ПРОЛОГ

…Знай, Китиара: не было вовеки Печальнее и безнадежней дней.

Тень облаков по городу крадется, Бросая тень страданья и сомненья На улицы и на мою страницу.

Как долго не решался я раскрыть Уста и сердце и сказать тебе:

В разлуке Еще прекрасней стала ты — и смертоносней.

Как запах орхидей в ночи безлунной, Как кровь в волнах, где кроется акула, Сжигает страсть четыре наших чувства, Уберегая вкус.

Так пасть акулы Рвет собственную плоть, уже не в силах Кровавый пир прервать.

И, сознавая это, Я все же славлю ночи исступленье И поединок страсти, что венчает Лишь перемирие — до новой ночи.

Мне выхода не хочется искать Из сладостной ловушки.

Я готов Раскрыть объятья мраку и…

…Но свет, Свет, Китиара!

Солнца луч Рассыпал блестки по каменьям улиц, Ночным дождем умытым.

Пленка масла Из уличных светильников, угасших При наступленье радостного утра, Горит на лужах радугой… И пусть Вновь буря надвигается на город, Неся с собою тьму, — я вспоминаю О Стурме, о Лоране и о прочих, Но все-таки живей всего о Стурме Ведь он провидит солнце и в тумане, И сквозь нагроможденья туч…

Могу ль я Их бросить?!

…Потому-то в тень, Но не в твою тень, Китиара! — в сумрак, Восхода солнца чающий с надеждой, Под крылья бури, мчащейся по кругу, Я ухожу…

ВЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

«Смотри-ка, Берем! Тропинка! Странно, правда? Сколько мы с тобой охотимся в здешних лесах — и никогда ее не видали…»

«А по-моему, ничего особенно странного. Сгорели какие-нибудь кусты, вот она и открылась. Подумаешь, звериная тропка…»

«Давай посмотрим, что там? Если это вправду звериная тропка, может, нам попадется олень! А то целый день ходим — и все без толку. До чего не люблю возвращаться домой с пустыми руками!»

Не дожидаясь моего ответа, она сворачивает на тропинку. Я пожимаю плечами и иду следом за нею. И правда, почему бы не побродить еще в такой хороший денек? Наконец-то лютая зимняя стужа уступила теплу. Солнце ласково греет шею и плечи. Легко шагать по лесам, опустошенным пожаром. Ни тебе плюща, лезущего под ноги, ни колючих кустов, царапающих одежду… Наверное, лес загорелся от молнии: не иначе, все та чудовищная гроза, что бушевала здесь прошлой осенью… Тропа, однако, тянется и тянется бей конца и начинает надоедать мне. Сестра ошиблась: тропу протоптали не звери. Человеческая это тропа. И старинная к тому же. Так что не будет у нас нынче на ужин свежего мяса… Все-таки идем дальше. Солнце высоко стоит в небе. Я устал и проголодался. Кругом не видно ни единого живого существа.

«Пошли домой, сестренка! Тут ничего нет!»

Она останавливается и вздыхает. Ей тоже жарко; я вижу, что она устала и отчаялась. Какая она худенькая! Слишком много работает — ей приходится делать и женские дела, и мужские. Вот и сегодня она охотится в лесу вместо того, чтобы сидеть дома и выслушивать нежные признания ухажеров. Она кажется мне красивой. Люди говорят, будто мы с ней похожи, но я-то знаю, что это не так. Просто мы с ней гораздо ближе друг другу, чем иные братья и сестры. Нам с ней поневоле приходится держаться друг за дружку: больно тяжела жизнь…

«Похоже, ты прав. Берем, — говорит она. — Ни следа не видать… Хотя погоди, братик! Что это?.. Там, впереди!»

Тут и я замечаю впереди какое-то трепещущее сияние, разноцветную радугу, пляшущую в воздухе, — ни дать ни взять все самоцветы Кринна сложили в корзинку и позабыли на залитой солнцем поляне.

У сестры округляются глаза:

«Врата Радуги!..»

«Ха-ха! Что за девчоночьи глупости!»

Я смеюсь, однако бегу следом за ней. Ее нелегко догнать: я, конечно, гораздо выше и сильнее ее, зато она проворна, как олененок.

И вот мы выбегаем на поляну. Если молния в самом деле поразила лес, должно быть, громовая стрела ударила именно сюда. Земля кругом разворочена и сожжена. Передо мной развалины какого-то здания: изломанные колонны торчат из обугленной земли, точно перебитые кости, выпирающие из тронутой тлением плоти. Тяжелая, давящая тишина висит над поляной. Ничто не растет здесь — и не росло вот уже множество весен. Я хочу бежать прочь… Но не могу.

Ибо перед моими глазами — великолепное, прекрасное зрелище. Оно прекрасней всего, что я видел в своей жизни, всего, о чем мечтал. Передо мной — обломок колонны, сплошь усыпанный драгоценными камнями! Я ничего не смыслю в камнях, но вижу с первого взгляда, что им поистине нет цены. Меня охватывает дрожь. Я спешу вперед и, встав на колени перед обломком, принимаюсь очищать его от грязи и пыли.

Сестра опускается на колени подле меня.

«Смотри, Берем! Разве не чудо? В таком жутком месте — и такие прекрасные камни… — Она оглядывается кругом, и я чувствую, что ее тоже начинает трясти. — Как ты думаешь, что здесь было раньше? — продолжает она. — Я чувствую что-то такое торжественное… Священное… Но и злое… До Катаклизма здесь, наверное, был храм! Храм темных Богов. Берем!.. Что ты делаешь?»

Я вытаскиваю свой охотничий нож и начинаю помаленьку выколупывать один из камней, искрящийся зеленым сиянием. Он величиной с мой кулак, а блестит ярче, чем солнце в зелени листьев. Податливая известка легко крошится под ножом…

«Остановись, Берем! — пронзительно вскрикивает сестра. — Это… Это же святотатство! Это место посвящено какому-то Богу! Не смей!..»

Камень под моей рукой холоден, как и полагается камню, но я чувствую исходящий из него зеленый огонь. Я не обращаю внимания на протесты сестры: «Ты сама только что говорила, будто это Врата Радуги. Смотри, так оно и есть! Легенда гласит, будто тот, кто пробежит под радугой, найдет горшок золота. Вот и мы нашли клад. Чего ты боишься? Если здесь и вправду некогда жил какой-нибудь Бог, так он, поди, давным-давно сбежал. Тут нет ничего, кроме мусора! Если бы этот храм был нужен Богам, они, верно, позаботились бы о нем. Да и не обеднеют они, если я приберу камешек-другой…» «Берем!..»

В ее голосе звучит страх. Девочка испугалась. Глупая девчонка. Право, она начинает меня раздражать. Я почти высвободил камень. Он уже шатается…

«Послушай, Джесла! — Меня трясет от возбуждения, я едва могу говорить. — Нам с тобой не на что жить — после такой-то зимы, про пожар я уж молчу! Ты только подумай, сколько денег принесет нам на гаргатской ярмарки один этот камень! Мы сможем уехать отсюда! Мы станем жить в городе… Может, даже в Палантасе! Ты столько мечтала взглянуть на тамошние чудеса…»

«Нет! Берем, не смей! Это святотатство! Я запрещаю тебе!»

Ее голос строг и суров. Я еще не видел ее такой. На какой-то миг меня охватывает сомнение… Я отодвигаюсь прочь — прочь от сломанной колонны с ее радугой самоцветов. Я тоже начинаю чувствовать нечто темное и пугающее, некую тень, которая витает над этой поляной… Но камни слишком прекрасны. Они так сверкают и переливаются на солнце. Нет, говорю я себе. Здесь больше не живет никакой Бог. Никакой Бог не охраняет эти руины. Никакой Бог не хватится самоцвета — одного-единственного самоцвета, — вделанного в обломок колонны, валяющийся на всеми забытой поляне… И я вновь нагибаюсь, чтобы поддеть камешек концом ножа и вытащить его. Как прекрасна его глубокая зелень! Как весеннее солнце, льющееся сквозь молодую листву…

«Берем! Остановись!..»

Она хватает меня за руку. Ее ногти впиваются в мое тело. Мне больно. Я свирепею… И, как это часто бывает со мной в мгновения ярости, глаза застилает багровая пелена, а в груди раздувается горячий, удушающий ком. «Отвяжись!..» — слышу я свой собственный рев.

Я с силой отталкиваю ее… Она начинает падать… Время останавливается. Сестра падает целую вечность. Я… Но ведь я не хотел… Я пытаюсь подхватить ее — и не могу сдвинуться с места.

Она падает прямо на обломанную колонну.

Кровь. Кровь…

«Джес!..» — шепчу я, подхватывая ее на руки.

Она не отвечает мне. Кровь растекается по самоцветам, гася их огненный блеск. И точно так же меркнут ее глаза. В них больше нет света… И в это время под моими ногами разверзается твердь. Из обугленной, вывернутой наизнанку земли восстают и устремляются к небу колонны! Накатывает чудовищная тьма, а грудь пронзает невероятная, сжигающая боль…

— Берем!

Капитан Маквеста Кар-Тхон стояла на передней палубе, сердито глядя на рулевого.

— Сколько раз повторять тебе. Берем? Подходит шторм, пора заводить расчалки. О чем ты мечтаешь, хотела бы я знать? Стоишь, смотришь в море… Собираешься памятником работать? Давай-ка, шевели задницей! Статуям я жалованье не плачу!

Берем вздрогнул, лицо его побелело. Он так жалко съежился, напуганный гневом Маквесты, что капитан «Перешона» почувствовала себя неловко. Все равно что срывать зло на беззащитном ребенке.

Он и есть ребенок, сказала она себе. Пусть ему пятьдесят, если не все шестьдесят лет, пусть он лучший рулевой из всех, с какими она когда-либо плавала, — по умственному развитию он дитя.

— Ладно, Берем, — вздохнула Маквеста. — Извини, что я так на тебя рявкнула. Это все шторм… Да не смотри ты на меня так! Тьфу ты, если бы он только мог говорить!.. Я бы дорого дала, чтобы узнать, что там варится у него в голове… Если там, конечно, вообще что-нибудь варится. Ну все, проехали. Доделывай дело — и марш вниз. Все равно, пока шторм не утихнет, будем по койкам валяться… Берем улыбнулся ей — простой, невинной детской улыбкой. Маквеста улыбнулась в ответ, покачала головой — и унеслась прочь, энергично готовя любимый корабль к ударам готового разразиться ненастья. Краем глаза она заметила Берема, спешившего вниз, и тут же забыла о нем, ибо явился первый помощник и доложил, что успешно разыскал большую часть команды, и, более того, лишь треть экипажа успела нализаться до бесчувствия… Берем лежал в гамаке, растянутом в кубрике «Перешона». Гамак сильно раскачивался, отвечая движениям корабля. Плясавшего на волнах в гавани Устричного — так звался воровской городишко на побережье Кровавого Моря Истара. Закинув за голову руки — руки юноши, принадлежавшие пятидесятилетнему, — Берем неподвижно смотрел на светильник, болтавшийся под потолком…

«Смотри-ка, Берем! Тропинка! Странно, правда? Сколько мы с тобой охотимся в здешних лесах — и никогда ее не видали…»

«А по-моему, ничего особенно странного. Сгорели какие-нибудь кусты, вот она и открылась. Подумаешь, звериная тропка…»

«Давай посмотрим, что там? Если это вправду звериная тропка, может, нам попадется олень! А то целый день ходим — и все без толку. До чего не люблю возвращаться домой с пустыми руками!»

Не дожидаясь моего ответа, она сворачивает на тропинку. Я пожимаю плечами и иду следом за нею. И правда, почему бы не побродить еще в такой хороший денек? Наконец-то лютая зимняя стужа уступила теплу. Солнце ласково греет шею и плечи. Легко шагать по лесам, опустошенным пожаром. Ни тебе плюща, лезущего под ноги, ни колючих кустов, царапающих одежду… Наверное, лес загорелся от молнии: не иначе, все та чудовищная гроза, что бушевала здесь прошлой осенью…

1. ПОБЕГ. ИЗ ТЬМЫ — ВО ТЬМУ

Офицер драконидской армии медленно спускался по лестнице со второго этажа гостиницы «Соленый Бриз». Было заполночь, и большинство постояльцев уже расползлось по кроватям. Единственным звуком, достигавшим слуха офицера, был неумолчный рев волн, обрушивавшихся на камни внизу.

Достигнув площадки, офицер помедлил, окидывая быстрым, внимательным взглядом открывшийся зальчик заведения. Там было пусто, если не считать какого-то драконида, который громко храпел во хмелю, уронив безобразную голову на стол. Крылья человека-ящера трепетали в такт храпу. Деревянный стол скрипел и пошатывался.

Офицер горько улыбнулся и двинулся дальше. На нем была стальная чешуйчатая броня, сделанная в подражание доспехам Повелителей, составленным из настоящих драконьих чешуй. Глухой шлем закрывал голову и лицо, не давая разглядеть черты. Лишь рыжеватая борода, торчавшая из-под шлема, позволяла с первого взгляда причислить офицера к расе людей.

У подножия ступеней его ждал неприятный сюрприз в лице хозяина гостиницы, который все еще бодрствовал, зевая над амбарными книгами. Офицер ограничился легким кивком и хотел было выйти, не заговаривая с хозяином, но тот вдруг спросил его:

— Как по-твоему, вернется сегодня Повелитель?..

Офицер остановился. Не поворачиваясь к хозяину, он вытащил перчатки и натянул их на руки. Снаружи царил убийственный холод. На приморский городок навалился зимний шторм, каких, пожалуй, не бывало здесь за все триста лет, что Устричный простоял на берегу Кровавого Моря.

— В такую-то погоду?.. — хмыкнул наконец офицер. — Вот уж не думаю. С подобной бурей даже драконы вряд ли отважатся спорить…

— Что верно, то верно. Ну и ночка! Только дома сидеть — что зверю, что человеку, — согласился хозяин. И хитровато посмотрел на офицера: -Тебя-то что на улицу гонит? Поди, какое-нибудь неотложное дело?..

Офицер смерил его ледяным взглядом:

— Не уверен, что это тебя касается — куда я хожу и что делаю…

— Да я ничего такого не имел в виду, — быстро проговорил хозяин гостиницы, заслоняясь руками, словно ожидая удара. — Просто… Если Госпожа внезапно вернется и не найдет тебя здесь, я хотел бы ответить ей что-нибудь вразумительное…

— Не понадобится, — буркнул офицер. — Я… Оставил записку, в которой все сказано. К тому же я вернусь еще до утра. Мне… Просто надо подышать воздухом, вот и все.

— Разумеется, разумеется… — хозяин, не удержавшись, хихикнул. — Еще бы! Три дня взаперти просидеть… Вернее, три ночи… Нет-нет, сердиться не на что! — добавил он поспешно, поскольку шея офицера под шлемом налилась краской ярости и стыда. — Я просто не могу не выразить восхищения мужчине, который умудрился в три дня не надоесть Госпоже… Куда хоть она улетела?

— Повелительницу Драконов вызвали на запад, куда-то в Соламнию, помочь войскам совладать с маленьким затруднением, — буркнул в ответ офицер. — И на твоем месте я бы поменьше вмешивался в ее дела.

— Да уж, — поспешил согласиться хозяин. — Что верно, то верно. Ну что ж, доброй прогулки… Погоди, как тебя зовут? Помнится, Госпожа представила тебя, но я недослышал…

— Танис, — глухо прозвучало из-под шлема. — Танис Полуэльф. Доброй ночи.

И, холодно кивнув, офицер в последний раз поддернул перчатки, потом завернулся в плащ и шагнул через порог в ненастную тьму. Режущий ветер ворвался в комнату, задувая свечи и взвихривая бумаги. Какое-то время офицер сражался с тяжелой дверью, а хозяин гостиницы заковыристо ругался, ловя улетающие счета. Но вот дверь захлопнулась, и внутри вновь стало тихо, спокойно и тепло.

Глядя вслед ушедшему, хозяин видел, как тот прошагал мимо окна. Танис Полуэльф шел против ветра, пригибаясь и отворачивая лицо. Широкий плащ раздувался у него за спиной.

Хозяин, однако, не был единственным, кто проводил офицера глазами. Как только захлопнулась дверь, пьяный драконид оторвал голову от стола. Черные змеиные глаза монстра глядели совершенно трезво. Крадучись, поднялся он из-за стола, и шаги его были уверенны и тверды. Негромко постукивая по полу когтями, драконид подобрался к окну и выглянул наружу. Обождал немного… А потом тоже растворил дверь и исчез в бурной ночи. Хозяин видел в окно, что драконид зашагал в том же направлении, что и офицер. Подойдя поближе, содержатель гостиницы прильнул носом к стеклу. Снаружи клубилась несущаяся мгла. Пламя смоляных жаровен, освещавших ночную улицу, металось и мерцало под ветром и хлещущим дождем. Все-таки хозяину показалось, будто он видел, как офицер свернул на улицу, ведшую к центру города. Следом, прячась в тени, крался драконид. Покачав головой, хозяин пошел будить ночного слугу, дремавшего в кресле за столом.

— Чует моя душенька. Повелительница вернется-таки сегодня, шторм там или не шторм, — сказал он сонному слуге. — Немедленно разбудишь меня, если она появится, понял?

Прежде, чем идти к себе, он еще раз покосился в окошко… И содрогнулся, вообразив себе офицера, идущего по ночным улицам Устричного, а позади него — темную фигуру драконида, прячущегося в потемках.

— А впрочем, — пробормотал он, — знаешь что, не надо меня будить.

Накрытый штормом, Устричный словно бы вымер. Питейные заведения, обыкновенно работавшие, покуда в их засаленные окна не вливался рассвет, -и те стояли запертые, с плотно закрытыми ставнями. На улицах не было ни души. Ни у кого не возникало охоты меряться силами с ветром, способным сбить с ног человека и, уж конечно, с легкостью пронизывавшим ледяным дыханием самую теплую одежду.

Танис шел быстрым шагом, нагнув голову и стараясь держаться поближе к домам, хоть как-то защищавшим от ветра. Вскоре его борода обросла льдом. Снежная крупа больно жалила сквозь прорези шлема. Полуэльф трясся от холода, проклиная металл лат, местами касавшийся кожи. Время от времени он оглядывался, проверяя, не привлек ли его уход из гостиницы чьего-нибудь нежелательного внимания. Дождь и несущийся снег, однако, не давали почти ничего рассмотреть. Танис едва видел даже ближайшие дома, не говоря уже о чем-либо ином. И довольно скоро он отказался от бесплодных попыток обнаружить возможную слежку. Лучше уж сосредоточиться на поисках дороги. Вдобавок он так замерз, что постепенно ему стало вообще безразлично, крадется кто-нибудь за ним или нет.

Он довольно смутно представлял себе, куда ему следовало идти. Он провел в Устричном всего четыре дня. Причем три из них — с ней… Запретив себе думать об этом, Танис вглядывался в уличные вывески. Его друзья находились в гостинице на самом краю города, на почтительном расстоянии от причалов, баров и публичных домов. Танис успел задуматься о том, что же делать, если он их не найдет. Он ведь нипочем не отважится расспрашивать… Однако ему повезло. Спотыкаясь и поскальзываясь на льду, брел он пустынными улицами, когда на глаза ему попалась-таки знакомая вывеска, бешено раскачивавшаяся на ветру. Танис всхлипнул, испытывая невероятное облегчение. Он успел позабыть название гостиницы, но, увидев, тут же вспомнил его. «Черныши».

До чего дурацкое название для гостиницы, мелькнуло у него в голове. Его так трясло от холода, что он едва сомкнул пальцы на ручке двери. Дверь отворилась, и ветер буквально внес его внутрь. Ему потребовалось усилие, чтобы закрыть ее вновь.

В этой занюханной гостиничке, в отличие от «Соленого Бриза», ночного слуги не держали. Огонь, дымно чадивший в облезлом камине, давал достаточно света, и Танис разглядел на столике огарок, явно предназначенный для таких, как он, полуночников. С трудом, трясущимися руками, он высек огня. Озябшие пальцы повиновались с трудом. Все-таки он зажег свечку и двинулся по ступенькам наверх.

Вздумай он обернуться и выглянуть в окно, он, возможно, приметил бы темный силуэт, затаившийся в дверной нише по ту сторону улицы. Но Танис оборачиваться не стал: он смотрел под ноги, опасаясь, как бы не упасть.

— Карамон!..

Богатырь мгновенно вскинулся на постели, рука инстинктивно метнулась к мечу. И только потом он вопросительно оглянулся на брата.

— Я услышал кое-что снаружи, — прошептал Рейстлин. — Как будто ножны лязгнули о доспех… Карамон мотнул головой, стряхивая остатки сна, и вылез из-под одеяла, держа меч наготове. Подкравшись к двери, он и сам расслышал звук, потревоживший его брата, — благо Рейстлин всегда спал чутко. По ту сторону двери тайком пробирался кто-то, облаченный в латы. Вот в поддверную щель проник слабый лучик свечи… Шаги остановились как раз напротив.

Отсвет в щели дрогнул: похоже, незваный гость перенимал свечу из руки в руку. Карамон осторожно и бесшумно отодвинул засов, выждал немного… Ничего не происходило. Пришелец медлил, вероятно, соображая, не ошибся ли комнатой. Сейчас выясним, сказал себе Карамон.

Резким рывком он отворил дверь и, метнувшись наружу, сгреб стоявшего за ней незнакомца и мигом втащил его внутрь. А потом швырнул его на пол так, что лязгнули доспехи: силы Карамону было не занимать. Огарок покатился в сторону и погас, и в наступившей тьме зазвучал голос Рейстлина: маг выпевал заклинание, долженствовавшее опутать схваченного липкими паутинами.

— Погоди, Рейстлин! Это я!.. — вскрикнул человек на полу. Узнав его голос, Карамон подскочил к брату и встряхнул его, стараясь нарушить сосредоточение мага:

— Стой, Рейст!.. Это же Танис!..

Содрогнувшись всем телом, Рейстлин вышел из транса и бессильно уронил руки. Потом схватился за грудь, и приступ кашля согнул его вдвое.

Карамон озабоченно глянул на брата, но тот, будучи не в состоянии говорить, отослал его прочь взмахом руки. Тогда богатырь наклонился и поставил на ноги поверженного полуэльфа, чтобы тут же сдавить его в медвежьих объятиях:

— Танис!.. Где ты пропадал? Мы тут с ума посходили!.. Во имя Богов, да ты сплошь в сосульках! Погоди, сейчас огонь разведу… Рейст, -обратился он к брату. — У тебя… Все в порядке?

— Поменьше думай про меня! — прошептал Рейстлин. Он сидел на кровати, тяжело переводя дух. Золотые глаза поблескивали: маг смотрел на полуэльфа, благодарно жавшегося к огню. — Сходи-ка лучше, позови остальных…

— Иду. — Карамон направился к двери.

— Мне кажется, не лишне было бы сперва что-нибудь надеть, — заметил маг ядовито.

Покраснев, как девушка, Карамон вернулся к постели и торопливо подхватил кожаные штаны. Натянув их, он облачился в рубаху и вышел, бережно притворив дверь. Танис и Рейстлин слышали, как он тихо стучал в дверь комнаты, где жили варвары. Вот раздался голос Речного Ветра и следом бас Карамона: великан торопливо и взволнованно объяснял, что случилось.

Танис оглянулся на Рейстлина. Зрачки золотых глаз, схожие формой с песочными часами, были неотрывно устремлены на него, и Танис, не выдержав странного, пронизывающего взгляда, вновь отвернулся к огню. Ему было не по себе.

— Где все-таки ты был, Полуэльф? — раздался тихий, шепчущий голос волшебника.

Танис нервно сглотнул.

— Я попался Повелителю Драконов… — Он загодя приготовил этот ответ. — Как и следовало ожидать. Повелитель решил, что я — один из его офицеров, и велел мне сопровождать его к войскам, расположенным за городом… Мне пришлось повиноваться, не то он сразу заподозрил бы неладное. Только сегодня мне выпал случай улизнуть…

— Весьма интересно, — сказал Рейстлин и снова закашлялся.

Танис пристально посмотрел на него:

— Что именно кажется тебе интересным?

— Видишь ли, — ответил маг, — прежде я никогда не слышал, как ты врешь, Полуэльф. И я нахожу это… Очень занятным… Танис открыл рот, но тут вернулся Карамон, а следом за ним — Речной Ветер, Золотая Луна и Тика, отчаянно зевающая спросонья.

Золотая Луна без промедления бросилась к Танису и крепко его обняла. — Друг мой… — неверным голосом выговорила она. — Как же мы за тебя волновались!..

Речной Ветер от души хлопнул Таниса по плечу, суровое лицо озарила нечастая улыбка. Осторожно высвободил он из объятий полуэльфа молодую жену — но только для того, чтобы самому занять ее место.

— Брат мой… — сказал Речной Ветер на языке кве-шу и крепко прижал к себе Таниса. — Мы уж думали, тебя взяли в плен… Или убили… Откуда нам было знать…

— Так что все-таки с тобой случилось? Где ты был? — любопытно спросила Тика, в свой черед обнимая полуэльфа.

Тот, глядя поверх ее головы, нашел взглядом Рейстлина… Но маг, откинувшись на убогую гостиничную подушку, смотрел в потолок и, по всей видимости, не интересовался разговором.

Танис откашлялся и повторил свою историю, прекрасно зная, что Рейстлин не верит ни единому его слову. У всех прочих на лицах было написано сочувствие и искренний интерес. Потом посыпались вопросы: что за Повелитель? Какова численность армии? Ну хоть приблизительно? А где она расквартирована? Какого вообще рожна дракониды толкутся в Устричном? Неужели действительно ищут именно их?.. И как Танис сумел убежать? Полуэльф без запинки отвечал на вопросы. Повелителя он, вообще говоря, видел лишь мельком, а потому и не мог толком сказать, кто это такой. Армия невелика и расположена за городом. Да, дракониды в самом деле ищут кого-то, но не их. Их интересует человек по имени Берем — да, именно такое странное, старинное имя… Тут Танис быстро посмотрел на Карамона, но, судя по лицу великана, это имя ему ничего не навеяло. Танис невольно перевел дух. Как хорошо, что Карамон не припомнил матроса, который штопал парус на палубе «Перешона»… То ли запамятовал, то ли не расслышал имени, которое назвала капитан… Ну и слава Богам.

Друзья кивали головами, нисколько не сомневаясь в услышанном. Сперва Танис косился на Рейстлина, но потом сказал себе: да какая разница, что там скажет или подумает маг! Все равно все поверят не Рейстлину, а ему, Танису, хотя бы он стал утверждать, что день — это ночь. И Рейстлин, конечно, тоже это понимал. Именно поэтому он и не стал подвергать россказни Таниса никакому сомнению… Чувствуя себя все гаже и гаже и моля Богов, чтобы наконец иссякли вопросы, а с ними и погружение в трясины лжи, Танис принялся зевать и постанывать, изображая немыслимую усталость.

Золотая Луна тут же поднялась на ноги.

— Прости, Танис, — сказала она виновато. — Ты устал и замерз, а мы, бессердечные, готовы заговорить тебя до смерти, только чтобы потешить свое любопытство. К тому же нам придется рано вставать, чтобы поспеть на корабль…

— Проклятье, Золотая Луна! Не мели глупостей! — не выдержав, сорвался Танис. — Какой корабль в такую погоду?..

Все уставились на него в немом изумлении, и даже Рейстлин сел на постели. Глаза Золотой Луны потемнели от обиды, на лице обозначились резкие морщинки, и полуэльф запоздало вспомнил, что с принцессой кве-шу, жрицей Мишакаль, никто и никогда еще не разговаривал таким тоном.

Речной Ветер стоял рядом с женой, лицо его было мрачно.

Молчание сделалось невыносимым. Наконец Карамон гулко прокашлялся.

— Ну, не завтра, так на следующий день, — сказал он примирительно. -Да не волнуйся ты так, Танис! Ни один драконид носу из дому не высунет, пока оно не утихнет. Нам ничто не грозит…

— Я знаю… Простите меня… — пробормотал полуэльф. — Я очень некрасиво рявкнул на тебя. Золотая Луна. Пойми, я… Я совсем извелся за эти несколько дней… Прямо в голову ничего не идет. Пойду-ка я к себе… — Хозяин уже поселил кого-то в твою комнату, — сказал Карамон. И торопливо добавил: — Ты можешь поспать здесь. Правда, Танис, ложись на мою кровать…

— Да ладно, я как-нибудь на полу… — И Танис, стараясь не встречаться глазами с Золотой Луной, принялся расстегивать пряжки доспехов. Пальцы дрожали и соскальзывали.

— Спи спокойно, друг мой, — тихо сказала Золотая Луна.

В ее голосе прозвучала искренняя забота, и Танис живо представил себе, как она обменивается с Речным Ветром сочувственными взглядами. Потом он ощутил руку варвара на своем плече: Речной Ветер дружески похлопал его по спине и вместе с женой вышел из комнаты. Тика пожелала ему доброй ночи и тоже вышла, закрыв за собой дверь.

— Дай помогу, — сказал Карамон. Он знал, что Танис, непривычный к латам, с трудом справлялся со сложной системой пряжек и ремешков. -Слушай, ты небось есть хочешь? Может, вина со специями подогреть?..

— Нет, — устало отказался Танис, с облегчением вылезая из панциря и стараясь не думать о том, что всего через несколько часов ненавистные железяки придется напяливать снова. — Спать, и больше ничего…

— Ну хоть одеяло возьми, — настаивал Карамон. — Ишь, как тебя трясет! Простынешь, неровен час…

— Спасибо… — Танис взял одеяло. Он, правда, не мог бы с уверенностью сказать, отчего с такой силой колотила его дрожь: то ли в самом деле от холода, то ли виною всему был мучительный душевный разлад… Улегшись, он закутался в одеяло, потом добавил сверху свой плащ. Закрыв глаза, он постарался дышать спокойно и ровно, отлично зная: Карамон, как заботливая наседка, нипочем не уснет, пока не удостоверится, что Танису тепло и уютно. Полуэльф преуспел: прошло некоторое время, и Карамон забрался в постель.

Огонь в камине прогорел, стало темно. Вскоре послышался рокочущий храп Карамона. На другой кровати покашливал Рейстлин.

Уверившись, что близнецы заснули, Танис вытянулся на полу и положил руки под голову. И долго лежал с открытыми глазами, глядя во тьму… Близилось утро, когда Повелительница Драконов, больше известная на севере Ансалона как Темная Госпожа, вернулась в «Соленый Бриз». Ночной слуга с первого взгляда понял, что Госпожа пребывала в исключительно скверном расположении духа. Она распахнула дверь с яростной силой, перед которой бледнело неистовство шторма, и обвела гостиницу таким взглядом, как если бы уют и тепло, царившие внутри, были для нее оскорбительны. Она и в самом деле казалась порождением бури, бесчинствовавшей снаружи. Слуге показалось, что это ее взгляд, а вовсе не ворвавшийся ветер, одну за другой тушил свечи, а темнота вползала следом за Повелительницей, как плащ. Он в ужасе вскочил на ноги, но Госпожа на него и не смотрела. Взгляд Китиары был устремлен на драконида, сидевшего за одним из столов. Едва заметный прищур его черных змеиных зрачков уже сказал ей — что-то не так. Глаза Повелительницы пугающе сузились в прорезях шлема, лицо стало ледяной маской. Какой-то миг она стояла в дверях, не обращая внимания на стылый вихрь, который со свистом летел по комнате, вздувая ее плащ.

— За мной, — коротко приказала она дракониду.

Монстр кивнул и последовал за ней, клацая когтями по деревянному полу.

— Могу ли я чем-нибудь… — начал слуга. И поневоле вздрогнул, когда ветер с оглушительным треском захлопнул наружную дверь.

— Нет! — оборвала его Китиара. Держа руку на рукояти меча и не глядя ни вправо, ни влево, проследовала она мимо трепещущего слуги и взошла по лестнице. Слуга потрясенно опустился, назад в свое кресло и смахнул со лба липкий пот… Нашарив ключ, Китиара рывком растворила дверь. Быстрый взгляд ее мигом обежал комнату… Пусто!

Драконид терпеливо и молча ждал за спиной.

Китиара в ярости рванула пряжку драконьего шлема и сдернула его с головы. Швырнула шлем на кровать и зарычала через плечо:

— Войди и закрой дверь!

Драконид неслышно повиновался.

Китиара так и не повернулась к нему. Положив руки на бедра, она мрачно созерцала смятую постель.