Приоткрыв рот, я прищелкнул ногтем по верхнему клыку.

— Вот это. Можешь посчитать свои. Лично у меня их четыре. Искренне надеюсь, что у тебя пока — тоже. Скажи-ка «сыр»!

— Сгинь!

Судя по сосредоточенности, воцарившейся на лице Кейна, парень сам, всерьез и надолго, погрузился в сверку дентальной собственности.

— У них и зубы мудрости раньше появляются! И затылочная кость более выпуклая, — решил добить я. — И много других, не менее интересных отличий от нас. Будем продолжать семинар по сравнительной анатомии гоминидных рас или пора раскалываться, радость моя?

— Знать бы в чем, — пробормотал помрачневший Кейн. — Я думал, это мое личной дело... ну и не только мое. А ты точно уверен, что она чистокровная импа[25]?

— Чистокровней некуда. Если б мы скрещивались, давно бы проблем не было. А больше им и не с кем.

На деле-то мы, конечно, скрещиваемся, да еще как, но потомство, увы, нежизнеспособно. Я решил не вываливать на Моргана дополнительные генетические сведения. Хватит ему на сегодня. А вот мне — нет.

— Так как там насчет чистосердечного признания, которое, как известно, смягчает... — Но что именно смягчает означенное признание, я не договорил, потому что в повестку дня самым наглым и непроизвольным образом ворвался другой интересный вопрос: — И кстати, почему — она? Разве у тебя, м-м-м, не сын?

Поощрительный призыв к откровенности пропал втуне. Потому что в дверь начали царапаться. Я слегка приподнялся с пола и дернул ручку. Пронзительно-серые глазищи уставились на меня в упор. Обвиняюще.

— Если вы собрались уединяться на весь остаток дня, так бы и сказали!

Мы переглянулись. Хорошо, Джея рядом нет: некому все испортить.

— Мы не договорили, — нахмурился Морган. Ну, разве можно так с подростком, пусть даже и импом? В воздухе повисло многообещающее молчание.

— Понимаешь, детка... — начал было Мо.

— Видишь ли, парень... — произнес я в унисон товарищу.

И хором:

— Так ты мальчик или девочка?!

Вы только вслушайтесь: Эд Кейн. Ну, естественно, у любого нормального человека при звуках подобного рода возникнут ассоциации типа Эдуард, Эдмонд... А оказывается, Адвента! С какого бодуна можно было сократить такое красивое имя до Эда?! То бишь пусть мы пари и не заключали, а мороженое с меня кое-кто впоследствии стребует, не побрезгует... А разве этих детишек в таком возрасте различишь? Шорты до колен, свитер до пупка, на голове растрепанные медно-рыжие вихры, угловатость что в загорелых докрасна локтях, что в ссаженных обо что-то коленках, дамского шарма ни грамма. Разве не прелесть? Дежавю. Ящерица, которую мой зловредный напарник так мне и не продемонстрировал.

Ну, Морган тоже в своем репертуаре. Как можно не знать такое наверняка? Документы, мол, еще не забирал. Вроде приемные родители обращались к Эд как к девочке... А может, и нет: конкретные фразы в голове не зафиксировались, вот я его и сбил с толку. Разумеется, сие проявление родительской внимательности не послужит упрочению уз доверия и взаимоуважения между отцом и новоявленной дочерью. Впрочем, что я несу? Хотя...

— Придется тебе вернуться в родные пенаты, если не хочешь постоянно ночевать на диване в гостиной.

Я задумчиво отхлебнул чай (из пакетиков, фу) и сделал вид, что прижился на Моргановой кухне насовсем.

— Не придется, — хмуро, с внушительной долей обреченности в голосе возразил напарник.

— То есть?

— Я там больше не живу.

— Совсем? А кто же там живет?

— Лиона.

— Одна?

— И кто из нас дурнее, ты или я? Разумеется, не одна! — фыркнул Мо.

— А с... — Нет, спрашивать и в самом деле глупо. Конечно, с Рэнди, с кем же еще? А новоявленный папаша без определенного места жительства, не заметив моей запинки, продолжил:

— Хорошо, хоть согласилась деньги перечислять за квартиру. Правда, с консервации снимать пришлось все равно мне, да и первый платеж вносить — тоже.

— Какой ты меркантильный, — протянул я, потягиваясь на табурете, на редкость неудобном кстати. А все равно уютно тут у него, как ни странно. Не надо бояться что-то испортить, полная расслабуха. Так и надо! Отпрыск наконец-то утихомирился сном в отведенной ему — то есть ей, ей — в полное владение спальне, а значит, взрослые могут спокойно посекретничать. Вот оно, счастье иметь детей! — Кстати, ты обратил внимание?

— На что?

После всего пережитого хозяин решил составить компанию гостю в распитии согревающей жидкости, но состав жидкости предпочел иной, видимо, хорошо проверенный. Более согревающий.

— Она не подозревает, что принадлежит к чужой расе.

Морган судорожно вздохнул и залпом проглотил содержимое своего бокала. Резким движением поставил его на стол, едва не перекинув уже пустой.

— Хочешь, скажу больше? Она еще и не подозревает, что я не могу быть ее настоящим отцом. И как быть дальше? Я вообще перестал что-либо понимать!

Вот и поговорили откровенно. Не прошло и полгода. Даже больше! Конечно, рассказ Мо, особенно поначалу, никак нельзя было назвать излиянием глубин его души, но кое-что личное я узнал. Что-то он рассказал сам, о многом пришлось допытываться. Ничего, допытался! Все-таки спиртное по принятии согревает не только тело, но и память. Жаль, не настолько, чтобы расплавить ее добела, лишив формы некоторые воспоминания, дабы можно было перелить их в нечто столь же ценное, только лишенное острых, ранящих граней, — в нечто не столь болезненное. Увы, на это сил никакого алкоголя не хватит.

— Тебе не понять, Амано! К тебе никогда так не относились, никогда. Еще бы, ты ведь совершенство! И сестра у тебя старшая, а не две, и младшие. И родители уж точно тобой гордились, а не наоборот. И продолжают это делать. И друзья восхищались. Зачем расспрашивать?

Да, наверно, мне не понять. Отчаяния и обреченности того, что стремится к людям, а в ответ из-за неумелости (и откуда тогда умению взяться?) получает лишь тычки и уколы. Мы с Тами были в нашей школе единственными выходцами Страны восходящего солнца. Отличаясь от других (а кто не отличается, в смешанных-то колониях?), мы фактически были на положении аристократов из Парижа, почтивших своим присутствием светский прием в какой-нибудь польской или русской глубинке. Да, мы тоже были чужими, но особенными в этой чуждости. Носителями света культуры. Приобщенными в своем происхождении к тому самому государству, что давно уже само по себе не имело никакого влияния, кроме символической власти над умами. И потому ставшего символом в себе. Да, конечно же, я был особенным. Но эта особенность вызывала лишь стремление ко мне окружающих, а не отторгала. И мне не понять, не прочувствовать на себе. Я могу только попытаться выслушать и... Неужели я не могу ничего сделать?!

— Она больше всех надо мной... смеялась. — Судя по продолжительной паузе перед последним словом, Морган попытался подобрать самый безобидный синоним слову «измываться». Зачем? Говорил бы как есть: и так все ясно, по интонации. — Она, Линн. Нет, я не был в нее влюблен, куда мне! Со звездой и то больше шансов, как ни банально это звучит. Может, я когда-нибудь пойму, почему именно со мной, именно мое имя... какая жестокая шутка удалась ей напоследок, верно? Выбрать самого недостойного, неподходящего, нелепого... Почему? Зачем я? А если ты прав и Эд действительно... Что за дурацкая игра?! — Обессилев, он прислонился лбом к столешнице.

Я прав, Морган. Я точно знаю, что это так. И ты — тоже. Но все понятно и без слов. Решившись, я потянулся к подозрительно окаменевшим плечам и осторожно, сантиметр за сантиметром, приблизил напряженную фигуру к себе. Не по-мужски, скажете? А плевать. Я посмотрю еще, что сделаете вы, если рядом с вами — совсем рядом, но так далеко — будет сдерживать слезы ваш напарник. Нет. Ваш друг. Который ближе тебя самого.

— Ей-богу, Амано, я не подписывал этот документ!

Пальцы Моргана чуть не смяли в негодовании пару листов плотной гербовой бумаги, сшитых в худенькую книжечку. Какой архаизм! Как в Средние века: метрика, незаконнорожденная дочь барона, ключ от ризницы, подделанная подпись... Кстати!

— Поддельная? — решил уточнить я.

— Не знаю, — отмахнулся тот. — На вид похожа на мою. Но чтоб я когда-нибудь заверил подобный бред?! Я вообще не подписываю документы, не прочитав их!

Впрочем, по мере произнесения последней фразы его голос уверенности лишился. Я в свою очередь тоже вспомнил недавний инцидент и улыбнулся.

Как-то у нас в отделе повелось, что ежемесячные отчеты составляет именно мой напарник. Почему? Ну, стиль у него литературный. И вообще, за десяток лет работы я возненавидел ее нудные составляющие всем своим естеством! Иное дело тесты. Нам постоянно их подкидывают: видимо, заботятся о психологической совместимости в коллективе, состоянии физического и душевного здоровья сотрудников и прочей ерунде. Которой ничем, поверьте, не поможет расстановка галочек в электронных анкетах с сотнями каверзных и дурацких вопросов. Можно подумать, если посредством такого тестирования выяснится, что наш дорогой Джей находится в глубокой депрессии, вызванной очередным отказом вашего покорного слуги примерить его галстук (украшенный набросками манги соответствующего содержания. Соответствующего чему? Паркеру, разумеется), так вот, можно подумать, что в этом случае его отправят во внеплановый отпуск. Ага, как же! Просто заставят одеваться более респектабельно. А по мне, пусть хоть в трусах таких является, лишь бы на меня с ними не набрасывался! Впрочем, нет. Подобные трусы на рабочем месте — это все-таки перебор, так нельзя. Титаническим усилием воли я изгнал из сознания представший во всей красе кошмарный образ. О чем, бишь, речь-то?

А о том, что за всех четверых при тестировании отдуваюсь именно я. Надо ведь выдать разные результаты, да чтобы они еще и гармонировали с психологическим портретом каждого. И не внушали опасений, чреватых вмешательством свыше в наше такое порой безмятежное существование. Да и веселит меня это занятие, честно признаюсь. Немного. А иногда и очень сильно.

Недавно скинул всем по Сети файлы с «их» ответами, чтобы просмотрели и были в курсе. Ну, перепутал немного: сразу четыре документа открытыми держал, немудрено ошибиться. На один вопрос в Моргановой анкете ответил как Амано, а в своей, наоборот, как Морган. Какую-нибудь мелочь Барбара (вот, значит, кто наслаждается потом итогами!) могла бы и проигнорировать, но пункт как раз оказался из тех, что всегда задевают порочную струнку в сердце этой славной женщины. В общем, когда нашу парочку вызвали в кабинет на втором этаже, где моего напарника торжественно поздравили с окончанием застоя в личной жизни, а меня, напротив, с тревогой вопросили о причинах столь неожиданно и внезапно наступившего целомудрия, причем, гм, абсолютного (в графе, бестактно выясняющей регулярность секса у сотрудников, я умудрился отметить «никогда»), мы сразу поняли, в чем дело. А вот кто виноват — я или один человек, поленившийся проверить собственную анкету, решали еще долго. А уж какую лекцию нам организовала начальница по поводу неправильной трактовки нашим отделом всем известного девиза «Один — за всех, и все — за одного!» Правда, я таки нашелся возразить, что специализация — необходимое средство эволюции, и разошлись мы миром, но в ближайших тестах придется быть внимательнее.

Это я все к тому, что, подсунь кто-нибудь моему другу лишнюю бумажку на подпись среди прочих, подмахнет и не чихнет. И не он один. Многие.

— Идем уже, папаша!

Я старательно удушил в себе неуместное желание взять напарника под ручку. Не простит. Официальное учреждение, выдающее молодым родителям свидетельства о рождении детишек, — и тут мы с делом одиннадцатилетней давности. Хорошо, что они вообще не потеряли бумажки за все эти годы. Хотя сидеть в очереди счастливых пар и ждать возвращения клерка из Архива пришлось изрядно, и смотрелись мы среди них, по меньшей мере, экстравагантно. С другой стороны, Барбара с самой зимы ходит счастливая, раздает отгулы направо и налево, отпустила Кейна, я и улизнул под сурдинку: почему бы не составить компанию хорошему человеку в интересное место? Что значит — у меня странные критерии выбора интересных мест? А вдруг другого повода побывать в шкуре гордого родителя не представится? Хоть так взгляну, как оно там, проникнусь... И проникся, что характерно!

— Ну как, получил удовольствие?

Морган явно собирался закончить эту фразу каким-нибудь коронным обращением типа «извращенец», но сдержался, лишь отвернувшись к окну вагона. Монорельс успел миновать последние дачи маленького городка, бывшей родины «дочурки» Мо, и стремительно набирал ход. Заходящее светило висело в хвосте поезда, отставая в безуспешной погоне за нами.

— Да не то слово! — Я старательно продемонстрировал все признаки неземной радости от посещения нового места, не упустив, впрочем, возможности подколоть напарника. — А уж тебе сколько удовольствия еще предстоит!

Мой товарищ заметно помрачнел, и я решил подойти к вопросу более серьезно. Следовало раньше, но до того ли было?

— Послушай. В свете того, что выяснилось вчера, — я осторожно покосился на пассажиров полупустого вагончика, — ты ведь можешь честно снять с себя все обязательства!

— Честно?

— Более того, ты ведь имел полное право с самого начала плюнуть на это «предсмертное завещание» и растереть. Да ты и сам знаешь, что юридически не обязан за ней присматривать, чего бы там эта дама ни хотела. А теперь, когда очевидно, что дело пахнет жесткой политикой, а вовсе не невинными грешками бывшей одноклассницы, — уж точно.

— Да, это было бы честно, — вздохнул сча... несчастный отец. — Но...

— Ко всем, кроме девчонки, — закончил за него я.

— Да.

— Не принимай решения сейчас.

Серые глаза — совсем как у Эд — посмотрели на меня вопрошающе.

— Надо еще выяснить, кто она. То, что тебе поведали, — пересказ двести тридцать пятой серии какого-то китайского телесериала, не завершенного за ненадобностью. Будем выяснять все сами. Кто знает: может, и родители у нее есть, и ребенка ищут или хотя бы не откажутся. А возможно, и нет. В любом случае время тебе само подскажет, что делать, не переживай об этом сейчас, хорошо?

— Я ведь могу не маяться фигней и просто передать ее... ответственным лицам.

— Можешь? — прищурился я.

— Нет.

— Ну, вот и все. Тем более что мы — самые что ни на есть ответственные лица. Более того, благодаря выдающимся достоинствам одного из нас мы теперь даже имеем некоторые знакомства с имперцами!

— Ты про Сейма?

— Ах, он уже Сейм... — промурлыкал я. — Скорешились... Сей-тян, Сеймочка, Сеймейчик...

— Завидуешь? — Бровь Мо изогнулась. От меня научился, не иначе!

— Кому из вас?

— Ну не ему же! — поперхнулся мой друг. Мы посмотрели друг на друга и засмеялись. Что нам мешало вот так свободно смеяться еще полгода назад?

— Надо бы навестить его, — скажем, завтра. Если еще не отбыл, — решил я.

— Едва ли. Он тут по важному поручению... поручению...

— Господи, Мо! Какому поручению?!

Выйдя на вокзале, мы уже четко знали, что визит к господину Дору дай Сеймею не стоит откладывать на неопределенный срок. Раз он тоже кого-то разыскивает... И кого-то из своих. Причем здесь, у нас. Такие совпадения не случаются сплошь да рядом! Усталые после разъездов туда-сюда, мы сначала договорились наведаться на базу завтра вместе, но потом предпочли перестраховаться. Кормящий отец отправился домой, к Эд, и так весь день сидящей взаперти, а я направил свои стопы домой — принять душ, переодеться в подобающий костюм, проглотить что-нибудь, а также связаться с Абэ но... то есть Дору дай Сеймеем. Все это по отдельности посещения родной квартиры не требует, но не настолько же мы торопимся! Только вот ни одному из моих намерений сбыться было не суждено. Собственно, я и до дома не добрался.

Зачирикал комм, и срывающийся голос моего друга произнес только одно слово:

— Приезжай!

И раздались гудки обрыва связи.

Каков ваш рекорд в таком виде спорта, как поимка такси? Одна минута? Можете со мной и не состязаться! Несколько секунд — и я мчался по главной автомагистрали, к той пригородной части, где временно проживал мой напарник. За время поездки я успел поставить на уши Рэнди (кажется, я оторвал его от чего-то очень ответственного) и даже Джея. Если на квартире у Мо меня поджидают один с топором и двое с носилками, то по истечении десяти минут с указанного времени и отсутствии звонка с моей стороны ребята должны были в свою очередь информировать Барбару, а та — начать операцию по освобождению заложников, или что там могло потребоваться, в зависимости от ситуации. Входил в квартиру я тоже со всеми предосторожностями. Дверь была открыта и даже не скрипнула. Я по стеночке просочился в прихожую, бросил быстрый взгляд в пустую гостиную и опасливо заглянул на кухню. Чего я не ожидал, так это того, что они будут сидеть и спокойненько, со смаком пить чай.

Они?

Морган заметил меня, и сидящая ко мне спиной женщина обернулась.

— Приятного аппетита, — слегка поклонился я.

— Спасибо, — ответила Рыбка. Или Киска? Впрочем, и впрямь какая разница? Я облокотился на стенку, не сводя прицела с рыжей охотницы за сокровищами, и спросил со всей возможной небрежностью:

— А где твоя близняшка? Или правильнее называть ее... клоном?