Глава 8

Серебряная луна Солинари ярко засияла на небосводе. Повиснув над центральной башней Храма, она напоминала огонек на вершине колоссальной свечи.

В эту ночь наступило Белое Полнолуние — Солинари была столь ярка и яснолика, что в городе не зажигали фонарей. Даже мальчишки, которые ночами подрабатывали тем, что освещали маленькими светильниками дорогу загулявшим допоздна благородным господам, остались дома, проклиная яркий лунный свет, лишивший их еженощного заработка.

Вторая луна, кроваво-красная Лунитари, еще не поднялась — до ее восхода оставалось примерно два часа, — и зловещий отсвет ее алого диска пока не омрачил выбеленные Солинари стены домов и мостовые священного Истара. Что же касалось третьей, черной луны, то ее видел в звездном небе только один человек, да и тот бросил на нее равнодушный взгляд лишь мельком, пока снимал свою неудобную и тяжелую черную мантию и переодевался в простую, черную же ночную рубашку. Чтобы спрятать глаза от жемчужного света Солинари, человек этот натянул на лицо капюшон рубашки и лег на кровать. Через несколько мгновений он уже погрузился в крепкий, восстанавливающий силы сон, которого требовало его магическое искусство.

Так представлял в своей голове Карамон, шагая вслед за кендером по освещенным и запруженным людьми улицам. Несмотря на поздний час, веселье в городе не утихало. Тас и Карамон все время натыкались то на группки подвыпивших горожан, которые громко пересмеивались или обсуждали Игры, то на стайки женщин, смущенно поглядывавших на Карамона. Их блестящие платья слегка колыхались на ночном ветру, который был по нынешней осенней поре довольно теплым. Один раз Карамона узнали, и он чуть не бросился бежать, опасаясь, что женщины позовут стражу и та водворит его обратно на стадион.

Тас, однако, лучше разбирался в такого рода делах — — он не позволил своему другу обратиться в бегство. Опознавшие Карамона женщины были буквально очарованы его сегодняшними гладиаторскими подвигами, и Тас не сомневался, что их сердца принадлежат исполину. Они засыпали героя вопросами о боях, но ответов не слушали, что оказалось весьма кстати — Карамон так сильно нервничал, что был не в состоянии ответить вразумительно. В конце концов, пожелав ему удачи, поклонницы оставили Карамона в покое.

Когда женщины скрылись из вида, Карамон покосился на кендера, но тот только пожал плечами.

— Как ты думаешь, почему я настоял на том, чтобы ты надел свой лучший наряд? — лукаво спросил он.

Действительно, Карамон поначалу наотрез отказался одеться так, как велел ему кендер. Но Тас настоял, и он был вынужден накинуть на плечи короткий шелковый плащ золотистого цвета, в котором выступал на арене, и сияющий золотой шлем. Карамону этот костюм казался не самым подходящим для сегодняшней вылазки — ему представлялся долгий путь по канализационным колодцам или в лучшем случае по крышам и водосточным трубам. Стоило ему, однако, возразить, как тут же взгляд Таса сделался неумолимым. Он резко заявил Карамону, что либо тот сделает, как ему велят, либо кендер умывает руки.

Вздохнув, Карамон подчинился и набросил плащ поверх своей старой куртки и просторных кожаных штанов. Кинжал, покрытый пятнами засохшей крови, он заткнул за пояс. Сначала Карамон хотел было его почистить, но потом решил, что так будет более символично.

Кендер без труда справился с замком в двери комнаты, которую Рааг всегда запирал на ночь. Без приключений они выбрались и из казармы под ареной, где ночевали гладиаторы: большинство товарищей Карамона уже спали, а что до минотавров, то они перепились и практически не подавали признаков жизни.

По улицам они шли почти не таясь, причем Карамону было от этого слегка не по себе. Кендер, напротив, чувствовал себя уверенно и был разве что против обыкновения молчалив. Как бы там ни было, но цель их похода — Храм — неумолимо приближалась. Эта высокая громада уже маячила перед ними во всей своей красе, когда Карамон внезапно остановился.

— Погоди-ка, Тас, — сказал он и подтолкнул кендера в тень ближайшего дома.

— Как ты проведешь меня внутрь?

— Как? Через дверь, конечно, — ответил кендер с благородным негодованием.

— Через парадную дверь.

— Через парадную дверь? — изумленно повторил Карамон. — Ты с ума сошел!

Там же стража! Нас остановят и...

. — Со мной — не остановят, — сказал Тас легкомысленно. Однако, рассмотрев лицо гиганта, он тяжело вздохнул. — Это же Храм, Карамон. Храм, посвященный богам. Никакое зло не может войти в него.

— Фистандантилус, однако, как-то туда попадает, — возразил Карамон.

— Только потому, что такова воля Короля-Жреца, — терпеливо пояснил кендер.

— Иначе бы боги не позволили ему войти. Во всяком случае, так сказал мне один из жрецов, когда я поинтересовался у него насчет мага.

Карамон нахмурился. Кинжал за поясом показался ему тяжелым и горячим — клинок как будто бы обжег его сквозь ткань куртки. «Воображение разыгралось, — попытался он успокоить себя. — Ведь мне приходилось носить кинжал и раньше».

Запустив руку под плащ, Карамон коснулся черенка. Затем, решительно стиснув зубы, он быстро двинулся к Храму. После небольшого колебания кендер вприпрыжку бросился за ним.

— Карамон, — сказал Тас виновато, — я догадываюсь, о чем ты подумал. Меня самого это тревожит. А вдруг боги не впустят нас?

— Мы пришли сюда, чтобы уничтожить зло, — убежденно произнес Карамон, не отпуская рукояти кинжала. — Боги помогут нам. По крайней мере не станут чинить никаких препятствий. Вот увидишь.

— Но, Карамон...

Карамон мрачно молчал и не обращал на Таса никакого внимания. Так они достигли ступеней великолепной лестницы, которая вела к парадному входу Храма.

Здесь Карамон остановился. Запрокинув голову, он долго рассматривал величественное здание. Храм был огромен — семь его башен устремлялись к небесам, словно благодарственная молитва за чудо своего существования. Но одна, центральная, башня вздымалась много выше остальных. Мерцая в лунном свете, она своей сверхмерностью уже не прославляла богов, а, напротив, бросала им вызов.

Красота Храма, выстроенного из жемчужно-белого и бледно-розового мрамора, золотые и серебряные украшения колонн, неподвижная гладь окружающих его прудов, в которых отражалось звездное небо, ухоженные сады и благоухающие цветники, — все это было столь прекрасно, что у Карамона перехватило дыхание. Околдованный этим чудом, он не мог сдвинуться с места.

Но тут в закоулках его памяти проснулось некое воспоминание, и Карамон ощутил нарастающий безымянный ужас. Где-то когда-то он уже видел нечто подобное. Скорее всего в кошмарном сне. Тогда Храм предстал перед ним угольно-черным, с искалеченными, покосившимися башнями, с кривыми базальтовыми колоннами и поросшими мхом ступенями. Внезапно он вспомнил. Это был Храм в Нераке, где Карамон томился в плену, Храм Владычицы Тьмы! Именно это истарское чудо она взяла за образец, извратив, изуродовав его, превратив при помощи черной магии в страшную пародию на этот Храм, пристанище света и добра. Карамон вздрогнул. Неприятное воспоминание показалось ему дурным предзнаменованием, и на мгновение он малодушно подумал о том, что, пожалуй, сегодня стоит отказаться от своего замысла и бежать.

Но тут он почувствовал, что Тас тянет его за полу золоченой накидки.

— Не останавливайся! — прошипел кендер. — Ты выглядишь подозрительно.

Карамон тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, которые лишь подтачивали его решимость.

— Тас! — шепнул он и так схватил кендера за плечо, что тот едва не вскрикнул. — Я знаю! Это испытание, последняя проверка! Если боги впустят нас, значит, наши намерения верны! Значит, высшие силы благословляют нас!

Тас помолчал.

— Ты уверен? — робко спросил он.

— Конечно! — Глаза Карамона блеснули. — Сам увидишь. Идем.

Решимость вернулась к Карамону. У дверей стояла стража, но он бесстрашно приблизился к воинам. Молодой гладиатор являл собою зрелище весьма внушительное: развевающийся золотой плащ, сияющий шлем с плюмажем из перьев, мощные обнаженные руки. Стражники перестали разговаривать между собой, и один из них сделал рукой быстрый жест, как при ударе кинжалом. Второй воин кивнул и с восхищением воззрился на Карамона.

Карамон немедленно понял, о чем шла речь, так как жест стражника был предельно красноречив. Он едва не повернул вспять, снова почувствовав, как течет по рукам горячая кровь Варвара, однако он зашел уже слишком далеко, чтобы теперь отступать. К тому же, возможно, это был знак, который подавала ему душа Варвара, жаждущая отмщения.

Тас в тревоге посмотрел на друга.

— Я сам поговорю с ними, — прошептал кендер. Карамон кивнул.

— Приветствуем тебя, гладиатор! — окликнул его один из стражников. — Хоть ты и новичок в Играх, но о тебе уже слышал весь город. Я как раз говорил своему приятелю, что сегодня днем он пропустил великолепное зрелище. Кроме того, благодаря тебе я стал богаче ровно на шесть монет. Как твое имя?

— Его зовут Непобедимый, — подал голос Тассельхоф, — и сегодняшняя схватка — это только начало. Он никогда не проигрывал в битве и не собирается делать этого и впредь.

— А ты, потрошитель кошельков, кто такой? Его дело-устроитель?

Это предположение было встречено громогласным хохотом стражников, к которому присоединился и Карамон. К счастью, б этом шуме потонул негодующий голос кендера. Когда же Карамон взглянул на своего друга, то моментально понял, что смех его был неуместен. Лицо Таса было белее мела. «Потрошитель кошельков»

— оскорбления более страшного для кендера не существовало. Этих двух слов было достаточно, чтобы, произнеся их, нажить себе в сердце беспечного народа смертельного врага. После первого нечленораздельного вопля Тас как раз готовился перейти к подробному описанию привычек, родословных и унаследованных пороков стражников, когда широченная ладонь Карамона зажала кендеру рот.

— Ну да, — кивнул Карамон, крепко удерживая извивающегося Таса. — И неплохой, между прочим.

— Тогда приглядывай за ним. Непобедимый! — сказал второй воин и расхохотался пуще прежнего. — Нам любо смотреть, как ты режешь глотки, а не кошельки с поясов.

Уши Таса — единственное, что еще виднелось из-под руки Карамона — побагровели. Несмотря на крепкую хватку исполина, кендер ухитрился издать несколько нечленораздельных звуков.

— Пожалуй, мы пойдем, — пробормотал Карамон, не зная, долго ли еще он сможет удерживать разъяренного друга. — Мы и без того опаздываем.

Стражники понимающе переглянулись.

— Я видел, какими глазами на тебя сегодня смотрели женщины, — сказал один из них, с завистью оценивая широту Карамоновых плеч. — Мне следовало догадаться, что кто-нибудь из них пригласит тебя сегодня на... гм-м-м... на ужин.

Ошарашенный взгляд Карамона заставил воинов снова покатиться со смеху.

— Боги мои!. Только посмотрите на него! Да он действительно новичок!

— Проходи. — Второй страж махнул рукой. — Приятного аппетита!

Последовал еще один взрыв смеха. Карамон покраснел, но не нашелся, что ответить. Кроме того, немало сил уходило у него на борьбу с Тассельхофом. В конце концов ему удалось войти в Храм, но еще долго до него доносились раскаты хохота пополам с солеными шуточками, которыми перебрасывались стражники. Только теперь он понял, что, собственно, они имели в виду. Свернув в первый попавшийся коридор, Карамон как следует встряхнул кендера и огляделся. Он понятия не имел, куда они попали, поэтому ему хотелось, чтобы Тас как можно скорее сориентировался.

Теперь Тас был красен, как помидор, и глаза его сверкали. Стражников уже не было ни видно, ни слышно, но кендер продолжал кипятиться.

— Да как они!.. Да я!.. Да я их?.. Они у меня!!!

— Тас! — Карамон снова тряхнул кендера. — Прекрати. Успокойся. Вспомни лучше, для чего мы здесь.

— Потрошитель кошельков — это же надо! Словно я обыкновенный карманник! — Тас шипел и плевался, как чайник на огне. — Я...

Карамон мрачно сверкнул глазами, и кендер поперхнулся. Справившись с собою, он глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух через ноздри.

— Я в порядке, — сообщил он.

Карамон продолжал рассматривать кендера с подозрением.

— Говорю тебе, я в порядке! — возмутился Тас.

— Ну вот, мы проникли внутрь, хотя и не совсем так, как я предполагал, — сказал Карамон. — Ты слышал, что говорили стражники?

— Нет. После пот... потрош... Короче, после этого слова я ничего не слышал. Вы подняли ужасный шум, к тому же твоя рука отчасти зажала мне уши, — гневно заявил кендер. — А что?

— Мне показалось, что они имели в виду... ну, будто здешние дамы приглашают к себе мужчин, чтобы — ну ты знаешь...

— Послушай, Карамон, — все еще волнуясь, заявил Тас, — нас впустили, и ты наконец получил свое благословение. Наверное, стражники просто тебя дразнили.

Ты бываешь иногда до отвращения легковерен и способен поверить в любую ерунду.

Тика все время тебе об этом напоминала, а теперь придется мне...

Карамон вздрогнул. Он вспомнил, как Тика говорила ему об этом теми же Самыми словами. Это было горькое воспоминание, и Карамон отогнал его от себя;

— Да, — сказал он и покраснел, — наверное, ты прав. Они пошутили надо мной. Мне тоже так показалось. Но...

Карамон поднял голову и снова огляделся по сторонам, наконец-то заметив великолепие внутреннего убранства Храма. Он впервые осознал, что находится в святилище, во дворце, возведенном в честь богов и призванном служить им земным обиталищем. Благоговейный трепет и глубокое почтение овладели всем его существом, и он неподвижно застыл в серебристом свете луны, льющемся сквозь высокие окна.

— Ты прав, боги подают нам знак!

В лабиринте Храма был один коридор, куда редко кто забредал. Туда заходили не с праздной целью, а сугубо по делу, причем по делу неотложному. В этих случаях жрецы торопились поскорее завершить свои хлопоты и возвратиться в более приветливую часть Храма.

Ничего необычного в самом коридоре не было. Он выглядел столь же просторным и столь же богато украшенным, как и другие коридоры и галереи святилища. Стены его были увешаны неброскими, но дорогими шпалерами, мягкие ковры устилали полированный мраморный пол, а в нишах стен красовались грациозные статуи людей и мифических существ. Деревянные двери, покрытые искусной резьбой, вели в комнаты, обставленные с такой же роскошью и изяществом, как и прочие помещения Храма-дворца. Вот только двери эти никогда не открывались. Все они были заперты, так как комнаты эти не имели жильцов.

Все, кроме одной.

Эта комната располагалась в дальнем конце коридора, где даже в полдень царил зловещий сумрак. Впечатление было такое, словно ее обитатель заколдовал вокруг себя самого стены, пол, по которому ходил, и даже самый воздух, которым дышал. Все, кто ни забредал в этот коридор, жаловались потом на удушье. Словно человеку в горящем доме, им не хватало воздуха, и каждый вздох давался с величайшим усилием.

Эта комната принадлежала Фистандантилусу. Он жил в ней уже несколько лет, с тех самых пор, как Король-Жрец пришел к власти и изгнал магов из Палантасской Башни Высшего Волшебства — из Башни, где Фистандантилус был главою магического Конклава.

Какую сделку они заключили между собой — олицетворение света и добра и верховный служитель злых сил? Каким даром владел Выбравший Тьму, если ему позволили поселиться в самом сердце священной цитадели добра? Никто не знал этого наверняка, но многие пытались догадаться. Принято было считать, что это всего лишь благородный жест со стороны Короля-Жреца, акт милосердия к поверженному врагу.

Однако и сам Король-Жрец не отваживался по доброй воле заходить в этот коридор. Здесь черный маг властвовал безраздельно, повелевая теми темными силами, которые находились у него в услужении.

В дальнем конце коридора прорезано высокое окно. Плотные бархатные шторы на нем всегда были задернуты и не пропускали внутрь ни солнечного света днем, ни лунного света ночью. Редко когда случалось, что свет пробивался сквозь тяжелые складки занавесей. Сегодня, однако, возможно из-за небрежности слуги, который убирался в этой части Храма, шторы были чуть-чуть раздвинуты, и узкий луч лунного света сиял во тьме коридора. Это был серебристый свет Солинари, которую гномы называют еще Ночной Свечой, но Карамону он напомнил блеск стального клинка.

«Или бледный палец трупа», — мрачно подумал Карамон, разглядывая безмолвный коридор. Стелясь по ковровой дорожке, этот белый лунный луч обрывался у самых ног гладиатора.

— Вон его комната, — шепнул кендер так тихо, что Карамон едва расслышал его за стуком собственного сердца. — Последняя дверь налево.

Карамон вновь сунул руку под плащ и вцепился в рукоять кинжала, полагая, что прикосновение к оружию хоть немного успокоит его. Но как только Карамон дотронулся до холодного черенка, его судорожно передернуло, и он поспешно убрал руку.

Казалось бы, что сложного в том, чтобы пройти по коридору до конца, открыть дверь и проникнуть в комнату, но Карамон не мог сдвинуться с места.

Возможно, так подействовали на него воображенные последствия его замысла, буде его удастся осуществить. Возможно, он никак не мог решиться убить врага столь коварным образом: не в битве — спящего! Можно ли представить себе что-то более подлое и гнусное?!

«Боги подали мне знак», — напомнил себе Карамон и намеренно вызвал в памяти воспоминание об умирающем Варваре. Он вспомнил мучения Рейстлина, которым тот подвергся в Башне во время Испытания, и наконец подумал о том, что бодрствующий маг — противник, неизмеримо превосходящий его по силам, противник, которого простому смертному почти невозможно победить. Глубоко вздохнув, Карамон решительно взялся за рукоять кинжала. Вытащив оружие из-за пояса, он двинулся вдоль коридора, неслышно ступая по серебристому лунному лучу.

За спиной он услышал дыхание. Тас следовал за ним почти вплотную, так что, когда Карамон остановился, кендер едва не налетел на него.

— Останься здесь, — велел Карамон.

— Нет, я... — запротестовал было Тас, но гигант сурово шикнул.

— Тебе придется остаться, — сказал Карамон как можно убедительнее. — Кто-то должен караулить в коридоре. Если вдруг кто-нибудь появится, подай сигнал.

— Но...

Карамон в упор посмотрел на кендера. Заметив мрачное выражение его лица, Тас торопливо кивнул.

— Хорошо, хорошо, я встану вот тут, в тени. Он указал пальцем на нишу между колоннами, где, на его взгляд, было темнее всего, и поспешно исчез в ней.

Карамон выждал некоторое время, чтобы увериться — Тас не последует за ним даже «случайно», но кендер с несчастным видом покорно скрылся в тени за громадным каменным горшком, из которого торчало ныне засохшее дерево, и затих.

Только тогда Карамон повернулся и двинулся к заветной двери.

Стоя рядом с высохшим стволом какого-то экзотического растения, немногие уцелевшие листья которого громко шуршали при каждом его движении, Тас наблюдал, как Карамон крадучись движется вдоль стены. Он видел, что его друг наконец добрался до нужной двери и легонько толкнул ее рукой. Дверь поддалась и бесшумно открылась. Карамон скрылся в комнате.

Тассельхофа охватила дрожь. В животе его появилось какое-то мерзкое, болезненное ощущение, и оттуда оно стремительно разлилось по всему его телу. С губ кендера сорвался тоненький всхлип. Зажав рот рукой, чтобы не закричать в голос, кендер изо всех сил вжался спиной в холодную мраморную стену, потому что ему показалось, будто сейчас он умрет — умрет от темноты и одиночества.

Карамон бесшумно проник в комнату. Дверь он приоткрыл едва-едва, опасаясь, что заскрипят петли, но все обошлось. В комнате было темно и тихо. Никакой шум из других помещений Храма не проникал сюда, как будто царивший здесь удушающий мрак поглощал все живые звуки. Самому Карамону удушье сдавило грудь, и он припомнил, как чуть было не утонул в Кровавом Море Истара. Для того чтобы справиться с пылающими легкими и не выдать себя шумным дыханием, ему потребовалось немало усилий.

На пороге он задержался, пытаясь успокоить сердцебиение и стараясь оглядеться. Свет Солинари едва проникал сюда сквозь неплотно задернутые шторы.

Тонкий серебристый луч разрезал тьму пополам, и на полу лежала узкая дорожка, ведшая к кровати у дальней стены комнаты.

Мебели здесь почти не было. Карам он разглядел черную мантию, небрежно брошенную на деревянный стул с высокой спинкой, под которым стояли высокие кожаные башмаки. Огонь в камине не горел — ночь была по-летнему теплой. С кинжалом в руке Карамон легкими шагами пересек комнату.

«Боги подали знак», — подумал Карамон. Сердце его билось в груди с такою силой, что он едва не задохнулся. Он испытывал страх, страх такой мощный, какой прежде ему никогда испытывать не приходилось, — всепоглощающий, жуткий, первобытный. От этого страха внутри у него все похолодело, мышцы задрожали и пересохло во рту, «Надо действовать быстро!» — велел он себе, боясь, что вот-вот потеряет сознание или его стошнит. Толстый ковер на полу заглушал его шаги. Карамон уже видел на кровати фигуру спящего мага — дорожка лунного света взбиралась по одеялу и проходила по его лицу, прикрытому черным капюшоном. Именно так Карамон себе это и представлял.

— Боги благословляют мой путь, — пробормотал Карамон, не заметив того, что произнес эту фразу вслух.

Подойдя к краю постели, он прислушался к спокойному дыханию своей жертвы, ловя настороженным ухом любое изменение в размеренном ритме вдохов и выдохов, которое могло бы предупредить воина о том, что его присутствие обнаружено.

Вдох... Выдох... Дыхание было ровным, спокойным и глубоким. Так дышат молодые" здоровые люди. Карамон вздрогнул, подумав о том, сколько должно быть лет этому магу, и припоминая те мрачные слухи, где описывались способы, какими Фистандантилус продлевал жизнь своей души в новом теле. Карамон не слышал ни храпа, ни старческого горлового хрипа, ни одышки. Определенно, эти легкие и это горло принадлежали молодому человеку или, по крайней мере, молодому телу.

Лунный свет продолжал литься в окно, холодный и равнодушный.

Карамон поднял кинжал. Один удар в сердце — быстрый и точный, — и все будет кончено. Но он колебался. Нет, прежде, чем нанести удар, он должен взглянуть в лицо человека, который мучил и преследовал его брата.

— Не надо! Дурак, не делай этого! — закричал внутри Карамона какой-то голос. — Ударь его, ударь сейчас!

Но рука гиганта дрожала. Он должен был видеть лицо! Двумя пальцами Карамон взялся за край капюшона и быстрым движением отвел его в сторону... Серебристый свет Солинари скользнул по руке Карамона и упал на лицо спящего мага. Перед ним был вовсе не высохший древний старец, с лицом, отмеченным печатью бесчисленных преступлений и грехов. Это лицо не могло также принадлежать ни одной замученной жертве, чью душу злобный старик изгнал из тела с тем, чтобы завладеть новым, крепким и молодым вместилищем для своей собственной души.

Карамон увидел лицо молодого мага, усталое и изможденное после бессонных ночей, проведенных за работой над книгами, однако сейчас оно было расслаблено и спокойно, Это было лицо человека, чья упорная схватка с постоянной и почти невыносимой болью нашла свое отражение в суровых, упрямых морщинках вокруг рта.

Это лицо было знакомо Карамону едва ли не лучше, чем его собственное...

Рука с кинжалом судорожно опустилась, и клинок с сухим шорохом пронзил матрас. Карамон вскрикнул и, рухнув на колени возле кровати, вцепился скрюченными пальцами в одеяло. Его огромное тело содрогнулось от рыданий.

Рейстлин открыл глаза и, сев, заморгал на яркий лунный свет. Затем он снова надвинул на глаза капюшон рубашки, недовольно вздохнул и вынул кинжал из безвольной ладони брата.

Глава 9

— Это было на редкость глупо, братец, — без интереса разглядывая кинжал, сказал Рейстлин. — Мне трудно в это поверить, такого я не ожидал даже от тебя.

Карамон, по-прежнему стоявший возле кровати на коленях, поднял голову и посмотрел на брата. Лицо гладиатора вытянулось, осунулось и казалось смертельно бледным. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Рейстлин не дал ему вымолвить слова.

— «Я не понимаю, Рейст!» — хнычущим голосом передразнил он Карамона.

Карамон безмолвно закрыл рот и уставился на Рейстлина. Его лицо мрачно застыло, обратившись в суровую неподвижную маску. Только в глазах Карамона оставалась жизнь, но и они не в силах были оторваться от испачканного высохшей кровью лезвия.

— Пожалуй, — пробормотал он наконец, — лучше было бы не убирать капюшон с твоего лица.

Рейстлин улыбнулся, хотя брат не мог этого видеть.

— У тебя не было выбора. — Он вздохнул и покачал головой. — Брат мой, неужели ты собирался просто войти в комнату и зарезать меня во сне? Ты же знаешь, я с самого детства сплю чутко.

— Нет, не тебя! — горестно воскликнул Карамон, поднимая глаза на брата. — Я думал...

Говорить дальше он не мог. Рейстлин некоторое время недоуменно смотрел на Карамона и вдруг рассмеялся. Это был страшный смех, хриплый, язвительный, и Тассельхоф, все еще стоящий в коридоре в тени сухого дерева, зажал уши руками.

Потом, желая разобраться, что все же происходит, он покинул свое убежище и тихонько двинулся вдоль коридора.

— Так ты пришел, чтобы убить Фистандантилуса! — сказал Рейстлин. Мысль эта настолько ему понравилась, что он повторил ее вслух еще раз и расхохотался. — Дорогой брат, — сказал он сквозь смех, — я уже и забыл, каким ты можешь быть забавным!

Карамон вспыхнул и поднялся на ноги.

— Я хотел сделать это... ради тебя.

Гигант подошел к окну и, отдернув занавески, мрачно посмотрел наружу, где раскинулся, словно залитый серебром и перламутром, внутренний двор Храма.

— Ну конечно, — желчно сказал Рейстлин. — Разве ты что-нибудь делаешь не ради меня?

Маг отдал какую-то резкую команду, и комната озарилась ярким светом, идущим от хрустального шара его магического посоха, что стояла углу. Отбросив одеяло, Рейстлин поднялся с постели и подошел к очагу. Еще одно слово сорвалось с его губ, и в камине, где минуту назад даже не было дров, заплясало пламя.

Оранжевый отблеск огня упал на бледное, тонкое лицо мага и заблестел в его чистых карих глазах.

— Ну что ж, ты опоздал, брат мой. — Рейсшин сжимал и разжимал над огнем тонкие ладони. — Фистандантилус мертв, я сам убил его.

Карамон стремительно обернулся, но не произнес ни слова: в голосе брата ему послышались какие-то странные интонации. Рейстлин тем временем по-прежнему стоял у камина и смотрел в огонь.

— Ты хотел зарезать его спящим, — тихо сказал Рейстлин, и на губах его появилась мрачная улыбка. — Величайшего из магов, когда-либо живших на свете.

До настоящего момента...

Карамон увидел, как Рейстлин оперся вдруг на каминную полку, словно почувствовал внезапную слабость.

— Он был удивлен, увидев меня, — продолжал маг. — Он смеялся надо мной, как некогда смеялся надо мной в Башне. Но он боялся меня, я видел это по его глазам. «Ну что, начинающий маг? — смеялся он. — Как ты сюда попал? Может быть, тебя отправил в прошлое великий Пар-Салиан?». «Нет, — сказал я ему, — я прибыл сюда сам, и теперь я — хозяин Башни, ее Магистр». Этого он не ожидал. «Невероятно, — сказал он со смехом. — Я — тот, чей приход был предсказан пророчеством. Это я — властелин настоящего и будущего. Когда я управлюсь с делами, я вернусь к своей собственности». Он говорил, а страх в его глазах разгорался все сильнее и сильнее. В его взгляде я прочел невысказанный вопрос, и я ответил на него. "Да, — кивнул я ему, — пророчество оказалось не совсем точным или же было неверно истолковано. Ты собирался перенестись из прошлого в настоящее, используя жизненную силу, которую украл у меня и которая поддерживает теперь твое существование. Но ты забыл — а может быть, просто не интересовался этим, — что я могу пользоваться твоей духовной энергией. Ты вынужден был поддерживать мою жизнь, чтобы по-прежнему сосать соки моего тела. А тем временем я научился у тебя пользоваться Глазом Дракона, научился нужным словам. Когда я, умирающий, лежал в ногах у Астинуса, ты вдохнул жизнь в мое искалеченное тело, чтобы продолжить терзать его, ты привел меня пред очи Владычицы Тьмы и упросил ее дать мне ключ к тайнам древних магических текстов, которые я не мог прочитать.