Ариакас быстро огляделся сквозь прорези сверкающего драконьего шлема. Он стоял в обширном круглом покое с высоким сводчатым потолком. Две исполинские лестницы выгибались по сторонам. Они вели к высокому балкону на втором этаже. Пока Ариакас осматривался, не обращая внимания на драконидов, готовых лизать его сапоги, из двери у самого верха ступеней появился Гарибанас. Он поспешно застегивал штаны, одновременно пытаясь натянуть через голову рубашку. Рядом с ним, указывая вниз, на Повелителя, стоял начальник стражи, и челюсть у него ходила ходуном от страха.

Ариакас вмиг догадался, чьим обществом только что наслаждался Войсковой Командир. Похоже, он неплохо замещал пропавшего Бакариса не только на поле брани!

«Стало быть, вот она где», — с удовлетворением подумал Ариакас. Он молниеносно пересек покой, потом устремился вверх по ступеням — через одну. Дракониды, точно крысы, разбегались с дороги. Исчез и начальник стражи. К тому времени, когда Ариакас наполовину одолел лестницу, Гарибанас едва-едва успел собраться с мыслями настолько, чтобы подобающим образом обратиться к нему.

— П-повелитель Ариакас… — выдавил он, судорожно заправляя рубаху в штаны и поспешно спускаясь навстречу. — Какая… Н-неожиданная честь для нас…

— Уж прямо такая неожиданная? — спросил Ариакас. Голос, исходивший из глубин драконьего шлема, странно отдавал металлом.

— В-вообще-то… Не вполне. — И Гарибанас отважился на жалкий смешок. Ариакас продолжал подниматься, глядя на дверь. За дверью было темно.

Поняв, куда он направляется, Гарибанас встал перед входом.

— Господин, — начал он извиняющимся тоном. — Китиара одевается. Она… Не произнеся ни слова, даже не замедлив шагов, Ариакас размахнулся кулаком в тяжелой перчатке. Удар пришелся Гарибанасу в ребра. Раздался звук, как будто резко выдохнули кузнечные мехи. Потом затрещали сломанные кости. Еще миг — и тело юноши влажно шмякнулось о каменную стену шагах в десяти от того места, где он только что стоял. Гарибанас безвольно осел на пол, но Ариакасу до него не было дела. Он поднимался по ступенькам, не оглядываясь и не сводя глаз с двери наверху.

Повелитель Ариакас, верховный главнокомандующий армиями Владычицы Тьмы и подчинявшийся непосредственно ей, был не просто человеком блестящего ума — он обладал полководческим гением. Ему удалось подчинить себе без малого весь Ансалонский континент; он уже величал сам себя «императором». Владычица была довольна им и осыпала его наградами одна щедрее другой… И что же? Почти воплотившаяся мечта готова была ускользнуть между пальцев, точно невесомый дымок от костра, на котором жгут осенние листья. Донесение, недавно полученное им, гласило: его войска в панике отступали по Соламнийскому Полю, оставив Вингаардскую Башню и думать забыв о планах осады Каламана. Отряды эльфов и людей сообща действовали и на Северном, и на Южном Эрготе. Горные гномы вышли на свет из своего подземного королевства, Торбардина, и, по слухам, вступили в союз со своими недавними врагами — гномами холмов, а также с группой беглых людей, и все вместе насели на драконидов, пытаясь выдворить их из Абанасинии. Не говоря уж о том, что страна Сильванести вернула себе свободу, а в замке Ледяной Стены погиб Повелитель Драконов. И — вовсе уж невероятные вести — кучка овражных гномов удержала Пакс Таркас!..

Вот какие мысли мелькали в голове у Повелителя Ариакаса, и не мудрено, что верхние ступени он перешагнул в последней степени ярости. Из тех, кому случалось вызвать его недовольство, в живых оставались немногие. Его ярости не пережил еще никто.

Власть и знатность Ариакас унаследовал от отца. Тот был жрецом и пользовался немалым расположением Владычицы Тьмы. Ариакасу было всего сорок лет. Место же свое он занял в двадцать — после того, как отец его принял безвременную смерть от рук собственного сына. Между прочим, Ариакасу было два года, когда у него на глазах отец зверски расправился с его матерью: несчастная женщина пыталась бежать от него вместе с маленьким сыном, боясь, что Зло, которому предался отец, завладеет и его душой… Так оно и случилось.

Подрастая, Ариакас внешне относился к отцу со всем подобающим почтением, но убийства матери так и не позабыл. Он усердно учился и, к безмерной гордости отца, отменно преуспевал в науках. Многие потом задавались вопросом, на каком именно ударе ножа испарилась отцовская гордость, когда девятнадцатилетний сын отомстил ему за гибель матери. Но Ариакасом двигала не только месть. Он давно уже примеривался и к трону Повелителя Драконов… Смерть любимого жреца не слишком опечалила Владычицу Тьмы: очень скоро она обнаружила, что в лице юного Ариакаса приобрела куда больше, нежели потеряла… Жреческих способностей у него, правда, не оказалось, зато проявился немалый талант к магии, который со временем принес ему посвящение в число Черных Одежд и великолепные рекомендации от чернокнижника, наставлявшего его в магическом искусстве. Другое дело, магия не была его страстью. Он с честью выдержал страшные испытания в Башне Высшего Волшебства, но редко пользовался своим могуществом, а черных одежд, свидетельствовавших о его принадлежности к этому ордену, не носил вообще никогда.

Делом жизни Ариакаса была война. Это он выработал замечательную стратегию, позволившую Повелителям Драконов и их армиям завоевать власть почти над всем Ансалоном. Это он позаботился, чтобы они почти не встретили сопротивления: именно его осенила мысль о том, что надо действовать быстро и бить разобщенных людей, эльфов и гномов порознь, пока они не додумались объединиться. К началу лета этот гениальный план должен был принести ему корону правителя Ансалона. Повелители, действовавшие на других континентах Кринна, следили за его успехами с неприкрытой завистью… И со страхом. Они понимали, что одним континентом Ариакас навряд ли удовлетворится. Зря, что ли, он уже теперь поглядывал на запад, за Сиррионское море… И вот в одночасье все это готово было рухнуть!

Дверь в спальню Китиары оказалась заперта. Одно слово Ариакаса, бесстрастно произнесенное на языке магии — и толстая деревянная дверь разлетелась на мелкие кусочки. Ариакас шагнул внутрь сквозь вихрь щепок и синего пламени, охватившего дверь. Рука его лежала на рукояти меча. Китиара лежала в постели. При виде Ариакаса она приподнялась и села, придерживая рукой шелковый халат, облегавший гибкое, стройное тело. И даже несмотря на снедавшую его ярость, Ариакас не мог не залюбоваться этой женщиной — самым достойным и надежным среди всех его полководцев. Его прибытие наверняка застало ее врасплох, а поражение в битве, которого она не смогла избежать, неминуемо означало смертный приговор. И, тем не менее, она казалась собранной и спокойной. Ни просьб о пощаде, ни тени испуга в карих глазах!

Это, впрочем, только разъярило Ариакаса еще больше, заново оттенив всю глубину его разочарования в ней. Он молча сорвал с головы драконий шлем и с такой силой швырнул его через всю комнату, что резной деревянный столик, попавшийся на пути, разлетелся вдребезги, как хрупкое стекло.

При виде лица Ариакаса Китиара на какой-то миг потеряла самообладание и попыталась отползти прочь по кровати, судорожно нашаривая рукой завязки халатика… Ибо немногие были способны смотреть, не бледнея, в лицо Ариакасу. В лицо, не отражавшее никаких чувств, присущих человеку Даже безумная ярость, владевшая им ныне, проявлялась лишь подергиванием мускула у рта. Мертвенно-бледные черты Повелителя обрамляли длинные черные волосы. Суточная щетина (обычно он начисто брился), казалось, отливала синевой. Черные глаза Ариакаса дышали морозом, словно замерзшие омуты.

Одним прыжком он оказался возле кровати. Сорвав и отшвырнув роскошные занавеси, он протянул руку и сгреб Китиару за коротко остриженные кудри. Сдернул женщину с постели и бросил на каменный пол.

Падение вышло неловким — Китиара вскрикнула от боли. Впрочем, она тотчас оправилась и готова была по-кошачьи вскочить на ноги, когда голос Ариакаса заставил ее замереть.

— На колени, Китиара, — сказал Повелитель. Длинный, сверкающий меч неторопливо выполз из ножен. — На колени, и да склонится твоя голова. Ибо ты

— преступница, возведенная на плаху, а я — твой палач, Китиара. Такова цена поражения, которую платят мои полководцы… И Китиара осталась стоять на коленях, но головы не склонила -наоборот, посмотрела Ариакасу прямо в лицо, и он увидел, как вспыхнула ненависть в ее карих глазах. Как хорошо, что у него был в руке меч. Помимо воли он вновь почувствовал восхищение. Миг — и она умрет. Но в глазах ее по-прежнему не было страха. Лишь непокорство.

Он замахнулся мечом… Но удара так и не нанес.

Потому что запястье его правой руки стиснули холодные костлявые пальцы.

— Может, сперва выслушаешь объяснения Повелительницы? — прозвучал глухой голос.

Силы Ариакасу было не занимать. Пущенным копьем он мог пробить навылет коня, а одним движением кисти — сломать шею человеку. Но вырваться из этих ледяных пальцев, медленно превращавших его запястье в кисель, ему не удавалось. Наконец боль принудила его разжать пальцы и выпустить меч. Меч лязгнул об пол.

Китиара, немного ошеломленная случившимся, между тем поднялась на ноги и коротким жестом приказала своему приспешнику выпустить Ариакаса. Ариакас немедленно крутанулся на каблуке, поднимая руку и готовясь произнести магические слова, которые превратят негодяя в кучку пепла… И замер. И, ахнув, откачнулся назад, а приготовленное заклятие вмиг испарилось из памяти.

Перед ним стояло нечто примерно одного с ним роста, облаченное в ужасающе древние доспехи — должно быть, их выковали еще до Катаклизма. Доспехи принадлежали Соламнийскому Рыцарю: на нагруднике еще виднелся полустертый от времени символ Ордена Розы. Противник Ариакаса был без шлема и безоружен. И тем не менее Повелитель Драконов, приглядевшись, отступил еще на шаг. Нечто, стоявшее перед ним, не было живым человеком. Лицо существа было прозрачно; Ариакас явственно видел сквозь него противоположную стену. В провалившихся глазах мерцали бледные огоньки. Существо смотрело прямо перед собой, как если бы и оно, в свою очередь, видело сквозь Ариакаса.

— Рыцарь Смерти!.. — прошептал тот, потрясенный. И принялся растирать помятое запястье, онемевшее и озябшее от прикосновения обитателя иных миров, миров, не знающих тепла живой плоти. Стараясь не показать, насколько он в действительности испугался, Ариакас нагнулся забрать меч, а заодно пробормотал заговор, оберегающий от последствий подобного прикосновения. Выпрямившись, он с бессильной злобой посмотрел на Китиару, — та наблюдала за ним с кривой, лукавой улыбкой на прекрасном лице.

— Эта… Эта тварь служит тебе? — спросил он хрипло.

Китиара пожала плечами:

— Скорее, мы с ним договорились друг другу помогать.

И вновь Ариакас восхитился ею — несмотря ни на что. Потом покосился на Рыцаря Смерти и убрал меч в ножны.

— И часто он посещает твою спальню? — спросил он ядовито. Запястье невыносимо болело.

— Он приходит и уходит, когда пожелает, — ответила Китиара. И поплотнее запахнулась в халатик, спасаясь не от нескромного взгляда, а больше от холода. Пригладила рукой темные кудри и добавила: — В конце концов, это ведь его замок.

Ариакас помедлил… Взгляд его на какое-то время рассеянно устремился вдаль, а в памяти зазвучали слова старинных преданий.

— Государь Сот! — сказал он неожиданно и повернулся к призраку в латах. — Рыцарь Черной Розы!

Рыцарь поклонился в ответ.

— А я, признаться, совсем позабыл историю Даргаардской Башни,

—пробормотал Ариакас, задумчиво поглядывая на Китиару. — Должен признаться, госпожа моя, ты еще храбрее, чем я думал… Поселиться в проклятом замке! Если память мне не изменяет, согласно легенде, государь Сот повелевает целым отрядом таких же неупокоенных…

— Что иной раз бывает очень не лишне в бою, — сказала Китиара и зевнула. Подойдя к столику у очага, она взяла в руки резной стеклянный графин. — Одно их прикосновение… — тут она улыбнулась Ариакасу, — я полагаю, ты можешь представить себе, что делает это прикосновение с теми, кто не умеет оборонить себя магией. Налить вина?

— Налей, — кивнул Ариакас, не сводя глаз с прозрачного лица государя Сота. — Ну, а как там насчет темных эльфов и ведьм, которые, согласно той же легенде, повсюду следуют за ним?

— Они… Где-то тут, поблизости. — Китиару пробрала легкая дрожь. Она подняла свой стакан. — Ты, впрочем, скоро услышишь их голоса. Государь Сот, естественно, во сне не нуждается. Вот дамы и помогают ему скоротать долгие ночные часы… — Китиара на миг побледнела и поднесла стакан к губам, но пить не стала, и, когда она поставила стакан на столик, было видно, как дрожала ее рука. — Это… Не слишком приятно, — сказала она коротко. Огляделась и спросила: — Что хоть ты с Гарибанасом сделал? Ариакас отставил допитый стакан и сделал небрежный жест в сторону двери:

— Я его оставил там… На ступенях.

— Мертвого? — поинтересовалась Китиара и налила ему еще.

— Не исключено, — Ариакас исподлобья посмотрел на нее. — Впрочем, не знаю. Он, скажем так, попался мне под ноги. А что, это имеет значение?

— Я находила его, хм, забавным, — сказала Китиара. — Он во многих отношениях заменял мне Бакариса.

— М-да, Бакарис. — Повелитель принялся за второй стакан. — Тот самый, умудрившийся угодить в плен. Как будто одного разгрома твоих армий было недостаточно!

— Он сделал глупость, — спокойно сказала Китиара. — Взгромоздился на дракона, не оправившись как следует от раны.

— Я слышал. А что у него случилось с рукой?

— Эльфийка подстрелила его у Башни Верховного Жреца. В тот раз он тоже был сам виноват — ну, вот и поплатился. Я и так уже отрешила его от командования, назначив своим личным телохранителем. Так нет же, приспичило дураку непременно пойти в бой и что-то там доказать…

— По-моему, ты не слишком скорбишь о нем, — пристально глядя на Китиару, сказал Ариакас. Халатик, схваченный всего лишь двумя тесемочками у шеи, почти не скрывал великолепного гибкого тела. Китиара улыбнулась.

— Угадал. Гарибанас… Вовсе не плохая замена. Надеюсь, ты все же не убил его. Еще не хватало подыскивать кого-то вместо него на время завтрашней поездки в Каламан…

— А что тебе делать в Каламане? Кроме как обсуждать свою капитуляцию с эльфийкой и ее рыцарями?

В голосе Ариакаса звучала жестокая злоба: выпитое вино смыло испуг, отчасти вернув яростный гнев.

— Нет, — сказала Китиара. Устроившись в кресле напротив Ариакаса, она смотрела на него совершенно спокойно. — Скорее уж, речь пойдет об их капитуляции!

— Ха! — фыркнул Повелитель. — Нашла дурачков. Они думают, что победа близка. И, клянусь, они правы! — На бледном лице проступила краска. Схватив графин, он вылил в свой стакан остатки вина. — Только твой Рыцарь Смерти, Китиара, спас тебе жизнь… Как ни смешно это звучит. Сегодня ты уцелела. Но он не всегда будет рядом с тобой!

— Мои дела, — не обращая внимания на его слова и угрожающий взгляд, ответила Китиара, — складываются куда удачнее, чем я смела даже надеяться. Если уж я одурачила даже тебя, господин мой, то врагов — и подавно…

— И каким же, интересно, образом ты одурачила меня, Китиара?

—зловеще-спокойным голосом спросил Повелитель Ариакас. — Может, ты скажешь, что они не бьют тебя на всех направлениях? Не гонят вон из Соламнии? Что Копья и Драконы Белокамня не разнесли в пух и прах лучшие твои войска?..

С каждым словом голос его набирал грозную силу.

— Именно так! — отрезала Китиара, и карие глаза ее сверкнули огнем. Она перехватила руку Ариакаса, в очередной раз поднимавшую к губам стакан. — Что же до Драконов Белокамня, господин мой, то соглядатаи докладывают, будто их возвращением мы обязаны знатному эльфийскому юноше и серебряной драконице в образе эльфийки, которые проникли в некий храм, что в Оплоте, и выведали, что на самом деле происходит с яйцами, похищенными у добрых драконов. Ну? Кого надо в этом винить? Чья промашка? Если не ошибаюсь, это твоя первейшая обязанность — охранять храм… Ариакас в ярости выдернул у нее руку, швырнул стакан о стену и вскочил с кресла.

— Во имя Богов, ты слишком далеко зашла!.. — тяжело дыша, выкрикнул он.

— Хватит, не в театре, — совершенно спокойно сказала ему Китиара.

—Пошли-ка лучше в мою военную комнату — покажу тебе, что у меня на уме.

…Ариакас разглядывал карту северной части Ансалона.

— А что, — сказал он наконец. — Может, и сработает.

— Непременно сработает, — ответила Китиара, зевая и томно потягиваясь. — Зря, что ли, мои войска удирали от них, как вспугнутые кролики. Было бы у Рыцарей побольше ума, небось заметили бы, что мы понемножку откатываемся на юг, да еще задались бы вопросом, почему это мы словно в воздухе перед ними растворяемся. Словом, пока мы тут с тобой сидим разговариваем, мои армии скапливаются в укромной долине у южных отрогов гор. Еще неделя — и несколько тысяч будут готовы двинуться на Каламан. У врагов между тем не станет «Золотого Полководца», а значит, боевой дух будет основательно подорван. Осмелюсь даже предположить, что город сдастся без боя. А там я быстро верну все те земли, которые мы якобы потеряли. Если же ты передашь мне армии этого недоумка Тоэда и пришлешь летучие цитадели, о которых я уже просила, — Соламния вообразит, что разразился второй Катаклизм!

— Но эльфийка…

— Не стоит беспокойства, — отмахнулась Китиара.

— А по-моему, тут самое слабое звено твоего замысла, — покачал головой Ариакас. — Что там насчет этого, как его, Полуэльфа? Ты уверена, что он не вмешается?

— Он не создаст нам никаких помех. Все дело в ней, и не забывай, что перед нами — влюбленная женщина, — передернула плечами Китиара. — И она доверяет мне, Ариакас. Фыркай сколько хочешь, но это действительно так. Она слишком верит мне, а Полуэльфу, наоборот, слишком мало. С влюбленными всегда так. Меньше всего они доверяют тем, кого больше всего любят. В общем, захват в плен Бакариса — наша прямая удача.

Подметив некий нюанс в ее голосе, Ариакас так и впился взглядом в лицо Китиары, но она отвернулась. И тогда до него дошло, что она была далеко не так уверена в успехе, как пыталась изобразить. Потом он понял, что она ему солгала. Полуэльф! Что с ним? И где он, интересно бы знать? Ариакас был достаточно наслышан о нем, но никогда с ним не встречался. Повелитель Драконов уже призадумался, а не нажать ли ему на Китиару, но потом переменил решение. Больше толку будет просто помнить о том, что она ему солгала. Может, пригодится однажды, когда настанет удобный момент обуздать эту слишком опасную женщину. А пока пускай наслаждается якобы удавшимся обманом.

Ариакас старательно зевнул, затем столь же старательно изобразил равнодушие.

— Что же ты собираешься сделать с эльфийкой? — спросил он, зная, что она ждет от него именно этого вопроса. Все знали его страсть к изящным светловолосым девушкам.

Китиара подняла брови и одарила его игривым взглядом.

— Увы, увы, господин мой, — сказала она не без насмешки. — Ее Темное Величество требует доставить эльфийку пред Ее очи. Может быть, ты и получишь ее, но только тогда, когда Владычице она станет уже не нужна. Ариакас невольно содрогнулся.

— После этого девчонка и мне будет без надобности. Отдай ее своему дружку, государю Соту. Если не врут легенды, он был когда-то неравнодушен к эльфийкам…

— Не врут, — пробормотала Китиара. Глаза ее сузились. Она подняла ладонь и тихо сказала: — Ты слышишь?

Ариакас замолчал и насторожился. Сперва он ничего не услышал. Однако постепенно его слух различил некий странный звук, нечто вроде погребального плача, как если бы сразу сотня женщин оплакивала своих умерших. Звук становился все громче, все слышнее в ночной тишине. Повелитель Драконов поставил стакан и удивился, заметив, что руки у него стали дрожать. Бросив взгляд на Китиару, он увидел, что ее лицо было бледно, несмотря на загар. Огромные глаза расширились еще больше. Поймав его взгляд, Китиара сглотнула и облизала пересохшие губы.

— Правда, жуть?.. — спросила она, и ее голос готов был сорваться.

— Я-то думал, что насмотрелся ужасов в Башне Высшего Волшебства, -тихо ответил Ариакас, — но, по-моему, они не идут с этим ни в какое сравнение. Что там происходит?

— Пойдем, — Китиара поднялась на ноги. — Если не боишься, я тебе покажу.

Они вместе вышли из комнаты. Китиара провела Ариакаса извилистыми коридорами замка назад к своей спальне, расположенной над круглым входным чертогом.

— Держись в тени, — предупредила она.

Была охота высовываться, невольно подумал Ариакас, крадучись проникая на балкон круглого покоя. Ему хватило одного-единственного взгляда вниз.

Мигом взмокнув от ужаса, он шарахнулся назад, в тень, к двери спальни.

— И как только ты это выдерживаешь? — спросил он, когда она вошла в комнату следом за ним и тихо притворила за собой дверь. — Это что, происходит каждую ночь?..

— Да, — ответила она, дрожа всем телом. Закрыла глаза, поглубже вздохнула

— и прежнее самообладание тотчас к ней возвратилось. — Иногда мне кажется, что я совсем привыкла. Тогда я, дура, иду и заглядываю вниз. Песня-то сама по себе еще ничего…

— Да уж, — проворчал Ариакас, вытирая со лба ледяной пот. — Итак, государь Сот каждую ночь занимает свой трон и восседает в окружении неупокоенных воинов, а старые карги поют ему колыбельную!..

— Причем все время одну и ту же, — сказала Китиара. Содрогаясь, она рассеянно потянулась к графину, но он был пуст, и она вернула его на столик.

— Каждую ночь прошлое приходит мучить его, и он не волен избавиться от пытки. Он обречен вечно размышлять о том, что же ему следовало предпринять, чтобы избегнуть своей нынешней участи — вечно скитаться по свету, не находя покоя. И темные эльфийки, немало способствовавшие его падению, принуждены заново переживать былое вместе с ним. Каждую ночь они повторяют свой рассказ. Каждую ночь он его слушает… — О чем хоть говорится в их песне?

— Я запомнила ее наизусть, почти как он, — Китиара засмеялась, но озноб тут же вернулся. — Пошли за новым графином вина, и я расскажу тебе эту историю. Конечно, если ты никуда не спешишь…

— Я никуда не спешу, — сказал Ариакас и уселся в кресло. — Хотя, если ты вправду хочешь, чтобы я прислал цитадели, мне нужно будет вылететь на рассвете.

Китиара улыбнулась ему обворожительной кривой улыбкой, пленившей столь многих.

— Спасибо, господин мой, — сказала она. — Теперь уж я нипочем тебя не подведу.

— Я тоже думаю, что не подведешь. — И Ариакас невозмутимо позвонил в серебряный колокольчик. — Потому что в ином случае его судьба… — и он мотнул головой в сторону нижнего покоя, где достиг своего апогея жуткий стонущий плач, — … Его судьба покажется тебе медом, прелесть моя.