Саган молчал, но Флэйм, похоже, не ждал ответа и, убрав руки с плеч Командующего, опустил их.
— Вы не возражаете, милорд, если обряд состоится внутри палатки? Панта все приготовил.
Место проведения обряда не имело значения. Саган вошел в палатку и проверил сделанные приготовления.
Панта ничего не упустил. У него была хорошая память. Ведь в последний раз он участвовал в подобном обряде более семидесяти лет назад. Из палатки вынесли все; подушки, полстеры, одеяла. В центре стоял небольшой стол. Саган поставил свою сумку вниз и снял с нее черный бархат, который расстелил на столе, а потом открыл сумку и стал раскладывать и расставлять предметы, которые вынимал из сумки. Ему предстояло прочесть ритуальные молитвы, но их слова улетучились из его памяти, как дым или мягкий серый пепел, уносимые ветром.
Снаружи были слышны беспрестанные, нетерпеливые шаги Флэйма.
— Ритуал необязательно придаст вам новые силы, принц Флэйм, — сказал Саган так громко, чтобы быть услышанным. — Он и не предназначен для этого. Братья Ордена Адаманта посвящали в тайну лиц Королевской крови, когда те вступали в пору зрелости. Этот ритуал не только знаменует переход из детства во взрослое состояние, но и испытывает на принадлежность к Королевской крови.
— Я знаю, — сказал Флэйм, останавливаясь у закрытого входа в палатку. — Панта говорил мне об этом. Я Уже перерос этот возраст, но и вы, и мой кузен тоже прошли это испытание позднее положенного срока. Наверное, так уж заведено в нашей семье, — насмешливо добавил он.
Саган на это не отозвался.
— Обряд не придает испытуемому новых сил, но показывает, слаб или силен испытуемый. У меня сложилось впечатление, что вы хорошо знаете собственные силы, Ваше высочество, — сухо заметил Саган.
— Да. Но я хочу, чтобы и другие знали мою силу.
— Древние священники верили, что этот ритуал помогает узнать Божью волю, — сказал Саган после некоторого молчания.
— Да, милорд, я знаю об этом.
Саган закончил приготовления, расставив необходимые предметы на черном бархате, и отступил от стола, чтобы еще раз взглянуть, все ли сделано, как следует.
«Все ли в порядке, миледи? Все ли так, как вы запомнили?» Эти слова он сказал леди Мейгри на борту «Феникса» перед тем, как подвергнуть испытанию Дайена.
Саган вышел из палатки.
— Вы верите в Бога? — спросил он Флэйма.
Принц смотрел на него, удивленный прозвучавшим вопросом. Губы Флэйма растянулись в улыбке. Казалось, он вот-вот рассмеется. И вдруг взгляд принца стал серьезным.
Флэйм даже казался смущенным.
— Просто не знаю, что сказать вам, милорд, глядя на ваше одеяние. Вы священник Ордена?
— Скажите мне правду. А что я так одет — так у меня на то свои причины. Мой внешний вид должен соответствовать моей вере… или служить ей маской.
— Понятно, — сказал Флэйм, одобрительно и с уважением взглянув на Сагана. — Да, лучшей маски и не придумаешь. И все это время вы…
— Я первый задал вам вопрос, принц Старфайер, — перебил его Саган.
— Простите, милорд. Вот мой ответ вам: я верю в себя самого, и никакое всемогущее, всеведущее существо не управляет моей судьбой. Жизнь — это случайность, совпадение каких-то обстоятельств, и потому мы должны быть всегда готовы ловить момент, — он сжал кулак, как будто схватил пахнущий дымом воздух, — и извлекать из него собственную выгоду. — И он разжал кулак, оставшийся пустым. — Я сам создаю свою выгоду. Если существует космическая энергия, милорд, то она — во мне самом.
Саган склонил голову в знак того, что удовлетворен таким ответом:
— Мы готовы к обряду инициации.
Флэйм улыбнулся — весело и вызывающе:
— Панта может войти со мной?
Саган взглянул на старика, молча стоявшего поблизости от угасавшего костра.
— Нет, к сожалению. Этого нельзя. Ваша воля слишком сильна, сэр, — обратился Саган к Панте. — Вы можете, сами того не желая, оказать влияние на вашего принца.
Гарт Панта кивнул и поклонился.
— Надеюсь, и креатуры тоже не помешают нам, — добавил Саган, оглянувшись на палатку и скользнув взглядом по склону холма, деревьям и клочьям тумана, еще цеплявшимся за них.
— Панта говорил с ними, — ответил Флэйм. — Они, конечно, не все поняли, но согласились покинуть окрестности, чтобы их энергия не оказала чрезмерного влияния на нас.
— Весьма любезно с их стороны, — криво усмехнулся Саган.
Теперь он понял, отчего он так раздражен и не в духе. Здесь властвовали какие-то другие, чуждые силы, а не он сам контролировал свои эмоции. Такая ситуация была непривычна для Сагана и опасна. Флэйм мог считать его своим почетным гостем, принц мог даже оказывать ему всевозможные почести, знаки внимания, но один поворот ключа в двери камеры превратил бы почетного гостя в узника, и Флэйму не стоило бы никакого труда пойти еще дальше и превратить узника в покойника.
Саган оставил палатку открытой. Флэйм решительно шагнул внутрь в сопровождении Командующего. Закрыв вход в палатку, Саган позаботился о том, чтобы ни малейший проблеск дневного света не проникал сюда снаружи. Внутри палатки стало абсолютно темно, и Флэйм застыл на месте, чтобы в темноте не наткнуться на что-нибудь.
Саган взял принца за руку и подвел к столу, стоявшему в центра палатки.
— Снимите свою одежду, — сказал Саган Флэйму, — и наденьте то, что найдете у своих ног. И оружие тоже снимите, — добавил он, вспомнив, про гемомеч.
Флэйм опустился на колени и прикоснулся к лежавшей внизу робе:
— А-а, обыкновенная власяница, — сказал он, поморщившись от прикосновения к грубой материи.
— Вам можно говорить, только отвечая на мои вопросы, — остановил его Саган.
— Простите, — тихо сказал Флэйм, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Потом было только слышно, как он переодевается.
Саган обошел вокруг стола, в темноте рукой касаясь его краев. На ощупь найдя то, что искал, он поднял свечу, зажег ее и вставил в серебряный подсвечник, стоявший на конце стола. Другие предметы оставались под черной материей.
Из прорези вверху власяницы показалась голова Флэйма. В голубых глазах, глазах Старфайеров, отражалось пламя свечи. Блестящие, черные, как вороново крыло, волосы были всклокочены. Флэйм отбросил их назад, распрямил плечи и улыбнулся.
Глядя в эти глаза, Саган мысленно видел другого молодого человека. Он видел Дайена, стоящего на том же самом месте. Бледный, дрожащий от страха, с которым он не мог совладать, — таким вспомнился Сагану Дайен. Саган помнил, что совсем еще юный, почти мальчик Дайен был близок к обмороку. «Мне кажется, я умираю», — сказал он. Саган снял с головы капюшон и зажег вторую свечу, поставив ее на противоположный край стола. У ног его образовался круг света, отбрасываемый этой свечой.
— Встаньте в центре круга, — сказал Саган.
Флэйм уверенно шагнул в этот круг. Улыбка не сходила с его лица. Происходящее забавляло его.
Дайен вошел, в круг с трепетом, как будто шел навстречу смерти.
Саган начал произносить ритуальные слова: «Создатель, пред тобой предстоит тот, кто достиг порога зрелости (нет, это смешно, не нужно этих слов), кто хочет понять тайну своей жизни (и это неправда, миледи, взгляните на его лицо: никакая тайна не волнует его, он прекрасно знает, чего хочет)… Мы, те, в ком течет Королевская кровь, обладаем большими талантами, чем другие люди… большими возможностями использовать наши умственные и физические достоинства, чтобы защищать и помогать… (Я не использовал их для этого, о чем вы, миледи, помните. Я использовал их для завоеваний. И этот человек хочет того же)».
Обряд продолжался. Настала очередь четырех стихий: земли, воздуха, огня и воды. «Этот человек хочет власти над каждой из этих стихий», — монотонно произнес Саган.
Флэйм стоял в центре круга, нетерпеливый, как ребенок, которому пообещали, но пока еще не дали долгожданного подарка.
«Этой ночью, Флэйм Старфайер, вы явитесь ко мне…» — Саган запнулся. — «К нам», — еле слышно добавил он, явственно ощущая, что он здесь не один. «Вы явитесь к нам, чтобы быть посвященным в тайну. Вы ищете власти над тем, что неподвластно большинству людей. Если Создатель сочтет вас достойным, вы приобретете эту власть. (И если не сочтет. Именно так думаете вы сами, Флэйм, разве нет? Точно так же, помню, думал я сам)».
Саган снял черную материю с тех предметов, которые она покрывала, и свет свечей упал на серебряный жезл, серебряный кувшин, наполненный водой, серебряное блюдо, наполненное маслом, и серебряный шар.
Руки Флэйма задвигались в просторных рукавах власяницы, задрожали его пальцы. Участилось дыхание Флэйма. Он облизал губы.
Саган поднял со стола серебряный жезл. Последний раз эту часть ритуала провела леди Мейгри, ничья рука не касалась с тех пор серебряного жезла. Саган поднял его вверх.
— Воздух. Дыхание жизни. Вихрь разрушения.
Он медленно двигал жезл по кругу. Воздух вокруг пришел в движение, и пламя свечей замигало. Свечи дымили, пламя затрепетало и заметалось над фитилями, почти совсем угаснув.
* * *
Дайен дышал учащенно и трудно. Он поднес руки к горлу и жадно хватал воздух ртом, не в силах справиться с удушьем. Его широко раскрытые глаза наполнились ужасом, посинели губы, высоко вздымалась грудь, судорожно сокращались мышцы, словно пытались удержать покидающую тело жизнь… Мальчик опустился на колени…
* * *
Принц Флэйм торжествующе рассмеялся в темноте и шумно втянул в легкие воздух.
Ветер стих. Снова распрямилось и разгорелось пламя свечей. Саган положил серебряный жезл на стол.
— Земля, — сказал Саган. — Материя. Вы хотите власти над ней.
Взяв со стола серебряный глобус, он подбросил его в воздух и направил на этот шар всю свою волю. Металлический шар завис в воздухе над его головой. На поверхности шара возникли острые шипы.
— Подставьте под шар руки, — приказал Саган.
Флэйм повиновался и вытянул обе руки, коснувшись ими шара, шипы которого легко пронзали плоть. Глобус начал опускаться.
— Стой! — сказал Флэйм, и шар остановился, повиснув над его руками.
— Опускайся! — сказал Саган, и шар опустился.
Лицо Флэйма исказила гримаса гнева, синие глаза загорелись ярче пламени свечей. Он метнул на Сагана властный и враждебный взгляд человека, не выносящего, когда кто-то поступает против его воли. Но руки Флэйма не шелохнулись, остались неподвижными, готовые еще крепче схватить колючий шар.
* * *
Шар резко опустился. Слышно было, как острые шипы протыкают живую плоть и скрежещут о кости. Из пронзенных рук Дайена хлынула кровь. Дайен вскрикнул.
* * *
Острые шипы втянулись обратно в шар за миг до соприкосновения с руками принца. Флэйм легко подхватил шар и улыбнулся Сагану — мрачно и торжествующе.
Саган протянул руку, чтобы взять серебряный шар. Флэйм сжал шар в своих руках и раздавил его, отбросив обломки, как кусочки яичной скорлупы, на черную материю.
— Вода, — поднял Саган кувшин. — От нее исходит жизнь. Подставьте ваши руки. — И он налил воды в сомкнутые пригоршней ладони Флэйма. — Пейте.
Принц поднял руки ко рту и сделал большой глоток.
— Какой вкус у воды? — спросил Саган.
— Вкус крови, — ответил Флэйм.
* * *
Наклонив кувшин, леди Мейгри налила воды в израненные руки Дайена. Холодная вода облегчила боль. Дайен закрыл глаза. Из-под его век струились слезы. Вода смешалась с кровью.
* * *
Огонь, опора жизни и ее разрушитель.
Масляная лампа вспыхнула ярким пламенем. Прежде чем Саган успел произнести хотя бы слово, Флэйм протянул руки над огнем и опустил их вниз, в пламя. Накрыв лампу ладонями, он погасил огонь. А потом поднял правую руку. Она уже успела покрыться волдырями от ожогов, которые Флэйм сам же себе и причинил. Пять шрамов от игл гемомеча сочились темной кровью.
Выражение лица Флэйма ничуть не изменилось.
* * *
Дайен не издал ни единого звука, но лишь как зачарованный смотрел на пламя, охватившее его руки. Огонь вспыхнул, чтобы сразу потухнуть. На руках Дайена не осталось ни малейшего следа от ран и ожогов.
* * *
— Милорд, — сказал Флэйм, показывая Сагану обожженную руку. — Разве я не выдержал испытания? Так обещаете ли вы мне свою помощь?
Саган разглаживал черный бархат кончиками пальцев и смотрел на ровное в теперь уже неподвижном воздухе пламя свечей. Его пальцы слегка коснулись холодного пятна, оставленного водой, выплеснувшейся на бархат. Он оцарапал палец о зазубренный кусочек металла — обломок серебряного шара. Саган стоял неподвижно и молчал.
Флэйм тоже не двигался и тоже молчал, несмотря на сильную боль в обожженной руке.
Но вот Саган выпрямился и тихо сказал:
— Я помог Дайену Старфайеру взойти на престол. Я обещал, что буду верен и предан ему. Он знал — и все знали, — что я не верил в его способности быть правителем галактики. Но само Проведение было против меня. — Он взглянул на Флэйма. — Случай, совпадение — называйте это, как угодно. Удача отвернулась от меня. Дайен вознесся высоко. Я покинул мир… чтобы избежать соблазна.
Саган поднял руки и откинул свой капюшон на плечи, а потом взял правую обожженную руку Флэйма и сильно сжал ее.
Флэйм пытался сохранить стоическое спокойствие, но пожатие Сагана было слишком сильно. С губ Флэйма сорвалось невольное восклицание. Он содрогнулся от боли, и на висках и щеках у него заблестели капельки пота.
И все-таки он заставил себя торжествующе и свирепо улыбнуться. Он распрямил плечи, отбросил с лица черные волосы и с силой ответил на пожатие руки Сагана. Обожженная рука плотно сжимала мозолистую руку. Свежие шрамы от гемомеча совпали с давними.
— Я пришел сюда в поисках короля, — сказал Дерек Саган. — Я нашел его.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Камила очнулась в какой-то спокойной, тихой комнате. На противоположной от нее стене взад и вперед покачивались зеленоватые тени. Комнату наполнял неяркий солнечный свет, птичий гомон, и где-то совсем близко кто-то тихо играл на флейте. Камила лежала в мягкой постели, на чистых, приятно пахнущих простынях и озиралась вокруг, чувствуя полное безразличие ко всему окружающему. Сказывалось действие укола. Она как будто выплыла на поверхность тихого озера после отчаянной борьбы с какими-то жуткими чудовищами в его глубинах.
Зеленые тени оказались листьями и ветками, которые слегка шевелил за окном легкий бриз и от которых в комнату проникало благоухание. Флейта умолкла. Камила взглянула в ту сторону, откуда только что доносилась музыка.
За столиком возле окна сидела молодая женщина. Увидев, что Камила проснулась, она улыбнулась ей и, забрав с собою флейту, вышла из комнаты, закрыв дверь.
Вскоре после ее ухода снова зазвучала флейта, повторявшая ту же мелодию, как будто исполнительница разучивала ее. Это была простенькая и приятная мелодия с легким оттенком меланхолии, странным для звучания флейты, каждый звук казался вздохом. Лежа в постели, Камила напевала ее про себя, поводя вокруг полусонными глазами, и вдруг вспомнила все до мельчайших подробностей. Ее сломанная рука лежала поверх покрывала, и повязка на руке теперь была более искусной, чем та, которую сделал киборг. Рука казалась онемелой, тяжелой и чужой, как будто не принадлежащей ей. Камила опасливо попробовала пошевелить ею и с облегчением увидела, что пальцы двигаются. Боли не чувствовалось. Камила подумала, что это действует какое-то лекарство, введенное ей, пока она спала.
Она села и осмотрелась вокруг. Ее одежда лежала, аккуратно сложенная, на стуле возле кровати. Одежду уже успели отмыть от следов крови и грязи. На себе Камила увидела платье без рукавов, сшитое из хлопчатобумажной ткани, удобное, если даже не модное. Комната же представляла собой маленькую спальню чуть больше той, что была у Камилы в Академии.
Встав с постели, Камила выждала несколько секунд, пока пройдет легкое головокружение, на цыпочках тихо подкралась к двери. Не спеша, спокойно прикоснулась к дверной ручке. Дверь оказалась незаперта. Камила все так же на цыпочках вернулась к постели, взяла со стула свою одежду и с трудом переоделась. Мешала сломанная рука. Труднее всего оказалось застегнуть пуговицы, но Камила с этим, хоть и медленно, но справилась, обулась и собиралась уже выйти из комнаты, как вдруг дверь открылась и кто-то вошел.
Камила села на постель и постаралась придать своему лицу беспечное выражение, чтобы тот, кто вошел, не подумал, будто она хотела уйти отсюда.
Астарта холодно улыбнулась, но ничего не сказала. Белая мантия свободного покроя мягкими складками ниспадала до полу с плеч королевы. Украшенный золотом пояс, похожий на переплетенные пшеничные колосья, охватывал тонкую талию Астарты. С поясом сочетались украшенные золотом сандалии. Блестящие черные волосы на затылке были стянуты в узел, казавшийся настоящим произведением парикмахерского искусства. В этой комнате, где преобладали мягкие, пастельные тона, глаза Астарты с их живым блеском казались еще ярче, чем обычно.
Позади Астарты в комнату вошла девушка с подносом в руках, который она, повинуясь жесту королевы, поставила на стол. Запахло свежевыпеченным хлебом. При виде хлеба Камила временно отложила в сторону мысли о побеге.
— Вы голодны, мисс Олефская? — спросила Астарта. — Я подумала о том, что, проснувшись, вы почувствуете голод. Крис советовал не давать вам ничего, пока не кончится действие инъекции. Он говорил, что вам лучше несколько дней ничего не есть, а только пить воду. Вы, вероятно, плохо помните, как попали сюда?
Камила покачала головой. То, что она вспомнила, почти сразу же улетучилось из ее памяти.
Астарта приказала сопровождавшей ее девушке удалиться и запереть дверь. Подойдя к столу, королева сняла с подноса лежавшую на нем накидку. Глазам Камилы предстали свежие фрукты, сыр, булка еще теплого хлеба.
— Это, наверное, не та еда, к которой вы привыкли, — сказала Астарта, аккуратно складывая снятое с подноса покрывало и кладя его на стол рядом с подносом. — На вашей планете, я полагаю, люди едят мясо. Мы мяса не едим, особенно в храме и его окрестностях. Я тоже не ела бы его, но мне часто приходилось поневоле идти на уступки, с тех пор как я стала королевой. Нельзя же обидеть хозяина — такого, например, как ваш отец, — отказом от угощения. Богиня, надеюсь, простит мне. Садитесь к столу, угощайтесь.
Камила не сводила глаз с еды, чувствовала, как текут у нее слюнки, но оставалась сидеть на постели.
— Моря себе голодом, Вы ничего не добьетесь.
Что верно, то верно. Камила встала, подошла к столу и уже было села, но вспомнила, что нельзя сидеть в присутствии королевы, когда та стоит. Спохватившись, Камила встала из уважения к Ее величеству.
Астарта снова улыбнулась, но на сей раз натянуто.
— Не странно ли, заниматься любовью с моим мужем вы позволяете себе без всяких угрызений совести, а вот сидеть в моем присутствии стесняетесь.
Камила вспыхнула от стыда и сознания своей вины и разозлилась на себя за то, что ей чего-то стыдно и что она считает себя в чем-то виноватой перед Астартой.
Астарта села, высоко держа голову и выпрямив спину:
— Не смущайтесь, мисс Олефская. Садитесь и ешьте, — сказала она уже без горечи, но с грустью в голосе.
Вконец растерянная, да еще и мучимая голодом, Камила села напротив Астарты и приступила к еде, но тут же вспомнила о приличиях:
— Может быть, вы… присоединитесь… Ваше величество?
— Нет, благодарю вас. Я уже обедала. И не называйте меня так. Это… Это звучит смешно. Не называете же вы моего мужа «Ваше величество».
У Камилы кусок застрял в горле. Она опустила руки на стол и застыла в неподвижности.
— Простите меня, — неожиданно сказала Астарта.
Она опустила свою руку на руку Камилы. Длинные ногти Астарты слегка касались руки Камилы и были гораздо холодней, чем пальцы.
— Во мне пробудились озлобление и мстительность. Не придавайте этому значения, мисс Олефская. Я не хочу быть вашим врагом. Конечно, мы не можем быть друзьями. Это было бы нелепо. — Тень мимолетной улыбки скользнула по лицу Астарты. — Но существует то, что объединяет нас. Дайен. Мы обе хотим, чтобы он был счастлив.
Камила ничего не ответила. Стараясь не задеть Астарту, она медленно высвободила свою руку из-под ее руки и вернулась к еде.
Королева глубоко вздохнула. За дверью снова кто-то заиграл на флейте. Камила хорошо знала эту мелодию и вздрогнула, услышав фальшивую ноту.
— Вас зовут Мейгри Камила, — сказала Астарта, — но никто не называет вас Мейгри, не так ли?
Камила кивнула.
— Мне не довелось ее знать, — продолжала Астарта, — но моя мать ее знала. Они были старыми врагами, сражались друг против друга во время войн с пародышащими. Моя мать презирала ее. Она говорила, что леди Мейгри была труслива и предала своего командира, а потом скрылась, чтобы избежать расплаты за свое предательство. Конечно, у моей матери просто не укладывалось в голове, как это леди Мейгри могла предать Дерека Сагана. Мне кажется, моя мать ревновала ее. Она хотела, чтобы Саган был с ней, но это было невозможно. Саган восхищался моей матерью и уважал ее, я думаю, но по-настоящему он любил в своей жизни только одну женщину — леди Мейгри. Их любовь родилась вместе с ними. Богиня создала их друг для друга. Но Злой дух действовал наперекор Ей. Гордость, ревность, страх, недоверие — слабости нашей смертной плоти разлучили их. Но в конце концов любовь победила. Теперь они вместе. После смерти они сказали друг другу то, чего не могли сказать при жизни. — Астарта умолкла и о чем-то задумалась.
— Я буду называть вас Камилой, — неожиданно сказала она. — А вы меня зовите Астартой.
— Вы не любите его, — тихо сказала Камила, нервно кроша хлеб на мелкие кусочки. — Вы не любите его, как… Вы сами сказали… так, как любят, когда любовь рождается вместе с теми, кто любит.
— Да, Камила, — сказала Астарта, стойко выдерживая взгляд Камилы. — Вы правы. Я не люблю его такой любовью. И никогда не смогу полюбить.
— А я люблю! С тех пор, как впервые увидела его, нет — еще раньше, когда мой отец впервые рассказал мне о встрече с ним, я уже тогда почувствовала, что Дайен мне не безразличен, хоть и сама не понимала, отчего. По-моему, сначала отец был не очень высокого мнения о Дайене. Они встретились в ту ночь у Снаги Оме, в ночь, когда Снага Оме был убит, а Дайен объявил себя королем. Мой отец и леди Мейгри были там, подошел Дайен и обвинил леди Мейгри в том, что она предала его из-за своей любви к Дереку Сагану. Леди Мейгри ударила его. — Забыв на миг, где она находится и кто ее слушает, Камила улыбнулась, вспомнив, как живо и шумно-весело рассказывал Медведь об этом инциденте. — Леди Мейгри не просто отвесила Дайену оплеуху, она двинула его кулаком, если верить моему отцу. Дайен отлетел на целых пять шагов. После этого мой отец, однако, изменил свое мнение о короле к лучшему. Он не повиновался этому противному и страшному старику Абдиэлю, рискуя собственной жизнью, и предъявил свои права на трон. Когда отец рассказывал об этом, мне казалось, я вижу Дайена перед собой, хотя раньше я его никогда не встречала…
— Да, — сказала Астарта. — Могу себе представить.
Камила вспомнила, где она. Она сидела, сгорбившись над своей тарелкой, и смотрела на несъеденные фрукты, не поднимая глаз на Астарту.
— Вы поймете тогда, что мы ни в чем не виноваты. Мы не хотели причинить вам зло. Мы никому не хотели делать зла. Мы хотели бы только быть вместе, потому что такая у нас судьба.
— Да, вы хотели бы, — сказала Астарта, — но не можете.
Камилу раздражало спокойствие этой женщины. Уж лучше бы Астарта вспылила, разозлилась на нее — по крайней мере, это было бы легко понять.
— А вы когда-нибудь любили кого-нибудь вот так — беззаветно? — спросила Камила.
— Я не встретила настоящего избранника моей души. А теперь сомневаюсь, что когда-нибудь захочу этого. Так, видимо, угодно Богине. Мне предназначено судьбой выполнять свой долг, быть королевой, произвести на свет наследника престола.
— Ваша Богиня предназначила вас для жизни в браке без любви? — изумилась Камила. — Как можно…
— Нет, не без любви, — возразила Астарта. — Я по-своему люблю Дайена. О, не так, конечно, как любите его вы, Камила. Я хотела бы уметь так любить, — добавила она, погрустнев, и покачала головой. — Но я, кажется, начинаю сама себя жалеть, а это слабость, которую наша Богиня презирает и ненавидит. Я уважаю своего мужа. За все, что есть в нем хорошего. За его высокие идеалы и благородные принципы, за то, что он делает то, что считает справедливым, за его самоотверженность и преданность народу. Меня восхищает его честность.
Камила снова покраснела и прикусила губу.
Астарта поняла ее:
— Вам странно слышать от меня слова о его честности, когда со мной он поступает так нечестно, но я не отказываюсь от своих слов, потому что видела и знаю, как он страдал оттого, что обманывает меня. Если бы он был нечестным, его это не мучило бы. А ведь он мучился, разве не так, Камила?
Камила плотно сжала губы, не давая вовлечь себя в ловушку.
— Он страдал. И вы тоже. Вы все больше и больше нравитесь мне, Камила.
Камила не нашла в себе сил ответить на комплимент благодарностью. Она просто не представляла себе, что Астарте кто-то мог нравиться. Эта женщина была слишком отчужденной от других людей и холодной.
— Где я? — спросила Камила, прервав затянувшееся молчание. — Куда вы меня привезли?
— Вы в храме Богини на планете Церес. Не волнуйтесь, — поспешила добавить Астарта, заметив на лице Камилы тревогу и удивление. — Это единственное место, где вы в безопасности. Здесь моя мать не осмелится причинить вам вред, потому что это место священно. Вы проделали путешествие в гробу. Поверьте, это вовсе не дурное предзнаменование, но у меня не было иной возможности доставить вас сюда так, чтобы об этом не узнала моя мать. Теперь-то она, конечно, знает, что вы здесь. Ее шпионы вездесущи. Но я уже говорила с ней. Никто не посмеет проливать чью бы то ни было кровь в храме Богини. Она навеки проклянет дерзнувшего сделать это.
— Так, значит, я в безопасности только пока остаюсь здесь? — Камила обвела взглядом комнату, в которой сидели они с Астартой.
— О, вам совсем не нужно сидеть взаперти в этой комнате. Территория храма очень обширна. Вы можете свободно по ней передвигаться. Я покажу вам окрестности. Крис говорит, что после долгого пребывания в неподвижности вам необходимы прогулки и физические упражнения. Наша Священная Роща очень красива, хотите взглянуть на нее?
Камила не стала возражать против этого. Ей и вправду хотелось размять ноги и довести себя до такой усталости, чтобы ни о чем не думать.
Они вышли из комнаты, прошли по коридорам с зарешеченными окнами, через которые свободно проникали воздух и солнечный свет. Подвесные колокольчики наполняли воздух музыкальным позвякиванием. Астарта и Камила вышли в сад, красота которого поразила Камилу до глубины души. Над ними высились горы в шапках вечных снегов, а далеко внизу, в долине виднелась причудливая россыпь башен и шпилей главного города планеты Церес, носившего то же название, что и сама планета.
Город располагался на некотором удалении от храма, как будто не смел приблизиться и проявить этим непочтительность. Из города вела к священному месту широкая магистраль — оживленный поток верующих никогда не пресекался на ней.
Окруженный стенами сад был огромен и открыт небесам. Здесь не было очень высоких деревьев, чтобы Богиня, глядя с небес, могла видеть и благословлять тех, кто гулял здесь, и ничто не должно было становиться преградой перед глазами Богини. Умиротворение и безмятежное спокойствие снисходили на тех, кто посещал этот сад. Камила невольно почувствовала это на себе и пыталась не поддаваться благостному настроению, оставаясь настороже.
На пути им повстречалось несколько человек, почтительно поклонившихся Астарте и поспешно удалившихся, чтобы не нарушать ее покой. Астарта не напоминала Камиле о том, другом саде, за что Камила была ей признательна, но не думать о розарии, как ни старалась, не могла.
Астарта объясняла Камиле, чем полезны некоторые из растений, мимо которых они проходили, как вдруг Камила остановилась.
— Все это очень мило, Ваше величество, — сказала Камила, отказываясь от обращения к королеве по имени, — но если взглянуть правде в глаза, то я ваша узница. Вы схватили меня, чтобы заставить Дайена вернуться к вам. Используете меня как заложницу?
Астарта пристально смотрела на Камилу и не сразу ответила:
— То, что я скажу вам, мне нелегко будет сказать, а вам — выслушать. Пусть Богиня будет свидетельницей нашего разговора. Вы согласны на это?
— Я… Я… Да, я думаю, — колебалась Камила. — Но вы знаете, что я не верю в вашу Богиню, — добавила она, как бы оправдываясь.
— Это неважно, — улыбаясь, возразила Астарта. — Она верит в вас. Идемте.
У Камилы не было выбора, коль скоро ей хотелось узнать, что на уме у этой женщины.
Они приблизились к беседке, увитой виноградной лозой. Здесь сад, похоже, кончался, и начинался круто поднимающийся вверх склон, густо поросший кустарником и деревьями.
Астарта прошла через беседку, раздвинула занавес, образованный великолепной виноградной лозой, и Камила увидела узкую тропинку, скрытую от глаз людей, гуляющих в саду.
— Это тропа Верховной жрицы, — сказала Астарта. — Она ведет туда, вверх, — показала она, — в Пещеру Святой Богини. Туда могут приходить только я и те, кого я приведу с собой. Впереди крутой, но не опасный подъем, и вы отдохнете, как только мы дойдем до конца нашего пути. В самых трудных местах я помогу вам. Дайте мне вашу руку.
Камила строптиво заявила, что может идти и без чьей бы то ни было помощи, и действительно самостоятельно одолела первые несколько метров. А потом убедилась, что нуждается в помощи, что для подъема вверх ей нужны две здоровые руки. Пришлось все же дать руку Астарте и принять от королевы помощь.
Когда они добрались до вершины, Камила выбилась из сил, а Астарта одолела подъем без особого труда. Подумаешь, утешала себя Камила, может, она каждый день взбирается сюда, вот и натренировалась.