ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«В отличие от Уаннамурры, Марджимба совсем не изменилась со времен дедушки Митча», подумала Кристин. Капитан Дуглас Клейдон, награжденный медалью за отвагу в бою, вернулся домой с войны в северно-африканской пустыне и женился на преданной ему Кэтлин. Он пристроил дополнительное крыло к особняку, которое стало домом его родителей. Сами они переселились в основное помещение. Дуглас мечтал о детях. Сыновья помогали бы ему управлять Марджимбой, а дочери радовали бы своей красотой. К сожалению, у них с Кэтлин был единственный сын — его любимец — и четверо умных дочерей, вышедших замуж за молодых людей из таких же достойных семей первых поселенцев. Они создали могущественную империю владельцев земель. Они всегда были рядом и в радости и в горе и помогали друг другу.

Кристин стояла на дороге в слепящем солнечном свете — над головой стремительно носился и щебетал волнистый зелено-золотой попугайчик — и смотрела на огромное поместье клана Клейдонов.

Дом утопал в роще финиковых деревьев. Два крыла расходились под углом от центрального строения, и все вместе образовывало три отдельные пирамиды с круговыми верандами. Ко всем трем зданиям вели короткие пролеты каменных ступеней. Она знала, Митч живет в западном крыле с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать.

В первый раз они занимались любовью в спальне Митча после устроенного Клейдонами бала. Кристин помнила ту ночь до мельчайших подробностей, словно она была вчера. Жар, пульсирующая кровь, гулко бьющееся сердце. Откровенное желание.

В ту ночь она была самой заметной девушкой на балу. Она-то считала, что во всем виноват ее рост. А Митч утверждал, что Крис просто чертовски хороша.

— Твои глаза подобны двум сапфирам, кожа мерцает как жемчуг, а губы напоминают рубины. — Томимый желанием, он превращался в лирика. — И я вижу соблазнительную складку между грудей и румянец на твоих щеках!

У него голова кружилась от любви к ней. Ее сердце — в его руках.

Шелковое бальное платье было того же оттенка, что и глаза, — голубое, плотно облегающий откровенный лиф, узкая талия и удивительно красивая широкая юбка. Бабушка Рут позволила Кристин надеть несколько фамильных драгоценностей — скорее из желания покрасоваться достатком, чем из любви к внучке: прекрасный сапфир, величиной с грецкий орех, в обрамлении бриллиантов и такие же сережки, которые, когда она танцевала и наклонялась то в одну сторону, то в другую, касались щек, позвякивали и сверкали. Даже ее мать, казалось, находилась под впечатлением от красоты дочери, а отец с восхищением и гордостью обвил рукой изящную шейку и, целуя Кристин в щеку, пробормотал:

— Моя красавица!

Митч назначил ей свидание. Он всегда назначал ей свидания. Крис пришлось исступленно бороться с собой. Все ее чувства, знакомые и еще неизведанные, перемешались… В ту ночь Митч стал ее первым мужчиной.

Воображение рисовало перед девушкой яркие образы, и она лишь стонала, а Митч, страстно обнимая в темноте свою возлюбленную, шептал:

— Я не могу, Крис, не могу, не могу. Я не могу больше ждать. Я люблю тебя. Я с ума схожу по тебе. Моя любимая. Любовь моя.

Страсть в его голосе передавалась ей, и они оба, задыхающиеся от поцелуев и объятий, слепые от влечения, надеялись укрыться в спальне прежде, чем кто-либо заметит их.

Кристин с жаром отвечала на его поцелуи, устремляла свое тело, закованное в прекрасное платье, навстречу его телу. К восторгу примешивался ужас.

Они слились в экстазе, и их необычные отношения, начавшиеся еще в детстве, получили новый импульс. Это называется исступлением. Ее первый сексуальный опыт. Исполнение желаний!

Она могла просто сказать, что была единственной женщиной для единственного мужчины на земле…

— Что-то не так? — требовательно спросил Митч.

Он внес багаж на веранду и вернулся назад, удивленный ее рассеянностью.

— Хороший вопрос.

— Выглядишь так, словно тебя обуяли демоны памяти, — заметил он. Подростками они гордились тем, что умели читать мысли друг друга.

— Это была самая восхитительная ночь в моей жизни. — Кристин даже не пыталась скрыть от него свои эмоции. — Первая ночь нашей любви.

— Крисси, Крисси, зачем ты вспоминаешь это? спросил он, прислоняясь к джипу. — Разве ты не наслаждалась бурной личной жизнью все прошлые годы?

— Я? — Она скорчила насмешливую гримасу. — Я жила монашкой-отшельницей.

— Верится с трудом, детка, — отрезал он, сверля девушку глазами. — Ты сильно изменилась. И могла бы продемонстрировать мне, чему научилась.

От такой дерзости ее сердце сжалось.

— Кажется, ты дал понять, что мне не на что рассчитывать.

— Мы выросли, не так ли? — парировал Митч, продолжая пристально разглядывать ее. — Слова мои означали лишь то, что тебе не удастся затащить меня под венец.

— Я к этому и тогда не стремилась, — язвительно напомнила она.

— Вы, женщины, — жестокие существа. Ты когда-нибудь думала о наших отношениях? Мы занимались любовью где только могли — в конюшне, около реки, у нашего пруда с лилиями… на каждом углу.

Разве это не настоящая любовь?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Скорее уж затяжной прыжок над пропастью.

Он быстро отвел взгляд, поправляя свою широкополую шляпу.

— Символизм, моя дорогая Крисси, на меня не действует. Однако, если тебе захочется ночью прокрасться в мою комнату, уверен, мы весело проведем время. Только уже никогда не станем прежними, и того, что было, не вернуть.

Резким движением она надела солнечные очки.

— Согласна. Никаких искушений.

— Ты отказываешься?

Она пошла было к дому, но вдруг резко остановилась — совсем близко от его насмешливого лица.

— Как случилось, что ты одинок?

— И это спрашивает женщина, которая выбросила меня на свалку! — Машинально он убрал выбившийся шелковый локон ей за ухо. — Я испытывал к тебе сильные чувства, Крисси. Но больше моя голова не окажется у тебя на подушке. Никогда!

— Кто может обещать?..

— Я.

— Митч Клейдон, не говори при мне слово «никогда».

Он тихо присвистнул и обворожительно улыбнулся.

— Знаешь, Крисси, твои слова звучат так, словно тебе опять семнадцать.

— Тогда ты уже влюбился в меня.

— Не отрицаю. — Его глаза стали цвета темной бирюзы. Она почти физически ощутила его неприязнь. — Я однажды прошел через это. И не собираюсь наступать на те же грабли. А теперь, пока мы не начали грубить друг другу, давай пройдем в дом.

Джуленн Клейдон была искренне рада Кристин.

Она скучала по своей дочери Индии, живущей в Лондоне.

Кристин прекрасно знала, как может быть одинока жизнь женщины на ферме, и поэтому изо всех сил старалась развеселить Джуленн. Они вместе гуляли или устраивали пикники на берегу лагуны.

Как в былые времена, обе наслаждались милой болтовней, слушали музыку, играли в шахматы.

Они обе любили шахматы. Кристин, для которой участие было важнее победы, каждый раз удивлялась стойкости Джуленн: та никогда не сдавалась. После очередной партии они всегда пили чай с восхитительными пирожными. Кристин сокрушалась, что растолстеет, если задержится в Марджимбе надолго.

— Разве скаковая лошадка может набрать вес? обычно отвечала Джуленн…

— Она такая же добрая и жизнерадостная, как в детстве, — сказала мать Митчу однажды вечером, когда он зашел пожелать ей спокойной ночи. — Успех не испортил ее! Она наслаждается тем же, чем и прежде: обедом в кругу семьи, безобидными сплетнями и последними новостями о жизни знакомых и друзей кто-то родил ребенка, кто-то в ожидании следующего, у кого-то в семье неприятности, — всем тем, чем так тяготилась Индия.

— Индия всегда была поглощена Кайлом, — сухо заметил Митч. Он смотрел, как мать спокойно и медленно расчесывает свои густые вьющиеся светлые волосы такого же золотистого оттенка, как и у него. — Она считала Кайла центром своей жизни.

— В этом виновата Рут. — Движения Джуленн стали резкими. — И я, конечно, тоже. Я поддерживала ее в желании завоевать Кайла.

Вздохнув, Митч уселся в кресло.

— Мама, никто не смог завоевать его, кроме Сары. Эти двое созданы друг для друга.

— Знаю. — Джуленн заговорила более спокойно. А как у вас? У тебя и Крис?

— Волей-неволей я встречаюсь с ней, — сказал он насмешливым тоном, в котором чувствовалась боль.

— Разве она не мила? — улыбнулась Джуленн. Она привезла с собой кучу фотографий. Целый мир моды. Это часть ее жизни, но не слишком важная.

Крис никогда не страдала тщеславием.

— Девочкой ее часто унижали, — сердито заметил Митч. — Разве ты забыла, как Энид и Рут обращались с ней?

— Ужасно. Неудивительно, что когда она расправила крылья, то улетела.

— Но она покинула и меня, мама, — напомнил Митч. — Я думал, что никогда не справлюсь с болью. Моя первая и единственная любовь. Она отказалась от меня, и ради чего? Чтобы показать всему миру свою красоту.

— Ты до сих пор не нашел лекарство от своей болезни? — Джуленн с откровенным сочувствием посмотрела на своего обожаемого сына.

— Ты, черт возьми, знаешь, что не нашел! Но это не значит, что я собираюсь падать на колени при виде Кристин.

— Ой ли?

— Не смотри на меня так! Я знаю, что ты думаешь по поводу Крис, но она снова уедет, мам. Не обманывай себя и оставь напрасные надежды. Наша жизнь скоро покажется ей слишком пресной.

Она жила в роскоши. Тысячи женщин мечтают о такой карьере.

— Пусть будет так, как будет! — неопределенно пробормотала Джуленн. Она подошла к своему бюро, взяла стопку глянцевых фотографий и передала их сыну. — Взгляни. Я знаю, ты хочешь посмотреть.

Мне кажется, существуют две Кристин. Одна — для общества: супермодель, вращающаяся среди знаменитостей. Другая — настоящая. Эта вторая любит землю, обожает лошадей и умеет прекрасно скакать верхом. Я уверена, она может отказаться от своей карьеры хоть завтра. Крис совершенно счастлива в своем старом обличье.

— Старом обличье? — усмехнулся Митч, на секунду задерживая взгляд на фотографии. — Ты имеешь в виду обтягивающие джинсы, короткие сексуальные легкие кофточки и полосатые рубашки?

Странные футболки с крошечными рукавами и занимательными рисунками, которые привлекают взоры всех мужчин к ее красивой груди? Теперь, мам, она женщина до мозга костей. Забудь мальчишеские ужимки, которыми она доводила свою мать.

— Ты думаешь, они пытались что-то в ней изменить? — задумчиво спросила Джуленн. — Рут Маккуин самая странная женщина, с которой я когда-либо сталкивалась. Она сильно влияла на бедняжку Энид.

— Это Энид-то бедняжка? Да ничего подобного! воскликнул Митч. Он навсегда был предан Кристин и ничего не мог с этим поделать. — Крис пришлось бежать от этой «бедняжки».

— Такое случается, — вздохнула Джуленн. — Правда, снимки удивительные? Крис фотогенична, камера ее любит.

— Из-за высоких скул. Они на всю жизнь останутся такими. Она уедет, мама.

— А ты не хочешь ее остановить?

— И пройти через круги ада снова? Мы были очень близки, но теперь между нами огромная пропасть.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, дорогой. Джуленн внимательно изучала лицо сына.

— Я не доверяю ей, — признался Митч.

— Господи милосердный! — Джуленн в отчаянии всплеснула руками. — Более достойной девушки я и представить себе не могу.

— Она жестоко поступила со мной, — буркнул Митч. — Когда она уехала, моя душа словно обуглилась. Больше я не дам ей шанса.

— Никогда не думала, что мой сын страдает грехом гордыни, — заметила Джуленн.

— Хорошо, страдаю. — Митч медленно выпрямился во весь свой огромный рост. Его мать, женщина среднего роста, в сравнении с ним выглядела малышкой. — Ты обворожительная, — тихо сказал он. — Прямо как румяное яблочко.

— О, спасибо, милый! — Джуленн зарделась от удовольствия. — Я пытаюсь держать себя в форме.

— У тебя получается. — Он наклонился и поцеловал мать в щеку. — Ты не против, если завтра утром я украду у тебя Крис на несколько часов?

— Что ты задумал? — Лицо женщины загорелось интересом.

— Отправимся на поиски Грома. Он увел с собой двух старых кобыл и молодую кобылицу. Барт видел его с табуном-гаремом вчера около Мьюладжимби Уатерхол.

— Ты хочешь поймать его?

— Собираюсь попытать счастья, — усмехнулся он. — Я не имею ничего против того, чтобы стада необъезженных лошадей жили на воле, но Гром — настоящий племенной жеребец. У него очень сильные ноги. Он гораздо выше диких лошадей и при правильном обращении даст прекрасное потомство. Крис когда-то обожала прогулки верхом…

— Уверена, в этом она не изменилась, — сказала Джуленн, довольная затеей Митча. — А твое предложение не застанет ее врасплох?

— Не застанет, — сухо сказал Митч. — Как-то на рассвете я видел ее на лошади. Она не растеряла свои прежние навыки.

— Тогда да благословит тебя Господь, — сказала Джуленн, и в ее материнском сердце забрезжила надежда.

Он встретил Кристин, когда она шла к себе в спальню.

— Уделишь мне минутку?

«Тебе — все время в мире, Митч», подумала Крис.

— Конечно. — Она старалась говорить ровным тоном.

В свете канделябра его волосы отливали чистым золотом, ей захотелось их взъерошить. Какими сложными вдруг стали их отношения…

— Не хочешь немного подвигаться?

Она громко рассмеялась, хотя сердце ухнуло в груди.

— Хитро сказано.

— Ну не секс же у тебя на уме? — с упреком спросил он.

— С тобой? Разве ты не отверг меня? — Рядом с ним она не могла расслабиться.

— Только если ты собралась шить атласное свадебное платье цвета магнолии и кружевную фату.

При этих словах, совершенно неожиданных, она окунулась в прошлое.

— Неужели ты помнишь?

— Я ничего не забыл, — сказал он с легкой хрипотцой в голосе. — Ты же часами рассказывала мне, что хотела надеть на собственную свадьбу.

— Да. — Она вздохнула печально и обиженно. Мы были так юны.

— Юны? Слава богу, юность не воротишь. Тогда я все бы бросил ради тебя. Теперь, к тому времени, когда я соберусь жениться, я обзаведусь защитным чехлом для сердца.

Она смотрела в эти глаза цвета моря и видела в них стальной блеск.

— Ты слишком циничен, но это твои проблемы, Митч. Как бы не случилось как с Сюзанной Гилроу.

— С За-За? — Теперь он улыбался по-настоящему.

— Кажется, это ее кандидатуру ты рассматривал в качестве невесты — наряду с Ди Маршалл и Кейси Томас.

— Удивляюсь твоей информированности.

— Время от времени я просила Кайла сообщать новости о тебе.

Он бесстрастно пожал плечами.

— У нас обоих случались романы. Но мои не так известны, как твои. Мне не удалось завлечь в свои сети ни одну рок-звезду.

— Он — не рок-звезда. Я уже говорила тебе, он звезда телесериалов и очень хороший парень.

— Ах, да! Герой дневных сеансов по телевизору.

— Расслабься. Это несерьезно. Итак, что ты говорил насчет движения? — Кристин перевела разговор на нейтральную тему.

Он сделал вид, что не заметил.

— Мы собираемся на поиски необъезженного жеребца по кличке Гром. Без сомнения, в нем течет племенная кровь. Гром уже увел у нас пару кобыл и молодую кобылицу для своего гарема.

— Думаешь, он станет хорошим объезженным конем?

— Я уверен. И мне хотелось бы прибрать к рукам кобылиц. Гром великолепен. Но я хотел бы знать — ты справишься?

Она возбужденно закивала головой, восхитительный румянец окрасил щеки.

— Кто-то забыл, как я умею скакать верхом?

Он оперся руками о полированные перила красного дерева и молча изучал ее.

— Речь идет о быстром галопе, и вероятно, нам придется пересекать речки.

Она поджала свои полные губы.

— Благодарю тебя, Митч, за доверие, но я езжу верхом так же хорошо, как и раньше. Кажется, это тебя я видела, когда ты шпионил за мной с холма.

— Шпионил?! Никогда! — легко солгал он. — Я просто убил двух зайцев одновременно. Присматривал за тобой и давал распоряжения рабочим, ответственным за данную территорию.

— Ладно. Мне бы очень хотелось поехать с вами, Митч. Итак, когда?

— Выезжаем на рассвете. Нужно проехать как можно больше до наступления жары. Поездка может оказаться достаточно сложной.

— Мне нужны перчатки и кожаные штаны.

— Что-нибудь еще? — сухо поинтересовался он.

— Не то чтобы я думала об этом каждую минуту… — мягко начала она.

— Ты говоришь о дружеском поцелуе на ночь?

Ее нервы натянулись, словно звенящие струны.

— Ты дразнишь меня!

— Какая выдержка! — ехидно заметил он. — Во всяком случае, кто сказал, что я дразню?

— Я ослышалась? Может, это такая форма заботы? — Его глаза скользнули по ней, и Крис вздрогнула. Она почувствовала, как тело ожило под тонким шелком рубашки.

Митч с явным удовольствием отметил ее возбуждение.

— Нет. Впрочем, ты — настоящая красавица. — Он сделал шаг вперед, прижал пальцы к нежным полным губам. — Но ты очень высокомерна.

— Не думала, что мне это свойственно. — Ее мягкий рот пульсировал под его пальцами.

— Ты — Маккуин.

А значит, тебе присущи черты данного клана.

— Рирдон, — резко поправила она.

— Но так близка к Маккуинам, как может быть только дочь и внучка. — Его руки опустились ей на плечи.

Крис стояла неподвижно, пока его пальцы перебирали ее темные густые волосы, как когда-то в юности.

— Теперь я не в твоей власти, Крисси, — произнес он подозрительно тихо. — Господь помогает мне.

— Докажи. — Они оба чувствовали, как растет притяжение между ними.

— Ты не хочешь никого от себя отпускать, я прав? — с укором спросил он, его руки сомкнулись на ее высокой шее.

— Зачем тебе целовать женщину, которая ничего, кроме проблем, не принесет? — с вызовом поинтересовалась она, придвигаясь ближе. Ее желание было безрассудным, мощным, первобытным.

— Похоже на борьбу огня с огнем, — проворчал Митч. В выражении его лица не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало нежность. — Ты можешь не закрывать глаз, если не хочешь.

Звучит так просто. Не закрывай глаза. Но это невозможно. Когда его голова склонилась, ее веки непроизвольно дрогнули и закрылись, длинные темные ресницы коснулись щек. Она вздрогнула, когда мощный заряд восторга прошел сквозь гибкое тело, увлекая ее в зыбучие пески страсти.

Годы разлуки закончились. Она позволила себе увлечься манящим ароматом его дыхания, танцем языка, чудесным мужским благоуханием волос и кожи.

Вспыхнули звезды, целые галактики.

Для Митча поначалу поцелуй был упражнением в самоконтроле, который убедил бы Кристин в том, что он больше не в ее власти. Только откуда такой приступ страсти и ярости? Страсть набирала силу, уничтожая так тщательно выстроенную им защиту.

С бессвязным бормотанием он обнял Крис за талию и прижал к себе. Их тела слились воедино — бедра, руки, ноги — каждый отчаянно старался растаять, расплавиться в другом. С немым гневом он ласкал ее спину. Вот подрагивающее тело изогнулось, стало ближе, голова откинулась назад так, что теперь он мог целовать ее неистово и проникновенно.

Она не имела ни малейшего понятия, сколько времени длился поцелуй — вечность?

Когда он отпустил ее, в воздухе повисла звенящая тишина.

Кристин пришла в себя и поняла, что, не отрываясь, смотрит ему в лицо, напряженное от желания.

— Твои поцелуи всегда пугали меня, — ошеломленно прошептала она.

— Почему? — Взгляд синих глаз обжигал.

— Я считала, что через них ты выпьешь мою душу, — призналась Кристин.

— Разве?

— Митч, сильные чувства пугают меня.

— Ты хочешь сказать, что все те темные звездные ночи со мной провела в страхе? — вспылил он.

— Я все время думала, что слишком сильно влюбилась в тебя, поэтому и исчезла.

— Ты никогда не говорила…

— Сейчас говорю. Это был ужас, Митч. Я — такая юная и неопытная — наедине со страстью. Дотронься до моего лба, щек. — Она подставила ему лицо.

Он не доверял себе, но повиновался. Его пальцы ласково скользнули по женской щеке, вниз по шее к плечу. Ему ужасно хотелось коснуться ее груди, но тогда бы это стало полной капитуляцией. Они оба поняли, что она выиграла. Однако он не позволит ей праздновать победу.

— Твой аромат и вкус не изменились, ты все такая же сладкая. — Он заставил себя опустить руки. Тебе лучше отправиться в постель, Крис. — Его голос звучал тихо, но отстраненно. — Нам завтра рано вставать.

— Говорят, что человек никогда не забывает свою первую любовь, — печально прошептала она.

— И слов, связанных с ней. — Он намеренно придал своему голосу оттенок сарказма, а в душе думал, что иногда человек может любить только раз.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Одеваясь, Кристин повторяла про себя строчки из «Банджо» Пэтерсона, знаменитого местного поэта: «Человек с заснеженной реки». За годы, проведенные в поместье, она видела множество диких лошадей, загнанных в ловушки, но в этой охоте было нечто особенное.

У Грома в жилах действительно текла племенная кровь. А это значит, что его галоп быстрее, чем у лошадей с фермы. Конкуренцию ему могли составить лишь Зена, серебристая «крылатая» кобыла Митча, да Веллингтон, на котором скакала Крис.

Лошади наслаждались погоней так же, как и наездники. Родившаяся и выросшая здесь, Кристин общалась с лошадьми всю свою жизнь. В необъезженных лошадях есть некая таинственность. Чудесно наблюдать, как они стадами мчатся вдаль.

За потомством вырвавшихся на свободу лошадей с фермы всегда бывает охота. Большой черный жеребец Гром не стал исключением.

На охоту выехало шестеро: Митч, Кристин, Джек Коди, новый надсмотрщик за лошадьми, двое главных помощников — Улыбчивый Дженсен, прозванный так из-за своего бесстрастного лица, и Аби Ловелл, а также лучший охотник из туземцев Мун, которого за пепельные волосы прозвали Сноуи[4].

Все они считались прекрасными наездниками.

Впрочем, Джека Коди Кристин не знала. Он стал надсмотрщиком на ферме после Дейва Рида, который, прослужив сорок лет в семье Клейдонов, вышел на пенсию. У Джека, прибывшего со скотоводческой фермы, были превосходные рекомендации.

Высокий, стройный, он находился в полном расцвете своих тридцати пяти лет. Он был разведен, очевидно, его брак потерпел крушение. Его уважали, но что-то в карих глазах Джека не понравилось Кристин. Его взгляд напоминал масляные взгляды некоторых мужчин, в которых сквозило вожделение. Она слишком хорошо знала, что значит, когда мужчина так смотрит на нее.

А Коди продолжал рассматривать ее, думая, что она этого не замечает. К Крис подъехал Митч.

— Пока не забыл, я получил сообщение от Сары, сообщил он. — Кларри выписали из больницы. — Он имел в виду того пожилого мужчину, которого они спасли в пустыне. — Помимо сотрясения, у него сердечный приступ средний тяжести. Джемайма отвезет его домой. Они оба передают привет и просят не забывать их.

— Где они теперь?

— В Аделаиде.

Митч почувствовал вновь нахлынувшее вожделение. Ночью Крис целиком владела его снами. Ему казалось, что она, обнаженная и прекрасная, спит рядом с ним. Он проснулся с бешено колотившимся сердцем. Сейчас, в мерцающем блеске рассвета она излучала здоровье и жизненную энергию.

Крис не пользовалась косметикой, лишь нанесла немного розового блеска на губах — для защиты от солнца. Прекрасные темные волосы были заплетены в косу, глаза лучились весельем. Ее природная красота, ее сапфировые глаза в обрамлении черных бровей и ресниц кого угодно могли свести с ума.

Кристин Рирдон. Его погибель.

Она улыбнулась.

— Думаю, они благодарны тебе за спасение их автомобиля. Он, должно быть, стоит уйму денег.

— Откуда ты знаешь? — Митч не из тех, кто хвастает своими заслугами.

— Твоя мама сказала. Она хочет, чтобы я знала о твоей доброте и щедрости.

— На то она и мама, — проворчал он. Митч прищелкнул языком, и его лошадь, великолепная, умная серебристо-серая кобыла Зена послушно двинулась вперед, а за ней — крупный гнедой Веллингтон.

Сорок минут езды, и они у края цепи озер, которых Клейдоны называли Блу Билабонгс: оазис в полузасушливой пустыне. Вода здесь казалась перламутрово-зеленой. Однако название свое озера получили от плавающих по спокойной водной глади темно-голубых и фиолетовых лилий с желтыми тычинками.

В этот волшебный час воздух оглашался криками австралийских птиц. Волнистые попугайчики, зяблики, малиновки с красными головками и оранжевые чеканы, переливчатые попугайчики лори, зеленовато-желтые какаду, голубые зимородки, стаи гусей и других водоплавающих птиц.

Небо над головой плыло ярко-синее и безоблачное. Солнце постепенно устанавливало свое господство. Красота Австралии, родного края, давала Кристин чувство полноты и целостности, которое она не испытывала ни в одном другом уголке земли.

— Ты выглядишь счастливой, — заметил Митч, в душе разделяя с ней это чувство мира и покоя. Они ехали так близко, что бока их лошадей почти соприкасались.

— Ты не представляешь, как я тосковала без всего этого, — призналась она с глубоким вздохом.

Темно-золотистая бровь взметнулась вверх.

— Странно… я думал, что здешний образ жизни, далекий от богемного, покажется тебе скучным.

— Я похожа на скучающую женщину? — Она невольно вспыхнула.

Кристин превосходно держалась в седле и умела ездить красиво, с абсолютно прямой спиной.

— Конечно, в отпуске каждый может соскучиться, — проворчал он.

— В отпуске? Здесь я родилась. Это мой мир так же, как и твой, Митч Клейдон. Я дома, и сердце мое исцелилось.

— Жаль, что не могу сказать то же самое о себе, сухо заметил он.

Она повернулась к нему.

— Между нами всегда будет связь, Митч. Тебе придется признать это.

— О, я признаю! — Он пожал плечами. — А иногда удивляюсь. Как прошлой ночью.

— Я ни о чем не сожалею, а ты?

— Узнаем позже. Я не могу позволить себе подходить к тебе так близко. Это называется самообороной. И ты должна сделать то же самое. Ты все равно рано или поздно уедешь.

— Можешь ты понять, что я устала от Кристин Рирдон — звезды модельного бизнеса? — спросила она.

— Ты имеешь в виду, что разрываешься между идеей уйти с подиума и начать карьеру на голубом экране? У тебя есть все данные. Акцент у тебя американский, а другим приходится переучиваться.

Твое произношение оценят в Голливуде.

Она проигнорировала его горькую насмешку.

— Эй, можем мы ехать мирно?

— Конечно. Я хочу, чтобы твой отпуск стал незабываемым.

Она прошептала:

— Ненавижу тебя, Митч.

— Я тоже ненавижу тебя, но ты меня возбуждаешь. — Его взгляд сверкнул, остановившись на розовых губах.

— Это — предложение? — Жар охватил ее тело.

— Ага, только напомни мне, когда мы останемся одни.

К середине утра они обнаружили первые признаки Грома и его табуна-гарема. Следы шли вдоль прекрасных диких берегов озер Блу Билабонгс, по верованиям туземцев — родины мистических существ. Мелькание эбеновой, гнедой, рыжей и кремовой мастей просматривалось в дрожащем свете среди густых зарослей.

Митч поднял руку вверх для сигнала.

Где погоня, там всегда опасность.

Необъезженные лошади очень хитрые. Они видят домашних лошадей и седоков на секунду раньше, чем замечают их самих, а слух у них гораздо тоньше человеческого. Поймать дикую лошадь практически невозможно, ее нужно перехитрить, загнать и запереть в загон.

Гром, предводитель этого небольшого табуна, как настоящая скаковая лошадь, перешел со старта в галоп, увлекая за собой свой гарем. Кристин наблюдала, как лошади рассеялись в кустарнике гривы взметнулись вверх, лоснящиеся тела, будто их только что вычистили, блеснули на солнце и рванули вперед, на открытую равнину.

Они уходили!

Кристин много раз участвовала в скачках среди кустов, но никогда не могла перегнать Митча. И теперь молодой Клейдон на несравненной поджарой Зене несся впереди. Джек Коди, надсмотрщик, скакал позади Кристин, время от времени бросая на нее победные взгляды, в которых сквозило нечто большее, чем просто похоть. Остальные немного отстали.

Путь Кристин перекрыла упавшая ветка, образовав высокий барьер, и девушка отважилась на прыжок. На мгновение в ее душе воцарилась паника, но тут же Веллингтон взмыл в воздух. Она знала, что большой гнедой конь отличный прыгун.

Сцепившиеся огромные ветви мелькнули перед ней, но она крепко держалась в седле и, слившись с конем воедино, не отрывала взгляда от маячившего впереди Митча. Наконец она преодолела препятствие. Погоня пьянила ее. Ветви деревьев образовывали зелено-золотой шатер у нее над головой.

Кобылы и кобылицы из табуна Грома начали отставать от вожака. Наездники не обращали на них внимания, лелея надежду поймать Грома, мчавшегося впереди с жеребятами, которые когда-нибудь вступят с ним в борьбу за табун.

Митч приготовил веревку, но маленькая группа продолжала нестись, словно вихрь. Азарт, пылавший в Кристин, позволил ей обогнать мужчин, включая даже летящего Коди. Все дикие животные бросились врассыпную в поисках укрытия. Кенгуру, валлаби, эму — эти огромные, не умеющие летать птицы — бежали вперед, ослепленные скоростью. Веселые зимородки сопровождали погоню, множество какаду, украшающие деревья, словно гигантские белые цветы, поднялись в воздух, пронзительно крича.

Когда Кристин добралась до Митча, он предложил гнать табун к дальним холмам с узкими каньонами. Если ошибиться в выборе каньона, лошади сбегут, если нет, появится блестящая возможность захватить сильного иссиня-черного жеребца.