Более странным было то, что Смайс прекрасно понимал, какие противоречивые эмоции вызывал у окружающих, причём делал это намеренно. Меня это и очаровывало, и отталкивало одновременно. В его присутствии все остальные люди, в том числе король Гаральд и генерал, становились пресными и скучными. И хотя они мне нравились и я им доверял, а он мне не нравился и доверия не вызывал, стоило ему меня позвать — я пошёл бы за ним.

Сарьон тоже это ощутил. Я понял это потому, что он начал рассказывать про Джорама, чего никогда бы не сделал ради чужака.

— …Тимхаллан был создан волшебником Мерлином как место, где каждый одарённый магией мог бы жить в мире и творить прекрасное. В мире существовало Девять Таинств жизни. Каждый человек, рождённый в этом мире, владел одним из этих Таинств.

Губы Кевона Смайса разомкнулись, и он прошептал:

— Тринадцать.

От этого звука у меня мороз пошёл по коже. О Тринадцати Таинствах говорили, когда имели в виду и четыре Тёмных культа.

Сарьон, не услышав страшного слова, продолжал:

— Существует Девять Таинств, и восемь из них касаются Жизни, или магии, потому что в мире Тимхаллана Жизнь — это и есть магия. Все, что есть в этой земле, существует по воле Олмина, который распределил все элементы ещё до того, как туда попали наши предки, либо было «оформлено, сформировано, собрано или призвано», согласно четырём Законам Природы. Эти Законы регулируются по меньшей мере одним из восьми Таинств: Времени, Духа, Воздуха, Огня, Земли, Воды, Тени и Жизни. Из них лишь первые пять сохранились к моменту создания Тёмного Меча. Таинства Времени и Духа были утрачены в эпоху Железных войн. Вместе с ними сгинули знания предшественников — способность прорицать будущее и поддерживать связь с теми, кто ушёл из жизни за Грань. Что касается последнего, Девятого Таинства, его практиковали лишь те, кто направил стопы во тьму. Это искусство называли Смертью, а ещё Техникой.

— Замечательно, — восхищённо отозвался Кевон Смайс. — Мне говорили, что вы верили во что-то подобное. А два других… Таинства, как вы их назвали? Времени и… как там… Духа? Они действительно утрачены? Да, могу поверить. Как выяснил ещё Макбет, заглядывать в будущее опасно. Вправду ли мы поступаем, как предсказано, или мы сами исполняем предсказание? Мне кажется, что безопасней, да и честнее, следовать чьему-то видению будущего. Вы согласны, отец Сарьон?

Мой господин глубоко задумался, погрузившись в воспоминания.

— Не знаю, — наконец ответил он. — Трагедия, которая постигла Джорама и весь Тимхаллан, с одной стороны, заключалась в предвидении будущего, которое было ужасным. Погубили ли бы мы себя собственными руками, если бы никогда не слышали предсказания о Мёртвом ребёнке?

— Да, погубили бы. Я так считаю, — подал голос король Гаральд. — Наше падение началось задолго до рождения Джорама, ещё во времена Железных войн. Нетерпимость, предрассудки, страх, слепая вера, жадность и амбиции — все это неотвратимо погубило бы нас, даже без Джорама и Тёмного Меча.

Во время своей речи король смотрел на Кевона Смайса, но если он надеялся смутить этого человека, то только зря сотрясал воздух. Внимание техноманта — или его магия, если он использовал чары, — было направлено исключительно на Сарьона.

— Для меня Тимхаллан был чем-то вроде императрицы, матери Джорама, — тихо и печально продолжал каталист. — Её супруг отказался признать, что она умерла, хотя все вокруг об этом знали. Видимость жизни в её теле поддерживалась магически. Придворные кланялись, благодарили за гостеприимство, делились последними сплетнями… с хладной и безжизненной оболочкой женщины, которая когда-то цвела и сияла жизнью и красотой. Этот жуткий маскарад не мог продолжаться вечно.

А история Джорама очень проста. Сразу после Железных войн появилось Пророчество, которое гласило: «Родится в королевском доме мёртвый отпрыск, который будет жить, и умрёт снова, и снова оживёт. А когда он вернётся, в руке его будет погибель мира…» Джорам, сын императора и императрицы Мерилона, был рождён Мёртвым, другими словами, абсолютно лишённым магической силы. Я знаю об этом, — вздохнул Сарьон, — потому что присутствовал при Испытаниях. — Епископ Ванье, который знал Пророчество и боялся его, приказал умертвить ребёнка. Но Олмина нельзя обмануть. Безумная женщина по имени Анджа нашла ребёнка и унесла его в деревню рядом с Внешними землями, а потом воспитала как собственного сына.

Сарьон помолчал, потом продолжил:

— Анджа знала, что Джорам не способен к магии. И понимала: если об этом станет известно, его схватят Дуук-тсарит, и мальчику не выжить. Она обучила его некоторым трюкам, которые создавали иллюзию, что он владеет волшебством. Джорам рос как полевой маг, крестьянин. Там, в деревне, он встретил Мосию, который впоследствии стал его лучшим другом. И там же, будучи ещё подростком, Джорам, защищая мать, убил человека, соглядатая, который открыл его тайну.

Джорам бежал во Внешние земли, и там его нашли чародеи общины Колёса, посвятившие себя изучению Девятого Таинства, то есть Техники. Они нарушили законы Тимхаллана, используя технические приспособления в добавление к магии. Именно поселившись в общине, Джорам научился обрабатывать металл. Именно там он обнаружил тёмный камень и открыл его свойство поглощать магию. Джорам изобрёл оружие из тёмного камня, которое могло восполнить его магическую слабость, подарило бы ему власть над миром.

Я помогал ему сотворить Тёмный Меч, руководствуясь своими соображениями, — объяснил Сарьон и добавил, специально для Смайса: — Тёмному камню необходимо было придать магическую Жизнь, в противном случае он ничем не отличался бы по свойствам от любого металла.

— Как интересно, — улыбнулся Смайс. — Продолжайте, отец, прошу вас.

Сарьон пожал плечами.

— Осталось совсем немного. Вообще-то, конечно, много, но придётся довольствоваться кратким изложением, потому что история долгая. Скажем так, вследствие некоторых совпадений Джорам узнал о Пророчестве и понял, кто он такой. Его приговорили к смерти. Он мог уничтожить своих палачей, но предпочёл уйти из этого мира и пересёк Грань, за которой, как мы полагали, находилось царство Смерти. Но на самом деле попал просто в другую часть мира, который мы называли Тимхалланом. Там Джорам и женщина, любившая его, были обнаружены экспедиционным кораблём землян и переправлены на Землю. Джорам и Гвендолин, его жена, прожили на Земле десять лет.

Узнав, что на Земле нашлись люди, которые стремятся отправиться в Тимхаллан и захватить его, Джорам вернулся, вооружённый Тёмным Мечом, чтобы сражаться за наш народ и за ту жизнь, которую мы выбрали. Его предали и приговорили к смерти, но судьба снова распорядилась иначе. Поняв, что земные силы побеждают, — Сарьон бросил взгляд на генерала Боуриса, который побагровел и заёрзал в кресле, — и что наших людей ждут рабство или смерть, Джорам решил остановить войну. Он бросил Тёмный Меч на священный алтарь, высвобождая магию, которая таилась в Источнике. И магия вернулась в мир. Война была окончена.

Магический купол, защищавший Тимхаллан, перестал существовать, и вернулись ужасные бури, которые когда-то опустошили этот мир. Чтобы спасти тимхалланцев, их переправили на Землю, в лагеря для переселенцев. Лишь двое остались в Тимхаллане — Джорам и его жена, Гвендолин. Он понимал, что теперь его всюду ненавидят и если он вернётся на Землю, то не проживёт там долго. Поэтому он решил остаться в Тимхаллане, в том мире, который разрушил, как и предрекало Пророчество.

Сарьон рассказывал свою историю уже дольше того времени, которое было отведено для этого. Но Смайс не сделал ни малейшей попытки прервать рассказчика, ни разу не взглянул на часы, а сидел совершенно неподвижно, как зачарованный внимая повествованию. Король Гаральд и генерал Боурис, участники описанных событий, поглядывали на часы и нервничали, но определённо не хотели оставлять Смайса одного в нашем обществе. Потому были вынуждены сидеть и ждать. Глянув за окно, я увидел телохранителей наших высокопоставленных гостей, оживлённо разговаривающих по мобильным телефонам — видимо, уточняя изменения в расписании.

Я уже начал было придумывать, чем кормить и поить всех присутствующих, но тут Сарьон как раз закончил свою историю.

Кевон Смайс был явно потрясён услышанным.

— Воистину, Тёмный Меч — удивительная вещь! — воскликнул он. — Его свойства необходимо тщательнейшим образом изучить, чтобы понять, какую пользу он может принести человечеству. Я знаю, что разрабатывалось несколько теорий относительно его возможностей, и теперь, мне кажется, необходимо проверить все эти теории на практике. В одной из моих корпораций есть группа учёных, больших специалистов своего дела, которые уже сейчас готовятся к изучению этого оружия. Они понимают, — сказал Смайс и улыбнулся взбешённому королю, который вскочил на ноги, — что этот артефакт невероятно ценен. Мои учёные будут обращаться с ним крайне бережно, отделяя от него самые крохотные частички для изучения. Когда исследования закончатся, оружие вернётся к бывшим жителям Тимхаллана…

— Черта с два! — взревел генерал Боурис, тоже подхватываясь на ноги.

Король Гаральд был вне себя от ярости.

— Все мы понимаем, что ваши испытания никогда не кончатся, не так ли, Смайс? Всякий раз найдётся ещё одна теория, которую нужно проверить, и так без конца. В то время, как вы будете использовать силу Тёмного Меча…

— Для добрых дел, — спокойно закончил Кевон Смайс. — В отличие от ваших боевиков в чёрном, которые использовали это оружие в целях разрушения.

Лицо короля словно окаменело от напряжения. Гаральд мучительно пытался что-то сказать, но не мог. Смайс продолжил свою речь.

— Отец, это ваш долг как представителя человечества объяснить Джораму его миссию в эти трудные и опасные времена. Он использовал Тёмный Меч для разрушения. Пусть же он искупит свои деяния и использует меч для созидания. Сотворения лучшего мира, лучшей жизни для всех нас.

Я заметил, что король Гаральд больше не пытается заговорить. Он не сводил взгляда с Сарьона. Король, как и я, знал, что Смайс допустил ошибку. И его хвалёные чары — волшебного или же природного свойства — не могли исправить положения. Если бы он дал себе труд прочитать мои книги, а не пробежать краткое изложение фактов, тогда лучше представлял бы себе характер человека, с которым пришёл говорить.

Сарьон помрачнел.

Но если король Гаральд считал, что одержал победу из-за оплошности врага, то глубоко ошибался. Я знал, какое решение принял мой господин, ещё до того, как он открыл рот. И только я один изо всех в этой комнате не был удивлён.

Сарьон поднялся. Оглядел троих гостей. Когда он заговорил, в его голосе звучал упрёк:

— Джорам, его жена и ребёнок сейчас живут в Тимхаллане, под защитой Армий Земли. Эту семью нельзя ни преследовать, ни тревожить никоим образом. Таков закон. — Каталист повернулся к Кевону Смайсу: — Вы так красноречиво говорили об искуплении, сэр. Искупление — вотчина Олмина. Только он может судить Джорама, а не вы, не я, король или любой смертный человек!

Сарьон отступил на шаг, поднял голову, оглядел всех и спокойно объявил:

— Вчера ночью я принял решение. Я не пойду к Джораму. Я не стану помогать вам и пытаться выведать у него местонахождение Тёмного Меча. Этот человек достаточно страдал. Дайте ему прожить остаток дней в мире и покое.

Трое гостей были заклятыми врагами, но преследовали одну и ту же цель. Они переглянулись. Заговорил Кевон Смайс:

— Хч'нив не позволят Джораму жить в мире.

— Они убьют его, — вставил генерал Боурис, — как уже убили десятки тысяч наших людей. Все аванпосты за пределами планеты эвакуированы, их обитатели ищут защиты на Земле. Здесь, на Земле, мы дадим захватчикам решительный отпор.

Сарьон окинул всех мрачным, встревоженным взглядом.

— Я не знал, что положение настолько критическое.

Гаральд вздохнул.

— Мы допустили ошибку по отношению к вам, отец. Первым делом привели худшие аргументы, причём сделали это из рук вон плохо. Теперь вы нам не доверяете, и я не могу вас в этом винить. Но мало кто на Земле понимает тяжесть нашего положения. И мы хотим держать землян в неведении сколь возможно долго.

— Паника, которая может подняться, опасней во сто крат, — вставил генерал. — Войска нам понадобятся для сражения с врагом, а не для усмирения толпы на улицах.

— То, что вы услышали здесь, отец, — добавил Кевон Смайс, — нельзя пересказывать никому, кроме одного человека — Джорама. Ему можно открыть правду, чтобы он осознавал опасность. Я надеюсь, отец, что он отдаст Тёмный Меч добровольно — тому, кому сам пожелает. В конце концов, враг у нас общий.

Он явно хотел казаться святым, приносящим себя в жертву ради блага человечества, а король Гаральд и генерал при этом должны были предстать подлецами. Но чары, однажды развеянные, уже не действовали, как прежде.

Сарьон опустился в кресло. Из-за тревог и волнений он выглядел больным. То, что я сделал, не предусматривалось светским этикетом, но мне было не до условностей. Не обращая внимания на гостей, я подошёл к Сарьону и, наклонившись над креслом, знаками спросил каталиста, не желает ли он выпить чаю.

Старик улыбнулся мне и отрицательно покачал головой. Тем не менее он положил ладонь мне на руку, давая понять, что просит оставаться рядом с ним. Он сидел и молчал, погрузившись в печальные размышления.

Король и генерал вновь уселись на диван. Смайс же и не поднимался со своего кресла. Все трое старались изображать приветливость, но ни один из них не сумел скрыть самодовольства. Каждый считал, что победил именно он.

Наконец Сарьон поднял голову.

— Я отправлюсь к Джораму, — тихо промолвил он. — Я расскажу ему то, что сообщили мне вы. Предупрежу, что ему и его семье грозит опасность, и сообщу, что им нужно эвакуироваться на Землю. Но я ничего не скажу ему о Тёмном Мече. Если он захватит его с собой, можете прийти к нему и изложить свои соображения. Если нет, тогда можете добраться до Тимхаллана, когда Джорам с семьёй его покинут, и обыскать сверху донизу.

Для визитёров это означало победу — в какой-то мере. Высокие гости были достаточно умны, чтобы не спорить и не настаивать на своём.

— А теперь, господа, — закончил Сарьон, — вы уже выбиваетесь из графика. Не хочу показаться невежливым, но мне нужно будет подготовиться к путешествию…

— Все уже готово для вас, отец, — вскинулся генерал Боурис, но тут же, смутившись, добавил: — На тот случай, вдруг бы вы… э-э, согласились отправиться в путь.

— Какая предусмотрительность, — сухо обронил Сарьон, дёрнув уголком рта.

Оказалось, что нам придётся отправляться нынче ночью. Один из помощников генерала Боуриса останется с нами, чтобы помочь упаковаться. После чего он отвезёт нас в космопорт и посадит на корабль.

Кевон Смайс любезно попрощался и, выйдя из дома, словно унёс с собой солнце. Генерал поспешил попрощаться, с видимым облегчением оставив наш дом. Боуриса тут же окружили офицеры, с нетерпением ожидавшие распоряжений.

Король Гаральд на мгновение задержался у дверей. Он выглядел не менее измученным, чем мой хозяин, и он, единственный среди всех, счёл нужным принести извинения.

— Простите, отец, что взваливаю на вас такое бремя, — сказал он. — Но что мне остаётся делать? Вы видели этого человека.

Мы понимали, о ком идёт речь.

— Что мне оставалось делать? — повторил король.

— Верить, ваше величество, — мягко ответил Сарьон.

Король Гаральд улыбнулся. Уже на пороге он повернулся к Сарьону и пожал ему руку.

— Я верю, отец. Верю в вас.

Я едва смог сдержать улыбку, глядя на изумлённое лицо каталиста.

Гаральд вышел, высоко вскинув голову и расправив широкие плечи — истинный король. Генерал Боурис ждал его в машине. Кевон Смайс уже уехал.

Мы с Сарьоном тотчас поспешили обратно в дом, спасаясь от толпы назойливых репортёров, которые рвались получить интервью. Генеральский помощник умел сдерживать натиск прессы, так что в конце концов они не успели доставить нам неприятностей. Всего-навсего разбили одно окно и вытоптали клумбы у дома, после чего отправились восвояси. Я заметил, как несколько журналистов брали интервью у миссис Мамфорд.

Видимо, репортёры посчитали, что день рождения престарелого священника не стоит особых затрат времени и денег. Знали бы они правду, не оставили бы от дома камня на камне.

Ещё одна помощница генерала Боуриса оккупировала кабинет и повисла на телефоне, договариваясь о корабле до Тимхаллана.

Сарьон на минуту задержался в прихожей. Заметив выражение его лица, я коснулся руки моего господина, привлекая внимание.

— Вы поступили правильно, — показал я знаками и добавил, немного смущаясь, но надеясь поднять ему настроение: — Вы должны верить.

Он улыбнулся, но улыбка получилась бледной и вымученной.

— Да, Ройвин. Я должен верить.

Опустив голову, он вздохнул и отправился в свою комнату — готовиться к путешествию.