Королевские Всадники крепко держали Хуго. Сержант с мечом в руке бросился вперед, чтобы покончить с убийцей.
— Стой! — прорычал Стефан. Он уже оправился от первого потрясения и узнал Хуго.
Сержант остановился и обернулся к королю. Капитан катался по земле, пес трепал его, словно крысу. Стефан, посмотрев на лицо Хуго, растерянно замер и шагнул вперед.
— Что…
Никто, кроме Хуго, не обращал внимания на Бэйна. А мальчик поднял с земли меч Хуго и побежал к королю, чтобы ударить его в спину.
— Ваше величество, — крикнул Хуго, пытаясь освободиться. Сержант ударил его мечом плашмя по голове. Хуго, оглушенный, обмяк в руках своего стража. Но ему удалось привлечь внимание Анны. Она увидела опасность, но была слишком далеко, чтобы что-нибудь сделать.
— Стефан! — крикнула она.
Бэйн сжимал рукоять обеими маленькими руками.
— Я буду королем! — яростно воскликнул он и со всей силой вонзил меч в спину Стефана.
Король вскрикнул от боли, шагнул вперед. Не веря, он ощупал себя, ощутил на пальцах собственную кровь. Бэйн вырвал клинок. Стефан, пошатнувшись, упал на землю. Анна выбежала из шатра.
Сержант застыл и, не веря глазам своим, уставился на ребенка, стоявшего с окровавленными руками. Бэйн приготовился нанести еще один, смертельный удар. Анна бросилась на тело раненого мужа и закрыла его собой.
Подняв меч, Бэйн бросился на нее.
Но тут тело Бэйна дрогнуло, глаза широко раскрылись. Он выронил меч и обеими руками схватился за горло. Обернулся — медленно, испуганно.
— Мама? — одними губами произнес он, задыхаясь, не в силах говорить.
Из темноты выступила Иридаль. Ее бледное, застывшее лицо было решительным. Она шла ужасающе спокойно и целеустремленно. И странный шипящий шепот раздался в темноте, словно сама ночь вздохнула.
— Мама! — сдавленным голосом произнес Бэйн, опускаясь на колени и умоляюще простирая руки. — Мама, не надо…
— Прости, сын мой, — сказала она. — Прости. Я не могу спасти тебя. Ты сам себя обрек. Я делаю то, что должна.
Иридаль подняла руку.
Бэйн в бессильной ярости посмотрел на нее, затем глаза его закатились, и он рухнул наземь. Маленькое его тело вздрогнуло и замерло.
Никто не пошевелился, не произнес ни слова. Разум пытался понять то, что произошло, осознать это невероятное событие. Пес, сообразив, что опасность минула, оставил капитана в покое. Он подошел к Иридаль и ткнулся ей в руку.
— Я закрывала глаза на то, чем был его отец, — ровным голосом сказала Иридаль. — Я закрывала глаза на то, чем стал Бэйн. Простите. Я никогда не думала, что случится такое. Он… он… мертв?
Солдат, что стоял рядом с Бэйном, опустился на колени и положил руку на грудь ребенка. Поднял взгляд на Иридаль и молча кивнул.
— Так и должно было быть. Так умер ваш собственный ребенок, ваше величество, — со вздохом сказала Иридаль Анне, не сводя с Бэйна глаз. — Малыш не смог дышать разреженным воздухом Верхнего Царства. Я делала, что могла, но бедняжка задохнулся.
Анна сдавленно всхлипнула, отвернулась и закрыла лицо руками. Стефан, с трудом поднявшись на колени, обнял ее. Потрясенный, он с ужасом смотрел на лежавшее на земле тельце.
— Отпустите этого человека, — сказала Иридаль, устремив пустой взгляд на Хуго. — Он не собирался убивать короля.
Королевские Всадники подозрительно и мрачно смотрели на Хуго. Убийца опустил голову. Он не поднимал взгляда. Ему было безразлично, что будет с ним.
— Хуго совершил намеренно неудачную попытку убийства, — сказала им Иридаль. — Этим он хотел открыть вам предательский замысел моего сына… и мне тоже. Ему это удалось, — тихо добавила она.
Капитан, грязный и всклокоченный, но невредимый, поднялся на ноги и вопросительно посмотрел на короля.
— Делайте, как она говорит, капитан, — приказал Стефан, с трудом поднимаясь на ноги, задыхаясь от боли. Он часто дышал. Жена поддерживала его. — Отпустите этого человека. Как только он поднял меч, я понял… — Король попытался шагнуть, но чуть не упал.
— Помогите мне! — крикнула королева Анна, поддерживая его. — Пошлите за Трианом! Король тяжело ранен!
— Ничего страшного, дорогая, — сказал Стефан, пытаясь улыбнуться. — Мне… и похуже… доставалось… — Голова его упала, и он повис на руках жены.
Капитан бросился на помощь к потерявшему сознание королю, но остановился и обернулся в тревоге, услышав голос часового. В свете костра двигалась какая-то тень. Зазвенела сталь. Встревоженные Королевские Всадники вмиг приготовились к бою. Капитан и сержант с обнаженными мечами встали впереди их величеств. Стефан упал на землю, Анна прикрыла его собой.
— Спокойно, — промолвил молодой чародей, возникая из тьмы, — это я, Триан.
Ему было достаточно одного взгляда на Хуго, мертвого ребенка и его мать, чтобы оценить ситуацию. Он не стал тратить время на расспросы, лишь кивнул и взял на себя командование.
— Быстро. Унесите его величество в шатер и опустите полог. Быстрее, чтобы никто больше не увидел!
Капитан с огромным облегчением начал отрывисто раздавать приказы. Телохранители внесли короля в шатер. Сержант опустил полог и сам встал на страже снаружи. Молодой чародей на несколько мгновений задержался, чтобы немного ободрить Анну, затем отправил ее в шатер приготовить горячую воду и повязки.
— А вы, — сказал Триан Королевским Всадникам, — ни слова никому о том, что тут произошло. Жизнью отвечаете.
Солдаты, кивнув, отсалютовали.
— Может, удвоить охрану, ваше магичество? — спросил, посерев лицом, сержант.
— Ни в коем разе, — отрезал Триан. — Все должно быть как обычно, вы поняли? Волк бросается на запах крови. — Он посмотрел на Иридаль, неподвижно стоявшую рядом с телом сына. — А вы потушите этот костер. Укройте тело. Чтобы никто до моего возвращения отсюда не уходил. И ведите себя поделикатнее, — посоветовал он, снова посмотрев на Иридаль.
Анна появилась в проеме шатра, беспокойно высматривая магикуса.
— Триан… — начала было она.
— Иду, ваше величество. Успокойтесь, идите внутрь. Все будет хорошо. — Чародей поспешил в королевский шатер.
— Кто-нибудь, ко мне! — Сержант и стражник, повинуясь приказу Триана, подошли, чтобы накрыть тело Бэйна. — Принесите плащ.
Хуго поднял голову.
— Я позабочусь о нем, — сказал он.
Сержант посмотрел на суровое лицо Хуго, серое, в запекшихся подтеках крови, сочившейся из глубокой, почти до кости, раны на скуле. Его глаз почти не было видно под выдающимися мохнатыми бровями, только огни костров отражались двумя точками пламени, вспыхивая в их темной глубине. Он двинулся наперерез сержанту.
— Отойди, — раздраженно приказал сержант.
— Я сказал, что я позабочусь о нем.
Сержант посмотрел на бледную неподвижную колдунью, на лежавшее у ее ног тельце, затем на мрачного угрюмого убийцу.
— Тогда ступай, — сказал сержант. Наверное, он вздохнул с облегчением. Чем меньше он будет иметь дело с этими одержимыми, тем лучше. — Тебе… еще что-нибудь нужно?
Хуго покачал головой. Повернувшись, он пошел к Иридаль. Пес спокойно сидел рядом с ней. При приближении Хуго он слабо завилял хвостом.
У них за спиной солдаты заливали водой костер. Раздалось шипение, в воздух взвился столб дыма. Тьма окутала их. Сержант и солдаты придвинулись поближе к шатру.
Слабое жемчужное свечение коралита подсвечивало лицо Бэйна. Глаза его были закрыты, пламя неуемного честолюбия и ненависти угасло, и теперь он казался обычным, крепко уснувшим мальчиком, которому снятся обычные дневные шалости. Только обагренные кровью руки рассеивали иллюзию.
Хуго снял свой потрепанный плащ и набросил его на тело Бэйна. Он ничего не говорил. Иридаль не шевельнулась. Солдаты встали по местам, замкнув стальное кольцо, как будто ничего и не произошло. Извне до них доносились отрывки песен — праздник продолжался.
Из шатра вышел Триан. Сложив руки, он быстро подошел туда, где над мертвым одиноко стояли Хуго и Иридаль.
— Его величество будет жить, — сказал чародей.
Хуго фыркнул и прижал запястье к кровоточащей щеке. Иридаль вздрогнула всем телом и подняла взгляд на чародея.
— Рана не опасна, — продолжал Триан. — . Клинок не задел жизненно важных органов, скользнув по ребрам. Король потерял довольно много крови, но он в сознании и спокойно отдыхает. Завтра он посетит церемонию воспевания. А его бледность и медлительность отнесут на счет ночной пирушки и эльфийского вина. Мне нет нужды напоминать вам о том, что все должно остаться в тайне.
Чародей перевел взгляд с одного на другого и облизнул губы. Мельком глянул, на лежавшее на земле укрытое плащом тело и постарался больше туда не смотреть.
— Их величества просят меня выразить вам свою признательность… и сочувствие. Слова не могут выразить…
— Тогда заткнись, — сказал Хуго.
Триан вспыхнул, но сохранил спокойствие.
— Могу я забрать своего сына? — спросила Иридаль. Лицо ее было бледным и холодным.
— Да, леди Иридаль, — мягко ответил Триан. — Так будет лучше всего. Могу ли я спросить, куда…
— В Верхнее Царство. Там я сложу для него погребальный костер. Никто не узнает.
— А вы, Хуго Десница? — Триан перевел взгляд на убийцу и пристально посмотрел на него. — Вы отправитесь вместе с ней?
Казалось, Хуго не знал, ответить или нет. Он снова приложил руку к скуле. Когда он ее отнял, на ней была кровь. Мгновение Хуго невидяще смотрел на нее, затем медленно отер руку о рубаху.
— Нет, — наконец сказал он. — У меня есть договор, который я должен выполнить.
Иридаль вздрогнула и посмотрела на него. Хуго на нее не смотрел. Она тихо вздохнула.
Триан улыбнулся тонкими губами.
— Конечно, другой договор. Насколько я помню, вам еще не уплатили по этому договору. Мне думается, его величество согласится со мной в том, что вы отработали свои деньги. Куда мне их вам выслать?
Хуго наклонился, поднял на руки укрытое плащом тело Бэйна. Из-под грубого покрова бессильно свесилась маленькая окровавленная рука. Иридаль взяла ее, поцеловала и осторожно положила на грудь ребенка.
— Передай Стефану, — сказал Хуго, — чтобы тот отдал эти деньги своей дочери. Это мой подарок ей на приданое.
Глава 42. ВНУТРО, ДРЕВЛИН. Нижнее Царство
Почитай в двадцатый раз за двадцать же минут Лимбек снял очки и протер глаза. Он бросил очки на стол, плюхнулся в кресло и яростно уставился на них. Он сам их сделал. С этими очками на носу он впервые в жизни видел четко — все было в фокусе, ни тебе размытых пятен, ни смазанных очертаний. Лимбек взирал на очки с восхищением (на то, что он мог рассмотреть) и ненавистью.
Лимбек ненавидел их, его от них тошнило. Но без них он не смел сделать и шага. От них у него начинала болеть голова, — сначала боль зарождалась внутри головы за глазами, затем начинало стрелять, словно в голове у него был лепестризингер. И этот лепестризингер включал огромную бухалку, которая начинала ухать у него в черепе, отбивая время.
Но теперь он мог четко видеть своих гномов, видеть их лица, осунувшиеся от голода, искаженные страхом, который рос день ото дня, пока Кикси-винси отказывалась работать, оставаясь молчаливой и неподвижной. И когда Лимбек смотрел сквозь очки на их лица, когда он видел их отчаянье, его охватывала ненависть.
Он ненавидел эльфов, которые сделали с ними это. Он ненавидел эльфов, которые утащили Джарре и теперь угрожали убить ее. Он ненавидел эльфов или кого там еще, кто убил Кикси-винси. И от ненависти ему так сдавливало грудь, что он дышать не мог.
И тогда он начинал замышлять великие и славные войны, произносил перед своим народом прекрасные зажигательные речи… И на некоторое время гномы тоже зажигались ненавистью и забывали о холоде, голоде, страхе и пугающем молчании. Но Лимбек замолкал, и гномы расходились по домам, а там им приходилось слушать плач своих детей.
Затем боль становилась такой сильной, что иногда его тошнило. Когда рвота кончалась, он чувствовал, как его внутренности возвращаются на свои места. Он вспоминал, какой была жизнь до революции, до того, как он начал спрашивать «почему», до того, как он обнаружил бога, который оказался не богом, а Эпло. Лимбек вспоминал Джарре, то, как он тосковал по ней, как она называла его «мечтарь» и дергала его за бороду.
Он понимал, что «почему» — это хороший вопрос.
Но его ответ на это «почему» мог и не оказаться хорошим ответом.
— Слишком много всяких «почему», — пробормотал он самому себе (единственному существу, с которым он сейчас разговаривал, поскольку большинство гномов не любили подолгу бывать с ним. Он не винил их, — ему самому не очень нравилось, когда рядом с ним кто-то был). — А ответов нет. Глупо было спрашивать. Теперь-то я хорошо это понимаю. Я понимаю вещи вроде «Мое! Руки прочь! Дай мне это, или я разнесу тебе башку!» и «Да неужто? Ну, тогда и тебе влетит!».
Он давно уже не был мечтарем.
Лимбек положил голову на стол и мрачно посмотрел сквозь очки с обратной стороны стекол. Возникало любопытное и довольно приятное впечатление, что все отдалялось и уменьшалось. Когда он был мечтарем, он был куда счастливее.
Он вздохнул. Это все Джарре виновата. Почему она выбежала и позволила эльфам себя схватить? Если бы она этого не сделала, он не попал бы в такую переделку. Ему пришлось угрожать разрушить Кикси-винси…
— Чего я все равно не смог бы сделать, — пробормотал он. — Эти геги никогда не смогли бы причинить вреда своей драгоценной машине. Эльфы это знают. И они не приняли моих угроз всерьез. Я… — Лимбек в ужасе замолчал.
Геги. Он назвал свой народ гегами. Свой собственный народ. Как будто бы он смотрел на них с обратной стороны очков, — они были далекими, чужими, маленькими…
— Ох, Джарре! — простонал Лимбек. — Если бы я действительно был мечтарем!
Он сильно и больно дернул себя за бороду, но это все было не то… Джарре дергала его за бороду любя. Когда он был мечтарем, она любила его.
Лимбек схватил очки и шмякнул их о стол, надеясь, что они разобьются. Не вышло. Он близоруко озирался с мрачным видом, отчаянно желая найти какой-нибудь молоток. Только-только он нашарил что-то вроде молотка, на поверку оказавшееся щеткой, как снаружи раздались панические вопли и в дверь бешено заколотили.
— Лимбек, Лимбек! — вопили за дверью. Лимбек узнал голос Лофа.
Налетев на стол, Лимбек ощупью нашел очки и слегка косо нацепил их на нос. И так — с косо надетыми очками и щеткой в руке, распахнул дверь.
— Ну? Что там? Не видишь — я занят! — важным голосом заявил он. В последние дни именно таким манером он отделывался от посетителей.
Но Лоф не обратил на это внимания. Вид у него был несчастный, борода торчала во все стороны, волосы стояли дыбом, сам весь расхристан. Он заламывал руки, а если гном ломает руки, то, значит, дело — дрянь. Он долго не мог заговорить, только тряс головой, ломал руки да подвывал.
Очки Лимбека висели на одном ухе. Он снял их, засунул в карман жилета и ласково потрепал Лофа по плечу.
— Спокойно, старик. Что там стряслось? Лоф, приободрившись, глотнул воздуха и судорожно вздохнул.
— Джарре, — наконец выдавил он. — Там Джарре. Она мертвая. Эльфы ее убили. Я… я в-в-вид-д-ел ее, Лимбек! — уронив голову на руки, Лоф хрипло всхлипнул и разрыдался.
Было тихо. Тишина кругами разошлась от Лимбека, отразилась от стен и снова окутала его. Он даже не слышал, кричал ли Лоф что-нибудь еще. Он ничего не слышал. Кикси-винси затихла уже давно. Теперь навсегда замолчала Джарре. Все вокруг было таким тихим…
— Где она? — спросил Лимбек. Он понимал, что задает вопрос, хотя не слышал своего собственного голоса.
— На… на Хвабрике… — пробормотал Лоф. — С ней Эпло. Он… он сказал, что она не мертвая… но я знаю… я видел… Лимбек видел, как шевелятся губы Лофа. Одно из слов он понял — Хвабрика.
Он вынул очки, хорошенько укрепил их на носу и за ушами и схватил Лофа. Волоча его за собой, он пошел к тайным ходам, которые вели на Хвабрику.
По дороге он созывал всех гномов, которые ему попадались.
— За мной! — говорил он им. — Мы идем убивать эльфов.
Магия перенесла Эпло на Хвабрику, в единственное, кроме корабля, место на Древлине, которое он четко мог представить. Он рассматривал и возможность вернуться на свой корабль. Оказавшись там, он мог бы спасти Джарре жизнь, вернуть ее к ее народу, затем вернуться к своему. Он мог бы отправиться на Абаррах и еще раз попытаться убедить своего повелителя в том, что змеи используют его.
Патрин мельком подумал о корабле, но затем отбросил эту мысль. Санг-дракс и змеи что-то замышляли — что-то огромное, жуткое. Их планы на Арианусе пошли наперекосяк. Они не думали, что Эпло и Иридаль сумеют бежать, и не учли Кенкари. Теперь им придется что-то предпринять, чтобы свести на нет все то, что сделает в Срединном Царстве Иридаль. И Эпло догадывался о том, каким будет их следующий шаг.
Он возник на Хвабрике, рядом со статуей Менежора. Осторожно положил Джарре на пьедестал и быстро осмотрелся. Кожа его слабо светилась голубым — остаток магической энергии, выделившейся при переносе его и гномихи в это место-. Но это было и предупреждение — змеи близко. Наверное, внизу, в своих тайных пещерах.
Эпло ожидал столкнуться с непосредственной угрозой в лице эльфийских солдат, расположившихся на Хвабрике, и приготовился немедленно вступить в схватку с любым, кто окажется на страже у статуи. Его явление из никуда ошеломило бы их. И в этот момент он бы их подчинил.
Но здесь никого не было. Ход в основании статуи снова был закрыт. Эльфы все еще шныряли по Хвабрике, но все они держались в передней части огромного сооружения, как можно дальше от статуи.
Сверклампы не горели, и в этой части Хвабрики было темно.
Эпло поднял взгляд на милостивый лик статуи, от которого отражался голубой свет, исходивший от кожи патрина. И в этом лике он увидел черты Альфреда.
— Тебя бы опечалил страх твоего народа, так ведь, друг мой косноязычный? — спросил патрин. Тени шевельнулись, — и вот лицо статуи, укрытое капюшоном, стало суровым лицом Самаха. — А ты счел бы этот страх лишь должной данью.
Джарре пошевелилась и застонала. Эпло опустился на колени рядом с ней. Статуя загораживала их от эльфов. Если кто-нибудь посмотрел бы в эту сторону — навряд ли, подумал Эпло, — то он увидел бы только мягкое и слабое голубое свечение, настолько мягкое и слабое, что списал бы все на обман зрения и не стал бы обращать на это внимания.
Но на него смотрели другие глаза, и этого Эпло не учел.
— Дж-жарре! — выдохнул перепуганный голос.
— Проклятье! — выругался Эпло и обернулся.
Из темноты крадучись приближались две фигуры. Они появились из отверстия в полу, которое вело в тайные ходы гномов.
Конечно же, сообразил Эпло, Лимбек должен был оставить соглядатаев, чтобы следить за эльфами. Гномы тайком поднимались по лестнице и сидели в темноте, наблюдая за передвижениями эльфов без особого риска. Единственной помехой было ощущение страха, который сочился из-под статуи, из логовища змеев.
Эпло заметил, что гномы не решаются приближаться к статуе и сюда их привело только потрясение и тревога за Джарре.
— С ней все в порядке, — сказал им Эпло, пытаясь говорить убедительно, чтобы не допустить паники. Хватит одного-единственного крика — и все кончено. Ему придется драться со всей эльфийской армией. — Сейчас она выглядит плохо, но я собираюсь…
— Она мертва! — прерывистым голосом проговорил гном, не сводя с нее глаз. — Эльфы убили ее.
— Лимбек! — сказал его спутник. — Я должен сказать… Лимбек…
Прежде чем Эпло успел вымолвить хоть слово, оба повернулись и бросились .прочь, кубарем покатились по полу Хвабрики ко входу в туннель. Он услышал, как их тяжелые башмаки прогрохотали по лестнице, — они забыли опустить металлическую покрышку.
Прекрасно. Прямо лучше некуда. Если он знает Лимбека, то скоро тут будет половина древлинских гномов. Что же, будь что будет.
Он склонился над Джарре, взял ее руки в свои, расширил круг своего бытия, делая гномиху его частью. Свечение рун усилилось, поползло с правой руки Эпло на левую руку Джарре. Его здоровье и сила стали перетекать к ней, ее боль и страдания — к нему.
Эпло понимал, что сейчас на него нахлынет боль, и приготовился принять ее. Когда он исцелял на Челестре молодого эльфа Девона, он испытывал то же самое. Но сейчас это было куда страшнее, боль была сильнее, и — как будто бы змеи знали, что когда-нибудь это достанется ему, — она швырнула его назад, в Лабиринт.
И снова кровожадные птицы со своими острыми как бритвы когтями и клювами пожирали его тело, вырывали внутренности, били его своими кожистыми крыльями. Эпло стиснул зубы, закрыл глаза, повторяя себе снова и снова, что это все не на самом деле, и продолжал крепко держать Джарре.
И часть ее сил — часть ее силы и отваги, что не давала ей умереть, — передалась ему.
Эпло задыхался и дрожал, в отчаянье желал умереть — так невыносимы были боль и страх. Но его руки лежали в твердых, сильных ладонях и чей-то голос говорил: «Все хорошо. Они ушли. Я здесь».
Это был голос женщины. Патринки. Эпло узнал его.
Это был ее голос! Она вернулась к нему. Она наконец нашла его — здесь, в Лабиринте. Она прогнала змеев. Он сейчас был в безопасности, рядом с ней.
Но змеи могут вернуться, и надо защитить от них ребенка… их ребенка.
— Наш ребенок? — спросил он ее. — Где наш ребенок?
— Эпло? — ответил голос. Теперь он звучал недоуменно. — Эпло, ты что, не видишь меня? Это же я, Джарре…
Эпло сел, задержал дыхание. Прямо перед его лицом была испуганная озабоченная физиономия и подрагивающие бакенбарды гномихи. Его разочарование было почти столь же невыносимым, как и боль. Он закрыл глаза, его плечи поникли. Все было так безнадежно. Как же жить дальше? Зачем жить? Он проиграл, предал ее, предал их ребенка, предал народ Джарре…
— Эпло! — голос Джарре был тверд. — Да не спи ты! Просыпайся!
Патрин открыл глаза и посмотрел на Джарре. Она стояла рядом, руки у нее подрагивали. Он подумал, что, будь у Джарре борода, она дергала бы себя за бороду, — этим средством она обычно приводила в чувство Лимбека.
Эпло улыбнулся своей спокойной улыбкой и поднялся на ноги.
— Извини, — сказал он.
— Где я была? Что ты со мной сделал? — спросила Джарре, с подозрением глядя на него. Она была испугана, лицо ее побледнело. — Тот эльф… он сделал мне… больно… — Лицо ее стало растерянным. — Только вот он был не эльф. Он был жутким чудовищем с красными глазами…
— Знаю, — ответил Эпло.
— Он ушел? Ведь он ушел? — с надеждой спросила гномиха. — Ты прогнал его? Эпло молча смотрел на нее.
— Нет, он здесь. Там, внизу. И там еще много таких же, как он. Их много, очень много. Тот эльф, Санг-дракс, был только одним из них. Они могут войти в твой мир таким же путем, как и я.
— Но как… — запричитала она.
— Тихо! — поднял руку Эпло.
Снизу, из потайного туннеля гномов, послышался грохот ног в тяжелых башмаках. Громкие гневные выкрики эхом катились по туннелям. Тяжелые башмаки затопали по лестнице, выходящей на Хвабрику.
Грохот был такой, словно из-под пола Хвабрики с ревом поднималась буря из тех, что сносили на Древлине все. Бросившись навстречу гномам, Эпло глянул на эльфов. Солдаты вскакивали на ноги, хватались за оружие офицеры выкрикивали приказы. Нападение гномов должно было быть снизу. Эльфы ждали. Эльфы были готовы.
Эпло добрался до входа в туннель. Хлынувшие наружу гномы чуть не снесли его, выскочив прямо на него. Эльфы торопливо переворачивали койки, сооружая баррикаду. Двери Хвабрики распахнулись, и внутрь ворвался порыв ветра с дождем. Сверкнула молния, и удар грома чуть ли не перекрыл крики гномов. Кто-то крикнул по-эльфийски, что тут все древлинские гномы, и при оружии. Офицер проорал в ответ, что он этого только и ждал и что они теперь смогут перебить этих гегиков.
Мимо Эпло пронесся Лимбек. По крайней мере, Эпло показалось, что это Лимбек. Лицо гнома было перекошено ненавистью, гневом и жаждой крови. Эпло никогда бы не узнал его, не будь на нем очков, глубоко посаженных на нос и привязанных длинным шнурком. В одной его руке была жуткая с виду секира, а в другой почему-то щетка.
Лимбек пролетел мимо Эпло, возглавляя бешеную, неистовую атаку своих собратьев прямо на приближающиеся стройные ряды эльфов.
— За Джарре! — заорал Лимбек.
— За Джарре! — в один голос взревели гномы.
— Не надо за меня мстить! — пронзительно завопила Джарре, стоя у основания статуи Менежора. — Это были не эльфы! — кричала она, заламывая руки. — Не сходите с ума!
«Ну что же, — подумал Эпло, — раньше удавалось, так попробуем и теперь». Он простер руку, чтобы произнести заклятье, от которого все застыли бы, где стояли, но слова умерли на его губах. Он посмотрел на руку и увидел, что руны на ней горят ярким, дрожащим голубым огнем с красным отливом, почувствовал, как саднит кожу.
Статуя Менежора ожила, начала двигаться.
Джарре взвизгнула, потеряла равновесие и упала с поворачивающегося пьедестала статуи. Лимбек не слышал ее криков, но ее визг он услышал. Он остановился на бегу, повернулся на звук, увидел поднимающуюся на ноги Джарре и медленно поворачивающуюся статую Менежора.
Страх и ужас, хлынувшие из туннеля впереди змеев, остановили гномов куда успешнее, чем любое из заклятий Эпло. Гномы резко останавливались и в страхе смотрели на открывающийся ход. Дерзость и ярость уходили из них, оставляя холодные дрожащие оболочки. Эльфы, которые были дальше от хода, не могли четко видеть, что там происходит, но им было видно, как огромная статуя со скрежетом поворачивается. И они тоже ощутили страх. Они попрятались за баррикадами, вцепились в оружие, вопросительно и тревожно поглядывая на своих офицеров, которые сами были мрачны и беспокойны.
— Не выйдет, Санг-дракс! — крикнул Эпло. Ушами пса он слышал голос Хуго, говорившего с Трианом. Он слышал полные горечи слова Иридаль: «Ты проиграл! Бэйн мертв. Союз будет! Больше ты ничего не сможешь сделать!»
«О нет, смогу, — прошелестел в его голове голос Санг-дракса, — смотри!»
Джарре, спотыкаясь, бежала к Лимбеку. — Нам удалось бежать! — заверещала она, налетев на него и чуть не размазав его в лепешку. — Скажи всем!
Нам надо уходить. Сюда… сюда идут страшные чудовища! Они живут там, внизу! Эпло сказал…
Лимбек знал, что приближаются страшные чудовища, что сюда ползет что-то огромное, темное и злобное. Он понимал, что ему надо бежать, что надо приказать всем бежать отсюда, спасаться, но он не мог произнести ни слова. Очки его запотели от выступившей на лбу испарины. Они были привязаны шнурком, и он не решался выпустить из рук секиру, чтобы развязать шнурок.
Из проема начали появляться темные фигуры, жуткие твари.
Это было… Это были…
Лимбек заморгал, протирая очки рукавами рубахи.
— Что… что же это, Джарре? — спросил он.
— Ох, Лимбек, — судорожно вздохнула она. — Лимбек… это же мы!
Глава 43. ВНУТРО, ДРЕВЛИН. Нижнее Царство
Из туннеля под статуей выходило воинство гномов.
— Неплохо, Санг-дракс, — в невольном восхищении пробормотал Эпло. — Очень неплохо. Всех сбил с толку.
Змеи походили на древлинских гномов до мелочей — одеждой, поведением, оружием. Они с ненавистью выкрикивали что-то насчет эльфов, побуждая своих соратников начать атаку. Настоящие гномы заколебались. Пришельцы их пугали, но этот страх начал сливаться со страхом перед эльфами, и вскоре они не смогут отличить один страх от другого.
И не смогут отличить одного гнома от другого.
Эпло мог. Он видел красный отблеск в глазах, выдававший змеев, но как все это объяснить гномам, как их предостеречь, как убедить их? Две гномьи армии, того гляди, соединятся. Они обрушатся на эльфов, разобьют их, прогонят с Древлина. А затем змеи под личиной гномов начнут разрушать Кикси-винси, от которой зависит жизнь всех рас Ариануса.
Блестящий ход. И что из того, что люди и эльфы объединятся? Что из того, что Риш-ан и Стефан сокрушат империю Трибус? Они узнают, что гномы разрушают Кикси-винси и, того гляди, лишат Срединное Царство воды. И тогда людям и эльфам не останется ничего другого, как начать войну против гномов, чтобы спасти Срединное Царство…
Хаос. Бесконечные войны. Змеи станут могучими, непобедимыми.
— Не верьте им! Это не мы! — пронзительно закричала Джарре. — Они не гномы! И не эльфы! Это те, кто мучил меня! Посмотри же на них, Лимбек! Посмотри на них!
Лимбек пытался протереть запотевшие очки.
В отчаянии Джарре схватила очки и дернула их так, что шнурок лопнул. Сорвав их с носа Лимбека, она швырнула их на пол.
— Ты что делаешь? — в гневе взревел Лимбек.
— Теперь ты сможешь видеть, обалдуй! Посмотри на них! Смотри же!
Лимбек близоруко посмотрел вперед. Теперь гномье войско слилось в одно темное размытое пятно, в длинную ползучую массу. Она вспучивалась и опадала и смотрела на него бесчисленными злыми красными глазами.
— Змеища! — закричал Лимбек, поднимая секиру. — На нас ползет огромная змея!
— Да? — растерянно спросил Лоф, оглядываясь по сторонам. — Где?
— Вон, — показал Эпло.
Выхватив похищенный в Импераноне эльфийский меч, патрин бросился на ближайшего к нему красноглазого гнома. Руны, начертанные на клинке, вспыхнули, металл засветился. Водопад голубых и красных огней потек с клинка на голову гнома.
Вот только теперь это был уже не гном.
Огромное плоское змееподобное тело — древнее и ужасающее — взметнулось вверх, вырываясь из тела гнома, словно побег из семени. Змей обрел форму и обличье быстрее, чем успел бы уловить глаз. Он хлестнул хвостом, выбил из руки патрина меч. Тот отлетел в сторону. Рунная магия клинка начала распадаться, руны разлетелись, рассыпались в воздухе звеньями разорванной цепи.
Эпло отпрыгнул, чтобы не попасть под удар хвоста, думая, как бы вернуть меч. Он ожидал этого — его атака была слишком быстрой, слишком внезапной. У него не было времени сосредоточиться на своей магии. Но он достиг своей цели. Эпло не стремился убить змея или даже ранить его. Он хотел заставить его принять свое, истинное обличье, разрушить его магию. По крайней мере, теперь гномы увидели змеев такими, какие они есть.