Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Некромерон (№2) - Все демоны: Пандемониум

ModernLib.Net / Фэнтези / Угрюмов Олег / Все демоны: Пандемониум - Чтение (стр. 6)
Автор: Угрюмов Олег
Жанр: Фэнтези
Серия: Некромерон

 

 


Потянулись за Кехертусом граждане Виззла: Иоффа, Альгерс, Ианида, Гописса, Нунамикус Пу – и многие другие, осчастливленные прибытием дорогого гостя. Они шептали что-то неразборчивое, но крайне приветливое и дружелюбное и изо всех сил предлагали прибывшему блюдо с торжественным подношением.

Шаркал ножкой Карлюза; кланялся, как маменька учили, Такангор Топотан; приветливо махал белоснежным платочком король Юлейн и посылал время от времени воздушные поцелуи. Не менее радостными выглядели и члены его свиты, включая огромного, как медведь, бурмасингера Фафута, на чьем лице застыла, как изваянная в граните, широкая улыбка.

Многоног-распорядитель Гвалтезий взял в каждое щупальце по яркому флажку и теперь напоминал волнующийся на ветру цветник.

– Какая радость, какая радость для нас для всех, – то и дело повторял Узандаф Ламальва да Кассар, промакивал уголок глаза рукавом.

– Рад встрече, рад, уж так рад! – бормотал князь Мадарьяга, паря на локоть выше красной ковровой дорожки.

И доктор Дотт, порхая у самого плеча Зелга, вторил ему:

– Необыкновенная радость. Я вне себя!

– Прошу пожаловать, милорд Гигапонт, – гудел Думгар.

Зелг тоже изобразил крайний восторг и пролепетал:

– Я счастлив приветствовать дядю нашего славного друга Кехертуса в своем скромном замке…

Потом беспомощно оглянулся и горячо зашептал:

– Думгар.

– Да, ваше высочество.

– Думгар, я хочу уточнить одну деталь.

– ?

– А где же дядя?

Впервые за долгое время невозмутимая физиономия голема что-то выразила. Кажется, крайнюю степень растерянности.


* * *

Малое прекрасно!

Эрнест Шумахер

Впоследствии, когда пытались разобраться, кто первым подбросил идею о гигантских размерах дяди, крайнего так и не нашлось.

Думгар апеллировал к невообразимым габаритам самого Кехертуса и к его одобрительному отношению к идее снять ворота с петель.

– Если милорд Кехертус намного младше милорда Гигапонта и, я извиняюсь, гораздо менее известен, – говорил он, – то сам собой напрашивался вывод, что дядя достиг особо крупных размеров.

– Имя-то, имя! – вскрикивал Мадарьяга. – Вы вслушайтесь в звучание. Кого могли наречь Гигапонтом? Только исполинского крошку.

– О нем часто пишут газеты, – шелестел Узандаф. – Газеты пишут только о выдающихся и очень заметных персонах.

И мумия тут же сделала краткий обзор статей, посвященных Гигапонту.

Чаще всего пресса сообщала о его очередной женитьбе.

– Дядя – убежденный холостяк, – пояснял Кехертус. – Не может и недели вытерпеть в браке, но пользуется неслыханной популярностью у дам. Сплошную неправду пишут, что он все время женится. На самом деле он все время разводится.

Кроме того, пресса расписывала чрезвычайную живучесть Гигапонта и его умение выходить победителем из любой схватки.

– Я же говорю: дядя пятьдесят семь раз женился и пятьдесят семь раз остался в живых. Обычные дяди погибают в ласковых объятиях первой супруги.

Пресса утверждала, что только размеры Гигапонта помогли ему избежать верной гибели.

– Мне и в голову не пришло, что вы не видели портрета дяди! – защищался Кехертус. – А снятые ворота его просто покорили. Он в восторге и тронут до глубины души, что с моими родственниками случается крайне редко. Я и не упомню, видел ли его когда-то настолько счастливым.

– Вот-вот, не видел! Вообразите, каково мне было, – жаловался Зелг. – Все машут, все говорят какие-то приветственные слова, а я никогошеньки визуально не обнаруживаю. Вот признайтесь честно, кто видел дядю своими глазами?

– Я, – молвил Крифиан. – Но тут нет ничего удивительного. Грифоны отличаются уникальным зрением. Это наша национальная особенность.

– Я, – вздохнул Кехертус. – Мне его маменька как-то показывала при случае. А потом я опирался исключительно на родственное чутье.

– Ну, в этом точно нет ничего удивительного, – ухмыльнулся Дотт, отпаивая молодого герцога и его кузена лекарственной бамбузякой. – Флюиды – это вам не кот начихал. Это мистическая, я бы сказал, связь.

– Ты сам-то что-нибудь видел?

– Кого это беспокоит?

– Ты так убедительно выглядел, – молвил Зелг, восхищенно разглядывая кузена. – Да и граф с маркизом и даже господин Фафут настолько естественно себя вели, что у меня не возникло и тени подозрения.

– Пообщаешься с мое с душенькой Кукамуной, научишься изображать что угодно, – вздохнул Юлейн.

– Положение обязывает, – согласился граф да Унара. – Хотя мы с маркизом в какой-то момент решили, что дядя невидим простому смертному, и нас его отсутствие уже не смущало.

– Мне надо выпить еще, – признался Зелг. – Не умеренно, а так, чтобы снова поверить в себя.


Немножко слишком виски будет как раз достаточно.

NN

Разговор сей происходил в малом тронном зале, куда участники событий удалились, чтобы перевести дух перед началом Бесстрашного Суда. Староста Иоффа тихо хихикал в углу, осчастливленный кувшинчиком славного таркейского винца. К нему примкнули и Альгерс с Ианидой, и Гописса с Мумезой, причем впервые за длинный исторический период обескураженные дамы не протестовали против возлияний. Кажется, они и сами нуждались в добром глотке, чтобы восстановить пошатнувшееся душевное равновесие.

К тому моменту, когда выяснилось, что дядю Гигапонта в подробностях можно рассмотреть только в мощный крупноскоп, большинство встречавших крепко опасались за свой рассудок.

Сентиментальный Кехертус, весь прошлый вечер предававшийся ностальгическим воспоминаниям детства, расписал старшего родственника самыми яркими красками. Он с увлечением рассказывал о дальних странствиях, из которых Гигапонт вообще никогда не вылазил; о побежденных им врагах, которые, судя по этому рассказу, громоздились где-то штабелями; о прекрасных дамах, тоскующих по очаровательному кавалеру. Он только забыл упомянуть, что его дядя – чрезвычайно ядовитый, стремительный, но крохотный паучок.

– Дядя пошел в бабушку, а папа – в дедушку, – объяснил Кехертус вопиющую разницу масштабов.

Сам виновник переполоха, прослушав второй раз ораторию «Одинокий паук», взгрустнул, заказал к обеду что-нибудь эдакое и удалился в отведенные ему покои, спешно обустроенные домовыми применительно к новым условиям, отдохнуть с дороги.

Что же до остальных, то для них передышка оказалась краткой.

Громыхнуло, полыхнуло оранжевым пламенем – языки огня взметнулись к потолку и смирно опали, прижимаясь к ногам величественного и кошмарного существа, которое буквально выросло из каменного пола в самом центре зала.

Ростом оно было с Думгара, в плечах – ненамного уже. Длинный, сплюснутый по бокам череп завершался прекрасно развитой нижней челюстью с двойным частоколом зубов; мощные перепончатые крылья в черно-оранжевых пятнах защищали спину не хуже стальной брони; черные провалы глаз, казалось, выжигали душу. Оно производило впечатление несокрушимой силы и нездешнего могущества.

Существо повело головой и шевельнуло толстым хвостом, сплошь покрытым мелкими острыми колючками. Затем обвело присутствующих таким грозным взглядом, будто весь мир сидел перед ним на скамье подсудимых, и издало странный, трескучий звук, от которого Зелга мороз продрал по коже.

– Его честь судья Бедерхем! – возвестил Думгар, не моргнув глазом.


* * *

Забегая вперед, скажем, что в преисподней еще долгое время обсуждали события того года. Не последнее место в бурных дебатах занимали впечатления демона Бедерхема, и пища для них появилась сразу по прибытии.

Не успел судья принять подобающую позу, чтобы благосклонно выслушать приветствия хозяев кассарийского замка, как в малый тронный зал ввалилось счастливое, безумное, энергичное существо, волокущее диковинное изваяние. Оно (изваяние) и приковало к себе все взгляды.

То была статуя ничем не примечательной личности, явно человеческого происхождения, выполненная, впрочем, с величайшим мастерством. Как принято писать в репортажах из мастерской скульптора – в каждой черточке ее дышала жизнь.

Человек держал в одной руке огромную полуведерную кружку, в другой – аккуратный плакатик с текстом, посвященным свежей бульбяксе, и притом таращился на зрителей с таким выражением, будто его ваяли в тот миг, когда он узрел собственную смерть. Либо почтенного судью Бедерхема, что почти одно и то же.

– О великий! – заорал пришелец, влекущий статую.

Силенок у него не хватало, и потому он волок ее с диким грохотом, какой обычно происходит при камнепаде в горах.

– О великий и ужасный! Прими эту скромную жертву от своего жалкого раба. Не побрезгуй!

Бедерхем отметил, что даритель выглядит забавно, но знакомо: волосы, заплетенные в косички и украшенные гладко отполированными костями; живописные лохмотья, ржавый серповидный нож для жертвоприношений… Чем-то бесконечно родным повеяло от него, и демон внезапно вспомнил молодость, чего не случалось с ним уже несколько тысяч лет.

– Жрец со ржавым серпом в нашем городе – это символично, – начал он, желая поощрить энтузиаста, но его непочтительно прервали.

Такого с ним тоже не случалось вот уже несколько тысяч лет.

Весь цвет Кассарии собрался в малом тронном зале душевно приветствовать Гончую Князя Тьмы, демона Бедерхема, который, с одной стороны, работал на полставки судьей в Кассарии, а с другой – являлся дальним родственником ныне здравствующего герцога. Ибо демонесса Фаберграсс приходилась ему троюродной сестрой, а Моубрай Яростная – и вовсе тетей.

Все улыбались, кланялись, дамы делали реверансы. Словом, у постороннего наблюдателя могло сложиться стойкое впечатление дежа-вю – нечто подобное он наблюдал часа полтора назад, при встрече дяди Гигапонта. С той лишь разницей, что судья Бедерхем был доступен для обозрения и произвел оглушительное впечатление на тех, кто его прежде не видел.

В этот пасторальный пейзаж и вписался разъяренный кобольд Фафетус с младшим официантом Муфларием на поводке.

– А ну, отдавай придурка! – завопил он, наскакивая на Мардамона.

Жрец был головы на полторы выше кобольда, но бармена это нисколько не смущало.

– Придурка верни – его дома дети ждут. Тебе мама не говорила, что красть нехорошо? Нет? Я расскажу.

– Сие есть жертва кровожадному демону, – попытался вразумить его жрец. – Аз есмь исполнитель воли высших сил…

– Исполнитель! Воришка ты мелкий, а не исполнитель! Отдай статуй, кому говорят!

– Я уже принес его в жертву.

– Щас я тебя в жертву принесу. Причем по частям, – загадочно пообещал кобольд. – Щас я тряхну стариной и припомню, кем работал до того, как Нунамикус открыл свое заведение.

– Не советую, – заметил Дотт, паря за спиной у Мардамона. – Он ведь не всегда стоял за стойкой. Лет пятьсот тому назад в Лягубле его считали лучшим дознавателем в беседах, «особо располагающих к откровенности». Его вашим ржавым ножиком даже не насмешишь.

– Лучше бы оказал квалифицированную помощь, – обиделся жрец. – Один я радею за репутацию господина герцога. Что о нас подумает жестокий и кровожадный демон, находящийся при исполнении, если немедленно не получит достойную мзду? Да он тут все разнесет вдребезги – и лично я его оправдываю.

Бедерхем тревожно зашевелил острыми ушами.

– Собственно, я даже намерения не имел…

– Но втайне он жаждет жертв! – вскричал Мардамон, пихая демону окаменевшего торговца.

– Обойдется, – пыхтел Фафетус, таща «статую» к себе.

– Двести лет работы перевозчиком на Ядоносных озерах! – прогремел Адский Судья, указывая алым сверкающим когтем на беспокойного жреца.

В фехтовании это называется – симультанте [1].

– Богам это неугодно, – изложил жрец стандартную версию.

За его спиной выросла внушительная фигура в сверкающих доспехах производства «Крутишен гайкен Борзиг». Заученным движением Такангор взял Мардамона за шиворот, поднял в воздух и слегка встряхнул, дабы привести в чувство.

– Продолжайте, – приветливо кивнул он Бедерхему и потопал к дверям, звонко цокая серебряными подковами.

– Да, да, продолжайте, – торопливо закивал головой Зелг, изо всех сил стараясь быть радушным хозяином. – Мне тоже очень понравилось, особенно это вот «Буммм! Бумм!» и «Пшш-шш-ш». И ваше леденящее душу «Тр-рр-рр». Впечатляет.

Высокородные демоны часто оказываются не готовыми к житейским реалиям. Им, живущим в тепличных условиях Преисподней, почему-то кажется, что все в мире неизменно и обязано происходить с учетом их пожеланий и интересов.

Бургеже не то забыли, не то не успели об этом сказать.

Когда Фафетус в обнимку с неудавшейся жертвой и Такангор с брыкающимся жрецом удалились, Бедерхем встряхнулся, раскрыл крылья и снова попытался принять пышную позу, предписанную этикетом. В этот момент кто-то деловито подергал его за кончик крыла.

Демон перевел огненный взгляд вниз, к самому полу, и остолбенел. Там стояло, задрав голову, диковинное создание – гремучая смесь эльфа и филина – и приветственно размахивало медным тазиком, будто шляпой.

– Привет! Привет! Привет! – скрипнуло оно. – Не ждали? Ошеломлены?! Не знаете, что сказать? Я понимаю. Не каждый день лауреат Пухлицерской премии берет у вас интервью.


Еще никому не удалось выиграть интервью.

Гарсон Кейнин

– Агрррх, – сказал Бедерхем, теряя дар членораздельной речи.

От этого рыка, как от ураганного порыва ветра, заплясало пламя свечей.

– Не надо скромничать. И не стоит волноваться, – успокоил Бургежа. – Конечно, что ваша Преисподняя? Дикий, отсталый край. Небось и прессы нет. Я уже не говорю о свободе говорить и писать. А тут у нас культура, просвещение, гласность просто небывалая. Вы не пучьтесь, лучше как-то перенимайте опыт, не стесняйтесь обращаться за помощью – и будете жить не хуже.

Демон многое хотел сказать эльфофилину. Молчал он только потому, что не мог выбрать лучшее.

– Так, – снова перехватил инициативу Бургежа, – быстренько отвечаем на пару вопросиков, и я побежал писать статью. У меня завтрашний выпуск горит.

– Гхрррм, – откликнулся Бедерхем.

Нельзя сказать, что он превратился в соляной столб, потому что кончик хвоста его нервно подергивался. Но он, как никто из демонов, был близок к этому состоянию.

– Батенька, если вы будете так зажаты и скованны, у нас не получится доверительной беседы. И что я тогда о вас напишу? Дежурные фразы, которыми и без того пестрят все газеты? Взбодритесь. Видите, я прост и доступен – никаких церемоний. Соответствуйте.

Демон запрокинул голову, и из его глотки вырвался рев, который был слышен и в Пальпах.

– Да что ж вы такой нервный? – всплеснул ручками специальный корреспондент. – Генсен и тот чувствовал себя свободнее – это с его-то угрызениями совести. Подумайте о нем, и вам сразу полегчает. Значит, первый вопрос: вы такой стеснительный, я бы даже сказал – робкий. Как вам удалось заработать репутацию самого грозного судьи Ниакроха?

– Я – робкий?!! – вскричал Бедерхем.

– Напишем – тяжким трудом. Читатели любят знать, что кто-то где-то тяжело трудится. Это вдохновляет, нацеливает на успех и, соответственно, увеличивает тираж. Даже не спрашиваю, согласны ли вы. Если вы мыслящее существо, то, разумеется, – да.

Второй вопрос: как вам удается совмещать должность Адского Судьи, Гончей Князя Тьмы и личную жизнь? Как ваша семья относится к вашей работе?

Бедерхем вытянул когтистую руку, чтобы схватить журналиста, но тот изящно уклонился и произнес:

– Напишем, с пониманием. Конечно, не без конфликтов, в какой же семье не случается ссор и споров? Но вы их преодолеваете вместе, дружно, сплоченно. Просвещенный читатель, на которого ориентирован журнал «Сижу в дупле», любит, когда у наших героев крепкая семья. Вам, вероятно, трудно это понять. У вас, как мне сообщали из достоверных источников, все больше междоусобицы, кровавые распри и братоубийства. Я намекну об этом во вступлении, и мы сразу будем иметь интригу: дескать, вы мне этого не рассказываете – защищаете честь мундира, а я и так знаю. Поверьте моему опыту, дружище, – подписчик любит читать между строк.

Бедерхем заскрипел.

– Вижу, у вас силы буквально на исходе. Это же надо – так волноваться. А на вид такая серьезная, внушительная фигура. Как обманчива порою внешность. Ладно, не буду вас терзать, последний вопрос. Такой, с юморком. Не хотите ли когда-нибудь начать праведную жизнь на поверхности земли? Уйти из демонов, податься в журналисты – это я шучу.

И поскольку судья только клацал зубами, сам же и ответил:

– Понимаю, понимаю. Климат не подходит. Ну, спасибо за сотрудничество. Думаю, из нашей содержательной беседы получится статья на три или четыре полосы. Вы сейчас осматривайтесь, располагайтесь. Милорд да Кассар покажет вам замок. А два экземпляра журнала с автографом и теплой дарственной надписью я вам обязательно пришлю, даже не сомневайтесь.

И бравый корреспондент, сунув под мышку кипу исписанных листочков, бодро двинулся к выходу.

– У нас не всегда так, – торопливо сказал Зелг и, с невероятным усилием припомнив хорошую фразу, добавил: – Ваша честь, милости просим. Мы вас уже заждались.

– Я прибыл минута в минуту, – сухо заметил Бедерхем. – Вот уже две с половиной тысячи лет, исключая последние двадцать семь лет разброда и смуты в Кассарии, я прибываю именно в это время – к началу Бесстрашного Суда.

– Кошмар, – кивнул Зелг. – В смысле, какая точность.

– Как вы это выносите? – спросил судья, когда к нему приблизились его давние знакомые – кассарийский голем и князь Мадарьяга. – Главное – зачем?

– Издержки пацифизма, ваша честь, – невозмутимо отвечал домоправитель.


* * *

Описывать все перипетии длинных судебных заседаний не имеет смысла. Достаточно сказать, что придворный летописец герцога Кассарийского подробно и обстоятельно задокументировал каждое рассмотренное дело и за неделю исписал убористым почерком три амбарные книги. Вместе с ним усердно трудились четыре футачика-скорописца, шестеро гномов – распорядителей чернил и перьев, два архивариуса, семнадцать переводчиков, один специалист по душевным болезням, три приглашенных юриста – доки по части редких и давно забытых законов и многие другие.

Бесстрашный Суд в этом году случился на редкость открытым: в Кассарию впервые пустили журналистов и художников, призванных освещать столь редкое и неординарное мероприятие.

Судья Бедерхем был не в восторге от этой идеи. Его протесты горячо поддерживал возмущенный Бургежа, рассчитывавший стать единственным представителем прессы на бесконечных процессах и, таким образом, располагать кучей эксклюзивного материала. Но Зелг оказался непреклонен, и шестеро виднейших репортеров Ниакроха получили разрешение на статьи и интервью.

Художники немедленно разложили свои маленькие столики, вооружились кистями, красками, углем и мелками и принялись лихорадочно рисовать присутствующих – благо колоритных лиц здесь хватало.

Особой популярностью пользовались, конечно, сам демон Бедерхем, Зелг, Такангор, Кехертус и грандиозный Думгар, рисовать которого было не только интересно, но и легко, ибо его каменная физиономия почти никогда не меняла выражения.

Карлюза позировать стеснялся, чего нельзя сказать о его осле, каковой, очевидно, возжаждал славы после памятного участия в сражении. Скалящая зубы ослиная морда постоянно всовывалась в ряды живописцев и призывно подмигивала.

Мадарьягу рисовать почему-то побаивались, хотя и без него Кассарию заполонили существа отнюдь не безобидные.

Когда вышли первые статьи в утренних газетах, в мире моды случилась форменная революция. Все знатные клиенты непременно желали иметь такой же красно-черный плащ в виде драконьих крыльев, как у герцога да Кассара. И несчастные портные никак не могли втолковать им, что для этого необходимо обзавестись такими же связями, не говоря уже о происхождении.

Орки и тролли, василиски и исполины, циклопы и оборотни, вампиры и горгоны – вереницы различных тварей тянулись в замок некромантов в поисках справедливого суда.

Для молодого мага эта неделя слилась в один бесконечный день. Он не помнил, где и когда ел – и ел ли вообще; где и когда спал – и удалось ли ему это хоть раз.

Он сидел посреди замкового двора, наряженный в умопомрачительный костюм, по поводу которого Бедерхем высказался крайне одобрительно и даже изрек пророчество о перевороте в мире подземной моды. По правую руку от герцога поставили огненно-красный трон для Адского Судьи; по левую – черный, украшенный костяными воротниками василисков и драконьими клыками, – для Такангора Топотана. Кехертус занимал помост, который лично выстлал паутиной.

За спиной у судейской коллегии построили скамьи для наблюдателей, и они не пропустили ни одного заседания. Граф да Унара заявил, что это «крайне полезный опыт для короля Юлейна и всех его министров».

На верхушке трона кассарийского некроманта дымила трубкой фея Гризольда.

Ее взволнованный рассказ о несчастной похищенной душе не оставил Зелга равнодушным. Он расспрашивал о лорде Таванеле и Думгара, и Дотта, и Узандафа, но все они в один голос твердили, что, верно, произошло какое-то недоразумение.


В библиотеках ты не найдешь ответов, а только отсылки.

NN

Лорд Таванель, говорили они, ссылаясь на различные исторические источники (каковые библиотечные эльфы тут же услужливо выкладывали перед ним, отмечая закладками искомые фрагменты), являлся членом ордена кельмотов. Того самого, некогда знаменитого, а ныне не существующего ордена, рыцари которого посвятили свою жизнь и смерть борьбе с королем Бэхитехвальда.

Один за другим уходили они в запредельный мир через врата Генсена, и никто не вернулся. Они не просто погибли в Бэхитехвальде – они канули в неизвестность. Напрасно Узандаф пытался в свое время вызвать чью-нибудь душу, призвать хоть кого-нибудь из погибших кельмотов. Напрасно искал он хотя бы безмолвную тень.

Оказалось, что могущественный некромант не властен над теми, кто пересек черту, разделяющую Ниакрох и пространство Бэхитехвальда. Оттуда не возвращался никто – ни живым, ни мертвым.

«В год десять тысяч семьсот тридцать третий от Сотворения Ниакроха старший магистр ордена кельмотов лорд Уэрт Орельен да Таванель, кавалер Золотого меча, официально сложил свои полномочия перед великим магистром Барбазоном д'Удетто и передал ему свое завещание. Согласно оному все движимое и недвижимое имущество лорда Таванеля в случае его смерти либо по истечении пятидесяти лет переходит в полное и безраздельное владение ордена с единственным условием – постоянно вносить его имя в списки, дабы не было оно забыто.

Поскольку лорд Таванель является единственным представителем своего славного многими героями и мыслителями рода и иных наследников его фамилии не существует, орден обязался хранить священную память о господах Таванель, понеже сам будет существовать.

После того Уэрт Орельен да Таванель самолично обошел всех членов ордена, включая простых рыцарей и послушников, и пригласил их на прощальный пир. Сей пир был дан в главном зале, на первом этаже башни Генсена и длился ровно до полуночи.

После двенадцатого удара часов лорд удалился в молельню вместе с великим магистром и двумя ближайшими друзьями, которым вскоре предстояло повторить его подвиг. Вознеся хвалу Тотису и попросив его укрепить храброго рыцаря в решимости совершить великое деяние на благо людей, кельмоты простились со своим товарищем.

Затем лорд Таванель надел боевые доспехи и вооружился мечом.

Все члены ордена собрались у Врат, провожая очередного кельмота в неведомое.

Через два часа после полуночи Уэрт Орельен да Таванель пересек Черту».

– Вот, собственно, и все, – заключил Узандаф. – Разумеется, он тоже не вернулся. Полвека спустя его замок и имущество пустили с молотка, а средства ушли в казну ордена. Его имя честно вносилось во все списки еще лет пятьсот, но при предшественнике графа да Унара орден запретили, многих рыцарей и магистров отправили в изгнание; кое-кто поплатился головой за свои убеждения, хотя официального процесса не было. Забыли всех. Таванель не стал исключением, тем более что память о нем хранить больше некому.

Теперь, когда ты о нем заговорил, мне кажется, я вспоминаю его. Голубоглазый, высокий, всегда улыбался. Он долгое время служил в рыцарской кавалерии, потом стал капитаном в элитном полку меченосцев.

– Очень похож, – закивала Гризольда, услышав описание. – С поправкой на бесплотность. За прошедшие века он и сам мог позабыть свой облик.

– Нередкое явление, – подтвердил Дотт. – Многие призраки лишены лица, ибо ни восстановить подлинное, бывшее при жизни, ни вообразить новое не в состоянии. Почему-то очень часто это происходит с хорошенькими женщинами, которые не отходили от зеркал. Кажется, уж кто-кто, а они должны наизусть знать каждую свою черточку. Нет. Терзаются, мучаются, лепят внешность с чужих портретов, а толку – чуть. Гладкая поверхность, как шар. И туда же, на танцы, – заворчал он уже о своем. – Кавалеров подманивают. А зачем мне дама без лица? Чем она мне интересна? Разве что безупречной фигурой, но это редкость.

– Ты отвлекаешься, – заметил Узандаф.

– Головной полк, – со странной гордостью произнес Мадарьяга. – Тоже, по-своему, смертники.

– Мой папенька в молодости служил в головном полку. Еще до того, как стал странствующим рыцарем и познакомился с маменькой, – вставил Такангор.

– Я вызывал всех рыцарей, отправившихся в Бэхитехвальд, поименно, по спискам, – продолжил Узандаф. – Поверь мне, никакой души Таванеля в природе нет и быть не может. Я имею в виду природу Ниакроха.

– Слыхал я о всяких самозванцах, – хмыкнул вампир, – но о душе-самозванке слышу впервые. Это что-то новенькое.

Все это случилось накануне, а теперь Зелг, затаив дыхание, ждал, когда перед ним появится лорд Таванель. Кто он? Каким будет? В чем заключается его дело? И очень боялся не узнать его, не заметить, что-то упустить и совершить страшную ошибку, которая может дорого обойтись душе, рассчитывающей на помощь.

Фея Гризольда волновалась не меньше и то и дело просыпала табак на шикарные черно-красные драконьи крылья, которые служили некроманту плащом.


* * *

Ни один поэт не интерпретирует природу так свободно, как правовед интерпретирует право.

Жан Жироду

У судьи Бедерхема и впрямь было чему поучиться. Он с блеском решал самые сложные и запутанные дела. Дотошные и придирчивые люди, вероятно, назвали бы его метод радикальным, но никто не мог отрицать, что он действует.

Возьмем, к примеру, тех же вавилобстеров. Дело: «Грыза против Плупезов».

Когда на место истца встал пожилой гоблин в дорогом кафтане, сшитом по последнему слову аздакской моды, Бедерхем немного побуравил его взглядом, а затем рявкнул:

– Ты проходил у меня по какому-нибудь делу? Твое лицо мне знакомо.

– Не я, ваша честь, – пролепетал несчастный, теряясь под огненным взором демона. – Мой папочка, Грыза-старший.

– Да-да-да, – довольно закивал Бедерхем. – Дело о краже вавилобстеров. Ответчик не явился в суд. Семья до сих пор утверждает, что он охотится на борзых козлят. Чего же ты хочешь?

– Справедливости! – возопил гоблин. – Папочка умер восемнадцать лет назад и теперь является всем и каждому в семье. Требует отмщения.

– Я его понимаю, – милостиво заметил судья. – Месть – сладкое чувство.

– Сам я ненавижу вавилобстеров. У меня при одном только их виде чесотка начинается. Но папочка упрямый. Он и при жизни был зануда, только вечно занят. Что спасало семью и ближайших друзей. А теперь у него куча свободного времени. Он нас со свету сживет этими вавилобстерами. Помогите, ваша честь. Пусть Плупезы хоть как-нибудь ответят за бесчинства Хупелги.

Зелг хотел было сказать, что раз кража не доказана, то семья ответчика не должна страдать, иначе какое же это правосудие? Он собрался предложить перенести разбирательство на следующий год, вплоть до получения точной информации, но ему сделалось неудобно: бедный старичок уже умер, не дождавшись рассмотрения дела, а его детей еще жальче.

Вот тут он и узнал, что такое класс!

– Герцог слышал тебя, – сказал судья гоблину. – Он повелевает! Названный Хупелга ловит борзых козлят? – Демон едва заметно ухмыльнулся. – Пусть это и будет его пожизненным наказанием.

– Благодарю, ваше высочество. Благодарю, ваша честь. – Гоблин кланялся как заведенный. – А что если он все-таки поймает козленка? Папочка опять расстроится, о чем я даже думать боюсь.

– Сие невозможно, – громыхнул демон. – Но если чудо свершится, суд обязует Хупелгу продать борзого козленка в аздакский королевский зверинец – они там давно мечтают получить хотя бы одного, – а вырученные средства отдать семье умершего истца за их долготерпение. И как компенсацию за дорожные расходы.

Король Юлейн не выдержал и зааплодировал.

– Я уже мечтаю о таком судье, – зашептал он Гизонге. – Нельзя ли как-нибудь договориться с Бедерхемом, чтобы наших судей отправлять к нему, в Преисподнюю, для расширения кругозора и повышения мастерства?

Маркиз подумал, что только его повелитель способен родить такую запредельную идею.

А демон, между тем, рассматривал следующее дело: Гука Ухолист против Кресселя Водохлеба; Крессель Водохлеб против Гуки Ухолиста.

Судились двое огромных, замшелых троллей, которых даже от их родичей отличала благородная скудость мысли.

Тяжба возникла давно, из-за некоего имущества, которое им не то не удалось поделить, не то кто-то из них его безнадежно испортил. Причем один полагал, что речь идет о котле эля, а второй – о сундуке с драгоценностями: каменной погремушкой, старым циклопьим башмаком и большим деревянным шаром неизвестного назначения.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27