ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— «Глубокая ночь», — раздраженно сказал Таск себе самому, пристально глядя в темноту. — Что за дурацкое выражение? Интересно, какой умник придумал его?

Он в нерешительности стоял на выходе в коридор, держа руку на ручке двери, и пытался заставить себя закрыть дверь и идти к себе, но в коридоре было так ослепительно темно, так оглушительно безмолвно и вообще так жутковато, что Таск медлил, стоя у двери и не отпуская ее ручки, казавшейся ему чем-то надежным и реальным.

— А все эти разговоры о призраках. Я не верю в призраков. Никаких призраков нет. И этих — из неведомой материи — тоже нет, — вслух внушал себе Таск, но очень тихо, продолжал всматриваться с беспокойством в вязкую, липкую черноту коридора и держаться за ручку двери.

Уставясь в этот мрак, Таск дал волю воображению. Ему мерещились в темноте призраки, креатуры, бесшумно парящие где-то рядом и вокруг него. Может быть, кто-то из них именно в этот миг пронесся сквозь него. А, может, он сам прошел сквозь кого-то из призраков. Гарт Панта говорил ему, что эти креатуры могут даже и убить. Не умышленно, заверил Панта Таска, а случайно.

«Слабое утешение, — подумал Таск. — Потом уже будет немного поздновато извинять их за это». Холодный пот струйками стекал по его щеке. Даже майка намокла. «Но если их тут везде полным-полно, то они могут быть и у меня в спальне, насколько я понимаю, — размышлял Таск. — У меня одинаковые шансы что здесь, что в любом другом месте».

Таск принял решение, закрыл дверь и пошел по коридору. Не очень уверенно, даже очень неуверенно. Он придумал, что скажет охранникам, если те остановят его. Немного спиртного, принятого перед экспедицией, не только придало смелости Таску, но и окрасило соответствующим запахом его дыхание.

Хорошо еще, что идти ему было недалеко и что предстоящий путь он успел проделать при дневном свете, а то сейчас он просто пропал бы. Таск не особенно задумывался об архитектуре здания и ее связи с призраками. Алказар куда больше походил на кроличий садок, чем на крепость. Коридоры здесь напоминали ходы в норах: извилистые, изогнутые, наклонные, то ныряющие вниз, то уходящие вверх. Таск пробовал определить место назначения, считая двери, но это был не очень надежный способ: все двери здесь казались одинаковым. Он помедлил немного, прежде чем постучаться в одну из них, жаль, что не выпил пару бутылок вместо пары глотков. Но долго вот так стоять здесь он не мог, его нерешительность показалась бы странной тому, кто мог бы наблюдать за ним. Таск бухнул кулаком в дверь.

— Цинтия! — громко крикнул он, изображая из себя пьяного. — Открывай. Это я — Таск.

Стали слышны неторопливые тяжелые шаги по каменному полу внутри комнаты. У Таска учащенно забилось сердце. Майка намокла — хоть выжимай. Тяжело дыша, он собрался снова забарабанить в дверь, но тут она открылась.

В дверном проеме, как в раме, стоял лорд Саган.

— Цинтия! — По инерции снова гаркнул Таск и заморгал, пытаясь заглянуть за спину Сагана. — Цинтия, ты здесь?

— Вы ошиблись дверью, Таск, — сказал Саган. — Чего ради вы шатаетесь по коридорам в пьяном виде. Я предупреждал вас…

Схватив Таска за рубашку, Саган втащил его в свою комнату и захлопнул дверь.

— Отвечайте, что это значит? — строго спросил Саган.

— Мы можем здесь говорить? — Таск беспокойно озирался кругом. — Нас не подслушают?

— Электронные устройства контроля в этой комнате, к сожалению, функционируют плохо, какие-то помехи, источник которых трудно установить. Да, говорить здесь можно. Но тихо и недолго. Ночной патруль видел вас. В коридорах установлены скрытые камеры. Охранники могут явиться сюда с минуты на минуту.

Таск засунул руки в карманы, сгорбился и в упор уставился на Сагана.

— Не нравится мне все это. Надо что-то делать.

— Если я не ошибаюсь, мы что-то делаем, — сухо ответил Саган. — А нравится это кому-то или нет, значения не имеет и к делу не относится.

Отвернувшись от Таска, Саган подошел к столу, на котором стоял портативный компьютер. Саган сел за стол и переключил свое внимание на информацию, появившуюся на экране компьютера.

— Если у вас все, можете идти, — сказал он.

— Это не все, — разозлившись, огрызнулся Таск. — У меня есть одна идея. Надо вытащить отсюда кое-кого. Сейчас. Ночью. Вы знаете, где держат Дайена и королеву…

— Они в разных крыльях здания, максимально удаленных одно от другого, у каждой двери — охрана. Все коридоры под наблюдением. Комнаты нашпигованы жучками. И здесь всегда присутствуют креатуры. Так как же предлагаете вы «вытащить» кого-нибудь отсюда?

— Выход из положения есть, — угрюмо стоял на своем Таск, нервно пройдясь по тесной, бесформенной комнате. — Выход всегда найдется. Вытащили же вы и миледи и парня с коразианской базы!

Саган был, очевидно, не склонен предаваться воспоминаниям о прошлом.

— У вас есть план действий? — сухо спросил он.

— Нет, никакого плана у меня нет. Черт бы побрал эти планы! — Таск остановился так, чтобы смотреть Сагану в лицо. — Почему вы молчите? Не хотите говорить со мной?

— Вы знаете, в чем заключается ваша роль. Остальное не имеет значения. Я могу в любой момент обеспечить вам возможность улететь отсюда.

— Вы знаете, что я не соглашусь на это. Не соглашусь, потому что Дайен здесь. И потому, что доставил его сюда я.

— Тогда нам не о чем больше говорить. Можете идти. Вам лучше было вообще не приходить сюда.

— Лучше мне было вообще не давать втянуть себя в эту паршивую затею! Послушайте, милорд, — продолжал Таск уже не так запальчиво, — позвольте мне хотя бы сказать Дайену, что мы на его стороне…

— Нет! — Саган встал и, подойдя к Таску, повторил: — Нет! Ничего не говорите ему. Ничего!

Таск отступил на шаг и тут же остановился, решив до конца отстаивать свою позицию:

— Вы видели Дайена сегодня! Он думает, что остался один…

— Пусть думает. Так надо.

— А что будет потом? Неужели еще один ритуал? — спросил Таск. Злость усиливала действие спиртного, которое, в свою очередь, поддерживало в нем кураж.

Саган улыбнулся — мрачно и горько.

— Может быть. Хотя Дайену это и не нужно.

Таск не понял Сагана. Огорченно покачав головой, он подошел к двери.

— Пойду и скажу ему…

— Как вы похожи на своего отца, — сказал лорд Саган, усмехнувшись. Это замечание прозвучало отнюдь не как комплимент.

Кровь бросилась Таску в голову. Сжав кулаки, он резко повернулся кругом:

— Ах, ты ублюдок, как ты посмел…

Таск замахнулся, чтобы нанести Сагану удар.

В следующий момент Таску показалось, что его руку схватили челюсти со стальными зубами и сжали ее с такой сокрушительной силой, что Таск сразу же протрезвел.

— Приглушите свой голос и слушайте меня. Если вы скажете Дайену, что мы с ним, об этом узнает Флэйм. Вы поняли? Вот и хорошо. Завтра Флэйм убедит Дайена использовать гемомеч…

— Не убедит, — пробурчал Таск, вздрогнув. — Дайен лучше знает…

— У Дайена нет выбора, — прервал Таска Саган. — А когда иглы меча вопьются в его руку, сознание Флэйма войдет в сознание Дайена. Между ними установится неразрывная связь, и Дайен выдаст нас. Ничто не поможет ему. А нам — вам и мне — придется заплатить за это своей жизнью. И тогда король действительно останется совсем один. Ну, что? Вы и теперь хотите сказать Дайену, зачем мы здесь?

Таск не знал, что и думать. По спине у него пробежали мурашки.

Видя, что Таск поостыл, Саган выпустил его руку из своей.

— Вы собираетесь помочь Дайену завтра? — спросил Таск. — Сумеете предостеречь его, чтобы он не прикасался к гемомечу?

— Я сделаю то, что должен сделать, — ответил Саган. — И надеюсь, что вы поступите так же.

Таск угрюмо уставился на Сагана, потирая руку, испытавшую на себе хватку Командующего.

— Ну и прожженная же вы бестия! Думаете, у меня нет выбора? Думаете, связали меня по рукам и ногам? Ну, ничего, я буду следить за каждым вашим шагом, так и знайте: за каждым шагом!

Рывком открыв дверь, Таск носом к носу столкнулся с охранником.

— Все в порядке, милорд Саган? — спросил охранник. — Мы получили сообщение, что какой-то человек бродит по коридорам, нарушая порядок…

— Он пьян, только и всего. — Саган подтолкнул Таска, отчего тот угодил прямиком в объятия охранника. — Пришел сюда, чем-то недовольный. Помогите ему благополучно добраться до его комнаты.

— Непременно, милорд, — пообещал Сагану охранник.

За спиной у Таска закрылась дверь. Таск остался один на один с охранником, который, поддерживая его под руку, сопроводил до самой двери.

«Да, — думал Таск, укладываясь в постель и уныло уставясь в темноту, — можете не сомневаться, милорд, я глаз с вас не спущу…»

Камила зябко куталась в одеяло, поджав колени почти до самого подбородка и обхватив руками жесткую, скомканную подушку, и думала все об одном и том же.

Если бы только она смогла хоть несколько мгновений поговорить с Дайеном наедине. Все бы тогда было иначе…

«Я заблуждалась, ничего не понимала. Это хорошо, что Таск доставил Дайена сюда. Почему я раньше не могла понять этого? Завтра я найду, должна найти возможность сказать об этом Дайену».

— Вы не спите? — тихо спросила Астарта.

Камила почувствовала, что краснеет в темноте, и нахмурилась. Она так старательно притворялась спящей, неужели же сказала что-нибудь вслух — пусть даже шепотом — и выдала свои мысли?

Все тело ее затекло от долгого пребывания в одном и том же положении. Теперь можно было сменить его, и Камила легла на спину.

— Простите, если я разбудила вас, — сказала она Астарте. — Я не хотела.

— Нет, вы не разбудили меня, — ответила Астарта. — Я тоже все это время не сплю.

— Постарайтесь заснуть, — сказала Камила, — а то вы заболеете.

— Я молюсь за Дайена.

— И все-таки вам надо заснуть. Ради вас самой и ребенка, — настаивала Камила.

— Не бойтесь за меня, Камила. Беременность не ослабляет женщин. Мой народ убежден, что, наоборот, женщины от этого становятся только сильнее. В конце концов, вы храните драгоценности в прочном футляре, а не в хрупком стеклянном ящике. У моей матери есть оружие, специально изготовленное для нее, чтобы она могла сражаться, будучи беременной. Когда-то давно-давно женщинам Цереса приходилось проявлять упорство и настойчивость, рискуя жизнью, — объясняла Камиле Астарта. — У них не было выбора. Они собирали урожай, строили жилища, обороняли города. Мужчин было так мало, и нельзя было рисковать потерять их. Новая жизнь — это великий дар, но жизнь не останавливается из-за того, что какая-то женщина готовиться родить ребенка.

— Даже если это ребенок короля, — прошептала Камила. Она сознавала, что в этих словах прорывается ее горечь и мстительное чувство, но ничего не могла с собой поделать.

— Да, и тогда тоже, — тихо сказала Астарта.

Камила села и, нащупав спички, зажгла свечу у изголовья своей постели. Комната, которую занимали обе женщины, ничем не отличалась от прочих комнат дворца: такие же каменные стены, полы и потолки, как и везде, тяжелые дубовые двери. Тканые половички, расстеленные на полу, и развешанные на станах коврики почти не оживляли комнату и не грели ее. Выскользнув из-под одеяла, Камила подошла к камину и помешала кочергой горящие угли.

— Будьте все-таки осторожней, — почти строго сказала Камила. — Вы хотели этого ребенка больше всего на свете. А теперь вместо того, чтобы спать, вы лежите и молитесь!

— А что еще мне делать? — спросила Астарта, садясь. — Если есть необходимость и приходит время действовать, человек действует. А когда нет необходимости или человек не способен действовать, ему остается терпеть и… верить.

Астарта говорила убежденно, но, умолкнув, вздохнула. Подняв свечу, Камила подошла к постели, на которой сидела Астарта.

— Вы сами не очень уверены в этом, но хотите убедить меня в правоте своих слов. Или, может быть, себя.

— Значит, мне не хватает сил, — сказала Астарта. — Я боюсь, Камила, боюсь за Дайена… и за моего ребенка. Мне было видение от Богини в ту ночь, когда он был зачат. Странное видение. У нас с Дайеном была любовь. Я видела лицо Дайена… в этот миг. А потом он исчез. Стало совсем темно, и я увидела другое лицо, незнакомое. И встретилась с его злобным взглядом.

Камила осторожно присела на край постели Астарты, поставив свечу на пол.

— Что это значит? — резко спросила она. Мысль о близости Астарты и кого-то еще, незнакомого Астарте, поразила Камилу. — Что не Дайен отец этого ребенка?

— О нет, Дайен, — бесстрастным голосом ответила Астарта.

— Тогда я чего-то не понимаю, — раздраженно сказала Камила.

— Я, я тоже, — подняла Астарта на Камилу свои чудесные глаза. — Теперь я знаю, чье это было то чужое лицо — кузена Флэйма.

Камила в замешательстве уставилась на Астарту.

— Этого не может быть. Ведь вы же тогда еще ни разу не видели его.

— Я не знала тогда, кто был этот человек. Теперь знаю. Из-за этого видения я оставила Дайена, — продолжала Астарта. — Я должна была расстаться с ним, должна была с открытой душой молиться Богине, чтобы избавиться от ужасных мыслей и чувств. Я надеялась, что она откроет мне смысл видения. Теперь я хотя бы знаю, чье было это чужое лицо.

Астарту била дрожь.

Камила хотела что-то сказать ей, но не решалась.

Она отказывалась верить, что такая мысль могла прийти ей в голову. Если бы Астарта рассказала ей про свое видение средь бела дня, она бы посмеялась над тем, что Астарта говорит об этом серьезно. Это был всего лишь сон — и ничего больше.

Но здесь, в этой темной, холодной и зловещей комнате, похожей на каменный мешок и освещенной лишь затухающим в камине огнем и коптящей свечкой, пойманная в ловушку и охраняемая стоящим за дверью стражем, терзаемая болью за Дайена и за себя, она вдруг поверила тому, что услышала от Астарты.

— Вы что-то хотели сказать? — спросила ее Астарта.

— Может быть, Богиня хочет сказать вам, что все можно спасти, что есть выход из положения. Все, что должен сделать Дайен, — это отказаться от короны, отречься. То, что вы хотели от него, у вас есть. Он дал вам ребенка. А Флэйм тогда сумеет получить то, чего он хочет, — стать королем.

— И как вы думаете, будет ли он хорошим королем? — хмуро спросила Астарта. — Смотрите, как поступает он с нами. С моим народом. Человек, способный пойти на похищение, насилие, убийство…

— Он делает это в силу необходимости, — возразила Камила. — Правителям приходится порой делать то, что им совсем не по нраву. Еще Маккиавели писал об этом. И Дайену приходится. Иногда правители вынуждены быть безжалостными.

— Безжалостными? И Дайен бывает безжалостным? — почти шепотом спросила Астарта.

— Нет, он — нет, — радостно отозвалась Камила. — Из-за этого он так и страдает. Помните, что сказал лорд Саган про ритуал? Это очень важно. Кто из них окажется сильнее, Дайен или Флэйм. Дайен на самом деле не создан быть королем. Он слишком близко к сердцу принимает чужие горести и заботы. Он печется о народе, беспокоится о своих подданных, пытается убеждать их, взывает к их здравому смыслу, когда мог бы просто действовать силой, он говорит людям правдиво и прямо, что они должны делать, а чего не должны. И слово у него не расходится с делом.

— Мне кажется, вы обрисовали очень хорошего правителя, — сказала Астарта и вздохнула. — Только он будет несчастлив.

— Вот, вы и сами видите, — убеждала себя Камила.

— Дайен был хорошим королем, — продолжала Астарта. — Он добивался мира, порядка, стабильности в галактике, и в большинстве дел ему сопутствовал успех.

— Да, успех, — с горечью сказала Камила. — И смотрите, что стало с ним.