Дональд УЭСТЛЕЙК
      АЛЛЕРГИЯ
      Первые признаки аллергии Альберт почувствовал в понедельник, на который приходился Почтовый день, но его это не слишком обеспокоило. Он знал по опыту - аллергия возникала и пропадала в межсезонье; ничего особенно серьезного - не требовалось даже вызывать семейного доктора; откуда же ему было догадаться, что на этот раз аллергический насморк значил больше, чем просто наступление весны? Думать так причин не было...
      Так вот. Был понедельник как понедельник - Почтовый день, как установилось уже на протяжении года. Насморк не насморк, а Альберту предстояло, как всегда, тянуть свою привычную почтовую лямку. Итак, за пять минут до полудня он вынул обычный белый служебный конверт из верхнего левого ящика стола и, вставив его в машинку, стал печатать свой собственный адрес:
      "Альберту Уайту
      До востребования
      Монквойс, Нью-Йорк".
      Затем, оглядевшись и убедившись, что мистера Клемента поблизости нет, в верхнем левом углу поместил следующий обратный адрес:
      "По истечении пяти дней возвратить по адресу:
      Бобу Харрингтону
      "Геральд стейтсмен"
      Монквойс, Нью-Йорк".
      После этого, вытащив конверт из машинки, Альберт приклеил на него пятицентовую марку, которую достал из среднего ящика, и засунул пустой конверт во внутренний карман. (Ему доставляло маленькое тайное удовольствие, что мистер Клемент, сам того не зная, обеспечивал его марками для его дел.) Печатание двух адресов на конверте заняло пять минут, и, приведя за считанные секунды стол в порядок, ровно в полдень Альберт мог подняться, свернуть направо, подойти к дверям и отправиться на обед, притворив за собой дверь с надписью:
      "Джейсон Клемент, адвокат".
      Как и всегда по понедельникам в это время, он первым делом зашел на почту, где получил увесистый белый конверт в секции до востребования. "Вот, пожалуйста, мистер Уайт! - как всегда, воскликнул Почтальон Том. - Вот ваши сплетни за неделю!"
      Альберт с Почтальоном Томом хорошо узнали друг друга за последние пятнадцать месяцев, в течение которых Альберт заходил каждый понедельник за своим письмом до востребования. Дабы отвести всякие подозрения, которые могли возникнуть у Почтальона Тома, Альберт постарался сразу же объяснить, что Боб Харрингтон, известный репортер из монквойской газеты, нанял его в качестве помощника для проверки всяких слухов и тому подобной конфиденциальной информации, которую присылали читатели газеты.
      - Работа временная, - пояснил Альберт, - дополнительно к моей постоянной у мистера Клемента, и ее надо держать в тайне. Потому Боб и посылает мне материалы до востребования. И вообще мы должны делать вид, что друг друга не знаем.
      - Клянусь Богом! - вскричал Почтальон Том, подмигивая и ухмыляясь.
      Но позже Почтальон Том, видно, что-то почуял, потому что как-то в очередной понедельник спросил:
      - А почему вы не забираете почту так долго? Почти целую неделю, как правило.
      - Я должен получать письма по понедельникам, - пояснил Альберт, независимо от того, когда Боб их мне высылает. Если я стану заходить сюда каждый день, это будет подозрительно.
      - А, ну как же, - с умным видом кивнул Почтальон Том, - но, знаете, как бы вам не промахнуться. Видите, вот здесь в углу сверху надпись: по истечении пяти дней возвратить туда-то. Значит, если вы за пять дней не заберете письмо, его надо отправить обратно.
      - И что, вы в самом деле отсылаете такие письма?
      - Ну, вообще-то мы должны. Таковы правила, мистер Уайт.
      - Очень хорошо, - сказал Альберт, - Бобу, ясное дело, особо ждать некогда. Так что если я даже не заберу письмо за пять дней, то смело отсылайте его назад. Мы с Бобом будем вам только благодарны.
      - Заметано, - ответил Почтальон Том.
      - И не отдавайте писем никому, даже если он скажет, что он от меня.
      - Разумеется, нет, мистер Уайт. Только вам, и никому иному.
      - То есть даже если вам кто-то позвонит от моего имени и скажет, что, мол, пришлет приятеля за почтой.
      - Все ясно, мистер Уайт, - подмигнул Том. - Не беспокойтесь. Почтовая служба Соединенных Штатов вас не подведет. Никто не получит этих писем, кроме вас и мистера Харрингтона. Это я гарантирую.
      - Очень признателен, - с чувством отвечал Альберт. В последующие месяцы Почтальон Том вопросов не задавал, и дни текли безмятежно. Разумеется, Альберту приходилось читать колонку из "Геральд стейтсмен" с изложением разных невероятно скандальных дел, которые беспрестанно раскапывал Боб, поскольку Почтальон Том частенько спрашивал, приложил ли тут свою руку Альберт. Во многих случаях Альберт говорил, что он тут непричастен, в других же признавал свою долю усилий по выведению кого-то на чистую воду. При этом Почтальон Том сиял, как удачливый шоумен. Он был, видно, прирожденный конспиратор, не нашедший покуда выхода своим природным талантам.
      Сегодня, однако. Почтальону Тому потолковать было не о чем. Он посмотрел на Альберта и сказал:
      - Простыли, мистер Уайт?
      - Аллергия.
      - У вас глаза слезятся.
      - Да ничего, пройдет.
      - Сейчас самая такая пора, - подытожил Почтальон Том.
      Признав искренне его правоту, Альберт покинул почту и направился в муниципальную закусочную, где заказал Официантке Салли ростбиф.
      (Жена Альберта Элизабет с удовольствием готовила бы ему бутерброды, и Альберт с удовольствием бы их съедал, кабы мистер Клемент не был против того, чтобы его служащие - даже сорокалетние служители закона в очках, с залысинами и брюшком - сидели за столами в своих кабинетах и поедали сандвичи из бумажных кульков. Потому им приходилось обедать в муниципальной закусочной, где подавали более-менее приличную еду, хотя и не столь разнообразную, как в меню.) Пока Официантка Салли выполняла заказ, Альберт прошел в мужской туалет помыть руки и провести обычную процедуру Почтового дня. Вынув из правого кармана только что врученное ему Почтальоном Томом письмо, он аккуратно распечатал его и вынул пачку документов. Пачка эта проследовала в новый конверт с только что отпечатанными адресами. Заклеив новый конверт, он положил его во внутренний карман, а старый, разорвав на мелкие кусочки, спустил в унитаз. Потом помыл руки и вернулся за свой обычный столик, где принялся за более-менее приличный обед из горошка, картофеля фри, ржаного хлеба, ростбифа и кофе.
      На эти документы он наткнулся восемь лет назад. Как-то мистер Клемент задержался в суде, а Альберту потребовались некие бумаги. Без всякой задней мысли он пошарил у мистера Клемента в столе и, заметив, что один ящик заметно короче других, решил взглянуть, что там. Там оказалась зеленая металлическая коробка, обследовав которую он понял, насколько богат мистер Клемент и сколь бесчестными путями он этого достиг.
      Мистер Клемент был пожилым, костлявым, седовласым и очень вспыльчивым человеком, все еще внушавшим трепет тем, с кем он сталкивался. И не просто трепет - он имел обыкновение носить с собой трость с серебряным набалдашником, которой пихал всяких нахалов, позволявших себе обходиться с ним неподобающим образом в общественных местах. Бизнес его распространялся преимущественно на недвижимость и некоторые корпоративные операции. Документы из зеленой коробки свидетельствовали, что мистер Клемент злонамеренно обкрадывал в широких масштабах свою клиентуру, копил денежки под вымышленными именами на банковских счетах и был уже миллионером.
      Альберта по нахождении этих бумаг захлестнул поток противоречивых чувств. Сначала он был ошеломлен и разочарован вероломством мистера Клемента, хотя из-за стариковской вспыльчивости босса Альберт не ощущал к нему особого расположения - все же он уважал его и восхищался им; ныне этим эмоциям места уже не осталось. Во-вторых, Альберт боялся даже помыслить, что предпримет мистер Клемент, узнав о его открытии, - обнаруженные документы ясно рисовали образ человека, который под угрозой разоблачения мог пойти на что угодно. А в-третьих, - Альберт удивился сам себе, - он подумал о шантаже.
      Все еще пребывая в смятении, Альберт Уайт возжаждал вещей, о которых еще недавно не мог и помыслить. Курорт в Акапулько. Красотки. Белые смокинги. Спортивные автомобили. Коктейли. Особняки. Станет ли мистер Клемент оплачивать все это, дабы зажать Альберту рот?
      Конечно станет. Если только не найдет других способов заставить его молчать. От последней мысли Альберт содрогнулся.
      И однако, он жаждал всего перечисленного. Роскоши. Возможности путешествовать. Приключений. Дорогостоящего греховодничества. В общем, всякой всячины.
      В течение нескольких месяцев Альберт извлекал по одному документы из зеленой коробки и снимал фотокопии. Набрав свидетельств, достаточных, чтобы засадить мистера Клемента по двадцать второй век включительно, он спрятал все это в гараже за домиком, где жил с женой Элизабет; на следующие четыре года он затих.
      Ему требовался план. Необходимо было организовать все так, чтобы в случае, если с Альбертом что-то случится, свидетельства оказались бы в руках властей, да еще убедить в неизбежности этого мистера Клемента - и так, чтобы комар носу не подточил. Дело, мягко говоря, затейливое. В течение четырех лет Альберту ничего толкового в голову не приходило.
      А потом он прочел короткий рассказ некоего Ричарда Хардвика с описанием способа, который Альберт в конце концов и использовал: с документами, отправлявшимися самому себе до востребования, и с ищейкой-репортером в качестве обратного адресата. Альберт для начала проверил схему, сократил количество документов до приемлемого объема, провел пробную пересылку и убедился, что все работает, в точности как писал Хардвик.
      Оставалось лишь уведомить мистера Клемента, представив ему детальные доказательства, предостеречь его, выставить удовлетворяющие обе стороны условия и усесться в предвкушении будущей роскоши. Уф-ф!
      В тот самый день, когда Альберт впервые опустил конверт в почтовый ящик, он решил подергать за бороду мистера Клемента в его логове, то есть в собственном его кабинете. Альберт постучал в дверь по старой, многолетней привычке и зашел внутрь:
      - Мистер Клемент?
      Клемент поднял костлявое лицо, глянул холодно на него и спросил:
      - Да, Альберт? Что там?
      - Это дело Даквортов. Оно вам нужно сегодня?
      - Естественно, нужно. Я говорил вам вчера, что оно потребуется мне сегодня после обеда.
      - Да, сэр, - ответил Альберт и ретировался. Потом он долго сидел за столом в своем кабинете, тупо глядя в стену. Там, у Клемента, он собирался сказать: "Мистер Клемент, я знаю все", а вместо этого говорил про дело Даквортов, хотя прекрасно знал, что и как.
      - Я его испугался, только и всего, - убеждал себя Альберт, - а бояться нечего. У меня есть для него товар, и тронуть меня он не посмеет.
      Позже в тот же день Альберт предпринял новую попытку, когда принес материалы по делу Даквортов. Положив их на стол, он постоял, нерешительно кашлянул и вновь начал:
      - Мистер Клемент?
      - Что еще? - проворчал Клемент.
      - Я неважно себя чувствую. Хотел бы взять завтра выходной на полдня, если можно.
      - Отпечатали бумаги Уилкокса?
      - Еще нет, сэр.
      - Отпечатайте и можете идти.
      - Да, сэр. Благодарю вас, Расстроившись, Альберт покинул кабинет, сознавая, что опять сплоховал и что сегодня новых попыток предпринимать не следует: все равно ничего не выйдет. Он отпечатал необходимые бумаги, прибрал на столе и пришел домой часом раньше, объяснив Элизабет, что ему стало нехорошо на работе, - то была чистая правда.
      В следующие год и три месяца Альберт неоднократно пытался проинформировать мистера Клемента об имеющихся у него возможностях, но как-то так получалось, что, когда он открывал рот, оттуда выскакивали совсем другие фразы. Он репетировал ночами у зеркала - его требования звучали с восхитительной ясностью и прямотой. Или же он заучивал написанный собственноручно текст, хотя фразы всегда выходили громоздкими и многословными.
      В уме-то у него была полная ясность по поводу того, что он хотел высказать. Он бы рассказал о своей находке и о схеме "до востребования". Он бы открыл свое желание путешествовать и то, что он намеревается еженедельно переправлять бумаги в новую точку - Канны, Палм-Бич, Виктория-Фоллс, указав, какого объема финансовое содержание позволит ему забирать корреспонденцию с крайним сроком в пять дней. Он бы также уведомил Клемента, что Элизабет, вероятно, слишком домоседка, чтобы в полной мере насладиться избранным им, Альбертом, с некоторых пор образом жизни, но все же, поскольку он чувствует к ней некоторую привязанность, ему хотелось бы думать, что в его отсутствие она будет мистером Клементом должным образом обеспечена.
      Он должен сказать все это. Когда-нибудь. Он не терял надежды. В день, когда возобладают его мужество и желание иной жизни, он сделает, что задумал. День этот, однако, все не наступал.
      Между тем отправка и получение письма с документами стали частью его недельной рутинной работы, включенной в привычный распорядок жизни, словно в этом и не было ничего необычного. Каждый понедельник, уходя на обед, он забирал письмо до востребования, в туалете кафе перекладывал бумаги в другой конверт и рвал старый и по пути с обеда кидал письмо в почтовый ящик. (Письмо приходило к Почтальону Тому во вторник. Соответственно, со среды до следующего понедельника проходило пять дней, и цикл начинался заново.) И этот понедельник ничем не отличался от прочих, за исключением насморка. Официантка Салли заметила, принеся ростбиф:
      - Вы что-то неважно выглядите, мистер Уайт.
      - Просто аллергия, - ответил Альберт.
      - Сезонная - на пару суток, наверное, - сказала она.
      Альберт согласился с ее диагнозом, доел еду, заплатил, оставив обычные двадцать пять центов чаевых, и вернулся в офис, сделав по пути две остановки. Первую - у почтового ящика, куда опустил конверт в очередной раз, а вторую - у лавочки, где купил пакетик салфеток.
      Хотелось бы думать, что Официантка Салли права насчет длительности этой его аллергии, - сутки, сказала она, - но вообще-то он в этом сомневался. Исходя из прошлого опыта, он знал, что аллергия эта длится дня три - то есть до четверга, а после начнется улучшение.
      Как бы не так. Закончился понедельник, за ним последовали вторник, среда и четверг, скверный и по погоде, и по его самочувствию. Альберт надел плащ и галоши и, захватив зонт, поплелся в офис с полной коробкой салфеток.
      А в пятницу стало еще хуже. Элизабет, истой домохозяйке, которой более всего шел передник и яблочный пирог в руках, хватило одного взгляда утром на Альберта, чтобы тут же распорядиться:
      - И не думай даже вставать. Я позвоню мистеру Клементу и скажу, что ты заболел.
      Альберт и правда заболел. Он не мог пойти на работу - он даже не попытался запротестовать и встать, и ему было так плохо, что он почти забыл о письме, валявшемся где-то в недрах почты.
      Он провалялся все выходные, проводя большую часть времени в дреме, лишь изредка собираясь с силами, чтобы приподняться, хлебнуть бульона или отпить чаю, и снова затем погружаясь в дремоту.
      Часов в одиннадцать вечера в воскресенье Альберт вдруг пробудился после странного сна, в котором ему ясно привиделся конверт: плотный одинокий конверт покоился в почтовом ящике, а за ним тянулась рука - и рука эта принадлежала Бобу Харрингтону, вездесущему репортеру.
      - Господи! - вскричал Альберт.
      Элизабет, пока он болел, спала в другой постели и не слышала его.
      - Завтра я должен поправиться, - громко произнес он, снова опуская голову на подушку, и полежал еще некоторое время, раздумывая об этом.
      Но наутро лучше ему не стало. Его разбудил стук дождевых капель по окну спальни. Он сел, тотчас поняв, что все так же болен и немощен, и его охватила паника. Но он постарался ее подавить, решив сохранять хладнокровие.
      Зашла Элизабет с вопросом, что бы ему хотелось на завтрак.
      - Мне нужно позвонить, - сказал Альберт.
      - Кому ты хочешь, чтобы я позвонила, милый?
      - Нет, - отвечал Альберт твердо, - я должен позвонить сам.
      - Милый, да я с радостью...
      Альберт злился редко, но, уж когда на него находило, он становился невыносим.
      - Твоя радость меня не волнует, - выдавил он саркастически и гнусаво из-за заложенного носа, - мне нужно позвонить, а тебя я всего лишь прошу помочь мне спуститься в гостиную.
      Элизабет по доброте душевной запротестовала, но, увидев в конце концов, что Альберта не переубедить, сдалась. Он был слаб, как котенок, и, тяжело опираясь на нее, спустился вниз по лестнице в гостиную. В полном изнеможении он опустился в кресло рядом с телефоном. Элизабет меж тем отправилась на кухню - приготовить то, что она называла "хорошеньким яичком всмятку".
      "Хорошенькое яичко всмятку", - скрипел зубами Альберт. Его душила ярость. В жизни он не чувствовал себя столь физически слабым, и в жизни не испытывал он столь страстного желания крушить всех и вся. Окажись мистер Клемент сейчас тут, уж Альберт все бы выложил ему. Никогда еще не было ему так плохо.
      Он едва мог поднять телефонный справочник, и перелистывание страниц требовало невероятных усилий. И конечно же для начала он искал не ту букву. Наконец, найдя нужный номер, он набрал его и, услышав голос, сказал:
      - Попросите, пожалуйста, Тома.
      - Которого Тома?
      - Да не знаю я! Тома!
      - Мистер, у нас тут три Тома. Если вам нужен Том Скильцовски - это одно, если нужен...
      - Том, который до востребования!
      - А, тогда это Том Кеннебенк. Подождите.
      Альберт прождал три минуты. Время от времени он переспрашивал в трубку, но ответа не получал. Он уже думал, что их разъединили, и собирался перезвонить, но послышались отдаленные голоса - если б он сделал, как хотел, то при снятой трубке на том конце вновь дозвонился бы не скоро.
      Терпение его было вознаграждено, когда в трубке раздался голос Почтальона Тома:
      - Алло? Кто говорит?
      - Алло, привет, Том, - Альберт старался говорить бодро, - это знаете кто Альберт Уайт.
      - А! Как вы там, мистер Уайт?
      - Да не очень здорово, Том, в том-то и дело. Я весь уик-энд провел в постели и...
      - Ну вот, мистер Уайт. То-то вы были сам не свой на той неделе.
      - Ну да. Я...
      - Я это понял сразу, как вас увидел. Помните? Я вам еще сказал, что вы ужасно выглядите?
      - Да-да, вы правы, Том, - Альберт едва сдерживался, - я вот насчет чего, заторопился он, пресекая дальнейшие разглагольствования на медицинские темы, я насчет письма для меня.
      - Сейчас погляжу. Подождите. - И не успел Альберт ответить, как Том бросил трубку и пошел смотреть.
      Пока Альберт в бессильной ярости ждал, когда этот дурень вернется, вошла Элизабет с дымящейся чашкой чаю, приговаривая:
      - Ну-ка, попей, милый. Это тебе придаст сил. - Она поставила чашку рядом с телефоном и пристроилась рядом, сложив руки на животе. - Что-то важное? смущенно спросила она.
      Альберту приходило в голову, что рано или поздно придется все это Элизабет объяснять. Каким образом - он и понятия не имел, уповая лишь на то, что придумает что-нибудь до того, как начнет действовать. Но сейчас надо было хотя бы вести себя естественно. Состроив подобие улыбки, он пояснил:
      - Это все, понимаешь, дела. Кое-что надо сегодня сделать. Как там яйцо?
      - Сейчас будет готово. - И она заторопилась обратно на кухню.
      Через минуту объявился Почтальон Том:
      - Вот ваше письмо, мистер Уайт. Сами знаете от кого.
      - Том, послушайте меня внимательно. Я сегодня болен, но завтра, надеюсь, будет получше. Придержите пока письмо. Не отсылайте его Бобу Харрингтону.
      - Минутку, мистер Уайт.
      - Том!..
      Но тот опять исчез.
      Вошла Элизабет, показывая жестом, что все готово. Альберт, силясь улыбнуться, махнул рукой, отсылая ее обратно. Тут воротился Том, приговаривая:
      - Так, ну вот, мистер Уайт, это письмо у нас со вторника. Элизабет еще не сдвинулась с места. Альберт яростно замахал в ее сторону, чтобы она убиралась.
      - Я за ним зайду через день-два, - произнес он в трубку.
      - Вам бы лучше позвонить мистеру Харрингтону, - посоветовал Том, - чтоб он выслал его вам, как только получит назад.
      - Том, подержите его для меня!
      - Не могу, мистер Уайт. Помните, мы об этом говорили. Вы же сами сказали обязательно отошлите обратно, если я не заберу за пять дней.
      - Но я болею! - взревел Альберт. Элизабет стояла как вкопанная, и Альберт понимал, что ей до смерти хочется узнать, в чем тут дело.
      - Мистер Уайт, - произнес Том беззаботно, чем привел Альберта в еще большее бешенство, - если вы больны, все равно вы никакими подпольными делами заниматься не сможете. Разве что под одеялом. Хи-хи.
      - Том, ну вы же меня знаете! Голос-то мой вы узнаете, правда?
      - Ну конечно, мистер Уайт.
      - Ну так письмо-то адресовано мне, так ведь?
      - Мистер Уайт, почтовые правила гласят, что...
      - Да к чертям ваши правила!
      Элизабет была в изумлении. Почтальон Том тоже выразительно замолк. Да Альберт и сам был несколько ошарашен.
      - Извините, Том, - вымолвил он, - я не хотел, просто я немного расстроился и плохо себя чувствую, ну и...
      - Да что вы, жизнь не кончена, мистер Уайт. - Судя по голосу, Почтальон Том явно пытался его утешить. - Не уволит вас мистер Харрингтон, раз вы болеете.
      Тут при виде так и не вышедшей из комнаты Элизабет Альберта осенило.
      - Слушайте, Том. Я сейчас за письмом пошлю жену. - Это означало, что придется раскрыть Элизабет всю правду либо хоть часть ее, ничего другого не оставалось. - Я ей дам какие-нибудь свои документы, ну хоть водительские права, или записку от меня, или...
      - Невозможно, мистер Уайт. Вы разве не помните, сами же мне говорили, чтобы никому кроме вас лично писем не отдавать, невзирая ни на какие там телефонные звонки и прочее.
      Разумеется, Альберт это помнил, черт подери. Но есть же разница!
      - Том, прошу вас, как вы не понимаете, - снова начал он.
      - Мистер Уайт, слушайте, вы же взяли с меня слово...
      - А, чтоб тебя! - заорал Альберт, признавая свое поражение, и швырнул трубку.
      - Что случилось, Альберт? - обратилась к нему Элизабет. - Я в жизни тебя таким не видела.
      - Не приставай ко мне, - отвечал тот мрачно. - Не приставай хоть сейчас.
      Он опять перелистал телефонный справочник и, найдя номер "Геральд стейтсмен", набрал его и попросил Боба Харрингтона.
      Телефонистка попросила подождать.
      В тот же миг Альберт представил себе воочию этот разговор. Он скажет журналисту, что к нему вернется письмо, которое тот никогда не посылал, и попросит его не вскрывать? Попросить об этом ушлого репортера? Попросить такую ищейку не вскрывать письмо, попавшее к нему столь причудливым и таинственным образом? Все равно что положить льву в рот сырое мясо, наказав не есть его.
      И Альберт повесил трубку, грустно покачав головой.
      - Просто не знаю, что делать, - сказал он.
      - Вызвать доктора Френсиса? - предложила Элизабет. Доктору Френсису звонили еще в пятницу, он проконсультировал Элизабет по телефону и, связавшись с аптекой, распорядился, что доставить на дом Уайтам. О нем говорили - и не без оснований, - что он не позвонил бы сам, даже если бы пациентом была собственная его жена. Но тут Альберт, осененный новой идеей, воскликнул:
      - Да! Позвони! Попроси его приехать немедленно! А я пока, - он чуть притих, - съем твое яйцо.
      Доктор Френсис пришел часа в два, скинул мокрый плащ - погода была жуткая - и спросил недовольным тоном:
      - Ну, что за срочность?
      Альберт, лежавший на диване в гостиной на первом этаже, под кучей одеял, позвал его:
      - Доктор! Я тут!
      - Ну, так я же вам все выписал в пятницу.
      - Доктор, - торопливо начал Альберт, - мне необходимо сегодня попасть на почту. Это вопрос жизни и смерти. Прошу вас, дайте мне что-нибудь - что угодно, лишь бы я смог туда добраться.
      - Что такое? - нахмурился Френсис.
      - Мне надо туда попасть.
      - Ну, вы просто насмотрелись детективов по телевизору. Никаких таких средств нет. Болеете - так болейте. Принимайте то, что я вам прописал, лежите, и, может, к концу недели поправитесь.
      - Но мне надо туда сегодня!
      - Пошлите жену.
      - А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
      Безумная ярость, казалось, придала Альберту сил. Отшвырнув одеяла, он потащился в холл, схватил пальто, надев его прямо поверх пижамы, потом нахлобучил шляпу и - как был в одних тапках - направился к входной двери. Элизабет и доктор Френсис кричали что-то ему, но он не слышал ни слова.
      Едва сделав два шага снаружи, Альберт поскользнулся на мокром тротуаре, ноги его подкосились - и он сломал ключицу.
      Элизабет и доктор Френсис привели его обратно. А потом, когда доктор забинтовал его, он погрузился в угрюмое молчание, проклиная весь свет.
      Так продолжалось до среды, когда зазвонил телефон, после чего Элизабет со странным выражением лица сообщила, что звонит мистер Клемент.
      Альберт обреченно поднял трубку и произнес:
      - Алло?
      - Мой самолет улетает через минуту, мерзавец, - проскрежетал ему Клемент прямо в ухо, - но сперва я хотел поговорить с тобой. Чтобы ты знал: наши с тобой дела не закончены. Я еще вернусь. Вернусь.
      Трах.
      Альберт положил трубку.
      - Что там, милый? - спросила Элизабет, стоя в дверях. Альберт приоткрыл рот. Что ей сказать? Как сказать? Все это было так запутанно и тягостно.
      - Милый, что-то не так?
      - Да! - взорвался он. - Можешь оставить меня в покое. Я потерял работу!