этот парень меня и здорово подставил, и я вообще ничего не понимаю, я вспоминаю о нем с теплом. И с печалью. Жаль, что все вышло так, как вышло. Единственное, чем я утешаю себя это тем, что, наверное, он сам этого захотел.
      Единственное, что он просил еще - это позаботиться о его друге.
      Я дал свое согласие: нам это было только на руку.
      Энтони! Это была блестяще разработанная операция, и весь отдел недаром сушил над ней мозги несколько месяцев подряд. Я гордился своими ребятами и собой. Чего теперь скрывать от Вас, друг мой? Не сегодня-завтра Вам обязательно расскажут подробности. Да это и неважно... Он должен был проводить испытательный полет в боевых условиях. Предполагается, что летчики до последнего не знают, куда их отправят, но на самом деле все известно заранее. Ну, и мы подсуетились...
      Когда-то в детстве я вычитал у Дюма: "Знали бы люди, на каких тончайших нитях порой висят судьбы целых народов"... Как тонко, как верно замечено. Я иногда смотрю TV и думаю - какая ложь, какой спектакль - ведь на самом деле все обстоит иначе, и те, кто стоят за кулисами, прекрасно об этом знают.
      Дрянная у нас работа, Энтони. А делать что-нибудь другое я не умею, да и поздно уже переучиваться. Только не обращайте на это внимания - нервы, пустое... Надеюсь я не попаду в санаторий для сотрудников нашей службы на пожизненное лечение? Очень на это надеюсь.
      Да, да, я знаю, что отвлекся. Просто вспоминать об этом неприятно, да и рассказывать особо нечего. Мы ждали его в условленной точке, где было, естественно, большое скопление наземной техники их противника. Он должен был подлететь без единого выстрела и посадить вертолет... Рутина, одним словом.
      Он вышел на связь на указанной волне, все шло по плану до последнего. Что-то там происходило у них, на борту... Но что? Представляете, вдруг, после долгого молчания, он вызывает меня и заявляет: "Прости, друг. Не выходит ничего. Жаль, но не выходит," - а потом добавляет, - "Из норы не высовывайся!"
      Энтони, я так и не понял, почему он начал стрелять!
      И еще - моя, как он выразился, "нора" осталась целехонькой. А ведь он там хорошо все отутюжил, пока его не подстрелили...
      x x x
      - А что Вы хотели, чтобы я сделал? Смотрел гляделками, как с нашим стратегическим оружием творится неладное, и расслаблялся, как в сауне?! Нет, не выйдет! И ответственность будем нести поровну!
      Только не нужно припутывать к служебным обязанностям такие неконкретные вещи, как гуманизм, порядочность и ... что Вы там еще говорили? Наши героические летчики знают, на что идут. Мужчина рождается для страданий, для трудностей и испытаний. Вся история нашего народа нас этому учит.
      Что? Хорошо, поговорим без демагогии. Откровенно. Меня это даже радует, потому что я лично человек прямой, простой и этим горжусь.
      Вам давно пора бы знать, что подобные операции состоят из двух частей - и когда экспериментальная техника выходит из строя над вражеской территорией, и когда возникает реальная угроза захвата, мы вводим... страховку.
      Да! Это и называется страховкой! Иначе эта машина уже была бы у американцев, а я не верю в нашу с ними дружбу, и никто не верит. Два мира - два способа жизни, знаете ли. Золотые слова. И никто их еще не отменял. Мы другие, мы разные, нам есть, что делить. А когда есть, что делить, все остальное - это просто хорошая мина при плохой игре. Или что-то подобное.
      Да, я готов согласиться, что мы действовали с упреждением. Но это армия, это боевые действия, и авось да кабы у нас не проходят. Это жестоко, но война - жестокая штука. А я военный человек. Допускаю, что Вы правы; что они могли бы вытянуть к нашей границе и вернуть вертолет в целости и сохранности, но что если они задумали сдать его? А что если бы не вытянули? А если бы спасательная экспедиция не подоспела вовремя? Тысячи подобных "если". Мы не имеем права так рисковать.
      Что-то там засбоило. Да, да, они стали стрелять, но с опозданием. С таким серьезным опозданием, что это поневоле стало внушать подозрение.
      Возможно, Вы и правы. Согласен с Вами, что это могли быть неполадки с компьютером. Или с бортовым, или с нашим. Но вертолет был сделан по усовершенствованной технологии "Стелс", и в любую минуту мог пропасть с экрана радаров. Точнее, он и пропал, только не с наших... Если бы мои ребята не присобачили в последнюю секунду скромную штуковину к брюху, Бог знает, что теперь могло бы быть.
      Я не обязан отчитываться перед их ведомством. Тоже мне - летчики, служба безопасности, и прочие. Прошу прощения, если что произошло бы, то скальп вместе с головой Вы бы снимали с меня. Вот я и отдал приказ. А пенсии вдовам назначены; и представление к высшим наградам я подписал, не колеблясь. Страна должна знать своих героев и награждать их по заслугам.
      Не понял Вашего вопроса... А-аа! Вот Вы о чем, снова о духовном. Я скажу так: если бы у меня душа трепетала при каждом приказе открывать огонь, который я когда-либо отдавал, я бы давно был не здесь, а в доме скорби. Я не циник. А если и циник, то значит, цинизм является неотъемлемой частью моей профессии. Что касается моей совести, то она мучает меня только в свободное от службы время, не в ущерб делу, так сказать. А свободного времени у меня немного...
      Разрешите идти?
      Всего хорошего. Супруге нижайший поклон и наилучшие пожелания.
      А что касается этого дела... Как частное лицо частному лицу, скажу Вам - ребят жаль, конечно. Говорят, лучшие из лучших. Но тем более - повторись все заново, опять приказал бы уничтожить этот злосчастный вертолет...
      x x x
      Кто понимает, что такое героизм?
      Разумно ли это?
      Ведь героизм - явление несколько противоестественное; то бишь, существующее вопреки разуму и инстинкту самосохранения.
      Опять же, вопрос, во имя чего? И какой ценой, что тоже немаловажно...
      Ну, понятно, когда есть реальная возможность ценой неимоверных усилий и жертв достичь желаемого результата. Скажем так, как защищали блокадный Ленинград. Или отстаивали Козельск от татар. Неимоверно, на грани реального, на пределе, но все же объяснимо... То есть - мозги не заворачиваются в узелок, пытаясь разобраться в сущности происходящего. Ибо есть цель. Цель конкретная, могущая быть названной определенным словом.
      Можно уразуметь, когда человек отдает свою жизнь за жизнь другого человека или многих людей. Самопожертвование... Понять труднее; и потому по-настоящему представляют себе, что это такое, редкие люди. Но тут надо подчеркнуть слово "по-настоящему".
      А если не то и не другое, тогда что?
      Когда немцы вторглись в Данию, у этого крохотного государства вовсе не было армии. И на границе, в деревянной будочке, размещалась кукольная - с точки зрения германского командования - застава из двух или трех человек, двое из которых были вооружены традиционными секирами, и только у лейтенанта оказался пистолет. Знаете, что они сделали? Нет, не капитулировали. Вступили в сражение с колонной бронетехники, которая угрожала покою их границ.
      Немцы сравняли их с землей... Причем, несколько удивленно; ибо нелепость подобного поведения была настолько очевидной, что не требовала дополнительного осмысления. Нелепо, правда, всего лишь нелепо... Отчего только плакать хочется? Кажется, не от жалости...
      Дания - ужасно маленькая страна. И при этом дороги в ней прекрасные, так что та самая бронетанковая колонна довольно быстро добралась до Копенгагена, в центре которого стоит королевский дворец, охраняемый ротой мушкетеров. По традиции, они вооружены шпагами.
      Следующий акт героической трагедии разыгрался именно здесь. Потому что когда тяжеленные танки, на броне которых сидели победоносные солдаты Третьего Рейха, подползли к дворцовой площади, выворачивая гусеницами старую брусчатку, ворота дворца распахнулись... И оттуда вылетел во весь опор конный отряд мушкетеров, размахивающих сверкающими шпагами. И кирасы блестели, и гривы коней развевались...
      Еще более удивишись, немцы расстреляли их из одного-единственного пулемета, уложив на дворцовой площади весь цвет датского дворянства во главе с наследником престола.
      И поскольку они знали, на что шли, исполняя свой долг перед королем и отечеством, то что это было: героизм или глупость?! Или что-то третье, чему еще нет названия, потому что и долг, и честь, и совесть - это, конечно, верно, но не описывают самого главного, того, что можно представить, как светлую-светлую точечку, искорку в глубине души...
      Это отступление вот к чему: знают ли те, кто раздают награды, за что они их вручают? Что именно это был за подвиг?
      x x x
      - О,кей! Будем вовремя... - сказал командир вертолета и отключился от внешнего переговорника.
      Он все решил и все взвесил.
      Вроде бы, так и есть.
      Когда говорили, что отступать некуда, потому что позади Москва сами не представляли, какие они богатые и счастливые. Ему отступать было некуда, потому что позади не было ничего.
      Чернота.
      Пустота.
      Глухомань. В смысле, живешь, словно в стране глухих, и никто, никто тебя не слышит, сколько ни кричи, сколько ни надрывайся.
      Только небо имело для него ценность в этом обезумевшем мире, но и до неба нужно было еще добираться и добираться. Объективные трудности... Субъективные трудности.
      Предателем он себя не считал, потому что никого не предал.
      Жене даже лучше будет. Его станут считать погибшим, дадут ей пенсию. Сын, опять же, гордиться станет. А, может, и не станет. Кто его знает? Он вообще неясно в кого уродился. Хороший парень, но как троюродный. Молчит, смотрит исподлобья. Все ему чего-то не хватает; все твердит, что у других ребят шмотки лучше и техника. Он сам мало что в этом смыслил: ему всегда казалось, главное - чтобы небо чистое, голубое, чтобы летать...
      И еще Жорка - друг. Он-то здесь. Только вот как ему объяснить? Командир был уверен, что слова найдутся, отыщутся. Жорке тоже терять нечего, они всегда вместе и были, и будут. А когда он узнает, что их ждет, то, конечно, согласится. Не может не согласиться. Незачем ему отказываться, потому что от такого шанса не откажется ни один дурак.
      Они свое отвоевали, и сполна испили из чаши чужой глупости.
      И тогда, когда на неповоротливом, словно грузовик, Ми-восьмом петляли в узких ущельях Афгана; и когда духи палили что есть дури из "Мух" вслед, и Бог спасал, хотя его и не просили, потому что просить было некогда. И когда капитана - виртуоза и аса - нелепо до одури угробил какой-то пацаненок, швырнувший гранату прямо в открытое по случаю пекла окно - это прямо на аэродроме! Охрана, мать вашу!
      И потом, когда Жорку отстранили от полетов на год, потому что он летал лучше своего начальника, а тому невмоготу было. И когда зарплату не давали, и жена стонала, как привидение. И ведь можно было ее понять, можно, но это же уже не жизнь!
      Окончательно все сместилось во время последних событий. Потому что в других случаях хоть были чужаки, а эти-то вначале считались своими. Хотя и хуже чужаков оказались. Господи! Как у тебя сил хватает на землю глядеть?!
      А ведь они еще не старые, даже не пожилые. И не поздно начать заново, только бы дали летать! Жорка поймет, он умница, он и сам так думает. Может, обозлится, что раньше ему ничего не сказал, но потом все равно поймет. Не имеет такого права - не понять лучшего друга. Они ведь Два Архангела - то есть, одно целое.
      Только нужно отключить вооружение. А то этот друг сперва станет стрелять, а уж после пароль спрашивать.
      Привычка такая.
      Ничего, ничего. Посадим "Королеского ската" - так думал он, щелкая переключателями - и все ахнут. Монокрыло, хвоста нет фантастика! Пылесос спрятан так, что не отыщешь - система "Нотэйр" на голову выше их хваленых фенестронов; "Нодоматик" усовершенствованный, а ротор - это же песня, а не ротор! Их чудакам еще триста лет думать, до такого не додуматься. Жаль, конечно, лишать своих такой красоты, но ведь родимая же армия угробит вертолет. Он будет на чертежах, а ребята пойдут воевать на палочке верхом. Им, своим солдатам, он не вредит, а такая машина просто обязана существовать...
      - Черт! - раздался в наушниках до боли родной голос. - Слышь, архистратиг хренов, не то ты мое управление отключил, не то нам пора заворачивать. У меня все мертвое, не фурычит.
      - Разговор есть. Погоди суетиться.
      - Главное, как вовремя, - хмыкнул Жорка. - Судя по тому, как ты спокоен, это твои хохмы с вооружением. И что ты удумал?
      - Ничего особенного. Только дай слово, что ты меня выслушаешь.
      - Не, ты точно оборзел. Летим на фиг без живого огня, а ты мне лекцию о международном положении толкать собираешься. Или о половом воспитании?.. Слушай, Миха, я и правда не понимаю - чего ты?! Что делается?
      - Да вот сдаваться летим... - бросил тот как можно небрежнее.
      И замер, затаив дыхание.
      Тут главное - первая реакция. Что скажет? Ведь без него вся эта затея не имеет ни малейшего смысла. Командир, перед тем, как решиться на этот шаг, долго взвешивал, что у него есть. Вышло так, что ничего и никого, кроме вот этого - сидящего сейчас впереди и ниже, перед отключенной панелью.
      А стреляет он, кстати, как бог...
      Жорка какое-то время молчал.
      Даже не ругался.
      В наушниках раздавалось тихое потрескивание, и командир машинально отметил, что эти чертовы техники так и не удосужились наладить внутреннюю связь, как положно. Снова пустили на самотек, абы хоть что-то слышно было, и ладно - остальное им фиолетово.
      - Не шутишь, - внезапно сказал Жорка. - Точно ведь не шутишь. Рехнулся, да?
      - Почему рехнулся?! Ну почему сразу рехнулся-то?! Может, впервые в жизни мы с тобой верное решение примем. Я понимаю, что это неожиданно, но когда в нашей жизни что ожиданно было? Разве что дерьмо какое... Решай, друг. Нет постой сперва! Ты скажи, что тебе там терять?! Жену, детей, работу?! Что, скажи мне, будь добр!
      - Ты что, вот так наобум летишь, с бухты-барахты? - недоверчиво спросил стрелок.
      - Нет, конечно. По приглашению. Да нет, я не ехидничаю. Правда, по особому приглашению. И с гарантиями - я же не зеленый... Ты прости, что я тебе не сказал сразу, но я не хотел, чтобы еще и ты сомневался. Я знаешь, сколько ночей не спал; две подушки изгрыз - нет, ты не смейся! Я ведь понимаю, как это тяжело. А так, вся вина на мне, на моей совести. А ты просто поставлен перед фактом. Жорка, это же здорово! Мы с тобой, машина, небо наше. А знаешь, сколько бабок они нам за нее отвалят?! Жизнь заново, на чистый лист - это же кому такое удается в наше время...
      - Спору нет, - как-то слишком легко согласился . - Но ты точно тронулся, командир. На кой ляд тебе это надо?! То есть, зачем все это, я понимаю, но тебе... Ты же не такой, Миха! Ты же другой совсем. Из другого теста, с другой кожей. Я тебя, как себя самого знаю - ты же затоскуешь там, ведь затоскуешь же! Чертяка ты!
      - Я не понял, - тихо спросили в наушниках, - ты отказываешься, что ли?! Все готово, ждут уже нас. У меня не один месяц был, чтобы подумать. Жорка, архангел ты мой, чудо с крылышками, дома, если ты из-за этого... дома, там же все куплено-продано сверху и до самого низа. И нет просвета... Нет и не будет! Они же нас и шлепнут первые, если что не так! И не в этом дело, а в том, что шанс появился. Не денежный, не чины-звания, а как надо прожить, чтобы не было мучительно больно... Это ты понимаешь?!
      - Подлетаем к цели, - невпопад заметил тот. - Скоро нас можно будет визуально наблюдать. И если грохнут, не спросясь фамилии, то я их первый пойму...
      - Господи! Какой же болван, какй же ты осел, дубина стоеросовая!!! Ну что мне тебе сказать, чтобы ты понял, насколько это всерьез?! Ждут нас, ждут с почетным экскортом; и войны больше не будет.. Никогда не будет. А будет работа. Летать мы с тобой станем, небом дышать, под облаками, на вот этом самом красавце, а потом на другом! Да что ж ты упираешься?..
      Вертолет устроен так, что кабина командира находится как раз над кабиной стрелка, и заглянуть друг другу в глаза они не могут. А это уже плохо. Стрелок на секунду прикрыл глаза. Классная все-таки машина: задремал бы он он на 8-ом, расслабился бы... Щас...
      А что касается перелета - в голове не укладывается, что Мишка непрактичный чудаковатый Мишка, крылатый человек без всяких материальных запросов как таковых, и вдруг решился на другую жизнь. По сути, на чужую судьбу, в чужой стране, под чужим именем. Да, возможности, да продвижение по службе и работа. Это если рассуждать с точки зрения разума. Но у человека есть не только разум, но и сердце. Кто знает, отчего оно имеет равные права в обсуждении таких важных вещей. Но если имеет, значит, это кому-нибудь нужно.
      Жоркино сердце было категорически против этой аферы.
      Он сам не был так против, как его сердце.
      Даже удивительно.
      Он знал, что Миха сидит сейчас ни жив, ни мертв, ожидая его решения, как приговора. Как же это больно - расставаться с другом, и с каким! Но только есть что-то неуловимое, не названное словами...
      - Помнишь, - спросил он, - ты за мной на площадь прилетел. А все говорили, что ты конченый, потому что это все, глына. А ты прилетел...
      - Ты не можешь со мной? - с каким-то упорным отчаянием спросил командир об уже очевидном.
      - Я и сам не знаю. Ну не дает мне что-то внутри согласиться, хоть и хотел бы. Понимаешь, какая хренотень выходит: я хочу и согласен, а оно не хочет и не согласно, и выходит по его, а не по-моему. Совесть, душа ли голосит - кто меня разберет?!
      Прав ты, прав, Миха, и в том, что сказал, и в том, что думаешь. И в том, чего еще придумать не успел. И выбор твой не то чтобы правильный, но по-человечески понятный. А я же люблю тебя. Я же никого, кроме тебя, на этом свете не люблю. И я на это дело тебя благословляю... Просто я как ты - конченый, но не могу иначе.
      Они были так близко, так невозможно близко к цели... И командир остановил машину.
      Черный, матовый, похожий больше на те самые НЛО, что так будоражили воображение агента Малдера, повис в воздухе уникальный вертолет. Винт работал почти бесшумно, а треугольное монокрыло, распластанное по воздуху, действительно напоминало парящего в толще воды красавца-ската. Того оружия, что висело у него под брюхом, хватило бы, чтобы закатать где-нибудь еще один кратер Аризону.
      Он понимал, что сейчас будет. Даже не понимал, а знал наверняка; потому что сам бы поступил именно так, если бы они поменялись местами, если бы это было Жоркино решение, а он не мог решить по-его. Выход был всего один. Безысходный и тупой. И хотя это все-таки был выход, он не устраивал. Потому что без второго, без стрелка, все это просто не имело смысло. Всегда встает вопрос, какой, собственно говоря, ценой. И странно порой получается, что за что-то весомое, солидное, ощутимое и даже более того подобная цена оказывается слишком высокой. И ты отказываешься ее платить. А за ничто, за фитюльку какую-то, за то, чему названия еще нет, и в самом пухлом словаре такого слова не найдется; за кроху какую-то, за уголечек, душу прожигающий - очень даже вполне.
      Кто их, людей, разберет?
      Поэтому заговорили они одновременно:
      - Слышишь, - сказал второй, - ты лети. Я согласен.
      - Черт с тобой, остаемся, - сказал первый. - Я наизусть знаю, что у тебя на уме.
      Они говорили хором, но поняли друг друга прекрасно.
      - Откуда ты это знаешь? - подозрительно спросил стрелок.
      - А чего там сложного?! Две извилины и пару мыслей, - буркнул командир. - Мы же с тобой - одно целое. Ты это брось. Я не дух, так что не трать на себя последнюю.
      - А как же с чистого листа?! - спросил второй растерянно. - Я не хочу тебе мешать. Я тебя люблю. Просто я сам не могу, но дело ведь только во мне, а не в тебе.
      - И во мне тоже. Двинули!
      Он рявкнул, как отрубил, чтобы не говорить дальше. И так протрепались, Бог знает сколько - действительно, лекция по половому воспитанию. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, приехали...
      Хоть их и звали Два Архангела, но Михаил прекрасно помнил, что архангелом был только его небесный тезка. А Георгий был святым. Ох уж эта святость - выше разумения и понимания. А, может, только такие, как он, и правы, и на их плечах держится планета. Он не знает, он в этом не силен.
      Командир осторожно тронул кнопку, переключая управление вооружением на кабину стрелка:
      - Цель видишь?
      И подумал, как разительно изменился смысл этого слова всего за последние полчаса.
      - Вижу.
      - Сейчас мы там объявимся, только мне последний звоночек сделать нужно. Потому тот заокеанский чудак в нашей дурости уж никак не виноват...
      - А что дальше?!
      - Сделаем свое дело и обратно... Как положено.
      Треск в наушниках. Потом спокойно:
      - Слышишь, архистратиг. А ведь в одном ты точно прав - терять нам там нечего. И возвращаться тоже некуда. И потом, слишком мы близко, чтобы нам дали вернуться... что те, что эти.
      - Что ж. Тогда просто сделаем свое дело.
      Ты это, когда я переговорю, сразу начинай бить по целям - работы невпроворот...
      x x x
      Я вот все никак не пойму: или это облака вблизи очень похожи на белые крылья.
      Или это белые крылья вблизи похожи на облака.