- Чарли, ступай, дружище, позвони. Скажи, что мы тут поймали одного ублюдка из команды по слежке за рабочими, что нарушают соглашение комитета.
      - Я не из их числа, - запротестовал Джири. - Пожалуйста, приведите кого-нибудь из своего комитета, и вам скажут, что вы ошиблись. К тем людям я не имею никакого отношения.
      - Разберусь. Иди, Чарли.
      - Я видел его раньше, - сказал Чарли, разглядывая Джири. - Видел, как он шныряет по платформам.
      - Конечно, вы могли меня видеть, - отчаянно отбивался Джири, - я постоянно езжу с этого вокзала.
      - В таком случае, - невозмутимо предложил первый, - предъявите сезонный билет.
      Высвободив локоть, Джири достал кошелек. Осторожным, плавным движением негнущихся пальцев вытащил две купюры по одному фунту каждая. Одна предназначалась для Чарли, тот взял ее без слов. Но первый руки за деньгами не протянул.
      - Не откупитесь, деньги вас не спасут.
      - Это не подкуп, - ответил Джири. - Просто я хочу принести вам свои извинения. Я доставил вам беспокойство, вы заподозрили меня в том, что я шпик. А я безвредный псих. - Он усмехнулся, но его шутку никто не оценил.
      - Псих? - переспросил Чарли.
      - Я железнодорожный фанатик, - пояснил Джири. - Меня интересует главным образом, как действуют вокзальные службы. Вы говорите, что видели, как я слоняюсь по платформам, - продолжал он, обращаясь к Чарли. - Да, меня можно было видеть почти на всех крупных вокзалах страны. Я не имею никакого отношения к бригаде по слежке за рабочими или к чему-нибудь в этом роде. - Он снова протянул первому деньги. - Возьмите и простите меня. Я ведь от чистого сердца.
      Тот все-таки взял купюру, повертел ее немного, потом сложил и спрятал в карман.
      - Мы должны быть начеку, - пояснил он, не спуская с Джири тяжелого взгляда.
      - Конечно.
      - Я и сейчас не совсем верю вам.
      - Поверите, когда выйдет моя книга, - улыбнулся Джири.
      - А какая у вас фамилия?
      - Роджер Ллойд.
      Чарли повернулся к ним своей широченной спиной - он уже был не нужен и растаял в темноте. А первый продолжал стоять - он не хотел примириться с мыслью, что инцидент исчерпан, однако купюра, перекочевавшая к нему в карман, утихомирила его.
      - Лучше вам здесь не слоняться.
      - Я сейчас уйду, - весело ответил Джири. - Мне просто нужно было составить для себя представление... А теперь можно и уходить.
      Под неотступным взглядом железнодорожника он проследовал небрежной походкой в зал ожидания. Потом спустился в метро - на случай, если железнодорожнику вздумается продолжить слежку. Он остановился у касс-автоматов и притворился, будто ищет название нужной ему станции. Крупная полная азиатка, проверявшая билеты у входа, снисходительно взглянула на него - видно, собиралась спросить, не нужно ли ему помочь. Он поспешно отошел и, улучив минуту, когда ее кто-то отвлек, ринулся в обратный путь.
      Он поднялся по лестнице в зал ожидания. Близилось время ленча. Как ему пережить весь этот день? Где спрятаться от постоянной угрозы встретить Блейкни? Неужели все действительно следят за ним?
      Конечно, есть гостиничный номер. Час или два он продержится в одиночестве. Возьмет интересную книгу. А потом снова подступит ужас. Может, они и за номером его наблюдают. Лучше не появляться там до полуночи. Как это у Элиота? "Выставь ботинки за дверь, усни, пока тишина, готовься жить". Вот как.
      Успокаивая себя, Джири решительно зашагал к самому людному кафе, стал в длинную очередь у стойки. Купив кусок мясного пирога и бутылку пива, он отошел к столику у окна. Он будет есть стоя, чтобы при первой же необходимости незаметно исчезнуть. Когда встаешь со стула, непременно привлекаешь к себе внимание.
      Запивая пирог пенящимся пивом, он неотрывно смотрел в окно, откуда была видна часть платформы. Свет с улицы просачивался сюда, будто сквозь фарфор. Люди торопливо проходили, замкнутые, отягощенные одними и теми же заботами о приездах и отъездах, что составляли суть их жизни. Поток стал мощнее: только что прибыл поезд. Пассажиры - кто с "дипломатами", кто с оттягивающими руки тяжелыми сумками - шли к метро. Некоторые отделялись от общей массы и заходили в кафе. Люди, люди, прекрасный, мощный, безымянный человеческий поток. Потом на общем фоне проступило лицо - детское, растерянное. Человечек в голубом плаще топтался на месте, тревожно озирался по сторонам - крохотный вопросительный знак на темной, бесконечно меняющей очертания странице вокзальной жизни, - Джири узнал своего сына Дэвида.
      Может, это ему снится? Если снится, то надо в этом сне вести себя как в реальной жизни. Он тотчас поставил стакан на столик, вышел из кафе и нагнал мальчика, медленно и бесцельно бредущего по платформе.
      - Дэвид, - окликнул он его спокойным, негромким голосом.
      Дэвид завертелся волчком. Он совсем растерялся оттого, что его окликнули. Возможно, заготовил приветствие или даже целую речь, но сейчас все вылетело из головы. Он покраснел, потом побледнел, у него перехватило дыхание.
      - Пап, здравствуй. Я просто...
      Джири улыбнулся, и все растопилось в тепле его улыбки, в его радушии.
      - Пойдем перекусим. Надеюсь, ты не против?
      - Нет. Я не обедал.
      Джири засуетился.
      - Тогда не пойдем в кафе. Лучше в гостинице закажем нормальный обед.
      Он говорил живо, радостно, без всяких усилий, слова лились из него сами собой, а ноги несли к дверям гостиницы. Голодный мальчик, добрый отец, горячая еда, а все остальное можно с легкостью отбросить.
      Дэвид помалкивал и, только когда они сели за столик в ресторане, спросил:
      - Ты здесь остановился?
      - Да.
      - Надолго?
      - Еще не знаю. Пока не улажу все свои дела.
      Дэвид посмотрел на него серьезно и испытующе.
      - Какие дела?
      Если бы Джири хотел быть честным до конца, он ответил бы - "барабаны". Потому что вот уже несколько месяцев кряду в уши и грудь его била барабанная дробь. От этих барабанов не только шумело в голове, но все внутри дрожало, иногда они звучали так, словно по ним бьют тихо, иногда точно тихо и медленно ударяют палочками, обмотанными чем-то мягким, а иногда - будто бьют очень быстро и очень громко. В последние недели семейной жизни он часто просыпался совсем рано и лежал рядом со спящей Элизабет, а барабанный бой был таким неистовым, что Джири не понимал, почему Элизабет не просыпается.
      Он мог бы еще рассказать Дэвиду, как однажды, когда наступила эта горькая пора, он поехал по делам в Лондон, а на обратном пути домой очутился на вокзале чуть раньше, до отхода поезда еще оставалось время, и он пошел в кафе и сидел себе там спокойно, и, пока он был там, барабаны безмолвствовали. Он прислушивался и прислушивался, но их не было слышно. А когда сел в поезд и состав тронулся, они снова загремели. Вот после того случая желание перебраться на вокзал, подальше от барабанов, все крепло и крепло в нем.
      Он мог бы рассказать Дэвиду о барабанах. Но не рассказал. Вместо этого пожал плечами и ответил:
      - Да так, мелочи. Насчет того, где мне жить дальше и что делать.
      - Пап, - сказал вдруг Дэвид, - а почему ты не хочешь жить с нами?
      - Вы будете что-нибудь заказывать, сэр? - спросила официантка, неслышно возникнув возле их столика.
      Джири заказал обед Дэвиду, себе - полбутылки вина.
      - Хочу отметить нашу встречу, - объяснил он. - И не чаял увидеть тебя.
      Официантка ушла. Дэвид молчал, разглядывая скатерть. Ему было больно, что его вопрос, который он с трудом выдавил из себя, остался без ответа.
      - Послушай, Дэвид, - мягко произнес Джири. - Прежде чем ты станешь задавать мне вопросы, я сам хочу кое о чем тебя спросить.
      Мальчик ждал, безмолвный, настороженный.
      - Почему ты приехал сюда?
      - Чтобы найти тебя.
      - А кто сказал тебе, что ты найдешь меня здесь?
      Дэвид поднял вилку, поглядел на нее, потом положил на место.
      - Мне нужно было поговорить с тобой.
      - И ты приехал сюда. Но почему сюда? На вокзал? Что-то же натолкнуло тебя на мысль искать меня именно здесь.
      Дэвид вскинулся.
      - Я не ошибся, так ведь?
      Официантка принесла суп Дэвиду и бутылку дорогого вина, торчащую наискосок из корзинки, для Джири. Джири не торопясь налил немного, пригубил, одобрительно кивнул. Официантка долила бокал и ушла.
      - Будь здоров! - сказал Джири Дэвиду, отпил и поставил бокал. - Дэвид, сынок, нет повода унывать. Я понимаю, у тебя теперь многое переменилось, раз меня нет рядом, поначалу к этому придется привыкать, но мы будем держаться друг за друга, встречаться сколько захочешь. Оттого, что я больше не живу вместе с вами, я же не перестал быть твоим отцом. - Он снова отпил вина в надежде взбодриться. - Лучше так как есть. Когда-нибудь я попытаюсь тебе объяснить. Даю слово.
      Дэвид покончил с супом. Он будто и не слышал отца. Но внезапно, оставив ложку в пустой тарелке, посмотрел Джири прямо в глаза и спросил:
      - Почему ты живешь на вокзале? Вот что я не могу...
      - Кто тебе сказал? - быстро спросил Джири. Пластырь впивался в ребра, боль доводила до изнеможения.
      - Если я отвечу, ты объяснишь, зачем ты это делаешь?
      Джири сперва замялся, потом ответил:
      - Да.
      - Я услышал это от одного мальчика в школе, - сказал Дэвид, подавшись вперед. Официантка поставила перед ним мясо в кляре, но он даже не заметил. Его глаза были прикованы к отцовскому лицу. - Он сказал... Дэвид запнулся, - что ты все время на вокзале.
      - Картофель, сэр? - спросила официантка у Дэвида. Она спешила к другим столикам, но, пока Дэвид не выбрал себе гарнир, не могла отойти от них.
      - Возьми немного, - сказал Джири. - И капуста вроде ничего.
      Дэвид машинально положил себе гарнир. Официантка отошла, и он снова начал:
      - Этот мальчик сказал, что ты...
      - Кто этот мальчик? Как его зовут?
      - Джулиан Робинсон.
      Джири задумался.
      - Наверно, это сын Филипа Робинсона.
      - Я не знаю, как зовут его отца. Он подошел ко мне на школьном дворе и сказал: "Твой отец ненормальный". - Дэвид испуганно опустил глаза. Вот он и произнес эти слова.
      Трижды, подумал Джири. Блейкни, вокзальный служащий и вот опять. Сколько он еще продержится? Трижды нападали на него за одно утро.
      - Ты поверил ему?
      Дэвид, не поднимая глаз, покачал головой.
      - Он объяснил, почему называет меня сумасшедшим?
      - Он сказал, что ты не уходишь с вокзала. Он сказал, что ты все время слоняешься по платформам и вообще не можешь вести себя как нормальные люди.
      - А ты как считаешь? - ласково спросил Джири. - Я веду себя как нормальный человек?
      - Не знаю, - ответил Дэвид. Лицо его вдруг все сморщилось, он отодвинул тарелку. - Не могу есть, - простонал он.
      - Послушай, Дэвид, не волнуйся. Не знаю, что за небылицу придумал этот мальчик. Я совершенно здоров, ты же видишь.
      - Я ведь не о себе, - сказал Дэвид тихим, сдавленным голосом. - Пусть их говорят, что мой отец сумасшедший. Я о тебе беспокоюсь, вот и все.
      Джири залпом допил вино. Он взял себя в руки, улыбнулся и сказал:
      - Ну, доедай и подымемся ко мне в номер. Я покажу тебе, где я теперь живу, расскажу, что сейчас делаю. Тебя это успокоит?
      - Да, - ответил Дэвид. Высморкался и добавил: - Я ведь здорово проголодался.
      - Вот и поешь как следует. - Джири улыбнулся. - Здесь неплохо готовят.
      Дэвид покончил с едой, и они поднялись наверх. Номер Джири - с ковром, занавесками, покрывалом на кровати, все в подобранной со вкусом цветовой гамме, ванная, сверкающая белизной в полуоткрытой двери, - казалось, воплощал суть обычной житейской мудрости.
      - Вот видишь, Дэвид, - сказал Джири, опускаясь в кресло, - эта гостиница удобно расположена, тут хорошее обслуживание и не так уж дорого. Жить здесь мне с руки, пока я все не улажу. - И без паузы, чтобы Дэвид не пустился в дальнейшие расспросы, спросил: - Кто-нибудь знает, что ты у меня?
      - Только ты.
      - Я имею в виду дома.
      Дэвид покачал головой.
      - Я больше не намерен спрашивать разрешения у мамы. Если я сочту, что поступаю правильно, я так и сделаю.
      Джири нахмурился.
      - Ты еще мал, чтобы самому все решать, мой мальчик.
      - Я подумал, - сдержанно сказал Дэвид, - раз ты правильно поступил, что ушел от нас _навсегда_, потому что больше не хочешь жить с нами, то ничего страшного не произойдет, если я уйду на _один день_.
      - У нас с тобой разные ситуации.
      - Не понимаю, почему разные?
      Джири тоже не понимал и оставил вопрос сына без ответа.
      - Как бы там ни было, - сказал он, - я посажу тебя на поезд, чтобы ты вернулся домой, пока они не стали волноваться. Есть подходящий поезд в четыре пятнадцать.
      - А сколько до него еще осталось?
      Джири посмотрел на часы:
      - Около часа.
      - Хочешь избавиться от меня, да? - с горечью спросил Дэвид.
      - Просто не хочу, чтобы дома волновались, - ответил Джири. Потом, взглянув на отчаявшегося сына, добавил мягко: - Дэвид, пожалуйста, не беспокойся. Как бы жизнь ни повернулась, я не оставлю тебя и ты ни в чем не будешь нуждаться. И всякий раз, когда у тебя появится желание сказать мне что-нибудь или спросить, приезжай ко мне.
      - А ты будешь здесь?
      - Где бы я ни был, ты будешь знать мой адрес. - Он вытащил бумажник. Вот тебе на дорожные расходы. Держи их отдельно. - Он протянул ему пять фунтов. - Кстати, где ты раздобыл деньги на сегодня?
      - Взял из тех, что откладываю к рождеству. Почти все взял, а хватило только на билет в один конец.
      - У тебя билет только в один конец? - переспросил Джири. - А если бы ты не нашел меня? Как ты собирался возвращаться?
      - Я решил оставаться здесь, _пока не найду тебя_, - сказал Дэвид и отвел глаза. - Я так по тебе соскучился.
      В груди Джири словно что-то треснуло. Словно чувства его хранились в каких-то хрупких стеклянных сосудах. А теперь сосуды разбились, и в груди сплошное месиво из крови и стекла. Он открыл было рот, попытался что-то сказать, но в голове все смешалось. Он хотел сказать, что бросит этот вокзал, поедет вместе с Дэвидом домой, прямо сейчас же. Хотел позвать Дэвида жить с ним в гостинице. Хотел объяснить Дэвиду насчет барабанов. Хотел пообещать Дэвиду, что через неделю найдет себе другое жилье, переберется туда и Дэвид сможет приезжать к нему и жить все школьные каникулы. Но больше всего он хотел сказать Дэвиду что-нибудь такое, что сняло бы тяжесть с души мальчика и с его собственной тоже. Слова застряли в нем, он вновь сомкнул губы, углы рта опустились. Отец и сын глядели друг на друга через мертвое бездушное поле стола.
      - Ты вернешься когда-нибудь домой? - прошептал Дэвид.
      - Дэвид. - В горле у Джири пересохло, голос скрипнул, как захлопнувшаяся дверь. - Обещаю тебе, я сделаю как лучше. Я постараюсь все уладить... - Слова его прозвучали неубедительно. Но сейчас слишком поздно говорить Дэвиду правду. Он сделал еще попытку: - Видишь ли, я хочу начать жить по-другому, эту другую жизнь ты поймешь и примешь в ней участие. Обещаю тебе, Дэвид.
      Лицо мальчика слегка просветлело. Но в глазах еще пряталась тревога; он по-прежнему умоляюще смотрел на отца, словно хотел выпросить что-то ощутимое, с чем ему можно будет уйти отсюда.
      Джири был в отчаянии. Кровь и осколки стекла клокотали у него в груди. Он любил Дэвида. Он должен найти путь к его сердцу, должен, должен.
      - Посмотри! - внезапно произнес он, распахнул и скинул пиджак, стал расстегивать пуговицы на рубашке. Сбросил ее, потом нижнюю рубашку. В тусклом свете унылого осеннего дня блеснул белый пластырь. Дэвид вскочил.
      - Господи, что это?
      Джири похлопал себя по груди.
      - Маленькое происшествие. Но ничего страшного. Я упал и сломал два ребра. Поэтому не смогу отсюда никуда двинуться еще недельку, а то и две. Меня амбулаторно лечат в больнице, она в конце привокзальной улицы.
      Охваченный ужасом и жалостью, Дэвид не отрываясь смотрел на пластырь.
      - Больно?
      - Сначала немного болело. Две первые ночи не мог спать. А сейчас уже все в порядке.
      - Как же это случилось?
      - Поскользнулся на верхней ступеньке лестничного марша. То ли банановая кожура виновата, то ли кусок сальной бумаги, а может, еще что-нибудь. Как бы то ни было, когда я очутился на нижней ступеньке, два ребра с одного бока были сломаны.
      - Тебя подняли?
      - Я сам поднялся, - ответил Джири. Ему вдруг стало стыдно за этот спектакль, и он быстро оделся. - Теперь ты сам видишь, - закончил он с кривой усмешкой, - есть дельце, вынуждающее меня торчать здесь, даже если отбросить остальное.
      Дэвид подбежал к окну.
      - Мне теперь полегче. Повидал тебя, узнал, что с тобой случилось, и во всем этом...
      - Есть свой резон?
      - Да, есть.
      Теперь они оба успокоились и улыбались друг другу. Клокотание в груди Джири стихло. Ему даже показалось, что стеклянные осколки могут срастись, как ребра.
      - Ну-с, нам пора на вокзал, - сказал он, взглянув на часы.
      - Уже?
      - Так ведь сколько успеть надо! Узнать, с какой платформы отходит поезд, купить тебе билет. Можешь подобрать себе в киоске книжку по вкусу. К тому времени, как мы все это проделаем и напоим тебя чаем, подойдет время отъезда.
      Он застегнул пиджак и направился к дверям. Тишина в номере начинала угнетать его.
      - Пошли!
      Дэвид нехотя двинулся за ним.
      - Ты мне будешь писать? - спросил он отца.
      - Каждую неделю, - с радостной готовностью ответил Джири.
      - А когда заживут ребра, дашь знать?
      - Пришлю телеграмму, как только снимут пластырь.
      Оба рассмеялись. Смех этот делал их шаги невесомыми, они словно катились на роликах - сначала по коридору, потом в лифт. Нигде не задерживаясь, Джири пересек холл и направился к вокзалу.
      Как только они оказались в неиссякаемом людском потоке, то приливающем на перрон, то откатывающемся от него, Джири вновь стало легче дышать. В конце концов, проблемы его разрешимы. У Дэвида теперь будет спокойнее на душе. Узы, связывающие их, на время ослабли, а сейчас все опять на своих местах. Даже ирландец помог этому, благодаря ему у Джири появилась объективная причина жить в гостинице. Он с любовью взглянул на светловолосого мальчугана, шагавшего рядом. И тут увидел Блейкни.
      Очки доктора Блейкни поблескивали в лучах фонаря, под которым он стоял, - в это время года фонари горели и днем. Должно быть, он пораньше пришел на вокзал к тому же поезду в четыре пятнадцать, каким Джири собирался отправить Дэвида. А что, если они увидят друг друга? И Блейкни от нечего делать начнет донимать ребенка вопросами, ведь ехать им больше часа?!
      Джири резко остановился. Надо, чтобы они ехали врозь. Несложно проследить, как Блейкни сядет в поезд, займет свое место, а потом Дэвид...
      Но тут произошло худшее. В двадцати пяти ярдах от отца с сыном Блейкни повернулся и увидел их обоих.
      - Дэвид, - быстро проговорил Джири, - нам бы лучше... - Он оглянулся. Справочное бюро было совсем рядом. - Надо сперва узнать, с какой платформы тебе...
      - Вон расписание, - сказал Дэвид. - Там должно быть написано.
      Он подошел к расписанию и принялся изучать его. Мальчику было приятно, что он такой взрослый и сообразительный.
      - Я не доверяю этим расписаниям, - сказал Джири, в горле у него стало сухо. - Вечно что-нибудь меняют без всякого предупреждения. - Джири сделал вид, что не замечает Блейкни, величественной походкой приближавшегося к ним. - В справочном бюро все-таки...
      Джири в полном смятении переминался с ноги на ногу.
      - Вот! - воскликнул Дэвид, переполненный гордостью за самого себя. Первая платформа. Он отсюда отходит, папа. Прямо где мы стоим. Скоро подадут.
      Дэвид вытянул шею, чтобы получше разглядеть пути.
      - Прекрасно, - сказал Джири. - Пойдем купим билет. Нечего попусту терять время, - резко добавил он. Блейкни был совсем близко. Джири схватил Дэвида за руку и торопливо зашагал по платформе, но не прочь от Блейкни, а прямо ему наперерез.
      - Что ты так торопишься, пап? - запротестовал Дэвид.
      - Вот мы и опять встретились! - радостно воскликнул Блейкни.
      - Угу, - промычал Джири и стремительно прошел мимо него.
      Они направились в зал продажи билетов, там им ничто не грозило.
      - У нас еще много времени, пап!
      Джири оглянулся.
      - Дэвид, ты заметил того человека? Который говорил с нами?
      - В очках? Только что?
      - Да-да, - подхватил Джири. Дыхание его участилось. Он вытащил носовой платок и вытер с лица испарину. - Пожалуйста, запомни, что я тебе сейчас скажу, Дэвид. Не разговаривай с этим человеком.
      - Я ведь его даже не знаю.
      - Возможно, он поедет с тобой одним поездом, - вполголоса продолжал Джири. - Если он начнет расспрашивать тебя, не отвечай. Встань и перейди в другой вагон. Если захочешь, можешь пойти в ресторан, я дам денег, чтобы тебе не разменивать свои пять фунтов. Но если он и туда придет и сядет рядом с тобой, пересядь за другой столик или возвращайся в свое купе. _Ни в коем случае не разговаривай с ним_.
      Дэвид кивал головой, глаза его округлились от удивления. Он испытывал священный трепет перед мощными страстями взрослых. Он вступил на арену этих гигантов и оттого был переполнен чувством собственной значимости, но одновременно понимал, как он беспомощен.
      - Я буду держаться подальше от него, папа. - Он догадывался, что нельзя расспрашивать: тут скрывалось нечто слишком серьезное и важное.
      Джири купил Дэвиду билет. Предстояло еще как-то убить двадцать минут. Поезд, громыхая вагонными сцепами, лениво подкатил к перрону, но Джири боялся отпустить Дэвида. Разрешить мальчику сейчас сесть в поезд - все равно что на тарелке преподнести Блейкни сына. Разве что... Он просветлел:
      - Идем, Дэвид. Я посижу с тобой в вагоне до отправления. Мы спокойно там поговорим и не будем бояться, что поезд уйдет без нас.
      Мальчик медлил.
      - А что, если тот человек тоже сядет?
      - Он не посмеет подойти к тебе, пока я с тобой.
      Джири ошибся. Не успели они с Дэвидом устроиться в купе, как на платформе появился Блейкни. Дэвид сидел у окна, и, поравнявшись с их купе, Блейкни заметил мальчика. Заинтересованный, он остановился.
      - Он увидел меня, папа, - испугался Дэвид.
      - Ничего страшного, - ответил Джири. Такого наговорил сыну, что тот, поди, думает, будто Блейкни - детоубийца или вампир.
      - Но он смотрит на меня.
      Блейкни приветливо улыбнулся, подошел к окну. И тут увидел Джири. Он продолжал улыбаться, только теперь улыбка стала более сдержанной и осторожной.
      - Пусть входит, что поделаешь, - процедил Джири.
      Блейкни исчез. Без сомнения, он прошел вдоль вагона ко входу. Джири сидел не двигаясь, все в нем напряглось. Он чувствовал, как влажная кожа на груди беспомощно бьется о пластырь.
      - А что ты будешь делать, если он войдет? - спросил Дэвид.
      Вопрос отрезвил Джири.
      - Он не опасен, Дэвид, - тихо проговорил он. - Я хочу сказать, он не причинит тебе вреда. Единственное, что он может сделать, будь у него мало-мальская возможность, так это пристать к тебе с расспросами. С расспросами обо мне.
      - Я ведь ничего о тебе не знаю.
      - Есть кое-что, о чем он не прочь бы узнать от тебя. Но я не хочу, чтобы ты ему что-либо говорил обо мне.
      - Он твой враг, папа?
      В дверях купе стоял Блейкни и смотрел на них сверху вниз.
      - Да! - тихо ответил Джири.
      - А, мистер Джири, - приветливо протянул Блейкни. Он подтолкнул дверь, открывая ее пошире. - А вы мне вроде не говорили, что сегодня тоже едете. - Он вошел и поднял руку с "дипломатом", собираясь положить его на полку. - Не возражаете, я присоединюсь к вам?
      - Мне бы не хотелось, - коротко ответил Джири.
      - Я мешаю? - Блейкни оставался учтив и невозмутим.
      - Нам надо поговорить, - сказал Джири.
      - Сомнений нет, отец и сын, - сказал Блейкни. - Сразу видно, одна кровь. И вам срочно надо побеседовать друг с другом, не откладывая до дома.
      - Мой отец... - начал было Дэвид. Вероятно, он хотел объяснить Блейкни, что Джири никуда не поедет.
      Джири наступил Дэвиду на носок ботинка и не дал сыну докончить:
      - Я порядком не виделся с сыном, Блейкни. И хочу спокойно потолковать с ним. Вот мы и сели пораньше в поезд, пока народу немного.
      - Странно, - удивился Блейкни, - у вас же есть номер в гостинице.
      - Блейкни, это бестактно. - Сердце у Джири учащенно забилось. - Похоже, вы считаете, что профессия дает вам полное право совать нос в чужую личную жизнь и слушать чужие разговоры.
      - Да, - ответил Блейкни, все еще держа "дипломат" в согнутой руке. Некоторые профессии дают такое право.
      - Запомните, я не ваш... - С языка Джири чуть не сорвалось слово "пациент", но он вовремя спохватился. Только не при Дэвиде! Происходящее угнетало сына. - Блейкни, прошу вас, дайте мне побыть с сыном наедине, закончил он более ровным голосом.
      - Конечно. - Блейкни ласково кивнул Дэвиду и вышел из купе.
      - Далеко он не пойдет, - сказал Джири и сам не понял, произнес ли он это вслух или только подумал. Джири откинулся на сиденье, в ушах и груди снова гремела барабанная дробь. Сидевший рядом Дэвид что-то говорил ему, но Джири был совсем выбит из колеи и ничего не слышал. Как сделать, чтобы Дэвид и Блейкни ехали врозь? Он считал это крайне важным. Не потому, что очень уж боялся, что Блейкни вытянет из мальчика какую-нибудь информацию, которая может повредить ему. Он просто не мог допустить мысли, что его сына допрашивает специалист по психическим болезням, допрашивает со знанием дела человек, которого подослали к нему, чтобы установить, вменяем ли он. Этот допрос взбудоражит Дэвида, опять пробудит в нем страхи, которые он, Джири, рассеял с таким трудом. Сквозь барабанную дробь он слышал свой голос, проклинающий Филипа Робинсона, но с губ его не слетело ни слова.
      Пассажиров становилось все больше. Они толпились в проходах, высматривая свободные места. Так-то лучше, подумал Джири. Пускай в вагон набьется побольше народу, тогда Блейкни не сможет пройти к Дэвиду и сесть рядом с ним. И пусть Блейкни считает, что он едет вместе с сыном. Он ни за что не посмеет вернуться, если будет думать, что они в купе вдвоем. Значит, надо оставаться здесь до последней минуты. Выйти, когда поезд тронется, а потом просто спрыгнуть на ходу.
      Но вдруг Блейкни пройдет мимо и увидит, что место рядом с Дэвидом не занято?
      Только зачем ему идти мимо?
      Ну, понадобится в туалет.
      Придется рискнуть. Он ведь не может бросить вокзал и поехать с сыном. Пустота царила в мире, в том, что за пределами вокзала. И вдобавок непонятно, как ему вести себя, когда они приедут. Вдруг обратного поезда не будет? Джири стиснул зубы.
      - Послушай, Дэвид, - сказал он, повернувшись к сыну. В купе вошли две пожилые женщины и стали укладывать свои свертки на полку. - Когда приедешь, - продолжал он тихим, заговорщицким тоном, - веди себя так, словно ты краснокожий индеец.
      - Как это?
      - Последи за этим человеком. Смотри, чтобы он тебя не увидел. Выйдешь на платформу, спрячься и жди, пока он не уйдет. Он, возможно, начнет искать тебя. Но я-то знаю, ты умница и ни за что не попадешься ему на глаза.
      Дэвид забился в угол. Он вдруг стал совсем маленьким, кровь отхлынула от лица.
      - Что он может _сделать_, пап? Если поймает меня?
      Джири улыбнулся.
      - У каждого человека есть враги, Дэвид. Борьба между этим человеком и мною - не физическая: мы не норовим ударить друг друга или пырнуть ножом. Но тем не менее это борьба. Короче говоря, он пытается обокрасть меня.
      - Обокрасть?
      - Отобрать то, что принадлежит мне.
      - Деньги? - Дэвид пытался понять отца.
      Джири покачал головой.
      - Нет, деньги лежат в банке, и им ничего не грозит. Он посягает на кое-что другое. На то, что мне обязательно надо сберечь.
      - Пап, я просто не...
      - Послушай, сынок, - перебил его Джири. Интересно, подумал он, эти две женщины прислушиваются к их разговору или нет. Вроде бы они обсуждают что-то свое. - Не пытайся разобраться сейчас во всем. Поступай, как я тебя прошу. Держись подальше от человека, с которым мы только что беседовали, и, если он все-таки заговорит с тобой, ничего ему не рассказывай.
      В дверях купе появился красноносый старик в твидовом пальто, за ним следом еще двое, смахивающие на биржевых маклеров. Чувство самозащиты подсказало Джири купить Дэвиду билет первого класса, следовательно, в купе должно было ехать шесть человек. Двое мужчин, похожие на биржевых маклеров, остановились в нерешительности - им хотелось ехать вместе.
      - Садись, Джим, - сказал один. - А я пойду посмотрю, может, найду два свободных места.
      - Пройди подальше, наверняка найдешь, - ответил Джим, усаживаясь рядом с Дэвидом. - Заходи за мной, если найдешь.
      - Ты мог бы уступить ему свое место, - прошептал Дэвид.
      - Еще пять минут до отхода, - тоже совсем тихо сказал Джири. - Давай поговорим немного, пока мне не надо будет выходить. - И продолжал нормальным голосом: - Как дела в школе?
      - Да так себе, - без всякого энтузиазма ответил Дэвид.
      - Старайся не терять интереса к школе. Тебе там дадут много полезного.
      Дэвид кивнул. Он был разочарован. Такое происходит, и на тебе заставляют говорить о школе!
      - Какой у тебя любимый предмет? - допытывался отец. - По-прежнему математика?
      - Нет. Теперь биология.
      Джири видел в окно часы: большая стрелка передвинулась на полминуты. Интересно, далеко ли до выхода? Надо будет поторопиться.
      В отчаянной попытке прервать молчание Дэвид спросил:
      - Что-нибудь передать дома?
      - Скажи, я надеюсь, у них все в порядке. А если им что-нибудь нужно, пусть непременно дадут мне знать. У мамы есть адрес, по которому она может связаться со мной.
      - Какой адрес? Этой гостиницы?
      - Адвоката, - бесцветным голосом произнес Джири.
      Краем глаза он следил за мальчиком, таким слабеньким, таким беззащитным. Ему хотелось обнять сына, но он подавил это желание. Сидит здесь бесприютный, среди чужих людей. Поезд увезет его за шестьдесят пять миль отсюда, оторвет от Джири... Как могло случиться, что жизнь их повернулась так? Он погрузился в воспоминания, в памяти всплыл тот момент, когда впервые он понял, что должен уехать от Элизабет, из дома, из института, от барабанного грохота.