ГЛАВА 8

Вольфрам вернулся в шатер и приготовился провести в нем долгую ночь. Было довольно холодно, но огня разводить он не стал. Не хотел нарушать темноту. Он повидал сегодня достаточно, чтобы беспокоиться о каких-то там удобствах. Прежде чем уснуть, Вольфрам сел на пол и собрал вокруг себя души убитых Детей Даннера. Поскольку он никогда не видел их, то мысленно придал им черты тех, своих друзей детства. Где-то они теперь? Кого-то, подобно Гильде, уже нет в живых. А кого-то, подобно ему, вина гонит по свету.

— Вы не виноваты в случившемся, — сказал Вольфрам, обращаясь к душам Детей. — Сегодня маг Огня рассказал мне про тьму. Она чуть не задушила его. Эта тьма называется Пустотой. Похитившие Камень Владычества были порождениями Пустоты. Есть такие страшные и отвратительные существа. Их называют врикилями. Двоих мне пришлось видеть собственными глазами, и мне этого хватило. Ими движет сила Пустоты. Даже если бы все дворфы Сомеля вышли против них… и то не знаю, удалось бы дворфам помешать им. Может, да, а может, и нет. Вам не удалось.

Вольфрам вздохнул. Какое-то время он сидел молча, потом сказал:

— Вы не сумели уберечь Камень Владычества, зато уберегли более драгоценные сокровища. Вы сохранили свои души. Вы встали против врикилей, сражались с ними, и потому Пустота была не в силах захватить вас. Мы сможем обойтись и без Камня. Двести лет он лежал здесь, и никто даже не замечал этого. Пройдет еще двести лет, и дворфы забудут, что у них когда-то был Камень Владычества. А теперь спите спокойно. И не бойтесь: вам не приснятся страшные сны. Обещаю. Засыпайте, и вы проснетесь на солнечной равнине и побежите по ней. Ваш бег будет длиться вечно. И Волк будет бежать рядом с вами.

Лица Детей оставались неподвижными. Вольфрам не знал, понимают ли они его слова. Он искренне надеялся, что понимают. Ему стало легче. Наверное, потом он сразу же уснул и увидел сон. Во сне полог шатра откинулся, и на пороге появилась Гильда.

Вольфрам давным-давно изгнал из своих мыслей всякую память о ней. За эти двадцать лет он никогда не вспоминал ее лицо. И сейчас, увидев сестру, пожалел об этом. Вольфрам понял, как сильно скучал по ней все эти годы. Облик Гильды принес ему утешение. Боль никуда не исчезла из его сердца, но теперь она не была прежней, душераздирающей болью. Она превратилась в нежную грусть, согреваемую воспоминаниями о нелегкой, но счастливой поре их детства.

— Гильда, — тихо произнес Вольфрам. — Я рад, что ты пришла навестить меня. Мы давно не виделись.

— Очень давно, — согласилась она.

— Но почему ты появилась только сейчас? Почему не приходила раньше?

— Я пришла, когда ты меня позвал, братец, — озорно улыбаясь, сказала она. — Разве не помнишь? Я всегда приходила на твой зов.

— Что-то я такого не припомню, — потеплевшим голосом сказал Вольфрам. — Да мы, кажется, никогда и не расставались с тобой надолго.

— А потом расстались на двадцать лет. Я уж стала думать, что ты никогда не позовешь меня, Вольфрам.

— Но я и сейчас тебя не звал, — в замешательстве произнес он. — Я очень рад, что ты пришла, однако не помню, чтобы…

— Нет, помнишь, — возразила она. — Сегодня ты впервые коснулся памяти, которую зарыл среди высокой травы вместе с моим пеплом.

— Я заставил себя забыть, — сказал Вольфрам. — Иначе я навсегда остался бы там. Я и так оставил в твоей могиле часть себя.

— Знаю, — тихо и нежно сказала Гильда. — Потому все эти годы я странствовала вместе с тобой, а ты даже не знал.

— Странствовала вместе со мной?

Вольфрам был поражен и в то же время ничуть не удивился. Где-то глубоко в душе, похоже, он знал об этом. Он пристально оглядел сестру.

— Что это на тебе, Гильда? Похоже на доспехи.

— А это и есть доспехи, — улыбаясь, сказала сестра. — Доспехи Владычицы.

На Гильде не было ни кольчуги, ни блестящего нагрудника, какие боги даровали Владыкам людей. Ее доспехи были кожаными, как принято у дворфов. Вольфрам помнил эти доспехи, ибо сам провел в них несколько тягостных минут, пока не сложил с себя звание Владыки… Кожа особой выделки, украшенная серебром. Серебряные пряжки. Серебряные манжеты на руках и серебряный шлем, не закрывавший лица. На поясе у Гильды висел серебряный боевой топор, а на груди — два медальона. Медальоны были одинаковыми, и с каждого смотрела оскаленная волчья морда.

— Не понимаю, — пробормотал Вольфрам, чтобы хоть что-то сказать.

Он скользнул пальцами под рукав и сильно ущипнул себя. Сейчас сон растает и он пробудится.

— Вольфрам, это не сон, — сказала Гильда. — Я пришла к тебе с двумя медальонами. Это наши медальоны. Их нам вручил Даннер, когда мы стали Владыками.

— О чем ты говоришь? — сердито возразил Вольфрам. — Ты не стала Владычицей! Ты сгорела в пламени! Они погубили тебя!

— Если ты готов меня выслушать, я тебе все расскажу.

Гильда сняла один из медальонов и протянула брату.

Вольфрам с неприязнью посмотрел на него, но не дотронулся.

— Когда я проходила Трансфигурацию, мне явился Волк. Он сказал, что наступают тяжелые времена. Пустота начнет набирать силу, а остальные стихии будут ослабевать. В грядущие мрачные годы боги призовут Владык всех рас исполнить данную когда-то клятву и соединить части Камня Владычества. Но выбор останется за каждым Владыкой, и от их выбора будет зависеть судьба мира. Ты был избранником Волка, брат. Тебе предстояло стать Владыкой, единственным Владыкой дворфов. После того как Пустота наберет силу, никто уже не будет искать могилу Даннера.

— Это ты должна была стать Владычицей, Гильда, — возразил Вольфрам. — Ты, а не я. Ты сильнее меня мечтала об этом.

— Да, мечтала, но мною управляли корыстные желания. Мое сердце было наполнено ненавистью и желанием отомстить. Я хотела стать Владычицей, чтобы наказать наш народ за беды и страдания, которые они причинили мне, тебе и еще многим детям Пеших. Я думала, что найду виновных и они ответят мне за все: и за муки наших родителей, и за трудности, которые мы с тобой пережили. Но Волк заглянул в мое сердце. Там была… Пустота, и он показал мне ее. Потом он дал мне выбор. Я могла не справиться с испытанием и вернуться к прежней жизни. И все пошло бы как раньше: страдания, мечты о мести, неутихающий гнев внутри. Но у меня была другая возможность — стать твоим проводником и помогать тебе идти сквозь тьму. И я сделала выбор, Вольфрам. Все эти годы я шла с тобой, хотя ты и не знал об этом.

— Шла рядом со мной? Как понимать твои слова?

Гильда лукаво усмехнулась.

— Помнишь браслет, который дали тебе монахи? Когда на твоем пути встречался кто-то, с кем тебе нужно было идти дальше, браслет становился теплым и даже горячим. Помнишь, как он нагрелся, когда ты повстречал Джессана и Башэ?

Ошеломленный, Вольфрам кивнул.

— Тепло браслета привело тебя к Владыке Густаву и Камню Владычества, — продолжала Гильда. — Это было тепло моей руки.

— Что ж ты мне не сказала раньше? — спросил Вольфрам, смахивая слезы.

— Я думала, ты поймешь без слов. Прежде мы всегда понимали друг друга.

Вольфрам заглянул к себе в сердце и увидел правду.

— Я это понимал, Гильда. Но я был в гневе. Я делал вид, будто злюсь на богов. Но нет, я злился на тебя. Кроме тебя, у меня никого не было, а ты взяла и ушла.

— Я никуда не уходила. Теперь-то ты знаешь об этом. Возьми медальон, Вольфрам. Исполни свое предназначение. Волк нуждается в тебе.

— Не знаю… Столько времени прошло…

Вольфрам проснулся ранним утром. В шатре было еще темно; над головой виднелся неровный круг серого предрассветного неба. Вольфрам заметил, что спал на окровавленной попоне, и с содроганием отшвырнул ее прочь. Его сон был настолько живым, что ему показалось: стоит обернуться, и он вновь увидит Гильду.

Но шатер был пуст. И все же Вольфрам испытывал душевный покой, какого не знал за все годы своих скитаний.

Он встал и потянулся, разминая затекшие ноги. Потом нагнулся, чтобы взять заплечный мешок и уйти из города. И тут что-то с глухим стуком ударило его в грудь.

Вольфрам наклонился. На шее у него висел медальон, украшенный волчьей головой с оскаленной пастью. Медальон Владыки.

— Вернулся, — сказал Колост, отпирая дверь на его стук.

Вольфрам шумно протопал внутрь.

— Вижу, тебя это не удивляет.

Колост улыбнулся.

— Вчера, когда ты уходил, я увидел идущего за тобой Волка. Я знал, что Волк сумеет тебя убедить.

Вольфрам хмыкнул. Ему не хотелось рассказывать о ночном разговоре с Тильдой.

— Мне тут пришла в голову одна мысль. Я решил сам провести гадание на огне. Может, мне удастся пробиться сквозь тьму.

Колост собрался было возразить. Вольфрам не имел навыков мага Огня и не мог произнести нужное заклинание. Но Предводитель предводителей вовремя прикусил язык. Никому не ведомы тайны Волка, и только безумцы могут сомневаться в них.

— Я думаю, ты согласишься пойти со мной, — продолжал Вольфрам. — Лучше сделать это пораньше. Мне понадобится твоя помощь, чтобы никого не подпускать к шатру. Всякое может случиться.

— Это-то как раз будет сделать проще всего. Встретимся возле шатра, — пообещал Колост.

Вольфрам кивнул и направился к шатру. Дети Даннера называли его храмом. Шагая, Вольфрам сжимал в руке медальон. Утро было холодным, но металл приятно согревал руку. И действительно: он как будто сжимал в своей руке руку Гильды. Вольфрам вспомнил ее слова о браслете и с горькой улыбкой покачал головой. Странно, как это он не догадался? В детстве он из-за Гильды вечно попадал в какие-нибудь переделки. Сестра была смелой и бесшабашной, она постоянно куда-то неслась. Вольфрам отличался большей осторожностью и шел за ней следом. Жаль, что тогда, в монастыре, он вспылил и поспешил избавиться от браслета.

Вольфрам незаметно добрался до площади, вошел в шатер и остановился как вкопанный. За это время кто-то успел здесь побывать. Вольфрам не понимал, откуда он это знает, но предчувствия редко его подводили. Он тщательно оглядел шатер. Внешне все оставалось по-прежнему, и все же… Вольфрам вышел наружу и заглянул в каждую щель, где мог прятаться странный «гость». Никого. Однако Вольфрам не спешил себя уверять, что ему просто померещилось. Чутье не раз выручало его из беды. Надо будет сказать Колосту, чтобы глядел в оба.

От Колоста он принес немного дров и щепок, чтобы хватило на небольшой костер. Зайдя в шатер, Вольфрам поставил на место опрокинутый очаг и сложил туда дрова. Потом уселся рядом и стал размышлять. Вольфрам не был магом. Ни разу в жизни он не произносил магических заклинаний и никогда не хотел этим заниматься. И вот теперь он взвалил на себя непосильную задачу: провести гадание, с которым не всегда справлялись даже опытные маги.

Вольфрама не волновало, как он будет произносить заклинание. Его удивляло другое: почему это его не волнует. Подумав о заклинании, он ощутил внутри знакомое тепло. Что-то подсказывало ему: он справится с заклинанием, хотя Вольфрам совершенно не представлял, каким образом. Это-то его и беспокоило.

В шатер просунулась голова Колоста. Вольфрам встал и подошел к пологу. Выглянул наружу. Площадка была пуста. У шатра Колост выставил караульных, и те усердно несли службу, оттесняя любопытных жителей.

— Кто-то успел побывать в шатре, — сказал ему Вольфрам. — Скажи караульным, чтобы не спускали глаз с площади.

— Этого им можно и не говорить. Службу они знают, — ответил Колост. — Кто же сюда входил? Сам ты как думаешь?

Вольфрам покачал головой.

— Просто ощущение. Я вошел в шатер и почувствовал: кто-то здесь был. Вот и все. Давай, заходи внутрь.

Он указал на место рядом с очагом.

— Садись сюда. Если гадание получится, мы увидим все так, как будто это происходило на наших глазах. Конечно, нас тогда здесь не было. Мы увидим прошлое, но очень ярко.

Колост понимающе кивнул и занял указанное ему место. Он сел, раздвинул колени и уперся в них руками. Потом вопросительно посмотрел на Вольфрама.

— Я… я сейчас… буду меняться, — сообщил Вольфрам и покраснел от смущения.

Ему не хотелось, чтобы Колост подумал, будто он набивает себе цену.

— Так всегда бывает с любым Владыкой… Доспехи.

Следя краешком глаза за Колостом, Вольфрам напряженно ждал, что тот сейчас начнет задавать вопросы. Но Предводитель предводителей только кивнул, показывая свою готовность начинать. Вольфрам облегченно вздохнул. Его уважение к Колосту еще возросло.

Пальцы Вольфрама сжали медальон. Он вспомнил, как выглядела Гильда в своих магических доспехах, и сейчас же на нем оказались его собственные доспехи. Тонкая, особой выделки кожа, серебряные пряжки и серебряный шлем.

У Колоста округлились глаза, но рот его оставался закрытым.

Доспехи не были для Вольфрама просто удобной одеждой. Он ощущал их как нечто давно и хорошо знакомое.

Как свою кожу. Он почувствовал себя защищенным. Едва на нем появились доспехи, Вольфрам сразу же понял, как действовать и что делать. Магическая сила стала подвластна его воле. Достаточно было подумать, и желаемое свершалось. Дрова в очаге вспыхнули без всякого огнива. Вольфрам сосредоточил взгляд на огне, а мысли — на той страшной ночи, когда здесь в последний раз собрались Дети Даннера.

Мозг захлестнули сотни картин. Вольфрам смешался. Как выбрать в их потоке единственно нужную? Тогда он инстинктивно сжал в руке край попоны, хранящей следы крови.

Пламя очага превратилось в огненный водоворот. Шатер заволокло густым удушливым дымом. У Вольфрама перехватило дыхание. Он слышал, как Колост, прикрыв рукой рот, глухо кашлял.

— Убирайся прочь! — приказал Пустоте Вольфрам.

Дым яростно закружился по шатру. Потом раздался волчий вой. Шатер задрожал от порывов ветра. Ветер подхватил дым и унес его. Вольфрам снова мог свободно дышать. Рядом с ним Колост шумно глотал воздух.

В пламени очага Вольфрам увидел Детей Даннера…

Каждый день кто-то из Детей Даннера надевал себе на шею Камень Владычества и становился его носителем. Тогда был черед Фенеллы. Она росла болезненной девочкой, и родителям пришлось в конце концов отвезти ее в Сомель и оставить. Так велел предводитель их клана. Он говорил, что больной ребенок может навлечь беду на весь клан. Фенеллу отдали старухе, что плела корзины. Недавно старуха умерла, и десятилетняя девочка осталась одна.

Опасения предводителя клана оказались напрасными: Фенелла выправилась и окрепла. Теперь она ничем не отличалась от здоровых детей. Но вернуться в свой клан она все равно не могла. Она не знала, где он сейчас кочует, а если бы даже и знала и добралась туда, ее вряд ли приняли бы назад. Жизнь Фенеллы была тяжелой, но она не унывала.

Она унаследовала ремесло умершей старухи и днями напролет плела корзины. В шатре Фенелла появлялась только под вечер. Но девочка не пропускала ни одного вечера. Она мечтала о том времени, когда отправится на поиски могилы Даннера и попросит его благословения, чтобы стать Владычицей. Такова была ее судьба. Даннер сам рассказал Фенелле об этом, явившись ей во сне.

Фенелла осторожно сняла Камень с алтаря и смотрела, как он искрится в пламени очага. Всякий раз, прикасаясь к Камню, она затихала и ощущала внутри себя благоговейный трепет. Фенелле казалось, что от нее протягивается невидимая дорожка прямо к Даннеру, а от него — к королю Тамаросу. Когда у нее на груди висел Камень, время исчезало, и между нею, сиротой из народа дворфов, и человеческим королем пропадали все различия.

Фенелла была талантливой рассказчицей. Каждый носитель Камня рассказывал остальным Детям какие-нибудь истории. Дети любили слушать Фенеллу. Она рассказывала истории о Камне и о судьбах тех, кто был с ним связан. Эти истории первые Дети узнали от самого Даннера, и они передавались из поколения в поколение. Их знали все, но Фенелла умела вдохнуть в старые повествования новую жизнь, и потому Дети могли без устали слушать ее.

Фенелла уселась на ящик, служивший Камню алтарем, и устроилась поудобнее. Ее окружили семеро Детей разного возраста. Восьмой — мальчик по имени Рульф — нес караул, охраняя вход в шатер. Караул был почетным долгом. За всю историю Камня, принадлежащего дворфам, на него покушались только один раз. Но это было давно, двести лет назад. Тогда в шатер явился Владыка, посланный королем людей Хельмосом, и стал просить вернуть Камень. Владыка не был грабителем и не посмел забрать Камень силой. И все же Дети никогда не забывали выставить караульного. Рульф с гордостью стоял у входа, сжимая в руке заостренную палку.

В тот день Фенеллу с самого утра одолевала непонятная грусть, и девочка намеренно выбрала для рассказа историю посмешнее. Это была любимая история Даннера про человеческого мальчика Гарета — дружка принца Дагнаруса. Однажды робкому Гарету предложили проехаться на лошади… Маленькие дворфы всегда смеялись над этой историей; пусть не все они сами ездили верхом, но, как говорят, каждый дворф рождается в седле. Фенелла как раз дошла до того места в повествовании, где лошадь встала на дыбы и Гарет кувырком полетел вниз, шлепнувшись прямо в копну сена. Все заливисто смеялись.

— Тише! — вдруг раздался голос Рульфа. — Я что-то слышал.

Он откинул полог и стал вглядываться в темноту.

— Снаружи кто-то есть, — сообщил мальчик.

Это удивило и насторожило его; днем здесь еще бывали прохожие, но после сумерек — никогда.

— Может, люди снова решили отобрать у нас Камень и послали другого Владыку? — с надеждой на приключения предположил кто-то.

— Скорее всего, это опять мать Рульфа, — с усмешкой отозвался другой.

— Забирайся на ящик, Фенелла, а мы будем тебя охранять, — предложил третий.

Фенелла, словно не чуя беды, с гордостью встала на ящик. Остальные Дети выстроились перед нею, держа в руках заостренные палки. Девочка положила руку на Камень и, как всегда, ощутила уверенность. От Камня исходило легкое жужжание, словно он жил своей жизнью, скрытой внутри.

Фенелла вслушивалась сердцем в пение Камня… и тут Рульф страшно закричал. У нее внутри все похолодело. Рульфа насквозь пронзили мечом. Из спины убитого мальчика торчало окровавленное лезвие. Какое-то жуткое существо, не похожее ни на дворфа, ни на человека (Фенелла тут же назвала его зверочеловеком), рвануло полог шатра и ввалилось внутрь. Зверочеловек выдернул свой меч из тела Рульфа и пинком ноги отбросил убитого в сторону.

В шатер вломились еще два зверочеловека. Мальчик постарше бросился на них со своей палкой. Один зверочеловек издал какой-то булькающий звук — наверное, это у них называлось смехом. На голову мальчишки обрушилась тяжелая дубина и… пространство вокруг забрызгали сгустки окровавленных мозгов.

Остальные Дети повели себя по-разному. Кто-то попытался сражаться. Кто-то закричал и бросился к выходу. Кто-то в немом ужасе застыл на месте. Фенелла видела, как несколько раз блеснуло страшное оружие неведомых чудовищ. Ее друзья падали замертво, обезглавленные или пораженные прямо в сердце. Пол шатра стал красным от крови.