До недавнего времени Карамону еще было на что надеяться. Он верил, что у Рейстлина есть какой-то план, верил, что его брат не допустит того, что неизбежно должно случиться. Не может допустить! Теперь, однако, он уверился в том, что магу абсолютно наплевать на то, что станет с этими людьми и их семьями, оставшимися в Паке Таркасе, и все надежды Карамона погасли. Войска были обречены, а сам он не мог помешать вновь произойти тому, что уже когда-то случилось.

Зная это и предчувствуя, какой боли будет стоить ему эта потеря, Карамон начал бессознательно отдаляться от тех, о ком обязан был заботиться. И он снова начал мечтать о доме.

Родной дом! Карамон прилагал немалые усилия, чтобы запереть эти воспоминания в самых темных, самых глухих уголках памяти, и иногда дом действительно казался ему далеким, прочно забытым, однако раз за разом эти дорогие его сердцу картины виделись отчетливо и ярко, и порой Карамон, сидя долгими одинокими вечерами у костра и глядя в огонь, ничего не видел перед собой из-за выступивших на глазах слез.

Только мысль о доме и помогала ему идти вперед. Ведя армию навстречу неизбежному разгрому и гибели, он думал лишь о том, что каждый шаг приближает его к Тике, к дому...

— Эй, осторожнее!.. — Регар схватил Карамона за руку и сильно дернул, выводя гиганта из состояния печальной задумчивости. Карамон заморгал и поднял голову как раз вовремя, чтобы не споткнуться об один из странных куполообразных холмиков, которыми были испещрены равнины.

— Что это за штуки? — проворчал Карамон, разглядывая холм. — Норы каких-нибудь животных? Я как-то слышал историю о бесхвостых земляных белках, которые живут в похожих домиках в степях Восточных Дебрей.

Он оглядел купол, который достигал трех футов в высоту и был почти такой же ширины у основания.

— Не хотел бы я встретиться с белкой, которая вырыла эту нору!

— Ба! — вскричал Регар. — Ну разумеется, белки! Это же гномья работа, разве ты не видишь? Взгляни, что за красота! — Он любовно провел ладонью по гладкому камню. — Разве природе под силу создать такое? Карамон фыркнул.

— Гномы! Но зачем? Для чего в пустыне стоят эти штуки? Даже гномы при их трудолюбии вряд ли стали бы тратить время ради того, чтобы построить в пустыне тысячу-другую лишних кочек.

— Это наблюдательные посты, — лаконично пояснил Регар.

— Наблюдательные? — удивился гигант. — За чем же им тут наблюдать? За змеями и скорпионами?

— За землей, за небом, за армиями... такими, как наша... — Регар топнул ногой, подняв облачко пыли. — Слышишь?

— Что?

— Вот это. — Регар повторил свой эксперимент. — Пусто.

Морщины на лбу Карамона разгладились, зато глаза широко раскрылись.

— Тоннели!

Оглядевшись по сторонам, он увидел бесконечные, молчаливые ряды холмиков и присвистнул.

— Сотни и сотни миль, — подтвердил Регар, с довольным видом кивая головой.

— Их построили так давно, что и мой прадед этого не помнил. Правда; — гном вздохнул, — ими и не пользовались почти столько же времени, сколько они существуют, во всяком случае — большей их частью. Легенды утверждают, что когда-то между этим местом и Паке Таркасом стояли крепости, соединявшиеся с Хароли-совыми горами, и гном мог пройти подземными ходами от Паке Таркаса до самого Торбардина, ни разу не увидев солнца. Теперь этих фортов нет, как нет и большинства тоннелей. Катаклизм разрушил почти всю систему подземных ходов. И все же я не удивлюсь, — закончил Регар приветливо, — если там внизу шныряют, как крысы, шпионы короля Дункана.

— Нас и так видно издалека, — проворчал Карамон, зорко вглядываясь в пустынные просторы.

— Ага, — кивнул гном. — Только врагам нет от этого никакой пользы.

Карамон не ответил. В молчании они прошли еще немного, затем расстались.

Карамон вернулся к себе в шатер, а Регар прошел туда, где устраивались на ночлег его воины.

Под одним из каменных куполов неподалеку от палатки Карамона действительно находилась пара глаз, которые внимательно следили за тем, что творится в лагере. Но наблюдали они не за армией, а высматривали лишь троих из всего войска...

— Теперь уже недолго, — сказал Харас, глядя в смотровые щели. Эти щели были прорезаны в камне столь хитро, что позволяли разведчикам видеть все, что творилось вокруг купола со всех четырех сторон, в то время как заглянуть внутрь купола снаружи было невозможно. — Во сколько ты оцениваешь расстояние?

Вопрос был обращен к пожилому, морщинистому, но еще очень крепкому гному, который со скучающим видом поглядел сначала в бойницу, затем — вдоль темного тоннеля.

— Двести пятьдесят пять шагов, и окажешься точно под шатром, в самой середине, — ответил гном без колебаний.

Харас снова поглядел на песчаную равнину, где довольно далеко от остальных стояла палатка предводителя. То, что старый гном сумел так точно оценить расстояние, могло показаться чудом, и будь это кто-то другой, а не Сокрушитель, Харас непременно высказал бы свои сомнения, однако в данном случае это было бы лишним. Старый вор, давно отошедший от дел, но призванный королем специально для выполнения опасной миссии, обладал многими талантами, а его подвиги снискали ему славу, которая могла сравняться даже со славой Хараса.

— Солнце садится, — сообщил Харас на всякий случай, хотя косые лучи низкого солнца, пробивающиеся сквозь смотровые отверстия, были ясно видны на стенах тоннеля позади него. — Предводитель возвращается. Входит в палатку...

Великий Реоркс, хоть бы он не изменил своей привычке сегодня!

— Не изменит, — отозвался Сокрушитель.

Присев на корточки в углу, он говорил со спокойной уверенностью человека, который в былые времена зарабатывал на жизнь тем, что наблюдал, как приходили (и в особенности уходили) его соплеменники, и привык рассчитывать свои действия.

— Для того чтобы вломиться в дом, — продолжал Сокрушитель, — необходимо помнить две вещи: у каждого человека есть свои привычки, и никто не любит их менять. Погода стоит такая же, как прежде; никаких происшествий не было, кругом все тот же песок... Heт, он будет вести себя как обычно...

Харас нахмурился: напоминание о небезупречном прошлом Сокрушителя было ему неприятно. Он выбрал этого гнома себе в помощники, прекрасно отдавая себе отчет в своих собственных ограниченных возможностях. Ему нужен был кто-то умеющий бесшумно и скрытно подкрадываться, стремительно нападать и столь же быстро растворяться в ночи.

Но Харас, честью и благородством которого восхищались даже Соламнийские Рыцари, страдал угрызениями совести, и ему довольно часто приходилось напоминать себе, что Сокрушитель уже понес наказание за свои темные дела и что, выполнив кое-какие деликатные поручения короля, он не только в значительной степени реабилитировал себя, но и стал почти что легендарным героем.

«К тому же, — сказал себе Харас, — подумай, сколько жизней мы спасем!»

И он с облегчением выдохнул воздух.

— Ты прав, Сокрушитель. Вот идет маг, а вон и ведьма показалась из своей палатки.

Одной рукой Харас взялся за рукоять боевого молота, надежно пристегнутого к поясу, а второй поправил короткий меч, переместив его поближе. Затем он порылся в большом кошельке и извлек оттуда свернутый в трубку пергамент.

Задумчиво взвесив его на руке, Харас переложил его в потайной карман своих кожаных доспехов.

Обернувшись к четырем гномам, которые стояли позади него, Харас сказал:

— Помните, вы не должны повредить женщине и предводителю в большей степени, чем это будет необходимо. Но маг должен умереть, и умереть быстро, потому что из них всех он для нас самый опасный.

Сокрушитель ухмыльнулся и уселся поудобнее. Он слишком стар, чтобы идти в дело. В былые времена это было бы для него оскорблением, однако сейчас он дожил до таких лет, когда напоминание о возрасте звучало почта комплиментом. Да и ноги уже не те, и колени тревожно поскрипывают...

— Дайте им время погрузиться в обычные дела, — посоветовал старый вор. — Пусть сядут за ужин, пусть расслабятся. Затем... — Сокрушитель приложил ладони к горлу. — Двести пятьдесят пять шагов...

Стоя на посту у шатра предводителя, Гэрик прислушивался к тишине внутри палатки, тревожившей его; он скорее предпочел бы, чтобы там ссорились или говорили в повышенном тоне.

Заглянув в шатер сквозь неплотно прикрытый полог, он увидел всех троих за столом. Как бывало каждый вечер, маг, Карамон и ведьма почти не разговаривали и каждый думал о своем.

Маг был погружен в свои занятия. В лагере поговаривали, что он готовит какие-то особенно сильные заклинания, которые распахнут настежь запертые ворота Торбардина. Что же касается Крисании, то никто не осмеливался даже строить догадки насчет того, о чем она может думать. Поэтому Гэрик был рад тому, что Карамон сам за ней присматривает.

О ведьме тоже ходило немало слухов, странных и тревожных. Поговаривали, что в битве за Паке Таркас она оживляла мертвых одним прикосновением рук, заставляла раны затягиваться, а отрубленные конечности — прирастать обратно.

Гэрик, конечно, ничему такому не верил, и все же в облике этой женщины появилось в последнее время что-то такое, что рыцарь невольно задумывался, уж не были ли его первые впечатления ошибочными.

Он беспокойно переступил с ноги на ногу и поежился на холодном ветру, который задул над равниной. Из всех троих, кто был сейчас в палатке, Гэрик больше всего беспокоился за Карамона. За прошедшие несколько месяцев он не только проникся к своему предводителю любовью и уважением, но стал почти боготворить его. Имея возможность наблюдать за своим кумиром вблизи и стараясь во всем походить на него, Гэрик сумел разглядеть подавленность и угнетенное состояние духа военачальника, хотя Карамон искренне полагал, что довольно ловко скрывает свои переживания. Исполин заменил Гэрику потерянную семью, и теперь молодой рыцарь думал о нем как о старшем брате.

— Все из-за этих темных гномов, пропади они пропадом! — вслух пробормотал Гэрик, притоптывая начинавшими неметь от холода ногами. — Я не доверяю им, не доверяю нисколечко, и, будь моя воля, отослал бы их прочь хоть завтра. И Карамон, я уверен, поступил бы точно так же, если бы не его брат...

Гэрик внезапно замолчал и задержал дыхание, прислушиваясь. Ничего. Но он готов был поклясться, что...

Положив руку на рукоять меча, он всматривался в пустыню. Днем, на солнце, бывало даже жарко, а вот ночью равнины Дергота превращались в холодное и зловещее место. На некотором расстоянии от палатки горели костры, у костров плясали черные тени...

И тут он снова услышал встревоживший его звук. Теперь он раздался сзади, прямо за спиной Гэрика. Это был звук ног, обутых в тяжелые, подкованные железом башмаки...

— Что это было? — спросил Карамон, поднимая голову от тарелки.

— Ветер... — пробормотала Крисания и поежилась, глядя, как ходит ходуном, точно живая, плотная ткань палатки. — Он здесь дует постоянно. На открытом месте...

— Это не ветер, — Карамон приподнялся со скамьи и сжал в кулаке рукоять меча.

Рейстлин поднял голову и раздраженно посмотрел на брата.

— Сядь ты!.. — с досадой проворчал он. — Сядь и доешь скорее свой ужин. Я должен вернуться к работе, а мы еще не обсудили все вопросы.

В последнее время Рейстлин работал над одним особенно трудным заклинанием.

Он перепробовал, казалось, уже все возможные комбинации, интонации и варианты произношения отдельных слов, пытаясь открыть секрет магической формулы, но тайна никак не давалась ему в руки. Слова оставались простым набором звуков, бессмысленным и бесполезным.

Оттолкнув свою тарелку с нетронутым ужином, Рейстлин начал подниматься, когда земля в буквальном смысле ушла у него из-под ног.

Рейстлин почувствовал себя словно на пагубе корабля, стремительно скользящего вниз с высокой и крутой волны. Песок под башмаками расступился и перестал удерживать его. Глянув вниз, маг увидел в полу стремительно расширяющееся отверстие, в которое соскользнул один из подпирающих палатку шестов, так что вся конструкция вдруг перекосилась. Висевшая под потолком лампа раскачивалась из стороны в сторону в каком-то диком танце, отчего на стенах, словно стая взбесившихся демонов, вздымались и опадали бредовые черные тени.

Машинально схватившись за стол, Рейстлин удержался за него и только поэтому не провалился в образовавшуюся дыру. Он видел выползающие из-под земли темные фигуры — широкие, бородатые. Мечущийся свет отразился от стальных клинков в их руках, блеснул в решительных черных глазах. Затем стало совсем темно.

— Карамон! — крикнул Рейстлин, однако раздавшиеся за его спиной свирепое проклятье и лязг меча, покидающего ножны, подсказали ему, что гигант тоже заметил опасность.

Еще маг услышал сильный женский голос, выкликающий имя Паладайна, а в следующее мгновение внутренность палатки осветилась чистым белым светом, однако ему некогда было обернуться и позаботиться о Крисании. Огромный боевой молот, сверкнувший в свете медальона Паладайна, повис над самой головой мага, готовый опуститься прямо ему на темя.

Рейстлин быстро произнес первое заклинание, которое ему пришло на ум, и с удовлетворением увидел, как неведомая сила вырвала оружие из рук гнома.

Повинуясь его приказу, магическая сила подняла молот высоко в воздух и зашвырнула в дальний угол палатки.

В первые мгновения Рейстлин оторопел — настолько неожиданным было нападение, — но теперь его мозг снова работал быстро и четко. Справившись с первоначальной растерянностью, маг рассматривал нападение гномов как еще одну досадную помеху своим занятиям. Преисполнившись решимости устранить неожиданное препятствие как можно скорее, Рейстлин сосредоточился на своем враге, стоявшем прямо перед ним и без страха глядевшем на него своими черными глазами.

Рейстлин, зная, что никто не может погубить его до срока, указанного в Хрониках, мог позволить себе не бояться. Само время защищало его от всех нелепых случайностей. Глядя, как гном схватился за меч, Рейстлин холодно улыбнулся и неторопливо призвал на помощь магические силы.

Он почувствовал, как в его теле собирается и вскипает могучая энергия, принося ему ни с чем не сравнимое экстатическое наслаждение. Про себя маг решил, что сегодняшнее приключение поможет ему слегка развеяться, отвлечься от ежедневных занятий и, кто знает, может быть, именно после этого приятного отдыха сложная задача, которую он решал, наконец-то поддастся ему. А сейчас хорошо бы попробовать вот что...

Рейстлин протянул вперед руки и начал произносить магическую формулу, которой давно не пользовался. Врага вот-вот должны были поразить голубые молнии, которые уже начали шипеть и потрескивать на кончиках пальцев Рейстлина, однако закончить заклинание магу не удалось...

Прямо перед ним неожиданно, как гром среди ясного неба, возникли две невысокие фигуры. Они прямо-таки выпали из темноты, словно свалившись с луны или звезд. Одна из них, не удержав равновесия, повалилась магу прямо под ноги и, посмотрев вверх, издала восторженный вопль.

— Ба, да это же Рейстлин! Все получилось, Гнимш! Получилось!!! — Эй, Рейстлин! Готов поспорить, ты не ожидал увидеть меня здесь, правда? Я мог бы рассказать тебе удивительнейшую историю. Видишь ли, я был мертв. То есть не совсем чтобы мертв, но что-то вроде этого...

— Тассельхоф, — ахнул Рейстлин.

Мысли заметались в голове Рейстлина со скоростью молний, которые готовы были сорваться с его пальцев.

Во-первых, кендер... Значит, время может измениться!

Во-вторых, время можно изменить.

И в-третьих — он может быть убит!

Подумав об этом, Рейстлин испытал настоящее потрясение. Спокойствие и сосредоточенность, необходимые ему, чтобы замкнуть сложное заклинание, оставили его. Явление кендера — одновременно нежданное разрешение его проблемы и путающее напоминание о том, чего это может ему стоить, — заставило Рейстлина потерять над собой контроль. Заключительные, самые важные слова заклинания исчезли у него из памяти, и Рейстлин застыл в нерешительности.

Но враг не медлил.

Повинуясь инстинкту, Рейстлин согнул запястье, и в ладонь ему выпал из рукава маленький серебряный кинжал. Маг стиснул его в руке, но кинжал был слишком мал.

К тому же было уже поздно...