Глава 3

Боги мои! — повторил Танис и опустился на колени рядом с бесчувственным воином. — Карамон...

— Танис... — Голос Речного Ветра заставил его поднять голову.

Варвар обнимал Тику, пытаясь вместе с Дэзрой успокоить отчаянно рыдающую женщину. Их окружили любопытствующие: кое-кто пытался о чем-то расспросить Вождя, другие склонялись перед Крисанией для благословения. Те, кто остался за столами, требовали еще вина и эля. Танис встал на ноги.

— Таверна закрывается! — громко объявил он. Толпа откликнулась недовольным гомоном, из дальнего угла раздались редкие аплодисменты — там решили, что Танис угощает.

— Я не шучу! — сказал полуэльф, и его голос перекрыл общий шум. Наступила тишина.

— Спасибо за гостеприимство, — продолжал Танис. — Я не могу выразить словами, что значит для меня — вернуться на родину... Но, друзья мои, оставьте нас одних. Прошу вас, уже поздно...

В ответ раздались сочувственные вздохи, и кое-кто добродушно хлопнул в ладоши. Лишь немногие ухмыльнулись, язвительно бормоча, что, мол, чем прославленней рыцарь, тем сильнее слепит его блеск собственных доспехов (старая пословица, сохранившаяся с тех времен, когда Соламнийских Рыцарей высмеивали на каждом перекрестке за... да что там говорить, было за что!). Речной Ветер, предоставив Дэзре заботиться о Тике, вышел, вперед, оттесняя к выходу тех, кто простодушно решил, будто слова Таниса относятся ко всем, кроме них. Сам полуэльф ни на шаг не отходил от блаженно похрапывающего Карамона, следя за тем, чтобы в суматохе никто случаем на него не наступил. Они успели обменяться с Речным Ветром выразительными взглядами, но не решались заговорить до тех пор, пока таверна окончательно не опустела.

Отик Сандет, стоя у дверей, благодарил каждого выходящего за визит, уверяя, что назавтра таверна откроется как обычно. Когда дверь за последним посетителем закрылась. Танис, неловко потупив глаза, подошел к хозяину. Однако Отик остановил его прежде, чем он успел заговорить.

Притянув Таниса за руку, старый толстяк зашептал ему на ухо:

— Очень рад, что ты вернулся. Я тебе кое-что скажу, но пусть это останется между нами. — Он посмотрел на Тику и заговорщически прикрыл рот рукой. — Танис, — прошептал он еще тише, — если ты вдруг заметишь, что Тика взяла немного денег из кассы, не обращай внимания. Когда-нибудь она все вернет. Просто притворись, будто ничего не видел.

Взгляд Отика остановился на Карамоне, и старик печально покачал головой:

— Ей сейчас очень нелегко, но я уверен, что ты сможешь помочь Карамону.

Кивнув на прощанье, он открыл дверь и, опираясь на свою трость, вышел в темноту.

«Помочь!» — в отчаянии подумал Танис. Он приехал сюда, чтобы просить о помощи Карамона. Словно отвечая ему, пьяный воин всхрапнул особенно громко и чуть было не проснулся от собственного рыка. От него с новой силой пахнуло «гномьей водкой». Танис растерянно взглянул на Речного Ветра и мотнул головой.

Крисания смотрела на Карамона с жалостью и отвращением.

— Бедняжка, — негромко сказала она, склонившись, и медальон Паладайна в свете свечей сверкнул на ее груди. — Может быть, я...

— Ты ничего не сможешь для него сделать! — с горечью воскликнула Тика. — Он не нуждается в лекаре. Он просто пьян, неужели ты не видишь? Пьян как свинья!

Крисания подняла на Тику удивленный взгляд. Прежде чем жрица успела что-нибудь сказать, Танис вновь подошел к Карамону и позвал Речного Ветра:

— Помоги-ка мне — надо отнести его домой...

— Ах, оставьте его! — всхлипнула Тика, вытирая глаза кончиком фартука. — Он уже не раз ночевал здесь, на полу. Одним разом больше, одним меньше... — Она с горечью посмотрела на полуэльфа. — Я хотела рассказать тебе, Танис, честное слово, хотела. Но я подумала... я продолжала надеяться... Он был так рад, когда пришло письмо от тебя. Он стал... больше похож на себя прежнего, я не видела его таким последние... уже долгое время. Я подумала, что, может быть, ты совершишь это чудо, и он, ожидая твоего приезда, не будет... Мне очень жаль...

Голова ее упала на грудь. Танис, не зная, как быть, мялся возле огромного бесчувственного тела.

— Я не совсем понимаю. Тика, — произнес он как можно мягче, — как давно он...

— Из-за этого мы не смогли приехать на твою свадьбу, Танис, — теребя фартук, тихо сказала Тика. — Я очень хотела, я так хотела, но...

Из глаз ее снова покатились слезы, и Дэзра обняла Тику за плечи.

— Сядь, — прошептала она, подводя ее к креслу с высокой спинкой.

Ноги Тики внезапно подогнулись, и она, закрыв ладонями лицо, рухнула на сиденье.

— Давайте-ка все сядем и хорошенько поразмыслим, — твердо сказал Танис. — Эй ты! — Он поманил овражного гнома, который глазел на них из-под стойки. — Принеси нам кувшин эля и кружки, и еще немного вина для госпожи Крисании, и пару порций картофеля...

Танис замолчал. Сбитый с толку овражный гном смотрел на него круглыми глупыми глазами.

— Давай-ка лучше я, — предложила Дэзра с улыбкой, — иначе дело кончится кувшином картофеля, — Моя помогать! — с негодованием пискнул овражный гном.

— Твоя выносить помои, — устало возразила Дэзра.

— Моя хорошо помогать, — упрямо пробормотал Раф и вышел, пиная по пути ножки столов, на которых пытался выместить обиду.

— Ваши комнаты в новом крыле гостиницы, — не отрывая ладоней от лица, сказала Тика. — Я покажу вам...

— Мы отыщем их позже, — резко перебил ее Речной Ветер, но, посмотрев на несчастную женщину, смягчился. — Посиди, поговори с Танисом. Ему скоро нужно уезжать.

— Проклятье, моя лошадь! — опомнился Танис. — Я же велел мальчишке подготовить ее через пару часов.

— Я пойду и скажу, чтобы он подождал, — предложил Речной Ветер.

— Ничего, я сам. Это займет всего минуту...

— Друг мой, — негромко сказал варвар, направляясь к двери, — у меня есть дело снаружи. Я вернусь и помогу тебе с... — Он кивнул в сторону храпящего Карамона.

Танис откинулся на спинку стула. Речной Ветер бесшумно выскользнул за дверь, а Крисания. искоса посмотрев на Карамона, подвинулась поближе к Танису.

Полуэльф продолжал расспрашивать Тику о всяких мелочах, так что в конце концов она отняла руки от заплаканного лица и даже начала понемногу улыбаться. К тому времени, когда Дэзра вернулась с напитками и снедью, Тика уже как будто ожила, хотя в ней еще заметны были некоторые напряжение и неловкость. Танис обратил внимание, что Крисания не спешила подкрепиться едой и вином. Она сидела в кресле, время от времени бросая взгляд на Карамона, и между ее черными бровями то появлялась, то исчезала маленькая морщинка. Полуэльф чувствовал, что должен объяснить жрице смысл происходящего, однако ему хотелось, чтобы кто-нибудь сначала взял на себя труд объяснить происходящее ему самому.

— Когда все это... — нерешительно заговорил он.

— Началось? — Тика вздохнула. — Примерно через шесть месяцев после нашего возвращения сюда. Она тоже посмотрела на Карамона:

— Он был так счастлив... особенно сначала. Ты же знаешь, Танис, когда город сгорел, здесь ужас что творилось. Та зима была для уцелевших самой тяжелой: все почти поголовно голодали, потому что драконы и гоблины разграбили припасы. Те, кто остался без крыши над головой, зимовали где придется — в пещерах или промерзлых землянках. К тому времени, когда мы вернулись, драконье войско оставило город, и люди пытались отстроить его заново. Жители приветствовали Карамона как героя: барды и менестрели уже успели тут побывать, и здешний люд наизусть знал песни о низвержении Владычицы Тьмы. В глазах Тики блеснули слезы воспоминаний.

— Вначале он был так счастлив. Люди нуждались в нем, и он работал для них днями и ночами: рубил деревья, спускал бревна с холмов, строил дома. С тех пор как не стало Тероса, в городе некому было ковать железо, и Карамон занялся кузнечным делом, хотя у него, признаться, не очень-то получалось. — Тика печально улыбнулась. — Все равно он был счастлив, Танис, по-настоящему счастлив, тем более что никто не возражал, если мотыги у него выходили чуть кривоватые. Зато он научился ковать подковы, гвозди и шины для тележных колес, а ведь именно этим в основном и приходится заниматься кузнецу. Так что первый год был для нас по-настоящему счастливым. Мы были мужем и женой, и мне казалось, что Карамон забыл про... про... — Тика судорожно сглотнула.

Танис легко пожал ее руку. Отпив немного вина, Тика пришла в себя и смогла продолжать:

— Год назад, прошлой весной, все переменилось. С Карамоном словно что-то произошло: я не знаю, что это было, но думаю, виной тому... — Она помолчала, как будто подбирая нужные слова. — Город процветал. Здесь появился другой кузнец, который прежде был в плену в Пакс Таркасе. Хоть он и был родом из других мест, но решил обосноваться в Утехе и заняться своим прежним ремеслом.

Конечно, люди еще продолжали строить дома, но теперь им некуда было торопиться.

Я занялась постоялым двором... — Тика пожала плечами. — Наверное, у Карамона появилось слишком много свободного Времени.

— Он стал никому не нужен, — мрачно уточнил Танис.

— Даже мне было не до него, — призналась Тика и, допив залпом вино, отерла глаза. — Должно быть, в этом я виновата".

— Нет, — тут же возразил Танис, хотя мысли его, окрыленные воспоминаниями, были сейчас далеко. — Это не твоя вина, Тика. Я думаю, мы оба знаем, кто тут виноват.

— Как бы там ни было, — Тика набрала в грудь побольше воздуха, — я пыталась ему помочь, но таверна отнимала у меня слишком много времени. Я предлагала ему подыскать занятие, которое будет ему по душе, и он пытался — действительно пытался следовать моим советам. Вместе с начальником местной стражи он выслеживал отбившихся от своих и затаившихся в лесу драконидов. Потом некоторое время он служил телохранителем и зарабатывая довольно денег, нанимаясь к купцам, державшим путь в Гавань. Но никто не нанимал его дважды...

— Голос ее дрогнул, и на некоторое время Тика снова замолчала. — Однажды, это случилось зимой, обоз, который он вызвался охранять, вернулся обратно, везя его в санях. Он был мертвецки пьян. Выходило так, что это они охраняли его! С тех пор он либо ел да спал, либо братался с какими-то бывшими наемниками в «Лотке», в этом мерзком притоне на другом конце города.

Танису очень захотелось, чтобы Лорана была сейчас рядом с ним: уж она-то наверняка бы что-нибудь придумала.

— Может, если бы вы завели ребенка... — неуверенно предположил он.

— Я была беременна прошлым летом, — откровенно призналась Тика и подперла рукой подбородок. — Но не доносила. Я выкинула, а Карамон так никогда и не узнал об этом. С тех пор... — она опустила глаза на деревянную поверхность стола, — с тех пор мы не провели ни одной ночи в одной и той же комнате.

Стыдливо покраснев, Танис не придумал ничего лучшего, как погладить Тику по руке и торопливо переменить тему:

— Прежде ты сказала, что видишь в этом чью-то вину, но не сказала — чью именно. Может, теперь ты выразишься яснее?

Тика вздрогнула и налила себе еще вина.

— Слухи пошли по земле, Танис, — сказала она, — недобрые слухи. Ты и сам, пожалуй, догадываешься, о ком. Танис кивнул.

— Карамон писал ему, — продолжала Тика. — Я видела это письмо. Оно было... таким, что сердце мое чуть было не разорвалось на части. Ни слова упрека! Ни слова о том-деле — только любовь, любовь и беспредельная нежность. — Тика повысила голос. — Он умолял брата вернуться и жить с нами. Он заклинал его отвернуться от тьмы, пока она не поглотила его безвозвратно.

— И что же? — спросил Танис, хотя и без того догадывался об ответе.

— Письмо вернулось назад, — печально сказала Тика. — Непрочитанным. Даже печать никто не тронул. А на конверте было написано: «У меня нет брата. Я не знаю никого по имени Карамон». И подпись — Рейстлин!

— Рейстлин?! — Крисания вздрогнула и посмотрела на Тику так, словно увидела ее впервые. В серых глазах жрицы, перебегавших с рыжеволосой женщины на Таниса, а с него — на пьяного исполина, безмятежно похрапывавшего на полу, появилось нечто похожее на испуг.

— Карамон... Так это Карамон Маджере'! Так это его брат-близнец, о котором ты мне говорил? Тот самый человек, который должен был сопровождать меня до...

— Мне очень жаль, праведная дочь Паладайна, — сказал Танис и почувствовал, как снова вспыхнули кончики его ушей. — Я понятия не имел, что он...

— Ведь Рейстлин столь... умен и могуществен. Я думала, что его брат должен быть таким же. Рейстлин способен быть чувствительным и сострадательным, но он держит себя и всех, кто ему служит, в железных тисках воли, не давая эмоциям овладеть собой. А этот... — Крисания взмахнула рукой. — Эта отважная развалина, этот спившийся герой, как бы ни был он достоин нашей жалости и наших молитв, уже...

— Твой «умный и чувствительный», твой образцовый Рейстлин приложил руку к тому, чтобы превратить этого человека в развалину, — едко заметил Танис, прилагая отчаянные усилия, чтобы не дать эмоциям овладеть собой.

— Может быть, все было не так, как вы тут себе представляете, — холодно ответила Крисания. — Может быть, именно недостаток любви заставил Рейсшина обратиться от света к тьме.

— Недостаток любви? — Тика со странным выражением рассматривала жрицу.

Карамон застонал во сне и нелепо взбрыкнул ногами. Тика тут же поднялась со стула.

— Лучше нам все-таки перенести его в комнаты, — глядя на высокую фигуру Речного Ветра, появившегося в дверях, сказала она.

Дождавшись от варвара утвердительного кивка, она повернулась к Танису:

— Давай поговорим обо всем утром, а? Ведь я еще увижу тебя? Разве ты не можешь остаться... хотя бы на ночь?

Видя пронзительную мольбу на лице Тики, Танис пожалел, что не может откусить себе язык. Впрочем, это нисколько бы ему не помогло.

— Мне очень жаль, — сказал он, беря Тику за руки. — Мне хочется остаться, но я должен ехать. Отсюда до Квалинести довольно далеко, а опаздывать я не смею — от того, буду ли я там вовремя, зависит, возможно, судьба двух королевств.

— Я понимаю, — тихо сказала Тика. — В конце концов, это не твоя беда.

Ничего, как-нибудь справлюсь.

Танис готов был бороду на себе рвать от отчаяния. Ему безумно хотелось остаться и попробовать чем-нибудь помочь Карамону, если только ему вообще можно помочь. Он мог хотя бы просто поговорить со своим старым товарищем и попробовать как-то урезонить его. Вот только Портиос воспримет его отсутствие как личное оскорбление, и это повлияет не только на личные взаимоотношения с шурином, но и на судьбу договора о союзе между Квалинести и Соламнией, отдельные пункты которого и без того вызывали немалые споры. И вот теперь, когда до заключения договора осталось сделать всего несколько шагов, он мог испортить все своим необдуманным поступком.

Потом Танис вспомнил о Крисании и со вздохом признал, что в ее лице на него свалилась еще одна серьезная проблема. Настроение его упало так сильно, что он чуть было не застонал. Не мог же он взять ее с собой в Квалинести — Портиос терпеть не мог жрецов-людей.

— Послушай, — сказал Танис, неожиданно осененный идеей, — я вернусь после похорон.

Глаза Тики с надеждой заблестели, и тогда Танис повернулся к Крисании:

— Тебя я оставлю здесь, Посвященная. В этом городе ты будешь в безопасности, тем более если остановишься на этом постоялом дворе. После возвращения я смогу сопроводить тебя обратно в Палантас, коль скоро твой поход окончился ничем.

— Мой поход еще не окончился? — решительно возразила Крисания. — Я не отступлюсь. Я сама поеду в Вайрет, в тамошнюю Башню Высшего Волшебства, и, как решила, испрошу совета у Пар-Салиана, магистра ложи Белых Мантий.

Танис покачал головой.

— Я не могу отвезти тебя туда, — сказал он. — И Карамон вряд ли сможет.

Поэтому я и предлагаю...

— Да, — перебила его Крисания, — Карамон вряд ли сможет. Поэтому я дождусь, пока здесь появится твой приятель-кендер вместе с тем, кого он послан отыскать, а затем продолжу путь одна.

— Ни в коем случае! — воскликнул Танис так, что Речной Ветер даже слегка приподнял брови, пытаясь напомнить товарищу, с кем он разговаривает. Полуэльфу пришлось сделать над собой усилие, чтобы снова взять себя в руки. — Ты понятия не имеешь, насколько это опасно, госпожа! — предупредил он. — Кроме тех темных тварей, что преследовали нас в пути, — а я думаю, мы оба знаем, кто их послал, — тебе могут встретиться куда более серьезные опасности. Я помню, что рассказывал Карамон о Вайретском Лесе. С тех пор, говорят, это место стало еще ужасней! Давай возвратимся в Палантас, я соберу дружину рыцарей...

Пожалуй, впервые за время их знакомства Танис разглядел на мраморных щеках жрицы заметный, хотя и довольно бледный румянец. Она задумалась, темные брови сошлись на тонкой переносице. Затем лицо ее прояснилось, и Крисания снизошла до улыбки.

— Мне нечего опасаться, — словно отвечая испуганному ребенку, сказала она терпеливо. — Я в руках Паладайна. Может быть, темные твари, о которых ты говоришь, действительно были подосланы Рейстлином, но у них нет власти причинить вред мне. Единственное, чего они добились, — это укрепили мою решимость.

Увидев, что Танис стал еще мрачнее, Крисания вздохнула:

— Хорошо, я обещаю, что подумаю над твоими словами. Возможно, ты прав, Танис. Скорее всего, эта поездка действительно чересчур опасная затея...

— Да и пустая к тому же! — пробормотал Танис. Усталость и печальные известия о друге заставили его без обиняков высказывать все, что он думал о ее безумном плане.

— Если бы Пар-Салиан мог уничтожить Рейсшина, он сделал бы это давным-давно...

— Уничтожить?! — Крисания изумленно посмотрела на полуэльфа. — Я вовсе не хочу его уничтожить. Теперь впору было изумиться Танису.

— Я ищу способ вернуть его, — холодно объяснила Крисания и без всякого перехода добавила:

— А теперь, если кто-нибудь из вас окажется настолько любезен, чтобы проводить меня, я хотела бы отправиться в свою комнату.

Дэзра с готовностью вызвалась это сделать. Крисания прохладно пожелала всем спокойной ночи и вышла из зала вслед за служанкой. Не находя слов, Танис молча проводил ее взглядом. Краем уха он слышал, как Речной Ветер бормочет что-то на кве-шу. В это время Карамон снова застонал.

Варвар слегка подтолкнул Таниса. Вместе они наклонились над телом товарища и не без усилий поставили его на ноги.

— Да он тяжелехонек, провалиться мне в Бездну? — ахнул Танис, едва удерживая оседающую тушу гиганта.

Огромная рука легла ему на плечо, и он чуть не упал. Несносный запах «гномьей водки» заставил Таниса поморщиться.

— Как он может пить эту дрянь! — изумился полуэльф, когда они с варваром волокли бесчувственного Карамона к двери. Тика, помогая в меру сил, следовала за ними.

— Я знавал одного война, который пал жертвой этого дешевого зелья, — проворчал Речной Ветер. — Он спрыгнул с утеса, преследуемый чудовищами, существовавшими только в его воображении, и разбился насмерть.

— Мне, наверное, следует остаться... — подумал вслух Танис.

— Ты не можешь выиграть эту битву за него, брат мой, — твердо сказал Речной Ветер. — Нельзя заменить человека в бою, который идет между ним и его собственной душой.

Было далеко за полночь, когда двое друзей наконец доволокли Карамона до комнаты и без церемоний бросили на кровать. Танис про себя отметил, что ни разу в жизни так не уставал. Плечи его ныли, а колени подрагивали от напряжения.

Внутренне он тоже был вымотан — воспоминания о прошлом превратились в саднящие, сочащиеся кровью раны. До рассвета ему еще несколько часов предстояло провести в седле.

— Жаль, что я не могу остаться, — еще раз сказал Танис, стоя возле дверей Тикиного дома вместе с ней и Речным Ветром и глядя в темноту на безмятежно спящий город. — Я чувствую ответственность...

— Нет, Танис, — тихо возразила Тика. — Речной Ветер прав: это не твоя война. Теперь у тебя есть иная жизнь. Кроме того, ты ничем не сможешь помочь, ты можешь невольно сделать только хуже.

— Пожалуй. — Танис нахмурился. — Как бы там ни было, я вернусь сюда через неделю и поговорю с Кара-моном.

— Это было бы очень хорошо.

Тика вздохнула и после небольшой паузы сменила тему:

— А О каком кендере говорила госпожа Крисания? Неужели о Тассельхофе?

— О нем, — почесывая заросший подбородок, кивнул Танис. — Это как-то связано с Рейстлином, но я не знаю подробностей. Мы столкнулись с кендером в Палангасе. Он обрушил на нас град своих бесконечных историй, но я успел предупредить Крисанию, что в лучшем случае лишь половина из его россказней правда, а остальное — ерунда. Тем не менее он сумел убедить Посвященную послать его за кем-то, кто, по ее мнению, может помочь ей вернуть Рейстлина.

— Эта женщина может быть священной жрицей Паладайна, — угрюмо заметил Речной Ветер, — но я думаю, что она безумна. Да простят меня боги за злые слова об их избранниках.

Сказав это, он закинул за спину лук и пошел к конюшне. Обняв Тику за плечи, Танис поцеловал ее и задумчиво склонил голову.

— Боюсь, что Речной Ветер прав, — сказал он. — Присматривай за жрицей, пока она тут, хорошо? Когда мы вернемся, я побеседую о ней с Элистаном.

Интересно, насколько он хорошо осведомлен о ее безумной затее? Вот еще что: если Тассельхоф действительно появится, задержи его под любым предлогом. Я не хочу, чтобы он появлялся в Квалинести. Мне и без него хватит проблем с моими эльфийскими родственничками во главе с Портиосом.

— Конечно, Танис, — пообещала Тика. На миг она крепко прижалась к нему, словно пытаясь найти успокоение в том сострадании, которое переполняло полуэльфа.

Танис колебался: ему не хотелось оставлять ее в таком состоянии.

Оглянувшись на дверь, он расслышал богатырский храп Карамона, время от времени прерываемый тревожными вскриками.

— Тика... — начал он.

Но она сама отстранилась от него.

— Уезжай, Танис, — твердо сказала Тика. — У тебя впереди долгий путь.

— Я просто хотел... — Но он так и не придумал ничего такого, что могло бы ее подбодрить и утешить.

Медленно повернувшись, Танис пошел в темноту вслед за Речным Ветром.

Тика вослед ему улыбнулась.

— Ты мудр, Танис Полуэльф, но на сей раз ты ошибаешься, — прошептала она, оставшись на крыльце в одиночестве. — Крисания вовсе не безумна. Она всего-навсего влюблена.

Глава 4

Армия гномов, печатая шаг, маршировала вокруг его кровати, и их подбитые железом башмаки немилосердно грохотали по полу: БУХ-БУХ-БУХ! При этом каждый гном вооружился молотом и, проходя мимо изголовья, изо всей силы бил им Карамона по темечку. Карамон жалобно застонал и с трудом пошевелился.

— Пошли прочь! Прочь! — пробормотал он. Гномы вместо этого подхватили его кровать, подняли на плечи и, торопливо перебирая ногами, закружили ее по комнате. Башмаки их продолжали греметь: БУХ! БУХ! БУХ!

Карамон ощутил, что живот его сводит судорогой. После нескольких неудачных попыток он ухитрился соскочить с бешенно крутящейся постели. Чудом удержавшись на ногах, он метнулся к стоявшему в углу ночному горшку, и его вырвало. Только после этого он почувствовал себя немного лучше, да и гномы исчезли, хотя Карамон подозревал, что они коварно спрятались под кроватью, ожидая, пока он снова ляжет.

«Вот уж дудки!» — подумал Карамон и выдвинул единственный ящик у стоявшего в изголовье его кровати низкого столика, где хранилась фляжка с остатками «гномьей водки».

Фляжка исчезла!

Карамон обвел мутным взглядом комнату и ухмыльнулся. Стало быть, Тика снова взялась за свое. Продолжая ухмыляться, он неуклюже прокрался к огромному сундуку с одеждой, что стоял в дальнем конце комнаты. Стараясь не шуметь, Карамон осторожно приподнял крышку и принялся шарить среди рубах и штанов, которые больше не сходились на его расплывшемся теле. Наконец он нашел то, что искал. Вот она, спрятана в старом сапоге!

Карамон бережно вытащил фляжку, глотнул обжигающей жидкости, рыгнул и подавил легкую тошноту. Гул в голове затих. Он еще раз оглядел комнату и пожал широченными плечами. Если гномы действительно притаились под кроватью — пусть, теперь это его не волнует.

В соседней комнате лязгнула фаянсовая посуда. Тика! Карамон торопливо глотнул еще и опять затолкал заветную фляжку в сапог. Осторожно закрыв крышку сундука, он выпрямился, небрежно пригладил пятерней спутанные волосы и направился в жилую часть дома. По дороге он бросил взгляд в зеркало на свое отражение. «Надо бы переодеться», — тупо подумал он.

После долгой возни ему удалось наконец стащить грязную рубашку. С отвращением Карамон швырнул ее в угол. Может быть, ему стоит помыться? Да нет, что он, девчонка на выданье? Да, от него пахнет, но ведь это мужской запах!

Этот запах нравился очень многим женщинам, они даже находили его привлекательным. И они никогда не жаловались, не зудели и не пилили его. Не то что Тика! Почему бы, собственно, ей не принять своего мужа таким, каков он есть?