— Хватит тебе, Нола! Такое впечатление, что ты ее старшая сестра, а ведь знакома ты с ней несколько… — Он остановился, вид у него был довольно глупый.
— Дайен, — сказала мягко Нола, стараясь не пользоваться своим преимуществом перед Дайеном, неосмотрительно попавшим в тупик, и не давить на него. — Камила подобна драгоценному камню, который был у Мейгри, — чиста, невинна и безупречна. Не сомневаюсь, ты можешь внушить ей любовь к себе, я ведь тоже наблюдала за вами сегодня вечером. Но коли она отдаст тебе свое сердце, Дайен, она и себя целиком отдаст. Ее любовь заполнит всю ее жизнь, полностью, и она вправе ждать и от тебя того же. А если ты не сможешь ответить ей тем же… — Нола вздохнула, покачала головой.
— Я смогу, Нола. Почему бы и нет?
— У тебя нет выбора. Ты же не обычный парень. Твоя жизнь не принадлежит тебе. Ты связан обязательствами. Ты говоришь о браке, а ведь через несколько дней ты собираешься лететь в Коразианскую галактику…
— Ладно. Я понял тебя. Давай оставим этот разговор. — Дайен, понурившись отвернулся от Нолы и стал смотреть в окно на поблескивающее в лунном свете озеро.
Цена… будет высокой. Может, выше, чем ты захочешь заплатить. Выше, чем тебе стоит платить.
Мейгри предупреждала его. Помнится, он ответил пространным монологом. Но то малое, чем он тогда располагал, не казалось ему слишком большой жертвой. Его жизнь. Да, он был тогда готов отдать свою жизнь. Он понимал, какая опасность подстерегает его в Коразианской галактике. Он станет сражаться с коразианцами, попадет к ним в плен, его будут истязать. Он-то думал, что Мейгри это имеет в виду. Жизнь. Как легко расстаться с жизнью, особенно когда она никчемная, праздная… одинокая.
А потом ему приснился сон. Сон этот был пророческим, сомнений у Дайена не было. И выход можно найти: заплатить сполна, но что-то, совсем немного, оставить себе…
Резко повернувшись, чтобы уйти и остаться наедине со своими мыслями, Дайен чуть было не налетел на Нолу, которая неслышно подошла к нему. Он споткнулся, она зашаталась, они схватились друг за друга, чтобы не упасть.
— Ты не сердишься на меня, Дайен? — спросила она печально.
Дайен сердился на нее, на судьбу, на себя за то, что он подставился и получил от судьбы увесистые удары. Он хотел было сорвать зло на ком-нибудь, накричать, дать волю чувствам, как дозволено лишь королям, — так однажды сказал ему Таск. Но он взял себя в руки, хотя почувствовал на щеках холодные, колючие слезы.
Будучи не в силах говорить, он замотал головой, схватил Нолу за плечи — и выскочил из комнаты. Он даже не заметил Таска, который проходил мимо по коридору.
* * *
— Любимая, Бога ради, скажи, что ты наговорила малышу? — спросил Таск, войдя в спальню, запирая за собой дверь на тот случай, если Дайену снова вздумается прийти ночью поговорить. — Тебя же просили успокоить его, а не вонзать ему нож в сердце!
— Ох, Таск, — заплакала Нола, падая к нему в объятия и пряча голову у него на груди. — Зачем только люди влюбляются? Почему любовь причиняет им столько страданий?
— Что? — спросил Таск, ничего не понимая.
— Оставь меня в покое! — Нола оттолкнула его.
Пристроившись на краю постели, подальше от Таска, она свернулась калачиком, натянув одеяло на голову и повернувшись к нему спиной.
Предчувствуя, что его ждет длинная, холодная ночь, может, даже много длинных, холодных ночей, Таск задумчиво почесал голову.
— Вот тебе и на, — пробормотал он. — Одно совершенно ясно: надо, чтобы уборные были в доме, а не на дворе.
* * *
Дайен так торопился, что забыл фонарь. Коридоры были темными и холодными, только в окна лился свет от луны и звезд, таинственными большими пятнами ложась на пол и стены. Дайена это не огорчало. Ему легче было в темноте, она была под стать его мрачному настроению.
Он прошел через холодный холл, почувствовав, что слезы застывают на лице.
«Нола не права, — говорил он сам себе. — Камила — не кукла. Она сильная, настоящий воин. И умная. Надо только, чтобы кто-нибудь ей подсказал, что надевать, как себя вести перед видеокамерами, что говорить, а что не говорить».
Он попытался представить себе ее в блестящем наряде, в котором была одна из его знакомых девушек, — короткая узкая юбка, блузка с глубоким вырезом и узкими рукавами, шляпка, надвинутая на лоб. Вспомнил о широком шаге Камилы-охотницы, ее размашистых жестах, ее светлых, мальчишечьих кудрях…
«К тому же, став королевой, она будет сама законодательницей моды». И тут же представил себе первых леди галактики в кожаных брюках, куртках на оленьем меху и чуть не рассмеялся. Но почему-то вздохнул. Дрожа от холода и боли, пронзившей сердце, он прислонился к каменной стене, прижав к груди руки, несчастный и отчаявшийся, и закрыл глаза.
— Ах вот ты где!
Сквозь сомкнутые веки он уловил мягкий свет горящей свечи.
Дайен открыл глаза.
— Камила…
Она была в длинном белом халате, шкура какого-то зверя прикрывала плечи. В отблесках пламени ее волосы сияли серебром. Глаза — темные, с поволокой — горели внутренним огнем. Она держала на своей сильной руке младшего братика. Он склонил головку к ней на плечо, согревшись и успокоившись возле сестры.
— Пошел за малой нуждой и заблудился? — спросила она сурово Дайена. — Не удивительно. Нельзя здесь бродить без фонаря. И без пальто. Твоя комната внизу, как раз под этим холлом. Подожди, я положу Галена и провожу тебя.
Дайен смотрел на нее в изумлении, внезапно он представил себе, как его королева говорит комментатору Джеймсу Уордену: «Пошел за малой нуждой…» И помимо воли рассмеялся.
— Тише! — сказала Камила, взглянув на малыша, который захныкал. — Я только что укачала его!
— Прости! — Дайен справился со смехом.
Она принялась качать малыша, тот наконец перестал хныкать, вздохнул, сунул в рот большой палец и снова прислонился к ней.
— Я сейчас положу Галена в колыбель…
— Я… я сам найду дорогу, — выдавил из себя Дайен, чувствуя, как у него подкосились колени; к счастью, он стоял, прислонясь к стене. — Не беспокойся.
— А я не беспокоюсь, — сказала Камила, пожимая плечами. — Меня малыш разбудил. Ему что-то приснилось, он стал так рыдать, точно волки его рвали на части. Я не могла спать, сказала маме, что похожу с ним.
И она пошла по коридору, в ту сторону, откуда пришел Дайен. Он, постояв в нерешительности, повернулся и двинулся следом за ней. Она со свечой, а в замке страшно темно, он только сейчас понял это.
Он открыл дверь в детскую, пропустил ее вперед, взял свечу, пока она укладывала братика в колыбель и укрывала его. Дайен разгреб в очаге сгоревшие поленья, чтобы угасший огонь снова ожил. Они хотели было подбросить дров, но передумали. В комнате и так тепло, сказала она. Проверив еще раз малыша, Камила взяла у Дайена свечу, повела его по коридору.
— Я тоже не мог спать, — сказал Дайен.
Камила с серьезным и торжественным видом кивнула.
— У тебя завтра очень важное дело. Я слышала, как мать с отцом говорили, перед тем как идти спать. Мой отец сказал, что Ди-Луна и Рикилт не хотят рисковать своими кораблями и людьми и лететь в Коразианскую галактику. Тебе предстоит нелегкая задача уговорить их.
— Твой отец прав, — сказал Дайен, — но я не потому не мог заснуть. Не об этом я думал.
Любая другая на ее месте поняла бы, что ей делают комплимент, улыбнулась бы в ответ или же стала бы его дразнить, пока он не сказал бы все как есть. Камила смотрела на него широко раскрытыми, любопытными, без всякой лукавинки глазами.
— О чем же ты думал?
«Ты можешь внушить ей любовь к себе, Дайен ».
Они стояли у дверей его комнаты. Она повернулась к нему, крепко держа свечу. Надо вежливо поблагодарить за то, что она помогла ему. Надо открыть дверь, одному остаться в пустой, холодной комнате, пожелать ей спокойной ночи, отослать ее со свечой, захлопнуть дверь и никогда больше ее не открывать.
Сильный человек так бы и поступил. Лорд Саган. Поступил бы так лорд Саган? Что он семнадцать лет искал по всей Галактике? Короля, которого потеряли? Или любовь, погибшую от руки того, кто захотел завладеть короной? Нет, со мной подобное не случится, я не совершу эту ошибку.
— О тебе, — сказал он и нежно взял ее за руку, — я думал о тебе.
Она улыбнулась ему, улыбка эта была светлее и теплее, чем пламя свечи, которое вдруг задрожало в ее руке.
— Я тоже думала о тебе, — сказала она.
Он привлек ее к себе. Они были одного роста, их губы встретились, обожгли поцелуем, разомкнулись.
— Я хочу жениться на тебе, Камила, — сказал он, крепко обнимая ее; его руки гладили мех, укутывающий ее плечи и хранивший тепло ее тела. — Я хочу сражаться за тебя, когда объявят о нашей помолвке.
— Тебе не придется сражаться за меня. Ты станешь сражаться рядом со мной. Я буду подле тебя со щитом моей матери, с тем, которым она защищала отца.
— Значит, ты выйдешь за меня замуж? Станешь королевой? — Дайен не верил собственным ушам, боялся, что она не поняла его.
— Королевой! — Камила засмеялась, ее позабавила такая перспектива. — Я буду твоей женой. Конечно, я выйду за тебя замуж. Я приняла сегодня ночью это решение. Если бы ты меня не спросил об этом, я бы сама тебя спросила.
Пламя свечи задрожало на ветру, чуть было не погасло. Дайен почувствовал, как холодной волной смывает его восторг и счастье. Он не понял ее или отказывался понять.
Ветерок стих, пламя снова выровнялось, разгорелось.
— Я попрошу завтра согласия у твоего отца, — начал Дайен.
Камиле это не понравилось, она рассердилась:
— И вовсе мне не нужно разрешение отца на замужество.
— Я хочу сказать… — Дайен запнулся. — Так принято…
— Мы вместе пойдем к моим родителям и попросим их благословения. Таков обычай у нас. Мы бы и у твоих родителей попросили благословения, но отец сказал, что они умерли, — сказала она тише и сдержаннее.
Глаза ее были полны сочувствия и сострадания к нему. Первый раз в жизни кто-то испытывал к нему сочувствие, первый раз в жизни кто-то заботился о нем, разделял его боль! И внезапно какая-то мистическая сила, та, которой обладают некоторые особы Королевской крови и которую кто-то считает проклятием рода, подняла завесу будущего перед ним.
И он увидел, что ждет его на долгом, извилистом пути его жизни, увидел тех, кого ему суждено повстречать на этом пути — к добру или к горю, увидел, что только эта девушка из сонма тех, с кем ему суждено повстречаться, будет любить его, заботиться о нем, думать о нем. Для всех прочих он будет королем, которому они станут подчиняться, льстить, действовать подкупами, которого будут боготворить и презирать. Для нее же он навсегда останется просто человеком. Человеком, которого она будет любить. Только она будет преданно любить его. И это станет ее благословением и ее проклятием.
Завеса с такой быстротой опустилась, что он содрогнулся. Он даже не мог с уверенностью сказать, что он все это увидел своим мысленным взором, и какое-то мгновение пребывал в недоумении. Но он твердо знал: он не должен отказываться от Камилы. Она нужна ему.
— Здесь холодно, — сказала вдруг Камила. — Ты дрожишь, руки снова покрылись гусиной кожей. А завтра у тебя столько дел. Ступай спать.
Она робко обошла его, открыла дверь в его комнату и заглянула внутрь.
— У тебя камин не растоплен. Мы на ночь только в детской огонь разжигаем. Я сейчас затоплю, — сказала она и хотела юркнуть в комнату.
Дайен схватил ее, потянул назад.
— Не надо оставаться тебе со мной в моей комнате.
Он испугался, что она начнет спорить, смеяться над ним. Как заставить ее понять, о чем он говорит, коли сам толком не понимает? Но ему ничего не пришлось ей объяснять. Она остановилась, оглянулась, щеки у нее слегка раскраснелись.
— Возьми свечу, — сказала она.
— Она тебе нужна…
— Нет. — Она покачала головой. — Я знаю дорогу.
Он взял у нее свечу. Наклонившись, поцеловал ее в лоб. Их первый поцелуй был таким необычным, таким сладким, так скоро за ним последовал второй! Он ощущал его вкус на своих губах, словно мед. Он хотел сохранить этот медовый след на всю ночь, снова и снова ощущая его на своих губах.
— Спокойной ночи, — сказал он ей.
— Благослови Бог твои сны. — Она робко поцеловала его в щеку, потом торопливым шагом, почти бегом стала удаляться от него.
Дайен смотрел ей вслед, пока ее белый халат и серебряная копна коротких волос не исчезли из виду. Он вошел к себе в комнату, закрыл дверь, забыв запереть ее. Лег в постель, укутался в одеяло, горящую свечу поставил на тумбочку. Его мысли словно окунулись в золотистый свет — то ли от пламени свечи, то ли от сияния ее глаз. Он заснул.
И снова ему приснилась женщина-воин, она стояла плечом к плечу рядом с ним, держа щит так, чтобы заслонить его от врага. Но, защищая его, она оказалась сама беззащитной. А у него не было щита, чтобы укрыть ее от врага. Он был беспомощен, он видел во сне, как на нее сыплются удары, предназначенные для него, вот она упала к его ногам, истекая кровью.
Дайен в ужасе проснулся, он весь покрылся холодным потом.
Свеча догорела, комната погрузилась во тьму.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Венец земных начал, она
Для дома Богом создана.
Уильям Вордсворт. Созданьем зыбкой красоты…Роскошный лайнер «Галактическая Красавица» появился, словно яркая, сияющая игрушка на фоне темного, бездонного неба, испещренного холодными звездами. Мейгри неотрывно следила за кораблем, не изменит ли он курс, не остановится ли, не предпримет ли еще чего-нибудь, заподозрив, что маленький белый кораблик летит по направлению к нему.
«Красавица» продолжала свой неторопливый, ленивый полет в космосе, не причиняя никаких неудобств своим гостям, попивавшим дорогие вина.
— Приветствую «Галактическую Красавицу». Федеральный агент галактики Гиббонз просит разрешения высадиться на борт вашего корабля. Все, — сказал Крис строгим, официальным тоном.
— Они не отвечают, — сказала Мейгри.
Крис улыбнулся, достал из кармана сигару, обследовал ее, потом сунул в рот.
— Могу сказать с точностью до ста процентов, что там происходит, сестренка. Капитан корабля связалась со своим боссом, чтобы узнать, какого черта тот не заплатил пошлину федеральному агенту, отвечающему за этот сектор. Босс заверил капитана, что он, как обычно, все заплатил. Сейчас капитан захочет узнать, кто мы такие. Босс решит, что мы, наверно, здесь новички, прохвосты, хотим получить свою долю. Капитан, если не дурак, скажет боссу, что тут что-то не так, и предложит убраться отсюда подобру-поздорову, сделать прыжок и искать другой сектор.
Увидев, что Мейгри начинает беспокоиться, Крис закурил, сделал глубокую затяжку и улыбнулся.
— Не стоит дрейфить, сестренка. Вы разве не знаете, что значит для прогулочного корабля делать прыжок? Во-первых, капитан должен попросить всех гостей покинуть игорные столы и игровые автоматы — а всегда найдется тип, которому только что начало везти, и он откажется выходить из игры — и разойтись по каютам. Но это только начало. А когда ты заканчиваешь прыжок, три четвертых этой богатой публики выворачивает наизнанку, и они грозят подать на капитана и босса в суд. Нет, куда легче и дешевле пригласить нас на борт, дать нам оттянуться, отвалить нам несколько тысяч. Да мы расстанемся лучшими друзьями!
— Но… — начала было Мейгри.
— Агент Гиббонз, разрешение на посадку получено, сэр. Девятая платформа. А как вы насчет бифштекса, сэр?
Крис посмотрел на Мейгри.
— Так же, как насчет баб, — ответил он. — Мясо должно быть постное, сверху как следует поджарено, а внутри — розовое. Девятая платформа. Понял. Нам потребуется тридцать минут на посадку, так что пока не ставьте сковородку на огонь. Все. Выключаю связь.
Он отключил связь, лег курсом на лайнер, откинулся в кресле и принялся пускать кольца дыма.
— Отлично, — сказала Мейгри, тоже сев поудобнее в кресле второго пилота. — Похоже, вам приходилось бывать в таких переделках.
— Ага, — ответил Крис, не глядя на нее, продолжая следить за «Красавицей». — Я ведь говорил вам на посудине Спарафучиле, что раньше работал федеральным агентом. Но это было до… — И он поднял кибернетическую руку, губы его растянулись в горькой улыбке.
— А как вам удалось раздобыть этот государственный корабль?
— Очень просто. Их продавали с аукциона. Конечно, агентство, продававшее их, его слегка подновило, сняло с него оружие, перекрасило. Но ничего не стоит все восстановить, как было… Когда знаешь свое дело. Я ведь десять лет был агентом. Так что я знал, что мне нужно.
Он замолчал, продолжая курить, глядя в иллюминатор, в котором виден был увеличивающийся по мере приближения ярко освещенный корабль; впрочем, Крис сейчас ничего не видел.
— Я был классным агентом, — добавил он. — Жутко честным. И вот что я получил в награду. — Он пошевелил пальцами своей металлической руки. На ней засветились огоньки, послышались сигналы, означающие, что рука функционирует исправно. — Лучше бы я умер.
Вынув изо рта сигару, он бросил ее на пол и растоптал ногой.
— Я и жене своей пытался растолковать это, — сказал он, взглянув на Мейгри, а потом перевел взгляд на иллюминатор.
Они летели вдвоем в этом маленьком кораблике. Федеральные агенты обычно летают парами. Крис сказал, что третий пассажир на борту вызовет подозрение, если прогулочный корабль решит сканировать их. Брат Фидель остался с Агисом на борту корабля Мейгри. Спарафучиле посадил к себе Рауля и Крошку. Главное, чтобы эти два корабля и корабль с людьми Криса не заметили на «Красавице». Мейгри надеялась, что они летят следом за ними.
— И что случилось? — спросила она.
Лучше болтать, не думать, что их двоих ожидает. Ведь какое-то время они будут на прогулочном корабле одни, без помощников.
— Мы накрыли подпольную фабрику по производству наркотиков на Тисаре-13. Нам предстояла нелегкая работенка — кое-что сделать официально, кое-что провернуть незаметно, но наркодельцы пронюхали, может, подкупили кого-то в нашем агентстве. Они подождали, пока мы проникнем на фабрику, а потом взорвали ее. Мне еще повезло. А партнера моего по кускам три дня собирали. Я-то жив остался, меня положили в госпиталь, подключили к машине… а потом превратили в машину.
— А чего же вы их не остановили, если вы совсем другого хотели? — спросила Мейгри, пораженная горячностью, с которой киборг произносил свой монолог.
— Я пытался. Но мало чего соображал из-за боли и таблеток. Доктора сказали, я не в себе был. — Снова горькая улыбка. — Да и жена не могла отпустить меня с Богом. Сказала докторам, пусть делают, что хотят, только бы я живой остался. Целый год я проторчал в этом проклятом госпитале. Учился ходить, говорить, видеть, слышать, думать. Единственное, что удерживало меня на поверхности — моя жена. Я ведь на все ради нее пошел. А потом меня отпустили домой. Я подошел к дверям, протянул руку, чтобы обнять жену, протянул свою искусственную руку…
Крис вдруг схватил Мейгри за руку, металлические пальцы впились в нее.
— Вот так, — сказал он.
Она сидела неподвижно, спокойно глядя на него.
— А что случилось потом?
— Она не произнесла ни слова, но я почувствовал, как она задрожала. — Он медленно отпустил Мейгри. — А в глазах у нее зажегся огонек. Думаете, любви? Держите карман шире! Жалости. Она жалела меня. Я представил себе, что меня ждет ночью. Она будет лежать, как бревно, в глазах — эта чертова жалость, ведь она с кибернетической машиной должна будет заниматься любовью…
— И вы так и не дали ей шанс?
— Шанс? Для чего? Чтобы она причинила мне в десять раз больше боли, чем мне пришлось пережить? От такой боли таблеток нет, сестренка. Нет, я повернулся, открыл дверь своей фальшивой ногой и пошел, не оглядываясь. Я-то думал, что она разведется со мной, а она не разводится. Вот уже пять лет прошло. Она, видать, прослышала, сколько я денег загребаю, и решила их заполучить, когда мои батарейки перестанут работать.
Он посмотрел на руку Мейгри, увидел следы от своих металлических пальцев.
— Я не хотел надоедать вам. Просто вы умеете держать язык за зубами. И потом, — добавил он, глядя на шрам на ее лице, — вам тоже досталось.
— Кожа на том месте, где шрам, жестче обычной, но на вид куда уродливей.
— Ну да. Его можно замазать или запудрить…
— И вы могли бы что-нибудь предпринять. Но какое это имеет значение, верно?
— Верно, — сказал он, помолчав, внимательно изучая ее. — Думаю, не имеет.
Мейгри отвернулась от него, стала смотреть в небо.
— А вам не приходило в голову, что жена не разводится с вами потому, что любит вас? Потому что поклялась быть верной…
— Да забудьте вы эту ерунду. Это не оговаривалось в нашем брачном контракте.
— Может, — сказала Мейгри, — вы невнимательно его прочитали.
Крис презрительно фыркнул. Откинувшись в кресле, он вынул очередную сигару из кармана, сунул ее в рот. Посмотрел на электронные часы.
— Десять минут тридцать пять секунд. Вы знаете, что вам делать?
— У меня свой план, — ответила Мейгри.
— О'кей, сестренка. Не сердитесь. Просто запомните, когда газ начнет выходить, на десять секунд задержите дыхание.
— Постараюсь не забыть. Надеюсь, ваши люди знают, что им делать. И когда им приступать к действию. Время решает все… — Она нервно посмотрела в иллюминатор. — Если кто-нибудь прилетит слишком рано и их увидят или запеленгуют…
— Расслабьтесь, сестричка. Не берите в голову моих парней, — сказал весело Крис. — О своих думайте, особенно о монахе.
— Он расстрига.
Крис вытащил самокрутку изо рта, посмотрел на Мейгри с веселым блеском в своем уцелевшем глазу.
— Да по этому предателю ад плачет! А ведь его можно было поместить в словарь в том месте, где речь идет о Преданности, Долге и Чести. Кстати, о монахе мы не договаривались. И в контракте не учли его, а якшаться с таким чудиком — лишние хлопоты. Придется доплачивать, сестренка.
— Брат Фидель — моя забота.
— И моя, если сломается. — Киборг щелкнул металлическими пальцами. — Он на нас на всех беду накличет.
— Брат Фидель сильнее, чем вам кажется. Или же чем ему самому кажется.
— Вы меня хотите убедить, сестренка? Или себя? Да это и неважно. Как только он оплошает, ему баста. Вот так. Я не останусь без ответа: или одним махом уложу его, или он разлетится на куски, как я. К тому же я не успел истратить ту половину денег, что вы мне дали, не хочу, чтобы моя женушка на них развлекалась.
Платформа ангара открылась. Они увидели огни, горевшие внутри корабля, команду роботов, выстроившихся на платформе, чтобы встретить их.
— Вы могли бы сами развестись с ней, — сказала деловито Мейгри, доставая свой меч. — Или завещать свои деньги другому лицу.
— Мог бы, — сказал мрачно Крис, не вынимая сигары изо рта. — Весь секрет в том, что я только потому и не умираю, чтобы ей ничего не досталось.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
… в море смерти, где мы плывем наудачу, не смея рулить, ведь гавани нет в этих водах.
Д. Г. Лоуренс. Корабль смертиКапитан Томи Корбет находилась в своей каюте на корабле «Галактическая Красавица», пытаясь поскорее снять с себя вечернее платье. Она развлекалась за капитанским столиком, когда ей сообщили — шифровкой, чтобы зазря не будоражить гостей, — что произошло нечто из ряда вон выходящее и что ее ждут на капитанском мостике.
— В чем дело, Чарльз? — спросила она своего помощника. На борту корабля были весьма демократичные нравы.
— Федеральный агент. Как снег на голову свалился. Просит разрешения на посадку.
— Мне это не нравится, — пробормотала Томи, глядя на маленький корабль, мерцающий белой краской и опознавательными знаками среди звезд. — Найдите босса.
Томи Корбет была опытным офицером и пилотом. Получила спецподготовку в Галактическом воздушном училище, но оставила блестящую военную карьеру, когда поняла, что ее собираются засадить за письменный стол и компьютер, а значит, ей грозит разлука с космосом ради скучной канцелярской работы.
Ей было под сорок, не замужем, привлекательна, достаточно состоятельна и независима, чтобы позволить себе в течение года нигде не работать, рассматривая предложения, которые градом на нее посыпались. Она согласилась стать капитаном «Галактической Красавицы» по одной причине — ей платили зарплату в два раза больше, чем она получала бы на более солидном месте. А Томи к этому времени привыкла к роскоши.
Здесь были и другие преимущества. Она была, по сути, полновластной хозяйкой на корабле. Босс, хозяин «Галактической Красавицы», занимался только игорным бизнесом. Он ровным счетом ничего не понимал в космических материях, полетах, кораблях и так далее, не мог отличить нос от кормы, полагал, что порт и борт — спиртные напитки, которые подают к десерту, был твердо убежден, что у парсека — шесть ног и крылья.
Посему Томи за все была в ответе, но до определенного предела.
— Не нравится мне это, — сказала она сердито боссу. — Раньше у нас таких инцидентов с агентами федералов не случалось.
— А раньше не было такой политической обстановки, когда все гайки надо было бы закручивать, — вспылил босс. — Эти рвачи небось решили, что надо сейчас хватать сколько удастся, пока не полетело правительство и они не остались без работы.
— А вдруг это пираты…
— Когда пираты нападали на корабль-казино? — удивился босс. — Они же знают, что мы не держим налички. Исключительно кредитными операциями обходимся.
— А что, если, — она понизила голос, — это нападение? Ходят слухи о синдикате…
— Один корабль-развалюха с двумя пилотами на борту? Даже Мэлон такую глупость не сморозил бы. Сегодня в покер делают большие ставки. Не хочу, чтобы тревожили моих гостей. Вы сами с этим разбирайтесь, причем тихо, капитан.
— Слушаю, сэр.
Когда босс называл ее капитаном вместо Томи, как обычно он к ней обращался, она знала, что спорить бессмысленно. Ей не нравилась вся эта история. Хотя никакой веской причины у нее на то не было, просто какое-то странное предчувствие. А Томи вынесла из своих занятий в Галактическом военном училище одно незыблемое правило: то, что выбивается из рутины, грозит неприятностью.
— А что вы обо всем этом думаете? — посмотрела она на своего помощника.
Джеф Черч давно тут работал. Он годился Томи в отцы, но он не обижался на судьбу за то, что ему приходится служить в подчинении у женщины, которая младше его в два раза. Он был умным, добрым человеком, слишком даже добрым. Он не разбирался в людях, но его звезда спасала его всегда. Он рано ушел в отставку, получил весьма скромную пенсию и потому вынужден был искать работу. Сюда он поступил с радостью: Томи оказалась первой, кто согласился взять себе в помощники человека в годах.
Томи знала: она может ему доверять, может доверять его суждениям.
— И мне это не нравится, Томи. Но босс приказал, значит, надо подчиниться. Надо бы отправить отряд охранников их встретить.
— Да, пожалуй, вы правы.
Она разрешила агентам идти на посадку, сама организовала все остальное, включая обед стоимостью в несколько сотен долларов и приятную компанию.
— Смотрите, чтобы охранники сошли за встречающих дорогих гостей. Но пусть прихватят оружие и будут готовы «встретить» этих парней, если надо будет.
Черч кивнул и отправился выполнять распоряжения.
Сделав все, что она наметила, но памятуя о том, что она не должна нарушать интересы своего босса, Томи быстро пошла к себе в каюту переодеться в военную форму. Не к лицу капитану встречать федеральных агентов или кого бы то ни было в серебристом платье без бретелек, хотя оно очень эффектно оттеняло смуглую кожу. А если это не федеральные агенты, ей надо быть ко всему готовой.
Томи застегивала пуговицы на кителе, когда раздался стук в дверь.
— Капитан! Это охрана. У нас ЧП. Я… Я…
Она услышала, как кто-то сдавленно простонал, потом что-то тяжелое, похоже человек, грохнулось на пол.
— Охрана! Охрана! — Томи принялась лихорадочно вызывать по пульту охранников.
Никакого ответа.
— Черт побери! — Томи нажала на другую клавишу. — Черт! На девятой платформе что-то стряслось. Что именно? Камеры что-нибудь показывают?
— Камеры вышли из строя, Томи, — сообщил ее помощник. — А ворота на платформу открыты.
— Черт подери, так закрой их!
— Мы не можем, — доложил он. — Кто-то отключил управление.
— Нам надо отсюда мотать! Пошлите всех охранников на девятую платформу…
— Я так и сделал…
— На экранах появилось семь кораблей, сэр! — раздался пронзительный, взволнованный голос диспетчера. — Они окружили нас!.. Они открывают по нам огонь!
«Поднимите заслонки», хотела дать команду Томи, но слова застыли на ее губах. У «Галактической Красавицы» не было щитов. У корабля не было даже оружия. Сколько раз говорила она своему боссу, что надо купить, но он боялся, что это отпугнет его богатых клиентов.
— Деловые ребята, Томи, — сказал тихо Черч. — Они знают свое дело.
— Я иду на капитанский мостик. Закройте эти чертовы ворота!
— Бесполезно, Томи. Они уже высадились на наш корабль.
Ну что тут скажешь?! Разве что выругаться — но ведь не станешь в микрофон ругаться! Так и не застегнув наполовину пуговицы на кителе, с разлетающимися полами, успев только застегнуть ремень, на котором висел лазерный пистолет, Томи вылетела из каюты и помчалась к капитанскому мостику. Подвыпившие гости шарахались от нее в стороны, уставясь на нее в изумлении или с любопытством, а те, кому не удавалось вовремя уступить ей дорогу, — в бешенстве.