ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Схема готова, ваша светлость.

— Уже? Давай!

Мейгри расхаживала по тесной кабине космоплана, четыре шага в одну сторону, четыре в другую. Она чуть не подпрыгнула, когда заговорил Икс-Джей, потом вцепилась в спинку кресла пилота и склонилась над экраном.

Появилось трехмерное изображение хрустальной бомбы, скручивающей пространство. На схеме были подробно показаны сложные электрические цепи и элементы конструкции.

— Поверни на сто восемьдесят, — велела Мейгри. Компьютер повиновался.

— Назад на девяносто.

Бомба на экране послушно повернулась. Мейгри рассмотрела ее со всех сторон, сверху и снизу. Вдруг она ахнула и села в кресло.

— Господи! — прошептала она. — Что я наделала?

— Что вы наделали! — нервно поинтересовался Икс-Джей, которому не понравился ее голос. Ему вообще не нравилось, что на борту его космоплана находится мощная бомба.

— Вот почему Снага Оме хотел ее вернуть. Не продать кому-нибудь другому, а самому использовать! А я сама натолкнула его на эту мысль! Господи. Господи…

— Вы дали ему средство снарядить бомбу? — ошарашенно спросил Икс-Джей, дополнив несколько обрывочные восклицания Мейгри. — Вы уверены, ваша светлость? Прошу прощения, мадам, но я проанализировал устройство бомбы и пересмотрел всевозможные виды оружия, известные людям и инопланетянам, да еще несколько, известных только мне. Ничего. Совершенно ничего. Поэтому я не представляю, каким образом…

— Попробуй это, Икс-Джей.

Взяв стилос, Мейгри сделала набросок на экране и ввела эскиз в схему. Рисунки полностью совместились.

— И вот такой химический состав. Она прочитала формулу.

— Ничего себе! — произнес ошеломленный Икс-Джей. — Это оно! Взять одну такую восьмиконечную штуку, вставить ее в бомбу и… ба-бах! Но что это такое? Момент, проверю. Это… это… О Господи.

Компьютер погрузился в неприятное молчание.

— Да, — устало сказала Мейгри. — Звездный камень. Звезда Стражей. Он совершенен. Саган мог не сомневаться, что это единственное вещество, которое есть только у него. И у меня, конечно. А где была я, когда он разрабатывал бомбу? Далеко, и никакой опасности с моей стороны не грозило. А потом я возвращаюсь и начинаю представлять собой угрозу, как только узнаю о бомбе, а затем Джон Дикстер, мой бедный Джон, натыкается на эти сведения, а потом… потом… и что я делаю потом? Отдаю свой звездный камень адонианцу! Снага Оме, естественно, не мог не разглядеть в камне запала для бомбы. Ведь он делал эту проклятую бомбу!

— Прошу прощения, ваша светлость, — неловко заговорил Икс-Джей, растроганный ее явным отчаянием. — Уверен, все не так плохо, как кажется.

— Нет. Не надо. Подожди, — остановила его Мейгри. Она уронила голову на сложенные руки. Господи, как же она устала! Ей хотелось лечь, заснуть и никогда не проснуться…

Она подняла голову. Что с ней творится? Ужасная встреча на шоссе. Вид этих существ потряс ее, лишил ее сил, воли к борьбе. В конце концов, бомба у нее. Она сохранит ее, найдет способ вернуть камень. Звезда Стражей, взятая силой, имеет свойство возвращаться к владельцу. Но если ее отдали добровольно?

Убрав с лица волосы, она заставила себя сосредоточиться. Время уходит. Челнок Сагана уже приземлился в Форт-Ласкаре. Сразу он не послал своих людей захватить ее. Она предположила, что протокол, к счастью, должен соблюдаться любой ценой. Он должен нанести визит вежливости бригадному генералу.

«Вдобавок, — горько призналась себе Мейгри, — торопиться некуда. Саган знает, что мне некуда деваться!»

— Ты закончил анализ? — спросила она у компьютера.

— Да, ваша светлость. Превосходная работа. Мои поздравления изготовителю.

— Он наверняка будет польщен, — сухо заметила Мейгри.

— Как вы и предполагали, ваша светлость, это свертывающая пространство бомба, известная также под названием «цветовая» бомба…

— Я знаю, что это такое! Она в рабочем состоянии?

— Абсолютно, ваша светлость, — зловеще ответил Икс-Джей.

— Можно ли ее как-нибудь уничтожить?

— В снаряженном виде? Только привести ее в действие.

— Понятно. Отработай следующую ситуацию: можно ли ее взорвать, если вставить звездный камень и знать правильный код?

— Отрабатываю.

Через некоторое время компьютер заговорил, но уже без лишних слов, негромко.

— Да, мадам.

— А если бомба не снаряжена, может ли какая-то внешняя сила ее взорвать?

— Нет, мадам.

— Я должна быть совершенно уверена. Если, предположим, космоплан взорвется сию минуту, что произойдет с бомбой?

— Ничего, не считая того, что к ней пристанут куски расплавленного рваного металла. И наши останки в придачу, — добавил Икс-Джей, приглушив громкость.

— Хорошо. Я… Тихо!

Уж не шаги ли это на бетоне снаружи? Мейгри удержалась от искушения открыть панель, закрывающую обзорный экран.

— А сейчас, компьютер, ввожу следующие команды. Свои слова она сопровождала действиями, лишавшими мозг компьютера любых возможностей выбора.

— Будешь все выполнять без вопросов.

— Да, ваша светлость.

В голосе компьютера Мейгри послышалась легкая дрожь.

— Если кто-нибудь, кроме меня, совершит попытку забрать бомбу из космоплана, ты самоуничтожишься, взорвешь космоплан и любого, кто в него заберется.

— Да, мадам.

— Ты отдашь бомбу только мне, после сличения голоса, а также… — Мейгри почти не колебалась, — при виде звездного камня, известного под названием Звезда Стражей. У тебя есть изображение камня, его химическая формула и результаты анализа. Я записала все это утром. Это должен быть мой камень, и ничей другой.

У Сагана свой, но каждый звездный камень, вырезанный из отдельного куска, имел небольшие особенности. Различия были почти неуловимые, эфемерные, почти не поддающиеся описанию. Существовала легенда, по которой звездный камень поглощает часть души своего владельца, а отсюда бытовало поверье (ни разу не подтвержденное), что со смертью владельца внутренний свет камня меркнет и он темнеет.

— Да, миледи, — ответил Икс-Джей и после паузы добавил: — Возле космоплана снаружи стоят двое, миледи.

— Они пытаются забраться?

— Нет, миледи. Просто стоят и ждут.

— Кто?

— Почетная гвардия, миледи. Герб лорда Сагана.

— Благодарю, Икс-Джей.

Все должно быть пристойно: ни вооруженных солдат, бьющих по люку прикладами, ни угроз взорвать космоплан. Просто стоят двое и ждут.

Мейгри поднялась. Она ответит любезностью на любезность. Она может позволить себе быть великодушной. Ведь она победительница.

Спустившись по трапу, Мейгри оказалась лицом к лицу с центурионами, стоявшими по стойке «смирно». Вокруг космоплана собрались многочисленные зеваки, чтобы поглазеть на происходящее и обменяться последними слухами. Космическая база, которую почтил своим визитом сам Командующий, была освещена ярко, как днем. Резкий белый свет отражался от парадных шлемов Почетной гвардии, сверкал на нагрудниках, украшенных изображением феникса, поднимающегося из пламени.

Полные римские доспехи — древние, архаичные, непрактичные в мире, обитатели которого могли перемещаться в пространстве быстрее скорости света, но они придавали ощущение какого-то постоянства, уверенности. В таких легионы Цезаря шагали туда, где, как они считали, заканчивается их небольшой мир. Войска Сагана передвигались в таких по вселенной, считавшейся теперь небольшой. Человечество пережило тысячи веков, пережило свои безрассудства, глупости, жадность и предрассудки. И выжило, благодаря тому, что среди зла попадалось благородство и достоинство.

А может, благородные и достойные выжили вопреки самим себе.

Мейгри прищурилась от яркого света и вгляделась в застывшее лицо одного из охранников.

— Вы Маркус? Верно?

Суровое лицо чуть-чуть смягчилось. Охраннику было приятно, что его узнали, вспомнили.

— Да, миледи.

— Как поживаете, Маркус?

— Хорошо, спасибо, миледи. Маркус покраснел, отвел глаза.

— Командующий передает вам, миледи, наилучшие пожелания и почтительно просит вас прибыть в кабинет бригадного генерала Гаупта.

— Иначе говоря, немедленно явиться к нему, не то меня пристрелят. Так? — поинтересовалась Мейгри.

Маркус покраснел еще больше.

— Да, миледи, — тихо сказал он, бросив на нее быстрый взгляд. На лице у него появилась озабоченность. — Вы ранены, миледи?

Мейгри прикоснулась к рваной ссадине на шее. Она совсем про нее забыла в спешке и волнении. Кровь свернулась, закрыв рану, но вид должен быть ужасным.

«Я вся, должно быть, ужасно выгляжу», — поняла она, опустив глаза на свой панцирь, заляпанный грязью и забрызганный кровью — в том числе и ее собственной. Она не причесывалась и не умывалась. Но гемомеч у нее на поясе. А на шее должен висеть звездный камень…

Мейгри схватилась за пустое место на груди, выпрямилась, отбросила назад светлые волосы.

— Нельзя заставлять милорда ждать, — сказала она и неожиданно пошла вперед.

Она двигалась так стремительно, что охранникам, к радости толпы, пришлось почти бежать за ней.

В штабе было тихо, не то что на улице, где собрались толпы желающих взглянуть хоть одним глазком на легендарного лорда Сагана. Военные полицейские пропускали только тех, у кого были дела. Мейгри они разглядывали очень пристально, словно не могли понять, какие дела связывают эту окровавленную и грязную особу и его светлость. Впрочем, ее охранники гарантировали проход. Никто их не остановил.

Внутри штаба вместо полицейских стояла личная охрана Сагана. Сюда не пускали никого. Маркуса остановили, заставили сказать пароль, хотя Мейгри понимала, что они должны знать друг друга лучше, чем родных братьев, поскольку годами находились рядом. Саган принял чрезвычайные меры безопасности. Не из-за нее же! Что случилось?

Мейгри кожей чувствовала опасность.

Центурионы стояли и в приемной Гаупта; даже его адъютанта сменили угрюмые, неразговорчивые охранники. У каждой двери был другой пароль; Маркус помнил все и ни разу не запнулся. Каждый охранник отдавал им честь, прижимая руку к груди, и пропускал дальше.

Перед кабинетом Гаупта стоял капитан Почетной гвардии. Обратившись к Мейгри, он вежливо извинился за неудобство и попросил подождать минуту, пока он не объявит о ее прибытии. Он открыл дверь и вошел.

— Леди Мейгри Морианна.

— Пригласите ее светлость, — послышался холодный, повелительный голос Сагана.

Мейгри уже несколько часов слышала этот голос. Почему же так взволновалась кровь в жилах, когда она услышала его наяву?

Капитан вернулся, придержал для нее дверь, поклонился, когда она прошла мимо него. Мейгри, осознававшая, как она выглядит со стороны — неестественный румянец на бледных щеках, засохшая кровь на шее и панцире, нечесаные, неприбранные волосы, — не взглянув на капитана, вошла в кабинет бригадного генерала Гаупта.

Бригадир, великолепный в своем парадном мундире, вскочил на ноги, словно его дернули за веревочку. Мейгри едва удостоила его взгляда. Саган тоже поднялся, чтобы ее приветствовать. При своем росте он выглядел изящно; его фигуру облегали складки красного плаща с золотой каймой.

На нем был парадный панцирь римского типа, похожий на панцири его людей. Держа шлем на сгибе левой руки, он сделал несколько шагов вперед, протянул правую руку и поднес к губам правую руку Мейгри.

Ладонь к ладони. Пять шрамов, сделанных гемомечом на ее руке, прижались к пяти шрамам, сделанным мечом крови на его руке. Тайный сигнал, придуманный ими давным-давно, предупреждавший о прямой, отчаянной, неминуемой опасности.

Мейгри, испытавшая изумление, недоумение, подозрение, вздрогнула от прикосновения его губ, руки, показавшейся ей очень горячей.

— Миледи, прошу прощения за то, что без вашего позволения открыл ваше истинное имя, но я почувствовал, что нам больше нет нужды прибегать к псевдониму «майор Пенфесилея».

— Как изволите, милорд, — ответила она вслух, после чего так же быстро, как их взгляды, между ними замелькали мысли. «В чем дело? Что происходит? Какая-то уловка? Если так, не выйдет!»

Она напряженно искала в нем проблеск торжества, насмешливую улыбку.

Вместо этого она увидела страх.

«Никаких уловок, миледи».

Выпустив ее руку, он церемонно поклонился, повернулся вполоборота и вернулся к столу Гаупта. Взяв со стола какой-то предмет, он показал его Мейгри.

— Примечательная вещь, не правда ли, миледи? Когда вы это получили, Гаупт? По-моему, совсем новое.

У бригадира вид был очень испуганным.

— Д-да, гражданин генерал, — запинаясь, заговорил он. — Это подарено мне… самим президентом. В честь м-моей отставки.

— Я не знал, что вы выходите в отставку, бригадир, — любезно заметил Саган.

— Я… я т-тоже, — пролепетал Гаупт. Всю его лысую голову покрывали капельки пота. Он начал опускаться в кресло, остановил себя и, покраснев, снова вскочил на ноги.

— Вы знаете, что это такое? — осведомился Саган, держа предмет в руке.

— Пресс-папье? — догадался злосчастный бригадир.

— Из гелиотропа. — Саган держал предмет прямо под светом люминесцентных ламп. — Гелиотроп, вырезанный в форме шара, установленный на обсидиановое основание. Гелиотроп, миледи.

Мейгри не могла вымолвить ни слова. Горло у нее болезненно сжалось, оно болело и горело, язык распух, во pтy пересохло. Саган бросил на нее пристальный предостерегающий взгляд, и она поняла, что он хочет что-то сказать. Если его намеки правдивы, то тогда за ними наблюдают и прослушивают каждое их слово. Но ей потребовалось сделать усилие, чтобы выговорить слова непослушными губами.

— Как… как интересно, милорд, — произнесла она еле слышно. «Не может быть, что он жив! Он умер после революции. Ты убил его! Его смерть на твоем счету!»

«Твоя смерть тоже числилась на мне».

Саган повернулся к ней лицом, держа в руке между ними гелиотроп, и безмолвно потребовал: «Посмотри на меня и скажи, что это уловка».

Мейгри не нужно было на него смотреть. Она уже посмотрела. Слишком многое объясняется. Память отодвигает черный занавес, из могилы поднимается рука, пытаясь затащить ее назад, в то ужасное время.

— Миледи плохо.

Сильная рука обхватила ее, поддержала. Пол необъяснимым образом стал уходить из-под ног.

— Капитан, стакан воды! — крикнул Саган, усаживая ее в кресло.

— Бренди, — поправила его Мейгри. — Чистого. Без льда.

Командующий пристально посмотрел на нее, скупо улыбнулся.

— Тогда бренди, — бросил он.

Вошел капитан с небольшим, как отметила Мейгри, стаканом зеленой жидкости, поставил на стол справа от нее и вышел, закрыв за собой дверь.

Саган нагнулся, подобрал пресс-папье, которое обронил, чтобы поддержать Мейгри, неторопливо поставил его на бригадирский стол. Гаупт, понимавший, что что-то происходит, но не знавший, что именно, имел вид человека, страстно желавшего плюхнуться в кресло, но вынужденного стоять, пока не сел начальник. Но Саган облегчил его участь.

— Прошу садиться, бригадир.

Гаупт с благодарностью опустился на свое место, безвольно положил руки на стол и стал смотреть на пресс-папье.

Мейгри медленно, маленькими глотками выпила бренди; благодатное тепло огненной жидкости вернуло ее к жизни. Никто из присутствующих не произносил ни слова, даже те, кто мог общаться мысленно. Мейгри знала, что их слушатель может слышать слова, но никак не могла вспомнить — это было семнадцать лет тому назад, — способен ли он подслушивать их мысли.

— Вам лучше, миледи? — серьезно спросил Саган.

— Да, милорд, благодарю. Прошу прощения за слабость. Рана незначительная, но… иногда болит.

Рука у нее задрожала; она быстро поставила стакан.

— Ваша встреча со Снагой Оме прошла успешно? Она бросила на него быстрый взгляд.

— Как правило, мне сопутствует успех во всех моих начинаниях, милорд, — холодно ответила она.

— Надеюсь, кровь на вашем панцире не принадлежит моему любезному другу адонианцу?

— Нет, — ответила Мейгри, глотнув еще бренди, чтобы говорить дальше. — На меня напали на обратном пути к базе. Скорее всего, наркоманы. Без особой цели…

Гаупт покрылся смертельной бледностью.

— М-миледи! Я не знал! Я предлагал ей сопровождение, милорд!

— Вы не виноваты, бригадир, — сказала Мейгри, тускло улыбаясь. — Я знала, каким опасностям подвергаюсь. Ничего страшного не произошло. Я вернулась.

— С тем, что вам было поручено приобрести? — спросил Саган.

— Если вам угодно так выразиться, милорд. Командующий скользнул взглядом по ее груди, по тому месту, где должен быть звездный камень. Мейгри поднесла руку к горлу; ее душила почти физическая боль. Она отвела от него глаза, остановила невидящий взгляд на пресс-папье из гелиотропа.

Саган медленно выдохнул, резко повернулся, зашуршав плащом, скрипнув башмаками.

— Несмотря на все возражения миледи, бригадир, не думаю, что она чувствует себя хорошо.

— Я пошлю за врачом…

— Благодарю, сэр, но в этом нет необходимости. Миледи нуждается в отдыхе где-нибудь в спокойном месте. Я доставлю ее на свой челнок. Прошу, леди Мейгри.

Саган подал ей руку. Никто не может сравниться с ним в лицедействе. Мейгри встала, легко опустила пальцы на руку Командующего. Гаупт снова поднялся с таким видом, словно у него едва хватило на это сил. Вежливые поклоны, церемонные пожелания спокойной ночи. Мейгри с Саганом подошли к двери.

Командующий оглянулся.

— Бригадир, вы отлично справились с поручением помочь леди Мейгри. Терпеть не могу терять хороших офицеров. Возможно, я смогу сделать что-то для вас по поводу вашей отставки.

Мейгри оглянулась на генерала. Лысая голова Гаупта лоснилась, струйки пота стекали по шее на тугой воротник с позументами. Ему предложили выбрать, на чью сторону встать, и он понимал это. Он обрел твердость духа, выпрямился.

— Да, милорд. Благодарю вас, милорд.

Милорд. Не гражданин генерал. Саган улыбнулся и многозначительно посмотрел на пресс-папье, стоявшее на столе.

— На вашем месте, сэр, я бы избавился от этой вещи, — сказал он и вышел вместе с Мейгри.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Путь к челноку Командующего пролегал по коридорам и туннелю под землей, под стартовыми и посадочными площадками, взлетными полосами и вертолетными стоянками. Мейгри и Саган шли по застеленным коврами коридорам в одиночестве; Почетная гвардия очистила маршрут от местного военного персонала и тех, кто был не отсюда, — например, журналистов, налетевших на Форт-Ласкар подобно саранче, так досаждавшей Снаге Оме.

Примерно через каждые двадцать шагов стояли неподвижные охранники. Капитан и еще четверо следовали за Саганом и Мейгри на почтительном расстоянии. В коридорах было тихо, пустынно. Каждый слабый звук — звяканье панциря, приглушенные шаги, шорох плаща Командующего; вздох, — казалось, усиливается в этой тишине.

Мейгри убрала ладонь с руки Сагана.

— Полагаю, милорд, теперь мы можем закончить наш небольшой спектакль?

— «Весь мир — театр», миледи; впрочем, догадываюсь, вы имеете в виду что-то более конкретное.

— Признаться, ваш фарс неглупо задуман и хорошо поставлен. Реквизит в виде пресс-папье — великолепен. Гаупт сыграл свою роль восхитительно. Вам обоим нужно выступать в балагане!

Мейгри замолчала; ее душил гнев. Саган ее одурачил. Ещё несколько минут назад она была очень напугана. Она ускорила шаги, чтобы немного опередить его.

Ничего не сказав, Саган продолжал ровно и размеренно шагать по коридору. Его мысли были наглухо закрыты для Мейгри. У нее же в голове царил хаос, ее мысли метались, сталкивались, как испуганные мыши; странные мертвые глаза нападавших, гелиотроп, страх Сагана. В глубине души Мейгри понимала, что, если сумеет все это последовательно выстроить и хладнокровно обдумать, ей откроется истина. Но это значит — открыть черный занавес.

— Где мальчик, леди Мейгри? — спросил Саган.